— Они не помогут, — выдавил Томми, глядя на отца.
— Я знаю, — сказал Гарри и снова подошел к кровати сына. — Я помогу тебе. Ты только потерпи немного…
Папа достал из кармана пальто небольшой круглый пузырек с какой-то желтоватой жидкостью.
— Я не буду это пить… — слабо запротестовал Томми. — Мама уже давала мне рыбий жир. Целых четыре ложки…
— Какой ужас, — улыбнулся папа. — Я бы подобного не пережил. Но это всего лишь горчичное масло… и тебе не нужно его пить.
И действительно, папа откупорил пробку и вылил немного желтой жидкости в воду. Затем он уставился в чашку, почти не моргая. При этом губы его зашевелились — он что-то шептал. Больше всего его сейчас волновало то, как жидкость себя поведет.
Долго ждать ему не пришлось: масло опустилось на дно, будто весило, как расплавленное золото. В воде оно не растворилось. Гарри тяжело вздохнул: он так и думал.
— Вы ведь не мой папа? — едва слышно спросил Томми.
Мужчина задумчиво поглядел на мальчика. Достав из кармана клетчатый носовой платок, он засунул его под подушку Томми. Тот в то же мгновение закрыл глаза и уснул.
Гарри вновь почувствовал, как подкрадывается боль, и, достав свою бутылочку, сделал пару глотков. Спустя пару мгновений вернулся в норму.
Он замер у кровати, глядя на спящего мальчика.
Томми был прав, когда говорил, что пилюли ему не помогут, — они даже от обычной простуды помогают хорошо если через раз. А что уж говорить о черном сглазе, который намного опаснее и который сам собой ни за что не пройдет. Томми был проклят. Если бы масло растворилось в воде, хворь оказалась бы обычной ангиной. Да, весьма тяжелой ангиной, и все же… Но оно не растворилось.
Теперь нужно было определить тяжесть проклятия…
Гарри достал из кармана коробок спичек и зажег одну, держа ее строго между своим лицом и лицом Томми. Огонек вспыхнул и тут же погас, а Гарри бросил спичку в чашку с водой. Деревянная спичка тут же погрузилась на дно. Так и должно быть — это лишь подтверждает, что проклятие имеет место. За первой последовала вторая спичка. И она опустилась на дно. Так же было еще с семью.
С каждым чирканьем по серному боку коробка Гарри все надеялся, что эта будет последней, но в итоге все девять спичек пошли ко дну. Проклятие оказалось очень сильным. Сильнее и не придумаешь… Странно, что Томми до сих пор вообще мог соображать и говорить. Будь на его месте обычный мальчик, родившийся не в семье ведьм, он уже давно был бы мертв.
«Это кем же нужно быть, чтобы так проклясть ребенка!» — гневно подумал Гарри. К сожалению, он знал кем: если ты Джозеф Кэндл, то у тебя просто нет сердца.
Гарри осторожно вырвал у Томми волосок и бросил его в чашку, а затем принялся пить. Он пил и пил — и не остановился, пока не выпил все до дна, вместе с горчичным маслом и спичками. Это должно было помочь хоть немного — Гарри на это надеялся…
Пережевав и проглотив последнюю спичку, он вытащил из-под подушки Томми свой клетчатый платок и переместил его на грудь мальчика.
— Спи, и пусть тебе не приснится ни одна ведьма, — прошептал он, а затем развернулся и направился к выходу.
Когда дверь за Гарри Кэндлом закрылась, Томми глубоко вздохнул, но не проснулся. Испарина со лба исчезла, дыхание выровнялось.
Проклятие как будто покинуло комнату.
Как будто.
Клара Кроу поднялась на Ивовый мост.
Мост этот был своеобразной границей между Холмовым и Ивовым районами. Под ним когда-то протекала речушка, но она давно пересохла, и на ее месте проложили улицу. Сегодня там, где когда-то бурлил поток, по брусчатке ездили автомобили, а по обе стороны дороги, тесно прижавшись друг к другу, толклись двухэтажные домишки.
Правда сейчас, глядя с моста вниз, почти ничего не удалось бы там разглядеть — туман настолько сгустился, что даже зажженные повсюду фонари были не в силах его просветить. Мутные, закутанные во мглу огоньки напоминали желтые глаза злобных хищников, косящихся на маленькую женщину, идущую по мосту.
Клара возвращалась домой. Она устала, у нее болело все тело, и от пережитого страха подкашивались ноги. Да и чего еще ждать, когда пьешь зелье, меняющее внешность, и проникаешь в логово врага. Но сейчас все уже было позади, она помогла мальчику — можно сказать, спасла его. Понимая это, она и сама чувствовала себя чуточку легче.
