Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

— Ну!

— Черт! Вот потеха!

— Потеха?

— Ну, потеха, что я-то вашу милость не приметил.

— Потеха, Чибби.

— Точно потеха, кэп. Ну, еще увидимся.

Чибби заспешил из зала. МакБрайд посмотрел ему вслед. Чибби, выходя, еще раз обернулся в сторону капитана. МакБрайд скосил один глаз. Губы его напряглись, углы рта сползли книзу. Сквозь сжатые зубы протиснулось проклятие. Он снова глянул на дверь в противоположном конце зала.

Две девицы встали из-за стола Чибби и тоже направились к выходу. МакБрайд хмуро поглядел им вслед. Из вестибюля вышел в зал Джо с побледневшим лицом, остановился у двери. Попятился, снова вышел. Капитан поднялся, схватил еще одну сигару, направился к двери. Распахнул ее, остановился.

— Уже уходите, кэп? — спросил Ал Василиакос — как будто с надеждой.

МакБрайд закрыл за собой дверь.

— Где Чибби?

Ал стоял в тени, лица не видать. Вроде бледное.

— Полагаю, ушел, капитан.

— А женщины, что с ним были?

— Тоже…

Сигара МакБрайда вспыхнула, потухла.

— Ал, что случилось?

— Случилось? А что может случиться? Ушли посетители, и все, что такого…

МакБрайд вернулся в зал, прошел между столиками к задней двери. За дверью начинался широкий коридор. Капитан остановился, огляделся. Открыл дверь слева. Темно. Нашарил выключатель, включил свет.

Комната неплохо обставлена, но пуста.

Когда он вернулся в коридор, Ал уже торчал там.

— Кэп, что случилось?

— Не валяй дурака!

МакБрайд рванулся к двери напротив, распахнул ее, включил свет — пусто.

Снова напротив, в комнату, следующую за первой. Там тоже пусто, но еще одна дверь приоткрыта, ведет в соседнее помещение.

— Кэп, в чем дело?

— Заткнись!

МакБрайд пересек комнату, распахнул приоткрытую дверь. Пахнуло прохладой. Капитан включил свет.

Опрокинутый стол. На полу тело Кида Барджо с окровавленным горлом.

— Хм… Что скажешь? — обратился капитан к греку. Тот застыл с разинутым ртом. Капитан шагнул к телу: — Покойник. Какой-то умелец вскрыл ему глотку.

— Господь всемогущий!

МакБрайд пересек комнату и выпрыгнул в распахнутое окно. Проходной двор. Пробежался в основном чтобы не замерзнуть, а не чтобы догнать кого-то, давно удравшего. Подворотня вывела на Джоки-стрит. Никого.

Он вернулся в клуб «Неаполь» через главный вход, прошел в комнату с трупом, где все еще стоял столбом Василиакос. На стене заметил телефон.

— Слушай, Ал, Чибби звонил из холла?

— Э-э…

— Не тяни, раскалывайся, не зли меня.

— Вроде звонил… да.

— О\'кей. Он позвонил оттуда сюда, и те, кто были здесь, смылись через окно. А ты их покрывал, задница двуличная.

— Капитан, ради бога…

— Один из троих ухлопал этого придурка.

— Ох… — Грек рухнул в кресло, закрыл лицо руками.

МакБрайд вызвал управление.

Из зала донесся вопль саксофона.

На улице заманчиво подмигивала реклама:


КЛУБ НЕАПОЛЬ


3

Сержант Отто Беттдеккен жевал мясной пирожок и заедал его сладкой булочкой, когда МакБрайд ввалился в управление в сопровождении Мориарти и Коэна, а также Кеннеди из «Фри Пресс».

— Отто, пиши: Сальваторе Барджо, полных лет двадцать шесть, адрес: «Атлантик-отель». Причина смерти — два удара колюще-режущим спереди в горло.

Беттдеккен заполнил синюю карточку, его круглое лицо затуманилось.

