- Слушай, арфист, было бы неплохо, если бы ты думал о своих женщинах и предоставил бы мне разбираться с моими.

Улыбка Лахлэна застыла, потом стала отстраненной, и я понял, что он думает о Торри. Его пальцы легко коснулись мерцающих струн - полузвук-полувздох, говоривший о красоте и изяществе женщины. Я тут же подумал об Электре.

Несомненно, он думал о моей сестре, а Финн - Финн об Аликс. Об Аликс до того, как она узнала Дункана.

- Обмен мы совершили, - тихо сказал я, - Моя сестра в безопасности, а Электра отправилась к своему отцу.

- Я думал, ты, может быть, оставишь ее. Я помрачнел, уловив насмешливые нотки в голосе Финна:

- Нет. Я решил сперва отвоевать трон, а потом уже завоевать женщину. Если бы дошло до выбора - ты знаешь, что выбрал бы я.

Брови Финна слегка приподнялись:

- В последнее время бывало, что я сомневался в этом, - он снова беспокойно пошевелился, по лицу его пробежала судорога, лежавший рядом Сторр плотнее прижался к нему. Одной смуглой рукой, охваченной выше локтя золотым браслетом, Финн обнимал полка, словно боялся отпустить его - боялся снова потерять своего лиир.

- Ты поправишься? - мой вопрос прозвучал резче, чем я хотел. - Или магия земли не полностью исцелила тебя?

Он сделал слабый жест рукой:

- Она не всегда до конца исцеляет тело, она только помогает лечению. Все зависит от раны, - его пальцы коснулись бинтов, перетягивающих ногу у бедра. Я неплохо себя чувствую - для человека, который должен был умереть.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как тени заполняют шатер. Я так устал…

- План, который мы составили, оказался безупречным. Дункан собрал всех крылатых лиир. У солиндцев не было и одного шанса.

- Верно, - согласился Финн. - Потому-то я это И предложил. Лахлэн мягко рассмеялся:

- Что, Кэриллон не делает ничего без твоего совета?

На мгновение Финн сделался мрачен - зашитый рубец на лице только усиливал это выражение:

- Бывают моменты, когда он решает без меня слишком многое.

- Как когда я решил, на ком женюсь, - я улыбнулся, увидев изумление на лице Лахлэна. - Та госпожа, которая отправилась сегодня к своему отцу, станет Королевой Хомейны.

Его брови поднялись под серебряным обручем:

- Беллэму это может не понравиться.

- Беллэм будет мертв когда я женюсь на его дочери, - я покрутил головой, разминая шейные позвонки. Спина у меня тоже затекла, но тут уж я ничего не мог сделать. Несколько часов нормального сна и тренировки поправят дело. На первое я не надеялся, но второе можно было обещать с уверенностью.

- Я слышал, что ее предлагали в жены наследнику Высокого Короля Родри, пальцы Лахлэна извлекли певучий аккорд из струн арфы.

Я пожал плечами:

- Может, Беллэм и предлагал, только я ничего не слышал об ответе Родри. Ты как элласиец должен это знать лучше.

Лахлэн задумчиво скривил губы:

- Сомневаюсь, что он станет тебе мешать. Все, что я знаю о Куинне, я узнал из первых рук, когда меня принимали в замке. Наследный принц - человек пустой, хотя и довольно дружелюбный, и о женитьбе не думает, - он пожал плечами. Родри все еще силен, я сомневаюсь в том, что он заставит наследника немедленно вступить в брак. Но кто я такой, чтобы знать мысли королей?

Он ухмыльнулся мне:

- Пожалуй, из них только вы, господин мой, еще известны мне, и - что я знаю о вас?

- Ты знаешь, что у меня есть сестра. Лицо Лахлэна застыло:

- Да. Знаю, - он бросил короткий взгляд на Финна. - Но мы не станем говорить об этом: ваш ленник поднимет меня на смех.

Финн улыбнулся:

- Тебе приглянулась принцесса? Ну и что с того? - ведь ты же менестрель.

Со струн лились золотые звуки мелодии, но Лахлэн не улыбался больше:

- Так и есть, благодарение Лодхи и Его силе. Но иногда мне хотелось бы стать большим…

Значит, принцесса может тоже поглядывать на него?.. Без сомнения. Но хотя менестрели и в чести при дворах королей, этого еще недостаточно, чтобы взять в жены женщину, занимающую такое положение, как Торри.

Я подался вперед и потер горящие от усталости глаза. И тут я услышал крик.

Финн напрягся, пытаясь подняться, и упал назад на ложе, должно быть, он подумал, что это Аликс. Но я уже знал, что это не так. Голос принадлежал моей сестре.

Я не мог потом вспомнить, как добрался от шатра Финна до своего собственного, не помнил и того, как рядом со мной оказался Лахлэн со своей поблескивающей арфой. Он просто был рядом, сжимая в руках свою Леди, и сыпал проклятьями. Я не слышал их - вместо этого в моих ушах звенел отголосок крика Торри и бешеный стук крови в висках.

Вокруг моего шатра собрались люди. Кто-то откинул дверной полог и закрепил его. Внутри видна была только пляска теней и призрачных фигур. Я разбил строй и ворвался внутрь, не думая, зацепил ли кого-нибудь по дороге.

Турмилайн стояла в углу, завернувшись в мою собственную темно-зеленую рубаху. Единственная свеча озаряла шатер неверным тусклым светом, лицо моей сестры в этом полумраке было бледным и напряженным, и только в золотых волосах поблескивали искорки света.

