– И вообще Сережа должен извиниться перед Стасиком, – сказал губернатор, – Стасик мне все рассказал, как его ударили.

Тем же вечером Денис встретился с начальником Черловского РУБОПа Олегом Самариным. Тот, в кабачке, пил пиво с операми. От потемневшего стола пахло плесенью и подтухшей рыбкой.

– Может, пойдем в «Версаль»? – предложил Денис, когда они отсели в сторону и заказали по кружке пива, – Гриша-то казино наконец отстроил. Шикарное казино.

– Не пойду я в «Версаль», – усмехнулся Самарин, – вон, Петька у нас ходит в «Версаль».

Петькой звали одного из оперов, и Денис действительно несколько раз видел его в казино.

– Так вот – еще одна жалоба, и я Петечку вышвырну, – сказал Самарин. – В «Версале» он останется, а в РУБОП – нет.

Девушка в грязном переднике принесла им пиво. Пиво было второй свежести, раки – тоже.

– Олег, у тебя что-то есть по вагонам?

Самарин усмехнулся.

– Мы взяли двоих. Третий бегает. Все трое из бригады Кеши. Кеша – под Мансуром. Остается, конечно, вопрос, – ну хорошо, они вагоны потрошили, а кто их наводил именно на эти вагоны?

– А Мансура мы можем за это притянуть?

– Мы не можем притянуть даже Кешу.

Олег потянулся, заложил руки за голову.

– Дело передано в следственный комитет МВД, следователь под Горным, СИЗО под Мансуром, какие еще вопросы?

– Кто убил Панасоника?

– Кеша. По оперативной информации.

– Почему Кеша на свободе?

– Ты же знаешь. «Наружка» не видела его у дома Панасоника.

– «Наружка» его не видела, потому что пошла пиво пить.

Самарин пожал плечами.

– Олег, – сказал Денис, – я хочу, чтобы наружка изменила свои показания. Чтобы эти два любителя пива заявили, что видели Кешу. Я хочу, чтобы Кешу арестовали, и чтобы ты провел в доме у Мансура обыск на предмет обнаружения вещей, украденных из особняка Панасоника. Я хочу, чтобы по окончании обыска ты забрал Мансура с собой и предъявил ему убийство Леши Панасоника.

Самарин помолчал.

– Денис, против Мансура нет реальных улик. Ты понимаешь, что будет, если мы Мансура отпустим?

– С чего мы его отпустим?

– С санкции прокурора. А прокурору прикажет губернатор. Ты понимаешь, в каком я буду дерьме?

– Понятно. За погоны боишься? Когда ты простым опером с Мансуром дрался, ты за погоны не боялся? Теперь мы тебя из дерьма вытащили, ты зассал?

Самарин молчал очень долго.

– Зря ты так, – сказал Самарин. – Тебе очень важно унять Мансура?

– Да. Мне это очень нужно.

Денис поколебался, стоит ли говорить, что это важно прежде всего для Ахрозова, который на грани нервного срыва, но потом передумал: очень надо Сергею, чтоб о нем судачили, как о впечатлительной девице. К тому же никогда и ни с кем не следовало делиться лишней информацией, даже с союзником. Денис не рассказывал Самарину ни истории с Черловским авиазаводом, ни про то, что любовница Цоя изменяет ему с его менеджером, – эта фантастическая информация, неизвестно с чего выданная Анастасом, кстати, недавно подтвердилась, и Денис искал, как ее выгодней использовать.

Когда Денис ушел, Олег Самарин, начальник черловского РУБОП, вернулся за общий стол, и некоторое время пил пиво, смеясь с подчиненными и заигрывая с толстенькой, густо накрашенной официанткой.

Потом он вышел на улицу с мобильником и сделал несколько звонков. Каждый разговор продолжался недолго, не больше минуты.

Потом Самарин вернулся в забегаловку и выпил еще полкружечки.

* * *

Сергей Ахрозов приехал в губернаторскую резиденцию к двум часам дня. Анастас отдыхал: он сидел в беседке, нависшей над оформленным диким камнем бассейном. Беседка была из мрамора, с белыми колоннами и равнодушной фигурой наяды, а в самом бассейне с визгом бултыхались красивые длинноногие девочки – модели Анастаса.

Губернаторский фаворит был не один – рядом с ним, под солнечным зонтиком, сидел человек в черной майке и с многочисленными наколками на пальцах, – Мансур. Мансур потягивал коктейль и лениво наблюдал за плещущимися девочками. При виде Ахрозова он поморщился и стал прощаться.

– Хочешь, оставайся, – сказал Анастас Мансуру, – вон, девочку выбери.

Мансур с некоторым даже сожалением взглянул на часы. Усмехнулся.

– Не могу. Встреча.

Повернулся и зашагал по дорожке.

