– Ложись поспи! – предложил ему Гаврош.
– Мне нельзя спать! – мотнул головой тот, и принялся доставать из мятого пиджака перехваченные резинками пачки купюр. – Могут деньги сп… ть!
– Я покараулю, не переживай! – сказал Гаврош, засовывая ему деньги обратно в карманы. – Я днём выспался.
– Ладно, – согласился Славик. – Только сначала отлить и покурить.
– Пошли!
Гаврош помог новому знакомому подняться, и они вместе вышли в тамбур. Новые попутчики проводили их внимательными взглядами и многозначительно переглянулись.
– Ну что, Фитиль, делаем? – спросил круглолицый, приподнимаясь.
Длинноголовый скривился.
– Сядь на место, Орех! Мы еще от зоны толком не отъехали, а ты уже вернуться хочешь! Не здесь. Пусть до места доедут, а мы сопроводим…
– Ну, так – значит так! – кивнул Орех.
В тамбуре грохотали колеса и разговаривать приходилось, повышая голос.
– Слушай, зёма! – сказал Славик, пытаясь подкурить сигарету. – Хороший ты парень, уважаю… А давай ты со мной в Волгограде выйдешь, пару дней погостишь, потом домой поедешь? Меня там друзья ждут – отличные ребята, я тебя познакомлю… Поехали, а?!
– Ну, давай! – согласился Гаврош. – Мне спешить некуда.
Когда они вернулись в купе, все уже спали. Или делали вид, что спали. Гаврош уложил Славика на нижнюю полку, а сам, как и обещал, сел рядом. Так и просидел до утра, не сомкнув глаз.
Только когда поезд остановился в Волгограде, Гаврошу удалось растолкать нового знакомого, и они вместе вышли из вагона. Их встречали.
– Славян, привет! – закричал издали здоровенный парень в цветастой рубашке навыпуск, широко раскинув руки, как будто собирался схватить друга в охапку. Из початой бутылки в руке выплеснулось на перрон немного пива.
Рядом со здоровяком стояли ещё двое. У одного из них тоже была початая бутылка пива, а у другого – две закупоренных.
– Привет! – поднял руку в ответ Славик и пояснил Гаврошу:
– Вот мои друзья, видишь, с опохмелкой! Молодцы, у меня трубы горят!
В это же время из следующего вагона конспиративно вышли и смешались с толпой Орех и Фитиль.
– Говорил тебе, они вместе! – глядя в сторону, чтобы не почувствовали взгляд, шепнул Орех. – Значит, и у второго бабло имеется…
– Это хорошо, – процедил Фитиль. – Плохо, что их целый кодлан!
– Где?
– Разуй глаза!
Встречающие подошли к Славику, по очереди обняли, похлопывая по спине.
– Держи! – здоровяк протянул ему закупоренную бутылку.
– Вот это вовремя! – Славик зубами сорвал пробку, жадно, в несколько глотков ополовинил бутылку, облегченно вздохнул. – Знакомьтесь: это Серёга, наш человек!
Гаврошу тоже сунули пиво.
– Димон! – представился здоровяк.
– А я – Витос! – сказал тот, что угощал пивом.
– Саня! – протянул руку третий.
– Руки заняты, – показал Гаврош сумку в одной руке и бутылку в другой.
– Ничего! – рассмеялся Саня, и пожал запястье руки с бутылкой. – Ну, пошли к машине, чё стоим?
Они вышли на привокзальную площадь и погрузились в дерзко брошенный под запрещающим знаком желтый «жигуль»-шестерку.
Орех с Фитилем бесцеремонно ввалились на заднее сиденье такси.
– Шеф, давай за той жёлтой! Только близко не подъезжай!
– Спрашивать надо! – агрессивно оглянулся худощавый лохматый таксист с заросшим густой щетиной нервным лицом. – Не к себе домой…
Рассмотрев пассажиров, он оборвался на полуслове и отвернулся, как ни в чем не бывало.
– Слежка по двойному тарифу!
– Давай, давай, и тройной заплатим!
Белая «пятёрка» с шашечками на крыше как привязанная двинулась вслед за приметной «шестёркой».
Ехали долго. Оказалось, что Славик жил в Изобильном – небольшом посёлке за городом. Частный сектор утопал в зелени: в каждом дворе были яблоневые, грушёвые, абрикосовые и вишнёвые деревья, а в палисадниках за заборами виднелись розы, кусты крыжовника или заросли малины.
Гаврошу даже на минуту показалось, что он вернулся в детство – настолько улицы здесь были похожи на ту, где он вырос. Даже колдобин не меньше.
– Хорошо тут у вас! – сказал он.
