Джейн Донелли
Мой очаровательный враг
У нее просто разгулялось воображение… так говорили и муж, и лучшая подруга. Но она-то знала… знала, что ей угрожает смертельная опасность. Недаром однажды улыбающийся, очаровательный враг шепнул ей на ухо: «Забудь обо мне. Лучше прибереги свою жалость для себя!»
Глава 1
БЕССМЫСЛИЦА
Как можно ревновать совсем незнакомую женщину, да еще к мужчине, которого вы, как вам кажется, знаете с незапамятных времен?!
Само собой, такое просто невозможно. Чушь какая-то! Бессмыслица! И все же, когда Маргарет Клайд, отряхнув с лица снег, со смехом оглянулась и взгляд ее упал на миловидную девушку, идущую рука об руку с темноволосым мужчиной, улыбка ее увяла и что-то очень похожее на ревность больно кольнуло ее в сердце.
Они тоже смеялись. Все радовались в этот день. Зима уже почти закончилась, и хотя вокруг еще лежал снег, толстым, хрустящим ковром покрывая склоны окрестных холмов, но солнце уже светило ярко, заставляя его сверкать, подобно бриллиантовой россыпи. Близилась весна. Было воскресное утро.
Казалось, весь город высыпал на улицу: ребятишки с гомоном тащили за собой санки на низких полозьях, какая-то пара с лыжами под мышкой старалась вскарабкаться повыше, туда, где был залит каток.
Сама Маргарет так и не научилась толком кататься на коньках, хотя и старалась изо всех сил. И когда веселая компания забарабанила ей в дверь с криками, что направляется на каток, она задержалась ровно настолько, чтобы влезть в куртку и обмотать вокруг шеи шарф, а еще через пять минут уже вместе со всеми продиралась сквозь густую поросль на холме, где обычно охотился Джим Фостер.
Впрочем, половина из тех, кто пришел на каток, кататься вовсе не собирались. Молодежь с хохотом бегала наперегонки, скользя и хватаясь друг за друга, чтобы не упасть, и веселилась вовсю.
У Джима с собой оказалась пара лишних коньков. Он охотно предоставил их Мэгги и даже был так великодушен, что предложил дать ей первый урок. У нее уже получалось вполне прилично, как вдруг коньки сами собой понеслись куда-то в сторону, и Маргарет с криком головой вперед влетела в огромный сугроб.
Вот тогда-то взгляд ее и упал на девушку, державшуюся за руку высокого, темноволосого мужчины. Они только что появились на катке вместе с большой компанией молодежи. Никого из них Мэгги не знала, а это могло означать только одно: все они работали в лаборатории.
Почти всю свою жизнь, прожив в маленьком городке, Мэгги знала здесь почти всех. Но таинственная лаборатория, представлявшая собой унылое нагромождение тусклых серо-коричневых корпусов и обнесенная высоким забором, за который не мог проникнуть любопытный взгляд, открылась только прошлым летом.
Событие это застряло у жителей города, как кость в горле. Да, конечно, и раньше случалось, что кто-то приезжал в их город, устраивался на работу, покупал дом и оседал навсегда. И все же… все же до сих пор ни один из чужаков не осмеливался зайти так далеко, чтобы посягнуть на общественную жизнь города. Старожилы все до единого были милы и приветливы, но у них была своя собственная жизнь, свои собственные клубы и свои интересы.
Мэгги была владелицей косметического салона, называвшегося «Драгоценная шкатулка», среди клиентов которого было немало служащих лаборатории — прелестные девушки, все как одна из Южной Англии. Когда-то она размещалась на окраинах Лондона. Позже ее перевели сюда, в Мидленд, вероятно рассчитывая хоть немного уменьшить перенаселенность, царившую в южных графствах.
Местечко, где теперь размещалась лаборатория, было поистине очаровательно: огромная пустошь, сплошь заросшая вереском и окруженная со всех сторон сосновым лесом. Но девушки, дожидаясь, пока Мэгги уложит им волосы, с кислой улыбкой признавались, что им не хватает шума и суеты Лондона. Крохотный городок, в основном населенный шахтерами, вряд ли мог соперничать со столицей, и хотя они, само собой, всегда могли съездить в Бирмингем или Вулверхэмптон, все же это не шло ни в какое сравнение с Лондоном.
И к тому же все, кто работал в лаборатории, жили обособленно, своим замкнутым мирком, напоминающим древний родовой клан, — все, от ученых и секретарш до простой уборщицы. Много лет подряд работая бок о бок, они привыкли друг к другу и предпочитали держаться особняком.
Однако последние солнечные зимние деньки заставили и их высыпать на улицу и присоединиться к веселившейся на катке молодежи.
Со смехом они помогли Мэгги отряхнуться, и хорошенькая девушка приветливо улыбнулась ей:
— Здорово у вас получается! Попробуйте еще раз!
Судя по тому, как уверенно держалась незнакомка, на ногах у нее были ее собственные коньки. Одетая в пунцовые лыжные брюки и свитер с расстегнутым воротом, девушка была очень хороша собой. Волосы ее сверкали золотом в ярких лучах солнца, и Мэгги вдруг пожалела, что, торопясь выбежать из дома, не позаботилась чуть дольше задержаться перед зеркалом. Хотя бы для того, чтобы переодеться во что-то более кокетливое, нежели ее затрапезная юбка, которую она таскала каждый день, и шерстяной жакет. Тем более, что стоявшая перед ней девушка больше напоминала манекенщицу, собиравшуюся вспорхнуть на подиум.
К тому же она умела кататься. Поддержав Мэгги, она передала ее с рук на руки подбежавшему Джиму Фостеру, улыбнулась, помахала рукой и легко скользнула дальше, мелькая в толпе, будто яркая ослепительно-пунцовая бабочка. И Мэгги с невольной завистью отметила, что почти каждый оборачивался, чтобы проводить ее взглядом.
Скотт Вальтер
Сделав изящный пируэт, она остановилась. Вокруг захлопали и восторженно засвистели. На лице незнакомки на мгновение появилось недоуменное выражение, потом она просияла и непринужденно раскланялась.
Зеркало тетушки Маргарет
— Замечательно! — восторженно воскликнул Джим.
— Спасибо, — улыбнулась та в ответ. Сейчас, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, она казалась еще очаровательнее.
Вальтер Скотт
Мэгги вдруг почувствовала себя старой и усталой. Такое с ней бывало нечасто. Если б еще можно было стащить с ног проклятые коньки, вдруг с яростью подумала она. Как можно требовать от женщины достойно выглядеть в глазах соперницы, если она то и дело норовит ткнуться носом в лед?!
Зеркало тетушки Маргарет
Осознав, что за глупость пришла ей в голову, Мэгги невольно поморщилась. Что за чушь?! О каком соперничестве может идти речь?!
Пер. М. Виноградовой
...Бывают времена,
Джим быстро перезнакомил обе компании. Такой уж он был — настоящая душа общества, веселый и неунывающий Джим. Прадед его был владельцем строительной фирмы, которую в один прекрасный день предстояло унаследовать Джиму, чтобы продолжить семейную традицию. Когда он женится, жена его сможет иметь все, что только душа пожелает. Большинство их приятелей не сомневались, что этой счастливицей окажется Мэгги.
