— Ещё раз повторюсь, она просто может быть более зрелой психологически.

— А.

— Полагаю, взаимности от неё ты так и не добьёшься. Собственно, всё.

— Ну и ересь.

— Вот и я о том, — соглашаюсь.

— Марсель, тебе раскладываем? — снова шелестит старой колодой. Филатова говорила, что ею ещё предки Илоны пользовались.

— Погнали, — уверенно кивает парень.

Искоса разглядываю его профиль в свете горящего пламени свечи. Расслабленная поза. Серьга в ухе. Волевая линия подбородка. Чувственный изгиб губ. Идеально ровный нос. Длинные тёмные ресницы отбрасывают тень на скулы.

— Задавай вопрос и сдвигай колоду.

— Пойдёт Джугели со мной на свидание или нет?

— Ну хватит уже, несмешно! — начинаю злиться.

— Марсель, во-первых, или-или однозначно исключаем. Во-вторых, нужен более глубокий вопрос, — тактично даёт рекомендации Илона.

— Лады. Чего ждать от предстоящего года?

— Отлично. Сдвигай левой рукой.

Помедлив, решительно отодвигает большую часть колоды в сторону, и Вебер принимается складывать карты по той же схеме, что использовала на каждом из нас.

— Первая карта мне нравится, хорошая. Шестёрка жезлов. Карта признания и успеха. Твои старания будут щедро вознаграждены.

— Найс.

— Дальше…

Илона открывает нам следующую карту. Сердце, проткнутое тремя мечами.

— Воу, — Абрамов наклоняется ближе, чтобы рассмотреть её.

— Вот это уже плохо. Глянем сразу третью. Пять кубков, — хмурится сильнее.

— И?

— Ну…

— Выкладывай как есть.

— Плохое сочетание карт в плане любовных отношений. Три меча — удар в самое нутро. Разбитое сердце, душевные муки, боль и страдания. Иногда любовный треугольник означает.

— Разбитое сердце у него? — ржёт Ромасенко. — Вот же капец какое гонево твои карты…

— Погоди, Ромас. А с кубками чё за история?

Вижу, что на карте изображён мужчина в черном плаще. Его голова опущена. Перед ним опрокинуты три золотых кубка, лежащие на земле. Мужчина не видит, что сзади стоят еще два, полных.

— Глубокое разочарование. Тоска. Отчаяние. Эмоциональное опустошение. Горечь.

— Звучит обнадёживающе, — хмыкает Кучерявый.

— Сочетание карт Пятерка Кубков и Тройка Мечей может свидетельствовать о наличии очень сложной ситуации, в которой будут превалировать крайне негативные эмоции. Это может означать сложности в отношениях с близким человеком или столкновение с предательством.

— Зашибись.

— Говорю, что вижу. Там и по натальной карте год у тебя очень сложный, — сочувствующе смотрит на парня.

— Типа звёзды тоже лютую херню транслируют?

Она кивает, убирая карты в деревянную шкатулку.

— Да пофиг. Прорвёмся, — отмахивается беззаботно.

— Мне ваще смерть выпала, — потухшим голосом изрекает Полина.

— Я тебе всё разъяснила, Филь. Жути не нагоняй.

— Ахинея полная. Дай сюда, их надо вышвырнуть на хрен! — Максим отбирает шкатулку у Илоны и встаёт.

— Немедленно верни!

— Утопим в море вместе с дерьмовыми предсказаниями.

— Стой! Отдай! Это карты моей бабушки!

Между ними завязывается возня. Вебер тянет его за футболку. Он её отталкивает и вылезает из палатки.

— Нет, подожди!

Выбираемся наружу за ними.

— Ромасенко, придурок, отдай! — Илона виснет на нём, одновременно с этим пытаясь вырвать из его рук свою вещь.

— Макс, харэ, верни ей карты.

— Отвали, бешеная.

Девчонка испуганно кричит, когда шкатулка в результате борьбы падает на землю, и из неё высыпаются карты.

— С ними так нельзя! Идиот! — секунду спустя она падает на колени и чуть не плача, принимается их собирать.

