Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Шура! – укоризненно проговорила Мирослава.

– А он первый начал дразниться, – принялся оправдываться Наполеонов.

– Он не дразнился, а умывался.

– Почему-то он всегда начинает умываться, когда видит меня, – насупился Наполеонов. – С меня что, пыль на него перелетает?

Морис и Мирослава не выдержали и прыснули со смеху.

– Шура, – отсмеявшись, проговорила Мирослава, – тебе бы уже надо было знать, что коты и кошки – самые чистоплотные на свете животные и поэтому часто умываются.

– И всё равно! Он высовывал язык и показывал его мне! – упрямо гнул свою линию Наполеонов.

– Ты просто как маленький! – махнула на него рукой подруга детства.

– Вот только попрошу не тыкать меня носом в мой рост! Не зря русский народ говорит: «Мал золотник, да дорог».

– Никто тебя никуда не тыкает, иди мой руки – и за стол.

– А вы?

– И мы.

– А я уж подумал, что вы, как ваш кот, языком руки помоете, – ехидно проговорил Наполеонов и чуть ли не вприпрыжку выбежал из кухни.

Ужин прошёл, как говорится в таких случаях, в тёплой, дружеской обстановке.

После ужина Наполеонов расслабился, переместился на диван и развалился рядом с недовольно подвинувшимся котом. Шура, почти так же как Дон, щурил от удовольствия глаза и только что не мурлыкал.

Зато вызвался спеть песню. И спел после того, как Мирослава принесла ему гитару:

Уставлен в избе подоконникГеранью – к горшку горшок.Висит на стене половник,В духовке печётся пирог.Застеленный скатертью белойСтол в середине стоит,Который рукою умелойСкоро уж будет накрыт.По чашкам чай разольётсяИ будет нарезан пирог.И кошка лапкой коснётсяИ отодвинет горшок,И вот она на окошкеНервно виляет хвостом,Смотрит, как хлебные крошкиПтицы клюют за окном.И тут же глаза прищуритИ замурлычет о том,Как хорошо, что у ШурыГостеприимный есть дом,Где его обогреют,Накормят, напоят, спатьУложат и сны навеют,В которых одна благодать.И нет ни забот, ни печали,Спи, Шурочка, засыпай!Вот только забыл – целовалиВы на ночь меня? Ая-яй!

* * *

На следующее утро Мирослава из дома уехала рано, почти что следом за Наполеоновым.

Она надеялась, что Игнатьева не выгуливает собаку слишком рано, как это делают торопящиеся успеть на работу люди. Пенсионерке вовсе не обязательно вставать рано, если она, конечно, не является любительницей общения с другими собачниками.

Хотя это навряд ли, – подумала Мирослава.

Обычно владельцы догов, алабаев, кавказских овчарок и прочих крупных пород не жалуют мелких шавок, типа болонок и другой мелкоты. Они люди солидные, и собаки у них солидные, не предназначенные для скрашивания досуга старушек и забав малышни.

Мирослава не исключала того, что её точка зрения может быть предвзятой, и она ошибается, давая такую характеристику большей части собачников. Но всё-таки считала, что погрешность если и существует, то она минимальна.

Так или иначе, но когда она, оставив машину за пределами двора, вывернулась из-за угла и пошла по дорожке, то сразу же увидела несущуюся навстречу ей болонку с красным мячом в зубах.

– Матильда! Куда ты? Остановись! – донёсся до неё женский крик.

Собака приостановила свой бег и замерла на месте, точно раздумывая, прислушаться ей или нет к призывам хозяйки. Потом положила мячик на дорожку, посмотрела на Мирославу и сказала:

– Гав!

– И тебе доброе утро, – улыбнулась Мирослава.

Собака посмотрела на неё озадаченно, встряхнулась и собралась уже брать в зубы мячик, как Волгина сказала:

– Я бы не торопилась на твоём месте.

Матильда, а это точно была она, казалось, была удивлена её замечанием и с минуту заинтересованно рассматривала Мирославу своими блестящими коричневыми глазами. Этого времени хватило как раз на то, чтобы рядом оказалась запыхавшаяся от быстрой ходьбы хозяйка собаки.

– Ух, непослушная девчонка! – погрозила она болонке, а потом обратилась к Мирославе: – Спасибо, что задержали её.

– Да не за что, – пожала плечами Волгина и, улыбнувшись, проговорила: – Я ведь к вам, Евдокия Филаретовна!

– Ко мне? – удивилась Игнатьева.

