— Послушайте, профессор! Нам абсолютно точно известно, что делается в вашем институте. Нам нужны описания секретных испытаний и протоколы опытов. Достаточно по одному экземпляру каждого, — великодушно добавляет Лиммат с иронией. Улыбка у него неприятная, высокомерная.

Профессор еще больше бледнеет, руки дрожат.

— Нет... это невозможно! — запинаясь, протестует он. Лицо его нервно подергивается.

Лиммат вынимает пистолет. Движения его небрежны, но в них отчетливо читается угроза. Лоб Дрейменса уже весь в поту. Он медлит. Лезет в сейф, что-то отбирает, роется в досье. Некоторые бумаги откладывает на стол.

— Это материалы новейших исследований... Описание четырех вариантов серии БЦ-8...

Лиммат свободной рукой перелистывает бумаги. Текст, рисунки, кое-где вклеены фотографии. Таблицы и длинные ряды цифр. Вероятно, он находит, что с описаниями все в порядке, так как сдержанно кивает.

— А это? — поднимает он синюю пластмассовую коробку.

Дрейменс в отчаянии хватает его за руку, но тотчас овладевает собой. Однако голос его звучит непривычно резко:

— Не прикасайтесь к коробке! Вы просили описания, правда? А тут материалы опытов, которые выносить отсюда нельзя! Последствия этого...

По лицу Лиммата пробегает жесткая ухмылка.

— Так что у вас в этих сосудах, господин директор? — интересуется он.

 

Восемь часов двадцать девять минут.

Откуда-то из глубины двора появляется третий охранник. Как потом выяснилось, он был на складе: поставщики привезли в институт животных для опытов. Он подождал, пока они уедут, потом помог служителю перенести клетки с белыми мышами в здание. Собственно говоря, охранник нарушил инструкцию, хотя впоследствии вместо наказания получил поощрение. Шел он не торопясь вдоль забора и задней стены караулки, поэтому Флатро не заметил его. Уже собираясь завернуть за угол, он услышал стук и поднял голову. В крошечном окошке заметил лица своих товарищей, делавших ему какие-то знаки. Вероятно, знаки были условными, потому что охранник выхватил оружие, прижался к стене и стал осторожно и медленно красться. Добравшись до открытого окна, заглянул внутрь и увидел постороннего человека в форменной фуражке на голове. Он сразу понял, что произошло. Несколько секунд выжидал с поднятым пистолетом. В это время с улицы к шлагбауму свернула машина, в ней сидели мужчина и женщина. Флатро потянул руку к кнопке, поднял шлагбаум и сделал разрешающий жест: проезжайте! Его левая рука на мгновение прикрыла правую, в которой он держал оружие. Тут-то охранник молниеносно выбросил руку над подоконником и сделал три выстрела подряд. Флатро смог ответить лишь одним, его пуля вошла в потолок, стрелял он уже в падении. Две пули попали ему в грудь, третья — в голову. Ноги его странно задергались, и Флатро вытянулся на полу — он был мертв.

Охранник быстро влез в окно. Пассажиры подъехавшей машины, услышав выстрелы, в ужасе выскочили и кинулись бежать. Женщина отчаянно кричала. Не медля ни секунды, охранник бросился к встроенному в стену сигнальному устройству, нажал кнопки с надписью «Тревога», «Закрыто», «Полиция». Над кнопками замигали красные лампочки. За шлагбаумом бесшумно сомкнулись стальные ворота. Во дворе на углах здания дребезжали звонки, внутри во всех коридорах загорелись красные лампы: «Тревога, тревога!» Двери института автоматически захлопнулись — тревога была не пожарная, — на лестницах между этажами опустились решетки, лифты тотчас вернулись вниз. Дверцы их открылись, но сами они бездействовали: сработала блокирующая система. Все останется в этом положении до тех пор, пока те, кому положено, не отключат сигнальное устройство.

 

— Ага, это оно и есть! — Лиммат задумчиво разглядывал белые цилиндрики. В глазах его снова мелькнули зловещие огоньки.

И в этот момент загремели выстрелы, раздались сигнальные звонки.

— Черт побери! — Манч бросился к окну.

Шофер Дрейменса только этого и ждал — тотчас кинулся сзади на Лиммата. Однако Манч оказался проворнее. Подскочив, он ударил телохранителя по голове рукояткой пистолета. Оглушенный, тот упал на толстый ковер.

Дверь распахнулась, на пороге стоял Гейд.

— Флатро убит! Охрана в воротах, все выходы перекрыты!

— Попытаемся выбраться! — Лиммат схватил бумаги.

В эту секунду вбежала Катарина:

— Этаж перекрыли! Мы не сможем выйти!

Лиммат огляделся. На окнах железные решетки, такие же на лестнице второго этажа. Снаружи нарастал вой сирены.

— Полиция!

Сохранявший хладнокровие Лиммат чуть прикусил губу.

— Остаемся здесь! Действуем по второму варианту плана. Берем заложников!

Гейд, Катарина и Манч выскочили в коридор. Лиммат наставил пистолет на побледневшую рыжеволосую секретаршу.

— Лицом к стене! И вы, профессор!

 

В восемь тридцать сигнал тревоги прозвучал в двенадцатом участке городского полицейского управления. Дежурил капитан полиции Трааль. Его считали лучшим полицейским района, добросовестным, исполнительным, знающим свое дело. Недавно Трааля представили к повышению, ожидалось, что его назначат начальником районного управления полиции. Однако вышестоящие чиновники в министерстве внутренних дел не торопились, занятые главным образом приближающимися выборами президента, а не своими непосредственными делами.

Трааль послал две патрульные машины к Исследовательскому институту сельского хозяйства и приказал дежурному сержанту позвонить туда по телефону. Перепуганный женский голос на коммутаторе пробормотал что-то насчет стрельбы. Трааль попросил соединить его с кем-либо из институтского руководства и одновременно нажал свободной рукой кнопку общей тревоги. В служебных помещениях и гаражах прерывисто задребезжали звонки.

В секретариате директора института никто не снимает трубку, сообщила Траалю телефонистка.