— Ты больная? Это всего лишь сраные бумажки!

— Тупица!

— Что здесь происходит?!

Буквально из ниоткуда появляется Александр Георгиевич.

— У Вебер кукуха совсем поехала.

— Абрамов, какого ты тут, а не на дежурстве?

— Там Свободный.

— Почему он там один, я спрашиваю? — рявкает физрук.

— На минуту отошёл.

— В девчачью палатку, по традиции? Ну-ка быстро пошёл на пост!

— Иду.

— Ромасенко, тебе тоже придать волшебного ускорения? Шуруй к своему спальному мешку!

— С радостью.

— И вы, барышни, — поворачивается к нам, — укладывайтесь уже давайте. Другого времени, чтобы поиграть в карты не нашли? Быстро спать! Через пять минут проверю!


Глава 24







— Мы обязательно встретимся, слышишь меня? Прости




Там, куда я ухожу, весна




Я знаю, ты сможешь меня найти




Не оставайся одна^[12].









Районы, кварталы, жилые массивы




Я ухожу, ухожу красиво…^[13]







Раннее утро. Пока в лагере вовсю идут общие сборы, возле Абрамова, поющего под гитару, снова толпа. Похоже, он обожает собирать вокруг себя народ.

— Пошли тоже послушаем, — Филатова тянет меня за руку, и в итоге мы, против моей воли, оказываемся там же, где все.

— Спой ещё что-нибудь, Марсель, — просят девчонки.

— Ща… — замечает меня, прищуривается.

О нет, этот взгляд не к добру. Уже наперёд предчувствую, что прямо сейчас будет какой-то треш.

— Какие мысли, какие сюжеты

Бьёт по струнам рукой.





Ещё чуть-чуть и посыпятся звёзды




В карманах медленно тают конфеты




Мы понимаем, что это серьёзно!







Идиот! Смотрит прямо на меня, улыбается и нагло выдаёт дальше этот чудовищный текст:





— Не надо думать, что всё обойдётся




Не напрягайся, не думай об этом




Всё будет круто, всё перевернётся




А-а-а-а а-а-а-а…




Всё, что тебя касается




Всё, что меня касается




Всё только начинается




Начинается…^[14]







На нас все пялятся. Абрамову и присутствующим смешно, а мне охота от стыда провалиться сквозь землю. Фыркнув, закатываю глаза и отхожу. Скулы пылают адовым пламенем.

Ну какой придурок! Нашёл что спеть!

— Тат, может, тоже не пойдёшь? — передо мной вырастает фигура Илоны. — Мне как-то не по себе.

— Эти твои предсказания — ерунда.

— Я сейчас делала повторный расклад. Он меня насторожил.

— Завязывай, Вебер! — только раздражаюсь сильней. — Решила сидеть тут с Мозгалиным и Шац, сиди, а я не собираюсь, — поправляю рюкзак на плече.

— Строимся, одиннадцатый «А»! — командует Александр Георгиевич.

Пять минут спустя мы отправляемся в путь. Маршрут держим в горы. Идти туда часа два. К какому-то ущелью и водопаду под названием «Чёртова мельница».

— Игры на сплочение, — объявляет по дороге физрук. Сразу чувствуется что он сын своей матери, да? — Внимание, дети!

— Мы не дети.

— Эстафета «Вопрос-ответ». Над содержанием думаем. Никакой пошлятины и жести. Штрафных тоже касается. Полина, начинай.

— У меня вопрос к Зайцевой. Ты действительно знаешь китайский?

Рыжая выдаёт ответ. Собственно, на китайском.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что знаю его, мышь.

— Женя, давайте без оскорблений.

— Ладно, Сашенька Георгич, — моментально превращается в покорную лань. — Свой вопрос адресую вам. Вы ж тоже с нами играете.

— Ну давай, — отзывается он без особого энтузиазма.

— Вам какие девушки нравятся? Тёмненькие, светленькие или рыженькие? — хитро улыбается, облизывая губы.

— Умные и взрослые, — отвечает физрук.

