Левер (подойдя к миссис Гвин, серьезно). Следующий танец наш, Молли.

Миссис Гвин (не шевелясь). В таком случае посидим здесь, пока он не кончится.

Левер садится.

Левер. С твоим дядюшкой я все уладил.

Миссис Гвин (без всякого выражения). Да?

Левер. После обеда я потолковал с ним по поводу акций.

Миссис Гвин. Он говорил мне. Спасибо.

Левер. Тебе больше не о чем беспокоиться, дорогая.

Миссис Гвин (страстно). Какое мне теперь дело до этих несчастных акций? Я задыхаюсь. (Срывает с себя газовый шарф.)

— Нет. Я хочу на самом деле быть с тобой.

Левер. Я не понимаю, что это значит \"теперь\"?

— Я вернусь, — пообещал Джо, — рано или поздно. — Он поцеловал ее в лоб. — Все будет хорошо.

Миссис Гвин. Не понимаешь?

— Расскажи про порог, Джо, — попросила она.

Левер. Но ведь мы же ничем не... Джой ничего не может знать. Откуда? Я ни за что не поверю...

Миссис Гвин. Потому что не хочешь...

Не отвечая, он поцеловал ее еще раз, потом еще. Она подставила губы и раскрыла их, пропуская его язык, но мысленно продолжала просить:

Левер. Значит, по-твоему, она знает?

— Скажи, где порог, Джо…

Миссис Гвин. Сердце ей подсказывает.

— Не ходи туда, — сказал он, прижимаясь щекой к ее лбу. — Будь со мной сейчас. Просто побудь со мной. Господи, Феба, я люблю тебя.

Левер делает досадливый жест, миссис Гвин неожиданно смотрит ему в глаза,

Он целовал ее лоб, глаза, гладил волосы.

как бы желая заглянуть ему в душу.

— Я тоже тебя люблю, — ответила она. — И больше все го на свете хочу быть вместе с тобой. Больше всего на свете.

Я доставляю тебе одни неприятности, Морис. Ты, наверно, устал от меня?

— Мы будем. Будем вместе, — сказал он. — Я жить не могу без тебя, детка. Говорил я тебе это?

Левер (глядя ей в глаза). Нет, ничуть.

— Скажи еще раз. Мне это важно.

Миссис Гвин. Но ты мне скажешь, если почувствуешь, что устал?

— Я тебе лучше покажу. — Руки его соскользнули с плеч и легли ей на грудь. — Ты прекрасна, — прошептал он.

Левер (мягко). Довлеет дневи злоба его.

Правая рука его спустилась вниз, на живот, между ног. Феба приподнялась, и пальцы его принялись ласкать ее. Она издала вздох и потянулась, чтобы поцеловать его.

Миссис Гвин еще несколько секунд заставляет себя смотреть ему в глаза, потом

закрывает лицо руками.

Миссис Гвин. Если я откажусь от тебя, ты забудешь меня через месяц.

— Я хочу остаться с тобой, — прошептала она. — Пусть я лучше усну навсегда, только бы рядом с тобой.

Левер. Зачем ты так говоришь?

Джо целовал ее шею, грудь, живот, он спускался все ниже туда, где уже были его пальцы, пока его язык не вошел в нее. Феба раздвинула колени шире, Джо обхватил их и окал, зарывшись лицом в ее пах.

Миссис Гвин. Если бы я знала, что нужна тебе!

Левер (заставляя свой голос звучать с ноткой страсти). Ты мне очень нужна!

Водоросли, казалось, разделяли его страсть. Они гладили Фебу, ласкали и обнимали. Их плети обрамляли ее лицо, колыхались у ее губ, будто надеялись на поцелуй; они с нежностью трогали ее спину, пробегая по мокрой коже, и касались ложбинки у поясницы.

Миссис Гвин. Разве? (С горькой улыбкой.) Сон в летнюю ночь! (У нее вырывается смешок, который переходит в рыдание.)

Из дома доносятся звуки вальса.

