Шипение стало громче. Темные, покрытые коростой руки цеплялись за стены арки и снова исчезали. Даже слабый свет червяков был для них невыносим.
– Кто-то сильно возмутился по поводу исчезновения сокровищ, – пробормотал Фенрис.
– Пусть встают в очередь со своими возмущениями, – сказала Аэлина.
Золотистые ободки ее глаз вспыхнули и тут же погасли. Отсвет глубоко спрятанного огня. Был и исчез.
В пещеру устремился порыв ледяного ветра. Шипение прекратилось.
– Сомневаюсь, что мне когда-нибудь захочется вернуться в эти края, – вздрогнув, призналась Элида.
Фенрис усмехнулся, но улыбка дальше губ не пошла.
– Целиком с тобой согласен.
Их плавание длилось еще день, потом два. Море так и не появлялось. Аэлина спала. Сон ее больше напоминал тяжелую дрему без сновидений. Ее разбудило прикосновение сильной руки к плечу.
– Посмотри, – шепнул Рован, окутывая ей ухо теплом своего дыхания.
Аэлина открыла глаза. Окружающее пространство заливал неяркий свет. Неужели звезды? Похоже, что Рован разбудил и остальных. Все вертели головой по сторонам.
Нет, это не океан и не звездное небо над головой. Потолок пещеры был усыпал голубоватыми светящимися точками, как будто настоящие звезды оказались здесь в плену. Это были светящиеся червячки. Сородичи тех, что неутомимо освещали им путь все эти дни. Потолок пещеры был усеян ими. Они отражались в черной воде, умножавшей их число до бесконечности.
Краешком глаза Аэлина увидела восхищенную Элиду. Та прижимала руку к груди, застыв в немом удивлении.
Море звезд – вот во что превратилась пещера. Красота. Она по-прежнему существовала в этом мире. Звезды по-прежнему ярко светили, даже глубоко под землей.
Вместе с прохладным воздухом пещеры Аэлина втягивала в себя голубоватый свет. Когда-то она обещала хорошенько встряхнуть небосвод вместе со звездами. Что ж, она в этом преуспела, но несделанного было еще больше. Нужно торопиться. Морат каждый день множил жертвы среди ни в чем не повинных людей. Сколько еще прибавится, пока они плывут на Эрилею?
В мире оставалась красота, и Аэлина будет сражаться, чтобы красота не исчезла. Обязана сражаться.
Призыв к сражению постоянно звучал в крови Аэлины, отзываясь в костях и требуя выхода наряду с магической силой, которую она загнала в самые глубины. Сражаться до последнего.
Ради этого она бежала из плена. Восстанавливая навыки, она постоянно будет думать о сокрушении Мората и расправе с Маэвой. Никаких раскачек. Каждое промедление – это чья-то оборвавшаяся жизнь.
Она с пользой проведет каждый час. Каждую минуту.
Изумруд на ее обручальном кольце вспыхнул внутренним огнем.
Может, ей не так надо было поступать. Не укреплять узы с Рованом, когда ей за века до рождения предначертали жертвенный путь спасительницы мира. И все же она не удержалась. Остановила лодку и отправилась искать кольца. Мысль разжиться золотом появилась уже потом. Когда-то шрамы служили ей напоминанием. Теперь их нет. Так пусть хотя бы эти кольца послужат подтверждением того, где она побывала, кто она такая и что обещала миру.
Аэлине показалось, что живые звезды над головой запели. Под сводами пещер зазвучал небесный хор. Беззвучная песня звезд сопровождала их на всем последнем отрезке пути до моря.
Глава 39
Вражеская армия появилась не через три и не через четыре дня. Путь к Аньелю занял у нее пять дней.
Несарина считала, что защитникам и жителям города крупно повезло, ибо у них появилось дополнительное время на приготовления. Рукки сумели перевезти больше малолетних детей и немощных стариков из Аньеля в заснеженный лагерь за пределами Белоклычьих гор.
Но как бы парадоксально это ни звучало, им же крупно не повезло, поскольку каждый день ожидания лишь усиливал страх оставшихся. Аньельскую крепость распирало от переместившихся туда горожан, которые не могли или не хотели отправляться в далекий путь. На закате четвертого дня с парапетов крепости впервые стали видны вражеские шеренги. Они шли со стороны Задубелого леса, безжалостно валя деревья по обе стороны от дороги, чтобы расчистить путь.
Утром пятого дня силы Мората вступили на равнину и теперь приближались к озеру.
Сальхи – рукк Несарины – застыл на пирамидальной крыше одной из крепостных башен. Несарина сидела в седле. Рядом, в седле Аркасы, сидела Борта.
– Армия демонов, а тащатся так, что даже моя прабабка их бы обогнала, – фыркнула Борта.
Несарина снисходительно улыбнулась. Она привыкла к скоропалительным заявлениям юной руккины.