– Я детектив Мирослава Волгина, вот моё удостоверение, посмотрите, пожалуйста.

– Да чего мне его смотреть, – отмахнулась женщина, – тем более что я и очки-то в прихожей на тумбочке оставила. Вы лучше скажите, зачем я вам понадобилась?

– В полиции мне вас охарактеризовали как внимательного и разумного человека.

– Спасибо охарактеризовавшему, – польщенно улыбнулась женщина.

Она явно подумала об Аветике, и Мирослава не стала её разочаровывать.

– Только я ведь рассказала всё, что знала, – спохватилась Игнатьева.

– Я понимаю, Евдокия Филаретовна, но ведь оперативник вас в прошлый раз спрашивал только о девушке.

– Ну… – протянула Игнатьева, – оно, конечно, можно и так сказать.

– Кстати, вы больше не видели ту девушку?

– Нет, – покачала головой женщина и, подумав, добавила: – У нас тут пенсионерский совет собирается на лавочке, – она кивнула в глубь двора, – так наши дамы не сомневаются, что Рашид навсегда расстался со своей девушкой. Не понравилось парню, как она его облапошила, – осуждающе поджала губы Игнатьева.

Мирослава подумала, что сейчас Евдокия Филаретовна расскажет ей, что девушки их поколения до свадьбы дорогих подарков у своих парней не брали. Невольно вспомнились рябиновые бусы…

Но Игнатьева ничего такого рассказывать ей не стала, просто подозвала собаку и погладила её.

– Красивая у вас собака, – сказала Мирослава.

– Да, – согласилась женщина, – моя Матильда и красавица, и модница. Только она у меня не крашеная, а натуральная платиновая блондинка.

Обе женщины, не сговариваясь, рассмеялись.

А потом Волгина заметила как бы вскользь:

– Евдокия Филаретовна, вы ведь много времени проводите с Матильдой на свежем воздухе?

– Немало, – согласилась Игнатьева и хитро прищурилась: – Свежий воздух ведь не только собакам полезен, но и их хозяевам. Большинство-то из них выведут своего пса на полчасика – и бегом на работу. А мне торопиться некуда, я своё отработала, вот и гуляю с Матильдой до тех пор, пока нам с ней это обеим не надоест или пока не проголодаемся.

– Значит, вы могли заметить людей, которые часто появляются в вашем дворе, хотя постоянно и не живут здесь.

– Вы имеете в виду жильца профессорши Поповой? – И поправилась: – Теперь уже можно сказать, не жильца.

– И его в том числе, – кивнула Мирослава.

– Что ж, после того как его в новостях по телевизору, сердешного, показали, я узнала, что видела его тут время от времени. Он машину, видно, оставлял за углом на стоянке, потому что сюда приходил всегда пешком.

– С пустыми руками?

– Зачем с пустыми? Всегда шёл пакетами нагруженный, ни дать ни взять ослик с поклажей, – проговорила с доброй улыбкой Игнатьева.

– Он приходил один или с женщиной?

– Один он приходил, и только один-единственный раз я видела, как он прошёл в подъезд, держа под ручку симпатичную молодую женщину.

– Волосы у этой женщины были такого же цвета, как шерсть вашей собаки?

Евдокия Филаретовна задумалась, а потом сказала:

– Пожалуй, что да. – И тут же добавила поспешно: – Но если вы меня спросите, не была ли это девушка Рашида, я вам точно скажу, что нет.

Мирослава кивнула и стремительно переменила тему, спросив:

– У вас здесь есть поблизости открытые кафе?

Пожилая женщина растерялась:

– Да, такие кафе есть. Некоторые стационарные и летом просто выносят столики на улицу под навес, а другие приезжают только летом и обслуживают народ под зонтиками. Правда, работают они только до первого октября, так что скоро все закроются. Летние уедут, а стационарные будут обслуживать посетителей только в помещении.

– Спасибо большое, – искренне поблагодарила Мирослава.

– Да вроде как не за что, – отозвалась женщина.

– Не скажите, Евдокия Филаретовна, – улыбнулась детектив, потрепала на прощание собаку и удалилась.

А Игнатьева ещё постояла на месте несколько минут, раздумывая о том, зачем Мирослава спросила её о кафе, расположенных поблизости.

«Может, она проголодалась, – подумала добросердечная женщина, – а я и не додумалась сразу пригласить её к себе чаю попить».