На мосту кто-то прогуливался. Проехал, сверкнув круглыми фарами, черный автомобиль. Мимо пробежала бездомная собака.
Клара шла возле высоких перил и глядела вниз. До крыш было не больше двадцати футов — ей вдруг отчаянно захотелось спуститься и прогуляться по ним. Идешь себе по желобу водостока, ветер подхватывает твои волосы, а по дыму из кухонных труб можно понять, кто что готовит…
Она так замечталась, что не заметила выбоину в тротуарной плитке, при этом слишком большая мужская обувь на ее ногах также сослужила плохую службу. Клара споткнулась и растянулась на земле.
Над головой прозвучал чей-то смех.
— Да это же Ворона! Вы только поглядите, во что она вырядилась!
Кто-то остановился поглазеть и поиздеваться. Другие просто проходили мимо, морщась и бормоча проклятия в адрес «чертовой Вороны».
— Что, украла где-то вещички? — хохотала какая-то женщина. — Вот только незадача — костюмчик-то мужской, дура!
— Что взять с сумасшедшей, — вальяжно протянул джентльмен в котелке.
— Да нет, она пугалом идет подрабатывать! — поддержала его спутница в шляпке-клош. — Дорогой, ты погляди, как она хнычет. Прямо-таки набивается, чтобы ее пожалели…
Сидящая на тротуаре плачущая Ворона быстро наскучила прогуливающимся людям, и они начали расходиться. Какой-то мужчина в фетровой шляпе ударил Клару по голове тростью, словно бы случайно задев. Клара вскрикнула и заплакала с новой силой. Мужчина в фетровой шляпе усмехнулся и как ни в чем не бывало направился дальше.
— Эй, ты, мерзавец! — раздался злой окрик в тумане.
Прохожие обернулись на голос.
Из мглы вышел человек в пальто. Все на нем, включая шарф, туфли и перчатки, было серым; на невидимом ветру трепетали пепельные волосы. Бледное лицо и черные круги, очерчивающие яркие пронзительные глаза, навевали мысли о продолжительной болезни.
Недолго думая, человек в сером вырвал трость из рук ошалевшего от его поведения мужчины в фетровой шляпе и ударил того под колено этой самой тростью. Вскрикнув, тот упал на землю, а незнакомец навис над ним. Он замахнулся и снова ударил. Хозяин трости закричал от боли.
Клара была так поражена, что даже перестала плакать. Она во все глаза глядела на незнакомца: неужели кто-то за нее вступился? Или она просто придумала этого человека?
У людей кругом было свое мнение о происходящем.
— Что вы делаете?! — возмутилась женщина в шляпке-клош. — Остановитесь немедленно!
— Вы что, не видели? — спросил ее незнакомец. — Этот проходимец ударил женщину. Упавшую женщину! Вместо того чтобы помочь ей подняться!
— О чем вы говорите? — воскликнул важный джентльмен в котелке. — Никто никого не бил!
— Ах вот, значит, как?
Человек в сером гневно сжал зубы.
— Да, я ничего не делал! — завопил мужчина в фетровой шляпе. — Отдайте мою трость! Немедленно! Или я…
— Отдать трость, значит? — прошипел незнакомец и, как следует размахнувшись, еще раз ударил владельца трости ею же по ноге.
— А-а-а!
Мужчина в фетровой шляпе скрючился на мостовой от боли.
— Бандит! — закричала женщина в шляпке-клош. — Кто-нибудь, позовите полицию!
Вокруг уже собралась приличная толпа.
— Он сломал мне ногу! — верещал хозяин трости. — Этот урод сломал мне ногу!
— Будешь еще отпираться? — незнакомец снова замахнулся. — Или скажешь, как все было?
— Я случайно ее задел! — прикрываясь рукой, оправдывался мужчина в фетровой шляпе.
— Не случайно.
— Хорошо-хорошо! Но это же всего лишь Ворона! Какое кому дело?
— Мне есть дело. Вы слышали? — торжествующе воскликнул человек в сером. — Он признался!
Незнакомец огляделся кругом, и от его улыбки не осталось и следа. На него были направлены сплошь озлобленные, гневные взгляды. Прохожие громко возмущались его поведением.
Клара ничего иного и не ожидала, но ее заступник был совершенно сбит с толку. Его поразило не только равнодушие людей к жестокому поступку этого мерзавца в фетровой шляпе, но и их негодование на справедливое и закономерное возмездие.
— Лицемеры проклятые, — безжалостно проговорил человек в сером. Толпа от его слов мгновенно затихла. — Вы все видели, что произошло.
— Как можно нападать на порядочного джентльмена из-за какой-то сумасшедшей? — возмущенно спросила дама в шляпке-клош.
— Что вы сказали? — угрожающе повернулся в ее сторону незнакомец. Он поднял трость и сделал шаг.