– У каждой армии существует обоз. Он всегда замедляет движение. А этим пришлось еще и через реку переправляться, и лес валить.
Борта снова фыркнула:
– Зачем тратить усилия на захват какого-то городишки?
Аньель не произвел на руккинов никакого впечатления. Особенно после Антики, где они провели некоторое время перед отправкой на Эрилею.
– Есть стратегические соображения. Если мы удержим Аньель и овладеем Ферианской впадиной, нам откроется прямая дорога на север, к Террасену. Город, может, и не блещет красотой, но в военном отношении он очень важен.
– Природа-то здесь красивая, – сказала Борта, глядя в сторону озера. Его вода искрилась под неярким зимним солнцем. От горячих источников на равнине завесой поднимался пар. – А вот домишки… – добавила Борта и скорчила гримасу.
– Может, ты и права, – усмехнулась Несарина, вспомнив, что и городá Борта впервые увидела совсем недавно.
Некоторое время обе следили за приближающейся армией. Растерянные горожане бегали по улицам. Многие торопились под стены крепости. Желающие поглазеть лезли на парапеты, карабкаясь по нескончаемым обледенелым ступенькам.
– До сих пор удивляюсь, почему Сартак позволяет своей будущей императрице сражаться в числе простых руккинов, – лукаво улыбнулась Борта.
Она не уставала поддразнивать Несарину. Эта «девичья забава» длилась не первую неделю.
– Ты лучше скажи, где Еран? – спросила Несарина, желая уйти от надоевшей темы.
Вражеская армия неумолимо приближалась к Аньелю, но Борта, словно девчонка-школьница, высунула язык:
– Жарится в преисподней. Подробностей не знаю.
Даже вдали от родных гнезд и вражды, длящейся поколениями, эта помолвленная парочка не изменила поведения. Сплошные колкости, особенно со стороны Борты. А может, это было просто частью игры, в которую они играли уже не первый год. Показная неприязнь, когда каждому было ясно: Борта и Еран зорко оберегали друг друга.
Несарина наморщила лоб, показывая, что ждет настоящего ответа. Борта скрестила руки на груди. Ветер трепал две ее тугие косы.
– Перевозит в крепость двух последних целительниц.
В подтверждение слов Борты с равнины вспорхнул черный рукк.
– Нет желания принести брачные клятвы перед сражением? – спросила Несарина.
– Зачем мне это надо? – передернула плечами Борта.
– Чтобы провести с ним брачную ночь.
– А кто сказал, что у меня не было брачной ночи? – расхохоталась Борта.
Несарина выпучила глаза.
Борта нагнулась к своей рукке, щелкнула языком. Аркаса взмыла в холодное небо, унося всадницу.
Несарина следила за Бортой, пока та не достигла равнины и не пролетела мимо Ерана, совершив опасный маневр. Со стороны это выглядело как громадный неприличный жест, показанный воину.
Черный рукк Ерана сердито заверещал. Несарина улыбнулась, зная, что жених Борты в долгу не останется. Даже с двумя целительницами у себя за спиной.
Улыбка Несарины быстро погасла, стоило ей снова взглянуть в сторону неумолимо приближающейся вражеской армии. На Аньель двигалась несокрушимая, не знавшая усталости лавина стали и смерти.
Какую тактику изберут валгские командиры? Дождутся рассвета и тогда ударят по Аньелю? Или нападут под покровом темноты? Будет их осада короткой и сокрушительной или растянется надолго, обрекая защитников Аньеля на страшные муки? Вслед за войсками двигался внушительный обоз. Моратская армия готовилась оставаться здесь до тех пор, пока город не превратится в развалины и пока не погибнут все, кто находится в крепости.
Закатную тишину разорвала дробь костяных барабанов.
Ириана стояла на самом высоком парапете Эстфольской крепости, считала точки факелов, заполонивших равнину, и старалась удержать в желудке недавно съеденный обед. Ей приходилось силой заталкивать в себя еду.
Помимо солдат, на парапете толпились зеваки. Все глядели в сторону вражеской армии на краю равнины – только она разделяла силы Мората и город. Все молча слушали неутихающую дробь.
Барабаны без передышки повторяли один и тот же ритм. Расчет был прост: испугать, сломить волю к сопротивлению. И так – до самого утра, чтобы никто не заснул, чтобы измотанные люди с ужасом ожидали наступления рассвета.
В крепости не осталось ни одного свободного уголка. Люди спали в коридорах, разложив подстилки на холодных полах. Ириана с Шаолом уступили свою комнату семье из пяти человек, где недавно родилась двойня. Малыши не выдержали бы перелета в Западный край, как их ни укутывай. Холодный ветер за считаные минуты превратил бы новорожденных в синие безжизненные комочки.
Ириана положила руку на парапет. Вид древних каменных глыб немного успокаивал. Только бы они выдержали натиск.
