Лучано не волновался из-за показаний Бускетты. Он продолжал заниматься своим делом, как будто жил в другом мире. Давно не поддерживая отношений с родителями, Роберто Лучано не испытал особой горечи, когда услышал, что умер его двоюродный брат. Эту новость ему принес Эмилио Лучано — молодой человек, о существовании которого он до сих пор даже не подозревал. Юноша оказался очень стеснительным, смущаясь, он сказал, что его дед был братом отца дона Роберто.

— Родители запрещали упоминать ваше имя, дон Роберто, но сейчас их обоих нет на свете. Я всю жизнь прожил в Неаполе, у меня есть ученая степень по электронике. Я приехал затем, чтобы выразить вам почтение. Если вы решите, что я могу быть вам полезным, дон Роберто, я был бы счастлив работать в одной из ваших компаний.

Дон Роберто улыбнулся:

— Спасибо, Эмилио. Если хочешь стать членом моей семьи — добро пожаловать.

Юноша наклонился, чтобы поцеловать руку дону Роберто, но вместо этого дон тепло обнял его. Бедняга был так тронут, что не мог сдержать слез. В этот вечер Эмилио ужинал за одним столом со знаменитым Роберто Лучано.



Розу Лучано также пригласили погостить на вилле «Ривера» в семье деда и бабки. Предложение оказалось неожиданным, но было с радостью принято. В аэропорту Розу встречал Эмилио Лучано, ставший уже членом семьи. И ему предстояло стать еще более близким родственником — с одобрения дона Роберто Эмилио начал ухаживать за Розой Лучано. Через две недели после приезда Розы на Сицилию он сделал ей предложение, и она ответила согласием. Казалось, бури, бушевавшие за стенами виллы «Ривера», не задевали ее обитателей и были бесконечно далеки от них.



Тем временем жизнь Пола Кароллы все больше выходила из-под контроля, превращаясь в кошмар. Казалось, что выхода нет. Каватайо все еще не обнаружили, у Кароллы не было никакого реального плана побега. Во всем этом кошмаре было только одно утешение — Лука показал себя исключительно полезным помощником. Живя по паспорту Джонни Морено — шофера Кароллы, убитого в Канаде, — он мог свободно перемещаться по острову и передавать сообщения. Благодаря светлым волосам и голубым глазам все принимали его за молодого американского туриста. Одновременно он завязал немало связей с семействами на Сицилии.

Выполняя приказ Кароллы, Лука установил контакт с Энрико Данте — огромным, похожим на медведя мужчиной, который ведал финансовыми вопросами Кароллы в Палермо. Данте был инициатором покупки многих зданий внутри и на границах владений Лучано. Он действовал под вывеской клуба «Армадилло» — захудалого ночного заведения с лабиринтом комнат, баром и площадкой для танцев размером с почтовую марку. Кроме того, он присматривал за девицами по вызову и отмывал деньги, полученные от торговли наркотиками. В его сейфе хранились огромные суммы наличности в любой валюте, происхождение которых невозможно было выяснить.

Данте, конечно, не мог не заметить хорошо одетого молодого американца, усевшегося перед стойкой бара со стаканом апельсинового сока. Бармен уже передал хозяину, что парень про него спрашивал, но Данте решил подождать и понаблюдать за ним, не делая попыток заговорить.

Лука приходил в клуб три раза, прежде чем Данте согласился с ним встретиться и был ошарашен известием, что этот «американец» — сын Пола Кароллы. Лука осведомился, удалось ли проследить путь груза, который их интересовал.

Следуя окольными путями, всячески петляя, возвращаясь назад и три раза сменив машины, Лука вернулся в тайное убежище отца. Ему страшно нравилось играть роль этакого рыцаря плаща и кинжала. На сей раз Лука дрожал от радостного возбуждения: он привез отцу информацию, которой тот давно жаждал. Лука выяснил, где находится Ленни Каватайо.

От возбуждения Каролла обливался потом, поминутно вытирая лоб тыльной стороной руки. Каватайо держали в частном отеле под круглосуточной охраной четырех человек. Добраться до него, имея в распоряжении всего лишь горстку людей, будет непросто. Двое, которым Каролла предложил эту работу, не выразили энтузиазма. Попытаться взять штурмом номер в людном отеле, да еще когда весь город кишмя кишит полицейскими, было бы чистым безумием, сказали они, им и в отель-то войти не удастся.

Каролла закричал, что ему плевать, пусть они хоть влетят в окно, но Каватайо нужно убрать. В глубине души Каролла уже начал сомневаться, что ему удастся убраться с Сицилии, а пока жив Каватайо, его положение и вовсе паршивое.

Люди Кароллы отправились пешком по грунтовой дороге мили в три длиной, отходившей от фермерского дома, в котором Каролла устроил себе убежище. Они прошли еще примерно милю, когда услышали позади чьи-то тихие шаги.

— Я могу проводить вас до отеля, я даже забронировал там номер. Кто-нибудь возражает?

Лука улыбнулся. В темноте казалось, что его светлые волосы освещают лицо. Мужчины равнодушно отвернулись и пошли дальше.

— Вы берете меня с собой, это приказ.

Луке никто не ответил, но и не велел возвращаться. Лука последовал за ними как тень.

* * *

Жуткое убийство Ленни Каватайо было обставлено таким образом, что не оставалось сомнений: это дело рук мафии. В газетах писали, что подозреваемый уже арестован и допрашивается полицией. В одной статье рассказывалось, что Каватайо был главным свидетелем обвинения против разыскиваемого главаря мафии Пола Кароллы, который, по имеющимся сведениям, все еще скрывается в горах. Говорилось также, что поиски этого «босса боссов» активизируются.

Роберто Лучано прочел статью до конца и перечитал снова, потом выбросил газету в корзину для бумаг. Весь его облик выражал страшную ярость. Надо было лично позаботиться о безопасности Каватайо, если нужно, продублировать охрану собственными людьми. Он обязан был не допустить, чтобы это случилось! Перед Роберто возникло лицо его убитого сына. Большие светлые глаза Майкла смотрели на него, словно упрекая. Роберто взял со стола фотографию в серебряной рамке и через холодное стекло поцеловал изображение сына, мысленно поклявшись, что Каролла не уйдет от возмездия, даже если ради этого ему придется самому отправиться в горы. Гул вертолетов над самой крышей дома заставил его вскочить на ноги. Лучано выглянул в окно, но звук стал стихать — вертолеты уже пролетели над виллой и удалялись.