– А то! – подмигнул с переднего сиденья Славик. – Сейчас ещё лучше будет!
Они подъехали к двухэтажному дому из красного кирпича за зелёными воротами и остановились.
– Приехали! – объявил Славик. – Пошли праздновать! Сейчас матушка стол накроет…
Все пятеро вывалили из машины, не обратив внимание на белое такси в конце улицы.
– Заходите, пацаны, смелее – собака в загоне! – сказал Славик и первым вошёл во двор. Друзья последовали за ним.
Но гостей встретили неприветливо. Сначала на пороге появился седовласый жилистый мужчина с голым торсом и в спортивных штанах, а за ним вышла и полная женщина с добрым лицом. Однако, она тоже смотрела сурово.
– Чего припёрлись? – крикнул хозяин.
– Бать, ты чего?! – опешил Славик.
– Опять кодлу привёл? Не все деньги просадил ещё?
– Ничего я не просадил…
– А ну пошли вон! Сейчас Шерифа спущу!
В глубине двора за забором из сетки-рабицы заливался лаем огромный лохматый пёс.
– Уходим, уходим, дядь Юра! – ответил Димон. – Не надо Шерифа!
– Да подождите, – нерешительно попытался остановить друзей Славик.
– Пока, Славян! – сказал Витос. – Мы лучше в другой раз зайдём.
Лучшие друзья исчезли за калиткой, и через минуту с улицы донёсся звук уезжающей «шестёрки».
Растерянный Гаврош остался рядом со Славиком.
– А ты чего ждёшь? – крикнул хозяин.
– Бать, это Сергей! – сказал Славик. – Он на дембель едет. Хороший парень…
– Хорошие парни из армии домой спешат, а не с алкашнёй катаются!
– Да кто тут алкашня, бать?!
– Ты! И дружки твои! Пусть домой едет, если он хороший, как ты говоришь! А ты в дом иди, покажешь, что в этот раз привёз, кроме долгов!
Славик повернулся к Гаврошу.
– Слышь, ты это… Извини, братан! Я в прошлый приезд начудил малость… Обещал больше не бухать, но на вахте оно ж как… Без обид!
Гаврош растерянно пожал плечами и, не попрощавшись, вышел за ворота. Осмотревшись по сторонам, решил возвращаться туда, откуда заезжали – авось на выезде из посёлка удастся поймать попутку в город.
Перебросив сумку из руки в руку, он прошёл до конца улицы, свернул за угол последнего двора и двинулся по пустынной дороге. Метров через сто заметил между кустами белое такси.
– Повезло!
Он поспешил к машине. Водитель сидел за рулем и не обернулся на быстрые шаги. Странно! Но ему было некогда разбираться со странностями.
– Браток, до города подкинешь?
– Садись! – так же, не оборачиваясь, показал тот большим пальцем за спину.
– Вот спасибо! Открой багажник, сумку брошу!
Крышка, щелкнув, приподнялась. Гаврош открыл её и замер: оказалось, что сумку ставить некуда: багажник был занят. И не вещами. Там лежал труп лохматого небритого мужчины с открытым ртом и красной бороздой на шее.
«Если веревкой, то надо перекрутить концы, чтобы тянуть в разные стороны, – вспомнил он слова бывалого прапорщика Тверина. – Иначе ничего не получится…»
– Нравится кино? – раздался слева глумливый голос вышедшего из салона «водителя». В руках он держал монтировку.
– Если не хочешь рядом лечь, гони бабки, – раздался угрожающий голос справа. Откуда появился второй человек, с веревкой, Гаврош не понял – видно выскочил из кустов.
Они показались знакомыми. «Да это же те, что с нами в поезде ехали, – вдруг дошло до него. – Как они здесь оказались? И чего хотят?»
– Что стоишь, фраер? Бабки гони! – они подходили с двух сторон, зловеще и неотвратимо.
Ясно было, что Гавроша по-любому ждет судьба настоящего таксиста, тихо лежащего в багажнике. Но он не боялся.
– Откуда у солдата деньги? – голос у него был спокойным, и это сбивало Ореха и Фитиля с толку: в такой ситуации лох должен вести себя по-другому!
– Какого солдата, что ты гонишь! – заорал Фитиль. – У тебя они в куртке, слева, ты их все время мацал!
Деньги у него действительно были в куртке, только не слева, а справа. А слева, в специально пришитом кармане, находился подарок прапорщика Сивого, который Гаврош действительно все время поправлял, так как он оттягивал куртку и она съезжала с плеча. Потому что это был не просто какой-то подарок, а боевое холодное оружие – давно списанный увесистый автоматный штык образца шестидесятых годов. Именно штык клинкового типа, а не современный штык-нож, который больше инструмент для перекусывания проволоки. Этим штыком Гаврош почти два года колол свиней, так что свиной крови он напился вдоволь. Пробовала ли потускневшая сталь человеческую кровь, история умалчивала, но сейчас этот вопрос предстояло прояснить.
