– Держись.

– Как скажешь. – Ева вспомнила, как предвкушала момент вручения подарка, какое у нее было хорошее настроение. Теперь от досады у нее разболелась голова. – Ну а теперь мы можем заняться убийством? Ну, хоть на пару минут, а? У тебя найдется для него окошко в твоем расписании?

Она схватилась за него – чтобы держаться, – уже нельзя было ни бояться, ни размышлять, ни наблюдать со стороны.

– Да, попробую выкроить время. Спасибо, Даллас. Честное слово, спасибо огромное. Теперь мне действительно придется ехать. Боже, даже не верится. Я поеду в Шотландию?!

Она с силой выдохнула, стиснула его руками и ногами, зажмурилась изо всех сил, и нечто странное, почти болезненное, очень далёкое от наслаждения или удовольствия, стало нарастать, раскрываться, и опять вокруг образовалась чёрная дыра без единого проблеска света и движения материи, только теперь она была заполнена этим новым и болезненным, требовавшим какого-то выхода, немедленного и решающего.

– Пибоди, – грозно проговорила Ева, когда они входили в гостиницу, – лед все тоньше.

– Все, я уже почти перестала психовать. Еще минутку.

Маруся застонала, заметалась, ища выхода, но выход вдруг нашёлся сам. Что-то случилось во Вселенной, она куда-то сдвинулась, качнулась из стороны в сторону, замерла и обрушилась на Марусю. И опять в этом не было ничего похожего на наслаждение или удовольствие, больше на разрушение, болезненное, но отчего-то необходимое, словно в старой Вселенной невозможно было больше жить ни секунды.

Тот же клерк сидел за стойкой администратора. Ева даже не стала утруждать себя и вынимать жетон, она просто двинулась вверх по ступеням, пока Пибоди что-то бормотала себе под нос насчет сборов, красного свитера и пяти фунтов.

И это болезненное разрушение было долгим и трудным, а когда оно закончилось, когда всё разрушилось до конца, Маруся поняла, что вместе со Вселенной разрушилась и она сама, прежняя.

Не обращая на нее внимания, Ева проверила полицейскую печать на двери, за которой совершилось убийство. Убедившись, что печать не потревожена, она двинулась дальше по коридору.

Рядом с ней кто-то тяжело дышал, как будто всхлипывал, и не сразу стало понятно, что дышит и всхлипывает она сама.

– Как только они освободят номер, пусть им займутся «чистильщики». По полной программе, – добавила она.

Гриша откуда-то издалека нашарил её руку, и они долго лежали, сцепившись вялыми пальцами и не говоря ни слова.

Потом Маруся что-то сказала, а он что-то ответил. И они опять замолчали.

Ева постучала, и Бобби через секунду открыл дверь. Его лицо осунулось, как будто горе выело плоть. От него пахло мылом, а за его плечом, через открытую дверь ванной, было видно все еще запотевшее зеркало над раковиной.

Вдруг Маруся спохватилась:

Телевизор что-то глухо бормотал: диктор сообщал заголовки утренних новостей.

– Ты что-то сказал?

– Входите, э-э-э… входите. Я думал, это Зана. Думал, может, она забыла ключ.

Он поднял голову и посмотрел на неё:

– Ее здесь нет?

– Ничего.

– Она пошла купить кофе, пончиков и все такое. Пора бы ей уже вернуться. Мы еще вчера вещи собрали, – пояснил Бобби, когда Ева бросила взгляд на два чемодана, стоящие у двери. – Мы хотели быть готовы к отъезду. Мы просто не хотим больше оставаться здесь.

Птаха возилась под крышей, попискивала, и полоска неба в дверном проёме наливалась голубым утренним светом.

– Почему бы нам не присесть, Бобби? Мы успеем кое-что прояснить еще до прихода Заны.

– А где луна? – спросила Маруся.

– Она уже должна была вернуться. В записи говорилось, что она отлучится на двадцать минут.

Гриша в сене пожал плечами. Луна его не интересовала.

– В записи?

– Была же луна, – не сдавалась Маруся, рассматривая утреннее небо.

– Э-э-э… – Бобби окинул беспомощным взглядом комнату, ероша одной рукой свои светлые волосы. – Она оставила мне запись на будильнике и будильник завела. Она иногда так делает. Сказала, что проснулась рано и решила сходить в продуктовый магазинчик в паре кварталов отсюда, купить кое-чего, чтобы вы могли выпить кофе вместе с нами, когда придете. Я волнуюсь, что она пошла одна. После того, что случилось с мамой…

Тогда он на коленях подполз к ней и обнял. Маруся моментально пристроилась так, чтобы чувствовать его всего как можно ближе.

– Ты как? – спросил Гриша.

