– Я думаю, нам все-таки не стоит уходить, – снова сказал старший.

Б.Б. печально покачал головой:

– Ну ладно. Если твой брат захочет пойти один, я его и одного возьму. Но ты точно хочешь остаться здесь?

По лицу ребенка пробежала тень сомнения. Его ноги беспокойно барахтались в воде. Он закусил губу.

– Мы оба останемся здесь?

Это прозвучало как вопрос, а не как заявление.

– Если ты не хочешь идти, это вовсе не значит, что твой брат тоже должен остаться без мороженого. По-моему, нехорошо запрещать кому-то что-то делать только потому, что ты сам этого не хочешь. Между прочим, Карл, это называется эгоизм.

– Вот именно, – добавил его брат.

– Ну не знаю, – сказал старший, и это было еще не «да», но уже, по крайней мере, не категорический отказ.

Б.Б. чувствовал кожей, что инициатива переходит в его руки. Он ощутил какой-то внутренний толчок и знал, что самое главное теперь – подчиниться ему и плыть по течению, ни в чем не сомневаясь и ни о чем не задумываясь; если же он станет осторожничать, взвешивая каждое слово, слишком стараться, то обязательно ляпнет что-нибудь лишнее и провалит всю затею.

– Что тут у вас происходит? – спросила тучная пляжница.

Она стояла прямо за спиной Б.Б., упершись руками в свои гигантские бедра и подняв очки на лоб. Ее гладкая, шоколадного цвета кожа, натертая маслом для загара, сияла на солнце. Бросив на женщину взгляд поверх солнечных очков, Б.Б. восхитился необычайной красотой ее глаз. Б.Б. вовсе не был поклонником жирных коров, и все же не поддаться очарованию этих глаз было невозможно: они были необыкновенного зеленого цвета – цвета весеннего луга, изумруда, чешуи тропических рыб.

– Господи! – воскликнул Б.Б. – Никогда в жизни не видел таких восхитительных зеленых глаз!

– Скажи мне лучше кое-что, чего я не знаю. Что происходит тут между тобой и этими детьми?

– Я попросил их играть потише, – ответил Б.Б. – Так что они не будут больше вас беспокоить.

– А мороженое? – забеспокоился младший из мальчиков. – Вы обещали мороженое!

Взглянув на женщину, Б.Б. покраснел:

– Я подумал, что если удастся подкупить их мороженым, то они оставят вас наконец в покое.

– Ах, как мило! – ответила женщина. – Только катился бы ты на все четыре стороны, пока я копов не позвала.

Б.Б. снял солнечные очки и посмотрел женщине прямо в глаза.

– Милая дама, – сказал он, – я и есть коп.

Он уже делал так раньше, и эта уловка всегда срабатывала гораздо лучше, чем рассказы о том, что он – организатор Благотворительного фонда помощи юношам. К сожалению, женщина на это не повелась.

– Тогда покажи удостоверение.

– Но я же не на посту. Оно у меня не с собой.

– Отлично, – ответила женщина. – Тогда советую тебе пойти за ним прямо сейчас, чтобы к моменту, когда приедут твои коллеги, оно было у тебя с собой.

– Ну ладно, – сказал Б.Б., – сейчас вернусь. Ребята, увидимся через пару минут.

И Б.Б. беззаботно направился к себе в номер, поскольку ему ничего не оставалось, кроме как затаиться и выждать, пока этой корове не надоест жариться на солнце.

Глава 26

Мелфорд вел машину в полном молчании, так что я почти забыл о его присутствии. Я был занят совсем другим: пытался убедить себя, что мое столкновение с Бобби не приведет ни к какой катастрофе. Только когда мы въехали на территорию Медоубрук-Гроув, я очнулся наконец от своих раздумий.

Я с удивлением окинул взглядом окружающие нас трейлеры, нестриженые газоны и пустые парковочные места.

– Ты что, охренел? О чем ты вообще думаешь? Нам нужно держаться как можно дальше от этого места, а ты снова и снова приезжаешь сюда.

– Быть может, твои непротивленческие настроения и имеют под собой разумные основания, но, боюсь, нам все-таки придется выяснить, что здесь происходит. А для этого нам нужно узнать, что это была за женщина, чей труп мы с тобой видели в фургоне. И, насколько я себе представляю, единственный способ достать информацию, имеющийся в нашем распоряжении, – это порасспрашивать соседей. Так что давай-ка вспомни о том, что ты продавец. Только вместо того чтобы торговать дурацкими энциклопедиями, ты будешь спрашивать у людей, что они знают про Ублюдка и Карен и что за женщина могла навещать эту парочку прошлой ночью.

– Ага, понятно. Может, мне еще спросить, не видели ли они, как парень, точь-в-точь похожий на меня, улепетывает с места преступления?

– Лемюэл, не напрягайся. Никто тебя не видел.

– Но если это так легко, почему бы тебе этим не заняться?

Мелфорд покачал головой:

– Мне? Да ты что! Я слишком выделяюсь. Возьми хотя бы мою безумную прическу. А ты уже ходил по окрестным кварталам. И к тому же ты торговец и здесь – твой участок.

Трудно передать словами, насколько сильно все мое существо противилось осуществлению этой затеи.

– А что, если тот самый коп будет проезжать мимо и узнает меня? Ему я тоже буду объяснять, что это мой участок, пока он будет бить меня в живот?

– Послушай, ничего не случится. Я буду на стреме. А если вдруг что-то пойдет не так, схвачу тебя под мышку и мы вместе смоемся. Поверь мне, это совершенно безопасно.

И тогда я выдвинул самый веский аргумент – по крайней мере, с моей точки зрения:

– Но я не хочу этого делать.

– А я не хочу, Лемюэл, чтобы нас с тобой поимели. А это непременно случится, если мы не возьмем инициативу в свои руки. Поверь, сложившаяся ситуация нравится мне ничуть не больше, чем тебе. Но за тобой охотятся Джим Доу и женщина, которую мы встретили за обедом, – уж не знаю, кто там ее послал. Так что нам нужно действовать, а не сидеть на месте и ждать, когда нас обложат со всех сторон.