Анастас глядел ему вслед. Он был в одних шортах, без майки, и его тело покрывал загар, такой же ровный и бархатный, как и месяц назад.

В вышине, за деревьями, оглушительно щебетали птицы, за подстриженной лужайкой из альпийской горки выглядывали буйные георгины, и в бассейне, полном дрожащих золотых бликов, плавали русалки. Казалось невероятным, что где-то, всего в десяти километрах отсюда, ворочается дымный, в выбоинах дорог Черловск, а еще через двести километров посереди вырубленной, превращенной в степь тайги, мается от жары безлесный промышленный Павлогорск, с одинаковыми коробками домов и проржавевшими корпусами горно-обогатительной фабрики.

– Нравится беседка? – спросил Анастас. – Точно такая же стоит в саду виллы Боргезе, в Риме. Точная копия одной из беседок Адриана.

– Кого?

– Был такой римский император, великий воин и правитель. Во время одной из своих кампаний в Малой Азии он встретил мальчика по имени Антиной. Они влюбились друг в друга, но Антиной однажды заболел и умер. Адриан велел уставить его статуями всю империю, и он приказал объявить его богом. Хотел бы я, чтобы меня любили так, чтоб после смерти назвать богом. Мы все бы хотели такой любви. А что мы получаем вместо любви? Вот этих обжабанных девочек?

Ахрозов нервно дернул щекой. Анастас подошел к нему ближе и тоже оперся о мраморный бортик.

– Смешно, – сказал Анастас, – на что ты тратишь свою жизнь, Сережа? На окатыш? Жизнь надо любить.

Ахрозов смотрел вниз, на плещущихся моделей.

– Ты меня позвал на переговоры, – сказал Ахрозов, – мы бы хотели выслушать твои предложения.

Анастас что-то крикнул и замахал рукой.

Одна из девушек поднялась с шезлонга и побежала к беседке. Она остановилась у самого бортика воды и стала глядеть на Ахрозова – снизу вверх. Девушка была в узеньком купальнике, два треугольничка размером с почтовую марку прикрывали соски, если смотреть глаза в глаза. Ахрозов смотрел сверху, два треугольничка не прикрывали ничего.

– Это мое предложение. Держи, – сказал Анастас.

Ахрозов не сразу сообразил, что Анастас говорит не о девушке, а о конверте, который она держала в руках.

Ахрозов разорвал конверт и вынул оттуда бумагу. Это было распоряжение губернатора о выделении из областного бюджета трехсот двадцати миллионов рублей на реконструкцию дамбы и шламохранилищ комбината. План приватизации комбината был так дурацки составлен, что и дамбы, и пруды, из которых ГОК брал воду, оставались городской собственностью. Дамбы находились в аварийном состоянии, и Ахрозов не раз порывался их реконструировать, но Извольский строжайше запрещал, если это не будет хотя бы учтено в счет городских налогов. Мэр собачился и не учитывал.

Распоряжение было подписано, но без номера и без даты.

– Это все предложения? – усмехнулся Ахрозов.

Анастас, словно невзначай, пододвинулся к Ахрозову. Тот сделал шаг назад.

– Нет. Не все. Вы раньше возили окатыш по пятнадцать. Сейчас возите по семь. Разницу вы сейчас кладете себе в карман. А надо – делиться. Половину вам, половину нам. Что ты скажешь?

– Ничего. Я менеджер.

– Дом Культуры надо вернуть Мансуру. Нехорошо, вы человека обидели. Я обещал. А я всегда исполняю обещания. Что скажешь?

– Говорить будет Извольский. Я слушаю.

– Взамен мы отремонтируем дамбы. И спишем долги по электроэнергии. Совсем. Как тебе схема?

– Я слушаю. Я менеджер.

– Сережа, а тебе не надоело быть менеджером?

– Не понял?

– Сережа, они же тебя использовали. Использовали всю жизнь. Сначала оренбургский губернатор. Потом банкиры, потом Сляб. Ты знаешь, почему ты еще директор? Потому что война. Слябу ты был нужен для зачистки территории. Как граната. Гранату используют один раз, она выжигает все вокруг, и ее даже не надо выбрасывать. Ее нет. Он это папе сам говорил, у меня, говорит, на случай черновой работы есть бульдозер, а потом придут другие люди.

Ахрозов страшно побледнел. Анастас затронул самую больную для него тему – его статус на ГОКе. Да, он отдал этому комбинату последний год жизни, отдал до конца, ну и что? Он не был собственником. У него забрали Саркайский ГОК в Таджикистане. У него забрали Карачено-Озерский ГОК. У него забрали Шалимовский ГОК. Когда у него заберут Павлогорку?