– Ну, может, в магазине очередь, вот и все. Она сказала, в каком магазине?

– Как-то странно, – призналась Маруся. – Очень странно.

– Я не помню.

Гриша хотел спросить, не сделал ли он ей больно или ещё какую-то ерунду в этом же духе, но понял, что спрашивать не нужно, нельзя. И сказал:

Но он подошел к кровати, взял маленькие дорожные часы-будильник с магнитолой и нажал кнопку воспроизведения.

– Маруська.

«Доброе утро, милый. Пора вставать. Твоя одежда на сегодня в верхнем ящике комода, не забыл? Я уже встала, не хочу тебя будить. Знаю, ты плохо спал. Я выбегу на минутку, куплю кофе и пончиков на завтрак. Нехорошо, если придет твоя знакомая, а у нас даже предложить нечего. Вернусь через двадцать минут: сбегаю в магазинчик в паре кварталов вниз по улице. Или вверх. Ничего не понимаю в этом городе. У меня будет для тебя кофе к тому времени, как ты выйдешь из душа. Целую, милый».

Единственно правильное, что он мог сказать!..

Заметив время записи на таймере, Ева бросила быстрый взгляд на Пибоди.

Она погладила его по груди и по шее.

– Давайте я выйду и встречу ее, – предложила Пибоди.

Ей ещё предстоит… обжиться в собственном новом теле и в новой Вселенной и понять, куда делась луна, поговорить с собой и поговорить с ним.

Ева одобрительно кивнула, и Пибоди вышла.

– Присядь, Бобби, – сказала Ева. – У меня есть несколько вопросов.

На это уйдёт много времени, просто уйма времени! Пожалуй, вся жизнь.

– Хорошо. – Он, не отрываясь, смотрел на дверь, за которой скрылась Пибоди. – Зря я так волнуюсь. Просто она никогда не была в Нью-Йорке. Наверно, свернула не в ту сторону и теперь ходит кругами.

– Пибоди ее найдет. Бобби, давно ты знаешь своего партнера?

– Дензила? С колледжа.

Пожалуй, некогда теперь будет читать романы о том, как «у неё что-то задрожало внизу живота», потому что у Маруси там ничего не дрожало, всё было совсем по-другому, и ощущения свои придётся ещё сто раз повторить или тысячу раз повторить – хотя бы для того, чтобы осмыслить.

– Значит, вы с ним друзья?

Маруся была думающей девушкой!..

– Да, конечно. Я был шафером у него на свадьбе, он у меня. А что?

Но самое главное!.. Вот же оно, а она чуть было его не упустила, это главное!.. Гриша остался с ней, её обожаемый Гриша, её единственный Гриша, тот самый, с которым они вместе прыгали на…

– Значит, он был знаком с твоей матерью?

Господи, сколько можно вспоминать этого тигра Ваську!..

– Мне пришлось ему сказать. Я позвонил ему вчера и сказал. – У Бобби задрожали губы, но он справился с собой. – Он меня прикрывает на работе. Говорит, что готов приехать, если нужно, но я не хочу, чтобы он сюда ехал. Все-таки скоро Рождество, а у него семья. – Бобби обхватил голову руками. – Все равно он ничего не сможет сделать. Ничего сделать нельзя.

…с которым они вместе с самого детства, они же родились для того, чтоб быть вместе, и у них это получилось, они вместе именно так, как нужно для взрослой жизни, это и есть самое главное!

– Гриша, – прошептала Маруся, вдруг осознав счастье единения, – как я тебя люблю. Если бы ты знал!

– Какие у него были отношения с твоей матерью?

– Если бы ты знала, как я тебя люблю. Ты меня чуть с ума не свела этим своим Антоном, а ещё потом ты решила меня бросить…

– Осторожные. – Когда Бобби поднял голову, на его губах показалось бледное подобие улыбки. – Вода и масло, понимаешь?

– Может, ты мне объяснишь?

Но Маруся не хотела слушать никаких глупостей. Она хотела сказать ему, как его любит, – и не умела. Не знала слов, да и стеснялась.

– Ну, Дензил, он, если можно так сказать, человек рисковый. Я бы никогда не решился выделиться и организовать собственный бизнес, если бы он меня не подтолкнул. А моя мама… Она была строга к людям. Даже, пожалуй, придирчива. Она не верила, что мы продержимся в бизнесе, но у нас дела идут неплохо.

– Ты поговоришь со мной? – спросила она. – Потом, не сейчас. Когда-нибудь?

– Они не ладили?

– Я буду разговаривать с тобой всю жизнь, – пообещал Гриша серьёзно. – Даже если ты будешь говорить глупости про лунные реки.

– По большей части Дензил и Марита старались с ней не сталкиваться. Марита – это его жена.