Еще одна опасность: моратские катапульты. Фалкан говорил о них за завтраком. Валунов на равнине хватало. Остались с тех давних времен, когда равнина была дном озера. Настоящий подарок для моратской армии.
Мысли о грядущем обстреле крепости весь день не давали Ириане покоя. Тех, кто занял помещения на озерной стороне, она уговаривала и даже принуждала переместиться в более безопасные места. Особенно настойчивой она была с горожанами, устроившимися возле окон и внешних стен. Ириана сердилась на себя. Почему она раньше не вспомнила о возможности обстрела из катапульт? О чем думала все эти дни? О том, чтобы как можно больше жителей Аньеля оказалось за толстыми крепостными стенами.
И конечно, заботой Ирианы было найти самое надежное место для работы целительниц, хранения снадобий и прочего имущества. Она выбрала несколько дальних комнат: уж если эти помещения будут разрушены, то только вместе со всей крепостью. Целительницы Торры взяли с кораблей все, что смогли. Остальное делали на месте, из подручных средств. Качество снадобий было совсем не то, к какому они привыкли в Торра-Кесме, но Эреция велела применяться к обстоятельствам и не сетовать. Отвары и мази расходовать бережно и только когда это действительно нужно.
Кажется, все учли. Ко всему подготовились… насколько это было возможно в здешних условиях. И потому Ириана задержалась на парапете, слушая зловещую дробь костяных барабанов.
Шаол твердил себе, что эта ночь – не последняя их ночь с Ирианой. Оба постарались отдохнуть, насколько возможно, но поднялись еще затемно.
Вряд ли кто из взрослых по-настоящему спал в эту ночь. Рукки на крепостных башнях и парапетах тоже чуяли скорое начало сражения. Они щелкали клювами, царапали когтями камень. Эти звуки передавались внутрь и были слышны повсюду.
А барабаны, стучавшие ночь напролет, продолжали стучать и сейчас.
Шаол поцеловал Ириану. Кажется, она хотела что-то сказать, но затем просто крепко обняла его и долго не отпускала.
«Не в последний раз видимся», – пообещал себе Шаол, направляясь к парапету, где на рассвете была назначена его встреча с отцом, Сартаком и Несариной.
Принц и Несарина еще не подошли, но отец явился заблаговременно, в доспехах, которых Шаол не видел с детства. С тех самых пор, как отец перестал служить Адарлану и участвовать в завоевании континента.
Доспехи и сейчас прекрасно сидели на Эстфоле-старшем, хотя их металл потускнел. Судя по обилию царапин и вмятин, они побывали не в одном сражении. Не самые красивые (в семейном арсенале под крепостью было из чего выбирать), зато самые надежные. К отцовскому поясу были прицеплены ножны с мечом. Щит он прислонил к стене. Караульные на парапете старались не смотреть на правителя Аньеля, но все равно следили за каждым его движением. Трудно сказать, кого они боялись больше: Эстфола-старшего или моратскую армию.
Барабаны продолжали грохотать.
Шаол встал рядом с отцом. Его доспехи, надетые поверх темного камзола, не были сплошными и защищали лишь плечи, руки и голени. За спиной висела трость из железного дерева, на случай если магия Ирианы начнет слабеть. Если жена полностью исчерпает магическую силу, он переберется в кресло на колесах. Оно стояло у входа в большой зал.
Вчера Шаол рассказал отцу об особенностях своего исцеления. Как это воспринял Эстфол-старший, он не знал. Молча выслушал, не сказав ни слова.
Сейчас отец смотрел на вражескую армию, в чьем лагере постепенно гасли костры.
– Они и в прошлую осаду Аньеля вовсю стучали в свои костяные барабаны, – сказал отец без малейшей дрожи в голосе. – Если верить легенде, перед атакой они три дня и три ночи подряд били в барабаны. Горожане были настолько измотаны страхом и бессонницей, что не выдержали натиска. Солдаты и чудовища Эравана кромсали их на куски.
– Но тогда у горожан не было руккинов, – возразил Шаол.
– Поглядим, долго ли они продержатся.
Шаол скрипнул зубами:
– Если ты не рассчитываешь на победу, твои люди не продержатся долго.
Отец продолжал смотреть на равнину. Сумрак рассеивался, и грозное могущество моратской армии становилось все заметнее.
– Твоя мать уехала, – после долгого молчания сказал Эстфол-старший.
Шаол узнал об этом еще в первый день, но все равно содрогнулся.
Отец уперся руками в каменный парапет.
– Взяла Террина и уехала. Куда – не знаю. Едва мы узнали, что над Аньелем нависла угроза, она собрала своих служанок вместе с семьями. Уехали под покровом ночи. Никакой записки не оставила. Твой брат все же счел необходимым написать несколько слов.