Человек в сером выглядел таким разъяренным, что женщина тут же замолчала и отступила за спину своего спутника.
— Мы сейчас вызовем констебля, — пригрозил мужчина в котелке.
— Так я и констебля вашего отделаю, — просто сказал незнакомец. Глядя на его недобрую улыбку, никто не сомневался, что он может воплотить слова в действие.
— Это неподобающе! — восклицал кто-то. — Это вопиюще! Полиция! Полиция!
— Позвольте, мисс, — швырнув на тротуар трость, человек в сером наклонился к Кларе и помог ей подняться. Придерживая женщину под руку, он повел ее прочь с моста. — Пойдемте. К черту этих ничтожеств.
Не оглядываясь, они пошагали вместе, оставив за спиной негодование толпы. Спустя несколько мгновений туман поглотил их…
Некоторое время они шли молча, но Клара не удержалась.
— Почему вы помогли мне? — спросила она.
— А как я мог пройти мимо? — удивился незнакомец. — Знаете ли, я только приехал в ваш город, — пояснил он, — и не знаю, как здесь все заведено, но если то, что я увидел, тут считают нормальным, уж простите, мне придется нарушить несколько местных традиций — мириться с подобным я не намерен.
— Ах, так вы только приехали… — удрученно сказала Клара. — Тогда все ясно.
— Что ясно?
— Ясно, что вы не знаете, кто я. Поэтому помогли.
— Разумеется, я вас не знаю, — согласился человек в сером. — Но помог вам, потому что вы попали в беду, как мне показалось. Так это были ваши знакомые? Там, на мосту?
— О, нет, я никого из них не знаю.
— Зато они вас знают, — хмуро проговорил незнакомец. — Почему они называли вас сумасшедшей?
— Поглядите на меня, разве не видно? — опустив глаза, выдавила Клара.
Спутник внимательно оглядел ее, оценил старомодное клетчатое пальто, широкие мужские брюки и древние дедовские туфли.
— Положим, костюм на вас и впрямь несколько экстравагантный, — сказал он, — но ведь это не дает им права…
— Вам виднее, — с вдруг поднявшейся непонятной злостью ответила Клара.
Они спустились с моста и оказались на Ивовой улице.
— Простите, мисс. — Человек в сером неожиданно остановился. — Подождите меня здесь, прошу вас. — Он помог ей сесть на освещенную фонарем скамейку. — Я кое-что забыл.
— Что вы забыли? — с тревогой в голосе спросила Клара.
— Вашу шляпу.
— О, не стоит беспокоиться…
— Стоит, — не терпящим возражений тоном сказал он и скрылся в тумане.
Клара осталась одна в полном одиночестве и замешательстве. Мгла наползала со всех сторон, пытаясь захватить и крошечный островок света, в котором она находилась.
«Почему? Почему он ушел? Это же просто старая шляпа…» Клара отчаянно терла руки, пытаясь высмотреть фигуру своего заступника в тумане. Она подумала, что не переживет, если вместо него сейчас появится кто-то другой…
Таинственный незнакомец тем временем обернулся. Да, туман достаточно густой — она ничего не увидит.
Оказавшись на середине моста, человек в сером увидел, что почти все зеваки уже разошлись, но трое главных мучителей его новой знакомой до сих пор были здесь. Потерпевший стонал, держась за ногу, а остальные жалели его и кляли «чертову бродяжку» и ее «злобного прихлебателя».
Незнакомец улыбнулся: было бы обидно, если бы он никого не застал.
— Смотрите на меня, уроды, — сквозь сжатые зубы процедил человек в сером.
— Ой, он вернулся! — испуганно сказала дама в шляпке-клош. — Полиция уже едет!
— Разбойник! — негодующе добавил ее спутник. — Этому джентльмену теперь нужен доктор! Вы горды собой?!
— О, еще бы, — со злобой в голосе заметил человек в сером и вдруг изменился.
— Что это вы?.. — начал было спутник истеричной дамы.
На том месте, где только что стоял защитник жалкой нищенки, был… была…
Все трое округлили глаза и распахнули рты.
На них глядела маленькая девочка. Девочка смеялась. Противно и мерзко хихикала, тыкая в них пальцем, отчего всем троим стало так страшно, как не бывало никогда в жизни.
— Смотрите на меня, уроды! — звонко закричала девочка, хотя… все трое могли поклясться, что глядят уже на пожилую старуху, сгорбленную и мелко трясущую головой.
— Смотрите на меня, уроды, — прохрипела старуха. Хотя это была уже вовсе не старуха.