– Я тоже буду с тобой разговаривать, даже если ты будешь говорить скучности про производную, которая рвётся на стенке.

– С кем еще твоя мать не ладила?

– Неужели я и про производную тебе рассказывал? – удивился Гриша.

– Ну, наверно, можно сказать, что мама не была душой общества.

– Сто раз, – зевнула Маруся.

– Хорошо, как насчет тех, с кем у нее были хорошие отношения? С кем она была близка?

Ей жалко было спать, ей хотелось трогать и гладить его уже по-другому, не так, как в первый раз, но спать тоже очень хотелось, и, когда он потянул на них обоих перину, она прижалась к нему покрепче – куда уж крепче! – и заснула. Снилась ей весёлая производная, которая скакала по деревьям и потом почему-то раздваивалась, и они скакали уже парой, и луна с ямочками на щеках выглядывала из-за ёлки, и весь мир сужался до горячей Гришиной руки, которая лежала у неё на груди, от руки Марусе становилось жарко и щекотно, и проснулась она оттого, что где-то истошно закричали:

– Я и Зана. Всегда мне твердила, что ей никто, кроме меня, не нужен, но для Заны она сделала исключение. Она ведь меня одна воспитывала, ты же знаешь. Это было нелегко. Она многим пожертвовала, чтобы обеспечить мне хорошее детство. Я был для нее важнее всех. Она всегда говорила, что у нее на первом месте я.

– Гриша! Гри-иша!..

– Я понимаю, как это тяжело, но я обязана спросить. Что насчет ее имущества? Дом принадлежал ей, так?

Он подскочил и несколько секунд сидел, ничего не понимая. Маруся тоже подскочила. Сеновал был залит солнцем по самую двускатную крышу, птицы пели вовсю, близкий лес шелестел по-утреннему жизнерадостно, и небо голубело, настраиваясь на большую жару.

– Это хорошее место. Когда имеешь сына, торгующего недвижимостью, сам бог велит иметь хорошую собственность. Она была неплохо обеспечена. Работала, не покладая рук всю свою жизнь, экономила, с деньгами обращалась аккуратно. Она была бережлива.

– Гриша! – надрывались где-то. – Гриша!

– А наследуешь все ты?

Как был, голый, он проворно подполз к двери.

Это не вызвало у Бобби никакой реакции.

– Что случилось?!

– Да, наверно. Мы об этом никогда не говорили.

– Ма… Маруся пропала! Гриша, она опять пропала!

– Как она ладила с Заной?

Маруся ахнула и тоже подползла.

– Хорошо. Ну, поначалу у них бывали трения. Мама… я же говорил, кроме меня, у нее никого не было… В общем, поначалу она не обрадовалась, когда появилась Зана. Ну, ты же знаешь, как матери себя ведут. – Тут Бобби спохватился и покраснел. – Извини, я сморозил глупость.

Внизу, задрав голову к чердаку, стояла тётя Лида. И у неё было такое лицо, как будто надвигается всемирный потоп.

– Все нормально. Значит, она была недовольна, когда ты женился на Зане?

– Я не пропала, – пискнула Маруся из-за Гришиного плеча. – Я здесь.

– Я бы сказал: она была недовольна, когда я женился, точка. Но Зана ее очаровала. Они прекрасно ладят… ладили.

– О господи, – сказала Лидия Витальевна внизу.

– Бобби, тебе известно, что в пятницу твоя мать нанесла визит моему мужу?

Держась за стену дома – Гриша с Марусей смотрели на неё сверху, – она добрела до лавочки, села на неё и перекрестилась.

– Твоему мужу? Зачем?

– Она хотела денег. Много денег.

– Тёть, я сейчас, – зачастила Маруся, – я сейчас спущусь, ты что? Тебе плохо?

Он просто уставился на нее, а потом медленно покачал головой.

И она полезла было на лестницу, но Гриша схватил её за ногу.

– Этого не может быть.

– Что?!

Ева заметила, что он не шокирован, всего лишь озадачен.

Он кинул ей рубашонку, которую с трудом отыскал в сене. Маруся полезла с чердака в чём мать родила! Она покраснела до ушей, стала натягивать рубашонку, Гриша ей помогал, как мог – трогал её грудь, гладил, снова трогал, и рубашонка никак не надевалась.

– Ты знаешь, кто такой мой муж?

– Тёть, ты как? Тебе плохо? – спрашивала совершенно красная Маруся, взгромождаясь на верхнюю ступеньку лестницы и придерживая подол рубашки.