Когда Фантазия свои играет игры
И усыпляет даже зоркий разум
Однако сама Мэгги далеко не всегда была в этом уверена, а сейчас и того меньше.
Тень мнится вещью, тенью мнится вещь,
— Кевин Макнейл, — представился темноволосый мужчина, державший за руку очаровательную девушку, и Мэгги невольно подумала, уж не из-за него ли вся эта чушь лезет ей в голову.
А четкая и ясная межа,
Он был просто одним из них, из этой компании. Двое или трое явно старались походить на ее любимого певца и в достаточной степени преуспели в этом, так почему же, подумала Мэгги, ее голос ничуть не дрожит, когда она улыбается и пожимает им руку. Но Макнейл настолько выделялся на фоне этой пестрой толпы, что не заметить его было невозможно. Шапка непослушных темных волос, растрепанных ветром, обрамляла худое, довольно мрачное лицо с резкими чертами. Улыбка неожиданно смягчала его, и тогда Кевин сразу превращался в бесшабашного юношу. Но легкая морщинка между темных, взлохмаченных бровей неопровержимо свидетельствовала о том, что человек этот хмурился куда чаще, чем смеялся.
Что пролегла меж сном и явью, тает
Какое-то время он так странно смотрел на Мэгги, что она подумала было, уж не чувствует ли он то же самое, что и она. И тут же убедилась, что это не так. Кевин отвел глаза в сторону и через мгновение уже улыбался и перекидывался шуточками с остальными.
И взор духовный тщится заглянуть
За грань подвластного рассудку мира
Очарованные ослепительным сверканием снега и свежестью холодного воздуха, молодые люди немного притихли. Обе компании перемешались, но этого никто не заметил. Утро было просто волшебное. Кто-то весело предложил вылепить снеговика, и очень скоро целая вереница их, больших и маленьких, выстроилась по обеим сторонам катка, горделиво поглядывая друг на друга бусинками глаз.
И мне милей сей сумеречный час,
Через мгновение Мэгги с удивлением обнаружила, что стоит на коленях в снегу и лепит пару чудовищного размера ног, при этом веселясь, как ребенок.
Чем вся реальность полновесной жизни.
Кевин Макнейл вылепил голову, установил ее поверх туловища и с усмешкой взглянул на Мэгги.
Моя тетушка Маргарет принадлежала к числу тех почтеннейших незамужних сестриц, на чьи плечи обычно сваливаются тяготы и треволнения, сопряженные с наличием в доме детей, за исключением разве что тех, которые непосредственно связаны с их появлением на свет. Семья наша была куда как многочисленной, причем чада ее крайне разнились меж собой по нраву и складу характера.
— У вас здесь часто такое веселье? — спросил он.
Она покачала головой:
Одни были плаксами и ворчунами - их отправляли к тетушке Маргарет, чтобы они развеселились; другие - неугомонными буянами и шалунами - этих посылали к тетушке Маргарет, чтобы они поутихли, а точнее, чтобы шумели не дома, а где-нибудь подальше.
— Раз или два за всю зиму. И то, если повезет. Здорово, верно?
Хворых отводили к ней, чтобы она с ними нянчилась; упрямых - в надежде, что доброта и нежность воспитания тетушки Маргарет смягчат их дурной нрав.
— Точно.
Словом, тетушка была обременена всеми материнскими обязанностями, однако ж без того уважения и почета, кои приносит звание матери.
Сосны, покрытые серебряным кружевом инея, казались особенно темными на фоне ослепительной синевы неба. Укутанные снеговым одеялом холмы напоминали горы. Ночью, возможно, пойдет дождь, превратив все это сверкающее великолепие в хлюпающую под ногами грязь. Она и припомнить не могла такого роскошного зимнего утра.
Ныне же ее хлопотам и суете пришел конец: из всех хилых и пышущих здоровьем, добрых и грубоватых, плаксивых и веселых се питомцев, что с утра до вечера сновали по ее маленькой гостиной, в живых ныне остался лишь я один я, с самого раннего детства страдавший различнейшими недугами и всегда входивший в число самых хрупких ее подопечных, но тем не менее переживший всех прочих.
Кевин без улыбки смотрел на нее. Она стянула перчатки и растирала замерзшие пальцы. Похлопав в ладоши, чтобы согреться, Мэгги поразилась царившей вокруг тишине. Даже толпа, окружавшая их, казалось, не издавала ни звука. Шум и смех куда-то пропали, и на мгновение они с Кевином будто оказались в каком-то призрачном мире, куда не было доступа никому, кроме них двоих.
Я все еще сохранил привычку (и не изменю ей, покуда руки и ноги мне не откажут) посещать мою дражайшую родственницу по меньшей мере три раза в неделю.
Ощутив это, она почти испугалась. И даже обрадовалась, когда кто-то со смехом водрузил кепку на голову снеговика. Смех этот мигом разорвал повисшую в воздухе тишину. Чьи-то руки помогли ей, подняться и чей-то голос произнес у нее над ухом:
Жилище ее расположено примерно в полумиле от городских предместий, где обитаю я: и попасть туда можно не только по большой проезжей дороге, от которой оно отстоит на некотором удалении, но также и посредством зеленой тропы, что вьется по премилым окрестным лугам.
— Просто красавчик, верно? Яркая индивидуальность!
Так мало в этой жизни может еще терзать меня, что одним из величайших моих огорчений стало известие о том, что часть этих уединенных полей отведена ныне под застройку.
Ей безумно не хотелось, чтобы заканчивался этот волшебный зимний день. Сообразив, что рано или поздно это произойдет, Мэгги вдруг предложила:
На одном из них, том, которое ближе к городу, несколько недель кряду копошилось такое множество тачек, что мне едва ли не верилось, будто вся его поверхность на глубину по меньшей мере восемнадцати дюймов одновременно заброшена на эти одноколесные чудовища и пребывает в непрестанном движении, переезжая с места на место.
— Пойдемте все ко мне. Можно сварить кофе… поесть горячего супа…
В различных участках обреченного луга высятся теперь безобразные треугольные груды досок, и даже уцелевшая рощица, что пока еще украшает невысокий пригорок в восточном конце поля, уже отмечена знаком о вырубке, выраженном в мазке белой краски на стволах деревьев, и должна уступить место прелюбопытной роще каминных труб.
Ее друзья, не сомневаясь, что приглашение относится к ним, шумно согласились. Но Мэгги, как выяснилось, имела в виду и молодежь из лаборатории.
Вероятно, это больно задело бы всякого на моем месте, учитывая, что сие небольшое пастбище некогда принадлежало моему отцу (чья семья была весьма уважаема в округе) и было продано, дабы смягчить последствия катастрофы, которую он сам навлек на себя, пытаясь коммерческой авантюрой поправить пошатнувшееся состояние.
— Мой дом ближе всего отсюда, — добавила она. — Я ведь живу практически на краю пустоши!