— Женёк, забыли тебе сказать, у Георгича змеефобия. Так что без шансов, зай.

— Пошёл ты в жопу дебил! — Зайцева лупит Ромасенко по плечу.

— Петросян, — сурово обращается к парню учитель.

— Да?

— Где достал эти красные мокасины?

— Хотите себе такие же?

— А то.

Ребята хохочут.

— Дядя Вазген из Армении прислал. Скажете свой размер, он вам тоже пришлёт. У него большой обувной бизнес. От туфлей и кроссовок до посмертных тапочек.

— Господи. Последнее точно пока не надо. Задавай вопрос.

— Джугели, — звучит вдруг неожиданно. — Во Френдапе у тебя выложены фотки, где ты играешь в большой теннис.

— И?

— Там есть снимки типа с международного турнира. Это фотошоп?

— Нет, не фотошоп. Я занимаюсь теннисом профессионально. Ответный вопрос. Ты раскрутил мой стул? Тогда в кабинете.

— Ну я, — признаётся парень.

— Понятно.

— Извини.

— Кретиноид, — получает подзатыльник от Марселя.

— Ау!

— Не стопорите игру.

— Филатова, это правда, что зимой ты носишь трусы и колготки с начёсом?

— Нет неправда, — краснеет Полина.

— Ещё какая правда! Мы видели эти колготаны в седьмом классе! — встревает Зайцева.

— Я надела их один раз, по рекомендации бабушки. Было очень холодно на улице. Максим, — спешно обращается к Ромасенко.

— Чего тебе?

— Правда, что в третьем классе вы с Абрамовым пытались утопить бумажный журнал в туалете?

— Ну да. Матильда потом отметки с преподами восстанавливала целый месяц.

— Какой кошмар! Слава Богу, что теперь журнал электронный.

— Максим, твоя очередь.

— У меня ещё вопрос для Джугели. Почему ты переехала к нам из Москвы в Красоморск?

Чёрт. Ничего другого спросить не мог?

— Обстоятельства возникли.

— Э-э-э нет, нужна конкретика! Это не ответ.

— Если отвечать не хочешь, выполняешь штрафное задание, — поясняет Вепренцева.

Посвящать их в проблемы семьи я точно не стану. Уж лучше второй вариант.

— Что сделать?

— Не будешь отвечать?

— Нет, это личное, Ромасенко.

— Ладно, — пожимает он плечом. — Тогда… Поцелуй Абрамова.

— Ты обалдел?

— Чё такого?

Переглядываются с Кучерявым. Что за подстава? Нарочно?

— Хотя бы в щёку.

— Нет, исключено!

— Джугели, правила есть правила. Не отвечаешь на вопрос, выполняешь задание.

— Хорошо, я отвечу, — цежу сквозь зубы. — Я переехала в Красоморск, потому что сюда меня решил отправить отец. Он временно не может мной заниматься. Доволен?

— Называй вещи своими именами, — прилетает от Ковалёвой.

— Ты о чём?

— Может о том, что твой отец в тюрьме? — усмехается она.

Становится очень тихо. Ребята притормаживают и бросают в мою сторону удивлённые взгляды.

— Он не в тюрьме, Ковалёва. С чего ты это взяла?

А у самой аж похолодело всё внутри.

Откуда она знает?

— Гугл считает иначе.

— К чёрту твой гугл. Мой отец не виноват. Это ошибка. Следствие разберётся.

— Ну да, ну да. А скажи-ка, Эдуард Зарецкий, бывший губер, он твой…

— Да, он мой дед.

Кивает, оскаливаясь.

— Вот вы все вчера восхищались якобы её смелостью, — презрительно кривит губы. — Мол, пошла за Мозгалиным на маяк. Не испугалась и так далее. А что, если я скажу вам, что всё это просто тупое любопытство.

— В смысле?

— Там, под маяком, в бункере держали её мамашу. Да-да. Помните ту историю двадцатилетней давности? Про дочь Зарецкого, которую похитили.

— Немедленно замолчи! — растолкав опешивших одноклассников, подхожу к ней.