На столе сержанта зазвонил другой телефон — докладывала охрана института. Голос караульного казался спокойным, хотя и немного напряженным. Он назвал свое имя и сообщил, что институт подвергся нападению террористов, они захватили директора и вместе с ним блокированы в главном здании на втором этаже. Один из нападающих застрелен. На этом связь прервалась. Трааль приказал сержанту позвонить в Центральное управление полиции, доложить о случившемся, попросить указаний и передать, что он, Трааль, отправился на место происшествия.

В восемь часов тридцать одну минуту целая автоколонна, ревя сиренами, выехала из ворот полицейского управления. С ней ехал Трааль. Он слушал радиодонесение первой посланной к институту патрульной машины. В донесении подтверждалось то, о чем сообщил по телефону охранник.

«Странно, почему в этом институте вооруженная охрана?» — задумался Трааль. Перед его мысленным взором пронеслись теплицы, парники, крытые фольгой, лаборатории, в которых над тысячами посаженных в одинаковые горшочки ростков склонялись ассистенты в белых халатах. Между тем колонна свирепо воющих автомашин подъехала к институту.

— Оцепить! — скомандовал Трааль, выйдя из автомобиля. Машины разъехались в разных направлениях. Район оцепляли.

Из Центрального управления столичной полиции запросили по радио о случившемся. Капитан кратко доложил.

Ворота института отворились, полицейские вбежали во двор и помчались к главному входу: надо было оттеснить террористов обратно на второй этаж, так как те уже, оказывается, добрались до пульта сигнального устройства и подняли решетку между этажами. Вероятно, среди них есть специалисты и по этой части. Раздались первые выстрелы. Террористы стреляли из окон второго этажа. Один полицейский пошатнулся, упал. Другие, подхватив его под мышки, потащили назад. Раненый спотыкался, спешил, стараясь не задерживать товарищей. Двум полицейским удалось добраться до главного входа, они залегли на каменном полу возле лестницы.

— Пришлите команду особого назначения! Не менее десяти человек в пуленепробиваемых жилетах. И две машины «скорой помощи»! — кричал в микрофон Трааль. — У нас есть раненый!

Больше двадцати полицейских оцепили институт. С первого этажа выбегали мужчины и женщины, некоторые в белых халатах. Трааль пока никого не отпускал, направляя бегущих на окруженную патрульными машинами автостоянку за оградой института. К нему подошел мужчина лет пятидесяти, руководитель лаборатории.

— На втором этаже остались директор, его секретарша и весь персонал одной из лабораторий. Примерно человек восемь, — дрожащим голосом произнес он.

Кто-то добавил, что до начала стрельбы видел директорского шофера, поднимающегося на второй этаж. Самую полезную информацию удалось получить от молодого усатого начальника охраны. Трааль узнал, что нападавших было пятеро или шестеро. Теперь ясно — директора Дрейменса держали под прицелом, потому он и действовал так странно. Вместе с ним террористы проникли за ворота института, а потом на второй этаж главного здания. Трааль распорядился доставить в лабораторию криминалистики машину, на которой приехали террористы, но из-за перестрелки пока до нее нельзя было добраться. Начальник охраны сообщил также, что среди террористов есть женщина.

В восемь сорок из Центрального полицейского управления прибыла команда в пуленепробиваемых жилетах. После короткого совещания — пока одна из машин «скорой помощи» увозила раненого — решили идти на приступ главного здания. Остальные помещения были уже заняты и очищены командой Трааля. Атака принесла частичный успех — в руках террористов остался только второй этаж. Все другие оказались под контролем полицейских. Но отдельные выстрелы еще гремят.

В девять часов две минуты один из полицейских сообщает капитану Траалю, что его вызывают по радио. Машина окружена встревоженными людьми. Трааль приказывает оттеснить подальше посторонних, просовывает голову в машину и нажимает кнопку микрофона.

— Капитан Трааль слушает.

Он узнает голос шефа, комиссара столичной полиции:

— Трааль, передаю микрофон только что назначенному руководителю операцией. Следуйте во всем его приказам!

— Слушаюсь, господин комиссар, вас понял.

После небольшой паузы послышался незнакомый голос:

— Говорит полковник Корнелиус Эберт, начальник отдела управления национальной безопасности. Несколько минут назад я получил специальные полномочия. Как уполномоченный правительства буду руководить акцией, цель которой — ликвидировать террористов, действующих на территории Исследовательского института сельского хозяйства. Капитан Трааль, приказываю немедленно прекратить атаку на здание! Она может вызвать ужасные последствия! Охраняйте здание и ничего больше не предпринимайте! Через десять минут буду у вас.

Щелчок дал понять капитану, что полковник закончил разговор.

Солнце поднималось все выше. Теплый ветерок овевал площадку автостоянки. У главного здания института тишина, зловещая тишина.

«Из-за чего такая суматоха? — думал Трааль. — Вооруженная охрана, высокий забор с колючей проволокой, сигнальное устройство. А теперь еще уполномоченный правительства... Что за всем этим кроется?»

— Унести убитого и установить его личность, — приказал он своему заместителю.

— Глядите, глядите, капитан! — воскликнул один из полицейских, показывая на небо.

С шумом и треском подлетел и медленно опустился вертолет с армейским опознавательным знаком. Он не коснулся земли, повис примерно в метре от нее. Военные в хаки выпрыгнули из вертолета. Слева на груди у всех значки — на синем фоне что-то желтое. Вертолет улетел.

Трое мужчин средних лет шагали к Траалю, обходя машины. На плече у одного висела рация в кожаном футляре. За спиной торчала антенна. Значки на груди прибывших, оказывается, изображали желтую крапчатую голову гепарда. От глаз животного к пасти сбегали черные линии. Казалось, что гепард плачет. Шедший впереди рослый мускулистый светловолосый и светлоглазый мужчина с твердым взглядом — судя по знакам отличия, майор. Он протянул руку.

— Капитан Трааль? Я майор Бренн, командир особого отряда по борьбе с терроризмом.