Вертолеты направлялись в сторону гор, к убежищу Кароллы. По дороге, ведущей в горы, проехало четыре армейских грузовика. Фермерский дом окружили двадцать пять хорошо вооруженных офицеров. Значит, один из людей Кароллы, арестованных после убийства Каватайо, заговорил.



Возвращаясь к отцу, Лука Каролла был остановлен на дороге вооруженными карабинерами. Они проверили у него документы, обыскали машину и приказали возвращаться на главную дорогу. За пределы полицейского кордона проезд был запрещен.

Лука вернулся в Палермо. Пока он ехал по дороге обратно, над его головой пролетели вертолеты по направлению к горам. Лука решил, что у его отца нет ни единого шанса спастись, и стал думать, к кому обратиться за помощью. Перво-наперво он отправился в клуб «Армадилло». В то же самое время, когда он входил в клуб, полиция открыла огонь по окруженному фермерскому дому.

Каролла почти не оказал сопротивления. Вскоре он вышел из ветхого домишки с поднятыми руками. Обыскав прилегающую к дому территорию, полиция установила, что даже здесь, в потайном убежище, Каролла не прекратил заниматься своим преступным бизнесом. Были обнаружены явные свидетельства того, что в одном из сараев еще совсем недавно работала лаборатория по производству героина, хотя при Каролле не было найдено ни единого грамма наркотика.

Каролла рассчитывал, что со смертью Каватайо половина обвинений против него отпадет сама собой. Однако очень скоро ему пришлось узнать о предательстве Бускетты и о том, как сильно тот навредил своими признаниями, и уверенности у него значительно поубавилось: список обвинений все рос и рос. По сравнению с тем, что накопилось против него у полиции после признаний Бускетты, соучастие в убийстве Майкла Лучано казалось чуть ли не мелочью. Обвинение, выдвинутое против Кароллы, включало более пятидесяти пунктов, среди которых упоминались торговля наркотиками, убийства, многочисленные случаи шантажа и вымогательства. Когда новость о его аресте попала на первые полосы газет, в полицию начали обращаться новые свидетели и пострадавшие, и список его преступлений стал расти дальше.

Никогда еще за решеткой не находилось так много обвиняемых одновременно, их число достигло четырехсот пятидесяти трех и неуклонно росло день ото дня. Газеты, выходившие с аршинными заголовками, уже предсказывали, что предстоящий судебный процесс будет означать конец сицилийской твердыни мафии.

По мере того как продолжались массовые аресты, власти стягивали в Палермо все более крупные силы. Для обеспечения самой надежной охраны подсудимых, а также защиты судей, свидетелей, адвокатов и всех участников процесса здание суда предполагалось специально укрепить. Пол Каролла слишком поздно осознал, какой громадной ошибкой с его стороны было возвращение на Сицилию.



Марио Домино вошел в кабинет дона Роберто. Было почти десять вечера, но, как только дон позвонил, Марио сразу же приехал, не задавая лишних вопросов. Он понимал, что если потребовалось его присутствие, значит, возник вопрос, который нельзя обсудить по телефону.

Когда Домино вошел, Лучано стоял спиной к двери, глядя в пустой камин. Домино молча снял пальто, повесил его на спинку стула и стал ждать, когда дон заговорит.

— Каковы его шансы выйти сухим из воды?

Домино мог не спрашивать, о ком идет речь, он знал, что Лучано говорит о Каролле.

— Он нанял лучших адвокатов, каких только можно купить за деньги. И мне кажется, что им удастся отвести обвинение в убийстве. Теперь, когда нет Каватайо, его показания невозможно подтвердить, обвинение потеряло единственного свидетеля. Однако от всех остальных обвинений ему не уйти, а это больше пятидесяти пунктов. По моим прогнозам, Каролле грозит пожизненное заключение.

Лучано повернулся к адвокату. Его лицо приняло сероватый оттенок, морщины обозначились глубже, чем обычно.

— Скажи, мой старый друг, ты готов поручиться за это жизнью? Ты видел сегодняшние газеты — может, рано делать выводы? Исчезают все новые свидетели, обвинения отзываются. Каролла пытается очистить себе путь на свободу.

Домино поколебался, но недолго:

— Если здесь Кароллу не упрячут за решетку до конца жизни, после того как наши судьи с ним закончат, его ждет суд в Америке. Соединенные Штаты потребуют выдать преступника, это я гарантирую.

Лучано сел за письменный стол и подпер подбородок руками. На его губах заиграла странная улыбка, а в темных глазах не было и намека на юмор. Он заговорил так тихо, что Домино пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.

— Позвони прокурору и скажи, что у обвинения появился новый свидетель и этого свидетеля Каролле не удастся запугать, он не побоится выступить на суде. Я сам позабочусь о том, чтобы Каролла гнил в тюрьме до гробовой доски.



Главный адвокат Кароллы, доктор Уллиано, приехал на незапланированную встречу со своим подзащитным, чем серьезно поколебал его уверенность в благополучном исходе дела. Адвокат был крайне встревожен: из очень надежного источника до него дошли слухи, что у обвинения появился новый свидетель. И это не Бускетта, в интересах безопасности нового свидетеля его имя держится в тайне. По слухам, этому таинственному свидетелю выделена чуть ли не целая армия телохранителей, которые охраняют его днем и ночью. Кто бы он ни был, должно быть, это очень крупная фигура, возможно, даже крупнее Бускетты. Но полиция принимает столь строгие меры безопасности, что до сих пор не удалось узнать имя свидетеля. Обвинение обратилось с просьбой о предоставлении им дополнительной недели для того, чтобы оформить показания нового свидетеля до начала судебного слушания.

Каролла велел своим адвокатам во что бы то ни стало узнать имя таинственного свидетеля, он готов был выложить ради этого любые деньги. Теоретически он мог на этом настаивать в рамках законного права на защиту. Не могли же его адвокаты допустить, чтобы в суде выступил некий неизвестный свидетель.