Феба тяжело задышала, разметала руки, и пальцы ее нащупали плети. Водоросли тотчас откликнулись, подхватили ее с новой страстью и стали раскачивать, как гамак. Их легкие прикосновения поднимали Фебу ввысь, вознося ее чувства на новую высоту.

Левер. Ради бога, Молли, не надо. Зачем ты стараешься накликать беду? Ведь ничего этого нет.

Миссис Гвин. Нет? Уже надвигается.

Джо ласкал и лизал ее, и наслаждение, прокатываясь волной, передавалось водорослям, а тело теряло границы, будто Феба сливалась с водорослями и морем. Это было приятно и не страшно. Более того: по мере того как она растворялась в этой воде, она ощущала все большее наслаждение. Оно передавалось листьям, колыхавшимся стеблям, корням и воз вращалось обратно, многократно усиленное, чтобы наполнить Фебу. Она была словно сосуд, что принимает их, приспосабливает к себе и приспосабливается к ним, усиливает их и возвращает.

Левер. Не заглядывай вперед. Все равно, чему быть, того не миновать.

Феба подняла взгляд вверх и заметила в воде темную тень корабля. Рядом с тенью она увидела матросов, которые прорубали кораблю дорогу. Ей захотелось позвать их, принять в волшебную игру, поделиться блаженством и посмотреть, как они, открывшись, растворяются в море.

Миссис Гвин отворачивается, снова закрыв лицо руками.

От такой мысли ей стало немного стыдно: ведь это тайна ее и Джо, а она вдруг захотела поделиться ею со всеми. Но желание было выше ее. Счастье ей не принадлежало. Его нельзя положить в коробку, упаковать и отнести в банк. Оно текло потоком, удерживаясь в ней на мгновение не длиннее вздоха, и таяло в окружающем мире.

Не надо, Молли! (Пытается разнять ее руки.) Не надо!

Миссис Гвин. Что делать? Что мне делать?

Молчание. Звуки вальса все слышнее.

(Внезапно вскочив с места.) Слушай!.. Так что же мы будем делать: сидеть или танцевать? Делать и то и другое одновременно невозможно, не правда ли?

Оно было частью жизни, как слезы или голод, и связывало ее со всем живым в мире: с водой, водорослями и матросами, которые плыли над головой. Разве есть у нее право остановить поток, помешать ему течь свободно?

С ощущением этого великого благословения, снизошедшего на нее, Феба посмотрела на Джо сквозь водоросли. О, он прекрасен, прекрасны его плоть и кровь.

Левер. Молли, Молли!

Миссис Гвин. Ах, дорогой мой! (Становясь поодаль, как бы приглашая Левера полюбоваться ею.) Сколько еще времени удастся мне удержать тебя? Вот все, что осталось от меня. Скоро я присоединюсь к тем, кто просиживает балы, подпирая стенку, - как все эти мамаши и дочки-дурнушки... (Со слабой улыбкой.) Пора и мне перейти на роль заботливой мамаши, да? (Шепотом.) Тогда кончатся мои танцы, и буду я сидеть где-нибудь у стены...

Джо почувствовал ее взгляд и тоже посмотрел ей в лицо. Она улыбнулась и ощутила себя морской богиней в подводном храме, куда он, ее почитатель, пришел из тьмы, чтобы причаститься телу и крови ее.

Левер. Не надо. Идем танцевать. Ты сразу почувствуешь себя лучше. (Берет ее за руки и в неожиданном порыве страсти начинает целовать ее губы и щеки.)

Миссис Гвин. Я не могу отказаться от тебя, не могу! Люби меня, Морис, всегда, всегда!

Она заметила, что водоросли тоже держат его. Они обнимали руки и ноги Джо, гладили спину и ягодицы с тем же бесстыдством, с каким ласкали Фебу. Она поняла, что не надо бояться раствориться в них. И едва она смягчилась, как; во доросли немедленно проникли в нее — в ее горло, в ее нутро — и даже пытались пробиться между ее гениталиями и губами Джо.

Мгновение они стоят обнявшись, затем, вдруг вспомнив, где они находятся,

отшатываются друг от друга.