Трааль пожимает протянутую руку. Теперь ему все ясно. Об особых частях «гепардов» в полиции ходило немало слухов, но почти никто не видел их в действии. Акции «гепардов» не проводятся публично. Это они вернули захваченный террористами самолет. Это их сбросили на парашютах в деревню, где двое сумасшедших перестреляли множество людей. А когда боевики Третьего фронта забрались в подземное водохранилище города, против них тоже выслали «гепардов». Эти люди никогда не отступали.

— Я прибыл по приказу полковника. Мой отряд скоро будет здесь. Разрешите представить офицеров — лейтенанты Меравил и Чаринг. С отрядом прибудет еще лейтенант Пирон.

Трааль рад помощи, но одновременно чувствует себя немного уязвленным. Хотя теперь ответственности меньше, он огорчен: люди из полиции оттеснены на задний план.

— У меня один раненый, — говорит он.

— Больше раненых не будет, — обещает Бренн серьезно, без улыбки. От него исходят сила и спокойствие.

 

Девять часов восемнадцать минут. Трааль приказывает полицейским отвести сотрудников института в здание ближайшей школы, сейчас, во время каникул, пустующее. Одному из своих офицеров поручает собрать все данные о террористах. Машины, скопившиеся из-за того, что дорогу перекрыли — среди них несколько трейлеров и грузовиков, перевозящих уголь, — направляются в объезд. Временный, из нескольких человек, штаб избирает караульное помещение своей штаб-квартирой. Растекшуюся на полу лужу крови огораживают стульями, чтобы кто-нибудь ненароком не ступил в нее.

Команда «гепардов» и уполномоченный правительства прибывают почти одновременно. Автоколонна «гепардов» не привлекла к себе внимания горожан. Солдаты сидели в двух обыкновенных автобусах, отличавшихся разве что окнами — покрытые специальным химическим составом, они обеспечивали одностороннюю видимость, снаружи оставаясь непроницаемыми. За автобусами следовала машина «скорой помощи» с амбулаторией, оборудованием для операций и реанимации и запасом донорской крови. За «скорой» шли два военных вездехода со сверхмощными моторами, два скоростных черных автомобиля с гражданскими номерными знаками и огромный грузовик. Все машины оснащены коротковолновой радиоаппаратурой, телефоном, радиопеленгатором и прочим снаряжением. У «гепардов» под хаки пуленепробиваемые жилеты. Им жарко, солнце стоит высоко, облаков мало, а тени почти совсем нет. Вокруг ни деревца, только во дворе института в бетонных рамах зеленые пятна — цветы, вьющиеся растения, несколько розовых кустов.

Майор Бренн отдавал распоряжения с молниеносной быстротой. Лейтенант Меравил, двухметровый гигант, своими черными прямыми волосами и странным именем напомнил Траалю индейца. Вместе с двенадцатью «гепардами» он направился к институту, чтобы сменить полицейские силы.

На груди у каждого «гепарда» — коротковолновая рация, к воротнику приколот маленький микрофончик. С кем бы что ни случилось, тотчас можно доложить. Лейтенант Пирон, молодой худощавый человек с детской, несмотря на свои двадцать шесть лет, физиономией, поглаживая рыжеватые волосы, ожидал приказа майора. Он наслаждался своим участием в операции. Вообще Пирон все делал с удовольствием и никогда не терял хорошего расположения духа. Сейчас ему велено с десятью «гепардами» занять соседнее здание. Среди его людей несколько снайперов. Они возьмут на прицел окна этажа, захваченного террористами.

Третий лейтенант, Чаринг, — натура философского склада. Рефлексы у него быстрые, но проявляется это только при крайней необходимости. А так он медлителен, задумчив. Прекрасно переносит физические нагрузки. В свободное время увлекается йогой, азиатскими видами спорта и тибетской философией. Пожалуй, единственный из коммандос носит длинные, прикрывающие уши волосы, что противоречит армейскому уставу. С дюжиной «гепардов» он занимает двор, первый этаж здания дирекции, держит под контролем территорию, примыкающую к решетчатому забору со стороны улицы.

Полицейские — из Центрального управления тоже прибыла специальная группа — оттянулись назад и заняли позиции в добрых ста метрах от забора. Прочным кордоном перекрыли весь район. «Теперь отсюда и муха не вылетит, разве что разрешение получит с тремя печатями!» — шутит кто-то из полицейских.

Правительственный уполномоченный появился в сопровождении своего шофера. Взглянув на Эберта, никто бы не подумал, что он руководит отделом национальной безопасности. Это элегантный мужчина среднего роста и средних лет. На правом виске бледный след давнего, но неисчезающего шрама. От носа идут две глубокие морщины, заставляющие подозревать язву желудка. Но взгляд у него твердый, движения уверенные. Выйдя из машины, он зашагал к ожидающим у входа Траалю и Бренну.

— Привет, Бренн!

— Приветствую вас, полковник!

Их тон позволяет сделать вывод, что они давно знают друг друга. Быть может, вместе принимали участие в подобных делах. Все это проносится в мыслях Трааля, пока он, вытянувшись, четко докладывает обстановку. Майор Бренн стоит рядом с легкой улыбкой на губах. Он молчит.

— Ясно, — говорит полковник Эберт и обращается к Бренну: — «Гепарды» заняли свои места?

— Разумеется.

— Тогда пошли.

Эберт входит в караульную, бросает взгляд на красную лужу, огороженную стульями, и, не меняя тона, продолжает:

— Я хочу поговорить с террористами. Сколько у них заложников?

— По мнению сотрудников института и по штатному расписанию, человек десять-двенадцать застряли в момент тревоги на втором этаже, — отвечает Трааль. — Среди них директор Дрейменс, его шофер, секретарша, руководитель верхней лаборатории, его заместитель, четверо лаборантов и трое или двое других служащих.

Наступает тяжелая тишина. Стоящий у окна снайпер медленно меняет позу, вытирает лоб и снова устремляет взгляд в оптический прицел автомата, направленного на одно из окон второго этажа.

— Есть какое-нибудь движение? — спрашивает Эберт.

— Со времени последней перестрелки никакого. Затаились.

— Заложники для них хороший козырь, — размышляет вслух Трааль.

Эберт долго глядит на капитана полиции, потом с расстановкой произносит:

— У них и другие козыри есть.