Я понимал, что Мелфорд прав, хотя мне и не хотелось себе в этом признаться. Это не тот случай, когда можно спрятаться и отсидеться. Нельзя просто опустить руки и сокрушаться о том, что, возможно, все могло бы сложиться совсем по-другому, если бы я не загремел в тюрьму за «особо тяжкое убийство нескольких лиц». Так что выбора у меня не оставалось.

– Ну и что я буду им говорить?

– Понятия не имею. Но раз уж ты можешь уговорить человека потратить кучу денег на книги, которые ему совершенно не нужны, вытянуть из него последние сплетни для тебя – сущий пустяк.

Возразить мне было нечего.

– Подожди, еще пара слов, – остановил меня Мелфорд. – Разумеется, ничего не случится, но на всякий пожарный. Всякое ведь бывает.

– Вот дерьмо!.. – начал я.

– Не волнуйся, но предположим, что случится что-нибудь совершенно непредвиденное, – продолжал Мелфорд, – и ты вдруг каким-то образом все-таки опять напорешься на Доу…

– Все, заткнись, я никуда не иду.

– Все будет в порядке. Я просто хочу дать тебе совет на самый крайний случай. Так вот, если ты все-таки напорешься на него и почувствуешь, что запахло жареным, – ударь его промеж ног.

– Да? Это что, так больно?

– Послушай, умник, я знаю, о чем говорю. У него недавно были некоторые проблемы с гениталиями, так что эта часть тела у него сейчас очень чувствительна. Короче, врежь ему как следует по яйцам – это поможет на сто процентов.

– А ты откуда знаешь?

Мелфорд улыбнулся.

– Одной моей знакомой недавно представился случай хорошенько вмазать ему по яйцам, – ответил он. – Ладно, хватит вопросов. Пора приниматься за дело.



На меня нахлынули до боли знакомые ощущения: жара, склизкая пленка пота на коже, язык словно зарос толстым слоем грязи. Я стою под дверью, поднимаю руку, чтобы постучаться, а в воздухе плывет тошнотворный запах свиного дерьма. Только на сей раз я собираюсь не деньги делать, а добывать информацию, которая нужна не мне, а убийце, ассасину.

Трейлер, возле которого я стоял, от того, где жили Карен и Ублюдок, отделяло всего несколько фургонов. В первом доме мне никто не открыл, еще две двери с подозрительной поспешностью захлопнулись прямо у меня перед носом. Единственный человек, который отозвался на мой стук, – удивительно низкий и тучный мужчина в боксерских трусах и майке, – бросил мне в лицо только одну фразу, в которой явно содержалась угроза. Ну что ж, пятая попытка. Вчера, когда я проходил мимо, в этом доме было пусто и темно, но сейчас в гостиной горел свет и слышалось тихое жужжание комнатных кондиционеров. На стук появилась женщина лет шестидесяти с небольшим, в тоненьких спортивных штанах цвета морской волны и футболке с эмблемой Университета Флориды: крокодилом, готовым устремиться вперед в предвкушении близкой добычи. Ее крашеные волосы цвета грейпфрута были коротко острижены и завиты в тугие кудряшки, так что напоминали густые, мрачные джунгли. Основную дверь она отворила, но ширму открывать отказалась: можно подумать, эта тоненькая перегородка могла ее от чего-нибудь защитить.

– Здравствуйте. Можно задать вам пару вопросов о вашей соседке, Карен?

– Я не буду ничего покупать, – ответила женщина.

– Но, мэм, я ничего не продаю, – ответил я, отметив про себя, насколько странно и непривычно говорить это всерьез. – Я надеюсь, вы согласитесь ответить на пару вопросов? Вы ведь не откажете мне, правда?

– Я же сказала: мне ничего не нужно, – повторила она и попыталась захлопнуть дверь.

Отчасти я даже обрадовался: теперь я могу спокойно вернуться к Мелфорду и сказать, что никто не хочет со мной разговаривать, – тогда мы сядем в его «датсун» и навсегда уедем из Медоубрук-Гроув. Но, с другой стороны, какой-то нудный и беспокойный голос подсказывал мне, что Мелфорд отправит меня дальше ходить по домам, на сей раз в другую часть трейлерного парка, которая может оказаться гораздо ближе к полицейскому участку, где сидит Доу.

Поэтому я сказал:

– Постойте! – Мне в голову пришла отличная идея, и я решил, что терять мне все равно нечего. – Мэм, я действительно ничего не продаю. Я частный детектив.

Наверное, мысль представиться частным детективом возникла у меня из-за истории с Крисом Дентоном. Действительно, почему бы нет?

Женщина снова взглянула на меня, на сей раз более благожелательно.

– Правда? – Глаза ее расширились от удивления.

– Да, мэм.

– Просто невероятно!

Похоже, моя дерзкая затея все-таки сработала.

– Как Кэннон? – спросила она.

Я с серьезным видом кивнул:

– Да, точь-в-точь как Кэннон.

– Ну уж не точь-в-точь. Тебя бы откормить сперва надо. – И женщина открыла дверь-ширму.



Женщину звали Вивиан. Она провела меня на кухню, усадила за небольшой столик, предложила мне жестянку с лимонадом и аккуратно разложила на бумажном полотенце замороженное овсяное печенье.

Весь дом был забит фотографиями пуделей. Фотографии были развешаны по стенам, стояли в рамках на столе – я насчитал их как минимум дюжину. В воздухе витал запах псины, но ни одной собаки видно не было.

– О, эта девица всегда была настоящая шлюха, – задумчиво начала Вивиан, – вся в мамашу. Они обе шлюхи. Да еще и наркотики принимают.

– А какие наркотики? – спросил я.