Взрыв чувств буквально едва не разрушил ее. На мгновение ей почудилось, что тело утратило плотность, поры вот-вот откроются, и она сольется с водой.

Левер. Все прошло, любимая? Ты успокоилась?

Миссис Гвин (силясь улыбнуться). Да, да, дорогой. Вполне.

Левер. Тогда пойдем танцевать.

Но это было прекрасно. Она не просто растворялась — она вбирала в себя все, что зыбко колебалось вокруг. Она была водой, стеблями и корнями; она поднималась вверх и погружалась во тьму. Она обнимала Джо, как не обнимала раньше, разлившись в каждой частице, дотрагивавшейся до него. Она теперь знала, что чувствуют листья, касающиеся его ягодиц, что чувствуют стебли, опутавшие ему руки и ноги так крепко, что она слышала биение его пульса; она струилась вместе с водой по спине, груди и животу вниз, туда, где расплылось облачко крови. Он был сильно избит, но все же не так, чтобы не захотеть ее. Она видела и чувствовала его напрягшийся член.

Уходят.

Если бы не память — вошедшая в ее плоть и кровь па мять о том, как прекрасно им было вместе, — возможно, Феба так и осталось бы в этом море, соединившись с водой и водорослями. Но, на миг вспомнив о прежнем, пожелав его снова, Феба остановилась.

Некоторое время старый бук остается в одиночестве, потом со стороны дома появляется Роза. Она входит в дупло и выносит оттуда бутылку шампанского. Обтерев бутылку, она собирается уйти, как вдруг замечает газовый шарфик на ручке кресла. Она вертит его в руках, одновременно прислушиваясь к звукам вальса. Вдруг, накинув шарф себе на плечи и прижав к груди бутылку шампанского, начинает увлеченно вальсировать под музыку, как бы давая выход давно подавляемому желанию. За этим занятием застает ее Дик. вышедший покурить и поразмышлять на том самом месте, где ему посоветовали \"действовать\". Застигнутая врасплох Роза останавливается, еще крепче

прижимая к себе бутылку.

Может быть, завтра или послезавтра она позволит себе это — оставит Фебу, превратившись в частицу живого мира Но до тех пор, пока у нее есть это тело, она будет наслаждаться его возможностями. Она разделит это наслаждение с Джо и постарается растянуть его подольше.

Дик. Шампанское не полагается греть, Роза. Это не бордо.

Роза снимает с плеч шарф, кладет его на кресло и уходит с бутылкой шампанского в руках. Дик усаживается на качелях и размышляет о своей участи. Вдруг он замечает Джой, которая выскакивает из-за дуплистого бука, собираясь куда-то бежать. Она в том же платье, что и днем, но сейчас подол платья порван, а волосы распущены. Он вскакивает и преграждает ей дорогу. Она

Она отняла свои руки у водорослей и притянула к себе голову Джо. Он снова на нее посмотрел, и взгляд его был та кой отрешенный, что Феба не поняла, видит ли он ее или нет. Потом на губах у Джо заиграла улыбка, он оттолкнулся от легко отпустившей его желтоватой стены и всплыл, оказавшись с Фебой лицом к лицу, дыхание к дыханию.

останавливается, готовая защищаться.

Заметил ли он, что творилось с ней в эти несколько ми нут, Феба не знала. Кажется, нет, потому что его слова, снова безмолвно прозвучавшие у нее в голове, оказались продолжением их разговора.

Джой!

— Ты не можешь остаться, — сказал он. — Рано или поздно ты проснешься, а тогда…

Джой. Я ищу дядю Тома.

Дик (в крайнем недоумении). Но разве тебе можно было вставать? Я думал, что ты лежишь больная. Может быть, тебе лучше лечь?

— Тогда я пойду и найду тебя.

Джой. Я совсем и не ложилась. Где дядя Том?

Дик. Но где же ты была? Посмотри, у тебя платье все порвано (Притрагивается к подолу.)

Он прижал палец к ее губам, хотя она и так замолчала.