— Если этого типа охраняет целая армия, тем лучше для нас — его будет легче выследить. Все, что нам нужно, это один человек из его охраны, всего один.

Уллиано не понравилась завуалированная угроза, прозвучавшая в словах Кароллы, и он ответил довольно резко:

— Синьор Каролла, если мы узнаем имя этого человека в рамках защиты ваших законных прав, а потом с ним что-то случится и вы будете прямо или косвенно в этом замешаны, нести ответственность придется нам. Вы понимаете? Прежде чем мы предпримем попытку раскрыть личность свидетеля, вы должны дать нам слово чести, что не станете инспирировать в отношении этого свидетеля никаких насильственных действий или преследования.

Каролла поднял руки, всем своим видом выражая покорность.

— Не буду, вы только выясните, кто он такой. Как вы сами сказали, ваша работа — защищать меня, так защищайте. Я невиновен по всем пунктам, не-ви-но-вен.

В глубине души Каролла догадывался, кто этот таинственный свидетель, но боялся даже произнести вслух его имя. Каролла опасался, что если его догадка верна и новый свидетель — дон Роберто Лучано, то он может распрощаться с мыслью о свободе. Если у Лучано сейчас есть доказательства его причастности к убийству Майкла, члены Организации поймут, что он им солгал. Неважно, сколько лет прошло с тех пор, по правилам, которых они придерживаются, а сицилийские семьи — особенно строго, Каролла автоматически становится обреченным, будь он за решеткой или на свободе. Каролла понял, что сейчас для него самое важное — наладить передачу информации в тюрьму и из тюрьмы так, чтобы об этом не знали его законные адвокаты. И у него совсем не было в запасе времени. Он должен был выяснить, кто этот свидетель.

Каролла все еще сидел погруженный в свои мысли, когда охранник постучал в дверь и объявил, что он должен выйти на прогулку, потому что уборщик будет мыть его камеру. Уборщик, Фрэнк Палузо, ждал, пока тюремщик отопрет дверь. По сравнению со многими другими камерами камеру Кароллы можно было назвать очень комфортабельной. Каролла платил немалую цену за дополнительные удобства — в отличие от большинства заключенных он мог себе это позволить. Пока Каролла доставал из гардероба — еще одна привилегия — пальто, вошел уборщик. Он нес с собой швабру, тряпку и чистое постельное белье — дорогие простыни из чистого хлопка, принадлежащие самому арестанту. Тюремщики, дожидаясь Кароллу за дверью, о чем-то переговаривались между собой.

Каролла тихо и быстро заговорил с уборщиком:

— Мне нужно передавать сообщения на волю и получать с воли. Назовите свою цену.

Размашистое движение шваброй — и ботинки Кароллы намокли. Уборщик даже не поднял головы, продолжая свою работу. Тогда Каролла вырвал у него из рук швабру, а его самого толкнул так, что тот ударился о стену. Но уборщик не испугался. Он с презрением посмотрел в перекошенное от злости лицо Кароллы и твердо ответил:

— Синьор Каролла, по мне, уж лучше чистить сортиры, чем помогать человеку, который торгует на улицах смертью и предлагает свое зелье ребятишкам, которые еще и школу не окончили. Чтоб вам гореть в аду!

Каролла взорвался:

— Ах ты, мать твою… никто не смеет так разговаривать со мной, слышишь, никто! — Он бесцеремонно вышел из камеры, продолжая кричать, уже ни к кому не обращаясь: — Я хочу знать его имя, мне нужно его имя…

На прогулке Каролла стал спрашивать у всех, как зовут уборщика, который заходил к нему в камеру. Оказалось, что Фрэнк Палузо является владельцем небольшой компании, убирающей всю тюрьму. Каролла был далеко не единственным заключенным, пытавшимся передавать сообщения на волю, но все два года, что Палузо работал по контракту в здании суда и тюрьме Унигаро, он решительно отказывался от взяток. Услышав это, Каролла только фыркнул и пробурчал, что все имеет свою цену. Он не сомневался: упрямец будет выполнять его поручения.



На следующий день Кароллу навестил Данте. Он застал босса в ужасном настроении, гнев чередовался у Кароллы с глубокой депрессией. Каролла потребовал, чтобы Данте предпринял что-нибудь по поводу тюремного уборщика, упрямец ему очень нужен. Ему необходимо более свободно общаться со своими людьми по ту сторону тюремного забора и обмениваться с ними информацией, а через адвокатов этого не сделаешь. Любого посетителя тщательно обыскивают как на входе, так и на выходе, поэтому тот же Данте, например, не может передавать сообщения. Но Данте возразил, что Фрэнк Палузо известен своей неподкупностью.

Каролла вскипел:

— Мне плевать, что он неподкупен! У него ведь есть семья? Жена, дети? Так припугните его, если ему не нравятся мои деньги, сделайте так, чтобы он с перепугу готов был выполнить все, что я захочу…



Младший сын Фрэнка Палузо, девятилетний Жуан, был застрелен средь бела дня возле собственного дома. К дому подъехала машина, сидевший за рулем мужчина окликнул мальчика и, когда тот подошел, в упор расстрелял его. Мальчик скончался на месте. Поднялся большой шум, об убийстве мальчика кричали заголовки всех газет, и не только в Палермо. Данте был в ужасе. Когда один из адвокатов Кароллы позвонил и сказал, что его клиент желает его видеть, он буквально затрясся от страха. Доктор Уллиано спросил, слышал ли Данте о безжалостном убийстве мальчика. Данте ответил, что слышал, и выразил соболезнования по этому поводу, но не добавил ничего, что могло бы бросить подозрения на Кароллу или на него самого.



Когда Данте вошел, Каролла жевал незажженную сигару, время от времени его голова нервно подергивалась.

— Я принес вам печенье.

— И что, мне полагается тебя благодарить? Мать твою, сукин сын, да ты совсем спятил! Какого хрена ты там вытворяешь? Кто дал тебе приказ убивать ребенка? С этих пор я вообще не могу носа высунуть из этой сраной клетки, потому что они считают, будто во всем виноват я! И теперь во время уборки в камере дежурят охранники, аж три за раз! Мой единственный шанс послать что-то на волю полетел псу под хвост!