Когда строительные работы шли уже полным ходом, именно на это обстоятельство частенько указывали мне иные из моих приятелей - те, что относятся к разряду людей, неизменно озабоченных, как бы ни одна мельчайшая подробность ваших бедствий не ускользнула от вашего внимания.
Молодежь с энтузиазмом согласилась. Только Кевин попробовал было запротестовать, утверждая, что ее дом не сможет вместить такую толпу народа. Но Мэгги только рассмеялась:
- Такое роскошное пастбище!.. У самого города... высадить сюда репу и картошку, приносило бы добрых 20 фунтов за акр, а уж если продавать под строительство... О, да это же настоящий золотой рудник!.. Подумать только, и прежний владелец продал подобное великолепие ни за грош!
Впрочем, эти \"утешители\" не могли заставить меня уж слишком жалеть о потерянном богатстве.
— Боже мой, да чем больше, тем веселее!
Когда бы мне только было позволено заглянуть в прошлое, не вмешиваясь в него, я бы и сам охотно отдал тем, кто купил достояние моего отца, все радости нынешнего достатка и надежды на грядущее процветание.
Консервированных супов у нее хватало. Она сварит галлоны кофе, подумала она, пригласит всех, хоть весь город! Лишь бы только быть уверенной, что Кевин Макнейл в следующую минуту не уйдет из ее жизни.
Я сожалею о переменах лишь потому, что они уничтожают былые ассоциации, и (сдается мне) предпочел бы увидать угодья Эрл Клоуза в руках чужака, сохранившего их сельский вид, нежели владеть ими самому, если они будут изрыты грядками или же застроены домами. Я всецело разделяю сетования бедного Логана:
Жестокий плуг вспахал тот луг,
— Согласен на все сто! — напыщенно заявил Джим, и вся компания с шумом и смехом направилась к домику Мэгги.
Где в детстве я играл.
Она ничуть не лукавила — дом ее и в самом деле стоял на самом краю вересковой пустоши, в стороне от дороги. Из окон были видны холмы. Когда-то это был домик лесника, но отец Мэгги перестроил его, и получился очаровательный коттедж. Отец всегда любил одиночество и наслаждался им до такой степени, что даже не позаботился провести в дом телефон. Но Мэгги никогда не чувствовала себя отрезанной от всего мира — для этого у нее было слишком много друзей.
Боярышник, мой старый друг,
В камине весело пылал огонь. Компания ввалилась в дом, мигом наполнив его шумом и смехом, весельем и беззаботной молодостью. Мэгги была готова к этому. Ее друзья не раз устраивали здесь шумные вечеринки. К тому же соседей у нее не было, значит, некому было и жаловаться на шум. И хотя он немного и обветшал, все равно это был уютный и приветливый дом. Люди любили приходить сюда.
Под топором упал.
Молодежь поспешно сбрасывала куртки. Девушки гуськом потянулись на кухню за Мэгги. Разыскав кучу банок с супом, они с хохотом вывалили их в самую большую суповую миску, которую только смогли отыскать.
Однако же я надеюсь, что на моем веку сие угрожающее разрушение не будет доведено до конца.
— Господи Боже! — засмеялась Мэгги, — можно только вообразить, что получится! — и занялась кофе.
Хотя приключенческий дух времен ушедших и породил все это предприятие, я осмеливаюсь думать, что последующие изменения так успешно притушили дух предприимчивости, что остаток лесной тропы, ведущей к пристанищу тетушки Маргарет останется непотревоженным до конца ее и моих дней.
Кевин, стоя возле окна, болтал с одним из приятелей Мэгги, Селвином Джонсом, студентом-медиком. Но стоило Мэгги, едва удерживая в руках тяжелый поднос, уставленный чашечками с горячим кофе, над которыми поднимался ароматный пар, появиться в комнате, как она безошибочно почувствовала, что взгляд его повсюду следует за ней. Казалось, все ее чувства обострились. Даже в наполнявшем комнату веселом гомоне она ясно слышала его голос, хотя говорил он довольно тихо. Обнося гостей кофе, она все время видела его. И ничуть не сомневалась, что через мгновение он подойдет предложить свою помощь. Казалось совершенно естественным, что этот человек появился здесь только ради нее.
Я живо заинтересован в этом, поскольку каждый шаг с тех пор, как я миновал уже помянутую лужайку, несет мне какие-нибудь старые воспоминания: вот приступки у изгороди, напоминающие мне о раздражительной няньке, сердито попрекающей меня моими хворями, и о том, как грубо и небрежно втаскивала она меня по каменным ступенькам, которые братья мои преодолевали веселыми прыжками с шумом и гамом.
Суп оказался на удивление вкусным. Кофе тоже был выше всяких похвал. Потягивая ароматный, горячий напиток, они разговаривали. Кевин устроился подле Мэгги на краешке кухонного стола и с интересом расспрашивал ее, не отрывая внимательных глаз от ее лица.
Как сейчас помню удручающую горечь этого момента, сознание полной своей униженности и зависть, которую я испытывал к легким движениям и упругим шагам моих более крепких братьев.
Мэгги рассказывала ему о своем косметическом салоне, при котором была и парикмахерская, с ужасом думая, как это должно быть ему скучно и неинтересно. И вполовину не так интересно, как то, что происходило сейчас в комнате. А там Эйлин, девушка в пунцовых брюках, тоже что-то рассказывала, а остальные, столпившись вокруг нее, весело хохотали.
Увы!
Все эти на славу построенные корабли погибли в безбрежном жизненном море и лишь тот, что казался, как говорят на флоте, столь мало пригодным к плаванию, достиг порта, над коим не властны бури.
Наверное, это была какая-то история. Мэгги услышала веселый голос Джима:
А вот и пруд, куда, управляясь с нашим маленьким флотом, смастеренным из широких листьев ириса, свалился мой старший брат и лишь чудом спасся из водной стихии - единственно для того, чтобы пасть под знаменем Нельсона.
— Ни слову не верю, хоть убейте! — Он смеялся, глаза его весело сияли, и она обиженно добавила:
Чуть дальше - ствол лещины, на который часто взбирался мой братец Генри, собирая орехи и нимало не задумываясь о том, что ему суждено умереть в индийских джунглях в погоне за рупиями.
— Но это правда, от первого до последнего слова! Эй, кто-нибудь, подтвердите, что я всегда говорю только правду!
Все снова разразились хохотом. Махнув рукой, Эйлин присоединилась к ним. Вдоволь нахохотавшись, она поискала глазами Кевина и улыбнулась ему.
И так много иных воспоминаний вызывает во мне эта коротенькая тропа, что останавливаясь передохнуть и опираясь на свою трость-костыль, я оглядываюсь кругом, сравнивая себя, каким я был и каким я стал, и едва ли не начинаю сомневаться, да я ли это; пока ие предстаю перед увитым жимолостью крыльцом домика тетушки Маргарет с несимметрично расположенными по фасаду решетчатыми окошками - похоже, рабочие немало потрудились, чтобы ни одно из них не походило на другое ни формой, ни размером, ни орнаментами на старинных каменных рамах и слезниках, что украшают их.
— Нам пора дорогой. Ты только посмотри, который час!