– Ладно, угадал, держи! – Гаврош сунул руку под куртку, выхватил штык, выдернул из ножен.
Раз! – клинок, почти по рукоятку, вошел Фитилю точно между пятым и шестым ребром слева. Он мог застрять, поэтому Гаврош рванул изо всех сил и выдернул штык назад. Тело Фитиля тяжело рухнуло на землю.
Орех бросил веревку и отпрыгнул назад с обезумевшими глазами. Гаврош рванулся к нему.
Два! – этот удар тоже оказался точным. Гаврош резко выдернул оружие, и второй труп повалился рядом с первым.
Он огляделся. Вокруг никого не было. За кустами протекала небольшая речка, в ней плавали несколько уток. На поросшем высокой травой пустыре лежала куча спиленных веток. Гаврош вытер клинок об одежду Ореха, проверил карманы обоих, обнаружил немного денег и справки об освобождении. Затем по очереди подтащил трупы к реке и столкнул в воду. Убедившись, что они утонули, далеко забросил штык, следом отправил и справки, предварительно разорвав их на кусочки.
На всё про всё ушло не больше двадцати минут, хотя Гаврошу показалось, что прошла вечность. Покончив с внезапными делами, он двинулся через поле и вышел на дорогу, где остановил пожилого мужчину на старенькой «Ауди».
– До города не подвезёте?
– Садись!
Он сел на заднее сиденье, стараясь не показывать лицо. По дороге водитель попытался завести разговор: откуда, мол, да к кому приезжал…
– Из города я, отпускник. Дачу хотел снять на месяц, – соврал Гаврош.
– Ну, и как?
– Не хотят пускать. Или дерут три шкуры. Лучше в городе отдохну…
– Да, цены сейчас кусаются, – кивнул водитель.
На этом диалог и окончился. Всю оставшуюся дорогу Гаврош слушал монолог про то, как было раньше, не то что сейчас…
– Возле автобусной остановки тормозните! – попросил он, когда въехали в город.
Денег за проезд старик не взял.
– Что ты, что ты! – замахал руками. – По пути же!
– Ну, спасибо, отец!
Гаврош вышел у остановки, но автобус ждать не стал, решив, что на вокзал, где могут быть милицейские патрули, лучше не соваться. Пешком вышел на трассу, сел в попутную фуру к дальнобойщику и за умеренную плату доехал до Тиходонска. А там рейсовым автобусом приехал в Яблоневку.
* * *
Многое изменилось на родине за время его службы. Молодёжь разъехалась в поисках лучшей доли, село пришло в упадок: опустела и лишилась шиферной крыши молочно-товарная ферма, многие дома заметно обветшали без хозяйских рук, некоторые были разграблены и уныло смотрели на мир окнами с выбитыми рамами.
Обветшавший родительский дом уже при первом взгляде навевал уныние. Достатком тут и не пахло. Да что там достатком – даже привычный запах свиней выветрился. Тетя Галя явно не сдержала слова о подъеме хозяйства. Покосившийся, пропахший сыростью из-за многочисленных течей в крыше дом, обвалившийся погреб, фундамент сгоревшего старого свинарника и начавший гнить новый.
Внутри стало еще беднее, чем раньше: то ли часть вещей распродали, то ли такое впечатление создавалось из-за того, что даже во временном солдатском жилище на подсобном хозяйстве было уютнее. Одна комната была забита чемоданами, узлами и баулами, в другой на двух кроватях разместились мать Гавроша и тетя Галя. Унылую картину дополнял стойкий запах мочи и плесени.
– Здравствуйте…
Ему никто не ответил. Мать даже не узнала сына – смотрела выцветшими глазами и что-то невнятно бормотала.
– Она уже полгода такая, – не дожидаясь вопросов, пояснила тётка.
– А что врачи говорят?
– Говорят: «Крепитесь, дальше будет только хуже».
– Понятно… А где же свиньи, где новое поголовье?
– Где, где! Сказала бы я тебе! Жизнь так повернулась, что вести хозяйство невозможно стало…
– Да вы и раньше не сильно его вели.
– Знаешь что, умник, – обиделась Галина. – Ты хоть на лекарства матери денег привёз? Зачем вообще заявился? Никто тут жить не хочет! Старики вымирают, молодые все разъехались. Нинку Кузнецову из института выгнали, она прикатила, пожила немного и пропала. Видно, не смогла уже прижиться, все вещички оставила – и фью!