Каролла в упор посмотрел на Данте. Тот поежился под его взглядом и натужно сглотнул, пытаясь унять дрожь в руках.

— Ты нанял наемного убийцу? Скажи мне имя этого подонка! Я не дам судейским крысам повесить это дело на меня. А если меня все-таки обвинят, клянусь богом, я позабочусь, чтобы и ты не отвертелся. Можешь не сомневаться, ты окажешься в дерьме по самые уши!

Данте покрылся липким потом. Каролла стукнул телефонной трубкой по разделяющей их перегородке.

— Говори, кто этот гад?

Руки Данте стали такими мокрыми, что телефонная трубка едва не выскользнула. Заикаясь, он пробормотал:

— Он сказал, что знает, что нужно делать, и сам обо всем позаботится.

— Кто он?

Голос Данте понизился до шепота:

— Твой сын Лука.

Каролла вытаращил глаза и дернулся, судорожно ловя ртом воздух. В это время прозвенел звонок, означающий, что время посещения истекло. Каролла быстро затараторил в трубку, приказывая Данте вывезти Луку из страны, отослать его обратно в Штаты, но любой ценой не дать ему угодить в тюрьму. Никто не должен связать одно с другим, никто не должен узнать…



Но конца фразы Данте не услышал, так как телефон уже отключили. Он только видел, как губы Кароллы беззвучно шевелятся за стеклянной перегородкой.

Часть II

Глава 16

Константино Лучано вел машину, София сидела на переднем сиденье и смотрела на мужа. Она знала, что, как только они перевалят через гребень холма, впереди покажутся строения виллы «Ривера». Она также знала, что скоро Константино объявит сыновьям, что они «дома». Ее всегда немного раздражало, что Константино называл отцовскую виллу «домом», хотя они последние восемь лет жили в Риме, где у них была прекрасная собственная квартира. Однако она не высказывала своего раздражения вслух.

Константино остановил машину. Отсюда, с гребня холма, был виден полосатый тент шатров, уже возведенных к предстоящей свадьбе.

— Что-нибудь не так? — спросила София, чувствуя, что муж чем-то встревожен.

— Смотри, вон там, на крыше и возле ворот, какие-то люди. Может, это рабочие?

София посмотрела вниз, ладонью прикрыв глаза от солнца.

— Чтобы подготовиться к свадьбе, понадобится много рабочих, садовников, официантов и еще бог знает кого. Ты же знаешь, мама делает все по высшему разряду. А те, которые наверху, наверное, заканчивают натягивать шатры.



Грациелла Лучано уже ждала на веранде. Ее седые волосы были уложены в аккуратный узел на затылке, и выглядела она, как всегда, безупречно.

Охранники открыли тяжелые ворота из кованой решетки высотой в пятнадцать футов. Когда машина Константино въехала на подъездную аллею и двинулась к дому, Грациелла приветливо помахала рукой, одновременно успевая отдать распоряжение флористу, чтобы тот раздвинул цветочные композиции чуть дальше друг от друга, и напомнить ему, что к пяти часам все должно быть готово.

Машина остановилась, первыми из нее выскочили мальчики и бросились к бабушке. Лицо Грациеллы расплылось в улыбке, взгляд потеплел, она обняла внуков, и в голубых глазах блеснули слезы. Затем Грациелла взяла под руку сына и ласково улыбнулась невестке. София послала ей воздушный поцелуй и велела горничной позаботиться о подвенечном платье, которое, чтобы не испачкать в дороге, завернули в простыни.



София слышала голоса мальчиков, доносившиеся из спальни снизу. Она бы предпочла поселиться на одном этаже с детьми, но ей и в голову не могло прийти оспаривать решение Грациеллы. София принялась распаковывать чемоданы, которые были уже аккуратно составлены возле кровати.

Поставив первый чемодан на кровать, София громко щелкнула замками, досадуя на себя за то, что всякий раз, бывая здесь, вспоминает о Майкле. Чтобы оградить себя от неожиданностей, София попыталась хорошенько запомнить, в каких местах в доме стоят фотографии Майкла в серебряных рамках, и со временем ей это удалось. Теперь она уже не могла наткнуться на них случайно, и вид знакомого лица не мог привести ее в замешательство.

В спальню вошел Константино. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на жену и улыбнулся. Слишком часто женственные изгибы ее фигуры бывали скрыты под безупречно скроенными и столь же безупречно сидящими костюмами, а сейчас она стояла босая, в одной шелковой комбинации. София двигалась плавно, как танцовщица. Глядя на нее в таком виде, Константино всегда возбуждался.

— Моя помощь не нужна?

— Нет, только последи, чтобы мальчики не слишком расшалились.

— С ними мама, она купила им нового робота.

— Она их балует. — София придирчиво осмотрела платье, которое собиралась надеть на свадьбу.

Константино приблизился к ней, но она попятилась бочком, посмеиваясь.

— Нет, дай мне распаковать чемоданы. Скоро вернется твой отец.

Константино все-таки привлек ее к себе и поцеловал в шею.

— Распусти волосы.

— Нет, дай мне закончить дела.

Константино выпустил жену и лег поперек кровати.

— Похоже, будет уйма гостей, и знаешь что? Они используют даже комнату Майкла.

София чуть не выронила из рук вешалку.

— Что ты сказал?

Константино заложил руки за голову и улыбнулся.

— Да, представь себе, жениху выделили комнату Майкла. Это будет первый раз за бог знает сколько лет, когда мы соберемся все вместе. Я жду не дождусь этой встречи, может, наконец удастся похоронить некоторых призраков.

— Ты имеешь в виду Майкла? — осведомилась София и тут же пожалела об этом.

— Майкла? Нет, я о нем не думал. Альфредо и его жена чувствуют себя обделенными, потому что, как им кажется, играют недостаточно большую роль в бизнесе. Свадьба наверняка сделает Терезу счастливее.

— А как насчет этой секс-бомбы, жены Фредерико?