На сие жилище, некогда помещичий дом Эрлз Клоуза, мы все еще сохраняем слабые права владения, ибо, по какому-то семейному соглашению, некогда оно было отдано тетушке Маргарет до конца ее дней.
Эти слова сразу же нарушили очарование. Молодежь из лаборатории стала шумно прощаться. Большая часть приятелей Мэгги последовала за ними. Только две приятельницы Мэгги, Валда и Ширли, остались помочь ей перемыть посуду и на свободе посудачить.
На такой непрочной основе все еще держится последняя тень былого величия семьи Ботвеллов в Эрлз Клоузе и последняя хрупкая связь их с родовым гнездом.
А потом единственным представителем этой семьи останется хилый старик, без всякого страха движущийся к могиле, поглотившей всех, кто был дорог его сердцу.
— Похоже, славные ребята, — объявила Валда. — Жаль, что они нигде не бывают. Могли бы чаще встречаться!
Попредававшись минуту-другую подобным размышлениям, я вхожу в особнячок, по слухам служивший прежде всего лишь сторожкой первоначального здания, и нахожу там ту, которую, клянусь Пресвятой Девой, кажется, почти совсем не затронуло время, хотя, на самом-то деле, сегодняшняя тетушка Маргарет настолько же старше тети Маргарет моего детства, насколько десятилетний мальчуган младше мужчины пятидесяти шести лет отроду.
— М-м-м, — протянула задумчиво Ширли, заглядывая в чашку, которую только что допила. — Тот, высокий… как его?.. Денни! Очень даже ничего. Да и тот, что сидел с тобой на кухне, Мэгги… симпатичный парень. Такое интересное лицо!
Неизменный костюм достойной пожилой леди, без сомнения, также вносит немалый вклад во впечатление, будто время застыло вокруг тетушки Маргарет.
— Ну, о нем можешь забыть, — засмеялась Валда, — он обручен с той девицей, Эйлин, а уж эта красотка не из тех, кто позволит мужчине проскользнуть у нее между пальцев!
Коричневое или шоколадное шелковое платье с вечными шелковыми же оборками вокруг локтей, из-под которых выглядывают манжеты из брабантского кружева, черные шелковые перчатки или же митенки; валик седых волос, безупречный батистовый чепец, обрамляющий почтенное лицо - ничего подобного не носили в 1780 году, как не носят и в 1826: стиль этот присущ лишь единственно тетушке Маргарет.
Она по-прежнему сидит в гостиной, как сидела и тридцать лет назад, с прялкой или вязанием на коленях - зимой у камина, а летом возле окошка, а не то, в какой-нибудь уж и вовсе расчудесный летний вечерок, рискнув выбраться даже на крылечко.
Глава 2
Костяк ее, подобно хорошо отлаженному механизму, все еще продолжает выполнять операции, для которых он словно бы был создан: активность его постепенно уменьшается, однако же непохоже, чтобы в ближайшем времени ей пришел конец.
ЕЙ НИКОГДА ЕГО НЕ ПОНЯТЬ
— Откуда ты знаешь? — Мэгги отчаянно надеялась, чтобы в голосе ее звучало всего лишь легкое любопытство.
Любящее сердце и потребность заботиться о ком-то, некогда сделавшие тетушку добровольной рабой на поприще присмотра за детьми, ныне выбрали объектом своих попечений здоровье и благополучие старого и больного человека, последнего оставшегося в живых члена ее семьи - единственного, кого могут еще заинтересовать предания глухой старины, что копит она, точно скряга, прячущий свое золото, дабы никто не завладел им после его смерти.
— Ой, не помню! Кажется, сказал кто-то… еще когда мы знакомились.
Мои беседы с тетушкой Маргарет обычно мало касаются настоящего или же будущего: для дня сегодняшнего у нас есть все, нам потребное, и ни мне, ни ей не надо большего; что же до грядущего дня, то мы, стоя на самом краю могилы, не испытываем ни страха, ни тревог.
Поэтому неудивительно, что мы все больше обращаемся к прошлому и, воскрешая в памяти часы богатства и процветания нашей семьи, забываем нынешнюю утрату ею состояния и положения в обществе.
Она могла бы догадаться, черт возьми! И уж во всяком случае, не имела никакого права впадать в панику, будто ей сообщили, что завтра будет конец света. Но Мэгги с тихим упрямством возразила:
После этого небольшого вступления читатель будет уж знать о тетушке Маргарет и ее племяннике все необходимое, чтобы полностью понять дальнейшую беседу и вытекающее из нее повествование.
— Ну, помолвка еще не женитьба!
На прошлой неделе, посетив на исходе летнего вечера престарелую даму, коей уже представлен мой читатель, я был встречен ею с обычным радушием и нежностью, но в то же время она показалась мне какой-то отчужденной и молчаливой. Я осведомился о причинах тому.
— Эй, погоди-ка! — Валда, отодвинув в сторону супницу, с любопытством уставилась на нее. — Уж не хочешь ли ты сказать, что собираешься ее расстроить? Поднимется страшный шум! Да и потом, Бога ради — ты ведь только сегодня впервые увидела этого парня!
- На днях распахали старое кладбище, - ответила тетушка. - Джон Клейхадженс, судя по всему, обнаружил, что то, что там покоилось - полагаю, останки наших предков - куда как отлично удобрило луг.
— Верно, — подтвердила Ширли.
Тут я привскочил с несколько большей пылкостью, нежели обычно выказывал в последние несколько лет, однако же опустился на место, когда тетушка добавила, коснувшись моего рукава:
— Только не говори, что влюбилась в него с первого взгляда! Что угодно, только не это!
- Впрочем, кладбище давно уже почиталось общинным выгоном и использовалось как пастбище, и что мы можем возразить тому, кто употребляет свою собственность ради своей же выгоды? Кроме того я говорила с ним, и он весьма охотно и учтиво обещал, что ежели найдет какие-либо кости или надгробья, то с ними будут обращаться осторожно и перенесут на новое место а чего большего могу я просить? На первом же камне, что они нашли, было выгравировано имя Маргарет Ботвелл и дата - 1585 год, и я велела осторожно отложить его до поры, поскольку считаю, что он предвещает мне скорую смерть, и, прослужив моей тезке две сотни лет, был выброшен на поверхность как раз вовремя, чтобы сослужить и мне ту же добрую службу. Дом мой давно уже был приведен в полный порядок в отношении той малой толики земных забот, что еще требуются ему, но кто осмелится утверждать, что его счет с Небесами в несомненной исправности?
— Не знаю, — вздохнула Мэгги, отлично, впрочем, понимая, что с этого дня ни Джим, ни остальные молодые люди, к которым она бегала на свидания, которых давно и хорошо знала, уже ничего для нее не значат. Если это не любовь, вдруг подумала она, значит, ее вообще нет на свете. Никогда не думала, что такое бывает!
- После ваших слов, тетушка, - отвечал я, - вероятно, мне следует взять шляпу и откланяться, и так бы я и поступил, когда бы в этом случае с вашей набожностью не смешивалось нечто иное, не столь похвальное. Долг каждого истинного христианина - непрестанно думать о смерти, но обнаружив старое надгробие, полагать, будто смерть эта близится - это уже, право, суеверие. И от вас, с вашим несомненным здравым смыслом, который так долго служил опорой павшему семейству, я в последнюю очередь стал бы ожидать подобной слабости.