— Убийство из ревности, капитан?

— Ха! — отреагировал Кеннеди.

— Ничего не знаем пока, — ответил МакБрайд. — Морг забрал труп, а я закрыл шарашку на ночь.

— А что грек?

МакБрайд пожал плечами:

— Оставил пока побегать. Никуда не денется. Он дал имена трех фефел. Мэри Даль по прозвищу Банни, рыжую зовут Флосси Рут, а третья, мочалка Барджо, Фрида Хью. Флосси при Чиббарро состоит, Фрида подруга Банни. Чибби живет с Флосси в доме сорок по Брик-стрит. Мы туда съездили, но, естественно, впустую. Я Корсона там оставил, для проформы. Фрида и Банни снимают квартиру в доме двадцать восемь на Тернер-стрит, но их там тоже не оказалось. Там я де Грота посадил, пусть покукует. Конечно, все теперь затихарятся, включая Доминика Марателли.

Беттдеккен покачал головой:

— Тони с ума сойдет.

— Ну что ж… — пожал плечами МакБрайд и исчез в своем кабинете.

Мориарти, Коэн и Кеннеди последовали за ним. МакБрайд вылез из пальто, аккуратно повесил его, расправил. Раскурив сигару, принялся мерить шагами кабинет.

Кеннеди прислонился к стене и передвинул сигарету из одного угла рта в другой.

— Этот Барджо… — размышлял вслух капитан. — Не вижу, чего ради ему глотку перерезать. А Доминик…

— Мудрец-скороспелка этот Доминик, — протянул Кеннеди. — Едва из пеленок, хочет казаться крутым парнем. Типично для этого возраста. Я его случайно знаю. Он замешался в аферу с джазом и может еще схлопотать за это что-то посерьезнее пинка в зад.

— Интересно, кто проткнул Барджо, — сменил тему Мориарти.

— Ну, первой выскочила из зала эта шлюха-потаскуха, Банни Даль, — вспомнил Кеннеди. — Потом Барджо. Последним — Доминик. Получается — Доминик.

— Ничего подобного, — живо возразил Коэн, отрываясь от окна.

— А кто?

— Баба, — уверенно отрезал Коэн. — А остальные ее прикрывали. Из рассказанного капитаном видно, что все они — придурки хоть куда. А шлюху, по причине ее хронической безмозглости, легко склонить к такому подвигу. Что скажете на этот вариант, капитан?

— Много не скажу, — проворчал МакБрайд. — Вы у нас теоретики, ясные головы, вы и говорите. Я подожду, пока мы кого-нибудь из них выловим. Но насчет хронической безмозглости проститутки я бы с выводами не торопился. Кстати, у Доминика мозгов, во всяком случае, никак не больше, судя по его поведению.

Мориарти уселся на стол.

— Я склоняюсь к мысли, что это, скорее всего, баба, — изрек он, болтая ногами. — Типичный случай для бешеной блондинки.

— Тогда, Мори, ждет нас развлекуха в Ричмонде, — усмехнулся Кеннеди. — Журналистки-феминистки навострят перышки, Банни со слезою в голосе поведает, как Барджо посягнул на ее девичью честь, каковую она и спасла нечаянным движением случайно подвернувшегося под руку предмета с остро заточенными кончиками. Девичья честь прожженной проститутки — чем не тема? Видел я ее в бурлеске, знаешь, это не передать, так она смачно… — пустился Кеннеди в воспоминания.

— Ладно, ладно, потом расскажешь, — оборвал его капитан.

— В общем, кто угодно, только не баба, — закруглился Кеннеди.



Утренние газеты навалились на тему, как мухи на свежую кучу дерьма. Особенно обсасывали имя Доминика Марателли, заблудшего отпрыска достопочтенного Антонио Марателли. МакБрайд, добравшийся до дому в два ночи, вернулся в свой кабинет в управлении к полудню. На столе куча рапортов, сообщений, но толкового ничего: ни листка, ни строчки.