Константино рассмеялся:

— По-моему, чем меньше о ней говорить, тем лучше. Никак не возьму в толк, чего ради он на ней женился.

— А где дон Роберто? — спросила София.

Константино поднялся с кровати.

— Мама сказала, что его задержали в городе какие-то дела. Он должен вернуться к п-пяти. — Константино засунул руки в карманы и нахмурился. — Я чувствую, что тут что-то происходит. Папа п-продает часть компаний, не могу понять, к-какой в этом смысл. Я безуспешно пытался с ним связаться.

София отметила, что муж стал заикаться, и внимательно посмотрела на него. Константино редко обсуждал с ней бизнес, но она чувствовала, что в последнее время он был чем-то встревожен.

— Что ж, теперь у тебя появится возможность с ним поговорить.

Константино кивнул и сменил тему.

— Как ты нашла маму?

— Она прекрасно выглядит. Тебе разве так не показалось?

Прежде чем он успел ответить, за окном послышался гудок автомобиля. София подошла к окну.

— Это Альфредо и Тереза. Они чуть не въехали на мамину клумбу.

— П-пожалуй, мне надо спуститься вниз, — сказал Константино и быстро вышел из комнаты. Вскоре София услышала, как он окликает брата по имени. Она еще некоторое время постояла у окна. Роза Лучано продолжала вынимать из багажника «Роллс-Ройса» свои вещи. София с удивлением отметила, что девушка заметно выросла и стала очень привлекательной. Роза унаследовала от Альфредо темные глаза и черные вьющиеся волосы, да и лицом она больше походила на отца, чем на мать. Тереза повернулась к Грациелле и хотела было заговорить, но та ее проигнорировала. Увидев, как невестка жестом, выдающим смущение, стала разглаживать помятую юбку и жакет, София невольно усмехнулась.

— Тетя София, тетя София… — В комнату вбежала Роза Лучано. — Можно мне посмотреть мое платье?

София поспешно отошла от окна.

— Подожди, пока его отгладят. Сможешь потерпеть еще немного? Я хочу, чтобы ты увидела его во всей красе. Знаешь, Роза, ты стала настоящей красавицей, дай-ка я рассмотрю тебя хорошенько.

Роза просияла, потом тряхнула головой.

— Может, вам лучше подождать, пока у меня разгладятся все морщинки? Вылет задержали, и нам пришлось несколько часов проторчать в аэропорту, потом мама и папа всю дорогу спорили, потому что папа настоял на том, чтобы сесть за руль, и с мамой чуть не случился сердечный приступ…

София поцеловала племянницу в губы.

— У такой молодой девушки, как ты, и к тому же невесты, никаких морщин нет и быть не может. Они появляются с возрастом, дорогая. Ты такая красавица…

Роза крепко обняла ее.

— Ах, тетя София, я так счастлива, так счастлива… Просто не знаю, что с собой поделать.

— Наверное, твоя мама тоже очень счастлива.

Роза криво улыбнулась:

— Вы это спрашиваете или утверждаете? Не думаю, что, когда моя мама выходила замуж, она устроила из этого столько суеты. Вы не поверите, она стала мне рассказывать, откуда берутся дети, начала подсовывать книжки по анатомии, проверять, регулярно ли у меня месячные. В конце концов я не выдержала и сказала: «Мама, я не рожать собираюсь, а выхожу замуж».

В этот момент — самый неподходящий — в комнату вошла Тереза. Она надула губы.

— Роза, разве тебе не следует распаковать вещи? Все, что нужно погладить, отнеси на кухню Аниде.

Сидевшая на кровати Роза вскочила и, подмигнув Софии, вприпрыжку выбежала из комнаты. Тереза вздохнула, провожая дочь взглядом. Затем она подошла к Софии, и женщины обнялись.

— Она такая неловкая, никогда не может спокойно выйти из комнаты. Надеюсь, ты сшила платье не с длинным шлейфом, а то Роза с ума сойдет.

София рассмеялась и заверила, что платье ей понравится.

— Можно мне на него взглянуть? — спросила Тереза.

— Мама решила, что все женщины проведут сегодняшний вечер вместе, пока мужчины будут в ресторане. Вот тогда все сразу и увидим подвенечное платье.

Тереза, близоруко сощурившись, оглядела комнату, замечая абсолютно все: одежду на вешалках, аккуратный ряд туфель. Она так и не поняла толком, кто из семьи был в курсе подоплеки ее собственного брака. Тереза была уверена, что теперь, когда ее дочь выйдет замуж, они наконец перестанут чувствовать себя бедными родственниками.

— Ну, я пойду, еще увидимся. Мы живем на верхнем этаже, по-моему, это довольно-таки неудобно, если учесть, что мне нужно будет помочь Розе одеться. Я рассчитывала, что нам выделят комнату прямо под вашей, большую гостевую спальню.

— Туда мама поселила мальчиков. Мы сможем за ними присматривать и услышим, если кто-то из них проснется ночью.

— Да, именно это она мне и сказала. Ладно, пойду распаковывать вещи, хотя мне на это не потребуется много времени. Как вижу, ты привезла с собой целую коллекцию нарядов. Если мой костюм недостаточно хорош, может, одолжишь мне что-нибудь поносить?

София по ошибке приняла ее слова за чистую монету.

— Ради бога, выбирай все, что тебе…

Тереза резко перебила ее:

— Спасибо, но я уверена, что мои собственные вещи вполне сгодятся.

С этими словами она вышла из комнаты.



Мойра Лучано обливалась слезами, Фредерико с трудом сдерживался, чтобы не взорваться. Всю дорогу от аэропорта они только и делали, что спорили, и все из-за одного-единственного незначительного промаха, который допустил Фредерико. На протяжении почти всего полета Мойра делилась с мужем сомнениями по поводу того, подходящую ли одежду она купила для торжества. Фредерико слушал, слушал и наконец предложил Мойре посоветоваться с Софией, поскольку та уж наверняка знает, что такое высший класс. Тем самым Фредерико как будто намекнул, что у Мойры нет вкуса, и она восприняла его слова как оскорбление. Разгоревшийся спор перекинулся на другую тему: Мойра стала кричать, что он вообще никогда бы на ней не женился, не окажись она беременна. Сколько бы Фредерико ни пытался убедить ее в обратном, Мойра, которая к этому времени уже истерически рыдала, не желала ничего слушать.