Игнатьева снова посмотрела на угол, за которым скрылась детектив, и решила, что теперь бежать за ней поздно. Старым ногам никак не угнаться за молодой женщиной со стремительной походкой.

Посмотрев на болонку, Евдокия Филаретовна проговорила ласково:

– Пошли домой, Матильдушка. А то что-то загулялись мы с тобой сегодня, – и, развернувшись в сторону дома, не спеша зашагала по дорожке.

Матильда послушно затрусила вслед за хозяйкой, не забыв прихватить свой красный мячик.

Волгина позднее на всякий случай заглянула и к обоим свидетелям, видевшим стремительно выбегающую из подъезда девушку. Но вопросы она задавала не о девушке, а о квартиранте Поповой.

Оказалось, что его видели и Кузнецов, и Погорельский.

Кузнецов даже сказал, что видел Костюкова с женщиной. Правда, Иван Фёдорович оговорился, что это было давно, месяцев пять назад.

– Женщина была блондинкой? – спросила Мирослава.

– Нет, брюнеткой, если вы имеете в виду ту, что налетела на меня, то это точно была не она. К тому же она не шла вместе с ним, а нагнала его при подходе к подъезду и окликнула. Я заметил, что ему это не понравилось.

– Почему вы так решили, Иван Фёдорович?

– Потому что, когда он обернулся, я заметил, что он поморщился, – ответил Кузнецов.

– И ещё один вопрос…

– Задавайте.

– Может быть, вы замечали в вашем дворе какого-то постороннего человека, не живущего здесь, не важно, мужчину или женщину.

Кузнецов задумался, а потом покачал головой:

– Нет, что-то не припоминаю такого.

Зато Погорельский вопросу Мирославы обрадовался и сразу заявил:

– Как же, видел я тут одного мужика. Он сначала возле магазина отирался, там-то я на него и обратил внимание, ну, в смысле, понимаете. – Афанасий Андреевич многозначительно подмигнул Мирославе.

– Догадываюсь, – обронила она.

– Ну вот! – ещё больше обрадовался Погорельский. – Я уже хотел к нему подойти познакомиться, но когда пригляделся повнимательнее, понял, что не наш это человек. – Афанасий Андреевич осуждающе покачал головой.

– То есть не из вашего двора? – уточнила Мирослава.

– То, что не из нашего, это сразу было ясно, я в том смысле, что непьющий он. Так что я не стал тратить на него время и ушёл.

– Отчего же, Афанасий Андреевич, он вам запомнился?

– Я бы, может, и забыл его, да только дня через два увидел, что он стоит возле нашего подъезда и на окна пялится, вроде как высчитывает, какое окно какой квартире принадлежит! А как увидел меня, так сразу дёру! Ну, я и скумекал, что неспроста он тут отирается! Короче, жулик! Высматривал, кого бы обокрасть!

– Что же вы в полицию не обратились?

– Да кто мне там поверит? – хмыкнул Погорельский. – Да и потом, с тех пор как я его спугнул, он здесь больше не появлялся.

– Афанасий Андреевич! Миленький! – воскликнула Мирослава. – А вы хорошо запомнили этого человека?

– У меня глаз-алмаз! – весь напыжился Погорельский.

– А вы могли бы его описать?

Мужчина задумчиво почесал в затылке и кивнул:

– Могу.

– Точно?

– Точнее не бывает! Зуб даю!

– Зуб не надо, – отказалась Мирослава от предложенного подарка.

– А чего надо-то? – заинтересованным взглядом окинул её Погорельский.

– Съездить в одно место.

– Э нет! – замахал он обеими руками. – У меня денег на автобус нет.

– Я на машине вас довезу туда и обратно. А потом заглянем в магазин! – обнадёжила его Мирослава.

При слове «магазин» глаза Погорельского загорелись, и он позволил усадить себя в машину. И казалось, радовался поездке на «Волге», как ребёнок.

«Детство, должно быть, вспомнил», – подумала Мирослава и набрала номер Рината Ахметова.

– Мирослава? – удивлённо откликнулся оперативник.

– Ринат, я сейчас привезу к вам некого Афанасия Андреевича Погорельского.

– Знакомое имя… Да я же с ним беседовал. Он чего-то натворил?

– Нет, с его слов, он хорошо запомнил человека, который крутился недалеко от дома, ну, ты знаешь какого, – проговорила Мирослава, покосившись на Погорельского.

Но тот, казалось, не прислушивался к разговору, вовсю наслаждаясь поездкой.

– Да, я понял.