– Ну уж, в этом я не разбираюсь, – сказала она, прищелкнув языком. – Я вообще не знаю, что принимает современная молодежь. Мы в свое время только пили, и все. А прочими вещами, марихуаной к примеру, одни черножопые развлекались.

– То есть обезьяны, мэм?

Она захихикала и замахала на меня руками, будто мы были с ней давние приятели:

– Да ну тебя.

Тогда я рискнул спросить:

– А как насчет мужчины, с которым она встречалась? – Мне самому понравилось, как прозвучала эта фраза, – очень профессионально, совсем как по телевизору. – Вы его знаете?

– Ты про Ублюдка, что ли? О да… Но я с ним не слишком хорошо знакома. Очень неприятный человек – хотя об этом и по прозвищу можно догадаться. Я бы сказала, что в данном случае это его второе имя.

– Да уж, – согласился я, – хорошего человека скорее уж прозовут Скутером или Чипом.

– Вот именно.

– Ублюдок, говорят, тоже имел дело с наркотиками. Он вроде бы продавал их вместе с…

Тут она запнулась, огляделась по сторонам и принялась теребить металлическое колечко на своей банке с лимонадом.

– Продолжайте, – попросил я.

– Да не важно. В общем, Карен со своим парнем были по уши в наркотиках. Именно поэтому ее муж забрал детей. Она подсела на какую-то дрянь и, говорят, даже позволяла Ублюдку развлекаться с одной из своих дочерей.

– Мэм, – настойчиво попросил я, – расскажите мне о наркотиках поподробнее. Не связано ли это как-нибудь с начальником полиции, Джимом Доу?

Вивиан потупила взгляд:

– Нет, что ты. Не то чтобы я об этом ничего не слышала, но о Джиме Доу могу сказать только хорошее: он всегда замечательно ко всем нам относился, никому не сделал ничего дурного – если не считать, конечно, этой ужасной вони от его свиней. Я готова повторить эти слова перед кем угодно.

– Ладно, я не хочу доставлять вам лишнего беспокойства. Разрешите только еще один вопрос.

Я начал чувствовать напряжение, исходящее от моей собеседницы, и понял, что пора уходить, пока я не напугал ее слишком сильно.

Но женщина покачала головой.

– Нет, хватит, – ответила она. – Вопросов на сегодня достаточно. Думаю, тебе уже пора идти.

– Один-единственный! – взмолился я.

– Нет, – повторила она. Лицо ее побледнело, щеки ввалились.

– Ну ладно, – сказал я, вставая. – Спасибо, что нашли для меня время. Я очень вам обязан. И мне очень жаль, если вы боитесь, что наш разговор может навлечь на вас неприятности с полицией.

Женщина ничего не ответила.

– Но я вам обещаю, – продолжал я, – что никогда не скажу и не сделаю ничего такого, что позволит ему догадаться о нашем разговоре. И даже если он узнает, что мы разговаривали, то никогда не догадается, о чем именно шла речь. Понимаете? То есть вы можете сказать ему, что просто угостили меня печеньем и лимонадом и с любезной улыбкой выслушали мои вопросы. Разве нет?

– Да, верно… – нерешительно согласилась женщина.

– Если мне придется ему что-то объяснять, я скажу, что именно так все и было. Но не думаю, чтобы это потребовалось. Ну а раз так, что плохого случится, если вы согласитесь ответить на еще один, самый последний вопрос?

– Наверное, ничего, – подтвердила она.

– Вы абсолютно правы, – заключил я, как будто это она пыталась меня в чем-то убедить. – Вы случайно не знаете какую-нибудь женщину лет сорока-пятидесяти, которая могла частенько заходить в фургон Карен?

Вивиан кивнула:

– Знаю. Это могла быть ее мать, – ответила она. – Да, скорее всего мать. Шлюха несчастная. Она иногда к ней заходит. Карен говорит, что она никогда не предупреждает, когда собирается прийти, – просто берет и заходит внутрь, даже не постучавшись. Будто пытается застать свою дочь врасплох, застукать ее за чем-то. Да, думаю, это она. Они обе грязные шлюхи, – задумчиво добавила Вивиан.

– Ладно, – сказал я. – Большое вам спасибо. Вы мне очень помогли.

Эти преувеличенные изъявления благодарности прозвучали неестественно, но мою собеседницу, похоже, успокоили.

– Ой, ну что ты! Заходи, пожалуйста, в любое время. Я с радостью поболтаю с тобой о том о сем. Очень приятно разговаривать с таким вежливым молодым человеком. И вообще, я рада, что ты составил мне компанию. Мне так одиноко с тех пор, как исчезла моя Рита.

Сперва я подумал, что, похоже, в Медоубрук-Гроув погиб еще один человек. Но что-то подсказало мне, что речь идет о другом.

– Это ваш пудель? – спросил я.

Взгляд женщины загорелся.

– Неужели вы ее знаете? – Это было сказано таким тоном, будто мы находились на вечеринке и речь шла о каком-то человеке который принадлежал к тому же кругу, что и я.

– Нет. Просто я заметил, что у вас много фотографий с пуделями.

– О да. Она пропала пару месяцев назад. Я в полном отчаянии. Она была такой красавицей! Не то что большинство пуделей: не крошечная игрушечная собачка, а настоящий большой пудель – черная с белым пятнышком на голове, очень похожим на шапочку. Такая хорошая девочка была моя Рита! Она так любила играть с соседскими ребятишками и просто обожала фрукты: клубнику, виноград, бананы. Все дети об этом знали и все время приносили ей угощение. Она так радовалась и стала такой пухленькой. Как бы я хотела знать, где она теперь!

На глаза у Вивиан навернулись слезы, и я отвернулся.

– Мне очень жаль, что она пропала, – вежливо сказал я.

Женщина всхлипнула:

– Спасибо, ты очень добрый юноша, – и окончательно ошарашила меня поцелуем в щеку.