— Как там мамочка? Танцует в Питере на сцене Мариинского? Хотя подожди, откуда тебе знать. Поговаривают, что она вас с папашей кинула?

Вскипев до критической точки, залепляю Ковалёвой тяжёлую звонкую пощёчину.

— Ах ты су…

Бросаемся друг на друга одновременно.

Падаем на землю и дерёмся.

Точнее это я её луплю.

Она вопит, истерит и защищается, прижимая ладони к лицу.

Всю грязь подняла. За что? Разве так можно?

— Девочки, угомонитесь, — звучит над нами обеспокоенный голос физрука. — Прекратите!

— Джугели, всё, успокойся, — Абрамов подхватывает меня под руки и оттаскивает от Ковалёвой.

— Отпусти! — брыкаюсь.

— Забей. Хватит. Она своё получила.

— Я ещё не закончила.

Теперь уже с ним борюсь. Злая и рассерженная в край.

— Остынь.

Перемещаемся в противоположную от класса сторону.

Стискивает в кольце рук так сильно, что не могу дышать.

— Я её…

— Она тупая, недалёкая дура. Выдохни, слышишь? — его горячее дыхание обжигает кожу и это резко приводит меня в чувство.

— Отпусти, — дёргаюсь влево.

— Не пойдёшь к ней?

— Нет. Руки убери!

Получаю свободу и тут же отхожу от него.

— Кровь! Она разбила мне нос! Разбила нос! — воет Ковалёва, сидящая на земле.

— Сама напросилась, — бросает Ромасенко.

— Надо следить за языком, — подхватывает Котов.

— Ты как, в порядке?

Рядом со мной стоит перепуганная, бледная Филатова.

— Тата…

— Я в норме, — изрекаю, стиснув зубы.

— Привал. Десять минут, — объявляет сын Шац. — Никто никуда не разбредается. Ясно?



*********

Дальше до водопада идём уже не пытаясь играть в игры на сплочение.

Пострадавшая в начале строя под боком у физрука.

Я в конце. В окружении хулиганов одиннадцатого «А».

— Нормально ты ей втащила, — делится своим мнением Свободный.

— Не одобряю жестокость и агрессию, но в данном случае Вика заслужила, — тихо бормочет Филатова.

— Её люто кроет ещё со вчерашнего дня. Мозгалин пел хвалебные оды Джугели пол ночи.

— Мне плевать. Ещё раз меня затронет, — пожалеет.

Остаток пути, слава Богу, все молчат.

Периодически чувствую на себе странные взгляды Абрамова. Переставляю ноги на автомате и мечтаю, чтобы этот день поскорее закончился.

За отца опять же расстраиваюсь. Немного отвлечься от грустных мыслей удаётся лишь у водопада, до которого мы, наконец, добираемся.

Красиво.

Скалы. Вода, потоком падающая вниз. Бурная река под дощатым мостиком.

— Там глубоко?

— Очень. Держитесь за поручни. Пошли друг за другом.

Дощечки скрипят, качаются. Кто-то боязливо верещит, кто-то смеётся.

Окончательно остываю по сложившейся ситуации только на противоположной стороне.

— Помним о безопасности. Не дурачимся. Близко к краю не подходим, — строго наказывает Александр Георгиевич. — Отдыхаем. Делаем фото. Пьём-едим. У вас двадцать минут. До часу мы должны вернуться в лагерь. Это понятно?

— Да.

Группа разбредается по периметру.

Присев на камень, наблюдаю за водопадом. В лучах взошедшего солнца, на фоне голубого неба, пейзаж просто потрясающий. Матильда не обманывала, когда говорила, что пойти сюда стоит.

— Сфоткаемся вместе? — предлагает Полина.

— Не хочу.

Она кивает и отстаёт.

— Эй вы, акробаты хреновы, совсем спятили?! — кричит физрук компании парней. — Немедленно слезь с него, Абрамов!

Страдают идиотизмом. Повторяют трюк. Только в этот раз на плечах Свободного, шатаясь, стоит Марсель.