– Так что есть надежда, что он поможет составить его фоторобот.

– Хорошо. Привози его. Я всё подготовлю.

После чего Мирослава позвонила Наполеонову:

– Шура!

– Ну, чего тебе? – ворчливо отозвался он.

– Дуй в отделение! Там сейчас будет составляться фоторобот лица, быть может, причастного к… – Она замолчала. – Короче, тебе ясно?

– Так точно, мой генерал! – отчеканил Наполеонов. – Дую!

Когда машина остановилась на стоянке перед отделением, Погорельский напрягся:

– Куда это мы приехали? – спросил он недоверчиво.

– В отделение полиции, – спокойно ответила Мирослава.

– Это зачем же? – спросил мужчина испуганно.

– Афанасий Андреевич, миленький, ну, подумайте сами, не на коленке же мы с вами будем фоторобот составлять?

– А в магазин?

– Сделаем дело, и потом сразу в магазин, – заверила она его.

Обнадёженный Погорельский позволил ввести себя в вестибюль, где их уже поджидал Ринат. Оперативник провёл их в кабинет, где свидетеля встретил специалист. Погорельского сразу усадили в кресло и приступили к работе.

С каждой минутой Афанасий Андреевич чувствовал себя всё уверенней и через некоторое время уже командовал экспертом:

– Нет, я же говорю, нос тонкий! Посредине лица!

– А где ещё может быть нос, – пробормотал прибывший к этому времени Наполеонов.

Мирослава приложила палец к губам. И следователь не обронил больше ни слова.

Наконец портрет был составлен, и Погорельский даже похвалил эксперта:

– Вот молодец! Умеешь, если захочешь.

И тому пришлось отвернуться в сторону, чтобы свидетель не заметил его ухмылки.

– Шура, – спросила Мирослава, – ты не знаешь этого человека?

Наполеонов покачал головой:

– Его нет среди тех, кого мы опрашивали, и среди тех, кого видели.

– Наверное, стоит показать его свидетелям.

Следователь согласно кивнул.

– А теперь гони тысячу, – бесцеремонно потребовала подруга детства.

– Это ещё зачем? – удивился Наполеонов.

– Мы со свидетелем поедем в магазин.

Следователь покряхтел, полез в карман, достал бумажник и вручил Мирославе две купюры по пятьсот рублей.

Волгина спрятала их в карман и поманила за собой Погорельского. Он охотно пошёл за ней.

Мужчина снова радовался поездке на машине, а когда «Волга» остановилась возле магазина, Погорельский просто расцвёл.

– Афанасий Андреевич, – сказала Мирослава, – я с вами внутрь магазина не пойду. Думаю, вы и сами знаете, что вам нужно купить.

Погорельский открыл было рот, но Волгина достала две купюры, выданные следователем, и прибавила ещё тысячу от себя.

– Это всё мне? – не поверил своим глазам счастливый Погорельский.

– Вам, Афанасий Андреевич. Только вы постарайтесь купить поменьше алкоголя и побольше еды.

– Конечно, конечно, – радостно закивал Погорельский. И уже когда Мирослава возвращалась к машине, закричал ей вслед: – Обращайтесь в любое время для и ночи! Я весь ваш!

– Спасибо, – улыбнулась Мирослава и добавила: – Вполне возможно, что вы ещё понадобитесь следствию.

– Я буду надеяться! – завопил от избытка переполнявших его чувств Погорельский и сломя голову кинулся в магазин, не в силах более сдерживать свою потребительскую жажду.

Мирослава села в машину и тихо рассмеялась: «Как всё-таки мало надо человеку для счастья. Нам с Наполеоновым – раскрыть преступление, а Погорельскому – хорошенько выпить. Остаётся только надеяться, что и про закуску он не забудет».

Глава 10

Дмитрий Славин перечитывал опрос свидетелей по делу, не относящемуся к убитому Костюкову, но тоже требующему срочного рассмотрения, неожиданно зазвонил стационарный телефон, и Ринат Ахметов, поднявший трубку и выслушавший звонившего, громко проговорил:

– Дима, это тебя.

– Кто там ещё? – недовольно спросил Славин.

– Мне почём знать, – пожал плечами Ринат. – Женщина какая-то или девушка. Голос приятный.

Раздался звук упавшей на пол ручки, и все невольно обернулись в сторону Любавы Залеской, которая под взглядами товарищей раскраснелась как маков цвет.

– Простите, – пробормотала девушка.