— Подумай хорошенько, — посоветовала Валда. Она любила Мэгги и не хотела, чтобы ей причинили боль.
На лице Ширли тоже была написана тревога. Подруги наперебой засыпали ее советами, и, когда спустя какое-то время, покончив с посудой, вышли на улицу, обе удовлетворенно вздохнули, подумав, что, кажется, заставили ее немного одуматься.
- Равно как я и не заслужила бы подобных подозрений от тебя, племянник, - возразила тетя Маргарет, - если бы мы говорили о любом событии повседневной жизни. Но в этих материях я и впрямь суеверна и отнюдь не желаю расставаться со своими предрассудками. Они отделяют меня от эпохи нынешней и связывает с той, к которой я стремлюсь; и даже если мое суеверие, как то случилось сейчас, влечет меня к краю могилы и побуждает заглянуть за этот край, мне не хотелось бы рассеивать его. Оно ласкает мое воображение, не отражаясь ни на рассудительности моей, ни на поступках.
Мэгги с улыбкой проводила их взглядом. «Благослови их Господь, — с благодарностью подумала она, — они желают мне только добра!» Потом, вернувшись в кухню, взмолилась про себя, чтобы в этой истории с помолвкой не было ни капли правды.
Блондинка не носила кольца — Мэгги сразу подметила это. Но она пришла с Кевином и ушла с ним. Больше того — именно она дала ему понять, что пришло время уйти. К тому же, вынуждена была признать Мэгги, девушка была прелестна.
- Признаюсь, милая моя тетушка, - сказал я, - что поведись мне услышать подобную речь от кого-нибудь кроме вас, я бы счел ее просто причудой, подобно чудачеству священника, что, не желая признаваться в ошибке, привычки ради, предпочитает так и произносить на старый лад Mumpsimus вместо Sumpsimus.
А Мэгги была для них обычной простушкой из маленького провинциального городка.
Надев ботинки на толстой подошве и теплый шерстяной жакет, она отправилась в сторону холмов, слушая, как снег скрипит под ногами.
- Что ж, - заявила тетушка, - тогда попробую объяснить свою непоследовательность в этом отношении на ином примере. Я, как тебе известно, отношусь к весьма устаревшей породе людей, называемых якобитами - но такова я лишь в мечтах и помыслах чувствительной души, поскольку на деле ни один более ярый приверженец короля Георга Четвертого (да хранит его Господь!) еще не возносил мольбы о его здравии и процветании. Ручаюсь, что добросердечный наш государь не станет строго судить старуху, если иной раз вечерком, в сумерках, вот как сейчас, она откинется в кресле-качалке и добрым словом помянет храбрецов, чье понимание долга заставило их восстать против его деда и которые за родину и за того, кого они считали законным своим принцем,
Добравшись до деревни, Мэгги напилась чаю, потом сходила в кино и успела на последний автобус, идущий в город.
Вернулась она, когда было уже темно. Из-под двери торчала записка. Значит, Валда приходила еще раз. «Увидимся завтра», — стояло в конце.
Сражались, пока не присохла рука к стальной рукояти меча.
Скорее всего, так оно и будет, угрюмо подумала Мэгги, ведь Валда работала у нее. Несмотря на то, что салон принадлежал Мэгги, Валда была ее помощницей и правой рукой, причем достаточно опытной для того, чтобы завести собственный, если уйдет от Мэгги.
Встречали в бою судьбину свою, но кровь их была горяча.
На следующее утро Валда явно с нетерпением дожидалась прихода Мэгги. Не успела та переступить порог, как Валда налетела на нее:
— Мы заходили вчера вечером, хотели пригласить тебя поужинать. Где ты была?
— Гуляла. А потом ходила в кино в Чедсфорде.
Так не приходи же ко мне в те минуты, когда голова моя полна пледов, волынок и шотландских палашей и не спрашивай меня, почему я восхищаюсь тем, что - увы, не стану отрицать - по общему суждению, должно уже навеки прекратить свое существование. И в самом деле, я не смогу не согласиться с твоими доводами, и все же, хотя тебе и удастся, пусть и против моей воли, убедить меня, но проку тебе в том будет немного. С таким же ровно успехом ты можешь зачитать пылкому влюбленному перечень недостатков его возлюбленной ибо заставив его выслушать весь список от начала и до конца, ты добьешься от него только того ответа, что он, мол, \"лишь сильнее любит ее\".
— С кем это?
— Ни с кем. Одна.
Я не сожалел, что мне удалось рассеять мрачное настроение тетушки Маргарет, и потому продолжил беседу в том же тоне.
Валда слегка нахмурилась, уж слишком это было не похоже на Мэгги:
— Ты уверена?
- Ну, все же, по глубокому моему убеждению, наш добрый король тем более может положиться на лояльность миссис Ботвелл, что он обладает правами Стюартов на престол и Актом Престолонаследия впридачу.
— Слушай, ведь это не тот случай, когда можно ошибиться, верно?
— Ты права, — сдалась Валда. — То есть ты была не с ним, не с этим ученым парнем из лаборатории?
- Может статься, если бы мои сердечные склонности подчинялись лишь строгой логике и последовательному ходу мыслей, так оно и было бы, покачала головой тетушка Маргарет, - но на самом деле, так и знай, мои верноподданнические чувства были бы не менее пылки и тогда даже, когда бы права короля на престол были скреплены лишь волей народа, изъявленной Революцией. Я не из этих ваших приверженцев jure divino.
— Я же тебе сказала!
— Ладно, ладно… раз уж ты говоришь… Но на твоем месте я бы не стала переходить дорогу Эйлин Роджерс. И уж конечно оставила бы в покое этого парня, если бы знала, что он принадлежит ей.
- Хоть и принадлежите к якобитам.
До этого времени Мэгги так и поступала. Она никогда не заглядывалась на чужих мужчин, будь они мужьями, женихами или просто приятелями. Будучи доброй и чуткой по натуре, она никогда не стремилась ранить чьи-либо чувства. Но сейчас ясно отдавала себе отчет, что просто-напросто до сих пор ни один мужчина ей не нравился так, как Кевин.
- Да, хоть я и якобитка, или, выражаясь точнее, можешь называть меня приверженкой той партии, членов которой во времена королевы Анны называли \"Непостоянными\", потому что они руководствовались иной раз чувствами, а иной - принципами. Да и потом, жестоко с твоей стороны было бы запретить бедной старушке проявлять в своих политических пристрастиях такую же непоследовательность, какую весь мужской род ежедневно проявляет решительно во всех отношениях. Ведь тебе не удастся указать мне хотя бы одного сына Адама, чьи суждения, наклонности и пристрастия шли бы исключительно прямой дорогой, как диктует здравый смысл, а не сворачивали бы то и дело в сторону.
Она сгорала от желания увидеть его снова. И если в ближайшие несколько дней он не позвонит, придется ей что-нибудь придумать. Он упомянул, где живет, так что если Мэгги будет крутиться поблизости, то рано или поздно они встретятся.