Мелфорд обещал, что отстанет от меня на пару-тройку фургонов и будет наблюдать за всем со стороны, но когда я вышел из дома Вивиан, оказалось, что его и след простыл. Внутри у меня все сжалось. Я ближе подошел к тому месту, откуда начал свой обход, но по-прежнему никого не увидел. Мысль о том, что я оказался в ловушке, один в этом трейлерном парке, где меня в любой момент может сцапать Джим Доу, очень мне не понравилась. Я пошел в обратном направлении и добрел почти до самого фургона Карен, но потом вдруг до меня дошел весь ужас моего положения, и я вновь повернул к дому Вивиан. Мелфорда по-прежнему нигде не было видно. Пот лился с меня ручьями, от запаха свинофермы разболелась голова. Я двинулся по пыльным улицам в сторону «Квик-стоп». Добравшись туда, я, по крайней мере, окажусь за пределами территории Доу. Я чувствовал, будто иду по минному полю, и мне казалось, что в любую секунду может раздаться взрыв. Всякий раз, когда за спиной слышался шум колес проезжающей машины, сердце мое стискивал невидимый кулак. Меня пугал каждый шорох: кузнечик ли, подпрыгнув, задевал какую-нибудь травинку, или ящерка выскакивала из-под ног и кидалась в заросли сорной травы – все вызывало во мне ужас.

Но до круглосуточного магазина в «Квик-стоп» я добрался без всяких приключений. Подходя к нему, я заметил на стоянке до боли знакомую машину: это был «датсун» Мелфорда. Машина стояла ко мне задом, так что разглядеть мне удалось только затылок Мелфорда и спину человека, сидящего на пассажирском сиденье.

В пассажире я тут же узнал Дезире, загадочную женщину, которая работала на неведомого мне врага.

Глава 27

В этот момент я был уверен, что лучше всего было бы просто кинуться прочь от Мелфорда, от Джексонвилла, от всей этой дряни. Я сказал себе, что это было бы самым мудрым решением, поскольку все сложности, связанные с побегом, были, как мне казалось, легко преодолимы. Но в тот момент мне было не до мудрых поступков, потому что я был зол как черт.

Я подошел к машине и постучался в водительскую дверь. Мелфорд опустил стекло:

– Ну и как успехи?

– Ты просто дерьмо собачье, – сказал я.

Мелфорд вытаращил глаза:

– Неужели все так плохо?

– Ты должен был меня ждать.

– Ну вот я тебя и жду.

– Мы договаривались, что ты будешь ждать меня в трейлерном парке.

На лице Мелфорда изобразилась недоуменная гримаса:

– Это еще зачем? Я бы только привлекал лишнее внимание. Мы договаривались, что встретимся здесь.

Я был уверен, что разговор шел о другом, но Мелфорд в таких подробностях и настолько убедительно воссоздал его, что я и впрямь усомнился в своей правоте. Правда, он был более искушен во всяческой конспирации и разыгрывании хитрых шахматных партий, так что, возможно, я услышал лишь то, что хотел услышать, потому что мне очень не хотелось верить, что меня просто так бросили одного, без прикрытия.

– А это что такое? – спросил я, кивнув в сторону приветливо улыбавшейся Дезире.

– Ты же помнишь Дезире, – ответил Мелфорд.

– Конечно помню, но какого хрена вы тут вместе сидите и так мило болтаете?

– Извини, пожалуйста, – сказал Мелфорд, обращаясь к Дезире.

Он вышел из машины и отвел меня в сторону метров на пять, к парочке торговых автоматов, где продавались газеты.

– Так что тебе удалось выяснить?

Я решил, что разговор по поводу Дезире можно ненадолго отложить, потому что препирательства с Мелфордом скорее всего ни к чему не приведут. Я рассказал ему то, что узнал от Вивиан: пожилая женщина, очевидно, была матерью Карен.

– М-да. Похоже, она оказалась там очень не вовремя, – заметил Мелфорд. – У Доу были очень серьезные причины скрывать гибель Ублюдка и Карен, поэтому он и убил эту женщину.

– И что это за причины?

– Наркотики. – Мелфорд пожал плечами, как будто эта тема ему наскучила. – Доу закрутил одну аферу, поэтому, оказавшись втянутым в убийство, теряет гораздо меньше, чем в случае, если начнется расследование, в ходе которого всплывут его махинации. Так что это отличные новости, дружище.

– Может, объяснишь, что отличного в полоумном копе, который продает наркоту?

– Ну подумай сам: Доу и его дружки спрятали трупы. По-моему, эти ребята умом не блещут, так что за ними наверняка тянется хвост улик. Если вдруг трупы будут обнаружены, улики будут указывать на них, а не на нас с тобой. Согласись, будет странно, если они заявят, будто Карен и Ублюдка скорее всего убил продавец книг, а они только похоронили трупы. Доу и его дружкам есть что терять, поверь мне. И это значит, Лемюэл, что ты в полной безопасности и вне подозрений.

– Что ты хочешь сказать? Что я теперь могу просто взять и уйти?

– Да, именно это я и хочу сказать. Я подвезу тебя в любое место, куда ты захочешь, и ты можешь спокойно возвращаться к своей обычной жизни. Просто не болтай о том, что видел, держись подальше от копа – и все будет в порядке.

– А как насчет денег, которые они все ищут? – спросил я. – Про деньги они не забудут. И если они считают, что я имею ко всему этому какое-то отношение, они от меня не отстанут, разве нет?

– Забудь о деньгах, – опять повторил Мелфорд. – Дело вовсе не в них. Они отправили Дезире, чтобы она следила за тобой, но она обещала сказать им, что ты не имеешь никакого отношения к деньгам. Поверь мне, она на нашей стороне. А если бы даже это было не так, какой ей прок в том, чтобы сообщать своим хозяевам, будто ты их кинул, если на самом деле она отлично знает, что это не так? Так что придется им искать кого-нибудь другого.