Трааль вздыхает. Его тянет спросить «какие?», но пока он решает повременить. Лучше подождать! Эберт улавливает невысказанный вопрос и, обращаясь к обоим офицерам, говорит:

— Скоро пришлют специалиста. От него узнаем детали.

Итак, они ждут. На циферблате электронных часов подгоняют одна другую стрелки. Девять часов сорок минут. Девять сорок одна. Сорок две.

 

Приезжает специалист, однако на машине его через полицейский кордон не пропускают. Слишком много транспорта скопилось у здания, слишком много бензина, слишком велика опасность взрыва и пожара. Поэтому в сопровождении полицейского он направляется в штаб пешком.

Это приземистый человек лет пятидесяти. Лицо морщинистое. Одет небрежно — галстук завязан криво, пиджак на размер больше, чем следует. Лысоват. Стекла очков толстые, движения неуверенные, выдающие близорукость.

— А, это вы? — слегка оживился полковник. — Мы с вами знакомы. Вместе заседали в комитете. Не так ли?

— Да, полковник. Но хочу представиться господам. Я врач-эпидемиолог. Доктор Эдмонт Амстел, из военного министерства.

— Эпидемиолог? — У Трааля округлились глаза. — Тут, очевидно, недоразумение! Мы занимаемся не эпидемией! Не ошиблись ли вы, доктор?

— Адрес он не спутал, — перебил Эберт. — Пройдемте в караульную, там все обсудим.

Глубоко вздохнув, доктор Амстел сел к узкому столу и обратился к Эберту:

— Вы, как уполномоченный правительства, разрешаете сообщить важную государственную тайну господам Бренну и Траалю?

— Оба давали присягу по службе, и для правильных действий им необходимо знать все, — кивнул Эберт.

— Как угодно, — с явной неохотой повиновался Амстел, но вдруг добавил: — Все же предлагаю сначала позвонить террористам. Возможно, они и не добрались до материалов.

— Вы правы, — быстро согласился полковник.

Траалю казалось, будто они говорят, на незнакомом ему языке. Он абсолютно ничего не понимал. Бросил взгляд на Бренна — командир «гепардов» сидел с безмятежным спокойствием, поглядывая в окно на осажденное здание. Что-то хищное проглядывало в том, как он сидел, делая вид, что расслабился. На самом деле Бренн был напряжен и как-то по-кошачьи помаргивал. «Он и сам похож на гепарда, голова которого красуется у него на груди», — подумал Трааль.

Уполномоченный тем временем узнавал у ожидающего поблизости начальника охраны телефон директора.

В небе исчезли последние облака, жара усилилась. Бренн, подозвав одного из своих людей, распорядился насчет прохладительных напитков со льдом. Сидящим в засаде «гепардам» отнесли около ста пятидесяти бутылок с тоником и апельсиновым соком.

Раздался телефонный звонок.

 

В просторном зале заседаний, дверь которого ведет в комнату секретарши, за большим овальным столом сидят заложники. Среди них профессор Дрейменс, рыжеволосая секретарша, шофер-телохранитель. Всего одиннадцать женщин и мужчин. Большинство в белых лабораторных халатах. На лицах заложников — ужас, одну из женщин колотит дрожь. По приказу террористов руки у всех сложены на столе. Стоящему в дверях Гейду так легче за ними следить.

— Кто шевельнется, прикончу! — предупредил он. Сквозь маску, сделанную из чулка, его глаза недобро поблескивают.

До сих пор террористов в лицо видели только профессор, шофер и секретарша, да и то не всех. Когда началась стрельба, те сразу натянули на голову чулки и согнали в зал всех сотрудников, каких нашли на этаже. Ни лаборанты — трое мужчин и три женщины, — ни руководитель лаборатории ничего не понимают. Все молчат, заведующий лабораторией сидит со сжатыми зубами, его поташнивает.

На площадке второго этажа, возле шахты лифта, дежурит Манч. «Хорошо, что на окнах решетки, — думает он. — Отсюда нам не грозит опасность. Железная дверь с крыши на лестницу тоже закрыта изнутри».

Маарен распахнул двери, чтобы лаборатория, две соседние комнатушки и вход в приемную просматривались. Катарина и Лиммат стоят у открытого сейфа в кабинете. Под ногами хрустят осколки стекла. После стрельбы в кабинете не осталось ни одного целого окна. На стенах следы пуль, на полу валяются картины.

Катарина вынимает из сумки рацию, настраивает на нужную волну, нажимает кнопку передатчика. Загорается зеленая лампочка.

Лиммат наблюдает за улицей. Видит вдали полицейский кордон, перекрытую дорогу, притаившихся за выступами стен снайперов. Да, сомнений нет, они окружены! Вся надежда на заложников.

— «Флора» вызывает «Ромео»!

Легкий треск, затем ясно слышится голос Поулиса:

— «Ромео» слушает. Докладывайте кратко. Положение изменилось?

— Пока нет, все как прежде, — отвечает Катарина, глядя на Лиммата. Тот кивает.

— Приступайте ко второму варианту плана. Помните его?

— Да, ждем их звонка.

— Хорошо, а пока подготовьте материал.

Щелчок, Поулис отключил связь. «Он, наверное, очень близко отсюда, — думает Лиммат. — Голос звучит чисто».

Катарина опускает рацию. В соседней комнате звонит телефон, стоящий на столе секретарши.

Лиммат вскакивает.

— К стене! Бейтер, следи, чтобы они чего-нибудь не выкинули!

Сдвинув на лоб чулки, не выпуская из рук пистолеты, они оглядывают помещение. Катарина сейчас кажется некрасивой. Дугообразные брови, тонкий нос делают ее похожей на вспугнутую птицу. Из двери, ведущей в коридор, просовывает голову Гейд:

— Как будто никаких изменений. Наверное, хотят начать переговоры.

Телефон продолжает трезвонить. Лиммат подходит, снимает трубку.

— Я полковник Эберт. Хочу говорить с вашим руководителем.

Лиммат успокоительно машет всем рукой. Гейд, Катарина и Маарен занимают свои посты.

— Я руководитель, — говорит Лиммат.

— Мы окружили здание. У вас нет шансов выбраться. Сдавайтесь!