Она увидела меня и тут же подняла руку, словно чтобы остановить, показать, что с ней ничего не случилось. Мне пришло в голову, что моя сестра сильнее, чем я полагал, но времени на размышления не было. Я смотрел на Роуэна и неподвижное тело, над которым он склонился.

- Мертв? - спросил я. Он покачал головой и наклонился, чтобы вытащить из бессильной руки лежащего нож:

- Нет, мой господин. Я оглушил его рукоятью меча - знал, что у тебя будут к нему вопросы.

Я подошел ближе и взял лежащего за плечо - кольца кольчуги впились мне в ладонь, но я рванул его на себя и перевернул лицом вверх, чтобы разобраться, кто передо мной. И чуть было не выпустил его, увидев его лицо.

Передо мной, распростертый на земле, лежал - Заред.

Он был в полубессознательном состоянии: голова его безвольно раскачивалась из стороны в сторону, глаза бессмысленно вращались, ничего не видя вокруг.

- Ну? - мрачно поинтересовался я у Роуэна. - Как же это произошло? Я поставил тебя охранять ее.

- От Зареда? - спросил он, все еще не веря своим глазам. - Скорее, ее следовало охранять от меня! Я почувствовал, как во мне разгорается гнев:

- Если это будет нужно, я так и поступлю! А пока - отвечай на мой вопрос!

Его лицо побледнело. Я услышал протестующий возглас Турмилайн, но все мое внимание было приковано к Роуэну. На миг его желтые глаза Чэйсули вспыхнули гневом, но потом он кивнул. Непохоже было, что им овладел стыд: скорее, он пытался понять и осмыслить происшедшее. Это мне нравилось: я не люблю, когда человек сразу же поджимает хвост, как провинившийся пес.

- Я услышал ее крик, - сказал он, - немедленно вошел и увидел человека, стоящего над постелью с ножом. Было темно. Вот этот нож, - Роуэн продемонстрировал его, - И я ударил. Но до того, как он упал, я не видел, что это Заред.

- Турмилайн? - мой голос прозвучал мягче, чем когда я обращался к Роуэну.

- Я задула свечу, чтобы быстрее уснуть, - тихо рассказывала она, - Я ничего не слышала: он шел очень тихо А потом вдруг почувствовала, что в шатре кто-то есть, кроме меня, и увидела темную фигуру… Тут я и закричала. Но, мне кажется, до последнего момента он не знал, что это я, а не ты.

Заред дернулся в моих руках, и я крепче сжал его плечи. Кольчуга больно ранила пальцы, но сейчас мне было плевать на это. Я вытащил его из шатра и швырнул на землю, солдаты расступились, а потом сомкнулись кругом вокруг него, однако никто его не тронул: ждали, что буду делать я.

Заред пришел в себя окончательно. Он попытался подняться - и снова упал на колени, когда строй сделал один шаг вперед. Он знал этих людей. Он знал меня.

Он коснулся пальцами шеи там, куда пришелся удар Роуэна. Быстро взглянул на стоявшую на пороге Торри и перевел взгляд на меня:

- Я не хотел повредить госпоже, - спокойно сообщил мне он. - Я признаю: мне нужен был ты.

- Благодарю за это, - мрачно ответил я. - Если бы ты хотел убить мою сестру, я выпустил бы тебе кишки тут же, на месте.

- Ну, так давай, - немедленно отпарировал он. - Отдай меня в руки богов.

Я посмотрел на коленопреклоненную фигуру. На сильного, крепкого человека заслуженного ветерана Солиндских войн моего дяди. На того, кто когда-то служил моему отцу, а теперь пытался убить его сына.

- Когда ты все расскажешь, - кивнул я, соглашаясь.

Он повернулся ко мне и плюнул:

- Вот тебе мой рассказ, - он шумно вдохнул, услышав пробежавший среди людей ропот. - Я ничего тебе не должен. И не дам никаких объяснений.

Я шагнул вперед, в гневе готовый ударить его, но Лахлэн положил руку мне на плечо:

- Нет, - сказал он, - позвольте мне…

Он не сказал больше ничего. Это и не было нужно. Его пальцы коснулись струн Леди. И единственный звук заставил нас всех умолкнуть.

Шатер за моей спиной пошатнулся под ударом ветра, колыхнулось пламя костров. Торри произнесла какое-то слово - единственный звук, который мгновенно затих. И наступила тишина, в которой звучала только арфа.

Музыка захватила нас всех, я скорее чувствовал, чем слышал ее - она впивалась в мою душу, врастала в нее, становясь ее частью. Я застыл. Ветер швырял мне в лицо-пыль, но я даже не моргнул. Я чувствовал на лице уколы песчинок, но не пошевелился, чтобы смахнуть их. Я стоял неподвижно, как и все остальные, слушая тихие слова Лахлэна.

- Ты принял неверное решение, Заред, - говорил он. - Но теперь ты недооцениваешь мою Леди. Она своей магией может вырвать видения из души слепого, слово - из уст немого, ее музыку услышит даже тот, кто глух… И безумие займет место видений и слов…

Заред закричал, скорчившись на земле, зажимая уши руками. Музыка плела вокруг него свою незримую сеть. Он впился пальцами в виски, словно пытаясь умолкнуть музыку хотя бы в своем мозгу, но она звучала по-прежнему, раскрывая перед нами его мысли и воспоминания.

- Лахлэн, - сказал я, но ни звука не сорвалось с моих губ.