Чиббарро, Доминик, а равно и три девицы бесследно исчезли, на квартиры к ним никто не заявился. Город основательно прочесала дюжина опытных детективов, каждый патрульный коп держал ушки на макушке. Чибби оказался не новичком в вопросах бесследного исчезновения. Это исчезновение озадачивало капитана, да и вообще весь случай выглядел дурацким, картина не складывалась. С чего бы Чибби связываться с убийством, от которого ему никакого проку?

Вскоре после капитана в управление заявился Тони Марателли. Его ночные события потрясли. Трясся он в буквальном смысле слова.

— Кэп, ради всего святого, что мне делать?

— Что ж тут поделаешь, Тони, ждать надо, ждать. Полиция действует. Ничего пока не сделаешь.

— Да-да, это я понимаю, но… Может, что-то все же можно сделать?

— Прежде всего, успокоиться. Доминик, конечно, крупно вляпался, ничего не попишешь. Тут я ничего не могу изменить.

— Пресвятая Матерь Божия, позор-то какой! А жена, видели бы вы ее!

— Понимаю, Тони, понимаю, глубоко сочувствую вам и вашей жене, но чем теперь поможешь?

Тони протопал к стулу, тяжело на него опустился. Стул жалобно скрипнул. Тони закрыл лицо руками и простонал. МакБрайд заерзал на своем стуле, глядя на Марателли. Он действительно жалел этого итальянца. Бедняга-макаронник пытался честно вести свой не слишком крупный бизнес, пытался достойно жить, воспитывать детей, хороший семьянин, общественник, выбран в олдермены… Но что это все для публики, когда газеты орут с первых полос о том, как сын его спутался с известным бандюгой Чиббарро и дешевыми шлюхами, а кончил убийством еще одного матерого бандита?

— Тони, ступайте домой, попытайтесь успокоиться. И не теряйте надежды. Пока нам остается лишь надеяться.

Тони вышел, волоча ноги, упершись взглядом в пол. Трагедия! Как еще это назовешь? Трагедия доброго человека, связанного сетями родства. Человек предполагает, а жизнь располагает. Не можешь ты выбрать себе предков, не можешь выбрать потомков. Человека всегда рассматривают через увеличительное стекло, и тем более мощное, чем выше его общественное положение. Эта лупа общественного мнения запросто превратит ангела в дьявола.

Полицейская сеть, раскинутая МакБрайдом, оказалась дырявой. Трое суток прошло — и никто в эту сеть не угодил. Кид Барджо скрылся в земле сырой, Мориарти и Коэн затесались в толпу скорбящих и зевак — не из уважения к личности покойного, а потому, что порой убийца почему-то заявляется на похороны жертвы. Но не в этот раз. К выходным «Ньюс Зкзаминер» приурочил колючую и ядовитую редакционную статью относительно неспособности некоторых полицейских чиновников держать в узде местный преступный элемент. Имелся в виду, разумеется, не называемый по имени МакБрайд, который прочитал статью, через строчку ругаясь и бухая кулаком по столешнице. Автор особо напирал на факт, что в момент совершения преступления авторитетный представитель сил правопорядка развлекался в клубе «Неаполь».

— Ну да, сидел я там, — раздраженно бросил МакБрайд, повернувшись к Кеннеди. — Но я ведь не ясновидящий! Ничто не указывало на то, что сейчас кого-то замочат. Пили, кутили, слегка базарили… Совершенно обычная была обстановочка….

— Поговаривают, что капитан МакБрайд сдает помаленьку, — подначил Кеннеди.

— Кто? — взвился МакБрайд.

— Да всякие там…

МакБрайд ткнул в репортера указующий перст:

— Скажи этим «всяким», что я сейчас тот же, что и двадцать лет назад.

— Тони Марателли давно видел?

— В день после убийства. Приперся ко мне в кабинет. Лица на нем не было. А чем я ему мог помочь? Отослал его домой, посоветовал успокоиться.