Мужчина средних лет, широкоплечий и статный, в дорогом белом костюме и цилиндре, по очереди поглядел на каждого из присутствующих. Глаза его вдруг будто бы закатились и стали на вид твердыми, как кость, после чего приобрели стеклянный блеск. Спустя мгновение они были уже из полированного зеркала…
— Смотрите… смотрите на меня, уроды…
Вот только смотреть уже было некому.
На тротуар опустились три тела. Вместо лиц у них багровели плоские кровавые овалы.
Удовлетворенно оглядев дело своих рук (или, точнее, глаз), незнакомец подобрал с мостовой старую синюю шляпу и нырнул в туман…
Клара сидела на скамейке уже не менее десяти минут. С каждой утекающей секундой в ней укреплялось неприятное терпкое чувство: ее бросили, он сбежал. Сколько времени нужно, чтобы сходить за шляпой на середину моста и вернуться?
«Да, — решила она, — он явно сбежал, пожалев о том, что так поспешно и необдуманно за меня вступился».
Еще бы! Кому в здравом уме вздумается защищать городскую сумасшедшую? Скорее всего, он и правда ей примерещился, ее спаситель. А что? Может, все это какой-то побочный эффект от зелья, которое она принимала, чтобы превратиться в собственного брата?..
И что осталось? Только чертово горькое разочарование. Кто знает, почему ее посетило это наваждение. Потому что она так хотела, чтобы ее кто-то защитил? Потому что втайне мечтала об этом? Что ж, она получила то, что хотела…
И тут вдруг в тумане послышался звук шагов.
Клара вздрогнула и подобралась, прекрасно понимая: там очередной злобный прохожий и максимум, что она может сделать, это прикрыть лицо руками, чтобы ее по нему не ударили. Или просто чтобы не видеть того, кто ее оскорбляет. Она так и сделала.
— Мисс, — раздался голос над головой. — Вот ваша шляпа. Простите, что так долго.
— Это вы? — убрав ладони от лица и все еще не веря своим глазам, спросила Клара.
— Конечно, — простодушно ответил человек в сером. — Кто же еще?
— Я думала, что вы… ну, что вы…
— Что я сбежал? — понимающе усмехнулся незнакомец.
Она молчала, отведя взгляд в сторону. Все и так было очевидно, поэтому он просто подал ей руку, спросил: «Вы позволите?» — и помог подняться. Они вновь медленно зашагали в тумане. Клара хромала, чувствуя усиливающуюся с каждым шагом боль в подвернутой лодыжке, но придерживающий ее под руку спутник будто придавал ей уверенности и сил.
— Вы полагали, — начал человек в сером, опустив голову и глядя себе под ноги, — что я такой же, как и жители этого города? Что я на них похож?
— Нет! — поспешно заверила его Клара. — Совсем нет!
— Тогда почему вы решили, что я вас бросил?
— Вас не было так долго, и я…
— Я просто искал вашу шляпу, — пояснил незнакомец, и Клара обругала себя и свою мнительность последними словами. — Она закатилась в канаву, и мне пришлось сперва отыскать беглянку, а после — лезть вызволять ее.
— Простите.
— Вам не за что просить прощения. Это ведь шляпа, а не вы такая непослушная.
Она улыбнулась, и он представился:
— Гласс.
— А имя у вас есть, мистер Гласс?
— Лукинг, — на мгновение смутился он. — Не смотрите на меня так, это папочкина шутка. Он полагал, что дать сыну подобное имя будет весьма забавно. В какой-то степени он оказался прав.
— Очень красивое имя, — утешила его Клара. — Лукинг Гласс.
— А ваше имя я могу узнать, мадам? — поинтересовался Лукинг.
— «Мадам»? — невесело улыбнулась Клара. Никто и никогда ее так не называл. Хотя нет, когда ей было двадцать и жизнь казалась прекрасным праздником, швейцар у шикарной лондонской гостиницы «Савой», открывая перед ней дверь дорогого кремового автомобиля, сказал ей: «Прошу, мадам», — но это было так давно, кажется, в прошлой или, вернее, в чужой жизни. В жизни, которую она украдкой подглядела в замочную скважину.
— Меня зовут Клара Кроу.
— Мне не нравится это имя, — сказал Лукинг.
Клара удивленно взглянула на него. Она была настолько сбита с толку, что даже не оскорбилась. Он явно не хотел ее обидеть, всего лишь выразил свое мнение, но почему-то она была уверена: никто и никогда во время знакомства не говорил другому человеку, что ему не нравится его имя, вот так запросто.
— Не нравится? — только и спросила она.
— Да, оно совершенно вам не подходит. У вас есть другое имя?
Как ни странно, у Клары было другое имя.
— Еще меня зовут Мэри Уитни, — робко представилась она.
— О, это определенно лучшее имя, которое я слышал! — воскликнул Лукинг и тут же смутился.