Руки Зареда безвольно упали по сторонам тела. Он широко раскрыл глаза, стоя на коленях, завороженно - так ребенок смотрит на поразительное, нескончаемое чудо - но выглядело это много страшнее, потому, что он был взрослым мужчиной, внезапно утратившим волю: челюсть его отвисла, из уголка рта стекала слюна, а в глазах была ужасающая радость.

Арфа пела, и пел ветер - тихая, нежная, завораживающая мелодия. Лахлэн волосы развеваются по ветру, взгляд сосредоточен, - улыбнулся властно, лицо его изменилось - он чувствовал бога в себе. Он больше не был арфистом - он стал инструментом в руках Лодхи, его арфой, рождавшей волшебство под пальцами бога.

Тронь его - зазвучит арфа сладкой болью. Тронь ее и он покачнется под порывом ветра.

Я дрогнул. Музыка бежала по моим жилам, смешиваясь с кровью, я чувствовал, что волосы у меня на голове поднимаются дыбом, а душа моя похолодела.

- Лахлэн, - взмолился я, - нет…

Музыка наполнила Зареда, сковала его. Он сидел неподвижно, молча, а музыка обнажала его мысли, делая его воспоминания зримыми…

…Шатер - охряный, янтарный, серый - виден изнутри. В сумраке горит одна свеча, ее отблески пляшут на кольчуге и рукояти меча. Человек стоит молча, склонив рыжеволосую голову. Он не смеет смотреть на госпожу.

Она выходит на свет. На ней коричневое платье, перетянутое желтым поясом.

На запястьях и у горла поблескивает черный шелк, струятся светлые волосы, лицо полно неземной красоты.

Она протягивает руку, не касаясь человека. Он не смотрит на нее. Но, когда ее пальцы движутся, их окружает сияние, сиреневое… нет, пурпурное. Глубокий темный пурпур. Магия Айлини.

Она рисует в воздухе руну. Знак вспыхивает, шипя, тени сплетаются плотнее вокруг него - он брызжет искрами, по нему пробегают язычки пламени. Заред опасливо поднимает голову.

Руна притягивает его взгляд. Мгновение он пытается отвести глаза, но у него явно не хватает сил. Он смотрит только на руну. Тонкий очерк пурпурного огня мерцает в воздухе. По приказу Электры он протягивает руку.

- Коснись ее, - говорит она, - Возьми ее. Держи. Она даст тебе мужество, в котором ты нуждаешься.

Заред касается руны дрожащим пальцем. Она внезапно растекается по его плоти, рука его охвачена бегущим холодным пламенем - он кричит, трясет рукой, словно пытаясь стряхнуть огонь, освободиться, но все уже кончено. Огонь перебирается на его лицо, вырывается из ноздрей…

Он снова кричит - уже без голоса. Его тело бьет дрожь. Глаза его выкатываются, кровь идет носом - но в тот момент, когда он тянется к ножу, дрожь покидает его тело. Электра касается его руки.

- Готово, - говорит она. - Ты так долго следил за мной, так страстно желал меня, что я не могла не исполнить твое желание. Я стану твоей, но только прежде ты должен исполнить, что должно. Станешь ли ты служить мне в этом?

Заред кивает, его глаза неотрывно смотрят в ее лицо. Электра продолжает:

- Убей его. Убей самозваного принца…

…Арфа умолкла, ветер подхватил последние ноты Мелодии, эхо которой все еще звучало в моей душе. Как же все оказалось просто…

Заред сидел на земле, совершенно раздавленный, голова его свесилась на грудь, словно он не находил в себе мужества со мной встретиться взглядом.

Может, он действительно не мог сделать этого. Он ведь хотел убить своего господина.

Я почувствовал себя чудовищно старым. Все шло наперекосяк. Я хотел подойти к этому человеку, заговорить с ним, но тело не. слушалось меня. А потом я снова услышал арфу, и теперь в ее звуках был вызов, и взгляд Лахлэна стал иным.

- Лахлэн! - крикнул я, но было уже поздно.

Музыка создала перед нами видение Электры. Прекрасное узкое лицо, безупречная кожа, совершенные линии тела. Брови, похожие на крылья ласточки, серые ледяные глаза и рот, сводящий мужчин с ума. Лахлэн показал нам всю ее красоту - а потом отнял ее у этой женщины.

Он сорвал с нее покров плоти. Стянул ее с костей, как рубаху с тела - она осыпалась хлопьями пепла. Я видел на месте глаз пустые глазницы черепа, cкалящиеcя в белоснежной ухмылке зубы, резкую линию нижней челюсти и впалые щеки. На нас смотрел жемчужно поблескивающий голый и гладкий череп.

Никто не пошевелился - не смог. Лахлэн словно сковал нас всех. Музыка остановилась - а с ней и сердце Зареда. Я пошатнулся, но восстановил равновесие и заморгал, пытаясь избавиться от попавшей в глаза пыли, смахнул с лица песчинки - и замер. Я видел в глазах Лахлэна слезы.

Его руки неподвижно лежали на струнах, зеленый камень, вправленный в темное дерево поблескивал тускло и потемнел. А взгляд менестреля был устремлен на Торри.

- Если бы я мог изменить это, я бы так и сделал:

- его голос, лишенный жизни, был полон глухого отчаянья, - Лодхи сотворил меня целителем, а я сейчас отнял жизнь… Но вы, госпожа моя - за то, что он едва не сделал с вами… я не видел другого выхода.