В дверь резко постучали, и не успел МакБрайд рта раскрыть, как в кабинет ворвался сержант Беттдеккен с бананом в руке и лицом цвета спелого томата.

— Кэп, звонок от Скофилда! Бог мой, там черт знает что творится на Ридл-стрит. Фасад дома Тони Марателли взорван, дом горит!

— Вот дьявол! — воскликнул Кеннеди. — А мы как раз его помянули.

МакБрайд уже прыгнул к вешалке, протягивая руку за пальто и шляпой.

4

На Ридл-стрит, естественно, собралась толпа.

Ночь темная, но пламя пожара светит ярко, зарево заметно издалека. На месте происшествия несколько пожарных машин, черные змеи шлангов поблескивают влагой, сверкают шлемы пожарников.

Вода шипит в пламени, ледяной коркой покрывает мостовую. Температура воздуха ниже нуля. В толпе зевак люди жестикулируют, оживленно что-то обсуждают. Выползли даже местные жительницы в спешно накинутых пальто, с детьми на руках.

Подкатил элегантный красный автомобиль с блестящим колоколом над капотом. Из него вылез солидного вида седовласый шеф пожарников, подошел к руководителю тушения, перекинулся с ним парой фраз.

С глухим рокотом обрушилась еще часть стены. Взметнулись в воздух пыль, снопы искр, обломки, из толпы зевак донеслись крики испуга. Двое патрульных копов сдерживали любопытных, отпихивая наиболее ретивых за спешно протянутую ленту ограждения.

МакБрайд вылез из дежурной машины управления, за рулем которой остался Хоган, а заднее сиденье украшал своим присутствием Кеннеди. МакБрайд засунул руки в карманы пальто, направился к патрульному Скофилду. Тот тоже заметил капитана, подбежал, отсалютовал.

— Где Тони? — с ходу спросил МакБрайд.

— Напротив, в доме пятьдесят пять.

— Жертвы, ранения?

— Тони по башке получил, шишка, больше ничего, слава богу. Жена цела, но в истерике, понятное дело.

— Где вы были, когда это тут началось?

— В трех кварталах, на Ривер-роуд. Услышал и сразу бегом сюда.

МакБрайд кивнул полицейскому:

— Схожу гляну на Тони.

Он вошел в дом пятьдесят пять. Дверь приоткрыта, в холле народ. Направо — дверь в гостиную. Там в кресле сидит врач «скорой помощи» в белом халате, хмуро сосет сигарету. Тони обмяк в другом кресле, запахнутый в махровый купальный халат, тупо смотрит прямо перед собой. Его жена разместилась на диване, она сжимает в руках дочку, стонет, раскачивается, дрожит, всхлипывает. Рядом с нею женщины, у одной в руке стакан воды.

МакБрайд вошел, окинул внимательным взглядом всех присутствующих, подошел к Тони, остановился. Тони вздрогнул, осознав его присутствие, попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь какой-то цыплячий писк. Он закрыл глаза.

МакБрайд вынул одну руку из кармана, положил ее на плечо Тони, ободряюще сжал плечо, слегка встряхнул:

— Отключитесь от этого, Тони.

— Пресвятая Матерь Божия…

— Понимаю. Понимаю. Но надо отключиться. Вы живы. Ваша жена жива. Ваша дочь жива. Это главное.

— Как будто… Как будто конец света…

Кончиком туфли МакБрайд подтянул поближе стул, уселся, затянулся, вынул сигару изо рта и оперся рукой с сигарой об колено.

— Тони, надо от этого отключиться. Отвлечься.

Тони вздрогнул.

— Меня выбросило из кровати, как… как… — Он простонал и закрыл лицо руками.

МакБрайд глянул на свою сигару, потом на Тони:

— Вы спали, когда это случилось?

— Да… Спал… Стена рухнула внутрь.

— Получали какие-нибудь предупреждения? Письма с угрозами, звонки?