— Правда? — с печальной улыбкой спросила Клара. — Это лучшее имя?
— Да, мисс Мэри! — горячо воскликнул Лукинг и смутился еще больше.
— Меня так зовут мои ученики, — сказала Клара. — Мисс Мэри…
— Теперь не только они.
Лукинг глядел в землю, не в силах поднять взгляд. Мог ли он, заступаясь за эту женщину, знать, что будет с ним происходить после того, как он окажет ей помощь? Само собой, нет. Совершенно закономерное стремление помешать мерзавцам издеваться над беззащитной бедняжкой привело его к тому, что казалось исключительно невозможным. Он чувствовал необъяснимое расположение к этой мисс Мэри. А еще заинтересованность. Ему было любопытно, что она думает и почему так долго молчит. Почему вообще можно так долго молчать?
Они остановились.
— Куда дальше? — спросил Лукинг.
— Видите пустырь, на котором не горят фонари? — Клара кивнула в сторону широкого черного пространства, которое выглядело холодным и совершенно безжизненным. — Там стоит дом. Это мой дом. Я там живу.
Теперь уже пришла очередь Клары смущаться. Ей стало невероятно стыдно, что она живет в подобном отталкивающем месте. Она вдруг подумала, что и одежда на ней, да и сама она выглядит весьма под стать этой развалюхе во тьме.
— Я провожу вас до двери.
— О, это не обязательно.
— Но вы…
— Нет, — отрезала Клара. И сама не узнала собственный голос. С ужасом она услышала в нем стальные и холодные нотки своей матери.
Лукинг кивнул и отпустил ее руку.
— До свидания, мистер Гласс, — сказала Клара. — Благодарю вас, что заступились и проводили меня.
— Мне было нетрудно, — сказал Лукинг.
Клара кивнула, прощаясь, и сделала несколько неуверенных шагов, но тут вдруг боль опять пронзила ее подвернутую лодыжку, она остановилась и застыла на месте.
— Мистер Гласс, вы не проводите меня до двери? — негромко спросила она, не в силах обернуться от стыда. — Я не дойду сама.
— Разумеется, мисс Мэри, — вдохновенно сказал Лукинг и, подойдя, вновь подал ей руку.
Клара неловко улыбнулась. Лукингу Глассу хватило такта, чтобы ничего не сказать по этому поводу.
Клара и ее спутник нырнули в неосвещенное пространство, как будто шагнули в дверь, ведущую прочь из этого мира в страну теней.
— А зачем нужны катушки? — спросил Лукинг.
— Катушки?
— Катушки ниток в ваших волосах.
Клара невольно вскинула руку и, нащупав одну из катушек, потеребила ее, а затем быстро опустила руку обратно.
— Это оберег… — потупившись, сказала она. — От темных сил. Мама говорит, что…
— Мне не нравится, — сказал Лукинг. Он был невероятно честен, и Клара вдруг поймала себя на том, что ей это по душе.
— Наверное, это потому, что я из темных сил, — пошутил, как показалось Кларе, ее спутник, и она рассмеялась.
Вскоре они уже стояли у входа в Гаррет-Кроу.
— Вот мы и пришли, мистер Гласс, — сказала Клара, кивнув на дверь с облупившейся бурой краской. — Дальше я справлюсь сама.
— Я уверен в этом, мисс Мэри.
— Еще раз спасибо вам.
— А я еще раз говорю вам, что не стоит благодарности. На моем месте так поступил бы любой джентльмен. И я не жду ничего взамен, разве только… — Он вдруг замолчал.
— Разве только?
Клара будто перестала дышать, глядя на него.
— Я в этом городе совсем никого не знаю, — сказал Лукинг. — Точнее, знаю только вас. Может, вы мне его покажете? Город. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
— Вы можете, — сказала Клара, испытывая чувство, которого она не испытывала никогда.
Это было… что-то большее, чем простое смущение, — ее посетило неловкое замешательство, когда все кажется невероятно важным: любое слово, неосторожный взгляд, короткое движение. А еще она была рада тому, что на пустыре не горят фонари и мистер Гласс не может увидеть, как сильно она покраснела.
— Я освобождаюсь завтра в два часа пополудни. И был бы рад, если бы вы составили мне компанию в… кажется, это место называется «Эмброуз». Вы ведь пьете кофе? Хотя о чем это я? — Лукинг лукаво улыбнулся. — Если вы носите мужские костюмы, то и кофе, без сомнения, пьете.
— До встречи, мистер Гласс, — кивнула Клара.
— Лукинг, — уточнил человек в сером. — Просто Лукинг, мисс Мэри.
Клара закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она не понимала, что происходит. У нее дрожали руки, а внутри разливалось какое-то недомогание. Неужели она так соскучилась по доброму отношению? Неужели это обычная доброта, которой она была лишена, заставляет сейчас ее коленки дрожать?