Она глянула с любопытством, но Гаврош только пожал плечами.
– Что мне та Нинка!
Тетя Галя поджала губы.
– Мы тоже переезжаем. В Степнянске квартиру купили. Две комнатки в старом доме, не Бог весть что, примерно, как здесь… Володя уже там, на днях заедет на грузовике, нас заберет с вещами.
– Зачем же менять шило на мыло?
– А что делать? Эта хата не продается, на что наскребли – то и купили. А там все же город – поликлиника рядом, газ есть, печку топить не надо, вечно этот уголь носить… Работа, опять же – Володя сторожем устроился сутки через двое, десятка в месяц выходит. Сегодня он на сутках как раз. А здесь как жить?
– Да я тоже тут жить не собираюсь, – Гаврош вытащил из кармана половину своих денег, положил на кровать. – Только чтобы матери нормально жилось…
– Конечно, Сережа, не беспокойся, – подобревшим тоном ответила Галина, мигом смахнув купюры в карман заношенного халата. – Обедать будешь?
– Нет, в Тиходонск поеду. Буду там обустраиваться…
– А где ты такие деньжищи заработал? Ты ж не генералом служил…
– Свиней раскармливал, резал, а мясо продавали на рынке…
– Шустрый! – сказала Галина, и непонятно было – то ли одобрительно, то ли осуждающе. – А знаешь, Бабаскина убили?
– Какого Бабаскина? – по-прежнему безразлично спросил Гаврош.
– Ну, этого бандюка, как его… Никитоса! Я же тебе написала, что он вернулся. А вскоре его и убили. Как свинью зарезали: горло от уха до уха, и точный удар в сердце!
– Я такого письма не получал, – пожал плечами Гаврош. – Затерялось, наверное. У нас часто письма терялись.
Галина глянула испытующе.
– А к нам Горыныч сразу заявился, про тебя расспрашивал: не приезжал ли в отпуск, и все такое… Может, мол, это ты за отца отомстил?
– Так это не он отца-то, другой… Ну, да черт с ними, Бог накажет…
– Ты что, в Бога стал верить?
– Наставники у меня были набожные. Прапорщик Сивый и прапорщик Тверин.
– Ну-ну… Кстати, и Нинка как раз тогда пропала.
– Объявится, куда она денется…
Галина вздохнула.
– Ладно, мне надо Веру кормить…
– Корми. А я пойду.
– Ну, давай… Адрес наш в Степнянске запиши.
Гаврош вышел на улицу, глубоко вдохнул свежий воздух, осмотрелся. В окно никто не выглядывал: Галина готовит матери еду. Или, скорей всего, считает деньги… Он зашел в котух, вынул из-под стрехи маузеровский штык и черный блокнот, завернутый в полиэтилен. Все, больше ему здесь делать нечего. Окинув прощальным взглядом вросший в землю родительский дом, он вздохнул и пошел к остановке автобуса. Надо было начинать новую, городскую жизнь.
* * *
Охранник на проходной мясокомбината, пожилой мужчина с выправкой отставного военного, доложил по телефону: «Надежда Львовна, кандидат на работу прибыл. Нет, раньше не был, в первый раз».
– Сейчас за вами придёт начальник отдела кадров! – сообщил он, положив трубку. – Давайте, я пока вас запишу в журнал. Паспорт, пожалуйста!
Гаврош нехотя показал паспорт.
Вскоре появилась высокая сухопарая женщина в очках и с волосами, забранными в узел на затылке. Она походила на строгую учительницу младших классов. Они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет.
– На какую должность претендуете? – спросила Надежда Львовна.
– Могу быть забойщиком, имею большой опыт в этом деле.
– Но у нас нет забойщиков!
– В смысле? – не понял Гаврош.
– В том смысле, что мясо привозное, здесь забой не производится.
– А где производится?
– В Аргентине, в Бразилии, Новой Зеландии, – усмехнулась женщина. – Может, и ближе где-то есть, но точно не в Тиходонске.
Гаврош растерянно замолчал. Он и представить не мог, что мясо в город привозят с другой стороны земного шара. Хотя… Он вспомнил родной район. Что-то там не бродят тучные стада коров, свиней и баранов…
– Нам обвальщики требуются, – сказала Надежда Львовна. – У вас есть документ о профессиональном образовании?
– Документа нет. Но есть умение. Вам что важнее?
Начальник отдела кадров осмотрела кандидата через очки внимательным взглядом.
– Ну что же, посмотрим! – сказала она. – Я вызову мастера, пройдёте с ним в цех обвалки и покажете, что умеете. Потом, если будет смысл, обсудим зарплату. Согласны?