— Не стоит спешить, полковник, — деланно смеется Лиммат. Эберт ощущает напряжение в его голосе. — Куда торопитесь? Попытаетесь проникнуть в помещение, пристрелим парочку заложников.

— Тогда и вам конец.

— Мы готовы на все! Бойцы Третьего фронта шутить не любят. Мы боремся против правительства и не признаем нынешнего режима.

— Меня не интересует ваша идеология. Для нас вы просто бандиты, как и все террористы, — твердо отвечает Эберт, но потом меняет тактику и сбавляет тон: — А вот насчет заложников надо поговорить.

Лиммат молчит. Уверен, что одержит верх. Поэтому ждет.

— Я хочу знать, сколько у вас заложников и кто они, — продолжает полковник.

— Одиннадцать, — коротко бросает Лиммат.

— А директор Дрейменс?

— И он тут.

— Позовите его к телефону, мне нужно с ним поговорить.

Лиммат раздумывает. Через раскрытую дверь поглядывает на сейф в кабинете профессора. На лице появляется жестокая улыбка.

— О’кей! Сейчас! — И кладет трубку на стол.

— Все в порядке? — спрашивает стоящий в дверях Маарен.

— Надеюсь. Приведи сюда профессора.

Маарен натягивает на лицо чулок, идет в зал совещаний.

Часы показывают десять.

 

В телефонной трубке слышатся приближающиеся шаги, тяжелое дыхание.

Трааль прикрепляет к аппарату миниатюрной мегафон, чтобы разговор был слышен всем, кто находится в штабной комнате.

— Алло! Дрейменс у телефона.

— Господин профессор? Я полковник Эберт из отдела национальной безопасности. Ситуация нам известна, но прошу ответить на несколько вопросов. Заложникам не причинили вреда?

— Нет, господин полковник.

— Значит, все целы... Террористы что-нибудь захватили?

Эберт знает: кроме профессора Дрейменса, разговор слышат и террористы. Надо следить за тем, что спрашивать, каким тоном, на чем акцентировать внимание. Каждое слово может иметь самые неожиданные последствия.

— Документы... Описания опытов с БЦ-8.

— Больше ничего?

Пауза. Гнетущая тишина. Слышится тяжелое дыхание Дрейменса, какой-то шум, потом уже знакомый Эберту мужской голос произносит:

— Хватит болтать, главный жандарм! Профессор вам ответил. Мы прочли бумаги, знаем, что творили в институте ваши люди. А на последний вопрос отвечу я сам, полковник. Да, мы отыскали кое-что в сейфе. Профессор пришел в отчаяние, когда сообразил, что попало в наши руки. Я имею в виду четыре цилиндра. Поэтому будьте благоразумны! Нападете на нас, разобьем эти очаровательные стаканчики. Подумайте. Свои условия мы скоро сообщим.

Разговор прервался в десять часов двадцать минут. Трааль вынул из магнитофона, подключенного к телефонному аппарату, кассету, вставил новую. Подозвал заместителя и приказал:

— Прокрутите сначала сотрудникам института. Надо узнать, действительно ли это голос профессора. Потом отвезите ленту в звуковую лабораторию для сравнения с имеющимися там записями голосов известных нам террористов. О результатах доложить. И побыстрее!

С минуту все сидели, молча глядя друг на друга. Потом Эберт откинулся на стуле и сказал доктору Амстелу:

— Профессор говорил о каком-то БЦ-8. И главарь террористов о том же. Скажите, доктор, поточнее, в чем тут дело?

— Как я уже говорил, речь идет об очень важной государственной тайне, — начал доктор Амстел.

 

Виктор Масперо сидел в редакции «Мустанга» за правкой статьи. Время тянулось медленно, до обеда далеко, еще не было половины двенадцатого. В перегороженных стеклянными стенками закутках народу немного. Шеф отослал всех «асов» на окраину города, где террористы напали на какой-то исследовательский институт, говорят, и стрельба была. Дело не очень заинтересовало Масперо. Он был специалистом по другого рода скандалам. Его репортажи не раз вызывали падение «великих мира сего». Масперо знал, что врагов у него немало. Да иначе и быть не могло. Но он оптимист и принимает жизнь такой, какая есть. Недели тишины, работы почти нет, потом в один час все меняется, редакция становится похожа на растревоженный муравейник, сотрудники, главным образом молодые, с благоговением шепчут: «Масперо опять взорвал „бомбу“!» Шеф Леонте знает его стиль и потому не смотрит косо, когда Масперо по две-три недели не приносит ни единой строчки.

Почесывая лоб, журналист встает, чтобы отнести выправленную статью на машинку, и тут на его столе звонит телефон.

— Масперо? Господин Виктор Масперо? — Мужской голос нетороплив, говорящий, видимо, желает удостовериться, действительно ли у аппарата нужное ему лицо.

— Да, это я.

— Хотите свергнуть правительство?

Вопрос неожиданный. Но не зря Масперо двенадцать лет занимается журналистикой, успел занять в «Мустанге» прочное положение. За это время он слыхивал много удивительных историй — и при личных встречах, и по телефону.

— Буду рад, если вы объяснитесь подробнее, — осторожно отвечает он и нажимает кнопку под столом, включая лежащий в ящике магнитофон.

— У меня мало времени. Вы слышали о нападении террористов?

— Да.

— Так вот, вопрос там решится в ближайшие часы. Хотите взять интервью у террористов?

— А есть такая возможность?

— Да. Кроме того, раздобудете факты, с помощью которых можно вызвать правительственный кризис и даже пошатнуть положение президента.

— Ладно, — прерывает Масперо. Голос незнакомца показался ему очень убедительным. Из многолетнего опыта Масперо известно, что обладатели таких голосов весьма целеустремленные люди, хорошо знающие, что им нужно. — Скажите, что предпринять, и я тотчас выеду.

— Внизу у консьержа для вас оставлена сумка. Возьмите ее.

— Надеюсь, в ней нет адской машины? Предупреждаю, сам я ее открывать не стану.