Джой (вырывая подол). Это я о живую изгородь. Где дядя Том?

Дик. Значит, ты не больна?

— Держись от порога подальше, — предостерег он, — это опасно. Сейчас там идет что-то страшное. Ты поняла меня? Прощу тебя, Феба, скажи, что ты поняла меня.

Джой качает головой. Дик достает водяные лилии и показывает ей.

— Что там идет? — спросила она. — Объясни толком.

Посмотри, какие! Лучших не было.

Джой. Не надо! Мне нужен дядя Том.

— Иад, — ответил он. — Идет иад-уроборос.

Пальцы Джо легли ей на затылок; он крепко обнял ее.

Дик. Ты их не возьмешь?

— Пообещай, что ты и близко не подойдешь к порогу.

Джой. У меня есть другое дело.

Она в ответ только показала язык. Ничего она не обещает.

Дик (с внезапной решительностью). Для чего тебе нужен полковник?

— Феба… — начал Джо, но не успел договорить, как она прижалась к его губам, и он забыл обо всем на свете.

Джой. Нужен, и все тут.

— Я люблю тебя, — сказала она, — и хочу тебя.

Дик. И больше никто?

Его не потребовалось приглашать дважды. Она ощутила, как он расстегивает ремень, потом — как он прижимается к ней. Прикосновение было очень легким, но оно причинило ему боль. Джо невольно скривился и замер, даже оторвался от ее губ.

Джой. Да.

Дик. Джой, что случилось?

— Ты в порядке? — прошептала она.

Джой. Мне нужно ему что-то сказать.

— Твой чертов муж, — сказал он, превозмогая боль. — Не знаю… смогу ли я…

Дик. Что именно? (Внезапно догадавшись.) Что-нибудь о Левере?

— Тогда не нужно.

Джой (вполголоса). О руднике.

— Бог ты мой, как больно.

Дик. О руднике?

— Я же сказала: не нужно.

Джой. Это... это не настоящий рудник.

— Я хочу закончить то, что начал, — сказал Джо и вошел в нее.

Дик. Что ты хочешь этим сказать, Джой?

Она опустила взгляд. Вода окрасилась красным. У него снова пошла кровь.

Джой. Я случайно подслушала один разговор. Можешь думать обо мне что угодно, мне все равно. Если б это был кто-нибудь другой, я бы не стала слушать. Нет, его я ненавижу.

Дик (серьезно). Что ты услышала?

— Хватит, — проговорила она.

Джой. Он что-то скрывает от дяди Тома, а дядя Том обязательно должен знать.

Но взгляд у него стал упрямым, брови нахмурились, зубы сжались.

Дик. Ты уверена?

— Я хочу закончить, — выдохнул он.

Джой делает рывок в сторону, пытаясь убежать от Дика.

Сверху на них легла тень. Феба подняла голову и увидела матроса: свесившись через борт, он показывал на них пальцем. На самом ли деле она услышала голос? Наверное, ей показалось.

(Загораживая ей дорогу). Погоди минутку, ну погоди же! Это в самом деле что-нибудь важное? Я вовсе не допытываюсь, что именно.

Двое из тех, кто рубил водоросли, бросили работу и принялись всматриваться в желтоватые дебри. Феба догадалась, в чем дело. Они собрались спасать Джо.

Джой. Да, важное.

Джо их не видел. Он был чересчур занят ею, не обращая внимания на боль.

Дик. Какая гнусность. Ты вполне уверена, Джой?

— Джо… — прошептала она.

Джой (сквозь зубы). Да.

— Все в порядке, — ответил он. — Трудновато, но…

— Джо, открой глаза. Тебя ищут.

Дик. В таком случае ты, конечно, должна сказать ему, подслушала ты или нет, все равно. Не можешь же ты спокойно стоять и смотреть, как обманывают твоего дядю? А с кем Левер разговаривал?

Он посмотрел вверх, помахал рукой спасателям, но они то ли решили, что он зовет на помощь, то ли им было наплевать, чего он хочет.