Рука Торри поднялась, стиснув ворот широкой зеленой рубахи. Лицо ее побледнело, но в глазах светилось понимание:

- Лахлэн, - мой голос внезапно сел, я глотнул, прочищая горло, потом попытался заговорить снова, - Лахлэн, никто не осудит тебя за то, что ты сделал. Возможно, способ был несколько… неожиданным, но причины достаточно ясны.

- Я с этим и не спорю, - ответил он, - Я просто считал себя выше этой мелкой мести, - он вздохнул и погладил Леди, осторожно коснувшись зеленого камня. - Сила, которую дарует Лодхи, может быть использована как во имя добра, так и во зло. Теперь вы видели обе стороны.

Я внимательно оглядел собравшихся. Оставалось сказать еще кое-что - совсем немного:

- Есть ли еще кто среди вас, кто хочет убить меня? Еще один, решивший служить прихоти женщины и подчиняться ей? - я жестом указал на тело Зареда, все еще лежавшее на земле. - Я призываю вас тщательно подумать об этом - прежде, чем кто-либо решит нанести мне удар.

Я подумал, что больше ничего говорить и не понадобится, хотя во мне, где-то глубоко внутри, билось желание закричать, потребовать от всех них моей неприкосновенности. Это было невозможно, короли и принцы гораздо чаще умирают от кинжала или яда, чем от старости. И все же после того, что произошло, я думал, что немного найдется тех, кто рискнет поднять на меня руку.

Я посмотрел на мертвое тело. Оно свернулось, как младенец в утробе однажды я видел мертворожденного. Руки обнимали подтянутые к груди колени, пальцы были скрючены, ноги напряжены, голова повернута под невероятным углом, глаза открыты. Они смотрели неживым тусклым взглядом. Я подумал, что приобрету репутацию человека, окружившего себя элласийскими чародеями и оборотнями, и решил, что это не так уж и плохо. Пусть любой, кто задумает убить своего короля, дважды подумает, стоит ли так рисковать.

- Идите, - сказал я уже спокойнее. - Есть еще битвы, в которых вам предстоит сражаться, и фляги с вином, которые предстоит осушить.

Я увидел улыбки на лицах. Услышал, как они вполголоса обсуждают происшедшее. То, что они видели, забудется нескоро и подкрепит уже существующие слухи. Они будут пить и, пока не уснут, рассуждать об этой смерти. Но потом все же заснут. Я сам сомневался, что смогу сделать то же.

Я тронул Лахлэна за плечо:

- Так лучше.

Но он не смотрел на меня. Он смотрел на мою сестру, а та - на неподвижное тело у своих ног.

- Тебе доставляет удовольствие знать, насколько женщина желает твоей смерти? - поинтересовался Финн.

Я оглянулся. Он стоял за моей спиной, бледный, как смерть, губы его были сжаты в одну линию, а по лицу градом катился пот. Я видел, как невероятно напряжены его плечи, шрам, пересекавший его лицо, казалось, был нарисован пурпурно-красным на белом. Он стоял так прямо, что я не посмел коснуться его даже ради того, чтобы помочь, боясь, что от малейшего прикосновений он замертво рухнет на землю.

- Мне это не доставляет удовольствия, - просто ответил я, - но и не удивляет. А ты думаешь, должно? - я покачал головой. - И все же… я не подозревал, что она обладает такой силой.

- Она - мэйха Тина-пара, - отчетливо выговаривая каждое слово, ответил Финн. - Шлюха, чтобы не поганить Древний Язык. Думаешь, она позволит тебе жить?

Неужели ты так слеп? Кэриллон, ты же видел, что она может. Она наполнит твой кубок горьким ядом, а ты будешь принимать его за сладкое вино.

- Почему? - резко спросила Торри, - Что ты такое говоришь моему брату?

Я поднял было руку, чтобы призвать его к молчанию, но уронил ее снова.

Финна невозможно было заставить молчать, если он твердо решил сказать что-то.

- Он тебе не сказал? Он собирается жениться на этой женщине.

Зеленая шерстяная ткань колыхнулась, как облако, когда Торри шагнула из шатра ко мне, поднеся к груди сжатые кулачки. Ее волосы ниспадали на грудь и кольцами вились у колен, - Ты не сделаешь этого! Электра?! Кэриллон - одумайся! Ты видел, что она хочет сделать с тобой - Электра хочет твоей смерти!

- Так же, как Беллэм, Тинстар и любой солиндец в Хомейне. Думаешь, я слепой, что ли? - я потянулся и схватил ее за запястье. - Я хочу жениться на ней, когда война закончится, чтобы примирить два государства, столь долго враждовавшие. Так поступают часто, ты знаешь это не хуже меня. Но теперь, Турмилайн, теперь - быть может, это будет в последний раз.

- Союз? - переспросила она. - Ты думаешь, Солинда может согласиться на что-то подобное? Когда Беллэм будет мертв…

- …Солинда останется без короля, - закончил я.

- И она предпочтет меня прислужникам Айлини. Подумай о том, что собирался сделать Шейн, просватав Линдир за Эллика! Он хотел добиться долгого мира, который подведет итог всем этим дурацким войнам. Теперь в моих руках принести двум странам этот мир, и я сделаю все, чтобы добиться этого. Я женюсь на Электре - так же, как и ты в свой черед когда-нибудь выйдешь за принца чужой державы.

Ее рука ослабела, кровь отлила от лица:

- Кэриллон… постой…

- Мы будем служить нашему Дому, Турмилайн, как некогда наши предки, отчетливо выговорил я.