— Нет… Нет… Ничего…

— Тони, встряхнитесь, постарайтесь отвлечься. Думайте о том, какие шаги предпринять для устранения ущерба. Вы ведь человек действия. Мы еще увидимся.

Он еще раз сжал плечо пострадавшего, встал, вернул на место: сигару — в рот, руки — в карманы. Оглядел присутствующих, о чем-то размышляя. Вышел на улицу, остановился на трехступенчатом крылечке, наблюдая за пожарными. Вода еще лилась в дом. Пламя угасло, но раскаленные балки и камни фундамента все еще шипели.

Кеннеди подошел к крыльцу; огонек сигареты выделялся на фоне темного силуэта головы. Остановившись у нижней ступеньки, он спросил:

— Ну и зачем бы им швырять бомбу в дом Тони, кэп?

— Кому?

— Я так полагаю, что парни те же…

МакБрайд спустился с крыльца.

— Может, и те же, но зачем — не имею представления.

— Вернемся в управление, выпьем?

— Нет, я еще здесь поторчу.

Через полчаса пожарные перестали лить воду в развалины, начали свертывать оборудование. Фасад дома исчез полностью. Просматривались интерьеры верхнего и нижнего этажей, развалины, обломки.

МакБрайд подошел к пожарному начальству, обменялся с ними несколькими фразами. Одолжил у одного из пожарных фонарь, поднялся по почерневшим каменным ступеням. Перешагнул через бывший порог, посветил фонарем по сторонам. Пригнулся под рухнувшей балкой, переступил через кучу обломков, добрался до гостиной.

Дверь облеплена черным намокшим, уже начавшим подмерзать пеплом. Резкий запах гари. Мебель… Кресло, на котором он сидел во время своего визита к Тони, обгорело, промокло, сломано. Далее к лестнице, по рухнувшей штукатурке и каким-то обломкам. Поднялся наверх. Белый луч фонаря вырвал из тьмы стулья, шкаф, пропитанную водой и черной грязью постель… Он посетил все три спальни разрушенного дома Тони, осматриваясь и думая о чем-то, спустился вниз, пошел возвращать фонарь.

— Спасибо, — сказал он пожарному, отошел, остановился на тротуаре, опустив голову и засунув руки в карманы. Заметил подошедшего Кеннеди.

— Ну что, кэп?

— Погулял.

— Что-нибудь увидел?

— Да так… Кое-что.

5

Тони Марателли стоял у окна дома пятьдесят пять по Ридл-стрит, глядя на руины своего жилища. Мало радости от этого зрелища. Видно его супружеское ложе, кроватка в соседней комнате, в которой едва избежала гибели дочурка, просматривается и спальня Доминика.

Тони выглядел осунувшимся, истощенным, а истощенный толстяк — зрелище поистине трагическое. С улицы и тротуара муниципальные служащие уже убирали обломки, прохаживался по тротуару полисмен, следя за сохранностью остатков имущества погорельца.

Конечно, думал Тони, дом можно отстроить, и он это сделает. Денег хватит с лихвой. Но старый дом со старыми воспоминаниями погиб. Здесь он жил пятнадцать лет, сначала как жилец, съемщик, затем в качестве собственника. Первые свои средства он заработал как строительный подрядчик. Больно видеть погубленное строение, тем более свое, родное. Он поплотнее запахнул толстый халат, всхлипнул.

На противоположной стороне улицы показался капитан МакБрайд, подошел к патрульному, поговорил с ним, окинул взглядом разрушенный дом. Тони насторожился. МакБрайд, конечно, друг, но…

Капитан отвернулся от пожарища, пересек улицу. Тони услышал звонок. Миссис Рекоу, давшая его семье приют, показалась из своей спальни.

— Не беспокойтесь, миссис Рекоу, это ко мне.

Хозяйка дома кивнула и исчезла.

Тони подошел к двери, открыл.

— Доброе утро, Тони, — приветствовал его капитан, входя в прихожую. Они вернулись в гостиную, МакБрайд снял шляпу, положил на стол. — Как самочувствие?