– Согласен.
– Хорошо, подождите тогда в коридоре!
Гаврош вышел в коридор и принялся от скуки рассматривать выцветшие фотографии на стене. На фото были запечатлены работники с грамотами в руках. По их улыбкам можно было подумать, что грамоты – это то, к чему они стремились всю жизнь.
Не успел Гаврош рассмотреть все фотографии, как его окликнул высокий мужчина в белом халате и с таким же халатом в руке.
– Это вы на обвальщика? Пойдёмте со мной! Наденьте вот!
В цеху неприятно пахло кровью и сырым мясом, за длинным, покрытым нержавейкой столом стояли трое мужчин и одна женщина в длинных прорезиненных фартуках и перчатках, ловко орудуя острыми клинообразными ножами. Без лишних движений и надрезов, они быстро обрабатывали свиные туши, превращая их в отделённые от костей куски свинины. Было довольно тихо, слышались лишь звуки рассекаемого мяса да шлепки падающих в ящики шматков. Гаврош снял с вешалки в углу чистый фартук, взял с полки перчатки и сноровисто облачился для работы.
– Александра, уступи место, пусть кандидат попробует! – сказал женщине мастер.
– Только быстро! – проворчала та, отходя в сторону. – Мне план делать надо.
Гаврош взял нож и приступил к работе. Получалось не хуже, чем у других.
– Он же готовый обвальщик! – удивлённо сообщила мастеру Александра.
– Вижу! – кивнул тот. – Ладно, хватит! Пойдём оформляться!
А по дороге коротко ввел новичка в курс дела.
– Зарплата сдельная, с премиями. Начинаешь с минимума, потом могут поднять до приличного уровня. Мясо можешь выносить, но только для себя, Александра все расскажет.
Оформившись и получив пропуск, Гаврош поговорил с охранником и выяснил, что неподалёку есть студенческое общежитие, где за вполне приемлемую плату можно получить место. Спустя час вопрос проживания на ближайшие три месяца был улажен. А в последующем обещанная зарплата должна была позволить снять отдельную квартиру. Впрочем, работать до сияющего далека Гаврош не собирался. Опыт общения с прапорщиком Сивым подсказывал, что нужно крутиться, искать людей, которые смогут помочь обустроиться в городе, иначе можно всю жизнь проработать на дядю и радоваться куску бумаги, как люди на фотографиях возле отдела кадров. С этой мыслью он и уснул.
Но найти нужных людей оказалось не так-то просто. Где их искать? К тому же не хватало времени и сил куда-то ходить. Ежедневно приходилось обрабатывать от трёх до пяти тонн мяса. Старшая обвальщица Александра рассказала тонкости дополнительного приработка:
– Пока на вынос закрывают глаза: дал денежку охраннику на выходе, – и иди себе, никто не прикопается. Только не наглей: считается, что все только для себя берут – кило, два, ну три… И не каждый день. Но мы больше носим. Я и двадцать кэгэ выношу. А что делать? Скоро комбинат приватизируют, тогда и крошки не возьмешь…
– А куда ж ты прячешь столько мяса?
Женщина смерила его оценивающим взглядом.
– Пластами прикладываю на голое тело, по фигуре – сюда, сюда и сюда, – она показала руками. – Можешь мне как-нибудь помочь…
– Я сам по себе, никому не помощник! – ответил он.
– Бестолковый ты какой-то! – усмехнулась Александра. – Не понял намека!
– И понимать не хочу! – Гаврош отвернулся и пошел к выходу из цеха. Он все понял. Только после фиаско с Нинкой Кузнецовой у него в мозгу включился какой-то тормоз, и он обходил женщин стороной.
Место сбыта «левого» мяса он нашел довольно быстро: шашлычную «Три шампура» неподалеку, в парке, у живописного пруда. Шеф-повар Лёха охотно принимал отборную свежую свинину по цене гораздо ниже рыночной и мастерски готовил любимое блюдо Гавроша: ассорти из мяса, ушей и хвостов, засыпанное горой жареного лука. Взаимная заинтересованность привела к тому, что они если не подружились, то по крайней мере стали испытывать обоюдную симпатию, сблизились и иногда подолгу разговаривали, тем более что Лёха тоже родился в деревне и общие темы находились сами собой. Сложилось так, что Гаврош почти каждый день приходил сюда ужинать и засиживался допоздна, тем более что в общежитии ему было совершенно нечего делать. По выходным он приходил расслабиться: плотно и вкусно пообедать, выпить немного водки, поболтать с Лёхой, который так и не стал настоящим горожанином и тоже страдал от одиночества. Он долго сидел, смотрел на плавающих в пруду лебедей и думал о жизни, точнее о том, как её улучшить. Но ничего путного в голову не приходило.