– Бывает, – успокоительно проговорил Ринат.

Остальные просто не поняли, за что это Залеская извиняется. Может, не выспалась сегодня…

Славин лениво поднялся со своего места и взял трубку:

– Дмитрий Славин слушает.

– Алло, Дима, это я, – проворковал бархатистый голос.

– Кто я? – сердито гаркнул оперативник.

Женщина на том конце провода нисколько не смутилась и так же нежно спросила:

– Ты что, уже забыл меня?

– Если вы не перестанете говорить загадками, я положу трубку, – холодно предупредил Славин.

– Так это же я, Рада! – на этот раз с нотками нетерпеливой обиды воскликнули в трубке.

– Рада, Рада… – машинально повторил оперативник, стараясь припомнить, где он совсем недавно слышал это имя, и вспомнил! Обрадовавшись тому, что память его не подвела, он воскликнул: – Ну как же, помню, помню!

Девушка расценила его радостное восклицание в свою пользу и снова заворковала:

– Дима, где мы могли бы встретиться?

– Это ещё зачем? – холодно спросил оперативник.

– Разве ты не соскучился? – игриво донеслось из трубки.

– Вообще-то мне скучать некогда. Работы выше крыши. – Он уже ругал себя за то, что дал номер служебного телефона этой, как он назвал про себя девушку, вертихвостке, и собирался положить трубку на рычаг, как она проговорила:

– У меня есть для тебя важная информация.

– Информация? – недоверчиво переспросил оперативник.

– Естественно, – ответила девушка и добавила обиженно: – Уж не думаешь же ты, что я звоню тебе из-за твоих красивых глаз.

«Именно это я и подумал», – заметил про себя Славин, а вслух спросил:

– И что же это за информация, позволь тебя спросить?

– Об этом я могу сказать только при личной встрече.

– А ты не вешаешь мне лапшу на уши? – бесцеремонно поинтересовался он.

– Вот ещё! – На этот раз обида, прозвучавшая в голосе, показалась оперативнику искренней. – Если тебе не интересно, то можешь не приходить.

«Сейчас скажет „козёл“», – промелькнуло в мыслях Дмитрия.

Но Рада воздержалась от оскорблений и только спросила настойчиво:

– Так да или нет?

– Да, моя красавица, да, – ответил он. – Где и когда ты хочешь назначить мне свидание?

– В двенадцать часов в парке Горького! – отчеканила она.

– Вечера? – уточнил он.

– Ну не дня же, – фыркнула она.

– А не поздновато для прогулок в парке?

– Ты не понял! Я тебя зову не в кустах обжиматься.

– Правда? – усмехнулся он. – А то я уже стал опасаться за свою невинность.

– В парке есть ночной клуб, «Фейерверк» называется. Знаешь такой?

– Слышал, – неопределённо отозвался он.

– Так вот, встретимся у стойки бара ровно в двенадцать. Идёт?

– Идёт, – ответил Славин и повесил трубку.

– Тебе никак свидание назначили? – спросил Ринат.

– Да. Свидетельница.

– Свидетельница – дело святое, – прокомментировал Ахметов.

Славин кинул на него быстрый взгляд – не иронизирует ли, но Ринат не улыбался и уже уткнулся в монитор компьютера, читая на экране какой-то отчёт эксперта.

Положа руку на сердце Славину не хотелось тащиться на ночь глядя ни в какой клуб. Он предпочёл бы поужинать мамиными котлетами с картофельным пюре, выпить чаю с пирогом, посидеть в кресле возле торшера с книжкой в руках, а потом завалиться спать. Но Рада не оставила ему выбора, и от парка Горького ему не отвертеться, если он, конечно, хочет узнать, что за информацию она для него приготовила.

«Если девица решила поводить меня за нос, – решил он про себя, – то я придушу её собственными руками».

Теперь он отчётливо вспомнил, что на прямоугольнике, приколотом к жилету секретарши, было написано «Рада Ильинична Остроухова».

«Может, девица решила оправдать свою фамилию?» – хмыкнул он про себя и стал настраиваться на бессонную ночь.

В парк он приехал раньше на полчаса. Сказалась выработанная оперативной работой привычка заранее осматриваться на местности.

Оставив машину на платной стоянке, зашёл в клуб.

Вход в клуб «Фейерверк» был платным, из чего он решил, что девушка собиралась заплатить сама. Но потом выяснилось, что с девушек денег не брали, если они приходили с кавалерами.