Я с силой втянул воздух сквозь сжатые зубы. Неужели это правда? Неужели эти сволочи по собственной глупости сами же защитили нас от любых подозрений, и все это только для того, чтобы скрыть свои грязные делишки с наркотиками? Верилось с трудом.

Будь я до конца откровенен с собой, я вынужден был бы признать, что испытанное мной облегчение смешано с разочарованием. Разумеется, мне не нравилось жить в постоянном страхе ареста, не нравились преследования со стороны Доу, но очень нравилось чувство причастности к чему-то, а Мелфорд заставил меня поверить, что это «что-то» представляет собой нечто чрезвычайно важное. Через пару дней я вернусь домой, брошу торговлю энциклопедиями, и все вернется на круги своя. Мне по-прежнему нужно будет найти тридцать тысяч долларов, чтобы поступить на следующий год в Колумбийский университет.

Дезире вышла из машины. На ней были те же джинсы, что и вчера, но вместо прозрачной блузки и черного лифчика она надела ярко-желтый топ от купальника.

Тело у нее было красивое, ничего не скажешь: очень чувственное и сексуальное. В другой ситуации мне было бы очень сложно заставить себя отвести глаза от ее бюста. Однако мне пришлось приложить все усилия, чтобы не глазеть на ее шрам. Я никогда прежде такого не видел – он был огромным и тянулся от плеча вдоль всего бока, расползаясь чуть ли не на половину спины и скрываясь под джинсами.

Но дело было не только в том, что я никогда прежде не видел подобного шрама. Я вспомнил слова Бобби, что у Игрока есть босс по имени Ганн, на которого работает женщина с огромным шрамом. Значит, Дезире работает на Б.Б. Ганна, нашего самого главного врага, а Мелфорд спокойно сидит в машине и по-приятельски болтает с ней.

Не смотреть на шрам было очень трудно. Казалось, он притягивает к себе внимание. Я решил, что лучший способ выйти из этой неловкой ситуации – просто задать вопрос.

– Откуда у тебя такой шрам? – спросил я.

Я тут же пожалел о том, что открыл рот, ведь речь шла о жизни и смерти, и передо мной стояла не просто привлекательная женщина с большой грудью. Эта женщина была носителем зла. Или нет?

Она взглянула на меня и улыбнулась:

– Спасибо, что спросил. – Голос ее звучал ласково и немного жалобно. – Большинство людей думают, что обращать внимание на шрам невежливо, поэтому притворяются, будто не видят его. Здесь была моя сестра. Нас с ней разделили. – Она поднесла правую руку к шраму и провела по нему кончиками пальцев. – Она погибла.

– Извини, – сказал я, мучась оттого, как глупо это прозвучало.

Дезире снова ответила мне с ласковой улыбкой:

– Спасибо. Ты очень добрый. Вы с Медфордом оба очень добрые.

– Ну ладно, – сказал я, потирая руки. – Чем мы можем помочь тебе на сей раз?

– Вообще-то, – отвечала она, – я пришла поговорить с Медфордом. Я хочу побольше узнать о том, как он помогает животным.



Так из закадычного друга я в одночасье превратился в третьего лишнего. Я мрачно плюхнулся на заднее сиденье, чувствуя себя никому не нужным, и, забившись в угол, съежился на крошечном пространстве, предназначенном скорее для японских детей, чем для американских подростков и целой библиотеки потрепанных книг в мягкой обложке. Когда я спросил у Мелфорда, куда мы едем, он не слишком внятно ответил на мой вопрос, заявив, что мы просто катаемся. Он якобы хотел немного развлечь меня и спрятать от Доу до тех пор, пока мне не настанет пора отправляться на встречу с Бобби.

С заднего сиденья мне было трудно расслышать все, что они говорили, но я видел, что Дезире очарована Медфордом. Она сидела, не сводя с него глаз и вся сияя, словно он был рок-звездой. Мне это не нравилось. В щемящем, неприятном чувстве, которое зашевелилось в моей груди, я опознал ревность, и это мне тоже не понравилось. Интересно, на кого она была направлена? Возжелал ли я эту сексуальную сиамскую близняшку, или мне было обидно делить с нею Мелфорда?

Я снова почувствовал, что чего-то не понимаю. Почему Мелфорд не попытался разузнать о ней побольше, прежде чем предлагать сесть в свою машину? Похоже, этот супер-ассасин не так тщательно относится к своему делу, как мне показалось на первый взгляд.

Мы ехали по шоссе минут двадцать – двадцать пять, когда Мелфорд вдруг притормозил и остановился возле магазина «Севен-илевен»,[59] заявив, что ему нужно умыться и что он хочет пить. Когда он ушел, у меня закружилась голова от охватившей меня паники. Мне не хотелось оставаться наедине с Дезире. Единственное, что я о ней знал, – это то, что она работает на Б.Б. Ганна. Я понятия не имел, что она за человек и чего от нас хочет.

Но Дезире, казалось, не испытывала никакой неловкости – она обернулась и заговорщически улыбнулась мне:

– По-моему, он очень сексуальный.

Я принялся беспокойно теребить пустой бокс от кассеты, который нашел на полу.

– Не уверен, что ты в его вкусе. Ты же все-таки женщина.

– А ты думаешь, что он голубой?

– Ну, у меня есть некоторые подозрения. Ладно, не важно. Кто ты все-таки такая?

– А почему ты думаешь, что он гей? Потому что он вегетарианец?

– Конечно нет, – возразил я. – И вообще, мне плевать, гей он или нет. Я просто хотел сказать, что, возможно, ты не в его вкусе. Но давай потом это обсудим. Сперва я хотел бы узнать, почему ты за нами ходишь. Может быть, Мелфорду и все равно, но мне – нет.

– Но это же так несправедливо, – сказала Дезире, – делать о людях выводы, клеймить их, основываясь исключительно на внешних признаках. Я столько времени и сил потратила на то, чтобы постичь свое истинное «я». Я прочла кучу книг про ауры, реинкарнации, гадание по «Книге перемен». А ты что делаешь? Вот так вот, с бухты-барахты, просто берешь и заявляешь, что он голубой.