Но он позвонил. На следующее же утро.
- Твоя правда, тетушка, - согласился я, - но ты-то сворачиваешь с прямой тропы подобрей воле, и заставить тебя вернуться на нее можно было бы лишь силой.
Телефонная трубка чуть не выпала у Мэгги из рук. Она зажмурилась, и счастливые слезы брызнули у нее из глаз.
- Сдаюсь и умоляю о пощаде, - улыбнулась тетушка. - Помнишь ли ты такую шотландскую песенку, хотя, боюсь, произношение у меня неправильное: \"Hateel mohateel nah dowskee mee\"
— Я все думал, увижу ли я вас снова, — сказал он, — вчера мы ушли так неожиданно.
И скажу тебе, племянничек, что сны наяву, которые сплетает мое воображение, пребывая в том состоянии, какое твой любимый Водсворт называет \"полет души свободный\", стоят всей остальной, более деятельной части моего существования. Вместо того, чтобы заглядывать в будущее и строить воздушные замки, как любила я в юности, теперь, стоя на краю могилы, я обращаю взор назад, к событиям и обычаям моих лучших дней, и печальные, но вместе с тем отрадные воспоминания подступают ко мне так близко и так живо, что мне даже кажется порой, будто было бы просто святотатством становиться мудрее, рациональнее и непредвзятое тех, кого я почитала в молодости.
Не совсем так, мрачно подумала Мэгги. Как только Эйлин сказала: «Нам пора, дорогой!» Она позаботилась, чтобы они ни одной минуты не оставались наедине.
- Кажется, я наконец разумею, что вы имеете в виду, - заметил я, - и вполне понимаю, отчего вы иной раз предпочитаете сумрак иллюзии ясному свету разума.
— Ничего не имею против, — ответила Мэгги.
- Когда делать нечего, - подхватила тетушка, - мы можем посидеть и в темноте, коли она нам по вкусу, но если же предстоит работа, то волей-неволей приходится послать за свечами.
- И при таком сумеречном и неверном свете, - продолжил я, - воображение сплетает свои зачарованные и зачаровывающие видения и порой уводит их за пределы реальности.
— Сегодня?
- Да, - подтвердила тетушка Маргарет, женщина весьма начитанная, особливо для тех, кто подобен переводчику Тассо:
Поэт, который в озаренье дивном
— Хорошо.
Сам верит в чудеса, что он воспел.
— Вы сказали, что закрываетесь в шесть. Не возражаете, если я встречу вас после работы?
И для этого тебе вовсе не нужно обладать особой чувствительностью ко всяким тягостным ужасам, какие порождает подлинная вера в подобные явления так верят в наши дни разве что дети да глупцы. Совсем необязательно, чтобы в ушах у тебя начинало звенеть, а лицо меняло свой цвет, точь-в-точь как у Теодора при появлении призрачного охотника. Все, что необходимо для того, чтобы насладиться этим мягким чувством трепета перед сверхъестественным это восприимчивость к той легкой дрожи, что неслышно подкрадывается, когда вы слушаете страшную историю - самую что ни на есть достоверную повесть, которую рассказчик, сперва высказав свое недоверие ко всем подобным россказням в общем и целом, предлагает вашему вниманию как историю, в которой присутствует нечто необъяснимое - по крайней мере, он, рассказчик, объяснить это не берется. Другой симптом - мимолетная нерешительность, прежде чем оглянуться кругом в момент, когда повествование достигает своего пика, а третий - боязнь заглянуть в зеркало, когда ты вечером одна в своей комнате. Таковы, скажу я тебе, признаки того, что женское воображение довольно уже разыгралось, чтобы как следует насладиться историей с привидениями. Но не берусь описать симптомы, что характеризуют соответствующее расположение духа у мужчин.
Прошептав: «Идет», — она повесила трубку и встретила осуждающий взгляд Валды.
- Этот последний симптом, милая тетушка, то бишь, страх перед зеркалом, сдается мне, весьма редкое явление среди прекрасного пола.
— Свидание? — напрямик спросила та.
- Сразу видно, что ты ничегошеньки не смыслишь в женщинах, племянничек. Все дочери Евы жадно вглядываются в зеркало перед тем, как выйти в свет, но стоит им вернуться домой, как сие волшебное стекло теряет былые чары. Жребий уж брошен - вечер прошел успешно или же неуспешно, даме удалось или не удалось создать то впечатление, на которое она рассчитывала. Но, не погружаясь глубже в тайны туалетного столика, скажу тебе, что лично я, как и многие весьма достойные особы, не люблю заглядывать в неясную и темную поверхность большого зеркала в полуосвещенной комнате, где отражения свечей скорее теряются в глубокой тьме стекла, нежели бросают свой свет обратно в покои. Это непроглядное, чернильно-черное пространство кажется сценой, где разыгрывает свое представление Фантазия. Она может вызвать к нам видения иные, чем отражение наших собственных лиц; или же, как в колдовское время Хеллоуина, которым пугали нас в детстве, мы рискуем узреть там чье-то чужое лицо, выглядывающее из-за нашего плеча. Словом, когда на меня нападает подобное настроение и всюду-то мне мерещатся призраки, я, прежде чем войти в спальню, велю горничной завесить зеркало зелеными шторами, чтобы на ее, а не на мою долю выпало первое потрясение от встречи с привидениями, буде таковые там окажутся. Но, сказать тебе правду, сдается мне, что это мое нежелание глядеться в зеркало в определенное время и в определенном месте берет свое начало в неком предании, которое рассказала мне в свое время моя бабушка, сама принимавшая участие в событиях, о коих я сейчас тебе и поведаю.
— М-м-м…
— С кем?
ГЛАВА I
— С Кевином.
Ты любишь (начала тетушка) зарисовки общества былых времен. Хотелось бы мне набросать тебе портрет сэра Филиппа Форрестера, баловня и любимца аристократических кругов Шотландии конца прошлого века.
У них оставалось всего две клиентки. По понедельникам в салоне всегда было тихо. Стояла почти полная тишина, если не считать неумолчного жужжания фенов.
Сама я никогда его не видела, однако ж рассказы моей матери в красках расписывали его ум, доблесть и беспутство.
— Похоже, ты спятила, — заявила Валда. — Она ведь работает вместе с ним, ты сама знаешь. Да и, ко всему прочему, хорошенькая, как картинка.
Веселый рыцарь сей процветал примерно в конце семнадцатого - начале восемнадцатого века.
— Да, — беззвучно согласилась Мэгги. — Да…
Он слыл сэром Чарльзом Изи и Ловеласом своего времени и края, прославленным числом сыгранных дуэлей и ловко проведенных интрижек.
Мэгги, с ее роскошными каштановыми волосами, переливающимися на солнце всеми оттенками осенних листьев, прозрачными серыми глазами, которые в обрамлении пушистых черных ресниц казались бездонными, и прелестной, полной очарования улыбкой… Мэгги, которая всегда наслаждалась жизнью, как ни одна из тех девушек, которых она знала, и с которой никогда не было скучно… которая могла обратить в шутку все, что угодно, а когда дела принимали совсем уж мрачный оборот, лишь беззаботно пожимала плечами и смеялась над невзгодами… Мэгги, которая никогда не взвешивала за и против и никогда в жизни не ныла и не жаловалась… о, Мэгги!