- Нужно ли мне называть их? Шейн сам взял в жены Эллинду Эриннскую прежде, чем Лорсиллу Хомейнскую. А перед тем…

- Я знаю! - выкрикнула она. - Во имя богов, Кэриллон, я старше тебя! Но по какому праву ты говоришь мне, кто должен стать моим мужем? По какому праву ты хочешь решить это за меня?!

- По праву брата, - мрачно ответил я, сознавая, что эти слова больно ранят ее. - По праву последнего мужчины нашего Дома. Но более всего - по праву Мухаара.

Я продолжал сжимать ее руку в своей. Она внезапно собралась с силами и вырвалась от меня:

- Надеюсь, ты все-таки дашь мне хоть какой-то выбор…

- Дал бы, если бы мог, - мягко ответил я. - Но посланники придут к Мухаару Хомейны, не к его не покорной своевольной сестре.

Я замолчал ненадолго, сознавая, что своими словами причиняю ей новую боль, сознавая, что тот, кто был ей желанен, сейчас слушает меня:

- Ты полагаешь, что свободна от подобных обязанностей?

- Нет, - наконец ответила она, - нет… не совсем. Но по меньшей мере странно рассуждать о том, кто станет моим мужем, когда Трон Льва еще не принадлежит тебе.

- Это вопрос времени, - я потер лоб и обратился к Финну. - Если я дам тебе приказ, будешь ли ты повиноваться ему?

Он приподнял одну бровь:

- Обычно это входит в мои обязанности.

- Тогда возвращайся в Обитель так скоро, как только сможешь. - он приоткрыл было рот, чтобы возразить, но на этот раз победа осталась за мной, Я отсылаю с тобой и Торри, чтобы она была в безопасности и более не переживала таких приключений, как этой ночью.

Я не сказал, что она также будет разлучена с Лахлэном, впрочем, я поступал так не только ради ее блага, но также и ради него:

- Я хочу, чтобы ты выздоровел как можно скорее, - продолжал я. - Аликс, без сомнения, хочет возвратиться к Доналу, так что она и будет сопровождать Торри, и, право же, это достойный эскорт. Оставайся там, пока не поправишься полностью. Вот мое приказание, вассал мой.

Финн вовсе не был доволен моими распоряжениями, но не стал возражать. Я отнял у него эту возможность. И, прежде чем я успел предложить ему свою помощь, он отвернулся и захромал прочь.

Ветер трепал волосы Торри, как и я, она смотрела вслед Финну. Я услышал в ее голосе удивление и тень преклонения и вспомнил, что она еще очень мало знает о Чэйсули. Только то, о чем рассказывают легенды и баллады.

- Это сила, - сказала она, - и гордость. Такая гордость, какой я еще никогда не видела. Я улыбнулся и ответил:

- Это Финн.

Глава 16

Небо было ясным, хрустально-прозрачным, и высокое солнце палило мою непокрытую голову. Я сидел подле своего шатра на трехногом походном табурете: на коленях у меня лежал меч Чэйсули. Яркие блики отполированного до зеркального блеска металла слепили глаза, заставляли меня щуриться, я осматривал заточку кромок. Откуда-то - совсем близко - доносилась песня Лахлэна:

Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь.

Одежд твоих изумрудный шелк - так трава зеленеет весной.

Выслушай песнь мою Я опьянен тобой, Я твой менестрель, я готов тебе сердце отдать.

Роуэн стоял подле меня, терпеливо ожидая приговора. Он провел долгие часы, затачивая и отчищая мой меч. Сперва я не думал даже о том, чтобы доверить ему это: в Кэйлдон я следил за своим оружием сам, и, клянусь богами, следил много внимательнее, чем за самим собой - но здесь не Кэйлдон. Здесь была Хомейна, и мне необходимо было усвоить королевские манеры. Это включало в себя и необходимость иметь людей, которые будут следить за моим оружием, доспехами и конем. И все же я только этим утром сумел заставить себя доверить меч чужим рукам.

Рубин - Око Мухаара - горел в яблоке алым огнем. Золотые зубцы смыкались вокруг него, как львиные копи: лев - королевский зверь. Начищенный до блеска гербовый лев сиял чистым золотом, я решил, что такая работа меня вполне устраивает. Потрогал пальцем руны, вырезанные на клинке, чувствуя края впадин, и кивнул:

- Отличная работа, Роуэн. Тебе бы мастером меча быть…

- Предпочитаю оставаться капитаном, - ответил он, - по крайней мере, пока я служу тебе.

Я улыбнулся и мягкой тканью стер со сверкающей стали следы своих пальцев.

- Я же не бог, Роуэн. Я такой же человек, как и ты.

- Это я знаю, - действительно, часть его благоговейного почтения и преклонения передо мной за последнее время улетучилась, это было заметно. - Но, если мне предоставили бы выбор, я продолжал бы служить Мухаару, человек он, или нет.

Я поднял глаза и увидел, что он улыбается. Тонкая дымка висела в воздухе разогретая солнцем мелкая пыль, покрывавшая все вокруг. Я слышал звон мечей, звуки спора и смех. Но кроме того - я слышал арфу и мягкий выразительный голос Лахлэна.

Приди, о госпожа моя, и слушай арфу мою:

Пусть золото струн для тебя звенит - я буду петь и играть.

Я буду молиться и ждать, Чтоб из алых уст услыхать, Что ты любишь меня так же сильно, как я люблю.