– Да, конечно. Мы смотрели все эти репортажи по телевизору после скандала с клонированием. Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя на экране. Поверить не мог, что это ты. Поначалу я тебя даже не вспомнил. Все-таки столько времени прошло. Но мама вспомнила. Она…

– Бобби, твоя мать приехала в Нью-Йорк с определенной целью. Она хотела снова встретиться со мной именно потому, что я замужем за человеком, у которого много денег. Она хотела получить долю этих денег.

– Мне отлично, – проинформировала Лидия Витальевна, рассматривая, как Маруся спускается спиной вперёд, нащупывая босой ногой очередную ступеньку. – Хворостиной бы тебе по заднице, вот было бы дело.

Он не возмутился, но проговорил твердо и уверенно:

– Это неправда. Это не может быть правдой.

– Тётя, – предупредила Маруся с середины лестницы, – ты смотри, ничего мне не говори, ладно?

– Это правда, и, судя по всему, у нее был сообщник. И, похоже, именно этот сообщник убил ее, когда денег не дали. Держу пари, тебе не помешала бы пара миллионов, Бобби.

– Пара миллионов… Ты думаешь, я сделал такое с мамой? – Бобби, шатаясь, поднялся на ноги. – Чтобы я поднял руку на родную мать? Пара миллионов долларов! – Он стиснул ладонями виски. – Это безумие. Не знаю, зачем ты говоришь такие вещи. Кто-то вломился в номер, влез в окно и убил мою мать. Он оставил ее там лежать в крови на полу. Думаешь, я мог такое сделать со своей родной матерью?

Ева осталась на месте и заговорила тем же твердым, деловитым тоном:

– Я не думаю, что кто-то вломился в номер через окно, Бобби. Я думаю, кто-то вошел в номер. Я думаю, она этих людей знала. Помимо смертельных ударов, у нее были и другие повреждения, нанесенные больше чем за сутки до смерти.

– О чем ты говоришь?

– Кровоподтеки на лице и теле. Все они были нанесены приблизительно вечером в пятницу. Ты говоришь, что тебе о них ничего не известно.

– Я ничего не знал. Этого не может быть! – Теперь слова словно выскакивали у него изо рта. – Она бы мне сказала, если бы кто-то ее обидел. Она бы мне сказала, если бы кто-то ее побил. Господи боже, да это же просто безумие!

– Тем не менее, кто-то все-таки избил ее. Через несколько часов после того, как она вышла из кабинета моего мужа, где пыталась вымогать у него два миллиона. Она ушла с пустыми руками. Это мне подсказывает, что она работала в паре с кем-то и этот «кто-то» здорово разозлился. Она пришла в кабинет Рорка и потребовала два миллиона за то, что вернется в Техас и оставит меня в покое. Это записано на диске, Бобби.

Теперь в его лице не осталось ни кровинки.

– Может быть… может быть, она просила взаймы? Может быть, она хотела помочь мне с бизнесом? Мы с Заной подумывали о ребенке. Может быть, мама… Я ничего не понимаю. Ты так говоришь, как будто мама… как будто она была…

– Я сообщаю тебе факты, Бобби. – Ева сознавала, что поступает жестоко, но ее жестокость могла помочь ему выйти из списка подозреваемых. – Я спрашиваю, кому она настолько доверяла, с кем была так близка, чтобы работать над этим вместе? Мне приходит в голову только один вариант: ты и твоя жена.

– Я и Зана? Думаешь, кто-то из нас мог ее убить? Мог оставить ее истекать кровью на полу в гостиничном номере? Ради денег? Ради денег, которых даже не было? Да ради чего угодно! – воскликнул он и рухнул обратно на кровать. – За что ты так со мной поступаешь?

– Потому что кто-то оставил ее истекать кровью на полу в гостиничном номере. И, я думаю, это было из-за денег.

– А может, это был твой муж? – Бобби вскинул голову, его глаза запылали яростью. – Может, это он убил мою мать?

– Ты думаешь, будь хоть шанс, хоть полшанса, что это правда, я стала бы тебе все это рассказывать? Если бы я не была абсолютно уверена, если бы факты не свидетельствовали стопроцентно в его пользу, как ты думаешь, что бы я сделала? Открытое окно, платформа пожарной эвакуации. Неизвестный взломщик, неудавшаяся попытка ограбления. Сочувствую вашей утрате. И все, конец. Посмотри на меня. – Ева выждала, давая ему возможность пристально вглядеться в свое лицо. – Я могла бы это сделать, Бобби. Я коп. У меня есть офицерское звание, авторитет. Меня уважают. Я могла бы закрыть это дело так, что уже никто никогда не заглянул бы в него. Но я собираюсь найти того, кто убил твою мать и оставил ее истекать кровью на полу в гостиничном номере. Можешь на это рассчитывать.

Лида кивнула.