— Причин для паники нет, господин Масперо. Вы нам нужны. — Масперо отметил это «нам». — В сумке найдете коротковолновую рацию, настроенную на определенную волну. Садитесь в машину, поезжайте в район Малагского моста, остановитесь в спокойном месте, выведите из окна антенну и вызывайте «Флору». Вы меня поняли?

— Вызвать «Флору». Понял.

— Разумеется, прихватите магнитофон. Остальное — ваше дело. Хорошо, если бы вам удалось продать материал и какой-нибудь радиокомпании.

— Постараюсь. Если он на самом деле сенсационный, в моих интересах сделать из него «бомбу».

Но незнакомец еще не считал разговор оконченным.

— Чтобы все было в полном порядке, мы переведем на ваш счет десять тысяч франков в ту самую минуту, когда материал появится в газете или прозвучит по радио, — добавил он.

Масперо промолчал. «Я им в самом деле очень нужен, — мелькнуло у него в голове. — Явно просочилась секретная информация, как в том деле, два года назад».

— Желаю удачи, господин Масперо! Вечером постарайтесь быть в досягаемом месте, скажем в редакции. Вероятно, получите еще одну «бомбу». Успеха вам, — закончил незнакомец.

 

Доктор Амстел облизал пересохшие губы. Тихо заговорил:

— Наша страна в свое время подписала одно международное соглашение. С тех пор, правда, появлялись известия о том, что некоторые страны нарушили соглашение, но в конце концов это оказывалось уткой. А сейчас мы сами попали в крайне опасное положение.

Трааль почувствовал, как по спине его пробежал холодок.

— Нам неизвестно, как поступили другие правительства. Мы же на всякий случай кое-что предприняли... Три года назад президент в обстановке величайшей секретности дал указание о проведении исследовательской программы. О ней не сообщено даже союзникам... И вот три года назад были созданы эти лаборатории. — Доктор указал рукой на видневшиеся в окне здания. — Мы начали со сравнительно простого вида бактериологического оружия. Средства предоставило военное министерство. Оно и содержит институт. Разумеется, вывеска «Исследовательский институт сельского хозяйства» — всего лишь камуфляж.

«Предчувствия меня не обманули». Трааль оглядел собравшихся. На лице Бренна ничего не отразилось. Он сидел, молча уставившись в стену, хотя было ясно, что не упустил ни единого слова. Полковнику Эберту, вероятно, кое-что известно об этом деле, и он ожидал продолжения с легким нетерпением. «Отделу национальной безопасности, конечно, положено знать о таких исследованиях», — подумал Трааль.

— Не будем увиливать от истины, господа, — сухо продолжал доктор Амстел. — В этом институте, как и в ряде других подобных учреждений, уже несколько лет ведутся испытания нового биологического оружия. Его применение, способное вызвать массовые эпидемии, даже в наше время, в эпоху атомных и водородных бомб, может решить судьбу ограниченной войны.

— Теперь мне ясно, почему наш консультант — эпидемиолог, — с горечью заметил Трааль.

Эберт без обиняков подступил прямо к сути, не обратив внимания на его реплику.

— Конкретно: что́ в настоящее время находится в руках террористов?

— В учреждениях, где разводят культуру бактерий первой степени опасности, — ответил доктор, — в конце каждого дня материалы опытов выносят из лабораторий и запирают в сейфы. Очевидно, так было и здесь. Профессор Дрейменс — человек очень аккуратный и блестящий руководитель. Он всегда строго придерживался правил. Кроме того, сам он микробиолог и осознавал опасность. В институте занимались усовершенствованием различных видов бактериологического оружия. Самую серьезную опасность представляет средство под названием БЦ-8. По всей вероятности, на ночь в сейф директора помещали резервуары, содержащие культуру именно этих бактерий.

— У террористов прекрасные связи, — пробурчал Эберт. — Они знали, что в сельскохозяйственном институте ведутся опыты отнюдь не с почвенными бактериями.

— Если документы, подтверждающие характер исследований, попадут им в руки, нам несдобровать, — сказал Амстел.

— Они, конечно, хотели забрать документы, — прикинул вслух Трааль. — На цилиндры с бактериями наткнулись случайно.

— Так или иначе, суть в том, что в их руках, к сожалению, четыре цилиндра с БЦ-8. А из захваченных описаний им ясно, чем они располагают. Скоро одиннадцать. Неужели все это затянется надолго? — Эберт взглянул на часы.

После небольшой паузы Амстел продолжал:

— Каждый день в институте готовили новые дозы БЦ-8. Дело в том, что бактерии этой культуры еще недостаточно стойки. В лабораториях работа идет, естественно, в стерильных условиях. Четыре резервуара, попавшие в руки террористов, содержат вариант бактерий, которые хорошо переносят колебания температуры от минус двадцати до плюс семидесяти градусов Цельсия. Они начинают гибнуть лишь при семидесяти пяти — восьмидесяти градусах.

— Но если эти штуковины в их руках, — вырвалось у Трааля, — не грозит ли нам опасность?

— Нет, — без промедления отрезал доктор. — Цилиндры сделаны из прочного материала, и, прежде чем вынести из стерильного отсека лаборатории, их герметически запаяли. Находящийся в цилиндрах новый вид бактерий БЦ-8 размножается делением, причем очень быстро. Деление происходит каждые двадцать пять минут. Через шестьдесят — шестьдесят пять часов, считая со времени запаивания цилиндра, запасы питательного вещества иссякнут, и тогда бактерии начнут погибать.

— Расскажите подробнее о бактериях, — попросил Эберт.

— Ну... Бактерии БЦ-8 — это простейшие одноклеточные микроорганизмы величиной в три микрона. По форме напоминают пламя свечи. Слизистая оболочка охраняет их от иммунных реакций человеческого организма.

— Но если эти цилиндры не представляют опасности... — начал было Эберт.

— К сожалению, все не так просто, — хмуро покачал головой Амстел. — Если будет нарушена герметичность цилиндров, бактерии, попав в воздух, тотчас рассеются и... и затем, господа, начнется настоящее светопреставление!