Я поднял с земли пояс с ножнами и медленно вложил в них меч, наслаждаясь звуком скользящей по коже стали, свистом меча, легко входящего в ножны - тоже своего рода песня. Одна из жестоких и прекрасных песен войны. И много лучше, чем звук стали, рассекающей живую плоть или хруст разрубаемых костей.

- Эй, там, в лагере! - донесся до меня голос издалека, - Послание от Беллэма!

На дороге поднялось облако пыли, в лагерь въехали четверо: трое - охрана, четвертый - хомэйн, которого перед этим я видел только однажды, когда давал ему это поручение.

Охранники подвели его ко мне и придержали поводья коня, когда посланник спешился и преклонил колено в быстром нетерпеливом жесте почтения. Его глаза радостно сверкали, когда жестом я приказал ему встать:

- Мой господин, у меня слово к тебе из Мухаары.

- Говори.

- Беллэм, мой господин. Он желает открытого боя - две армии в поле, он говорит, что незачем зря проливать кровь и тратить время на бесполезные вылазки.

Я улыбнулся:

- Значит, бесполезные? Настолько бесполезные, что теперь он просит меня придержать моих людей, поскольку мы ослабили его хватку на горле Хомейны.

Настолько бесполезные, что он, наконец, хочет покончить со всем этим, - я почувствовал, как от нетерпения быстрее забилось сердце. Наконец-то. Наконец-то.

- Что-то еще..?

Он пытался отдышаться после долгой скачки. В последнее время я часто посылал своих людей на главные дороги Хомейны - обычно это были добровольцы из ремесленников и фермеров, но не солдаты. Некоторые побывали даже в Мухааре, чтобы получить информацию из первых рук и выяснить намерения Беллэма, о которых нам в общих чертах поведал Лахлэн.

- Мой господин, - сказал вестник, - похоже, что Беллэм в гневе, ему не терпится покончить со всем этим. Он хочет уничтожить тебя. А потому, мой господин, он предлагает тебе битву неподалеку от Мухаары. Как он говорит, это будет последняя битва, которая покончит с войной.

- Да? - я ухмыльнулся, взглянув на Роуэна, - Без сомнения, он присовокупил к этому множество разнообразных оскорблений, чтобы приправить свои слова перчиком, не так ли?

Посланник расхохотался:

- Конечно же, господин мой! Что еще может делать побитый пес? - только выть и тявкать. Он потрясает кулаками, кричит и угрожает - и все лишь потому, что становится слабее с каждым днем, - его лицо разрумянилось, - господин мои Кэриллон, он утверждает, что ты устраиваешь такие вылазки потому, что не способен командовать армией на поле боя. Что ты посылаешь Чэйсули околдовывать его патрули, потому что на большее тебе не хватает ума. Мой господин - мы будем биться?..

Я видел, что он готов к этому, видел и то, что вокруг собираются люди - не слишком близко, чтобы вмешаться в разговор, но достаточно близко, чтобы слышать мой ответ. Я был не против. Без сомнения, всех их грызло нетерпение.

- Мы будем биться, - подтвердил я, поднимаясь. Ответом мне был хор приветственных криков.

- Поешь и отдохни, - продолжил я, обратившись к гонцу, - и выпей вина любого, какого хочешь. Сегодня мы пьем за нашу победу и поражение Беллэма, а завтра выступаем.

Он поклонился и ушел исполнять мое приказание. Остальные тоже поспешили разойтись, чтобы передать мои слова войску. Вино развяжет им языки, они исполнят то, чего не мог сделать я: поговорят о каждым солдатом. Теперь моя армия была слишком велика.

Роуэн вздохнул:

- Мой господин - это прекрасно. Даже я с радостью пойду в бой.

- Даже зная, что тебя могут убить?

- Меня могут убить в любой вылазке, - ответил он. - И что за дело, умру ли я, ведя в бой двадцать солдат, или двести? Или даже две тысячи?

Рукоять меча грела мне ладонь, рубин ярко сверкал в лучах солнца.

- И верно, что за дело? - я оглядел лагерь. - Чем измерить силу Мухаара тем ли, сколько людей льют за него кровь? Или - просто тем, что они готовы умереть за него?..

Эта мысль заставила меня нахмуриться, я тряхнул головой - сейчас не время для таких размышлений:

- Найди мне Дункана. Последний раз я видел его с Финном. Нам многое нужно обсудить.

Роуэн кивнул и тут же ушел. Я застегнул пояс и собрался было вернуться в свой шатер и посмотреть карты, но задержался.

Приди, о госпожа моя - я наполнил кубок вином, Я собрал для тебя золотых плодов - и слаще их губы твои.

Но напрасно я ждал, скорбя, И напрасны слова любви Ты сказала мне, что вовек не придешь в мой дом И боль в моем сердце, и пуст без тебя мой дом…

Я поморщился и поскреб бороду. Это была поэтическая вольность: на самом деле Торри вовсе не говорила, что не придет - то был приказ ее брата. И все эти восемь недель, что Торри провела в Обители, Лахлэн доверял свои мысли одной только Леди, забыв о том доверии, что когда-то возникло между нами.

- Безумец, - пробормотал я. - Безумец, решивший взлететь слишком высоко… и, несомненно, сам знает об этом не хуже моего.

Может, он и знал. Он часто бывал при дворах королей. Но человек никогда не знает, где найдет свою любовь - так и принцесса не выбирает, чьей женой ей суждено стать.

Музыка арфы умолкла. Я стоял, слушая шорох ветра, пролетающего над сухой вытоптанной землей, потом выругался сквозь зубы и вошел в шатер.

- Кэриллон.