Однажды, в пятницу после работы, он пришел в «Шампуры» под вечер, как всегда, принёс увесистый кусок мяса да пару ушей с хвостом в отдельном пакете, – субпродукты ни у кого, кроме него, успехом не пользовались.
– Взвесь, посчитай и сделай мне, как обычно, – сказал он.
Лёха молча кивнул. Его круглое, конопатое лицо было озабоченным.
– Чего ты такой хмурый?
– Да так… Проблемка нарисовалась… Не обращай внимания.
– Ладно. Пусть пока Маринка принесет пива.
Гаврош вышел на крытую веранду и сел в углу. С одной стороны открывался вид на озеро, с другой дикий виноград плёлся по натянутой проволоке до самой крыши, образуя живую изгородь и скрывая посетителей шашлычной от взглядов любопытных прохожих, проходящих мимо по засыпанной красным песком аллее. Над каждым из шести расположенных на веранде столов был свой светильник, включаемый посетителями по желанию. Гаврош свой включать не стал.
Свет горел лишь над единственным столом: посреди зала расположились два коротко стриженных, подтянутых мужчины лет тридцати пяти, в одинаковых чёрных костюмах и белых рубашках с галстуками. Не обращая внимания на окружающих, они с аппетитом ели чанахи из глиняных горшочков, шашлыки, печеную икру из овощей, запивая минералкой и томатным соком. Строгая одежда и отсутствие на столе спиртного наводили на размышления. Менты? Нет – те не ходят в одинаковой официальной одежде, похожей на униформу, не молчат за обычным ужином, обязательно «срисовывают» обстановку вокруг, да и вообще садятся в отдельную комнату, чтобы не «отсвечивать» на публике. Для отставников различных силовых ведомств они слишком молоды…
«Частники», – подумал Гаврош.
Но на потрепанных, пенсионного возраста охранников мясокомбината они явно не походили. Даже ЧОПовцы
[6] из ювелирных магазинов по сравнению с ними выглядели попроще. Наверняка это были телохранители какого-нибудь крутого бизнесмена – высшая каста в охранной иерархии.
Девушка-официант принесла пиво. Она тоже была напряжена.
– Как дела, Марина? – спросил Гаврош.
– Так себе, – не вдаваясь в подробности, ответила она и, по знаку одного из «телохранителей», подошла к ним и получила деньги.
Гаврош сделал большой глоток и поставил бокал на стол. «Точно не менты, – те едят в подведомственных точках «за уважение»…
«Секьюрити» направились к выходу с веранды и уже на ступенях столкнулись с тремя молодыми парнями крепкого телосложения – двое были в спортивных костюмах «Адидас», третий – в джинсах и малиновом пиджаке. Столкновение произошло в буквальном смысле: кто-то не уступил кому-то дорогу, кто-то кого-то толкнул, словом – кто-то к кому-то не проявил должного уважения.
– Вы что, попутали?! Куда прете?! – закричал один «спортсмен».
– Совсем страх потеряли! – поддержал его второй адидасовец.
Они поперли вперед, явно намереваясь начать драку. «Секьюрити» отступили, прижавшись спинами к кирпичной стене, и сунули руки за полы пиджаков.
– Назад, босота!
– Мимо прошли, хуже будет!
Конфликтующие стороны были похожи: тяжелые фигуры, широкие плечи, мощные шеи, короткие стрижки – чтобы нельзя было ухватить за волосы, и несомненная готовность в любую минуту вступить в схватку с кем угодно. Это были солдаты. Но разница в одежде и в лексиконе, как военная форма, выдавали, что они принадлежат к разным армиям. И сейчас должен был вспыхнуть короткий, но жестокий бой.
– Стоп, стоп! Сняли непонятки! – малиновый пиджак схватил «спортсменов» за одежду и оттащил назад. – Расходимся, нет вопросов!
«Секьюрити» беспрепятственно спустились по ступеням, а «спортсмены» так же беспрепятственно прошли на веранду.
– Что за быки? – спросил на ходу один.
– Из «лички» Протазана, – пояснил малиновый пиджак. Похоже, он среди этой троицы был старшим. – Тот, что повыше – Вовка Сысоев, мы с ним когда-то боксом занимались.
– А что нам Протазан? – скривился второй. – Я его на болте вертел! Я даже Арсения не боюсь!