Словно некая навязчивая идея, в ее голове поселилась мысль. Мысль, от которой было не отделаться…
Она глядела на свое старое длинное пальто, висящее на вешалке, на красный берет, надетый на крючок. Даже вешалка выглядела в этом старье лучше, чем она. К черту берет! Клара дала себе слово, что никогда больше его не наденет. И катушки в волосах… она избавится от них раз и навсегда!
Клара нечасто была столь решительна, и за этот длинный день она проявила характер, о котором и не догадывалась, целых два раза. Сперва она заставила себя проникнуть в Крик-Холл, но желание помочь Томасу Кэндлу было продиктовано скорее страхом за него, чем действительно хладнокровным решением, как следует взвешенным и продуманным. Сейчас же все было иначе… по-настоящему: она решилась, и она не отступит!
Держась за стену, Клара подковыляла к шкафу, в котором находился ее «тайный» ход, и потянулась к сложенным на нем чемоданам. На самом верху стояла кремовая шляпная коробка с бантом, собранным из кофейных лент.
Клара закусила губу от волнения. Она знала, что в этой коробке хранится ее шляпка. Темно-зеленая шляпка с широкими полями, вуалью и перьями, которую она так любила. Пряча эту шляпку в коробку, помнится, она уже не рассчитывала, что когда-нибудь наденет ее. Но нет, она ошибалась — у этой шляпки еще будет вторая жизнь. Как и у нее самой!
Наконец Клара дотянулась и сняла коробку со шкафа. Она нетерпеливо развязала ленточный бант и сняла картонную крышку…
В следующее мгновение она сползла по дверце шкафа на пол и заплакала.
В коробке лежали лишь скомканные, побуревшие от времени старые газеты.
Вторая жизнь отменялась.
Гостей прибыло много — просто до неприличия. Не все они были столь запоминающимися, как чета Петровски. Встречались и абсолютно серые, ничем с виду не примечательные личности.
Некоторые из них, отделавшись коротким «здравствуйте» и торопливо закинув на вешалку пальто, сами (чему Виктор был несказанно рад) тащили свои вещи наверх и пропадали в глубине дома. Кое-кто и вовсе, что-то бормоча себе под нос, шарахался от старшего сына Кэндлов и норовил проскочить мимо, даже не поздоровавшись.
Другое дело — настоящие гости. Эти требовали к себе внимания, претендовали на почтительное обхождение и неизменно испытывали терпение Виктора.
Порой, правда, дядюшка Джозеф и обе тетки снисходили до того, чтобы помочь племяннику. По большей части, чтобы проследить, как бы тот невзначай кого не обидел или не оскорбил. Но при этом всю самую тяжелую работу родственники, разумеется, перекладывали на Виктора.
Вот и сейчас Виктор тащил вверх по ступеням тяжеленный чемодан размером с комод, а дядюшка Джозеф шел рядом и с улыбкой глядел на страдания пыхтящего племянника.
— Помочь не хочешь? — спросил Виктор, затащив чемодан на очередную ступеньку.
— Разумеется, нет, — ответил дядюшка. — Я ведь уже переоделся в свой вечерний костюм.
Это была правда: вишневый костюм и дядюшка в нем выглядели великолепно — слишком великолепно, чтобы тягать чей-то багаж.
— То есть мне тоже нужно переодеться в вечерний костюм, чтобы забыть все эти чемоданы, как страшный сон? — спросил Виктор.
— А у тебя есть вечерний костюм?
— Нет, — сжав зубы, проскрипел Виктор и затащил чемодан-комод на ступеньку выше. Кажется, ему не оставалось ничего иного, кроме как наделить очередной порцией ругательств и лестницу, и чемодан, и его владельца, мистера Греггсона.
Оный мистер Греггсон представлял собой слегка сгорбленного господина в возрасте с взлохмаченными кустистыми бровями, выпученными глазами и багровым пористым носом. В данный момент он пребывал у основания лестницы, выстраивая там свое многочисленное семейство строго по рангу, иными словами — по возрасту.
Упомянутое семейство состояло из жены и пятерых дочерей — самой младшей мисс Греггсон было пять-шесть лет, а старшей — далеко за тридцать. Все они при этом выглядели настолько отощавшими и болезненными, что в первое мгновение, когда Виктор их увидел, он даже решил, будто в Крик-Холл прибыли призраки. Впрочем, вскоре стало ясно, что худоба, мешки под глазами и пустые безжизненные взгляды — это все следствие «счастливой» семейной жизни.
С первого этажа доносился отвратительный шкрябающий голос главы семейства, с упоением отчитывающего жену и дочерей за какие-то их очередные прегрешения.