На пороге стоял Финн. Я жестом предложил ему войти, но он только отвел в сторону полог - и не сдвинулся с места. Он стоял в тени, а за его спиной был лишь ночной мрак.

Я сел рывком, мгновенно проснувшись - да и спал ли я, сознавая, что завтра мне предстоит сойтись лицом к лицу с Беллэмом? - и зажег свою единственную свечу. Нахмурившись, я смотрел на Финна. Внезапно он показался мне чужим и странно сосредоточенным.

- Возьми свой меч и иди со мной.

Я посмотрел на меч, лежавший в ножнах подле меня. Меч, который ждал меня не меньше, чем я ждал рассвета. Зная, что Финн ничего не делает без серьезной на то причины, я натянул сапоги и поднялся - как это обычно бывает в военных лагерях, я спал в одежде.

- Куда? - я вынул меч из ножен.

- Туда.

Больше он не сказал ничего - просто ждал, когда я последую за ним. И я пошел с ним и за Сторром, к дальнему холму. Лагерь остался позади - мутное красноватое зарево за гребнем холма.

Я ждал объяснений от Финна.

Сперва он молчал. Я видел, как он осматривает землю - словно в поисках какого-то знака. И мы увидели этот знак - одновременно.

Пять гладких камней, расположенных правильным кругом. Финн улыбнулся и, опустившись на колени, коснулся каждого по очереди кончиком пальца, словно пересчитывал их или хотел, чтобы они узнали его прикосновение. Он проговорил что-то почти беззвучно, я не понял, что Древний Язык, и ни одного знакомого слова. Он перестал быть тем Финном, которого я знал.

Чэйсули взглянул вверх, по-прежнему стоя на коленях. Все вверх и вверх, запрокинув голову - в небо: ночное небо, бархатный черный полог, расшитый сияющими звездами, словно драгоценными камнями. Ветер отбросил его волосы назад - я снова увидел свежий шрам, пересекающий щеку до челюсти, но увидел и нечто больше. Я увидел человека, ушедшего отсюда - далеко, далеко - ввысь.

- Жа-хай, - проговорил он. - Жа-хай, чэйсу, Мухаар.

Волк единожды обошел круг. Я видел янтарный блеск его глаз. Финн бросил на него короткий взгляд - рассеянная отстраненность, без слов сказавшая мне, что он говорит с лиир. Хотел бы я знать, что было сказано между ними…

Ночь была прохладной. Ветер нес пыль, песок набился мне в бороду. Я поднес руку к губам, намереваясь вытереть их, но Финн сделал какой-то странный жест я никогда не видел такого - и я замер. Я взглянул в небо, как и он - и увидел звездный венец.

Пять звезд, образовывавших круг. как ожерелье, обвивающее шею женщины. За миг до этого они были одними из тысяч, сейчас же - словно отделены ото всех.

Финн снова коснулся каждого из камней. Потом прижал к земле ладонь, словно благословляя - или ища благословения, и положил другую руку себе на сердце.

- Доверься мне.

Я понял, что на этот раз он обращается ко мне, и на мгновение задумался над ответом. Его неподвижность пробудила во мне неясные смутные сомнения.

- Разве я когда-то не доверял тебе?

- Доверься мне, - его глаза были средоточием ночной тьмы.

Я попытался одолеть странное предчувствие:

- Да будет так. Моя жизнь в твоих руках. Он не улыбнулся:

- Твоя жизнь всегда была в моих руках. Но теперь боги доверили мне иное…

На минуту он закрыл глаза. В звездном свете его лицо было похоже на лик древнего изваяния - застывшее, белое, прочерченное глубокими тенями. Лицо, в котором, кажется, не осталось ничего человеческого. Призрак ночи.

- Ты знаешь, что нам предстоит завтра, - его взгляд остановился на моем лице, - и знаешь, сколь велика опасность. Ты, конечно же, также знаешь, что, если мы будем побеждены, и Хомейна останется под властью Беллэма, это будет означать конец для Чэйсули.

- Хомэйны…

- Я не говорю о хомэйнах, - голос Финна шел словно издалека. - Сейчас речь лишь о Чэйсули и о тех богах, что создали это место. На хомэйнов у нас нет времени.

- Но я - хомэйн…

- Ты - часть нашего Пророчества, - на мгновение по его лицу скользнула знакомая ироническая усмешка. - Не сомневаюсь, ты предпочел бы, чтобы все было по-другому - если бы мог выбирать, я тоже. Но выбора нет, Кэриллон. Если ты умрешь завтра - если будешь убит в битвах с Беллэмом - с тобой умрет и Хомейна, и Чэйсули.

Я почувствовал, как моя душа сжимается в трепещущий комок:

- Финн… ты возложил тяжкую ношу на мои плечи. Ты хочешь, чтобы я рухнул под ее тяжестью?

- Ты Мухаар, - мягко сказал он, - Такова твоя судьба.

Я передернул плечами, чувствуя себя до крайности неуютно:

- Чего же ты от меня хочешь? Заключить сделку с богами? Согласен, скажи только, как! Финн остался серьезен:

- Не сделку. Боги не заключают сделок с людьми. Они предлагают, люди соглашаются - или отказываются. И отказываются слишком часто, - он поднялся с земли, опираясь на руку: в звездном свете блеснула золотая серьга. - То, что я скажу тебе в эту ночь, пришлось бы не по вкусу многим - особенно королям. Но я все же скажу тебе - потому, что мы слишком многое делили с тобой… и потому, что это может кое-что изменить.