– Почему? Что тебе за дело? Ты от нее сбежала. Ты сбежала, хотя она изо всех сил для тебя старалась. А ты…

– Совсем ничего не говори, поняла?

– Ты прекрасно знаешь, как было дело, Бобби. – Ева говорила спокойно и ровно, не повышая голоса. – Ты все прекрасно знаешь. Ты был там.

– А хворостиной можно?..

Он опустил глаза.

Гриша в шортах и вчерашней футболке перелез через порог сеновала, повис на руках, покачался немного, спрыгнул на землю и галантно подал Марусе руку.

– У нее было трудное время, вот и все. Нелегко растить ребенка в одиночку, сводить концы с концами.

Лида посмотрела на них, набок склонив голову, что-то пошептала про себя, как будто молитву сотворила, и ушла в дом.

– Возможно. Я скажу тебе, зачем я это делаю, Бобби. Я это делаю для себя и готова допустить, что и для тебя тоже. Для того мальчишки, который тайком носил мне еду. Но предупреждаю сразу: если выяснится, что это ты ее убил, я посажу тебя за решетку.

Маруся ринулась в баню, где ещё была тёплая вода, наскоро помылась, ощущая собственное тело чужим и неловким. Впрочем, она же знала, что к нему, к новому телу, придётся приспосабливаться.

Он выпрямился и откашлялся. Его лицо и голос теперь выражали твердую решимость.

В доме полным ходом готовили завтрак. Агриппина, о которой Маруся совсем позабыла, жарила оладьи на огромной чугунной сковороде, небольшая горка готовых отдыхала на расписном блюде.

– Я не убивал свою мать. Я ни разу в жизни руки на нее не поднял. Ни разу в жизни. Если она приехала ради денег, значит, она поступила плохо. Это было неправильно, но она сделала это ради меня. Жаль, что она мне не сказала. Если бы она мне сказала… А может, ее кто-то заставил? Может, ей кто-то угрожал? Может, кто-то пригрозил что-нибудь сделать со мной или…

– Привет! – сказала Груня и чмокнула Марусю в щёку. – Я проснулась – а тебя нет! Но я-то сразу поняла, что ты к Грише убежала, а тётя твоя шум подняла.

От Агриппины пахло свежим тестом и ягодами.

– Или с кем?

– Маруся, оденься, – велела тётя Лида. – Того гляди участковый явится, а ты в рубашке!

– Я не знаю. – Его голос сорвался. – Не знаю.

– Сейчас, сейчас!..

– Кто знал, что вы едете в Нью-Йорк?

Пока готовили и подавали завтрак, Гриша не показывался – и правильно делал, потому что Маруся непременно стала бы к нему приставать, и вышло бы некрасиво, – а когда вышли к столу, он явился.

– Дензил, Марита, наши сотрудники, кое-кто из клиентов. Ну, кто еще? Соседи. Ради всего святого, мы не делали из этого секрета!

Это был какой-то новый Гриша, совсем не такой, как вчера. Маруся на него засмотрелась.

– Составь мне список имен. Всех, кого сможешь вспомнить. С этого мы и начнем.

Тут дверь открылась, и Ева встала. Вошла Пибоди, буквально волоча на себе бледную, трясущуюся Зану.

Он оказался очень красивым – куда там юношам из журналов! – загорелым, белые зубы сверкали, когда он улыбался. И улыбался он как-то особенно, одной стороной рта, и ему это очень шло. И очки ему подходили, и щетина, и отросшие волосы, из которых он, видимо, повыдёргивал солому!..

– Зана! Дорогая! – Бобби вскочил с постели и бросился к жене. Он обнял ее. – Что случилось?

– Я не знаю. Мужчина. Я не знаю… – Она разрыдалась и бросилась ему на грудь. – О Бобби!

– Не смотри на меня, – велел он Марусе, усаживаясь за стол. – Я подавлюсь.

– Нашла ее в квартале отсюда, – доложила Пибоди. – Вид у нее был потерянный, напуганный. Говорит, ее схватил мужчина, затолкал в какой-то дом.

Странно, но тётя, вчера собиравшаяся в Москву, нынче утром об отъезде не обмолвилась ни словом, как будто опасность, нависшая над Марусей, за ночь миновала. Все с аппетитом ели и вспоминали вчерашнее, как будто оно случилось давным-давно и уже превратилось в приключение, опасное, но пережитое и от этого не страшное.

– О мой бог, Зана, милая! Он сделал тебе больно?

– Странные дела творятся, – говорила Агриппина, щедро накладывая на горячий оладушек холодное земляничное варенье. – Убийства, похищения! У вас тут что, криминальная столица?

– У него был нож. Он сказал, что зарежет меня, если я закричу или попытаюсь сбежать. Я сказала, что он может взять мою сумку. Я ему сказала, чтобы он ее взял. О Бобби, он сказал, что убил твою маму!