Теперь он понял, почему охранник у входа спросил:

– К вам девушка подойдёт?

– Ну.

– А как зовут?

– А вам зачем?

– Вы первый раз в нашем клубе?

– В первый, – ответил оперативник, а про себя подумал: «И в последний».

– Если вы мне назовёте имя своей девушки, то язык у вас, думаю, не отвалится, – дружелюбно улыбнулся охранник.

И Славин больше из-за того, чтобы от него отстали, буркнул:

– Рада.

– Знакомое имя, – улыбнулся охранник и подмигнул Дмитрию.

«Видно, она у них тут завсегдатай», – равнодушно подумал оперативник.

Рада появилась у стойки бара ровно в двенадцать, вернее, при предпоследнем ударе огромных часов, висевших на одной из стен клуба и бивших каждые полчаса.

«Видно, антураж у них такой», – решил Славин.

– Привет, мужчина, – прощебетала, подлетая к нему, девушка, – коктейлем не угостите?

– Какой вам? Тебе? Послушай, ты меня запутала, мы на «ты» или на «вы»?

– На «ты», конечно, – рассмеялась она. – Закажи мне апельсиновый с ромом.

– А ты не опьянеешь?

– Нет, я крепкая, – отмахнулась она и спросила: – А ты что будешь пить?

– Минеральную воду без газа, – ответил он.

Рада захихикала:

– Тебе что, мама не велит употреблять крепкие напитки?

– Угадала, – в тон ей ответил Славин. – Говорит, что я ещё маленький.

Девушка расхохоталась.

– К тому же, – проговорил он уже серьёзно, – я за рулём.

– Понятно, – протянула Рада разочарованно, потом напомнила быстро: – Ты же полицейский! Разве свои станут к тебе цепляться?

– Я предпочитаю соблюдать законы.

– Надо же, какой правильный, – фыркнула она.

– Ты мне хотела что-то сообщить, – напомнил он.

– Может, хотя бы накормишь девушку? – обиженно протянула она.

– Ладно, идём, накормлю. – Он взял её за локоть и потянул в зал, выискивая взглядом свободный столик.

– Я обычно сижу за тем, что возле колонны, – Рада указала в сторону. – И там как раз никого нет! – Она вырвала у него свою руку и сама вцепилась в него и потащила в нужную ей сторону.

Столик, к которому она его привела, действительно был свободен. Славин оглядел полусумрачный зал, насколько это было возможно при скудном цветном освещении, и заметил, что в зале имелось несколько свободных столиков.

«То ли время ещё раннее, – подумал он, – то ли цены кусаются».

После того как старший лейтенант просмотрел принесённое официантом меню, его мнение однозначно склонилось ко второму варианту. Суммы, которую оперативнику пришлось заплатить за блюда, выбранные Радой, хватило бы ему как минимум на неделю безбедного существования. К тому же вкус блюд, по мнению Славина, оставлял желать лучшего.

«И находятся же идиоты шастать по этим ночным забегаловкам», – недовольно подумал он про себя.

– Правда, здесь здорово? – спросила его тем временем буквально сияющая Рада.

Он промычал в ответ что-то невразумительное.

– У тебя что, зубы болят? – хихикнула она.

«Сердце кровью обливается», – чуть не ляпнул он, но вместо ответа покачал головой.

– Слушай, почему ты такой красивый и такой неразговорчивый? – спросила она, нахмурившись.

– Потому что я пришёл сюда не разговаривать, а слушать! – ответил он с нажимом на последнее слово.

– Кого слушать? – приняла она невинный вид.

– Тебя, солнышко моё!

– Так вот в чём дело, – рассмеялась Рада. – А я чуть было и не забыла, что поймала тебя на наживку!

– Поймала, говоришь, на наживку? – спросил он.

И выражение его лица не сулило девушке ничего хорошего. Но она, вместо того чтобы испугаться, рассмеялась:

– Ой, да не злись ты! Не боись! Никакого обмана с моей стороны. И если тебе так не терпится, то могу начать рассказывать прямо сейчас.

– Да уж, сделай милость, – проговорил он почти спокойно.

Рада поднялась со стула, подошла к нему сзади и погладила его волосы:

– Какой ты хорошенький! Пойдём потанцуем?

Он сделал зверское лицо:

– Слушай, Остроухова!

– Пойдём, пойдём! Как раз медляк заиграли! Во время танца мне будет легче рассказывать.

Он неохотно поднялся и позволил увлечь себя на танцпол.