В конце концов Фредерико все-таки удалось ее успокоить, и остаток пути она занималась тем, что поправляла макияж и тренировалась говорить на сицилийском диалекте, который изучала последние два года. Понимать она научилась, но вот говорить… Впереди показались ворота виллы, и Мойра притихла.

Фредерико нервничал не меньше жены. Внезапно он сел прямо и его полное лицо расплылось в улыбке.

— Вот мы и дома, детка. Ты только посмотри на этот дом, весь в золоте. Помню, папа не раз говорил, что вилла напоминает ему маму. Когда она была молоденькой девушкой, у нее были волосы точно такого же цвета, чистое золото.

Мойра провела рукой по своим обесцвеченным кудряшкам, и у нее от волнения заурчало в животе.

Взгляд оленьих глаз Фредерико изменился, стал настороженным, в нем появилась тревога. На территории виллы толклось множество народу, люди были даже на крыше. Он попробовал сосчитать маленькие темные фигурки, но потом увидел мать и сбился со счета. При виде Грациеллы Фредерико снова почувствовал себя маленьким мальчиком, с нетерпением ждущим, когда откроются ворота. Он положил пухлую руку на ручку двери и открыл ее даже раньше, чем лимузин окончательно остановился.

— Мама, мама!

Грациелла, не стесняясь, всхлипнула от радости.

— Боже мой, я так счастлива! Все собрались: Константино, Альфредо…

— А где папа? Он в доме?

Словно не слыша вопроса, Грациелла повернулась к Мойре и протянула руки, приветствуя невестку:

— Добро пожаловать, дорогая.

Она не поцеловала Мойру, и, хотя явно была рада видеть невестку, в ее обращении сквозило легкое пренебрежение. Мойра покраснела от смущения. Неловко переминаясь с ноги на ногу, она еще раздумывала, не попытаться ли прямо сейчас произнести несколько слов на сицилийском диалекте, когда Грациелла, не дав ей такой возможности, повернулась и пошла в дом, потянув за собой Фредерико. В доме на него тут же с радостными воплями: «Дядя Фредерико приехал!» — набросились племянники.



Следующим прибыл жених, Эмилио Лучано. От волнения его лицо порозовело. Пока мужчины радостно приветствовали друг друга, хлопали по спине, поддразнивали и поздравляли Эмилио, Грациелла стояла среди них и, сияя от счастья, смотрела на своих мальчиков — сыновей и внуков. Шума и гама она, казалось, не замечала, и когда кто-то из «мальчиков» отпускал в ее адрес цветистый комплимент, она только хлопала в ладоши и застенчиво приподнимала плечи.

Бедняжка Мойра осталась стоять в холле. Она не знала, куда отнесли ее чемоданы, не имела понятия, какую комнату им предоставили и где она находится, и вдобавок все вокруг говорили так громко и быстро, что она не понимала ни слова.

— Фредди, какую комнату нам отвели?

— Мама, где мы будем спать? — крикнул Фредерико.

Грациелла всплеснула руками.

— Мойра, прости, совсем забыла. Пойдем, — сказала она по-английски.

Сделав Мойре знак идти вперед, Грациелла вышла в коридор и окликнула Аниду. Дожидаясь, пока служанка придет, чтобы показать гостье ее комнату, Грациелла попросила:

— Мойра, прошу тебя, ради меня называй Фредерико его настоящим именем, а не Фредди. Это имя мне не нравится.

Наконец Анида пришла, и они с Мойрой стали подниматься по лестнице. Грациелла проводила глазами невестку, с неодобрением рассматривая ее красные туфли на высоченных каблуках, слишком короткую и слишком узкую юбку, и подумала, что ей, видно, никогда не понять, почему сын взял в жены Мойру. Из всех девушек, на которых мог жениться, он почему-то предпочел выбрать именно эту и привел в дом такое странное эксцентричное создание.

Когда Грациелла осталась одна, из нее как будто выпустили воздух, ее плечи поникли. Женщина глубоко вздохнула: невероятное напряжение, ценой которого ей удавалось скрывать свои истинные чувства, совершенно обессилило ее. Роберто полагалось бы уже быть дома, он обещал вернуться не позже пяти, а часы показывают уже начало шестого. Семья собралась, флористы, декораторы и строители разошлись, а Роберто все нет и нет. Обычно он всегда звонил, если задерживался даже на пятнадцать минут, так почему же именно сегодня он не позвонил?



Никому из членов семьи, собравшихся в уютной гостиной, даже в голову не приходило, будто что-то может быть не так. Грациелла, не выдавая своих чувств, присоединилась к остальным и с улыбкой стала угощать всех печеньем и пирожными.

— Сегодня у нас большой семейный праздник: впервые вся семья собралась дома.

Как только она закончила говорить, в комнату вошла Мойра. Она переоделась. Свободных мест не было, и она присела на подлокотник кресла Фредерико. София щелкнула пальцами, без слов давая понять старшему сыну, что тому пора продемонстрировать хорошие манеры и уступить место тете Мойре.

— Нет, спасибо… grazie, — слегка заикаясь, пролепетала Мойра. Однако ее робкую попытку говорить по-итальянски поощрил один Фредерико. Он похлопал жену по коленке, оставив на юбке след от липкого пальца.

Константино первый заметил, что мать слишком часто поглядывает на большие золотые часы на каминной полке. С ее лица не сходила улыбка, но глаза выдавали тревогу.

— Тебя что-то беспокоит? — шепотом спросил он, целуя матери руку.

— Пора обедать, а твой папа запаздывает.

Фредерико, проглотив очередной кусок кекса, громко спросил:

— Мама, а по какому случаю вокруг дома болтается целая армия охранников?

Грациелла сделала вид, будто не слышала вопроса.

— Если кому-нибудь из вас нужно помыться и переодеться, тогда нам придется как-то договориться насчет горячей воды. София, может, ты сначала помоешь мальчиков?