Я медленно и глубоко вздохнул. Финн - перестал быть собой. Тому, чем он стал, я не знал имени.

- Тогда говори.

- Этот меч, - он коротко указал рукой, - меч, который ты держишь, был сделан Чэйсули - Хэйлом, моим жехааном. Говорилось, что он делает этот меч для Мухаара, но мы в Обители знали другое, - его лицо было сурово и торжественно. Он не для Шейна, хотя Шейн и носил его. Не для тебя, хотя он перешел к тебе, как к наследнику Шейна. Для Мухаара, верно… но для Мухаара-Чэйсули, не для хомэйна.

- Что-то вроде этого я слышал и раньше, - мрачно сказал я. - Эти же слова - или похожие - часто повторял Дункан.

- Ты сражаешься за спасение Хомейны, - продолжал Финн. - Мы тоже сражаемся за это - но и за то, чтобы выжить, сохранив наши обычаи и наш образ жизни.

Таково Пророчество, Кэриллон. Я знаю… - он поднял руку, предупреждая мою попытку заговорить, - Я знаю, ты не задумываешься об этом. Но об этом думаю я.

Как и все те, кто связан узами лиир, - его взгляд остановился на Сторре, казавшемся в ночном сумраке статуей, высеченной из темного камня.

- Это правда, Кэриллон. Придет день, и человек, в котором сольется кровь всех племен, объединит в мире четыре враждующих государства и два народа чародеев, - он улыбнулся, - Похоже, это твое проклятье, сколь можно судить по выражению твоего лица.

- К чему ты ведешь? - его неторопливая манера разговора начинала раздражать меня, - Как связано Пророчество с этим вот мечом?

- Меч был откован для другого. Хэйл знал это, когда брал для него небесный камень. И предсказание начертано здесь, - его пальцы пробежали по рунной вязи на клинке. - С того часа, как он был откован, меч Чэйсули ждет того, кому он предназначен. Это не ты - и все же ты пойдешь в бой с этим мечом.

Я не сумел подавить раздражения:

- При попустительстве Чэйсули? Что, опять дошло до этого?

- Никакого попустительства, - ответил он, - Ты хорошо служил этому клинку, и он хранил твою жизнь, но придет время отдать его в другие руки.

- В руки моего сына, - твердо сказал я. - То, что есть у меня, должно перейти к моему сыну. По праву наследования.

- Может, и так, - согласился он, - если боги желают того.

- Финн…

- Положи меч, Кэриллон.

Я внимательно посмотрел на него в темноте:

- Ты хочешь, чтобы я отдал его? - я говорил, тщательно взвешивая слова, Ты хочешь забрать его у меня?

- Нет, я не сделаю этого. Когда меч найдет своего хозяина, тот получит его по доброй воле.

Несколько мгновений он молчал, словно прислушиваясь к собственным словам, потом улыбнулся. Коротко коснулся моей руки дружеским жестом, который мне нечасто доводилось видеть:

- Положи меч, Кэриллон. В эту ночь он принадлежит богам.

Я наклонился, опустил меч на землю и выпрямился снова. В лунном свете меч поблескивал серебром, золотом и алым.

- Твой кинжал, - сказал Финн.

Так он разоружил меня. Я стоял, одинокий и беззащитный, хотя рядом были воин и волк, и ждал ответа. Его могло и не быть, Финн нечасто открывал свои мысли, и в эту ночь, подумалось мне, я могу ничего не узнать. Я ждал.

Он держал кинжал в руке - в той руке, которая и создала его. Длинный кинжал Чэйсули, рукоять которого завершалась волчьей головой, непохожий на оружие хомэйнов. И тут я понял.

В эту ночь он был Чэйсули во всем, Чэйсули более, чем когда-либо. Он отбросил заученные Хомейнские манеры, как солдат сбрасывает плащ. Он больше не был Финном, которого я знал - его душа была спокойнее, она была полна волшебства и слов богов и, не знай я, кто он, тысячу раз пожалел бы, что оказался с ним здесь. Я нечасто видел его таким, и всегда этот Финн вызывал во мне опасливое почтение.

Внезапно я почувствовал, что остался один среди равнин Хомейны, а рядом со мной только Изменяющийся - и страх сжал мое сердце.

Он перехватил рукой мое левое запястье. Прежде, чем я успел сказать хоть слово, он обнажил мою руку, повернул ее тыльной стороной вверх - и глубоко вспорол плоть кинжалом.

Я зашипел сквозь зубы и попытался вырвать руку, но он крепко сдавил ее пальцами - боль заставила меня содрогнуться.

Я забыл о его силе, об упорстве зверя - в сравнении с ним я был слаб, как подросток, несмотря на высокий рост и крепкое слоение. Финн держал меня с легкостью, с которой отец удерживает ребенка, не обратив внимания на мой протестующий возглас - словно бы и не услышал его. Он силой опустил мою руку к земле, некоторое время держал ее так, а потом немного разжал пальцы, позволив крови хлынуть свободным потоком.

Кровь текла по моему запястью, обагряя кисть, и капала с напряженно застывших пальцев. Финн держал мою руку прямо над кругом пяти камней, и багряные капли падали на ровную землю.

- Опустись на колени.

Он потянул меня за руку вниз, принудив меня исполнить его приказание, и отпустил мою руку. Я чувствовал тупую боль в запястье, кровь все еще текла. Я поднял правую руку, чтобы зажать рану, но одним взглядом Финн остановил меня.

Он хотел от меня чего-то большего.