– Сережа, – сказал Анастас, – посмотри, неужели тебе до сих не надоело? Ты вкалываешь, как проклятый, а как ты живешь? И как живут они? Ты Рима не видел, ты не видел Неаполя, Сережа, ты знаешь, сколько Извольский тратит на свой частный самолет?

Анастас взял бумагу с губернаторским постановлением.

– Это не подарок Извольскому, – сказал Анастас, – это подарок тебе.

Он придвинулся ближе, и Сергею уже не было куда отодвигаться: дальше была мраморная колонна.

– Сережа, как только станет хорошо, они тебя выкинут. Я этого не хочу. Я хочу, чтобы эти деньги достались хозяину ГОКа.

– Кому?

– Тебе.

Ахрозов вздрогнул.

– Сережа. Разорви соглашение с энергетиками. Они же к тебе пристают. Так ты его разорви.

– Зачем?

– Ты помнишь, сколько комбинат должен по соглашению? Тридцать миллионов долларов. Ты думаешь, эти долги ты платишь энергетикам? Они давно переуступили их мне, напополам с директором. Как только ты разорвешь соглашение, я буду крупнейшим кредитором. Я обанкрочу комбинат. И отдам его тебе. Ты будешь хозяином, понимаешь? И деньги на дамбу будут твои. И льготы будут твои. Ты будешь диктовать Слябу цену на окатыш…

Анастас положил руку на плечо Ахрозову. Прикосновение его было сильным, нежным, и отнюдь не вызывало омерзения. Это было как пещера Цирцеи, где людей превращают в свиней. Ахрозов понимал, что то, что говорит Анастас – это чушь, морок, от первого до последнего слова. Сейчас он, Ахрозов – менеджер Извольского. Потом он будет никто. Перебежчик, сдавший хозяина. Не только не хозяин ГОКа – никто. Пешка в чужих руках. Марионетка. Иуда. И еще – Анастас был умный парень. Он знал, как совратить человека. Как подкупить его, сыграть на чувствах, оболгать других в глазах жертвы. Но это был не ум Анастаса – выдумать схему безукоризненного банкротства комбината.

– Отличный план, – сказал Ахрозов, – и кто его придумал? Альбинос или Фаттах?

Лицо Анастаса было уже совсем близко. Красивое, магнетическое, понимающее лицо. Рука его лежала на плече директора.

– Какая разница? Осуществим-то его мы. Ты и я.

Тишину, повисшую в беседке, разорвал скрип тормозов и грохот бьющегося металла.

Анастас стревоженно выглянул наружу. Девочки вылезали из воды. К воротам резиденции по зеленой лужайке неслись охранники. Стрельбы, однако, не было слышно.

– «Скорую» вызови, – проорал кто-то из секьюрити в рацию.

Анастас взглянул на часы.

– Господи, – сказал он, – ведь Мама должна была приехать…

Анастас выскочил из беседки и побежал к воротам. Ахрозов пошел за ним. Когда он дошел до ворот, створки их были уже раскрыты. На асфальтовой дорожке стоял белый «Мерседес» со смятым капотом, и двое охранников вынимали из него человека. Лицо человека было залито кровью, и скорее по одежде, чем по физиономии Ахрозов узнал в водителе Мансура, уехавшего из резиденции не больше получаса назад.

– Это он… о ворота? – спросил Ахрозов.

– Ага, – сказал охранник, – о ворота. И ворота были калибром девять миллиметров.

Мансур открыл глаза. Разбегающиеся зрачки сделали попытку сфокусироваться на Анастасе.

– В меня стрелял Олег Самарин, – четко выговорил Мансур, прежде чем потерять сознание.

Было два пятнадцать, когда машина Самарина остановилась на шоссе под «кирпичом», ограждавшим поворот к губернаторской резиденции. Самарин завернул на смотровую площадку, с которой открывался прекрасный вид на горы, запер машину и закурил.

Затем справа послышался шум мотора, и перед Олегом затормозил длинный и белый, как опавший яблоневый цвет, «Мерседес». Стекло «Мерседеса» со стороны водителя поползло вниз: за рулем машины сидел Мансур. Самарин молча выкинул сигарету, обошел «Мерседес» и сел на заднее сиденье.

– Езжай вперед, – сказал Самарин.

– Куда?

– Куда хочешь. Хочу посмотреть, не прихватил ли ты с собой пацанов.

Мансур пожал плечами и тронул машину. Вдоль недавно отремонтированного шоссе неслись рыжие скалы, покрытые густым, как тюлений подшерсток, лесом. «Мерседес» был новый, последней модели, в салоне, словно мужскими духами, пахло хорошо отделанной кожей, и летнее солнце плясало на инкрустированной перламутром ручке автоматической коробки передач.

– Давно купил? – спросил Самарин.