– Слышь, Прыгун, что ты бросаешься, как бешеный пёс? – спросил малиновый пиджак. – Если хочешь всех на болте вертеть, то иди в цирк – жонглером! А Арсения даже не упоминай: за «законника» тебя вмиг на ножи поставят! И нас заодно!
– А ты что пялишься?! – Прыгун вытаращил злые глаза на Гавроша.
– Никуда я не пялюсь, пиво пью, – спокойно ответил тот и сделал очередной глоток. Он действительно был спокоен, впрочем, как и всегда.
– Смотри, а то нечем глотать будет! – оскалился Прыгун. Все трое уставились на Гавроша. Невыразительные лица, приплюснутые носы, деформированные уши… Спортсмены-рукопашники. Близнецы тех, которые в свое время избили Никитоса с его пристяжью и сожгли их машину. В буравящих взглядах Гаврош отчетливо чувствовал презрение. На него смотрели как на человека третьего сорта, какого-то бомжа, пришедшего в кафе попросить остатки жратвы… Но ему было все равно. Он допил пиво и отвернулся.
В просветах живой изгороди была видна освещенная желтым светом уличных фонарей широкая аллея. Начинался дождь, немногочисленные отдыхающие спешили укрыться под деревьями. Дождь усиливался, стучал по крыше, капли скатывались с резных виноградных листьев и падали на плитку пола, быстро образуя лужу буквально в двух метрах от стола Гавроша. Запахло мокрой пылью.
Спортсмены заняли столик, к ним тут же выскочил взволнованный Лёша.
– Ну, что твой хозяин? – спросил парень в малиновом пиджаке. – Будет платить по-хорошему? Или спалить вас вместе с этой ханайкой?!
– Будет, будет…
– Ну, и хорошо, нам работы меньше. Давай, принеси шашлыков и водки. Только быстро – пять минут! И водки питьевой, а не паленой!
– За пять минут не успеем пожарить, – испуганно предупредил Лёша.
– Тебе же хуже будет! – рявкнул Прыгун. – Шевели булками!
– Ладно… Что-нибудь придумаю…
Лёха подошел к столу Гавроша, протянул смятые купюры.
– Это за мясо. А жаркое, извини, придется им отдать…
– Как так? Мой заказ, моё персональное блюдо, я уже полчаса сижу, – Гаврош говорил, как всегда, спокойно, но спокойствие это было обманчивым. – Почему вдруг ты им отдаёшь?
– Ну, ты же видишь…
– Эй, ты, иди сюда! – крикнул малиновый пиджак и поманил шеф-повара пальцем. Тот послушно подбежал.
– Я не понял! Ты сказал – через неделю заплатишь, а почему этому клоуну сейчас бабки заряжаешь? Или для нас нет, а для него есть? Да кто он такой? Может, крутой рэкетир?
– Или он на Арсения работает? – захохотал Прыгун, но поймал взгляд старшего и оборвал смех.
– Да, нет… Это знакомый, с мясокомбината. Он нам свинину носит, вот я и расплатился…
– Значит, для него есть, а для нас нет?! – продолжал развивать блатную «прихватку» третий спортсмен.
Действительно, что тут возразишь, особенно если возражений и объяснений никто не слушает? Ни-че-го! А не оправдался – значит, остался виноватым, а с виноватого всегда спрос обоснован и строг!
– Я сейчас, мясо принесу! – Лёха поспешно скрылся в помещении и вскоре вышел с большой, накрытой крышкой, сковородой. – Вот, готово мясо! Как сказали, за пять минут!
Он поставил сковороду на стол, снял крышку, и воздух тут же наполнился густым запахом жареной свинины.
– Фу-уу-у! – скривился малиновый пиджак. – Мы же шашлык просили! А ты что принёс?! Какую-то вонину! Вот это что у тебя?! А это?
– Это ухо… А это хвост…
– Да ты офуел?! Кого ты этим кормить собрался?! Мы тебе что, собаки бродячие?!
– Извините, я же не для вас готовил… Я же вот, для Сергея… – начал оправдываться повар и показал в сторону Гавроша. – А вы сказали за пять минут… Шашлык никак за пять минут не успеть… Вот и подал готовое…
Но все оправдания виновного обречены на провал. А Лёха уже был бесповоротно определён в виновные.
– Так, может, тебе по башке настучать?! – угрожающе процедил Прыгун.
– Да вдобавок еще и штраф выкатим за неуважение! – сказал малиновый пиджак. – А это хрючево… Давай, Прыгун, отнеси тому чухану, который заказывал… А потом он нам наши бабки отдаст и тоже штраф заплатит!