— Поганое, капитан. Да, поганое.

Да и вид у него тоже не из лучших. Небритый, волосы в беспорядке, щеки обвисли до плеч.

МакБрайд, спавший в эту ночь лишь шесть часов, выглядел свежо и бодро. Он подошел к окну, остановился, глядя на муниципальных уборщиков на тротуаре, затем повернулся к Тони.

— Тони… — начал он и замолчал, глядя в пол.

— А? — подслеповато прищурился Тони.

— Тони… Я насчет Доминика.

Тони провел рукой по лицу, как будто снимая паутину:

— Вы его нашли?

— Нет.

— А-а… Я думал, нашли.

— Нет, не нашли.

— А-а… — Голос усталый, сиплый.

МакБрайд поднял взгляд и уставился в глаза Тони, глядя пристально, «с выражением», с подтекстом.

— Лучше поговорить начистоту, Тони.

Тони замер, взгляд его вильнул куда-то за плечо капитана.

— Начистоту, — повторил капитан МакБрайд.

— Как? — Тони огляделся, как будто искал поддержки у кого-то, кого в комнате не оказалось.

— Сколько времени Доминик находился у вас в доме до того, как грохнулся фасад?

— Пресвятая Дева Мария! — пробормотал Тони, оседая на стул.

— Сколько, Тони?

— Капитан, капитан… — заторопился Тони. — Слушайте, не мог же я выдать своего сына, когда он приплелся в слезах, как ребенок, ища защиты? И еще при матери, которая в истерике молит о том же. Да и сам я… Ведь он же дитя мое, плоть от плоти моей, какой же я отец, если я его выдам? Он ведь еще мальчик, капитан…

— Стоп, Тони, — прервал его излияния МакБрайд. — Это все я могу понять, я не об этом. Я только спросил, как долго он находился в доме?

— Три дня. Только три дня. Но… Но я не мог вам сообщить, кэп. Он просил защиты. Он сожалел обо всем. Он очень сожалел, что связался с этим проклятым Чибби. Но он ничего не сделал. Он не убивал этого боксера-мордоворота…

— А кто убил?

— Не знаю.

— Тони…

— Господом клянусь, кэп, не знаю.

Капитан сузил глаза:

— Доминик это знал. И он сказал вам.

— Нет, нет!

— Тони! — Голос капитана стал резким и холодным, как северный ветер зимой. — Я к вам отношусь по-доброму. Я знаю, вы парень честный. Вы лучший макаронник, с которым я знаком. Но вы должны и далее оставаться таким же честным и чистым. Перед собой и передо мной. Меня за это убийство травят, потому что черт меня занес в этот кабак в самое неподходящее время. Но даже и без этого личного мотива я искал бы убийцу.

— Но Доминик его не убивал.

— Это я уже слышал. Это я допускаю. Кто убил? Доминик что-то говорил. Вы беседовали с ним. Что вам рассказал сын?

Тони развел руками, выпятил губы, как будто готовясь заплакать.

— Ничего не сказал, кэп. Ничего. — Марателли покачал головой. — Уж я его донимал, допекал, умолял. Но он только твердил, что он не убивал Барджо, крестом Господним клялся и распятие целовал. Кэп, клянусь, это правда, я знаю сына.

МакБрайд вытащил одну руку из кармана, поскреб подбородок, спрятал руку обратно. Щеки его слегка порозовели, в голосе, когда он снова открыл рот, чувствовалась напряженность.

— Хорошо. Он был в вашем доме. Когда он покинул дом?

— Когда начался пожар. Я слышал, как он вскрикнул в соседней комнате, но, когда я туда вбежал, его уже не было. Он удрал. И где он теперь?

— Мне тоже хотелось бы это узнать. Я понял, что он был в доме, когда зашел после пожара. Понял, что сбежал он впопыхах. Рубашка, смокинг на вешалке… Иные следы присутствия… И следы бегства.