Шаол не понимал, зачем отец снова вернулся к этому разговору. Сам он ничуть не упрекал мать. После всего, что она пережила и выдержала рядом с отцом, у нее нашлись силы покинуть Эстфольскую крепость. Она решила спасти второго сына – надежду на будущее.
– Что написал Террин?
– Не столь важно, – ответил отец, водя рукой по парапету.
Шаолу это было крайне важно. Просто сейчас не время донимать отца вопросами.
На лице Эстфола-старшего не было страха. Только холодная решимость.
– Если сегодня ты не поведешь своих солдат в бой, это сделаю я, – прорычал Шаол.
Отец смерил его взглядом. Взгляд у Эстфола-старшего был предельно серьезным.
– Твоя жена беременна.
Шаол едва не покачнулся, словно его ударили.
Ириана. Его Ириана…
– Пусть она и искусная целительница, а вот врунья из нее никудышная. Неужто ты сам не замечал, как часто она прикладывает руку к животу? А то, что ее мутит после каждого съеденного куска, тоже не видел?
Простые, обыденные слова, но Шаолу показалось, что отец выбивает почву у него из-под ног.
Шаол напрягся всем телом. Он не знал, как поступить. Наорать на отца? Броситься к Ириане?
И вдруг костяные барабаны смолкли. Моратская армия начала наступление.
Глава 40
Манона и отряд Тринадцати похоронили всех солдат, убитых Железнозубыми. У ведьм саднили и кровоточили пальцы, ломило спину, но они довели дело до конца. Когда последний комок неподатливой земли прикрыл могилу, когда они разровняли место погребения и отошли, Манона заметила Бронвену. Та стояла на краю поляны. Остальные крошанки пошли заниматься устройством лагеря.
Усталые соратницы шли мимо Маноны. Васта ей сообщила, что какая-то крошанка позвала Гислану к своему очагу, поскольку тоже интересовалась знаниями смертных людей. Только Астерина встала поодаль, готовая, как всегда, прикрыть Манону.
– В чем дело? – спросила у Бронвены Манона.
Наверное, нужно было бы вести себя учтивее, дипломатичнее, но у Маноны не получалось. Не могла она себя заставить любезничать с крошанками.
У Бронвены дрогнуло горло, будто она поперхнулась собственными словами.
– Ты и весь твой шабаш действовали на редкость достойно.
– А ты сомневалась? Не ждала такого от Белой Демонессы?
– Не думала, что Железнозубые способны хоронить смертных людей.
Бронвена не знала и половины. Рассказывать ей все Манона не собиралась, ограничившись самыми необходимыми сведениями.
– Моя бабушка сообщила, что я более не являюсь Железнозубой ведьмой. Поэтому их привычки и обычаи меня уже не волнуют.
Манона отправилась догонять соратниц. Бронвена пошла рядом.
– Это единственное, что я и мои ведьмы могли сделать, – добавила Манона.
– Ты права, – согласилась Бронвена.
– А у твоих ведьм хорошая выучка, – сказала Манона, скользнув взглядом по крошанке.
– За это надо благодарить Железнозубых. Они уже давно показали, чем чревата плохая выучка.
И вновь Манона ощутила нечто похожее на стыд. Удастся ли ей когда-нибудь ослабить это ощущение или сжиться с ним?
– Было такое, – только и ответила Манона.
Бронвена молча отошла.
Разыскивая очаг Гленнис, Манона ловила на себе взгляды крошанок. Одни склоняли голову, другие ограничивались угрюмыми кивками.
Манона убедилась, что ее ведьмы приводят руки в порядок. Хотела заняться тем же, но не могла. По опыту знала: стоит присесть – и на тебя навалится вся тяжесть недавних событий.
Она бродила, ловя обрывки разговоров у костров. Тема везде была одна: возвращаться домой или лететь на юг Эйлуэ. Но если они туда отправятся, чем там заниматься? Разговоры незаметно переросли в споры. Гленнис не вмешивалась, оставляя за каждым из семи правящих очагов право на собственное решение.
Ее догнала Астерина, протянула кусок вяленой крольчатины. Ведьмы отряда Тринадцати ели, крошанки продолжали тихо спорить. В голых ветвях шумел ветер. Его шум был заунывным, как погребальная песня, и таким же безысходным.
– А куда мы отправимся завтра? – спросила Астерина. – Полетим вместе с ними или на север?
Иными словами, стоит ли дальше пытаться завоевать расположение крошанок или бросить это бесплодное занятие и тихо расстаться?
Манона разглядывала свои кровоточащие, саднящие руки. Железные ногти покрывала плотная корка земли.
– Я принадлежу к двум породам ведьм, – сказала Манона, шевеля онемевшими пальцами. – Железнозубые были и остаются моими соплеменницами, что бы бабушка ни утверждала. Все три клана Железнозубых, а не только Черноклювые.
И груз наследия, груз собственных деяний ей нести до конца жизни.