Сыновья дона Лучано переглянулись. Теперь уже все чувствовали: что-то неладно. Константино кивнул жене, чтобы она увела мальчиков. Поставив на стол чашку с недопитым чаем, София окликнула сыновей и вместе с ними немедленно вышла из комнаты.

Альфредо выразительно посмотрел на Терезу. Та нахмурилась, ничего не понимая.

— Может, поможешь Розе распаковать оставшиеся чемоданы?

Тереза поставила чашку и сделала дочери знак идти за ней. Фредерико ткнул жену в бок. Мойра чуть не упала с подлокотника стула.

— Пойди переоденься.

— Но я только что переоделась! И потом, я еще не успела выпить чаю.

Фредерико метнул на нее такой взгляд, что она пулей вылетела из комнаты. Альфредо закрыл за ней дверь. Все это время Грациелла продолжала возиться с подносом, словно ничего не замечая.

— Скажи, мама, п-папа беспокоится из-за этого судебного процесса? — спросил Константино.

Грациелла молча кивнула и, извинившись, вышла из гостиной, оставив мужчин одних. Константино медленно подошел к огромному камину и остановился, прислонившись к каминной полке.

Альфредо недоуменно пожал плечами.

— Не пойму, в чем дело. Судя по тому, как мама себя вела, я решил, что она хочет с нами поговорить…

Фредерико бросил настороженный взгляд на Константино.

— Послушай, Эмилио, будь другом, окажи мне услугу. Я оставил свои сигары в спальне, может, принесешь?

Молодой человек подчинился, не задавая лишних вопросов. Он понимал, что братья просят его оставить их одних.

Фредерико встал и раздвинул занавески на окне. Он посмотрел на подъездную аллею: в конце ее, у ворот, несли дежурство два охранника.

— Что происходит? Думаете, нашего старика так беспокоит этот процесс? Вокруг виллы больше охранников, чем около Национального банка.

— Кого-нибудь из наших ребят взяли? — спросил Альфредо.

Фредерико фыркнул:

— Они посадили только шантрапу, «шестерок». Тюремные камеры под завязку забиты всякими бродягами. Хороший способ очистить Сицилию от мусора.

— Но Пол Каролла — не мелкая р-рыбешка, — заикаясь, возразил Константино.

Фредерико как-то странно посмотрел на него и отбросил показную беспечность:

— Думаешь, я сам не знаю? Говорят, этот ублюдок нанял кого-то, чтобы убить девятилетнего мальчишку, сына тюремного уборщика. Каролла приставал к парню, чтобы тот согласился служить ему почтальоном, а получив от ворот поворот, расправился с его мальчишкой. Эх, подвесить бы этого пидора за яйца!

По сравнению с Константино Фредерико казался неотесанным мужланом. Из-за своей полноты, рано появившейся лысины и грязной речи он выглядел старше братьев.

— Подходящее выбрали время для этой долбаной свадьбы, ничего не скажешь. Готов поспорить, добрая половина гостей не придет. По-вашему, кому-нибудь охота появляться здесь именно сейчас? Невеста часом не беременна, нет? — Альфредо вскочил с перекошенным от ярости лицом, но Фредерико, не дав ему и рта раскрыть, продолжил: — Расслабься, не бери в голову. Но ты и сам должен признать, что, если нет особой срочности, момент для свадьбы чертовски неподходящий. Мы собрались все вместе, под одной крышей, и, сдается мне, он нанял целую армию нас охранять. Видать, он волнуется. Я слышал, отец просто взбесился, когда пришили Ленни Каватайо, — ведь это значит, что обвинение в убийстве отпадает…

Альфредо, немного успокоившись, зажег сигарету.

— Кого собирались обвинить в убийстве? — спросил он. Альфредо подождал, но братья молчали, тогда он задал другой вопрос: — И кто такой этот Ленни… как бишь его? — В его голосе послышались нотки нетерпения.

Фредерико громко рыгнул и ответил:

— Ленни Каватайо работал на Кароллу, продавал наркотики.

Альфредо пожал плечами. Имя Кароллы ни о чем ему не говорило, он слышал его впервые. Только сейчас Фредерико понял, что, возможно, слухи о том, что отец фактически отстранил Альфредо от дел, были правдивыми. Он задался вопросом, не для того ли их отец затеял этот брак, чтобы передать контроль над нью-йоркскими делами молодому Эмилио? Фредерико так глубоко задумался, что не расслышал слов Константино. Он встрепенулся:

— Что? Что ты сказал?

Константино пнул ногой каминную решетку и засунул руки в карманы.

— Я спросил, кто-нибудь из вас в последнее время разговаривал с отцом? Я пытался с ним связаться — нужно было кое в чем разобраться. Он продал две компании, даже не обсудив этот вопрос со мной. Должно быть, это тоже как-то связано с делом Каватайо.

Альфредо не понимал, о чем идет речь, и это его раздражало. В конце концов он не выдержал и взорвался:

— Мать твою, кто такой этот Ленни? Объясните же наконец толком!

Фредерико не спеша достал из стоящей на столе коробки сигару и стал рыться в карманах, ища зажигалку.

— Что у тебя в голове вместо мозгов? Мраморные шарики? Ленни Каватайо — это тот подонок, что пичкал Майкла зельем, от которого он и умер. Я подобрал Ленни в Атлантик-Сити и привез на Сицилию.

Альфредо не верил своим ушам. Пока Фредерико раскуривал сигару, он с нетерпением ждал продолжения.

— Ленни десять лет скрывался в Канаде, но потом выполз наружу и попробовал шантажировать Кароллу. Каролла на это дерьмо не купился и попытался убрать Ленни. Меньше всего на свете ему нужно было, чтобы та история с убийством Майкла выплыла на свет божий, особенно сейчас. Ленни хотел заключить с нами сделку. Когда он оказался у нас, то старое дело могло обернуться против Кароллы, понимаешь? Каватайо пришел к тем самым людям, от которых Каролла изо всех сил пытался держать его подальше.

Альфредо все еще выглядел растерянным. Фредерико помолчал, давая брату время осмыслить информацию. Глупость брата уже начинала действовать ему на нервы.