– Послушай, мне это абсолютно безразлично. Я просто так сказал.

– А ты его самого не спрашивал?

– Не спрашивал, потому что мне это неинтересно! – Я начинал уже срываться на крик. – И о том, какой его любимый цвет, я тоже не спрашивал.

– А отчего ты вообще так переживаешь по этому поводу? – спросила Дезире.

Мелфорд вышел из магазина. В одной руке он держал бутылку с водой, в другой – ключи.

– А Лем думает, что ты голубой, – сказала Дезире, как только он отворил дверь.

Мелфорд уселся за руль и обернулся ко мне; на лице его играла широченная улыбка:

– Очень многие так считают, Лемюэл. И меня это ничуть не беспокоит. Но я все-таки надеюсь, что ты ничего не имеешь против голубых?

– Нет! – выпалил я. – Я вообще говорил о другом. Я хочу знать, кто Дезире такая и почему она всюду ходит за нами.

– А какое отношение это имеет к моей сексуальной ориентации? – озадаченно спросил Мелфорд. – Что-то я не понимаю.

– Я тоже не понимаю! – взвизгнул я.

Мелфорд перевел взгляд на Дезире:

– Лем задал вполне справедливый вопрос: кто ты такая и почему ты всюду следуешь за нами?

– Я? – переспросила она. – Одни очень нехорошие люди попросили меня последить за тобой, Лем, и выяснить, не собираешься ли ты совершить какой-нибудь нежелательный поступок.

– И что же? – поинтересовался Мелфорд.

– Насколько я себе представляю – нет, не собирается. Но мне придется еще немного за ним последить, чтобы убедиться окончательно. Если только, – и она взглянула на Мелфорда, – кто-нибудь не отвлечет мое внимание.

Мы не спеша ездили взад-вперед по шоссе и слушали неторопливый рассказ Дезире. Оказалось, что, как я и подозревал, она работает на Б.Б. Ганна, который живет где-то неподалеку от Майами и использует продажу свинины и энциклопедий как прикрытие для наркоторговли.

Дезире избегала подробностей. Она ясно дала нам понять, что решила уйти от Б.Б., но поскольку все же не хочет предавать его, то должна каким-то образом искупить свою причастность к этому грязному бизнесу. К этому заключению она пришла благодаря отчасти «Книге перемен», а отчасти Мелфорду. По ее словам, она в последнее время усиленно искала чего-то: какой-то цели, какого-то смысла, – и наша беседа в китайском ресторане убедила ее в том, что борьба за хорошее обращение с животными, которую ведет Мелфорд, может оказаться именно тем, что ей нужно. Интересно, усилилось бы ее убеждение или, наоборот, испарилось, если бы она узнала, что эта борьба подразумевает убийство людей?

– Так чем же занимаются борцы за права животных? – спросила она. – Взрывают скотобойни или что-то в этом роде?

Мелфорд покачал головой:

– Как правило нет. Главная сила нашего движения сосредоточена в свободном сообществе активистов, известном под названием «Фронт освобождения животных». Эффективность этого сообщества обусловлена тем, что, для того чтобы войти в него, достаточно просто исповедовать его ценности и предпринимать соответствующие акции, приписывая их ФОЖ. Никаких исправительно-трудовых лагерей, никакой идеологической проработки, никакой присяги. Самые простые акции – погромы предприятий фаст-фуда, охотничьих магазинов или других заведений, по вине которых хотя бы одна крошечная обезьянка может быть брошена в общую мясорубку – в огромную машину, где издевательства над животными поставлены на конвейер. Но есть и более сложные акции, например спасение лабораторных животных. Некоторые врываются на фермы и в научные учреждения, делают фотографии, показывающие, насколько жестоко там обращаются с животными, а затем устраивают так, что они становятся достоянием публики.

– Ну не знаю, – сказала Дезире. – Как-то это все пресно. Неужели ты хочешь всю жизнь приставать к людям с проповедями, убеждая их делать то, что они делать никогда не перестанут? Быть может, стоит предпринять что-нибудь посерьезнее? Например, избить администраторов какого-нибудь фаст-фуда.

– Члены ФОЖ считают, что не должны причинять вред даже самым жестоким мучителям животных, потому что вся их борьба основана на одном тезисе: люди вполне могут жить, не причиняя вреда другим существам.

При этих словах я постарался сделать вид, что ничего не слышал.

– И что же, они не могут убить даже самого отвратительного злодея? – спросила Дезире.

Мелфорд покачал головой:

– Любой, кто это сделает или хотя бы будет заподозрен в желании совершить подобный поступок, станет изгоем не только для этой организации, но и для всех сторонников движения в защиту животных. Их общая цель – спасение жизней, в том числе и человеческих. Но зато наносить имущественный вред не возбраняется.

– Ну что ж, все это вызывает уважение, – сказала Дезире.

– Хотя встречаются люди, – продолжал Мелфорд, – которые действуют даже там, где ФОЖ опустил бы руки. Они считают, что при некоторых условиях, в самой крайней ситуации, насилие неизбежно. Большинство членов Общества в защиту животных никогда не согласятся с этой истиной. Подозреваю, что они не сделают этого даже в частной беседе.

– Мне кажется, они совершенно правы, – заметила Дезире. – Какой смысл бороться за права всех живых существ, если мы станем делать между ними различие. Тогда мы будем похожи на посетителей ресторана, которые заглядывают в бак и выбирают рыбину, которую хотят съесть.

Мелфорд улыбнулся:

– Да, так и есть.

Дезире тоже улыбнулась в ответ на эту ложь, как будто одобрение Мелфорда привело ее в неописуемый восторг. И что самое неприятное, я прекрасно понимал, что именно она сейчас чувствует. В то же время я знал, что Мелфорд ей лжет. Какой же вывод я должен был сделать из всего этого? Ведь сам я так же легко и быстро стал прислушиваться к его мнению. И если бы я своими глазами не видел, как он убил двух человек, я ни за что не заподозрил бы его во лжи. Я вдруг почувствовал себя исключительно неловко: мне даже захотелось выйти из машины.