Астерина молчала, внимательно слушая каждое слово. Манона знала, что все ее ведьмы прекратили есть и тоже слушали.
– Я хочу вернуть ведьм на родину. – Манона обращалась к соратницам и к ветру, дувшему в сторону Западного края. – Всех. Пока еще не поздно и пока ведьмы еще достойны родины.
– И что ты намерена сделать? – тихо, но настойчиво спросила Астерина.
Манона доела вяленую крольчатину и сделала несколько глотков воды из бурдюка.
Ответ состоял не в том, чтобы предпочесть одних другим, выбрать крошанок или Железнозубых. Ни сейчас, ни в прошлом ответ не мог касаться предпочтений.
– Если крошанки не соберут армию, я поищу другую. Уже подготовленную и обученную.
– Путь в Морат тебе закрыт, – прошептала Астерина. – Тебя туда и на тридцать лиг не подпустят. К тому же Железнозубые сейчас могут находиться далеко от Мората, и их держат так жестко, что им не до раздумий о союзе с тобой.
– А я и не собираюсь в Морат, – ответила Манона, засовывая озябшую руку в карман. – Я отправлюсь в Ферианскую впадину. Там осталась часть армии под командованием Петары Синекровной. Предложу им примкнуть к нам.
Астерина и остальные ведьмы отряда Тринадцати ошеломленно молчали. Ничего. Пусть подумают. Пусть переварят вместе с вяленой крольчатиной. Манона повернулась к лесу, поймала запах Дорина и пошла по нему.
Адарланского короля она нашла беседующим с духом Кальтэны Ромпир. Призрачная Кальтэна выглядела вполне здоровой и спокойной. Ни следа жутких мучений, перенесенных ею при жизни. Потрясенная Манона застыла на месте.
Потом она услышала о замыслах Дорина проникнуть в Морат. Морат, где оставался третий и последний Ключ Вэрда. Дорин это знал, но ей не сказал.
Кальтэна растворилась в ночном воздухе, а Дорин превратился в красивого горделивого ворона. Значит, он упражнялся не от скуки. У него была цель.
Манона оскалила зубы. Золотистые глаза сверкали как угли.
– Ну и когда же ты намеревался сообщить мне, что собрался в поход за третьим Ключом Вэрда?
Лицо Дорина было воплощением спокойствия и уверенности.
– Когда отправился бы.
– То есть когда ты вороном или драконом полетел бы прямо в гнездо Эравана?
На полянке стало жарко.
– Ну узнала бы ты пару недель назад, а не сейчас. Что это меняет?
Манона чувствовала: лицо у нее сейчас холодное и злое. Лицо Черноклювой ведьмы.
– Визит в Морат равносилен самоубийству. Эраван распознает тебя в любом обличье. Кончится тем, что ты вновь получишь каменный ошейник.
– У меня нет иного выбора.
– Мы же договаривались. – Манона шагнула к нему. – Мы решили, что поиск Ключей больше не является главной задачей.
– Я предпочитал не спорить с тобой. – В глазах Дорина пылало синее пламя. – Мои действия никак не помешают твоим. Собирай крошанок, летите в Террасен. Мой путь ведет в Морат. Я давно это знаю.
– Как ты мог смотреть на Кальтэну и не видеть того, что тебя ожидает?
Манона подняла руку и показала место, где на руке Кальтэны даже после смерти оставался шрам.
– Эраван тебя схватит. Тебе нельзя в Морат.
– Если я туда не отправлюсь, мы проиграем войну. Неужели тебя это не заботит?
– Заботит, – прошипела Манона. – Меня заботит и поражение в войне, и неспособность собрать крошанок. И еще меня заботит, что ты можешь не вернуться из Мората или вернуться… сам знаешь кем.
Дорин удивленно моргнул. Манона сплюнула на мшистую землю.
– Может, снова будешь мне рассказывать, что заботиться о других – не такое уж плохое занятие? А на деле вот чем вся эта забота оборачивается.
– Потому я ничего и не сказал.
Биение разгневанного сердца Маноны отдавалось во всем теле, но слова ее были холодны как лед.
– Желаешь отправиться в Морат? – спросила ведьма, подкрадываясь к Дорину; он не отступил ни на шаг. – Так докажи. Докажи, что готов.
– Мне незачем что-либо тебе доказывать, ведьмочка.
Манона зловеще ему улыбнулась:
– В таком случае докажи себе самому. Пройди испытание.
Этот смертный ее обманул. Соврал ей. А она-то думала, что между ними нет тайн. Манона не понимала, почему ей хочется крушить все вокруг себя.
– На рассвете мы улетаем в Ферианскую впадину. – Дорин насторожился, но Манона продолжила: – Летим с нами. Нам понадобится шпион, способный прошмыгнуть мимо караульных и разузнать, каковы нынче дела в подземелье. Гул в голове мешал Маноне слышать собственные слова. – Вот и посмотрим, короленок, насколько ты овладел ремеслом оборотня.