— Да-да. Он сбежал, потому что боялся.

— Понимаю.

— А теперь…

— Его жизнь, — перебил МакБрайд, — гроша ломаного не стоит, если Чибби и компания выйдут на его след. Они боятся утечки информации. Потому и ваш дом пострадал.

Тони принялся раскачиваться:

— Боже мой, если бы я знал, где он, я бы вам сказал, кэп. Я не хочу потерять сына. Если бы я только знал, где он!

— Куда вы теперь направитесь?

— В отель. Скорее всего, в «Максим».

— О\'кей. Но помните: если Доминик выйдет на вас, сразу же сообщите мне. Для него сейчас единственное безопасное место — тюрьма.

— Тюрьма! — ужаснулся Тони.

— Тюрьма. И не надо драматизировать. Там у нас очень приличная обстановка. Дайте мне знать, когда переедете в «Максим».

— Да-да… Капитан, ведь мы с вами друзья, да?

— Разумеется, Тони, разумеется, друзья.

— Спасибо, кэп. Спасибо. Ох, моя бедная жена…

— Ну, распуская нюни, вы ей не поможете. Возьмите себя в руки, черт побери! Побрейтесь. И беритесь за дела!

Он хлопнул Тони по спине и направился к выходу.

6

Когда МакБрайд вернулся в свой кабинет, Мориарти и Коэн пытались сыграть партию в «Мичиган». Они взглянули на вошедшего и снова углубились в карты.

МакБрайд избавился от пальто, подошел к играющим, присел рядом:

— Сдайте и мне, что ли.

— Как дела? — поинтересовался Коэн.

— Да никак. По-всякому. Тони ни хрена не знает. Что Доминик был дома — признался. И что смылся с началом пожара — тоже подтвердил.

— А насчет…

— Ничего.

— А если Тони врет? — спросил Мориарти.

— Не думаю.

— Уверен?

— Пожалуй. Не вижу я его вранья.

— Доверчив ты становишься, капитан.

— Дело не в этом. Тони — честный парень и играет по-честному.

— Почему тогда он не сказал, что парень вернулся домой?

МакБрайд вгляделся в свои карты.

— У тебя когда-нибудь были дети?

— Насколько мне известно, нет.

Капитан двинул четыре фишки на даму.

— Если б были, ты бы не спрашивал.

— Ну-ну, — вздохнул Мориарти.

— Думайте, что хотите, — небрежно сказал МакБрайд. — Травите меня вместе с продажной прессой. Если бы я все принимал всерьез, я б давно в реку сиганул с горя. Но вы все для меня просто мелкие вонючки.

— Ну, кэп! — расхохотался Мориарти.

— И слушайте-ка, — продолжил МакБрайд, посерьезнев. — Надо раздобыть этого Доминика. Он рыщет где-то в одиночку. Даже до тебя, Мори, может дойти без разъяснений, что после того, как парень оставил стаю Чибби и сбежал домой, он подвергается опасности. Назад в банду ему пути нет. Так, Мори? Понимаешь?

— Кушай, Мори, кушай, — усмехнулся Коэн.

— Нам нужен Доминик, но он и Чибби нужен. Так что нужно добраться до него первыми, до того, как его пригвоздят бандюги. Что-то он знает, и они от этого знатока хотели б избавиться.

— Во всяком случае, это убивает идею Кеннеди, что Доминик ухлопал Барджо. Я считаю, что его эта жаба заколола.

— Эй, это я первый решил, что баба ножиком ширяла, — ревниво вскинулся Коэн.

— Ладно, ладно, ты самый умный.

— Моя идея, возможно, не без недостатков, — донесся от двери новый голос, и в кабинет вошел Кеннеди. — Но если убийца — милая леди, то с чего Чиббарро так резво постарался убрать подальше свою особу, Доминика и трех девиц?

— Неужто ты чего-то не знаешь, Кеннеди? — удивился МакБрайд. — Ты никак вопросы задаешь?