 

Масперо мчался по городу, ловко лавируя в потоке транспорта, несущегося по улицам в эти предполуденные часы. На сиденье рядом с ним лежала чужая сумка. В ней — рация. Свободной рукой он поднял трубку автомобильного телефона:

— Пьетро?.. Меня мало волнует, что ты занят. Бросай все и беги на улицу! Я сейчас подъеду к вашему жалкому нелегальному радио! Останавливаться не могу. «Бомба», понимаешь? Ничего не спрашивай. Если Масперо сказал «бомба» — значит, «БОМБА»! Скорее! Да, захвати магнитофон! Двухкассетный! Давай скорее!

Он бросил трубку, затормозил, чуть не врезавшись в идущую впереди машину. Пробка. Масперо нервно хмурился и поглядывал на сумку: рация новейшей модели, чудо техники. До сих пор такие он видел только в фильмах. За нее, пожалуй, тысяч пять франков уплатили. А вдруг аппарат останется у него навсегда? Теперь он всерьез верил, что «бомба» на самом деле получится. Кто-то очень заинтересован в том, чтобы он сделал интервью с террористами. И Масперо прибавил газ.

 

— Что вы имеете в виду под «светопреставлением»? — поинтересовался полковник.

Амстел вздохнул. Бренн встал и спросил что-то у сидящего на корточках под окном снайпера, слушавшего по коротковолновой рации разговор своих товарищей, оцепивших здание института. Снайпер отрицательно потряс головой. Никаких важных новостей не было. Бренн быстро вернулся на место.

Трааль следил за электронными часами, висящими на стене. Одиннадцать ноль три. Он вспомнил жену. Сейчас она на работе. Быть может, в полдень позвонит в управление, узнать, когда Трааль придет домой. «А правда, когда я попаду домой? И попаду ли сегодня вообще?»

 

— Оказавшись в воздухе, бактерии БЦ-8 тут же повсюду рассеются, и с этого момента эпидемия неизбежна. Предположим, это произойдет в районе нежилой или малонаселенной территории. Тогда инфекция распространится на близлежащие города и села только через несколько дней. Но если это случится вблизи больших городов, катастрофа разразится немедленно. Теплая, влажная погода, характерная для нашей страны в это время года, очень благоприятна для бактерий. При такой температуре они быстро начнут размножаться. Каждый отдельный экземпляр раздвоится в течение двадцати пяти минут, то есть вместо него появятся две полноценные, способные вызвать заражение бактерии. Следовательно, двадцать пять минут спустя их станет две, сто минут спустя — шестнадцать, двести минут спустя — двести пятьдесят шесть. За четыре часа количество их достигнет тысячи, шесть часов спустя — шестнадцати тысяч, а через восемь часов — полумиллиона. И не забудьте, что в момент начала деления там будет не одна бактерия. В каждом цилиндре их больше десяти тысяч единиц!

— Скажите, доктор, какую эпидемию они могут вызвать? — мрачно перебил Эберт.

— Не забывайте, что речь идет о биологическом оружии. Правда, БЦ-8 находится в экспериментальной стадии, тем не менее его создали именно для того, чтобы в случае необходимости в кратчайший срок сделать недееспособными как можно больше людей.

— А как же с гражданским населением? — спросил Трааль.

Доктор Амстел раздраженно дернул плечом:

— Сейчас неподходящее время для разъяснений, почему в современной стратегии нет такого понятия — «гражданское население». Мы живем в эпоху опустошительного ядерного оружия. Нейтронная бомба не делает различия между жертвами в форме и в штатской одежде, она убивает всех подряд. Это, так сказать, демократичное оружие. Той же цели служит бактериологическое оружие. Если на территорию врага удастся доставить — по воздуху с помощью ракет или самолетов, по суше или по рекам — большое количество вредоносных бактерий или вирусов в автоматически открывающихся резервуарах, через определенное время эффект будет ужасен. Повторяю, ужасен для каждого, кто подвергнется воздействию болезнетворных бактерий. В наше время укрепленный тыл, населенный гражданскими лицами, вместе со всеми военными и прочими заводами и учреждениями, обеспечивающими снабжение армии, может стать такой же важной целью любых военных действий, ударов и контрударов, как и объекты в строго военном смысле — искусственные спутники, ракетные площадки, корабли, оснащенные ядерным оружием, подводные лодки и так далее.

— Нас интересует, что случится, если эти парни, засевшие на втором этаже, сломают какой-нибудь цилиндр. — Бренн мотнул головой в сторону главного здания.

— Если они откроют хотя бы один из них, массовая катастрофа неминуема. Зараженные через несколько часов станут жаловаться на головную боль, температура подскочит до предела. Одновременно начнутся тяжелые расстройства нервной системы, припадки, судороги. Потом появятся признаки менингита, энцефалита, наступят необратимые изменения головного мозга. Затем — смерть. Симптомы также напоминают болезнь Лисса, иначе говоря — бешенства. Специальная литература называет заболевание, вызванное БЦ-8, болезнью Кортези. Повторяю, симптомы ее похожи на признаки самых разных болезней, но по количеству заболевших, а следовательно, и смертности, она значительно превосходит их. Судя по проведенным нами опытам, разумеется совершенно секретным и на ограниченном числе особей, в первые семьдесят два часа умирает сорок процентов заболевших; значительная часть остальных — в следующие два-три дня. Практически если сегодня в столице окажется хотя бы один заболевший болезнью Кортези, через неделю из пятимиллионного населения останутся в живых только полтора-два миллиона, да и те будут полутрупами. Чтобы ситуация стала вам совершенно ясна, я довел суть дела до абсурда, но не забывайте: все это может стать реальностью. Итак, в начале следующей недели в столице будут гнить три миллиона незахороненных трупов, а полтора миллиона полуживых людей — фактически без всякой помощи — валяться в домах, парках, метро, машинах, общественных зданиях, где придется. Ввиду того что болезнь будет косить людей массами, в начале вспыхнувшей эпидемии многие побегут из столицы и понесут бактерии в соседние города. А с двух международных аэропортов во все концы мира... Понимаете теперь, что находится в руках террористов?

Трааль вскочил:

— Вы так говорите, доктор, будто террористы сами вырастили культуры бактерий. А это ваша работа! Как вы могли создавать такое ужасное оружие?!