Джой. Не скажу.

Глядя на них, Феба решила, что наплевать, и ей стало не по себе. Они были явно не люди, но ее испугало не это, а странная, абсолютная безучастность, написанная на их лицах. Феба не хотела, чтобы существа с пустыми липами забрали ее Джо. Она прижалась к нему теснее.

Дик (беря ее за руку). Не с твоей... не с твоей мамой?

Джой наклоняет голову.

Но если твоя мать знает, то почему...

— Не уходи, — попросила она.

Джой. Пусти меня!

Дик (не выпуская ее руки). Видишь ли, я не могу понять.

— Не уйду, — ответил он шепотом. — Я здесь, детка, я с тобой.

Джой (страстно). Пусти же!

— Они хотят забрать тебя.

Дик (отпуская ее руку). Я думаю о твоей маме, Джой. Разве она не могла бы...

— Не заберут. — Он почти вышел из нее, потом вошел снова, медленно-медленно, словно им принадлежало все время на свете. — Мы будем вместе с тобой до конца.

Не успел он договорить, как спасатели подхватили его под мышки. А Феба, наверное, стала невидимой, потому что они не заметили ее, не попытались оторвать от Джо ее рук. Они просто рванули его наверх, будто он запутался в водорослях.

Джой (закрывая лицо руками). Но этот человек!!

Джо ничего не оставалось, как разжать объятия, освободить руки и врезать им, как вдруг его дернули вверх. Он оторвался от Фебы, и снова у него пошла кровь. Вода помутнела, так что Феба на мгновение потеряла его из виду. Она только крикнула ему вслед:

— Джо! Джо!

Дик. Ну, подумай же, Джой. Тут, наверно, произошла какая-нибудь ошибка. Все это так странно, просто невозможно!

Он ответил, но голос его теперь звучал еле слышно.

Джой. Он не позволил ей.

— Нет, — простонал он. — Не хочу… Не хочу…

Дик. Не позволил ей? Не позволил? Но... (Резко останавливается, совсем иным тоном.) Но тогда...

В покрасневшей воде она двинулась за ним наугад, надеясь ухватить его за ногу, но водоросли держали ее. Когда во да прояснилась, Феба поняла, что его уже не достать.

Джой (страстно). Ну что ты смотришь на меня такими глазами? Почему ты молчишь? (Ждет, что он заговорит, но Дик продолжает молчать.) Я хочу, чтобы все поняли, что он за человек, чтобы мама с ним перестала разговаривать. Ведь если я скажу дяде Тому, то так и получится, верно?

— Ты меня слышишь, Джо? — заплакала она.

Дик. Но, послушай, Джой. Ведь если твоя мать знает все то, что и ты...

В ответ раздались не слова и даже не стон, а тихое шипение, похожее на шипение газа, вырвавшегося из старой трубы.

Джой. Она хотела сказать, она упрашивала его, но он не позволил.

— Боже мой, Джо… — прошептала Феба, с новой силой рванувшись за ним наверх. Но водорослям она понравилась, и они, несколько минут назад ласковые и нежные, вцепились в нее мертвой хваткой, не желая отпускать. Они держали ее, лезли в рот и в глаза, и она чувствовала на губах их горький привкус.

Дик. Но, Джой, дорогая, ведь это значит...

Ей стало плохо, ее сотрясали судороги. Откуда-то издалека раздались новые звуки: голоса и детский смех. Наверное, с корабля?

Нет. Звуки доносились не с корабля. Они принадлежали другому миру. Тому, где сейчас наступило утро. Где готовился фестиваль и просыпался город.

Джой. Я его ненавижу и хочу добиться, чтобы и она ненавидела его. И я добьюсь этого!

«Без паники», — сказала она себе и на несколько секунд перестала вырываться, чтобы восстановить контроль над те лом.

Дик. Но, Джой, дорогая, разве ты не понимаешь... Ведь если твоя мать знает и ничего не говорит, значит, она... Значит, ты не сможешь добиться, чтобы она возненавидела его. И это значит, что... Будь на ее месте кто-нибудь другой, тогда иное дело, но не можешь же ты выдать собственную мать!