— Миссис Греггсон! — гневно говорил мистер Греггсон. — Позвольте спросить, что это за тайком брошенные непотребные взгляды на подозрительных молодых людей! Нет, я не вас конкретно имею в виду! За дочерьми следите! Более бесстыжего выражения лица, чем у мисс Греггсон-старшей, я не видал уже давно. Но берегитесь! — это было обращено уже напрямую к дочерям. — Я еще сделаю из вас почтенных дам, так что даже не думайте у меня…
— Слишком тяжелый.
Виктор поставил чемодан-комод на лестничной площадке и выжидающе посмотрел на дядюшку. Но тот сделал вид, что не понял намека.
— Да уж, характерец у мистера Греггсона не из легких, — хитро прищурился Джозеф Кэндл. — Этот упырь спровадил в могилу уже двух жен и несколько дочерей. Старайся не оставаться с ним наедине: любое его слово обойдется тебе в десять минут жизни, а недобрый взгляд будет стоить целого часа.
— Зачем мама его пригласила? — спросил Виктор. Он уже понял, что помощи от дядюшки не дождется и, вцепившись в ручку чемодана, поволок эту громадину дальше наверх, обстукивая ступеньки ее окованными уголками.
— Ну, ты можешь пойти на кухню и предложить Корделии выгнать Греггсона, если уж он тебе так не нравится, — ехидно улыбаясь, сказал Джозеф.
— Нет, я просто не понимаю, почему она сама никого не встречает, — пробурчал Виктор. — Мне все это уже порядком надоело…
— Корделия сейчас готовит ужин на всю эту ораву. Кстати, до твоей мамочки добралась-таки наша любезная мисс Палмер, и теперь там разве только ножи по воздуху не летают. По крайней мере, я уже слышал крики и звон разбитой посуды. Можешь рискнуть и рассказать матери, как тебе тяжело. Думаю, момент для этого идеальный.
— Мне вовсе не тяжело, — вздохнул Виктор и внутренне напрягся, задавая свой следующий вопрос: — А что папа?
— Гарри? — удивился Джозеф. — А что с ним не так?
— Почему он никого не встречает?
— Почему-почему… — дядюшка нахмурился. — Да потому что для этого есть мы с тобой. Корделия отослала его на вокзал встречать нашу драгоценную Скарлетт. Вот только, сдается мне, все это зря. Та всегда прибывает так, чтобы встречающие остались с носом. Так, помнится, и в прошлый раз было…
Вот наконец и этаж!
Затащив на него чемодан, Виктор вытер взмокший лоб и уже почти позволил себе такой долгожданный, такой вожделенный вздох облегчения, когда…
— Эй, Кэндлы! — прокричал мистер Греггсон из холла. — В дверь стучат!
— Виктор, спустись и открой, я тут дальше сам разберусь.
Дядюшка повернул ручку на чемодане-комоде, и из его боков выдвинулись колесики. Еще бы он не справился! Вот ведь задача так задача: докатить чемодан до двери комнаты, выделенной для семейства Греггсонов!
Обреченно вздохнув, Виктор поплелся вниз.
Он вдруг подумал, что, учитывая количество гостей, которые прибыли сегодня в Крик-Холл, им просто негде будет всем разместиться. И тем не менее в коридорах наверху никто в очередях не стоял. Да и комнат вроде как стало больше. Или нет?..
В дверь снова постучали или, вернее, загромыхали.
«Только бы это была не тетушка Скарлетт! — пронеслось в голове. — Кто угодно, только не она!»
Оказавшись в прихожей, Виктор повернул ручку и открыл дверь. А затем невольно отступил на шаг.
— Чего такой хмурый? — раздалось с порога злобно-злорадное. — Что, братец, не рад меня видеть?
На Виктора с насмешкой во взгляде смотрел низкорослый пухлый парень в дорогом черном костюме. Его лицо, некогда покрытое веснушками, сейчас было выбелено, как мел. Прежде рыжие волосы обрели каштановый оттенок, но эти поросячьи глазки, когда-то выглядывавшие из-под круглых очков в роговой оправе, а теперь обходившиеся без оных, Виктор не перепутал бы никогда и ни с чьими.
Перед ним стоял его заклятый враг и кузен Сирил Кэндл.
— Соскучился? — спросил кузен, растянув губы и прикусив их по центру передними зубами; уродливая улыбочка-полуоскал двоюродного братца была на месте.
— Какой-то ты бледный, Сили, почти как покойник, — в тон ему ответил Виктор. — Не заболел? Где Мими потерял?
Сестра-близняшка Сирила всю жизнь неотступно следовала за братом. Странно, что ее сейчас не было рядом, — они все всегда делали вместе. Виктор даже, бывало, думал, что и умрут эти двое в один день.