Ева прервала новый поток слез и с трудом оторвала 3ану от Бобби.

– А этот ваш, – перебила тётя, – видел же, как Марусеньку уволокли, и ведь ни слова не сказал, скотина!..

– Да ну его, тётя Лида, что о нём говорить!

– Сядьте. Хватит плакать. Вы не пострадали.

– Спасибо лесничему, нашёл девочку! Кстати, мотоцикл-то твой он когда вернёт?

– Я думаю, он… – Дрожащей рукой Зана принялась ощупывать поясницу.

– Когда вернёт, тогда и вернёт, я всё равно на нём сегодня никуда не собираюсь.

– Ну, как знаешь. Девочки, нам сегодня нужно варенье сварить. Наталья таз не навеки вечные отдала, он ей самой небось нужен!

– Снимите пальто.

– Как варенье?! – перепугалась Маруся.

Ева заметила маленькую дырочку в красной ткани. Надетый под пальто свитер тоже был прорван. На нем виднелись несколько кровавых пятен. Задрав свитер, Ева осмотрела неглубокий порез.

Ей не хотелось варить варенье, а хотелось играть с Гришей в Джона и Шерлока и в разные другие игры.

– Царапина, – сказала она.

– Сначала сироп из антоновки, – начала Лида, решив, что племянница спрашивает, как именно они будут варить варенье. – Потом, когда он чуть подостынет, райские яблочки в него запустим вместе с хвостиками, в них самый вкус. Они полежат, а потом ещё раз вскипятим.

– Он ударил тебя ножом?

– А можно мы с Марусей сходим по делу… тут недалеко? – перебил Гриша. – Вы не волнуйтесь, мы ненадолго!

Бобби в ужасе оттолкнул руки Евы. Он хотел посмотреть сам.

Маруся умоляюще уставилась на Лиду.

– Это всего лишь царапина, – повторила Ева.

– А подружка как же? – удивилась тётя. – Бросишь её?

– Мне дурно, – пролепетала Зана.

– Ничего, ничего, – моментально отозвалась Агриппина и засмеялась. – Я варенье с вами варить стану. Я люблю, правда! А могу и в Москву уехать, чтобы не смущать никого!

Ее глаза закатились. Ева подхватила и встряхнула ее.

– Вы не упадете в обморок. Сейчас вы сядете, успокоитесь и расскажете мне, что случилось. – Она толкнула Зану в кресло и, с силой нажимая ладонью на затылок, заставила ее нагнуть голову между колен. Длинные серебряные сережки в ушах у Заны качнулись вперед. – Дышите. Пибоди!

Тут все разом заговорили, что никого, решительно никого Агриппина не смущает, с ней, наоборот, гораздо веселее. И Маруся даже мимолётно подумала, как ей могла прийти в голову такая глупость, что Грише нужна Агриппина, или наша, или любая другая, когда ему может быть нужна только одна Маруся.

– Уже. – Ко всему готовая Пибоди вышла из ванной со смоченным полотенчиком. – Это действительно всего лишь царапина, – терпеливо сказала она Бобби. – Но немного антисептика не помешает.

И больше никто. Никто и никогда.

– Он у меня в косметичке. Только она уже упакована, – раздался слабый, дрожащий голос Заны. – Моя маленькая косметичка в чемодане. О боже, можно нам вернуться домой? Почему мы не можем просто уехать домой?

Когда Гриша с Марусей ушли за ворота, а Агриппина попросилась «до варенья» полежать в шезлонге с книжкой, Лида забежала в дом, нашарила на этажерке телефон и нажала кнопку.

– Всё хорошо! – сказала она ликующим голосом, когда ей ответили. – Да точно говорю!.. Сама не ожидала! Теперь можно. Тут у нас, правда, не всё слава богу, ну, ничего, ничего, разберёмся потихонечку. В самом главном-то разобрались!

Потом она пошла в свою комнату, которая именовалась светёлкой, долго рылась в старинном дубовом гардеробе, достала из его глубин пакет, долго на него смотрела и аккуратно и бережно положила на кровать.

– Вам придется сделать заявление. Под запись, – сказала Ева и показала Зане камеру. – Вы встали и вышли купить кофе.



– Мне нехорошо. Меня немного тошнит.

– Смотри, – говорил Гриша. Он держал Марусю за руку и качал ею туда-сюда. – Нам нужно установить две вещи. Кто такой гр. Васильев К. Д., который неоднократно был замечен в противоправных и противозаконных действиях, наносящих реальный урон народному хозяйству с материальной стороны дела.

– Нет, с вами все в порядке, – решительно отмела ее жалобы Ева. – Вы вышли из гостиницы…

– Гриш, какой Васильев?!