— Ладно, Мори, пусть я ошибался, определив Доминика в убийцы. Признаю свою ошибку. Но скажи, умник, с чего Чиббарро играет в прятки?

Мориарти насупился.

— Вот так, — усмехнулся Кеннеди. — Убила девица, простая шлюшка. Что она для Чибби? Да он бы ее на блюдечке услужливо поднес кэпу, горя праведным гневом, так сказать. Но он с чего-то спасает ее смачную задницу. Чего ради? Ну, напрягись, Мориарти.

МакБрайд не смог удержаться от улыбки при виде озадаченных физиономий Мориарти и Коэна.

— Вы крутые копы, ребята, особенно если нужно кого-нибудь повязать, — утешил он подчиненных. — Но что касается мыслительной работы, то тут с нашим гением Кеннеди никто не сравнится, так что не расстраивайтесь.

— Я тебя завтра дважды в газете упомяну, — пообещал Кеннеди. — Но добудь Доминика и расколи его. Я не утверждаю, что девица пришила Барджо. Но если она его пришила, то что-то еще за этим делом кроется, не простая разборка на почве поруганной чести простой профессиональной шлюшки.

— Кеннеди, ты гигант мысли, — восхитился МакБрайд без видимой усмешки. — Иногда ты просто зануда, но сегодня от твоих мудрых озарений никуда не денешься.

— Я тебя завтра три раза упомяну в газете, кэп. Еще меня похвалишь, и я тебя на первой полосе в заголовке дам.

— Еще раз газету помянешь, и я о твой зад ботинок вытру, — пригрозил капитан.

— Ладно, ребята, давайте лучше бутылочку помянем, — ухмыльнулся Кеннеди.

МакБрайд вытянул из стола бутылку «Дьюара».

7

В каком-то смысле Доминик Марателли оказался между Сциллой и Харибдой. Если принять всерьез предположение капитана, что он оставил своих друзей-преступников и те его преследовали. Его преследовали бандиты, его искала полиция.

Мориарти и Коэн работали сверхурочно. Искали детективы управления, искали копы из участков. Искали патрульные. Исходили из того, что Доминик спешно удрал из горящего родительского дома, что он сломлен, ему некуда податься. Человек должен питаться, чтобы жить. Где-то спать. Зимой ни в городе, ни на природе не сыщешь удобного ночлега под открытым небом.

Искал и МакБрайд. И он в одиночку бродил по улицам, заглядывал в дешевые ночлежки, забегаловки, расспрашивал информантов, по большей части, в ночные часы.

О Чибби и трех девицах тоже не поступало никаких сведений. МакБрайд понимал, что жизнь Доминика Марателли зависит от того, кто его обнаружит первым. Папаша беглого сопляка отмечался ежедневно, но ничего нового сообщить не мог, лишь сам с надеждой интересовался результатами поисков.

В середине следующей неделе пресса сообщила, что Антонио Марателли ушел с поста олдермена. Политические обстоятельства естественным образом диктовали этот шаг. О чем сейчас его мысли, кроме спасения сына… И ему «подсказали»… Принудили? Пригрозили?

— Сей молодой мудрец-засранец заслуживает хорошей порки, — высказался по этому поводу Кеннеди. — Папаша его получил возможность политического роста, гордился этим, радовался, а сынок-щенок одним махом все изгадил.

МакБрайд вздохнул и продолжил исследование ночных улиц…

Снова свистит зимний ветер на темной улице, снова мигает зеленым заманчивая реклама.


КЛУБ НЕАПОЛЬ


Подойдя ближе, капитан услышал, как топает и стучит каблуком об каблук швейцар, стараясь согреть ноги. МакБрайд подошел ближе, швейцар перестал топать и с улыбкой распахнул перед ним дверь.

Он не сразу узнал капитана, а когда узнал, на лице у него проявилась растерянность. Он замер, придержав дверь.

— Что? — спросил капитан, глянув с интересом.