– Недавно, – ответил Мансур. – Вот, пленкой ее хочу покрыть. Клароловой, чтоб как у губернатора.

– Хорошая машина, – сказал Самарин – недешево стоила. Не меньше пяти килограммов героина.

– Слышь, Вадимыч, – усмехнулся Мансур, – ты как на ахтарских стал работать, тоже не на «Жигулях» ездишь.

Самарин дернул щекой. Он приехал на встречу на серебристом сотом «Лендкрузере». Это была служебная машина – подарок ГОКа внебюджетному фонду содействия милиции.

Машина проехала десяток километров, развернулась и поехала обратно. Самарин молчал.

– Зачем звал? – спросил Мансур, когда машина нырнула под «кирпич» и понеслась по гладкой правительственной трассе.

– Сказать, чтобы ты отстал от ГОКа.

– Нет проблем. Отдай клуб и еще знаешь, тот мешок отдай, который вы дома у Панасоника изъяли.

Самарин пожал плечами.

– Останови машину.

Мансур, усмехаясь, притер «Мерседес» к бровке над горным ручьем. Дорога в этих местах была двухрядной, столбы на обочине были выкрашены специальной светоотражающей краской. Казалось, даже вода в ручье блестела ярче, для губернатора.

Самарин взялся за ручку двери, стал одной ногой на асфальт. Внезапно он обернулся к Мансуру.

– Да, кстати, – сказал Самарин, – знаешь, кто приказал убить Панасоника?

Мансур усмехнулся.

– Я, – сказал начальник Черловского РУБОП.

В следующую секунду Олег Самарин выхватил из-под мышки пистолет и выстрелил Мансуру прямо в голову.

Самарин стрелял сбоку и немного сзади, почти в упор. Страшный толчок бросил Мансура на руль иномарки. Он потерял на мгновение сознание, а когда он пришел в себя, он увидел, что весь мир вокруг полон каким-то необыкновенным светом, и время движется страшно медленно. Боковым зрением он заметил, как захлопывается дверца «Мерседеса», и как Самарин уверенным, упругим шагом поворачивается и оступает вбок.

Мансур нажал на газ.

Он был полумертв, кровь заливала ему глаза. Пуля прошла через мозг в сантиметре от виска. Сиди Мансур в каких-нибудь «Жигулях», он бы наверняка погиб. Но «Мерседес» был слишком хорошей машиной, с автоматической коробкой передач. Как надежный конь, он вынес умирающего седока с поля битвы.

Самарин обернулся на звук отъезжающей машины. На мгновение он застыл, опешив: затем выхватил пистолет и выстрелил другой раз и третий.

Самарин бросился следом, но горная дорога петляла, как заяц: иномарка свернула в ущелье и исчезла.

«Мерседес» проехал около трех километров: он доехал до ворот губернаторской резиденции. Ворота были закрыты, а ноги уже не слушались Мансура. Он затормозил в самый последний момент, и еще успел увидеть, как разбегаются перед его капотом охранники, и как белый воздушный мешок бьет ему в лицо.

Он успел сказать самое важное, прежде чем потерял сознание на трое суток.

Игорь Капитолинов, оперативник черловского РУБОП, как раз выходил из «Версаля», где у него была назначена встреча с одним барыгой, когда по милицейской волне прошла весть про Самарина. Капитолинов был старым черловским ментом: он знал всех бандитов в городе и дружил с парочкой мелких коммерсантов, и по нынешним российским, да и по общечеловеческим меркам он был вполне честный мент. Назначение Самарина Капитолинов воспринял с искренней радостью, и сейчас новость ошарашила его:

– Самарин? Мансура? Сам?

– Смотри! – сказал напарник.

Капитолинов обернулся туда, куда он указывал, и увидел начальника РУБОПа. Тот выбирался из какой-то зеленой «Волги», нелепым пятном выделявшейся на фоне стоявших близ казино иномарок. У Капитолинова невольно мелькнула мысль, что ничего глупее Самарин сделать не мог. Какого черта его понесло к казино? Здесь же его каждая собака знает!

Капитолинов заколебался, не зная, что предпринять, но его напарник уже шагнул к Самарину.

– Олег Вадимович, – сказал опер, – тут сообщение. Вы срочно должны…

Опер не договорил. Самарин изо всей силы врезал ему кулаком под подбородок. Опер рухнул, как подкошенный.

– Всем стоять, – заорал Самарин, выхватывая пистолет.

Капитолинов замер на месте. Водители роскошных иномарок, полукругом выстроившихся перед «Версалем», съежились на сиденьях. Вокруг наступила мертвая тишина, и эту тишину разорвал визг тормозов только что подъехавшего джипа. Из джипа выскочил мелкий местный бандюк, увидел стоящего к нему спиной Самарина и заорал:

– Здорово, менты, здорово, Вадимыч!