– Я… я хотела, чтобы было, что вам предложить, когда вы придете. Да и Бобби… он так ничего и не съел с тех самых пор, как… Я подумала: просто выбегу и куплю что-нибудь, пока он не проснулся. Мы прошлой ночью почти не спали.

– У Валерика на буфете лежала кляуза, помнишь? Черновик кляузы! Эх, жаль, я не могу посмотреть его компьютер!.. Всё бы объяснилось.

– Это я поняла. Вы спустились вниз…

Маруся, которая обо всём на свете позабыла, даже о шишке на собственной голове, попыталась вспомнить.

– Я спустилась вниз и поздоровалась с администратором. А потом я вышла. Мне показалось, что погода хорошая, хотя было прохладно. Вот я и начала застегивать пальто на ходу. А потом… он появился ниоткуда. Обхватил меня одной рукой, и я почувствовала острие ножа. Он сказал, если я закричу, он меня проткнет. Велел мне идти не останавливаясь, просто идти вперед, смотреть вниз, под ноги, и идти вперед. Мне было так страшно! Можно мне немного воды?

– Ах да, Васильев, точно! А зачем он нам?

– Я принесу. – Пибоди двинулась в кухню.

– Джон, соображайте быстрее! – И Гриша поцеловал ей руку. Ещё вчера он не мог просто так поцеловать ей руку, а сегодня мог, и это всё меняло. – Может быть, этот Васильев и есть убийца! Если Валерик достал его своими кляузами, такое вполне возможно.

– Он шел очень быстро, я все время боялась споткнуться. Он убил бы меня на месте.

Маруся подумала немного.

Опять ее глаза остекленели.

– Хорошо, это первое, что нам нужно установить. По-моему, можно просто спросить участкового, и дело с концом.

– Возьмите себя в руки. Сосредоточьтесь, – приказала Ева. – Что вы делали?

– Если участковый его знает, а если нет?

– Ничего. – Зана задрожала и обхватила себя руками. – Я сказала: «Возьмите мою сумку», но он ничего не ответил. Я боялась поднять глаза. Я думала, может, если я побегу… Но он был так силен, а мне было так страшно… Потом он распахнул какую-то дверь и втолкнул меня внутрь. Мне кажется, это был бар. Там было темно и пусто, но запах стоял такой, как в баре, понимаете? Спасибо. – Она взяла стакан обеими руками, и все равно вода выплеснулась через край, когда она поднесла его к губам. – Меня все время бьет дрожь, никак не могу остановиться. Я думала, он хочет меня изнасиловать и убить, а я ничего не могла поделать. Но он велел мне сесть, и я села. Он приказал мне держать руки на столе, и я так и сделала. Он сказал, что ему нужны деньги, и я опять предложила ему мою сумку. А он сказал, что хочет два миллиона, а не то он сделает со мной то же, что с Труди. Но он сказал, он меня так изрежет, что никто меня не узнает, когда он со мной покончит.

– А второе что?

Слезы катились по ее лицу, сверкали на ресницах.

– Мы должны выяснить, куда делась жена Валерика. Прокопенко сказал, что видел её собственными глазами. Валерик пил чай и портвейн с какой-то женщиной. Потом эта женщина, скорее всего жена, куда-то из деревни делась. Куда она могла деться?.. И зачем? Её что-то напугало? Или она убила мужа и исчезла?

– И оставила на столе чашку со следами своей губной помады! Она что, дура последняя?..

– Я сказала: «Вы убили маму Тру, вы убили ее?» А он сказал, что сделает мне и Бобби еще хуже, если мы не достанем ему деньги. Два миллиона долларов. У нас нет двух миллионов долларов, Бобби. Я ему говорю: «Боже, где же нам достать такие деньги?» А он мне говорит: «Спроси у копа». И он дал мне номер счета. Велел мне повторять снова и снова, сказал, что, если я перепутаю, если забуду номер, он вырежет его у меня на заду. Вот что он сказал. 505748711094463, 505748711094463, 505…

– Она могла просто дать ему по башке, а он взял и помер. Так бывает. А она испугалась и убежала.

– Порядок, мы уже записали. Продолжайте.

– Куда убежала, Гриш? Ночь была. Автобусы ночью не ходят, а она на автобусе приехала, Прокопенко так сказал. В лес?