Судороги стали реже. Очень медленно она подняла голову и нашла взглядом Джо. Спасатели уже подняли его на поверхность. С корабля к нему потянулись руки, его подхвати ли. Теперь она поняла, почему он ей не отвечал. Он висел на руках у матросов как мертвый.

Джой. Как ты смеешь! Как ты смеешь! (Отвернувшись к дуплистому буку.) Это неправда, неправда!..

Ее охватил безумный страх.

Дик (в полном отчаянии). Джой, дорогая, я не хотел этого сказать, в самом деле не хотел! (Пытается отнять ее руки от лица, но безуспешно.)

— Нет, не может быть, — прошептала она. — Пожалуйста, Господи, пожалуйста, этого не может быть.

Джой (внезапно). Уйди! Уйди отсюда!

Кровь текла у него по ногам, растворяясь в воде мутным облаком.

Показывается миссис Гвин, Джой прыгает в дупло, Дик быстро исчезает. Миссис Гвин берет с кресла шарф, за которым она пришла, и уже уходит, когда Джой

— Джо! — воскликнула она, — Не знаю, слышишь ты меня или нет. — Она подождала, но ответа не последовало. — Я хочу, чтобы ты знал: я разыщу тебя. Я помню, ты запретил, но мне все равно. Я тебя разыщу, и мы будем…

появляется за ее спиной.

Она замолчала от удивления, заметив на борту судна еще одну фигуру, которая жестом что-то приказывала матросам. Через секунду Феба поняла, в чем дело. Спасатели, поднявшие Джо, без церемоний подхватили его и снова бросили туда, откуда вытащили.

Джой. Мама!

— Нет! — крикнула она. Сбывались ее худшие опасения. — Нет, пожалуйста, нет…

Миссис Гвин оборачивается и молча смотрит на нее, прикусив губу.

Судорога вновь сотрясла ее тело. Одна, за ней другая и третья. И следом за ними явились дневной свет, смех за окном и все прочее. Спиной она ощутила липкие от пота простыни, вдохнула несвежий воздух спальни.

О мама! Скажи, что это неправда!

Миссис Гвин (застыв на месте). Что неправда?

Даже теперь она сопротивлялась пробуждению. О, если бы, если бы она дотянулась до Джо! Если бы подхватила его, не дала соскользнуть во тьму — тогда, возможно, ей удалось бы сотворить чудо в этом сне. Вдохнуть свое дыхание в его легкие, удержать на краю забвения.

Джой. Что ты и он... (Вглядывается в неподвижное лицо матери. Шепотом.) Значит, это правда!

Феба ринулась вниз и, когда день подступил к ней совсем близко, поймала Джо за штанину. Она подтянула его к себе. Рот его был открыт, глаза закрыты, а вид похуже, чем у мертвого Мортона.

Миссис Гвин. Довольно, Джой. Мои дела касаются только меня, а не тебя. Понятно?

— Не надо, любовь моя… — сказала Феба. Ей не хватило сил договорить: не надо, не умирай, не надо, не оставляй меня.

Она отпустила штанину, взяла в руки его лицо, обхватила губами его открытый рот. Он был ужасно податлив, но Феба не сдавалась. Она только плотнее прижала губы и, как заклинание, произнесла про себя его имя:

Джой (вполголоса, ожесточенно). Да, понятно!

— Джо.

В глаза ей ударил свет. Она начала просыпаться.

Миссис Гвин. Ничего тебе не понятно. Ты еще ребенок.

— Джо.

Джой (страстно). Мне понятно, что ты очень обидела... (Замолкает.)

Миссис Гвин. Твоего отца? Ты это хотела сказать?

Глаза сами открылись. Но в тот самый миг, когда море, водоросли и ее возлюбленный начали исчезать, в тот самый последний миг она заметила — или ей показалось, — что веки Джо дрогнули, словно ее заклинания все же пробудили в нем жизнь.