Манона заставила себя выдержать его взгляд. Произнесенные слова повисли в воздухе. Потом Дорин повернулся и пошел к лагерю.
– Прекрасно. Только найди себе шатер, где будешь ночевать.
Глава 41
Побережья они достигли, когда снаружи было темно. Близость моря почувствовали заранее: по соленому запаху, наполнившему пещеру, затем по встречным волнам и, наконец, по шуму прибоя.
Как бы Маэва ни утверждала, что у нее глаза повсюду, они явно не следили за укромной бухточкой на западном побережье Вендалина, куда подземная река вынесла лодку. Лодка пристала к песчаному берегу и, едва путешественники выбрались из нее, тут же развернулась и поплыла обратно в пещеру. Элиде стало немного совестно: они ведь даже не успели поблагодарить змееподобных существ, которые без отдыха тянули лодку все эти дни.
Аэлина следила за лодкой, пока та не исчезла в темноте пещеры. На безупречно чистый песок под ногами она старалась не смотреть. Мужчины спорили, в какую сторону теперь надо идти.
Пошли на север и через несколько часов оказались в пределах Вендалина. Маленький народец точно исполнил пожелание Аэлины: их высадили на побережье, на приемлемом расстоянии от ближайшей гавани.
Было время прилива. Золото, взятое из пещеры, невзирая на шипение золотушников, позволило Ровану и Лоркану без труда найти корабль. После отплытия вендалинской армады к берегам Террасена прежние правила пересечения границы отменили. Исчезли пересадки с корабля на корабль и меры предосторожности. Все это казалось излишним, когда Эрилеей стал править не адарланский тиран, а валгский король, обладавший внушительной наземной и воздушной армиями.
Легче стало и с отправкой посланий. Конечно, одним богам было известно, когда письмо Аэлины доберется до Эдиона и Лисандры. Казалось, боги живо заинтересовались событиями на Эрилее, стараясь дергать за ниточки всех участников кровавой пьесы. А интерес к Аэлине боги, скорее всего, потеряли. Если Дорин разыщет последний Ключ и займет ее место, зачем им недавняя пленница Маэвы?
Эти мысли Аэлина старательно гнала, едва только они навещали ее голову.
Корабль был лишь немногим лучше плавучего корыта. Все более или менее приличные суда забрали для военных нужд. Отсутствие красоты и удобств восполнялось прочностью. Капитан не преувеличивал, уверяя, что его корабль вполне выдержит несколько недель пути между Вендалином и Эрилеей. Получив столь щедрую плату, капитан уступил Аэлине и Ровану свою каюту. Возможно, он знал или догадывался, каких пассажиров взял на борт, но молчал.
Это Аэлину не волновало. Из гавани вышли незамедлительно, пока не кончился полуночный прилив. Магия Рована быстро помчала корабль по залитому лунным светом морю.
Подальше от Маэвы и армии у стен Доранеллы. Подальше от странного зрелища, увиденного Аэлиной в тронном зале, когда темная кровь фэйской королевы мигом обернулась красной.
Аэлина не рассказала об этом никому. Даже Ровану. Еще неизвестно, было это настоящим превращением или игрой света. А может, мгновенное изменение цвета крови она видела в каком-то из своих снов и кусок сна смешался с настоящим воспоминанием о гибели Коннала.
С этим она тоже разберется не сейчас. Аэлина стояла в носовой части палубы. Ее спутники давно спустились в трюм и улеглись. Не спал только Рован. Обернувшись ястребом, он устроился на главной мачте и всматривался в горизонт, нет ли погони.
Они перехитрили Маэву. Пока. Во всяком случае, сегодня фэйская королева не знала, где их искать. Рано или поздно до нее дойдут вести о странной компании, что появилась в захудалой гавани и щедро заплатила за посредственный корабль, чтобы плыть в самое пекло войны. Тогда же Маэва узнает и о посланиях, отправленных Аэлиной.
У них был главный козырь: Маэва ничего не знала о местонахождении Ключей. Конечно, это не остановит фэйскую королеву, и она поплывет к берегам Эрилеи искать Ключи, искать беглецов, чтобы помочь уничтожить Террасена.
Магическая сила внутри Аэлины снова зашевелилась. Гром загремел в ее крови. Аэлина сжала зубы, стараясь не откликаться.
Все зависело от того, сумеют ли они достичь Эрилеи раньше Маэвы и ее армии. Прежде, чем Эраван обратит бóльшую часть мира в прах и пепел.
Аэлина подставила лицо морскому ветру. Пусть пропитает кожу и волосы, смоет память о долгом плавании во мраке пещер. Мрак дней, проведенных ею в плену, вряд ли удастся смыть, к какой бы стихии она ни обратилась. И пусть ветер притушит ее огонь до состояния тлеющих углей.