– А можно задать вопрос? – спросила Дезире.

– Разумеется.

– А как насчет медицинских исследований? Я хочу сказать, жаль, конечно, что приходится ставить опыты на животных, но мы же все-таки получаем важные результаты. Как же иначе найти лекарства от болезней?

– Конечно, поиск лекарств – очень важная задача. Но использование для этой цели животных – совсем другое дело. У меня на это есть два возражения: одно морально-этического, другое – практического свойства. Во-первых, то, что мучения и убийства животных приносят нам некоторую пользу, вовсе не значит, что мучить и убивать их – правильно. Если вместо подопытных животных мы будем использовать заключенных, преступников, брошенных детей или просто каких-нибудь невезучих ублюдков, которые вытянут несчастливый билет, – устроит ли вас это? Другими словами, можно ли сказать, что в данном случае цель оправдывает средства? Надо решить, представляет ли жизнь животных для нас какую-то ценность или нет. Если имеет, то делать исключения ради чего-то чрезвычайно важного – просто абсурд.

– Не уверена, что ты прав, – сказала Дезире. – Все-таки это животные, а не люди. По-моему, мы имеем полное право пользоваться преимуществами своего положения в пищевой цепи. Мы же не осуждаем львов за то, что они охотятся на зебр.

– Но львы не могут не охотиться на зебр, – возразил Мелфорд. – Для них это не является морально-этической проблемой. Так уж они устроены, ничего не поделаешь. А мы сами решаем, готовы ли мы причинять вред животным или нет. Это наш личный выбор, а значит, по нему нас вполне можно судить.

– Ну ладно, согласна, – сказала она. – Но все равно я не уверена, что готова скорее умереть от какой-нибудь жуткой болезни, чем позволить ставить опыты на животных, чтобы найти подходящее лекарство.

– Да, это сложный вопрос. Для многих, возможно, даже самый сложный. Высоконравственный человек может легко отказаться от гамбургеров и хот-догов, а вот вопрос о тестировании медикаментов на животных представляет собой очень непростую дилемму. Здесь самое главное – никогда не забывать о том, что большинство опытов, которые проводятся на животных, совершенно бессмысленны.

– Да брось, – вмешался я. – Кому нужно проводить бессмысленные опыты?

– Не надо себя обманывать. Даже если допустить, что в медицинских лабораториях полно талантливых ученых, их работа все равно требует финансирования. Ученые ищут себе гранты и, чтобы получать их, вынуждены ставить опыты на животных. Это же проще простого: представители организаций, распределяющих деньги, свято верят в эффективность таких исследований, и даже самое логичное и научно обоснованное доказательство не способно поколебать их веру.

– А может быть, они верят в эффективность таких опытов как раз потому, что эти опыты действительно эффективны? – предположила Дезире.

– Большинство лабораторных животных – млекопитающие, как и мы, но это вовсе не значит, что они так же переносят болезни и реагируют на лекарства. Наши самые близкие родственники – шимпанзе, к нам они даже ближе, чем к гориллам. Но знаешь, что происходит с ними под воздействием фенилциклидина – «ангельской пыли»?[60] Они просто засыпают. Для шимпанзе фенилциклидин – сильнейший транквилизатор. Вы только вдумайтесь: наркотик, который превращает людей в настоящих чудовищ, шимпанзе просто усыпляет, – а ведь они самые близкие к нам живые существа на Земле. Так что воздействие какого-нибудь медицинского препарата на шимпанзе, крысу или собаку ровным счетом ничего не говорит о том, как на него будет реагировать человек.

– А мне казалось, что благодаря опытам на животных было сделано много открытий.

– Да, и, может быть, будет сделано еще больше. Но это еще не значит, что следует продолжать в том же духе. Защитники медицинских опытов очень любят этот аргумент: неужели вы были бы готовы отказаться от вакцины против полиомиелита? Ведь если бы медики не ставили опыты на животных, ее бы и в помине не было. Но это ложный аргумент. Разумеется, я гораздо лучше чувствую себя, зная, что такая вакцина есть, но люди – очень умные и изобретательные существа, а значит, всему есть альтернатива. Можно, например, привлекать к исследованиям добровольцев. В наши дни некоторые ученые уже начинают работать с компьютерными моделями – для таких исследований нужна только специальная программа. А говоря, будто без опытов на животных мы не добились бы тех же самых результатов, мы тем самым утверждаем, что наука вообще невозможна без животных. Чушь! Возможна, да еще как. Мы наверняка могли бы придумать что-нибудь другое. Если бы опыты на животных были запрещены законом, может быть, мы бы уже давно изобрели более мощные компьютеры, потому что тогда для спасения собственных жизней нам бы понадобились куда более сложные компьютерные модели. Кроме того, раз опыты на животных, как я уже сказал, не дают нам надежных результатов, возникает еще один вопрос: как много открытий мы могли бы сделать, если бы не полагались целиком на результаты этих опытов? Сторонники вивисекции любят ставить вопрос ребром: либо мы оставляем в покое животных и продолжаем болеть, либо проводим опыты и находим лекарства. Но что, если все наоборот? Что, если использование этих ненадежных биологических моделей отбрасывает медицину далеко назад? Возможно, если бы мы не ставили опытов на животных, то давно бы уже нашли лекарство от рака.

– Ну-у не знаю… – рассеянно протянула Дезире. – Ты очень складно говоришь, но я хочу, чтобы, если я заболею, врачи сделали бы все возможное для моего выздоровления.

– Ну разумеется, ты хочешь, чтобы они сделали все возможное. Но «все возможное» все равно должно быть в рамках разумного. Ты ведь не хочешь, чтобы они делали то, что заведомо не сможет тебе помочь.