— Меня нечего обвинять. Знаете, сколько ученых мира работает на военную промышленность? Выполняют заказы. Нас просят или нам приказывают, и мы делаем, — развел руками Амстел.

— Но это может привести к мировой катастрофе!

Доктор сел на место и совсем другим тоном сказал:

— Предвидя ваши вопросы, отвечу: против болезни Кортези нет лекарств. Соответствующих опытов с препаратами, годными для массовых вакцинаций, не проводилось. Для этого необходимо более основательно изучить механизм действия БЦ-8. Теперь понимаете, почему запретили стрельбу в районе института? Ведь если хоть одна пуля попадет в цилиндр, всем конец!

 

На верхнем этаже президентского дворца расположены апартаменты с окнами, выходящими во внутренний, хорошо охраняемый парк. У ведущей на крышу лестницы, где постоянно в полной готовности держат вертолет, стоят телохранители. Рядом в комнате ожидания их начальник, пилот и дежурный врач убивают время за картами.

Секретарь — молодой человек с нервным лицом, в очках от Диора, в безукоризненном костюме — осторожно приоткрывает большую резную дверь.

— Господин президент! Военный министр господин Фальконер сейчас явится.

— Прекрасно. Немедленно вызовите Стейдела и Фрогне.

— Сию минуту, господин президент!

Президенту Ореллону за шестьдесят. Заметно лысеет, постоянно носит очки, исключая те случаи, когда выступает на митингах профсоюзов или позирует фоторепортерам для плакатов в дни избирательной кампании. Он розовощек, склонен к полноте, даже пальцы у него жирные. Четвертый год он пребывает на этом посту.

Отодвинув лежащие перед ним бумаги, Ореллон нехотя встает, когда отворяется дверь.

— А, Фальконер... Входите, входите! В какое грязное дело вы снова влипли?

Фальконеру сразу ясно, что разговор будет не из приятных. Он к этому подготовился, принес с собой кое-какие документы. Министр в штатском, хотя имеет чин генерала. Он моложав, на загорелом лице, несмотря на седьмой десяток, почти нет морщин, из-за чего президент ему завидует. Об этом министру доложили верные люди.

— Мы в этом деле неповинны, — быстро говорит Фальконер.

— Как бы не так, генерал, как бы не так! По-вашему, охрана института была достаточной? Мне доложили, что человек, занимающий там ключевую позицию, — директор, профессор, как его?.. — разъезжает по городу с одним-единственным телохранителем! А ваши люди не способны защитить столь важный объект!

— Господин президент, — Фальконер явно сдерживается, стараясь оставаться вежливым и предупредительным, — охрана института малочисленна потому, что мы хотели избежать шума, не вызывать толков. В свое время под вашим руководством было вынесено памятное решение...

— Под моим руководством, да. — Президент проглотил слюну. — Но не забывайте, я уступил вашим пожеланиям. Вы и члены генерального штаба постоянно допекали меня шпионскими донесениями, в которых сообщалось, что наши враги занимаются исследованиями подобного рода. Я и сейчас не убежден, что это правда!

К счастью для генерала, дверь в эту минуту распахнулась. Секретарь без доклада пропустил двух мужчин.

— Это мои специалисты, — бросил президент Фальконеру, ответившему улыбкой, которая застыла на его лице легко снимаемой маской. — Советник по делам здравоохранения Стейдел, — представил он пятидесятилетнего блондина с быстрыми, нервными движениями. — И Фрогне. Советник по избирательной кампании.

Лысеющий краснолицый крепыш неловко согнул в поклоне толстую бычью шею.

Фальконер знал обоих понаслышке, в особенности Фрогне. В партии президента он занимал какой-то незначительный пост. Типичный серый кардинал! Настоящую работу он вел здесь, в президентском дворце. Сейчас, когда приближались выборы, Фрогне был особенно необходим президенту.

Тот, несомненно, тоже подумал об этом:

— Приближаются выборы, и надо же, какая фатальная случайность! Что будет, если разразится скандал?

— А случайность ли это? — быстро спросил Стейдел.

Фрогне его понял.

— Если правда, что там велись бактериологические исследования, об этом могли узнать многие. Такие вещи хранятся в секрете лишь до поры до времени. Даже военные тайны. В институте работают по меньшей мере тридцать человек, знающих, какая идет игра. Исследователи, лаборанты и прочие. У большинства есть жены, мужья, Дети, любовницы и другие доверенные лица. В конце концов просто удивительно, что слухи об этом не просочились гораздо раньше, — сказал Фрогне.

— Если пресса начнет копать, какие опыты там ведутся, — произнес генерал, — все станут обвинять нас в том, что мы нарушили международное соглашение.

— И будут правы, — раздраженно щелкнул пальцами президент. — А если они поднимут этот вопрос, сколько всяких дел всплывет!

— Через три недели выборы, — прозвучал низкий, как набат, голос Фрогне. — И я подозреваю, что за этим делом стоит либо Наварино, либо Грондейл.

— Вечно вам ужасы мерещатся. — Президент еще не потерял надежды.

— Институты общественного мнения считают, что партия Наварино получит сорок процентов голосов. Грондейл много воды не замутит, но как стрелка весов может сыграть важную роль, если наберет процентов двадцать.

— Увидим, увидим. — Президент о чем-то задумался, погрузившись в черное кожаное кресло. Фальконер нашел время подходящим, чтобы обратиться к советнику по здравоохранению:

— Возможно, террористы не подозревают о том, какое оружие попало им в руки?

— Пока не знаем. Вероятнее всего, их послали туда раздобыть описания опытов. Именно это докажет виновность правительства.

Услышав последние слова, президент поднял глаза к потолку, но ничего не сказал. А Фрогне, ни на кого не глядя, продолжал спокойно, вполголоса рассуждать:

— Многие рассчитывают на победу Наварино. Это и вы хорошо знаете, генерал. Разумеется, генеральный штаб исключение, но в министерстве внутренних дел немало сотрудников думают, что после выборов Наварино даст им больше, не станет держать на коротком поводке контрразведку, разрешит жестко разделаться с левыми. Они считают нашу внутреннюю политику в этой области слишком мягкой.