Недели только что начавшегося плавания представлялись ей бесконечными. Магия Рована ускоряла ход корабля, но не могла за считаные дни перенести их на другой континент.
Ничего. Она с пользой проведет каждый день, упражняясь с мечом и кинжалом, пока руки не покроются волдырями и не появятся новые мозоли. Пока ее отощавшее тело вновь не обретет мускулы.
Она все восстановит. И тело, и себя.
Возможно, в последний раз, ненадолго. Но она это сделает, хотя бы ради Террасена.
Рован вспорхнул с мачты, вернул себе фэйский облик и встал рядом.
– Тебе надо отдохнуть, – сказал он, продолжая следить за черным ночным морем.
– Я не устала, – встрепенулась Аэлина. Она сказала почти правду. – Хочешь, поупражняемся?
– Упражнения подождут до завтра, – нахмурился Рован.
– Считай, что завтра уже наступило.
Властный напор Рована наткнулся на ее собственный.
– Аэлина, несколько часов роли не играют.
– Дорог каждый день. Каждый час.
В войне против Эравана время подыгрывало валгскому королю, но никак не им.
Рован плотно сжал губы.
– Ты права, – признался он. – Но упражнения чуть обождут. Есть… есть то, что нам нужно обговорить.
Остальные слова она прочла в его ярких, как у зверя, глазах: «О нас с тобой».
Аэлина согласилась, ощутив противную сухость во рту. Верный признак того, что разговор не будет легким.
Они молча прошли в просторную капитанскую каюту, единственным украшением которой было несколько окон, выходящих в сторону кормы. За окнами чернело все то же море. Отнюдь не покои королевы. И даже не ее комната в особняке Аробинна, где она шиковала на свои ассасинские заработки.
Спасибо, что хотя бы койка, приделанная к стене, выглядела достаточно чистой, равно как и постельное белье. Аэлина не легла, а прошла к письменному столу, прикрученному к полу. Рован закрыл дверь.
В неярком свете масляного фонаря они смотрели друг на друга.
Она выдержала Маэву и Кэрна. Еще раньше выдержала каторгу в Эндовьере, множество других ужасов и потерь. Ровану захотелось поговорить? Прекрасно. Она готова к этому разговору, который станет первым шагом в ее возрождении.
Рован, конечно же, слышал, как бешено колотится ее сердце.
– Элида и Лоркан рассказали тебе… обо всем, что слышали тогда на берегу.
Рован слегка кивнул. В глазах появилась настороженность.
– Передали тебе все слова Маэвы.
Еще один кивок.
Аэлина внутренне собралась.
– Она подтвердила, что я… мы с тобою – истинная пара.
Настороженность сменилась пониманием и чувством, похожим на облегчение.
– Да.
– Она еще до моего рождения знала: я – твоя истинная пара. А ты – моя.
Аэлине требовалось произнести эти слова вслух.
Рован шагнул к ней, но вплотную не подошел, остановившись в нескольких шагах.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он, ощутив новый всплеск тревоги.
– А ты знал?.. – Аэлина почесала щеки, затем лоб. – Ты знал, как она поступила с тобой и с… – Ей было не заставить себя произнести имя Лирии. – Тоже из-за нас.
– Знал.
– И?..
– Что ты хочешь от меня услышать?
Аэлина оттолкнулась от стола.
– Твои ощущения от всего этого. Не хотел ли ты…
– Чего?
– Чтобы это было не так.
Рован удивленно сдвинул брови:
– Почему я должен этого хотеть?
Аэлина покачала головой, не находя слов для ответа. Она даже обернулась к окнам. Свет выглянувшей луны снова растекался по поверхности моря.
Аэлине думалось, что Рован сейчас подбежит к ней, но он не сдвинулся с места и лишь произнес с хрипотцой в голосе:
– Аэлина… Аэлина.
Сколько душевной боли он вложил в произнесенное имя!
– Хочешь знать, чего я хочу? – спросил Рован, показывая ей свои ладони. На одной темнели узоры татуировки. Вторая оставалась чистой. – Я жалею, что ты не рассказала мне о своих ощущениях сразу. В тот же день, когда почувствовала, что я – твоя истинная пара.
Слюны во рту не было, отчего глотательное движение вызвало боль.
– Я не хотела тебя ранить.
– Как может ранить подтверждение правды, которую я уже ощущал в сердце? Правды, на которую надеялся?
– Я тогда многого не понимала. Прежде всего – как такое возможно? Я даже думала… может, у некоторых фэйских мужчин в жизни бывает две истинных пары? И даже тогда я не хотела добавлять тебе страданий. Мне казалось, ты до сих пор скорбел по Лирии.
Глаза Рована потеплели.
– Хочешь знать, тяжело ли мне от сознания, что Маэва попросту втянула Лирию в свою игру и это стоило жизни как Лирии, так и ребенку, который мог бы у нас родиться? Да, тяжело. Я жалею, что все так получилось.