Самарин обернулся. Пистолет в его руке дернулся всего один раз, и бандюк покатился по асфальту, визжа и прижимая к себе простреленную ногу. Самарин молниеносно наклонился над ним и вырвал из его рук ключи от джипа.

Самарин с визгом развернул джип, крепко приложившись задними габаритами о стеклянные двери казино. Двери треснули, и Капитолинова обдало дождем осколков. Он еле успел оскочить, когда джип снова развернулся – в его сторону.

Без колебаний Капитолинов выхватил пистолет и выстрелил по колесам. Мимо.

Еще через мгновение джип, с Самариным за рулем, выскочил с платной стоянки, сшибив по пути непроворный шлагбаум.

Капитолинов прыгнул в свой «Форд» и бросился следом.

Погоня продолжалась не больше десяти минут. Джип пролетел под эстакадой, выскочил промышленными задами на улицу Бакунина и рванул к западному району, туда, где у него было больше всего шансов затеряться в лабиринте сталинских пятиэтажек.

«Форд» следовали за ним по пятам. Джип пару раз пролетел на красный, счастливо разминулся с белобоким трейлером, и выскочил к железнодорожному переезду.

Шлагбаум был опущен, и к переезду приближался грузовой состав. Джип прибавил газу, огибая несколько стоящих машин, сшиб шлагбаум и без колебаний перескочил через рельсы под носом у приближающегося тепловоза. «Форд» последовал за ним. В тот момент, когда корма джипа миновала рельсы, Самарин резко затормозил. «Форд» на полном ходу влупился в корму «Паджеро». Удар был такой силы, что двигатель мгновенно сдох. Машину преследователей отбросило на рельсы.

Отчаянно заорал набегающий тепловоз.

Капитолинов и его напарник едва успели выскочить из развороченной машины. Джип дал по газам и уехал.

Его обнаружили спустя час около автобусной станции на окраине города. Сплошная проверка автобусов, выехавших примерно в это время из Черловска, ничего не дала: Самарин как сквозь землю провалился.

Глава пятая,

в которой Степан Бельский читает внуку американского сенатора лекцию о некоторых особенностях российского бизнеса, а обманутый акционер Черловского авиазавода находит заступников

Майя Извольская вернулась в Москву только через месяц, а еще через три дня к ней прилетел бойфренд – Джек Галлахер.

Майе очень нравился Джек. Он был на год старше ее и на полторы головы выше. Джек очень заботился о своем здоровье. Он был членом команды университета по регби, каждый день два часа проводил в фитнесс-клубе, а по утрам занимался джоггингом.

Так случилось, что Джек Галлахер остановился в гостинице «Кремлевская». Он зарегестрировался у стойки и взял забронированный заранее номер, самый обычный, который стоил двести тридцать долларов в сутки. Девушка за стойкой выдала ему листок с номером комнаты и магнитный ключ.

Джек с Майей очень мило поужинали в гостиничном ресторане, а когда они вышли в холл, к ним подскочил предупредительный молодой портье в форменной куртке.

– Простите, – сказал он по-английски, – у нас вышла ошибка. Номер, который вы забронировали, еще занят, мы отвели вам другой номер.

– Россия – страна разгильдяев, – сказал Джек, – наверняка ваш новый номер хуже.

– Надеюсь, что нет, сэр, – заверил его портье.

Майя с Джеком в сопровождении предупредительного портье поднялись на седьмой этаж. Джек с опаской вставил магнитную карточку и распахнул дверь.

Майя невольно ахнула. Это был президентский номер с роскошной гостиной, застланной мягкими коврами, и с видом на Кремль. Посереди гостиной возвышался огромный стол красного дерева, а на нем – ваза с фруктами и бутылка дорогого вина. Распахивающиеся двери вели в кабинет и в две спальни.

– Это какая-то ошибка, – сказал Джек.

– Никакой ошибки нет, – заверил, поклонившись, портье. – В знак извинения за то, что ваш номер не свободен, менеджмент отеля предоставляет вам за ту же сумму этот номер и желает вам счастливого отдыха.

Джек и Майя посмотрели друг на друга и пожали плечами.

На следующий день Майя и Джек обедали на Рублевке. Извольский по-прежнему не заводил дома в Москве, и когда он оказывался в столице, пристанищем ему служила частная гостиница АМК в Жуковке.

Впрочем, в Москве Извольский оказывался все чаще. Империя его разрасталась: к сибирскому комбинату присоединился уральский завод, парочка предприятий в Нижнем Новгороде и два морских терминала: в Новороссийске и Приморье.

Управлять холдингом из Москвы было все удобней и удобней; к тому же были еще и западные банкиры, с которыми Извольский вел переговоры о возможном размещении акций, а западные банкиры восточней Москвы не водятся, как кукуруза не водится за Полярным кругом.

А еще была Лара, Ларочка. Извольский не доверял ахтарским врачам, девочка была то в Швейцарии, то в Москве, Ирина находилась при ней неотлучно, а Извольский старался надолго не покидать жену.

Понемногу рублевский дом начал переделываться: все номера на третьем этаже были соединены в одну квартиру. Большая часть второго этажа тоже отошла под кабинеты и спальни, и только зимний сад вместе с баром и столовой по-прежнему оставался в общей зоне. Замы Сляба, оказываясь в особняке, все чаще ощущали себя не постояльцами отеля, а гостями Извольского.

Ужин был накрыт на втором этаже, и пока Ирина с Черягой вышли вниз встретить гостей, за столом в полном молчании сидели трое: сам Извольский, полпред Ревко и замминистра МВД. Извольский недовольно дергал щекой. Между ним и замминистра шел не очень приятный разговор: замминистра напомнил Извольскому, что тот обещал людям пятьсот тысяч долларов за назначение Самарина. Выплачено было пока только триста тысяч, и как бы то ни было, оставшиеся двести тоже следовало отдать. Извольский понимал, что требования замминистра справедливы. Но ему было обидно терять лицо.

– Так как мы поступим? – откашлявшись, спросил замминистра.

Извольский подождал, пока из столовой выйдет официанточка, разливавшая по бокалам нарзан.

– Я завтра пришлю Дениса, – сказал Извольский.

Ревко коротко кивнул, а замминистра залпом выпил нарзану и спросил:

– А что там все-таки в Черловске стряслось?

– Денис велел Самарину арестовать Мансура. Тот решил, что проще его убить.

– Это – со слов Дениса, – насмешливо уточнил замминистра.

– С Самариным я на эту тему не разговаривал.

– А ты уверен, что это не Денис заказал Мансура?

– Зачем?

– Затем, чтобы увеличить свою значимость. Чем больше трупов вокруг, тем важнее служба безопасности.

Тут в гостиную влетела веселая молодежь, Майя немедленно потребовала, чтобы все говорили по-английски и не секретничали, и полпред Ревко сказал на совершенно безукоризненном английском, что Славе докучает мафия.

– А почему вы обратились в полицию? – удивился Джек.

После этого разговор на русском прекратился сам собой и заговорили по-английски, о квотах на импорт русской стали в США. Эти квоты пробивало американское стальное лобби через республиканцев. Что же до деда Джека, он был демократом и мог бы поспособствовать решению проблемы. Семейный обед продолжался час, а когда мужчины перешли в гостиную, женщины остались посплетничать в столовой.

– Он очень милый, – рассеянно сказала Ирина, – настоящий американец. Но ведь ты не собираешься за него замуж?

Майя пожала плечами.

– Не знаю. Ирочка, почему Слава такой усталый?

– У них опять драка. Он полгода назад ездил с одним охранником, потом с тремя, теперь уже набилась целая машина…

Майя с Джеком уже уезжали, Извольский вышел за ними на широкий двор к их спортивной машине. На прощание Майя обняла брата, чмокнула в щечку и сказала:

– И большое спасибо за президентский номер.

– Что?

– Джек остановился в «Кремлевской», – нахмурилась Майя, – и вечером оказалось, что кто-то предоставил нам президентский номер. Я думала, это ты… или…

– Майка, – сказал Извольский, – я не хозяин «Кремлевской». Хозяин «Кремлевской» – Степан Бельский. Уезжайте оттуда пожалуйста и немедленно.

* * *

Когда Денис, проводив последних гостей, вернулся к Извольскому, тот сидел в зимнем саду, задумчиво вертя в руках бокал красного вина.

– Там, – задумчиво сказал Извольский, – дрянь ползет. Слухи всякие. Насчет твоего уговора с Самариным.

– Я могу написать заявление.

– Подотрись своим заявлением. Если кто-то хочет тебя убрать, значит, ты на своем месте. Ты уверен, что Самарин тебя не подставил?

Денис сам задавал себе этот вопрос. Но, как ни крути, это было маловероятно. Надо было пройти неведомо какие курсы по подготовке Джеймсов Бондов и Терминаторов, чтобы выстрелить человеку в голову и оставить его в живых. И зачем? Чтобы вместо поста начальника РУБОП оказаться в розыске? Даже если Самарин работал на врагов холдинга, в этом не было смысла. Будучи доверенным ментом Черяги, он принес бы куда больше вреда.

– Не думаю, – сказал Денис.

Извольский отпил вино.

– Сережа рассказал мне кое-что о переговорах между ним и Анастасом. Думаю, что не все. Анастас хотел оторвать его от нас. Соблазнить пытался.

– Соблазнить – в каком смысле? – уточнил Денис.

Извольский невесело рассмеялся.

– В обоих. Ты что, еще не понял? Анастас втюрился в моего директора со всем жаром своей молодой непорочной души. Сергей дал ему в репу, и он не успокоится до тех пор, пока не трахнет Сергея. А как только он его трахнет, он его выкинет. Он ему припомнит все. Разотрет в порошок.

– Ну, ему долго придется ждать, – усмехнулся Денис.

– Не недооценивай Анастаса. Эта тварь соблазняла таких людей, про которых в жисть не подумаешь, что пидоры. Анастас слишком хорошо понимает, чего хочет мужчина. Сильный мужчина. Он это понимает лучше женщины. И не забудь, все, что делает Анастас, выгодно Цою. Анастаса всегда несет незнамо куда, но выносит прямо на кошелек группы «Сибирь». Анастас очень искренне обиделся, когда нам не вернули шахту. Но когда ему за его искреннюю обиду всучили лишние пятьсот тысяч, обида тут же прошла. Анастас очень искренне предлагает Сергею помощь, если он кинет нас, но как только это произойдет, Анастас сдаст Сергея Цою со всеми потрохами. Потому что Анастас понимает: поссорить моих менеджеров – это половина победы.

Денис смотрел на Извольского искоса. На дворе было уже темно: сквозь стеклянную крышу сверкали крупные августовские звезды.

– Ты говоришь, он не все рассказал?

– Думаю, что не все. Снять я его в этой ситуации не могу. Но мне нужно, чтобы вы полностью доверяли друг другу. Ты понял?

Денис молчал. Он не понял и не мог понять, каким образом он отныне может безоговорочно доверять Ахрозову, который не все рассказывает своему хозяину. Извольский молчал тоже. Потом сказал:

– Я прочитал то дело, которое ты принес. По факту убийства гендиректора Черловского авиационного. Я хочу, чтобы ты нашел этого бандита, Курбана и купил у него акции.

– Что-что?

Денису показалось, что он ослышался.

– Ты невнимательно читал справку, – сказал Извольский, – у Курбана остались акции Черловского авиазавода. Он никому их не продавал. Просто группа «Сибирь» через некоторое время вывела все активы завода в другую структуру. Ты их купишь, а мы возбудим дело о незаконном выводе активов. Из принадлежащего нам предприятия.

Денис уставился на Извольского.

– Возбудим дело? В Черловской области?!

– У тебя есть другие предложения?

– Но, Слава! Есть уголовное дело. Его можно перетащить в Москву. У нас есть прямая возможность посадить Бельского. И потом, Курбан – отморозок. У него к Бельскому…

– Денис, – перебил Извольский. – Я бизнесмен. И Альбинос бизнесмен. Есть вещи, которые бизнесмены не делают. Не заставляй меня задумываться насчет слухов о тебе и Самарине.

– Понял. Найти Курбана и купить у него акции.

Денис уже повернулся, чтобы идти, когда Извольский окликнул его.

– Денис, у тебя сейчас сколько охранников?

– Один. Из них один лишний.

– Возьми еще одного.

Джек с Майей бросили машину в одном из арбатских переулков и долго бродили по Москве. В «Кремлевскую» они вернулись только к девяти вечера, потому что Джеку захотелось поужинать, а московским ресторанам он как-то не доверял.

– В нашей гостинице европейский сервис; и к тому же мне не нравится, когда официанты изъясняются по-английски хуже пингвинов.

Они уже подъехали к гостинице, когда Майя наконец решилась:

– Джек. Тебе не кажется, что нам лучше сменить гостиницу?

– Не кажется, – сказал Джек. – Это совместное предприятие, и менеджер здесь относится к уважением к иностранцам и твоему отцу. А все остальное в Москве, это бог знает что. Говорят, в некоторых гостиницах персонал не знает английского.

Майя промолчала.

В холле гостиницы было прохладно и пусто после удушающей летней жары, однако в ресторане их ждало разочарование.

– Ресторан закрыт, – сказал им важный метродотель у входа. Его английский был почти сносен. – Мы просим прощения, но просто… тут презентация, вход по приглашениям. В гостинице еще три ресторана, если хотите, вы можете заказать еду в номер…

Джек нахмурился.

Из-за закрытых дверей материализовался крепкий парень в кожаной куртке и что-то сказал метродотелю на ухо. Тот повернулся к Джеку и развел руками:

– Пожалуйста, проходите.

Презентация уже почти закончилась. Столики были погружены в полумрак, на сцене под негромкую музыку прохаживались девушки в нарядах «от кутюр», официанты разносили гостям чай и кофе.

Кто-то с дальнего столика помахал Майе рукой. Она пригляделась и едва узнала Бельского. Он был в черном свитере и каких-то темных брюках. Возле него вился народ. Стол был заставлен тарелками с устрицами, и между деревянными тарелочками с суши возвышались бутылки спиртного. Внимательный человек мог заметить, что все стоявшее на столе сильно отличается от общего меню закончившегося банкета.

Майя и Джек подошли поближе. Бельский протянул ей руку и встал. Он был ниже Джека, и рядом с цветущим голубоглазым техасцем его лицо казалось старым и страшным.

– В летном комбинезоне вы красивее, – сказала Майя.

– Почему?

– Меньше похожи на бандита.

– What? – спросил Джек.

– This man… we met at an airshow. He… was testing the newest Russian plane.[9]

– Вы летчик? – спросил Джек.

– Oh yes! I like to fly planes. This is the only thing I really like.[10]

Английский Бельского был почти сносен. В глазах Джека внезапно погас ревнивый огонек. С точки зрения внука сенатора, сорокалетний пилот-испытатель в потрепанном черном свитере не мог быть ему соперником.

Неслышно подошедший официант унес у Бельского тарелку с опустевшими скорлупками устриц, а другой, ловко оттопырившись, налил ему в чистый бокал белого монтраше. Бельский, однако, отодвинул бокал, и щедро плеснул себе в пустой стакан марочного коньяка. Другая порция коньяка отправилась в стакан Джека. Вино как-то досталось Майе.

– За Россию, – сказал Бельский, – и за наши самолеты.

Джек пригубил бокал и удивился:

– О, – сказал Джек, – потрясающий коньяк!

– Презентация, – ответил Бельский, – приятели пригласили. Сам-то я вряд ли мог бы это себе позволить. Ну, до дна!

И Бельский с Джеком выпили коньяк до дна. Степан тут же наклонился и наполнил стаканы снова. В зрачках Бельского заиграли лукавые чертики. Замминистра МПС, сидевший подле Бельского, уткнул глаза в пол.

– И часто вы летаете? – спросил Джек.

– Реже, чем хотелось бы.

– Что так?

– Керосина мало, денег мало… Все раскрали.

– Брат Майи ужасно жаловался на мафию, – сказал Джек, – он руководитель крупной компании, но у него неприятности с бандитами.

– Выпьем, чтобы у нас не было неприятностей с русской мафией, – предложил Бельский, и они выпили. Джек попытался выпить только один глоток, но Бельский запротестовал, что, чтобы не было неприятностей, надо пить до дна, и они выпили за погибель мафии все вчетвером – Степан Бельский, его правая рука Кирилл, один из замминистров МПС и внук американского сенатора.

– И что же Вячеслав Извольский считает неприятностями? – полюбопытствовал Степан у Джека.

– Он говорит, что у него украли шахту в Сибири. Он говорит, что ее украли два раза. У вас удивительная страна Россия, я еще понимаю, как можно что-то украсть один раз, но как можно украсть одну и ту же вещь дважды?

Бельский чокнулся с ним снова. На этот раз в стакане был не коньяк, а водка.

– Очень просто, – сказал Бельский, – люди сначала обанкротили шахту, а потом предложили выкупить ее долги. Извольский выкупил долги, и тогда у него украли акции.

– А куда смотрели власти?

– А власти получили половину от тех самых денег, которые Извольский заплатил за долги.

– Ужасно, – сказал Джек, – и что, в России мафия можети проделывать такие вещи?

– Я бы не сказал, что люди, которые делают такие вещи, называются мафией, – усмехнулся Степан, – Я бы сказал, что они называются предпринимателями.

Степан и Джек снова чокнулись, и каждый выпил по полстакана.

– У вас совершенно дикая страна, – сказал Джек, – я рад, что Майя будет жить в Америке.

– Так выпьем за Америку! – сказал Бельский, и они добили второй стакан.

Джек заморгал несколько осоловело.

– Вы так все хорошо объясняете, господин пилот, – искренне сказал Джек, – вот вы мне объясните еще. Господин Извольский сказал, что мафия не дает его предприятию вагонов, и я тоже ничего не понял. Потому что разве вагонами в России распоряжется мафия? Я слыхал, что ими распоряжается министерство.

– Совершенно верно, – сказал Бельский. – Вагонами распоряжается министерство путей сообщения. Весь вопрос, кто распоряжается министерством. Не правда ли?

И Бельский с усмешкой посмотрел на сидящего рядом замминистра МПС. Между прочим, это был тот самый замминистра, с которым Извольский обсуждал вопрос о железнодорожных скидках для «Южсибпрома».

– Вопрос также в том, – хмуро сказал замминистра, – что сделал господин Извольский, когда понял, что ему не хватает вагонов.

– А что он сделал?

– Он велел своему заму застрелить человека, который устроил недостачу вагонов, – ответил замминистра.