Гаврош наблюдал за происходящим и все слышал. Он оставался спокойным. Его не волновало, что приблатненные черти «наехали» на «Три шампура», не волновало, что они рэкетируют приятеля Лёху, даже то, что забрали его еду, не волновало! Но они назвали его «чуханом», а это, как учил Никитос, страшное оскорбление, если не смыть его кровью, неважно – чужой или своей, то чуханом он и останется! Они уже обращаются с ним, как с чуханом: собираются отобрать деньги, а этот долбанный Прыгун идет к нему со сковородкой и, судя по мерзкой улыбке на отвратительной харе, хочет вывалить жареное мясо ему на голову!
Но ждать всего, что ему пообещали, Гаврош не собирался. «Черти рамсы попутали» – так бы сказал Никитос. Если бы, конечно, был жив.
Он взял со стола нож – специальный, «мясной», с деревянной рукояткой, острым концом и серейторной заточкой на трети клинка, позволяющей резать самую жилистую, жесткую говядину. Привычно сжал рукоятку прямым хватом и двинулся навстречу Прыгуну. Конечно, это не маузеровский штык, но в умелых руках и вилка – эффективное оружие!
Прыгун перестал улыбаться, когда увидел нож и глаза того, кого они посчитали «чуханом»: он понял, что забава будет вовсе не такой веселой, как ему представлялось. Так и вышло: в следующую секунду Гаврош ударил ногой снизу по сковороде – горячее мясо и раскаленный жир полетели Прыгуну в лицо.
– Аааа! – взвыл тот, лихорадочно пытаясь стереть горячие капли.
– Бзынь! – упала на кафельный пол пустая сковорода.
Но Прыгун не был выведен из строя, напротив – тут же оправдал свое прозвище: подпрыгнув, нанёс удар ногой в лицо с такой силой, что Гаврош отлетел и обрушился спиной на соседний стол. Тот с хрустом разломился, нож отлетел в сторону и, лязгнув, проехал по плитке.
Друзья Прыгуна тоже пришли в себя раньше, чем можно было ожидать: видно, сказались тренированность и опыт, – с грохотом отбросив стулья, они вскочили и бросились на дерзкого лоха. Гаврош тоже быстро оказался на ногах, прямым правой встретил малиновый пиджак, но тот уклонился, зато встречный кросс через руку достиг цели – голова Сергея дернулась, свет на миг выключился, он с трудом удержался на ногах, но еще попытался достать напарника Прыгуна, однако тот тоже легко ушел с линии атаки, ответив резкой и точной двойкой…
«Да что, заколдованные они, что ли…» – подумал Гаврош, падая. Подняться уже не смог: удары руками и ногами посыпались со всех сторон. Он попытался закрыться, но после очередного удара в голову потерял сознание.
* * *
Очнулся Гаврош в больнице. На нём лишь трусы и бинты. Причём бинтами тело скрыто больше, чем бельем. А может, его вообще не было – он не чувствовал ни рук, ни ног, ни живота – вместо них существовала только боль. Голова кружилась и гудела, дышать мешала тугая повязка на груди. Судя по слабому освещению и тишине, сейчас была ночь. «Это всё та же ночь или уже другая?» – пытался сообразить Гаврош.
В этот момент в палату вошла медсестра со шприцем.
– Очнулся? Хорошо! Сейчас введу обезболивающее, поспите еще. Из милиции приходили, но им надо с вами поговорить, так что завтра еще придут.
– А что со мной?
– Много чего… Переломы ребер, сотрясение мозга, многочисленные ушибы… Отдыхайте, организм у вас сильный, все зарастет…
Сделав укол, медсестра ушла, а Гаврош провалился в глубокий сон без сновидений.
На другой день пришел участковый – молодой лейтенант милиции в незастегнутом белом халате, накинутом на форму.
– Как себя чувствуете? – формальным тоном спросил он, присев рядом на краешек стула и достав бланк из новенькой папки. – Вас нашли в кустах Прибрежного парка, без денег и документов. Кто-то вызвал «скорую помощь». Что с вами произошло?
Деньги у него были – и те, что заплатил Лёша, и немного своих. Наверное, Лёха их и забрал. Да он же и вытащил его из «Шампуров», чтобы избавиться от лишних вопросов…
– Не помню… Гулял… Напали трое… И все…
– Вы их запомнили?
– Нет…
– Деньги пропали?
– Нет, у меня не было…
Гаврошу показалось, что лейтенант с облегчением перевел дух. Немудрено: он записывал его объяснение, положив бланк на толстую пачку каких-то официальных документов с одинаковыми резолюциями в углу. Очевидно, со всеми ему предстояло разбираться…
– А может, и нападения не было?
– Может. У меня же голова болит, в мозгах путаница…
Участковый воспрянул духом.
– Претензии имеете?