Джой (опуская голову). Да. И... и меня. (Закрывает лицо руками.) Мне... мне стыдно.

Тут Феба проснулась. Что произошло потом, она не видела.

Миссис Гвин. И ты говоришь это мне, той, кто тебя родила? Разве я была тебе плохой матерью?

На лицо сквозь щель в неплотно задернутых шторах упал солнечный луч, и Феба сморщила нос. Она запуталась в простынях: они оплели ее, как водоросли во сне, а подушка про мокла от пота. Конечно, все это был сон, но Феба точно знала, что сон непростой. Да, ее тело лежало в постели, обливаясь потом и вырываясь из простыней, но душа ее в то же самое время путешествовала в другой мир, не менее реальный, чем эта спальня.

Джой (сдавленно). О мама!

Наверное, хорошо, что тот мир действительно существует. Наверное, если найти туда дорогу, здешний мир во многом бы изменился. Но сейчас Фебе не было до них никакого дела. Сейчас ее интересовал Джо. Без Джо ни тот мир, ни этот не имели никакого смысла.

Миссис Гвин. Тебе стыдно? А я? Неужели я должна быть погребена заживо только потому, что тебе стыдно? Неужели я должна убить в себе все живое только потому, что ты совсем еще дитя и еще ничего не понимаешь в жизни? Выслушай меня, Джой. Тебе лучше понять это раз и навсегда. У твоего отца нет никаких прав на меня, и он сам это признает. Уж много лет как мы друг другу чужие, хуже, чем чужие. Можешь ты понять это? Не закрывай лицо руками, как маленький ребенок. Посмотри на меня.

Она поднялась и отдернула шторы. Началось субботнее утро, вот-вот должен был открыться фестиваль, и солнце ярко сияло на безоблачном чистом небе. В безупречной его синеве поплыл вдруг, отливая серебром, чей-то вырвавшийся из рук воздушный шарик. Феба смотрела, как, подгоняемый легким утренним ветром, шар поднялся над соснами и двинулся дальше, в сторону хребта Хармона. Сейчас она умоется и тоже пойдет в ту сторону, подумала Феба. Ну и что, что сегодня в Эвервилле самый веселый день в году. Ну и что, что сегодня вся долина загудит, как праздничный улей. Там, на горе, наверху есть какой-то порог, и не успеет солнце перейти через зенит, как Феба либо погибнет, либо шагнет в другой мир.

Джой опускает руки и поднимает лицо. Миссис Гвин смотрит ей в глаза, губы ее

дрожат. Она продолжает говорить торопливо, иногда запинаясь.

Сколько я выстрадала, когда родила тебя, сколько я страдала из-за каждой твоей болезни, каждой царапины. Неужели все это дает тебе теперь право распоряжаться мною? (Безжизненным голосом.) Мне не очень-то счастливо жилось, и в будущем меня тоже ничего хорошего не ждет.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Джой. Я все готова сделать для тебя, мама.

ДЬЯВОЛ И Д\'АМУР

Миссис Гвин. Кроме одного - дать мне возможность жить. Да, Джой, я прекрасно понимаю: это единственное, чего ты для меня не сделаешь.

I

Джой. О мама, ты совсем не понимаешь! Ты мне так нужна, а я для тебя словно перестала существовать.

Миссис Гвин. Перестала существовать? (Улыбается.)

1

Джой. Мамочка, миленькая, если ты так несчастлива, давай забудем все, уедем отсюда, и я заменю тебе всех на свете, обещаю тебе!

— Вот она, эта пакость, — сказал человек в розовом, цвета лососины, галстуке, указывая пальцем на картину, висящую на стене галереи. — Как она, черт возьми, называется?

Миссис Гвин (с подобием улыбки). Ах, Джой, Джой!

Он заглянул в листок с каталогом цен.

Джой. Я буду так стараться!

— «Апокалипсис в Бронксе», — подсказал стоявший рядом с ним.

Миссис Гвин. (так же грустно улыбаясь). Да, да, знаю, дорогая, ты будешь... пока сама не полюбишь.