В свете он пользовался безоговорочным восхищением, и ежели мы сопоставим это с одним-двумя дошедшими до нас эпизодами из его жизни, за которые, \"когда бы писан был один закон для всех сословий\", его следовало бы, по меньшей мере, повесить, то популярность подобной особы воистину доказывает, что наше время стало во много крат пристойнее времен минувших, если и не добродетельнее их - или же, что в ту пору вынести приговор лицу благородного происхождения было куда как труднее, чем теперь, и, соответственно, что титул тогда даровал своему обладателю множество привилегий и полное отпущение грехов.
День тянулся бесконечно. Казалось, стрелки часов заржавели и упорно отказывались двигаться с места. Мэгги уж решила, что они встали.
Но вот наконец последняя клиентка накинула пальто и распрощалась.
Ни одному нынешнему повесе не сошла бы с рук история столь гнусная, сколь история Красотки Пегти Гриндстоун, дочери мельника из Силлермилса дело едва не дошло до генерального прокурора Шотландии. Но сэру Фнллипу она принесла не больше урона, чем приносит град каменному очагу. Его все так же радушно принимали в свете, и он обедал с герцогом А. в день похорон несчастной девушки. Она умерла от разбитого сердца.
— Я могу прибраться, если ты торопишься, — великодушно предложила Валда. — Там какая-то машина прямо у дверей. Похоже, это он.
Впрочем, к моей истории это не имеет ровным счетом никакого отношения.
Сперва упомяну о родне, друзьях и знакомых веселого рыцаря, и обещаю, что не буду излишне многословна.
— Благослови тебя Господь, — порывисто обняла ее Мэгги. И Валда опять поразилась тому, как сияют ее глаза — как звезды в ночи. Да и вся она сегодня излучала какое-то сияние, и Валда поняла, что готова простить и понять все, что угодно, лишь бы оно не угасло. Никогда прежде она не видела, чтобы Мэгги так теряла голову из-за какого-то мужчины. Она всегда оставалась хладнокровной и рассудительной, и молодые люди порой теряли из-за этого голову. Ужасно, если на этот раз будет по-другому. И угораздило же ее влюбиться в того единственного, кого ей ни за что не заполучить!
И почему она не выбрала Джима? Он добрый, к тому же рядом с ним так спокойно. А этот Кевин Макнейл… что она знает о нем, кроме того, что он помолвлен с другой девушкой?
Но для достоверности моей истории тебе необходимо знать, что сэр Филипп Форрестер - неотразимый щеголь, элегантный баловень высшего общества женился на младшей мисс Фальконер из рода Кингс-Коплендов.
Валда, застыв у окна, смотрела, как Мэгги торопливо перебегает дорогу. Увидев ее, Кевин вышел из машины. Нет, она не кинулась ему навстречу, но они взялись за руки и долго стояли, улыбаясь и глядя в глаза друг другу, будто были знакомы целую вечность.
Старшая сестра помянутой леди ранее стала женой моего деда, сэра Джеффри Ботвелла, и, надо сказать, принесла нашей семье немалое приданное.
Да и за мисс Джемаймой, или, как ее чаще называли, мисс Джемми Фальконер, также давали около десяти тысяч футов стерлингов - весьма лакомый кусочек по тем временам.
Валда тяжело вздохнула. Хотела бы я знать, подумала она…
Две сестры были до крайности несхожи меж собою, хотя пооди-Ночке каждой из них находились свои поклонники.
— День тянулся бесконечно, — пробормотал Кевин, и Мэгги согласно кивнула.
— Самый длинный день в моей жизни, — подтвердила она, усаживаясь в машину. — Куда мы едем?
В леди Ботвелл отчасти сказалась древняя кровь Кингс-Коплендов: она была храбра, хотя и не до безрассудства, честолюбива и страстно желала возвысить свой дом и свою семью.
— Думаю, проедемся немного, а потом остановимся где-нибудь перекусить.
Сказывают также, она изрядно понукала и пришпоривала моего деда, человека от природы вялого, но которого, если, конечно, молва его не оклеветала, влияние супруги вовлекло в некие политические неурядицы, от которых, по чести говоря, разумнее было бы держаться в стороне.
Мэгги торопливо перечислила несколько маленьких ресторанчиков и баров из тех, что были неподалеку. В конце концов, недаром она прожила в городе столько лет. Но Кевин решительно отказался:
Впрочем, леди Ботвелл была женщиной высоких принципов и, как свидетельствуют некоторые ее письма, все еще хранящиеся в моем резном дубовом ларце, обладала чисто мужским здравым смыслом.
— Сегодня у нас первое свидание, и я вовсе не намерен делить вас ни с кем. Потерпите, мы отыщем что-то, что лежит в стороне от проторенных путей. Что-нибудь оригинальное.
Джемми Фальконер во всем являла полнейшую противоположность своей сестре.
Того же хотела и она. Ей была ненавистна мысль о том, что кто-то еще будет делить с ними этот вечер, который принадлежал только им двоим.
Разумом она не блистала, интересы ее ограничивались лишь кругом самых обыденных вещей. А красота, покуда не поблекла, по большей части, заключалась в правильных и утонченных чертах лица, лишенных особенной живости и выразительности.
И они бездумно покатили вперед без особой цели, оставляя позади маленькие провинциальные городки и крохотные деревушки, долины и кривые улочки, болтая с веселой непринужденностью незнакомцев, быстро обнаруживших, что у них много общего. К тому же Мэгги сгорала от желания узнать о нем побольше. Особенно о том, что связывало его с Эйлин.
Но даже и эти скромные чары увяли в неудачном браке.
Почувствовав, что не в силах больше ходить вокруг да около, она махнула на все рукой.
Бедняжка испытывала нежнейшую привязанность к своему супругу, встречая в ответ лишь черствое, хотя и учтивое равнодушие, кое ранило ту, чье сердце было столь же нежно, сколь разум слаб, больнее, нежели могло бы ранить самое грубое обращение.
— Вы обручены с Эйлин Роджерс? — спросила она напрямик.
Сэр Филипп был сластолюбцем, то есть полнейшим эгоистом, чей нрав и характер более всего напоминали его рапиру, острую, отточенную и сверкающую, но несгибаемую и беспощадную. И поскольку он безупречно соблюдал все общепринятые ритуалы вежливости по отношению к своей госпоже, то сумел лишить ее даже людского сострадания - вещи ненужной и бесполезной, когда страдающая сторона обладает ею, однако ж для леди Форрестер больнее всего было знать, что она обделена даже и этим.
— Нет, — коротко ответил он. Так радостно было услышать это коротенькое «нет», хотя Мэгги почему-то и не сомневалась, что ответ будет отрицательный. — Мы часто бываем вместе, мне она нравится, — охотно продолжал он, — классная девчонка! Но это все.