Тогда-то у него и появилась татуировка на ладони. Напоминание до конца дней.
– Но все это было задолго до твоего рождения, и ты совершенно ни в чем не виновата. Груз тягостных воспоминаний останется со мной навсегда. И сознание, что я целиком сыграл по замыслу Маэвы: оставил беременную Лирию ради войны и славы.
– Наверное, это было лишь частью замысла Маэвы. Она ведь хотела потом снова заманить тебя в ловушку и привести прямо ко мне.
– Ты же сама говорила: она потчевала тебя иллюзиями. Меня это не удивляет.
Аэлина провела ладонью по шершавой поверхности старого стола.
– Одну из своих иллюзий она показывала мне на разные лады. – Слова выговаривались с трудом, однако Аэлина заставила себя их произнести, глядя Ровану в глаза. – Одно видение Маэва сотворила настолько реальным, что я даже ощущала запах ветра, дующего с Оленьих гор.
– Что она тебе показала? – шепотом спросил Рован.
Прежде чем ответить, Аэлина вновь сглотнула сухим горлом.
– Другой вариант развития событий. Как будто и не существовало никакого Эравана, как будто Элиана не сражалась с ним и не отправила в заточение. В той жизни у тебя не было встречи с Лирией и последующих страданий. Маэва показала мне Террасен, каким он мог бы быть сегодня. Мой отец – король. У меня счастливое, безоблачное детство. А когда… – губы Аэлины дрогнули, – когда мне исполнилось двадцать, ты приехал в Террасен в составе фэйского посольства, отправленного с целью залатать пропасть, возникшую между моей матерью и Маэвой. И стоило нам с тобой увидеть друг друга в тронном зале отца, мы сразу поняли, что являемся истинной парой. – Аэлина не пыталась смахнуть обжигающие слезы. – Мне хотелось поверить в правдивость того мира. Будто до сих пор мне снились кошмарные сны, а теперь я проснулась. Представляешь, какой удивительный мир, где мы с тобой никогда не знали страданий и потерь, где нам было достаточно одного взгляда, чтобы понять: мы – истинная пара друг для друга? Маэва обещала создать нам такой мир, если… если я отдам ей Ключи Вэрда.
Аэлина вытерла щеку, не дав слезинке упасть вниз.
– Маэва показывала мне и картины совсем другой реальности. В них я видела тебя мертвым. Убитым Эраваном. Там передача Маэве Ключей становилась единственным способом отомстить за тебя. От всех этих картин я… я вдруг почувствовала, что стала для нее бесполезной. Тогда Маэва сообщила мне, что ты исчез. Ей не удавалось заставить меня говорить. Страшные картины на меня не действовали. Но в тех, где мы с тобой встречались, где жизнь выглядела безоблачной и счастливой… я была почти готова поддаться.
Рован шумно втянул в себя воздух:
– Что тебя остановило?
Аэлина вытерла еще несколько слезинок.
– Я полюбила настоящего тебя, а не красивый образ. Мужчину, которому, как и мне, знакома боль и который вместе со мной шел из тьмы к свету. Маэва этого не понимала. Даже если бы она и соткала тот совершенный мир, там со мной был бы не ты. Когда я это поняла, ее иллюзии потеряли силу. Я решила, что ни под какими пытками не скажу Маэве, где Ключи.
Рован протянул Аэлине руку. Приглашение продолжить настоящую жизнь. Аэлина положила поверх свою. Мозолистые пальцы Рована слегка царапали ей кожу.
– Я хотел, чтобы с самого начала моей истинной парой была ты, – прошептал он и закрыл глаза. – Месяц за месяцем, даже на Вендалине, я постоянно спрашивал себя: почему ты не являешься моей истинной парой? Эти вопросы разрывали меня изнутри. Порою мне казалось, что я предаю память Лирии, но я продолжал вопрошать. – Он открыл глаза. Пылающий зеленый огонь затмил свет фонаря. – Я постоянно хотел, чтобы моей истинной парой была ты.
Аэлина опустила глаза, но пальцы Рована приподняли ей подбородок.
– Огненное сердце, я знаю, как сильно ты устала. Ноша на твоих плечах чрезмерна. – Рован поднес их соединенные руки к сердцу. – Но все грядущие жизненные невзгоды мы встретим вместе. И Эравана, и Замок, и все. Любым испытаниям мы будем противостоять вместе. А когда они закончатся, когда ты пройдешь Преображение, нас впереди будет ждать тысяча лет совместной жизни. Может, и того больше.
Аэлина всхлипнула:
– Элиана говорила, что создание Замка потребует…
– И это мы встретим вместе, – вновь пообещал Рован. – Если же тебе и впрямь придется заплатить собственной жизнью, мы заплатим вместе, как одна душа в двух телах.
Аэлине казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от напряжения.