– Да, уж конечно.

– Но даже если ты ничего не имеешь против опытов на животных и при этом считаешь себя человеком честным и имеющим хоть какие-то моральные устои, ты не можешь не признать, что должен быть какой-то порог, стандарт, определяющий круг ситуаций, когда к этому средству следует прибегать, а когда нет. Возможно, ученым следует внимательно рассматривать каждый конкретный случай и всякий раз решать, действительно ли так уж необходимо в данной ситуации пожертвовать жизнью обезьяны, собаки или крысы, и если да, то почему. А пока что никто не мешает людям убивать и мучить животных в свое удовольствие. К тому же многие опыты на животных не имеют никакого отношения к медицине. Например, производители косметики каждый год подвергают пыткам тысячи животных только для того, чтобы выяснить, нанесет ли очередная жидкость для снятия лака такой же вред глазам кролика, как предыдущая. Казалось бы, и так ясно, что не стоит заливать глаза едким веществом. Но этим ребятам мало одного понимания: они все проверяют.

– Но зачем? – спросил я.

– Откуда я знаю – зачем? Страховая ответственность и прочая чушь. Не знаю почему, но именно так они и поступают.

– Да брось, – возразила Дезире. – Ты хочешь сказать, что крупные корпорации тратят черт знает сколько денег на бессмысленные мучения животных? Я не верю.

– Да что ты? – Губы Мелфорда искривились в странной улыбке. – Значит, не веришь? Лемюэл, тебе во сколько нужно быть в условленном месте? В пол-одиннадцатого, одиннадцать, если не ошибаюсь?

– Угу, – нехотя подтвердил я.

– А до этого тебе никуда не надо?

– Ну, – отважился я, – было бы неплохо, например, в кино сходить.

– Ага, щас.

– Уж не знаю, что ты задумал, – заявил я, – но мне это точно не нравится.

– Догадываюсь, – ответил он, – что не нравится. Тебе это и не может понравиться.

Похоже, мы были уже на пути к цели, поскольку Мелфорд явно прибавил газу.

– Куда мы едем? – спросила Дезире.

– По правде сказать, я не собирался делать это именно сегодня. Но поскольку диспозицию я уже изучил, то почему бы и нет. – И он загадочно усмехнулся. – Мы едем в лабораторию.

Глава 28

Мы ехали около часа, все дальше и дальше от Джексонвилла, а за окнами проплывал однообразный пейзаж: забегаловки, стрип-бары, ломбарды. Затем Мелфорд свернул с шоссе, и мы проехали еще миль десять по лесным дорогам, пока наконец не остановились возле небольшого торгового центра, в котором размещались ювелирный магазин и прачечная. Мелфорд припарковал машину. Когда мы вышли, он вытащил из багажника огромный мусорный мешок, доверху набитый черными трикотажными тряпками. Это были спортивные костюмы.

– Покопайтесь тут, – сказал он, – и найдите себе подходящую одежду. Только пока не надевайте, а то спечетесь.

Мелфорд достал черную спортивную сумку и закинул ее на плечо, а затем выдал каждому из нас еще по какой-то тряпке.

– Это вам тоже пригодится, – заметил он.

Это были лыжные маски.



У меня и без того было предостаточно проблем с законом, и я не имел ни малейшего желания вламываться в лабораторию, где проводили опыты на животных. Но я счел за лучшее не спорить и не вносить сомнительных предложений – например, оставить меня в машине. Раз уж ввязался в эту историю, ничего не поделаешь.

Мелфорд достал из своей спортивной сумки флакон со спреем от насекомых, обрызгал нас и повел через густые заросли сосен. Было еще светло, но комары, почти не замечая спрея, уже жужжали возле моих ушей. В древесных зарослях кисловато пахло гнилыми листьями и гниющим где-то неподалеку опоссумом.

Дезире молчала, всем своим видам показывая, как сильно увлечена. А впрочем, какая ей разница, она ведь явно давно уже нарушает закон, так что одним преступлением больше, одним меньше – ей уже все равно.

Наконец заросли поредели, и Мелфорд поднял руку, как сержант, приказывающий своим солдатам остановиться.

– Пока что останемся здесь, – сказал он. – Сегодня суббота, так что в лаборатории должно быть пусто. Но все равно лучше дождаться темноты. Подождем здесь час-полтора, не больше. А я пока что покажу вам результаты проведенной мною рекогносцировки.

Он засунул руку в карман и извлек оттуда несколько клочков бумаги, которые аккуратно разложил на земле. Это были нарисованные от руки планы внутренних помещений здания.

– Но что ты все-таки собираешься предпринять? – спросила Дезире.

– Ничего особенного, – ответил он. – Банальную молниеносную атаку. Хочешь знать, чем занимаются защитники прав животных, – вот и посмотришь. Мы заберемся внутрь, сделаем несколько фотографий, соберем улики, а потом уйдем. Все предельно просто. А затем я передам нашу добычу в организацию по защите животных. Они опубликуют фотографии и постараются вызвать в обществе возмущение. Что может быть проще, правда?

– Да уж, – согласилась Дезире. – Дело выеденного яйца не стоит.

Выеденного яйца не стоит. Я поднял глаза и увидел здание, которое просвечивало меж древесных стволов. Около тридцати метров аккуратно подстриженной травы отделяло кромку леса от белого приземистого строения без окон. Его окружала узкая полоска кустов – и более никаких декоративных посадок. Здание казалось уютным и безобидным – разве что отсутствие окон могло показаться зловещим. На противоположном углу, перед океанским пространством парковки, из травы торчала бетонная плита, на которой было отпечатано название медицинской компании: «Медицинская компания Олдгема».

Именно такую надпись я видел на кружках и коробках в фургоне у Карен и Ублюдка. Тогда Мелфорд сказал мне, будто понятия не имеет, что это значит, – и вот теперь мы собираемся вломиться в здание этой компании.