— «Апокалипсис в Бронксе», — фыркнул критик. — Господи!

Джой. Никогда, мама! Клянусь тебе, никогда этого не будет!

Потом подозрительно скосил взгляд на незнакомца.

Миссис Гвин. Не было еще женщины, Джой, которая рано или поздно не полюбила бы.

— Вы ведь не он, нет? — спросил он. — Не Дюссельдорф?

Джой (приходя в отчаяние, шепотом). Но ты не должна была, мама. Это... это грех.

Незнакомец — плотно сбитый мужчина не старше сорока, с трехдневной щетиной, с красными от недосыпа глаза ми — покачал головой:

— Нет. Я не Дюссельдорф.

Миссис Гвин. Если это \"грех\", как ты говоришь, то платить за него буду я, а не ты!

— Но вы есть на одном из его полотен, не так ли? — спросила женщина с азиатскими чертами, стоявшая рядом с Лососевым Галстуком.

Джой. Но я хочу спасти тебя, мама!

— Разве?

Миссис Гвин. Спасти меня? (Смеется.)

Она взяла у своего спутника листок и пробежалась глазами.

Джой. Я не могу спокойно смотреть, как ты... Если б ты только... Я никогда не оставлю тебя. Ты, наверно, думаешь, что я сама не знаю, что говорю, но я знаю, потому что я уже... уже, кажется, немножко люблю одного человека... О мама! (Прижимая руки к груди.) Я так... так ужасно себя чувствую, будто все уже знают и...

— Здесь, — сказала она. — «Д\'Амур на Уикофф-стрит».

Миссис Гвин. И ты, наверно, думаешь, что я настоящее чудовище, раз я причиняю тебе эту боль. Ах, когда-нибудь ты будешь разбираться во всем этом гораздо лучше.

В соседнем зале, огромное полотно. Небо цвета разлившейся желчи.

— Омерзительно! — скривился Галстук. — Может отправляться обратно торговать героином, или чем еще он там занимался. Не стоило выставлять такое дерьмо, чтобы все его видели.

Джой (в приступе внезапно нахлынувшего волнения и страха). Я никогда не поверю этому... Я... я не могу... Ты предаешь меня, мама!

Миссис Гвин. О неискушенные создания! Вы...

— Тед не торговал наркотиками, — ответил Д\'Амур.

Джой поднимает глаза, видит выражение лица матери и падает на колени у ее

ног.

Он сказал это тихо, но в голосе явно слышалось предупреждение.

Джой. Ради меня... мама!

Миссис Гвин. Требуй от меня мою жизнь, Джой. Требуй, не бойся.

— Я выражаю свое личное мнение, — проговорил критик, защищаясь.

— Тогда не распространяйте ложных слухов, — сказал Д\'Амур. — Не нужно лить воду на чертову мельницу.

Джой отворачивается. Миссис Гвин вдруг наклоняется и притрагивается к

Была пятница, восьмое июля, и дьявол занимал все мысли Гарри этим вечером. В Нью-Йорке, как всегда, стояла удушающая жара, и Д\'Амуру, как всегда, хотелось уехать, но ехать было некуда. В любом другом месте его сразу бы вы числили и нашли. А здесь, в этом вдоль и поперек исхожен ном городе, он задыхался от жары, но, по крайней мере, знал, где укрыться и куда пойти, кто его боится и кого ему бояться. Кто враг и кто Друг.

Одним из немногих его друзей был Тед Дюссельдорф, бывший героиновый наркоман. Некогда он устраивал перформансы, а теперь стал рисовать городской апокалипсис.

волосам дочери; Джой вся съеживается под этим прикосновением.

Сейчас Тед, одетый в клетчатый мешковатый костюм, стоял в окружении почитателей своего таланта возле одной из новых скандальных работ — все полотна высотой до по толка — и жевал сигару такой длины, какую не часто встретишь даже на Манхэттене.

(Отшатывается, как ужаленная.) Я забыла... ведь я \"предаю\" тебя. (Стремительно уходит, ни разу не оглянувшись.)