– Он велел мне оставаться там. Просто сидеть. «Сиди тут, сучка», – вот что он сказал. – Зана отерла слезы со щек. – «Сиди тут пятнадцать минут. Выйдешь раньше, убью». И оставил меня там. Я так и осталась сидеть в темноте. Я боялась встать, боялась, что он вернется. Я просто сидела там, пока время не истекло. А когда я вышла, то не могла понять, где нахожусь. У меня все в голове перепуталось. Кругом было так шумно. Я бросилась бежать, но ноги не держали меня, и я не могла найти дорогу назад. А потом появилась детектив Пибоди. Она мне помогла. Я потеряла сумку. Должно быть, оставила ее там. А может, он ее взял. Я не купила кофе…

– Вот именно. Это всё нам и нужно выяснить.

Она опять разрыдалась. Ева дала ей поплакать целую минуту, а затем продолжила допрос:

Тут он остановился прямо посреди улицы, взял Марусю за щёки, поднял её лицо и посмотрел в него.

– Как он выглядел, Зана?

– Маруська, – сказал он, – как я рад тебя видеть. Ты даже не можешь себе представить!

– Я не знаю. Я его почти не видела. На нем была лыжная шапочка, низко надвинутая, и темные очки. Мне кажется, он был высокий. На нем были черные джинсы и черные башмаки. Я все время смотрела вниз, как он велел, и хорошо разглядела башмаки. Старомодные, со шнурками, и носки поцарапаны. Я все время смотрела на башмаки. У него большие ноги.

И поцеловал.

Маруся вся потянулась к нему, привстала на цыпочки, обняла, и тут мимо них проехал велосипедист. Проехал и даже прозвенел в звонок – поприветствовал. Маруся отшатнулась от Гриши и открыла глаза.

– Насколько большие?

– Здрасте, Виктор Палыч! – вслед округлой спине велосипедиста прокричал Гриша. – Наше взаимонепонимание полностью устранено, – сообщил он Марусе и захохотал. – Мы теперь абсолютно взаимопонимаем друг друга!..

– Больше, чем у Бобби. Ненамного, но все-таки больше, мне кажется.

Вдруг он стал абсолютно серьёзен и даже суров. Маруся смотрела на него, не отрываясь, так он ей нравился.

– А кожа у него была какого цвета?

– Нам нужно установить, кто на тебя напал.

– Да я почти ничего не видела. Мне кажется, белая. Он был в черных перчатках. Но, мне кажется, он был белый. Я видела только мельком, когда он втащил меня внутрь. Было темно. Он все время держался у меня за спиной, и там было темно.

– Вот это совсем непонятно, как сделать.

– Брови, ресницы, шрамы, какие-нибудь отметины, татуировки?

– Я ничего не видела.

– Всё это звенья одной цепи, Джон, – заявил Гриша важно. – Ухватившись за одно звено, мы вытянем всю цепь!.. Пошли скорей!

– Его голос? У него был акцент?

Он рванул вперёд, потащил за собой Марусю, как козу на верёвочке, потом обернулся и немного шёл спиной вперёд.

– Он говорил тихо, голос шел откуда-то из груди. Я не знаю. – Зана бросила умоляющий взгляд на Бобби. – Мне было так страшно.

– Тебе понравилось у меня на сеновале?

Ева задала еще несколько уточняющих вопросов, но ответы становились все более расплывчатыми.

Маруся смотрела на него.

– Я организую вам эскорт на новое место и дам охранника. Если еще что-то вспомните, любую мелочь, немедленно свяжитесь со мной.

– Ты сегодня ко мне придёшь?

– Я не понимаю. Я ничего не понимаю. За что он убил маму Тру? Почему он думает, что мы можем дать ему столько денег?

Она всё смотрела.

Ева взглянула на Бобби. Потом она сделала знак Пибоди организовать эскорт.

– Ты же больше не станешь прогонять меня из своей жизни?

– Бобби объяснит вам, что к чему.

Она покачала головой: нет, не стану.

– Вот и хорошо, – сказал Гриша серьёзно, повернулся и толкнул калитку. – Мы пришли.

Маруся как будто очнулась от забытья. Он ввергал её в забытьё. Они пришли в дом к Наталье, которая одалживала тёте медный таз для варенья.

– Она нам ничего не скажет, – пробормотала Маруся. – Она нас выгонит.

На этот раз на дворе не было никакого белья, и двор оказался просторным, ухоженным и чистеньким. Дорожки по краям обсажены бархатцами, яблони до половины побелены, под окнами растут георгины и «золотые шары».

ГЛАВА 10

Чтобы ускорить ход событий, Ева лично сопровождала Бобби и Зану в новую гостиницу. Она направила двух патрульных искать описанное Заной место, куда, по ее словам, ее завел злоумышленник, прочесав все в радиусе четырех кварталов от гостиницы «Уэст-Сайд».

– Люблю эти цветы, – сказала Маруся про шары. – Мама их тоже очень любила, тётя говорит.

Обыскивать гостиничный номер она предоставила Пибоди и «чистильщикам», а сама отправилась в морг.