— Это я так рад тебя видеть, что кровь от лица отхлынула, а Мими пытается поставить машину в гараж, но там стоит эта старая груда металлолома, так что… — зло пробурчал кузен, переступая порог.
Он пристально поглядел на Виктора и прищурился, словно задумался на секунду, какую именно гадость добавить.
— Кстати, ты ведь знаком с моей невестой? — спросил Сирил. — Конечно, еще раз знакомить вас было бы глупо, учитывая вашу… кхм… несчастливую историю…
Следом за Сирилом в дом вошла девушка. Взяв его под руку, она поглядела на Виктора пустым безразличным взглядом. Казалось, она даже не узнала его. Виктор хотел что-то сказать, хотя бы просто поздороваться, но так и остался стоять с открытым ртом, на радость мстительному кузену.
В этот миг жизнь будто бы ушла из его тела, он словно умер, поперхнувшись своим сердцем.
Как?! Как это возможно?! Честное слово, уж лучше бы вместо нее в дом вошла тетушка Скарлетт. Но это была вовсе не тетушка.
Перед ним стояла Саша.
Глава 7. Котлы на ведьминой кухне
Кованая щеколда, скрипнув, сама собой повернулась, после чего поползла вбок, отодвигаясь. Окно распахнулось. Залетевший порыв ветра смахнул с груди Томми клетчатый носовой платок, и мальчик в тот же миг проснулся.
Он открыл глаза и уставился в потолок. Сразу же появилось ощущение, что чего-то не хватает. Не хватало боли… Понял он это мгновенно. И тут же ему вспомнились лихорадка, жар и озноб, которые вчера весь день перетягивали одеяло по имени Томас Кэндл на себя, а еще…
А еще он с ужасом осознал, что именно говорил маме и как себя вел.
«Ох и влетит же! — подумал мальчик. — Но пока я болею, она ничего не сделает. Нельзя выдавать, что я вылечился. А потом, может, она и забудет».
Само собой, Томми знал: мама никогда ничего не забывает. Что же придумать такое, чтобы она поменьше злилась?..
И тут он почувствовал, как в комнате холодно. Мерзкое раннее-раннее утро (а по сути, еще сумерки) лезло в спальню. Окно было распахнуто настежь. Томми поспешно выбрался из постели, чтобы закрыть его, и уже взялся было за раму, но стоило ему бросить взгляд наружу, как он и думать забыл о том, что собирался сделать.
На противоположной стороне улицы стояла женщина в старом пальто и темно-красном берете. Она глядела прямо на него.
Томми вздрогнул. В его голове пронеслась череда образов: его учительница по истории, фотография из дома старухи, дядюшка Джозеф, говорящий о своей прежней семье во мраке библиотеки…
Томми вдруг заметил, как женщина что-то шепчет. В тот же миг ее длинные спутанные волосы всколыхнул ветерок, который сразу же переметнулся на куст сирени у ворот Крик-Холла. Затем он своими невидимыми руками погладил плющ, обвивший стену дома, качнул ветки вяза, растущего под окном, и, сорвав с него несколько бурых листьев, влетел в комнату.
— Оденься потеплее… — ветерок скользнул по уху Томми ледяным язычком. — И следуй за мной. Следуй… следуй… следуй за мной…
Томми отпрянул от окна. Он огляделся — в комнате, кроме него, никого не было, но он прекрасно знал, кто только что с ним говорил. Этот голос он слышал едва ли не каждый день в школе.
«Что же делать?! — подумал мальчик, отчаянно борясь с сомнениями. — Что делать?! Даже думать не стоит о том, чтобы куда-то идти! Нельзя же, в самом деле, слушать всякие указания, принесенные ветром! Это опасно и рискованно!»
Додумывал Томми уже на бегу…
Оказавшись в прихожей, мальчик быстро надел поверх пижамы вельветовое школьное пальто, босые ноги засунул в башмаки. Времени на шарф и шапку не было, и, хлопнув дверью, Томми понесся к калитке…
Выбежав за ограду, он остановился и в недоумении замер на месте: улица была сонной и пустынной, напротив дома никто не стоял.
«Куда она подевалась?»
Томми огляделся по сторонам и различил вдали женщину в берете — она уже спускалась с холма. Мальчик двинулся следом.
Все это было очень странно. Томми понимал, что нужно подойти к ней и спросить, что она от него хочет, куда идет и… — да вообще, что угодно спросить! — но почему-то все никак не мог собраться с духом и догнать ее…
Так они прошли весь Холмовой район, оставили за спиной и лавку мистера Гришема, и автобусную остановку, и аптеку. Когда в сизых сумерках вдалеке показался парк, Томми подумал, что они идут в школу, но женщина свернула, не дойдя до нее добрых пол-улицы.