Мэгги принялась расспрашивать его о семье, и выяснилось, что кроме сестры у Кевина никого нет. Та жила в Лондоне, работала врачом в одной из лондонских клиник.
Светские сплетни не преминули предпочесть грешника-мужа страдалице-жене.
— Вам обязательно нужно познакомиться, — прибавил он. — Как-нибудь приглашу ее на уик-энд.
Мэгги в свою очередь сообщила, что давно живет одна, потому что из родственников у нее никого не осталось. Впрочем, она не чувствовала себя одинокой. Корни ее были здесь, да и друзей у Мэгги хватало.
Иные называли ее малодушной бедняжкой и заявляли, что обладай она хоть толикой отваги своей сестры, то сумела бы так или иначе образумить мужа, будь он хоть самим забиякой Фальконбриджем. Большая же часть их знакомых изображала беспристрастие и почитала виновными обе стороны, хотя, собственно-то говоря, из этих двух сторон одна была угнетателем, а другая угнетаемой. Эти знакомые выступали в таком тоне:
Наконец они отыскали небольшую гостиницу. Еда была неплохая, хотя потом Мэгги, хоть убей, не смогла бы вспомнить, что они ели. Помнила только, что напротив сидел Кевин, а все остальное не имело значения.
Когда они наконец, покончив с ужином, перешли в бар, Мэгги вдруг натолкнулась взглядом на знакомое лицо. Вскинув руку вверх, она уже открыла было рот, чтобы крикнуть: «Привет», но Кевин, заметив ее движение, быстро потащил ее за собой. Останься они, и он оглянуться не успеет, как вокруг соберутся приятели Мэгги и их уединению придет конец. А как раз этого ему хотелось меньше всего.
- Разумеется, никому и в голову не придет оправдывать сэра Филиппа Форестера, но ведь все мы хорошо его знали, и Джемми Фальконер следовало бы с самого начала понимать, на что она идет.
— Завтра придется объясняться по этому поводу, — пробурчала Мэгги. — Не пройдет и часа, как Джим будет в курсе. Представляю, как ему распишут, где я была и с кем!
— Джим? — переспросил Кевин.
- И вообще, с чего это она польстилась на сэра Филиппа?
— У меня с ним было назначено свидание. Ничего особенно интересного… так, ерунда. Обычно мы встречаемся раз в неделю, и сегодня как раз этот день.
- Да он бы на нее и не взглянул, если бы она сама не бросилась ему на шею со своими разнесчастными десятью тысячами фунтов впридачу. Ручаюсь, коли он охотился за деньгами, так она отравила ему все удовольствие от сделки. Уж я-то знаю, где сэр Филипп мог бы выгадать значительно больше.
— И как же вам удалось освободиться?
- А если ей нужен был муж, тогда почему бы ей не постараться устроить так, чтобы дома ему было уютно, чтобы там все было опрятно и в самом лучшем стиле? Почему бы не приглашать почаще его друзей вместо того, чтобы надоедать своими плаксивыми ребятишками? Говорю во всеуслышание, по моему мнению, умная жена, которая знала бы, как с ним управляться, мигом превратила бы сэра Филиппа в примерного семьянина.
— Позвонила. Его не было, и я попросила ему передать, что прийти не смогу. В общем, не важно.
Мэгги не лукавила. Она знала, что Джиму в общем-то действительно не так уж важно. Любви между ними не было. Если что и пострадает, так скорее его гордость.
Впрочем сии прелестные критикессы, стройным хором восславляющие услады домашнего очага, начисто забывали о том, что краеугольным камнем во всей этой ситуации является стесненность в средствах, и что для того, чтобы радушно принять у себя светское общество, оплатить все расходы на угощение должен был бы сам сэр Филипп, чьи доходы (весьма оскудевшие) отнюдь не позволяли сочетать затраты на широкое гостеприимство с теми menus plaisirs (маленькие удовольствия), в коих достойный рыцарь никогда себе не отказывал. Засим, вопреки всем мудрым суждениям его светских приятельниц, сэр Филипп предпочитал расточать свои чары где угодно вне дома, покидая постылое жилище и немилую супругу.
Немного позже Кевин отвез ее домой. Она развела в камине огонь, потом приготовила кофе.
Наконец, всерьез озаботившись своими денежными делами и уставши даже от того краткого времени, что он проводил в своем безрадостном доме, сэр Филипп Форрестер вознамерился предпринять поездку в Европу в качестве волонтера.
Ушел он поздно. Так поздно, что, будь у нее соседи, не миновать сплетен.
В высшем обществе в те годы это было весьма распространено, и наш рыцарь, вероятно, пришел к мнению возвысить его образ beau garson (славный малый), но не впасть в излишний педантизм - просто необходим для поддержания того исключительного положения, что занимал он в глазах света.
Они условились встретиться в следующий вторник. До тех пор, по словам Кевина, ему вряд ли удастся освободиться пораньше — было много работы. Что это за работа, Мэгги не знала, а он предпочел промолчать. Впрочем, это ее не удивило — вряд ли она поняла бы, чем он занимается. Многие, как она знала, обожают обсуждать служебные дела, но Кевин являлся исключением. Ей даже было невдомек, что у него за профессия. Наверное, настолько необычная, что она и не поймет, решила Мэгги.
Сегодня, разговаривая с ним, она и не вспоминала о том, что он блестящий ученый. Незаурядный ум Кевина, острый, как бритва, просто бросался в глаза — о чем бы ни шел разговор, Кевин легко и непринужденно поддерживал нить беседы, поражая ясностью мысли и точностью суждений.
Решение сэра Филиппа ввергло его жену в пучину агонии и мук ужаса, проявление коих столь раздражало достославного баронета, что он, вопреки своему обыкновению, не счел за труд попытаться смягчить ее тревогу, и тем снова и снова заставлял ее проливать слезы, в которых скорбь была уже смешана с удовольствием.
Мэгги попыталась представить себе его за работой: сосредоточенное лицо без тени улыбки, темные брови сурово сдвинуты, — и подумала, что это совсем другой Кевин. Того человека она не знала.
Он коснулся ее губ легким поцелуем, и Мэгги уютно устроилась в кольце его рук, чувствуя покой и безмятежность.
На следующее утро звонок Джима раздался как раз в тот момент, когда Мэгги открывала дверь салона. Нет, он не был зол. Конечно, он чувствовал себя обязанным изобразить праведное негодование, но, как он ни старался, в голосе его не было настоящей обиды.
Леди Ботвелл как милости просила разрешения сэра Филиппа приютить в своем доме сестру и ее детей на время его пребывания в Европе.
— Я слышал, ты вчера ходила на свидание, — проворчал он.
Сэр Филипп охотно принял предложение, которое разом избавляло его от лишних расходов, заставляло умолкнуть досужих сплетников, кои иначе, чего доброго, могли бы пустить слух о том, что он, мол, бросил жену и детей, и вдобавок еще и доставляло удовольствие леди Ботвелл - к даме этой он испытывал немалое уважение, ибо она всегда говорила с ним свободно и начистоту, а иной раз и резко, не страшась ни его едкого остроумия, ни репутации в свете.