— Ну что, уловил? Каролле должны были предъявить обвинение в убийстве Майкла. Ленни разговорился, он рассказал не только об убийстве, но и обо всем, что знал о темных делишках Кароллы. В Штатах федералы из управления по борьбе с наркотиками наступали Каролле на пятки, поэтому этот засранец сбежал на Сицилию и спрятался в горах. — Фредерико расхохотался, качая головой. — Да уж, неудачное он выбрал место!

— И почему же с него снимут обвинение в убийстве? За давностью лет или как?

Фредерико вздохнул, покачал головой и посмотрел на Альфредо как на безнадежно тупого.

— У вас что, там, в Нью-Йорке, газет совсем не читают? Ходят слухи, что ты проводишь слишком много времени на гоночном треке. Взялся бы ты за ум, что ли. Ленни Каватайо убрали четыре месяца назад, его труп с отрезанными яйцами нашли в номере паршивого отеля здесь, в Палермо. Считалось, что копы будут охранять его до суда, но они облажались, поэтому обвинение рассыпается к чертям собачьим. Можно не сомневаться, адвокаты Кароллы поднимут крик, что все улики против него — косвенные.

Альфредо уставился на толстый ковер на полу.

— Братья называется, надо было и мне рассказать.

— А может, это тебе не мешает оторвать свою задницу от стула и заняться делом?! — рявкнул Фредерико.

Константино поднял руку:

— Эй, ребята, перестаньте! Не хватало нам еще переругаться между собой. Альфредо, ты же знаешь, как папа действует, ему нравится х-хранить секреты.

В отличие от Константино Фредерико не стал смягчать острые углы и сказал напрямик:

— Ты показал себя слабаком, Альфредо. Говорят, твоя жена часто появляется в компании, даже контракты заключает. Папе это не понравилось.

— Но она же адвокат! Тереза разбирается в лицензиях на импорт лучше меня! — Альфредо вздохнул, понимая, что возразить ему особенно нечего. — Ладно, черт с ним со всем, мне никогда не хотелось жить в Нью-Йорке. Как вы думаете, папа прочит этого парнишку Эмилио на мое место?

Братья не ответили. Альфредо чуть не плакал от досады.

— Папа со мной не общается. Он был в Нью-Йорке и даже не захотел со мной встретиться, а теперь вот… Неважно, когда и в чем я ошибся, но я должен был участвовать в деле с Ленни. Надо было меня подключить.

Он замолчал и действительно начал всхлипывать. Фредерико попытался успокоить брата:

— Послушай, Альфредо, копы и так нарыли на Кароллу столько компромата, что ему не выкрутиться. Против него выдвинута целая куча обвинений, пусть его не обвинят в убийстве, но все равно он человек конченый. Может, и лучше, что не придется тревожить призрак Майкла. Если хочешь знать правду, я даже на это надеюсь, потому что он и так слишком долго висел у меня над душой.

Альфредо поднял голову и, вытирая лицо тыльной стороной ладони, удивленно посмотрел на брата.

Фредерико улыбнулся мальчишеской улыбкой.

Константино, рассмеявшись, налил виски в три стакана.

— Ладно, ребята, предлагаю тост, который никто чужой не поймет: выпьем за нас. Думаю, Фредерико прав: полиция схватила Пола Кароллу, убийца Майкла сидит за решеткой. Каролле конец, он никогда не выйдет на свободу.

Братья чокнулись.

— За Майкла, пусть покоится с миром и оставит нас в покое.

Они выпили, и Альфредо швырнул пустой стакан в камин. Стекло со звоном разбилось. За ним то же самое сделал Константино, потом Фредерико. Некоторое время братья стояли молча, виновато глядя на разбитые стаканы. Первым подал голос Константино:

— Ч-черт, мама с ума сойдет! Это был ее л-лучший хрусталь!



Охрана проводила Кароллу в маленькую комнатку для свиданий. Он сразу прошел к столу и положил ладони на пуленепробиваемую стеклянную перегородку, разделяющую заключенного и посетителя. По другую сторону перегородки Лука широко улыбнулся и положил ладонь на стекло со своей стороны. Каролла посмотрел на двух охранников, потом на сына и, прижимая губы к самому микрофону, хрипло зашептал:

— Я знаю, что ты сделал. Тебе нужно срочно убираться из Палермо. Я хочу, чтобы ты был подальше и от меня, и от этого города. Приказываю тебе, слышишь, Лука?

Лука небрежно держал трубку в руке. Одна его тонкая, почти невидимая светлая бровь чуть изогнулась, только это указывало, что он услышал отца. Когда Лука заговорил, его тихий шепот прозвучал как-то странно:

— Мне известно его имя, так что все будет в порядке.

Лука надел очки с зеркальными стеклами и помахал крошечным клочком бумаги.

Крысиные глазки Кароллы забегали. Он снова покосился на охранников, пытаясь понять, слушают ли они их разговор. Неужели Лука смог выяснить имя нового свидетеля? Вместо глаз сына он теперь видел только собственное отражение в зеркальных стеклах. Уродливое жирное лицо с двойным подбородком, к тому же искаженное отражением, даже самому Каролле показалось отвратительным.

Лука аккуратно разгладил клочок бумаги и приложил его к стеклу. На бумаге его тонким старомодным почерком было выведено имя свидетеля обвинения.

У Кароллы внутри все перевернулось, во рту появился горький привкус желчи, к горлу подступила тошнота, но он не мог оторвать глаз от узенькой полоски бумаги и снова и снова читал это имя: «Дон Роберто Лучано».



Водитель дона Роберто по радиотелефону сообщил охранникам на воротах, что через несколько минут они подъедут к вилле. По переносной рации сообщение было передано охране на крыше, и последний участок пути был тщательно осмотрен в полевые бинокли.

Вилла сияла огнями. Машина остановилась, но дон вышел не сразу, ожидая, пока откроют дверь. Его взгляд замечал все, не упускал ни единой мелочи. День выдался тяжелый, изнурительный, дон с десяти утра давал показания, вызывая в памяти болезненные воспоминания, бередя старые раны. Но сейчас он стоял совершенно прямо, на несколько дюймов возвышаясь над собственными телохранителями, и улыбался.

Потрепав слугу по щеке, он тихо поблагодарил его: