Даль Роальд

Вильям и Мэри

РОАЛД ДАЛ

Вильям и Мэри

Перевод Егоровой Е.

\"Шедевры английского готического рассказа\"

Москва, издательство \"Слово\", 1994

После смерти Вильям Перл не оставил много денег, и завещание его было несложное. За исключением нескольких скромных посмертных даров родственникам, все имущество отходило его жене.

Адвокат и миссис Перл вместе прошли по нему пункт за пунктом в конторе адвоката, и когда закончили, она собралась уходить. Тут адвокат взял запечатанный конверт из папки на столе и протянул его вдове.

-Мне поручено передать вам вот это. - сказал он. - Ваш муж прислал его незадолго до своей кончины.

Адвокат был бледен, полон важности и из уважения к вдове, обращаясь к ней, держал голову набок и опустил глаза.

-Здесь, по всей видимости, что-то личное, миссис Перл. Вам, безусловно, захочется взять его домой и прочитать, когда вы будете одна.

Миссис Перл взяла конверт и вышла на улицу. Остановилась на тротуаре и ощупала конверт. Прощальное письмо от Вильяма? Да, возможно. Письмо официальное. Оно могло быть только официальным - жестким и официальным. Этот человек был не способен поступить по-другому. За всю свою жизнь он никогда не сделал ничего без соблюдения формальностей.

\"Моя дорогая Мэри, я надеюсь, ты не позволишь себе слишком расстраиваться из-за моего ухода в мир иной, а будешь продолжать следовать тем правилам, которые служили тебе хорошим ориентиром в годы нашего супружества. Будь прилежной и достойной во всех делах. Будь бережливой. Сделай все, чтобы не... и т.д. и т.п.\".

Типичное для Вильяма письмо.

А может быть, он в последний момент не выдержал и написал ей что-нибудь прекрасное? Возможно, это прекрасное нежное послание, что-то вроде любовного письма, чудесная теплая записка с благодарностью за то, что она отдала ему тридцать лет своей жизни и выгладила миллион сорочек, сварила миллион обедов, постелила миллион постелей, нечто такое, что она могла бы читать снова и снова, по крайней мере раз в день, и всегда хранила бы в шкатулке на туалетном столике вместе со своими украшениями.

Разве можно предугадать, что человек сделает перед самой своей смертью, подумала миссис Перл, сунула конверт под мышку и поспешила домой.

Она зашла с парадного входа, сразу направилась в гостиную и села на диван, не сняв шляпу и пальто. Потом она распечатала конверт и вынула письмо. Оно представляло собой пятнадцать-двадцать страниц линованной белой бумаги, сложенной пополам и скрепленной в левом верхнем углу скрепкой. Каждый лист был испещрен мелким аккуратным, с наклоном вправо, почерком, так хорошо ей знакомым. Но когда она обратила внимание на большое количество страниц и на то, несколько аккуратно и по-деловому это было написано и что на первой странице не было даже того приятного обращения, с которого должно начинаться письмо, она заподозрила недоброе.

Она отвела глаза от письма. Зажгла сигарету. Сделала одну затяжку и положила сигарету в пепельницу.

Если здесь то, о чем я начинаю догадываться, подумала она, тогда я не хочу его читать.

Но можно ли отказаться и не читать послание от покойника?

Да.

Но...

Она взглянула на пустое кресло Вильяма по другую сторону от камина. Это было большое коричневое кожаное кресло, и на сиденье была вмятина, которую оставили его ягодицы за многие годы совместной жизни. Выше, на спинке, там, где всегда покоилась его голова, осталось темное овальное пятно. В этом кресле он обычно читал, а она сидела напротив на диване, пришивая пуговицы, штопая носки или накладывая заплатку на локоть одного из его пиджаков, и время от времени он отрывал глаза от книги, и взгляд его застывал на ней, пристальный, но удивительно невидящий, будто он что-то вычислял. Она никогда не любила эти глаза. Они были голубые, как лед, холодные, маленькие, близко посаженные, а разделяли их две глубокие вертикальные морщины, выражавшие осуждение. Всю жизнь они следили за ней. И даже сейчас, после недели, проведенной дома в одиночестве, у нее иногда возникало тревожное чувство, что они все еще здесь, повсюду следят за ней, пристально смотрят из дверей, пустых кресел, по ночам в окно.

Она медленно опустила руку в сумку, вынула очки и надела их. Затем, держа страницы высоко перед собой так, что из окна за спиной на них падал свет уходящего дня, приступила к чтению.

\"Эта записка, дорогая Мэри, предназначена тебе одной и будет вручена вскоре после моей смерти.

Пусть тебя не пугает, что здесь так много написано. Это всего лишь попытка с моей стороны объяснить тебе точно, что Лэнди собирается со мной сделать и почему я пошел на это и каковы его теории и надежды. Ты моя жена и вправе знать об этом. В сущности, ты обязана это знать. Вот уже несколько дней я упорно пытаюсь поговорить с тобой о Лэнди, но ты наотрез отказываешься выслушать меня. Это, как я тебе уже говорил, очень неразумно с твоей стороны, а также - с моей точки зрения - не совсем лишено эгоизма. Твое отношение вызвано в основном незнанием фактов, и я абсолютно убежден. что если бы они стали известны, ты бы немедленно изменила свою позицию. Поэтому я надеюсь, что, когда меня больше не будет рядом с тобой и твои мысли не будут ничем отвлечены, ты согласишься выслушать меня более внимательно, читая эти страницы. Клянусь тебе, когда ты прочитаешь мой рассказ, отвращение у тебя исчезнет, на смену ему придет восторг. Я даже смею надеяться, что ты будешь немного гордиться тем, что я сделал.

Читая, ты должна простить мне, если можешь, холодность стиля, но я не знаю другого способа четко сформулировать свои соображения. Видишь ли, близится мой час, и меня, естественно, начинают переполнять всякого рода эмоции. С каждым днем я все сильнее поддаюсь бесконтрольной тоске, особенно по вечерам. И если я с собой не справлюсь, мои сантименты выльются на эти страницы.

Я хотел бы, например, написать что-нибудь о тебе, какой неплохой женой ты мне была все эти годы. И я обещаю самому себе, что, если будет время и у меня еще останутся силы, это следующее, что я сделаю.

Я также испытываю сильное желание поговорить о моем Оксфорде, где я живу и преподаю последние семнадцать лет, рассказать о его великолепии и объяснить, если удастся, хотя бы немного, что это значит, когда тебе дозволено работать в этой среде. Все вещи и места, которые я так любил, плотно окружают меня сейчас в этой мрачной спальне. Они, как и прежде, яркие и красивые, но сегодня почему-то я вижу их более отчетливо, чем раньше. Тропинка вокруг озера в садах Ворстерского колледжа, где когда-то гулял Ловелас. Ворота в Пембруке. Вид на город к западу с башни Магдалины. Конференц-зал в Карйстчерче. Маленький сад с декоративными каменными горками в Сент-Джоне, где я насчитал более десятка видов колокольчиков. Вот видишь, что получается! Не успел я начать, как уже попал в ловушку. Так что позволь я теперь приступлю к делу, а ты читай медленно, моя дорогая, и без всякого чувства сожаления или осуждения, иначе это затруднит твое восприятие. Пообещай мне теперь, что будешь читать медленно и, прежде чем начать, наберешься терпения и придешь в спокойное расположение духа.

Подробности болезни, которая столь неожиданно свалила меня с ног в середине жизненного пути, тебе известны. Мне нет нужды напрасно тратить на них время, разве что надо сразу признать, насколько было глупо с моей стороны не показаться врачу раньше. Рак - одно из немногих оставшихся заболеваний, не поддающихся лечению всеми этими современными лекарствами. Хирург может прооперировать рак, если он не слишком сильно распространился; я же не только запустил его, но он к тому же имел наглость поразить поджелудочную железу, что в равной степени исключает и хирургическое вмешательство, и благополучный исход.

Итак, жить мне оставалось от месяца до шести, и я с каждым часом все больше впадал в уныние - и тут вдруг входит Лэнди.

Это было шесть недель назад, во вторник утром, очень рано, задолго до твоего прихода, и как только он появился, я понял: тут что-то неладно. Он не крался на цыпочках, робко и смущенно, не зная, что сказать, как все другие посетители. Он вошел решительно, с улыбкой, шагнул к кровати и встал, глядя на меня сверху вниз с безумным блеском в глазах. Он сказал:

-Вильям, старина, это чудесно. Ты-то мне и нужен!

Здесь, пожалуй, надо тебе пояснить, что, хотя Джон Лэнди никогда не бывал у нас дома и ты редко встречалась с ним, я же поддерживал с ним дружеские отношения по крайней мере лет девять. Я, безусловно, прежде всего преподаватель философии, но, как тебе известно, последнее время я также довольно сильно увлекался психологией. Интересы Лэнди и мои, таким образом, частично совпадали. Он великолепный нейрохирург, один из лучших, а недавно он любезно позволил мне изучить результаты некоторых своих работ, главным образом различное воздействие префронтальных лоботомий на разные типы психопатов. Так что ты понимаешь, когда он вдруг ворвался ко мне во вторник утром, мы уже были далеко не посторонними людьми.

-Слушай! - сказал он, подвигая стул к постели. - Через несколько недель ты будешь мертв. Так?

Поскольку вопрос исходил от Лэнди, он не показался мне слишком жестоким.

В каком-то смысле для меня было приятным разнообразием видеть посетителя, достаточно смелого, чтобы затронуть запретную тему.

-Ты испустишь дух прямо здесь, в этой комнате, и потом тебя вынесут и кремируют.

-Похоронят, - сказал я.

-Это еще хуже. А что потом? Ты веришь, что попадешь в рай?

-Сомневаюсь, - сказал я. - Хотя мысль об этом была бы утешительной.

-А может, в ад?

-Не очень-то представляю себе, за что меня туда должны отправить.

-Кто знает, мой дорогой Вильям!

-Ты, собственно, зачем пришел? - спросил я.

-Понимаешь, - сказал он, и я увидел, что он внимательно следит за мной, - лично я не верю, что после того, как ты умрешь, ты еще когда-нибудь услышишь о себе, разве что... - здесь он замолчал, улыбнулся и наклонился ко мне поближе, - разве что ты поступишь разумно и отдашь себя в мои руки. У тебя нет желания обдумать это предложение?

По тому, как он пристально рассматривал меня, изучая и оценивая с какой-то странной плотоядностью, можно было подумать, что я - кусок превосходной говядины на прилавке, а он заплатил за него и ждет, когда ему его завернут.

-Я серьезно говорю, Вильям. У тебя нет желания обдумать одно предложение?

-Не понимаю, о чем ты говоришь.

-Тогда слушай, и я объясню. Выслушаешь меня?

-Давай, если хочешь. Едва ли я что потеряю, выслушав тебя.

-Наоборот, ты многое приобретешь - особенно после смерти.

Я уверен, он ждал, что я вздрогну при его словах, но почему-то я был к этому готов. Я спокойно лежал и смотрел на его лицо и ту белозубую улыбку, которая всегда обнажала золотой кламмер на верхнем протезе, обхватывающий левый клык.

-Это то, Вильям, над чем я негласно работаю уже несколько лет. Мне здесь в больницу кое-кто помогает, особенно Моррисон, и мы завершили ряд довольно успешных экспериментов с подопытными животными. Я теперь на той стадии, когда готов попробовать и на человеке. Это грандиозная идея, поначалу она может показаться немного сумасбродной, но с хирургической точки зрения вроде бы нет оснований считать, что ее нельзя в той или иной степени осуществить.

Лэнди наклонился и уперся обеими руками в боковину моей кровати. У него хорошее лицо, красивое, худощавое и нет на нем того типичного выражения, которое обычно бывает у врачей. Ты знаешь этот взгляд, он есть у большинства из них. Он обращен на тебя, мерцая в глубине глазного яблока, подобно тусклой электрической вывеске и он говорит: \"Только я могу спасти тебя!\" Но глаза у Джона Лэнди были ясными и широко открытыми, и в центре их от возбуждения плясали искорки.

-Давным-давно, - сказал он, - я видел короткий медицинский фильм, привезенный из России. Зрелище было достаточно отвратительное, но интересное. Показали голову собак, полностью отделенную от тела, но при этом с помощью искусственного сердца через артерии и вены поддерживалось нормальное кровоснабжение. Так дело вот в чем: эта собачья голова, установленная сама по себе на чем-то вроде подноса, была живая. Мозг функционировал. Они доказали это на нескольких опытах. Например, когда собаке смазывали губы едой, появлялся язык и слизывал ее; и она следила глазами за передвижениями человека по комнате.

Напрашивался разумный вывод, что голове и мозгу не нужно тело, чтобы остаться жить, - при том условии, разумеется, что можно наладить подачу должным образом насыщенной кислородом крови.

Так вот. Этот фильма навел меня на мысль удалить мозг из черепа человека и поддерживать его в живом состоянии, чтобы он функционировал как независимое целое в течение неограниченного времени после смерти человека. Твой мозг, например, после того, как ты умрешь.

-Меня это не устраивает, - ответил я.

-Не перебивай, Вильям. Дай мне закончить. Насколько я могу судить по последовавшим за этим экспериментам, мозг представляет собой исключительно самостоятельный орган. Он вырабатывает свою собственную спинномозговую жидкость. Таинственным процессам мышления и памяти, происходящим в нем, явным образом не мешает отсутствие конечностей, тела и даже черепа, при том условии, как я уже говорил, если все время подавать насыщенную кислородом кровь нужной группы в соответствующих условиях.

Толстой Лев Николаевич

Дорогой мой Вильям, ты хоть на минуту задумайся, что такое твой мозг. Он в прекрасной форме. Он переполнен знаниями, накопленными за всю твою жизнь. У тебя ушли годы работы на то, чтобы сделать его таким, какой он есть. Он только начинает выдавать первоклассные оригинальные идеи. И все же вскоре ему придется умереть вместе с остальным телом лишь потому, что по твоей дурацкой маленькой поджелудочной железе расползся рак.

-Нет уж, спасибо, - сказал я ему. - Можешь не продолжать. Идея отвратительная. И даже если бы тебе это удалось, в чем я сомневаюсь, это было бы совершенно бессмысленно. Что толку оставлять мозг живым, если я не смогу ни говорить, ни видеть, ни слышать, ни чувствовать? Ничего более неприятного я лично не могут себе представить.

Дневники

-Я думаю, ты сможешь общаться с нами, - сказал Лэнди. - И, возможно, нам даже удастся дать тебе какое-то зрение. Но давай не будем торопиться. Я еще дойду до этого. Факт остается фактом: ты довольно скоро умрешь, что бы там ни было; а в мои планы и не входило бы трогать тебя до того, как ты умрешь. Ну послушай, Вильям, ведь ни один настоящий философ не возражал бы, чтобы его мертвое тело послужило науке.

-Это не совсем точно сказано, - ответил я. - Мне кажется, будут некоторые сомнения по поводу того, мертвый я или живой, к тому времени, когда ты со мной покончишь.

Лев Николаевич Толстой

-Ну, - сказал он, улыбнувшись, - тут, я полагаю, ты прав. Но мне кажется, тебе не стоит так уж быстро мне отказывать, прежде чем ты узнаешь кое-что еще.

-Я сказал, что не желаю слышать об этом.

(1828-1910)

-Возьми сигарету, - сказал он, протягивая портсигар.

-Я не курю, ты же знаешь.

Он достал сигарету и прикурил от крошечной серебряной зажигалки размером не больше шиллинга. - Подарок от тех, кто делает мне инструменты, - сказал он. - Искусная работа, правда?

Я взял посмотреть зажигалку, затем вернул ему.

Дневники

-Можно продолжать? - спросил он.

-Лучше не надо.



-Ты просто лежи спокойно и слушай. Мне кажется, тебе будет довольно интересно.

На блюде у кровати лежал черный виноград. Я поставил блюдо себе на грудь и стал есть виноград.

-В тот самый момент, когда ты умрешь, - сказал Лэнди, - мне надо будет стоять рядом, чтобы я мог тут же вмешаться и попытаться сохранить живым твой мозг.

-Ты хочешь сказать, он останется в голове?

Содержание:

-Для начала да. Так надо.

-А куда бы ты его потом положил?

-Если уж тебе так хочется знать, во что-то вроде чаши.

-Ты это все серьезно говоришь?

-Ну конечно серьезно.

Дневник - 1847

-Хорошо, продолжай.

Дневник - 1850

-Я полагаю, тебе известно, что, когда останавливается сердце и мозг лишается свежей крови и кислорода, его ткани очень быстро отмирают. Каких-нибудь четыре-шесть минут, и все кончено. Даже через три минуты может быть нанесен определенный ущерб. Так что мне придется работать быстро, чтобы этого не случилось. Но с помощью аппарата все должно быть достаточно просто.

-Какого аппарата?

-Искусственного сердца. Мы тут хорошо приспособили аппарат, первоначально созданный Алексисом Кэррелом и Линдербергом. Он насыщает кровь кислородом, поддерживает в ней нужную температуру и выполняет ряд других необходимых мелких операций. На самом деле это все оказывается не так сложно.

-Расскажи мне, что бы ты делал в момент наступления смерти, - сказал я. - Что бы ты сделал в первую очередь?

-Ты что-нибудь знаешь о сосудистой и венозной сети головного мозга?

Дневник - 1851

-Нет.

Дневник - 1852

-Тогда слушай. Это не сложно. Подача крови мозгу осуществляется из двух источников - внутренних сонных артерий и позвоночных артерий. И тех и других по две. Итого четыре артерии в целом. Это понятно?

-Да.

Дневник - 1853

-А система обратной связи еще проще. Кровь оттекает лишь по двум крупным венам, внутренним яремным венам. Итак, четыре артерии идут вверх вверх по шее, разумеется, - и две вены идут вниз. Вокруг самого мозга они, естественно, разветвляются по другим сосудам, но они нас не касаются. Мы никогда их не трогаем.

Дневник - 1854

-Хорошо, - сказал я. - Представь, что я только что умер. Итак, что бы ты сделал?

Дневник - 1855

-Я бы тут же рассек ткани твоей шеи и выделил бы четыре артерии, сонные и позвоночные. Затем я бы произвел перфузию, то есть ввел бы в каждую из них большую пустую иглу. Эти четыре иглы соединялись бы трубками с искусственным сердцем.

Дневник - 1856

Потом, работая быстро, я бы рассек и левую и правую яремные вены и тоже присоединил бы их к аппарату сердца, чтобы круг замкнулся. Теперь включай аппарат, который уже заполнен кровью нужной группы, и все. Кровоток через твой мозг был бы восстановлен.

Дневник - 1857

-И был бы я как та русская собака.

Дневник - 1857 (Путевые записки по Швейцарии)

Дневник - 1858

-Не думаю. Во-первых, ты обязательно потерял бы сознание, когда умер, и я полагаю, оно еще долгое время к тебе не вернулось бы - если бы тебе вообще было суждено прийти в себя. Но, находясь в сознании или нет, ты бы оказался в очень интересной ситуации, не так ли? У тебя было бы холодное мертвое тело и живой мозг.

Дневник - 1859

Дневник - 1860

Джон замолчал, предвкушая эту заманчивую перспективу. Его все это настолько захватило и приводило в такой восторг, что он явно отказывался верить, то я могу относиться к этому по-другому.

Дневник - 1861

Дневник - 1862

-Теперь мы могли бы позволить себе не спешить, - сказал он. - И поверь, нам это было бы просто необходимо. Первое, что бы мы сделали, так это отвезли бы тебя в операционную вместе с аппаратом, конечно, который не должен ни на секунду прекращать подачу крови. Следующей нашей задачей...

Дневник - 1863

-Ну ладно, - сказал я. - Достаточно. Подробности мне не нужны.

Дневник - 1864

Дневник - 1865

-Еще как нужны, - сказал он. - Важно, чтобы ты знал точно, что с тобой будет происходить все это время. Понимаешь, потом, когда ты придешь в сознание, для тебя самого будет намного лучше, если ты сможешь вспомнить с точностью, где ты и как ты там оказался. Пусть для своего собственного спокойствия, но ты должен это знать. Согласен?

Я спокойно лежал на постели, глядя на него.

Дневник - 1870

-Итак, следующей задачей было бы извлечь твой мозг целым и невредимым из твоего мертвого тела. Тело бесполезно. Фактически оно уже начало разлагаться. Череп и лицо тоже нам ни к чему. И то и другое только мешает, они мне тут не нужны. Все, что мне нужно, - это твой мозг, чистый красивый мозг, живой и безупречный. Итак, когда ты окажешься у меня на столе, я возьму пилу, небольшую циркулярную пилу, и приступлю к удалению всего свода твоего черепа. Ты бы в этот момент был без сознания, так что с анестезией мне возиться не пришлось бы.

-Еще как пришлось бы, - сказал я.

Дневник - 1871

-Ты б уже был холодным, это я тебе обещаю, Вильям. Не забывай, что ты умер всего несколько минут назад.

-Никому не дам отпиливать верх своего черепа без анестезии, - сказал я.

Лэнди пожал плечами.

Дневник - 1873

-Мне все равно, - сказал он. - Я с удовольствием дам тебе немного прокаина, если хочешь. Если тебя это хоть как-то порадует, я могу пропитать прокаином весь череп, всю голову от шеи и выше.

-Большое спасибо.

О\'Генри

Дневник - 1878

-Ты знаешь, - продолжал он, - иногда происходят поразительные вещи. Как раз на прошлой неделе привезли мужчину, без сознания, я рассек ему голову без всякого обезболивающего и удалил небольшой тромб. Я еще работал внутри черепа, когда он очнулся и заговорил.

Принцесса и пума

\"Где я?\" - спросил он.

\"Вы в больнице\".

О. Генри

Дневник - 1879

\"Ну надо же\", - сказал он.

Принцесса и пума

\"Скажите, - спросил я его, - вам не мешает то, что я делаю?\"

Разумеется, не обошлось без короля и королевы. Король был страшным стариком; он носил шестизарядные револьверы и шпоры и орал таким зычным голосом, что гремучие змеи прерий спешили спрятаться в свои норы под кактусами. До коронации его звали Бен Шептун. Когда же он обзавелся пятьюдесятью тысячами, акров земли и таким количеством скота, что сам потерял ему счет, его стали звать 0\'Доннел, король скота.

\"Нет, - отвечает, - совершенно. А что вы делаете?\"

Дневник - 1881

Королева была мексиканка из Ларедо. Из нее вышла хорошая, кроткая жена, и ей даже удалось научить Бена настолько умерять голос в стенах своего дома, что от звука его не разбивалась посуда. Когда Бен стал королем, она полюбила сидеть на галерее ранчо Эспиноза и плести тростниковые циновки. А когда богатство стало настолько непреодолимым и угнетающим, что из Сан-Антоне в фургонах привезли мягкие кресла и круглый стол, она склонила темноволосую голову и разделила судьбу Данаи.

\"Я как раз удаляю кровяной тромб из вашего мозга\".

Дневник - 1882

Во избежание tese majeste (1) вас сначала представили королю и королеве. Но они не играют никакой роли в этом рассказе, который можно назвать \"Повестью о том, как принцесса не растерялась и как лев свалял дурака\",

\"Правда?\"

Дневник - 1883

\"Полежите спокойно. Не шевелитесь. Я почти закончил\".

Принцессой была здравствующая королевская дочь Жозефа О\'Доннел. От матери она унаследовала доброе сердце и смуглую субтропическую красоту. От его величества Бена 0\'Доннела она получила запас бесстрашия, здравый смысл и способность управлять людьми. Стоило приехать из далека, что бы посмотреть на такое сочетание. На всем скаку Жозефа могла всадить пять пуль из шести в жестянку из- под томатов, вертящуюся на конце веревки. Она могла часами играть со своим белым, котенком, наряжая его в самые нелепые костюмы. Презирая карандаш; она могла высчитать в уме, сколько барыша принесут тысяча пятьсот сорок пять двухлеток, если продать их по восемь долларов пятьдесят центов за голову. Ранчо Эспиноза имеет около сорока миль в длину и тридцать в ширину - правда, большей частью арендованной земли. Жозефа обследовала каждую ее милю верхом на своей лошади. Все ковбои на этом пространстве знали ее в лицо и были ее верными вассалами. Рипли Гивнс, старший одной из ковбойских партии Эспинозы, увидел ее однажды и тут же решил породниться с королевской фамилией. Самонадеянность? О нет. В те времена на, землях Нуэсес человек был человеком. И в конце концов титул \"короля скота\" вовсе не предполагает королевской крови. Часто он означает только, что его обладатель носит корону в знак своих блестящих способностей по части кражи скота.

\"Так вот тот негодяй, из-за которого у меня такие головные боли\".

Лэнди замолчал и улыбнулся, вспоминая тот эпизод.

Однажды Рипли Гивнс поехал верхом на ранчо \"Два Вяза\" справиться о пропавших однолетках. В обратный путь он тронулся поздно, и солнце уже садилось, когда он достиг переправы Белой Лошади на реке Нуэсес. От переправы до его лагеря было шестнадцать миль. До усадьбы ранчо Эспиноза двенадцать. Гивнс утомился. Он решил заночевать у переправы.

-Это слово в слово, что он сказал, - продолжал Лэнди, - хотя на следующий день не мог даже припомнить, что с ним было. Забавная штука этот мозг.

Река в этом месте образовала красивую заводь. Берега густо поросли большими деревьями и кустарником. В пятидесяти ярдах от заводи поляну покрывала курчавая мескитовая трава - ужин для коня и постель для всадника. Гивнс привязал лошадь и разложил потники для просушки. Он сел, прислонившись к дереву, и свернул папиросу. Из зарослей, окаймлявших реку, вдруг донесся яростный, раскатистый рев. Лошадь заплясала на привязи и зафыркала, почуяв опасность. Гивнс, продолжая попыхивать папироской, не спеша поднял с земли свой пояс и на всякий случай повернул барабан револьвера. Большая щука громко плеснула в заводи. Маленький бурый кролик обскакал куст \"кошачьей лапки\" и сел, поводя усами и насмешливо поглядывая на, Гивнса. Лошадь снова принялась щипать траву.

-А мне прокаин, - сказал я.

Меры предосторожности не лишни когда на закате солнца мексиканский лев по?т сопрано у реки. Может быть, его песня говорит о том, что молодые телята и жирные барашки попадаются редко и что он горит плотоядным желанием познакомиться с вами.

Дневник - 1884

-Как хочешь, Вильям. А теперь, как я говорил, я бы взял циркулярную пилу и осторожно удалил весь твой calvarium - весь свод черепа целиком. Таким образом, нам бы открылась верхняя часть мозга, или, скорее, внешняя оболочка, в которую он заключен. Может, ты знаешь, а может быть, и нет, что вокруг самого мозга находятся три отдельные оболочки - внешняя, которая называется твердой, средняя - паутинная и внутренняя - мягкая. Большинство непосвященных, похоже, представляют себе мозг в виде голого вещества в голове, плавающего в жидкости.

В траве валялась пустая жестянка из-под фруктовых консервов, брошенная здесь каким-нибудь путником. Увидев ее, Гивнс крякнул от удовольствия. В кармане его куртки, привязанной к седлу, было немного молотого кофе. Черный кофе и папиросы! Чего еще надо ковбою?

Дневник - 1885

Но это не так. Он аккуратно завернут в эти три надежные оболочки, и спинномозговая жидкость на самом-то деле перемещается внутри небольшого промежутка между двумя внутренними оболочками, известного под названием подпаутинного пространства. Как я тебе еже говорил, эту жидкость вырабатывает мозг, и она оттекает в венозную систему путем осмосиса.

В две минуты Гивнс развел небольшой веселый костер. Он взял жестянку и пошел к заводи. Не доходя пятнадцати шагов до берега, он увидел слева от себя лошадь под дамским седлом, щипавшую траву. А у самой воды поднималась с колен Жозефа О\'Доннел. Она только что напилась и теперь отряхивала с ладоней песок. В десяти ярдах справа от нее Гивнс увидел мексиканского льва, полускрытого ветвями саквисты. Его янтарные глаза сверкали голодным огнем; в шести футах от них виднелся кончик хвоста, вытянутого прямо, как пойнтера. Зверь чуть раскачивался на задних лапах, как все представители кошачьей породы перед прыжком.

Я оставил бы все три оболочки - у них такие прелестные названия, не правда ли: твердая, паутинная, мягкая. Я бы их все оставил нетронутыми. Причин тому много, немаловажной из них является тот факт, что внутри твердой расположены венозные синусы, которые отводят кровь из мозга в яремную вену.

Дневник - 1886

Гивнс сделал, что мог. Его револьвер валялся в траве, до него было тридцать пять ярдов. С громким воплем Гивнс кинулся между львом и принцессой.

Теперь, - продолжал он, - верхняя часть черепа у нас снята, и, таким образом, сверху нам открывается мозг, покрытый внешней оболочкой. Следующий шаг требует особой ловкости: высвободить весь этот сверток, чтобы его можно было аккуратно вынуть, оставив болтаться внизу концы четырех магистральных артерий и двух вен, которые вскоре будут подсоединены к аппарату. Это чрезвычайно длительный и сложный процесс, предусматривающий осторожное откалывание множества костей, отрезание многих нервов и рассечение и сшивание многочисленных кровеносных сосудов. Я бы мог это сделать только одним способом, если хотел бы добиться хоть какого-то успеха, - взяв кусачки и медленно откалывая остальную часть черепа, очищая его, как апельсин, сверху вниз до тех пор, пока полностью не откроется оболочка мозга по бокам и снизу. Возникающие при этом проблемы носят сугубо технический характер, и я не буду на них останавливаться, но я вполне уверен, что работа выполнима. Все дело лишь в мастерстве хирурга и терпении. И не забывай, что в моем распоряжении было бы много времени, столько, сколько мне нужно, так как искусственное сердце непрерывно работало бы, как насос, рядом с операционным столом, поддерживая мозг в живом состоянии.

Схватка, как впоследствии рассказывал Гивнс, вышла короткая и несколько беспорядочная. Прибыв на место атаки, Гивнс увидел в воздухе дымную полосу и услышал два слабых выстрела. Затем сто фунтов мексиканского льва шлепнулись ему на голову и тяжелым ударом придавили его к земле. Он помнит, как закричал: \"Отпусти, это не по правилам!\", потом выполз из-под льва, как червяк, с набитым травою и грязью ртом и большой шишкой на затылке в том месте, которым он стукнулся о корень вяза. Лев лежал неподвижно. Раздосадованный. Гивнс, подозревая подвох, погрозил льву кулаком и крикнул: \"Подожди, я с тобой еще...\" - и тут пришел в себя.

Дневник - 1887

Итак, предположим, мне удалось убрать череп и удалить все остальное, что окружает мозг. Теперь он соединен с телом только у основания, главным образом спинным хребтом, двумя большими венами и четырьмя артериями, которые снабжают его кровью. Так, что дальше?

Жозефа стояла на прежнем месте, спокойно перезаряжая тридцативосьмикалиберный револьвер, оправленный серебром. Особенной меткости ей на этот раз не потребовалось: голова зверя представляла собою более легкую мишень, чем жестянка из-под томатов, вертящаяся на конце веревки. На губах девушки и в темных глазах играла вызывающая улыбка. Незадачливый рыцарь-избавитель почувствовал, как фиаско огнем жжет его сердце. Вот где ему представился случай, о котором он так мечтал, но все произошло под знаком Момуса, а не Купидона. Сатиры в лесу уж, наверно, держались за бока, заливаясь озорным беззвучным смехом. Разыгралось нечто вроде водевиля \"Сеньор Гивнс и его забавный поединок с чучелом льва\".

Дневник - 1888

Я бы отрезал спинной хребет прямо над первым шейным позвонком, принимая все меры предосторожности, чтобы не повредить две позвоночные артерии, находящиеся в этой области. Но нужно помнить, что твердая, или внешняя, оболочка в этом месте открыта для спинного хребта, так что мне надо будет закрыть это отверстие, сшив концы твердой оболочки вместе. Здесь бы никаких проблем не было.

Дневник - 1889

В этот момент я был бы готов к заключительному этапу. Сбоку на столе у меня была бы чаша особой формы, и в ней находился бы раствор Рингера, как мы его называем. Это особый вид жидкости, который мы в нейрохирургии применяем для промывания. Теперь я бы полностью отсоединил мозг, отрезав магистральные артерии и вены. Затем я бы просто взял его в руки и перенес в чашу. Это был бы второй, но последний раз за всю процедуру, когда поток крови был бы перекрыт; но как только мозг окажется в чаше, ничего не будет стоить тут же вновь соединить концы артерий и вен с искусственным сердцем.

- Это вы, мистер Гивнс? - сказала Жозефа своим медлительным томным контральто. - Вы чуть не испортили мне выстрела своим криком. Вы не ушибли себе голову, когда упали?

Вот так-то, - сказал Лэнди. - Теперь твой мозг в чаше, и по-прежнему живой, и я не вижу причин, почему бы ему не жить еще очень долго, возможно годами, при том условии, что мы будем следить за кровью и аппаратом.

Дневник - 1890

-Но он бы функционировал?

- О нет, - спокойно ответил Гивнс. - Это-то было совсем не больно.

-Мой дорогой Вильям, откуда мне знать? Я даже не могу сказать, вернется ли к нему сознание.

Он нагнулся, придавленный стыдом, и вытащил из-под зверя свою прекрасную шляпу. Она была так смята и истерзана, словно ее специально готовили для комического номера. Потом он стал на колени и нежно погладил свирепую, с открытой пастью голову мертвого льва.

-А если бы вернулось?

Дневник - 1891

- Бедный старый Билл! - горестно воскликнул он.

-Ну так это было бы чрезвычайно интересно!

-Неужели? - сказал я. Признаться, у меня были на этот счет сомнения.

- Что такое? - резко спросила Жозефа.

-Конечно же! Ты бы лежал здесь, а все твои мыслительные процессы шли бы прекрасно, и память бы работала.

Дневник - 1892

-Но я б не мог ни видеть, ни чувствовать, ни обонять, ни слышать, ни говорить, - сказал я.

- Вы, конечно, не знали, мисс Жозефа, - сказал Гивнс с видом человека, в сердце которого великодушие берет верх над горем. - Вы не виноваты. Я пытался спасти его, но не успел предупредить вас.

-Конечно! - воскликнул он. - Так и знал, что что-нибудь забуду! Я так и не сказал тебе насчет глаза. Слушай. Я хочу попытаться оставить один из твоих зрительных нервов невредимым и сам глаз тоже. Зрительный нерв совсем небольшой, толщиной где-то с больничный градусник и около двух дюймов в длину, он проходит между мозгом и глазом. Вся прелесть в том. что это вовсе не нерв. Это выпячивание самого мозга, и твердая оболочка головного мозга простирается вдоль него и соединена с глазным яблоком. Глаз, таким образом, сзади находится в очень тесном контакте с мозгом, а спинномозговая жидкость поступает прямо туда.

Дневник - 1893

- Кого спасти?

Все это как нельзя лучше отвечает моей цели и дает основание предполагать, что мне бы удалось сохранить один твой глаз. Я уже сделал небольшой пластиковый контейнер, в котором будет находиться глазное яблоко вместо твоей глазной впадины, и когда мозг будет лежать в чаше, погруженной в раствор Рингера, глазное яблоко в своем контейнере будет плавать на поверхности жидкости.

Дневник - 1894

-Уставясь в потолок, - сказал я.

Дневник - 1895

- Да Билла. Я весь день искал его. Ведь он два года был общим любимцем у нас в лагере. Бедный старик! Он бы и кролика не обидел. Ребята просто с ума сойдут, когда услышат. Но вы-то не знали, что он хотел просто поиграть с вами.

-Да, наверное, так. К сожалению, не будет мускулов, чтобы можно было им вращать. Но может быть, это будет забавно - лежать там так спокойно и удобно, поглядывая на мир из своей чаши.

Дневник - 1896

-Безумно весело, - сказал я. - Как насчет того, чтобы оставить мне и ухо?

Черные глаза Жозефы упорно жгли его. Рипли Гивнс выдержал испытание. Он стоял и задумчиво ерошил свои темно-русые кудри. В глазах его была скорбь, но без примеси нежного укора. Приятные черты его лица явно выражали печаль. Жозефа дрогнула.

-Я бы предпочел на этот раз ухом не заниматься.

Дневник - 1897

-Хочу ухо, - сказал я. - Я настаиваю на ухе.

- Что же делал здесь ваш любимец? - спросила она, пуская в ход последний довод. - У переправы Белой Лошади нет никакого лагеря.

-Нет.

Дневник - 1898

-Хочу слушать Баха.

Дневник - Диалог

- Этот разбойник еще вчера удрал из лагеря, - без запинки ответил Гивнс. - Удивляться приходится, как его до смерти не напугали койоты. Понимаете, на прошлой неделе Джим Уэбстер, наш конюх, привез в лагерь маленького щенка терьера. Этот щенок буквально отравил Биллу жизнь: он гонял его по всему лагерю, часами жевал его задние лапы. Каждую ночь, когда ложились спать, Билл забирался под одеяло к кому-нибудь из ребят и спал там, скрываясь от щенка. Видно, его довели до отчаяния, а то бы он не сбежал. Он всегда боялся отходить далеко от лагеря.

-Ты не представляешь, как это было бы трудно, - спокойно сказал Лэнди. - Слуховой аппарат - улитка уха, так он называется - намного более тонкое устройство, чем глаз. Более того, он погружен в толщу кости, да и часть слухового нерва, соединяющего его с мозгом, тоже. Мне никак не удалось бы выдолбить все это оттуда и не повредить.

Дневник - 1899

-А ты не мог бы оставить его в кости и поместить в чашу?

Дневник - 1900

Жозефа посмотрела на труп свирепого зверя. Гивнс ласково похлопал его по страшной лапе, одного удара которой хватило бы, чтобы убить годовалого теленка. По оливковому лицу девушки разлился яркий румянец. Был ли то признак стыда, какой испытывает настоящий охотник, убив недостойную дичь? Взгляд ее смягчился, а опущенные ресницы смахнули с глаз веселую насмешку.

-Нет, - решительно сказал он. - Все это и так уже достаточно сложно. Да и в любом случае, если будет работать глаз, не так уж и важно, будешь ли ты слышать. Мы всегда можем показать тебе наши послания, чтобы ты их прочитал. Ты действительно должен предоставить мне решать, то возможно, а что нет.

Дневник - 1901

-Я еще не сказал, что пойду на это.

- Мне очень жаль, - сказала она, - но он был такой большой и прыгнул так высоко, что...

-Знаю, Вильям, знаю.

Дневник - 1902

- Бедняга Билл проголодался, - перебил ее Гивнс, спеша заступиться за покойника. - Мы в лагере всегда заставляли его прыгать, когда кормили. Чтобы получить кусок мяса, он ложился и катался по земле. Увидев вас, он подумал, что вы ему дадите поесть.

-Я бы не сказал, что эта идея меня очень прельщает.

Дневник - 1903

-Ты бы предпочел умереть вообще?

Вдруг глаза Жозефы широко раскрылись.

-Возможно, да. Я еще не знаю. Я ведь не смог бы говорить, правда?

-Конечно, нет.

- Ведь я могла застрелить вас! - воскликнула она. - Вы бросились как раз между нами. Вы рисковали жизнью, чтобы спасти своего любимца! Это замечательно, мистер Гивнс. Мне нравятся люди, которые любят животных.

Дневник - 1904

Тогда как бы я общался с вами? Как бы вы узнали, что я в сознании?

-Нам было бы легко узнать, вернулось к тебе сознание или нет, - сказал Лэнди. - Это показал бы обыкновенный электроэнцефалограф. Мы бы подсоединили электроды непосредственно к лобным долям твоего мозга, там, в чаше.

Да, сейчас в ее взгляде было даже восхищение. В конце концов из руин позорной развязки рождался герой. Выражение лица Гивнса обеспечило бы ему высокое положение в \"Обществе покровительства животным\".

Дневник - 1905

-И вы действительно могли бы это определить?

- Я их всегда любил, - сказал он: - лошадей, собак, мексиканских львов, коров, аллигаторов...

-Да, абсолютно. С этим справились бы в любой больнице.

- Ненавижу аллигаторов! - быстро возразила Жозефа. Ползучие, грязные твари!

-Но я не смог бы общаться с вами!

- Разве я сказал \"аллигаторов\"? - поправился Гивнс. Я, конечно, Имел в виду антилоп.

Дневник - 1906

-Собственно говоря, сказал Лэнди, - я думаю, ты смог бы. В Лондоне есть один человек, зовут его Вертгеймер, он занимается интересным исследованием на тему передачи мыслей, и я поддерживаю с ним контакт. Ты ведь знаешь, не так ли, что мыслящий мозг испускает электрические и химические разряды? И что эти разряды идут в виде волн, подобно радиоволнам?

Совесть Жозефы заставила ее пойти еще дальше. Она с видом раскаяния протянула руку. В глазах ее блестели непролитые слезинки.

-Кое-что мне об этом известно, - сказал я.

Дневник - 1907

- Пожалуйста, простите меня, мистер Гивнс. Ведь я женщина я сначала, естественно, испугалась. Мне очень, очень жаль, что я застрелила Билла. Вы представить себе не можете, как мне стыдно. Я ни за что не сделала бы этого, если бы знала.

-Так вот, Вертгеймер создал аппарат, довольно чувствительный, и он утверждает, что в определенных, хотя и ограниченных пределах он поможет ему истолковать то самое, о чем мыслит мозг. Он выдает что-то вроде кривой, которая явно поддается расшифровке в виде слов или мыслей. Хочешь, я попрошу Вертгеймера навестить тебя?

Дневник - 1908

Гивнс взял протянутую руку. Он держал ее до тех пор, пока его великодушие не победило скорбь об утраченном Билле. Наконец, стало ясно, что он простил ее.

-Нет, - ответил я. Лэнди уже считал само собой разумеющимся, что я собираюсь идти до конца, и меня это задело. - Теперь уходи и оставь меня одного, - сказал я ему. - Ты ничего не добьешься, если станешь меня торопить.

\"Тайный\" дневник 1908 года

- Прошу вас, не говорите больше об этом, мисс Жозефа. Билл своим видом мог напугать любую девушку. Я уж как-нибудь объясню все ребятам.

Он тут же встал и пошел к двери.

Дневник - 1909

- Правда? И вы не будете меня ненавидеть? - Жоэефа доверчиво придвинулась ближе к нему. Глаза ее глядели ласково, очень ласково, и в них была пленительная мольба. Я возненавидела бы всякого, кто убил бы моего котенка. И как смело и благородно с вашей стороны, что вы пытались спасти его с риском для жизни! Очень, очень немногие поступили бы так.

-Один вопрос, - сказал я.

Дневник - 1910

Победа, вырванная из поражения! Водевиль, обернувшийся драмой! Браво, Рипли Гивнс!