– Чтобы выбить его из колеи.
- Привет, - молвил он и улыбнулся, сверкнув крупными ровными белыми зубами. - Извините, но сегодня мне не до покупок.
Желина обдумал услышанное:
Рейнолдс покосился на меня.
– И сработало?
- Стивен Гриффин, - представился я. - А вы, надо полагать, Рэнди Прайс?
Гамаш открыл было рот, потом закрыл. И наконец заговорил:
– Насколько внимательно вы прочли досье?
Он просиял.
- Ну и ну! Вы - супруг Морин? Черт возьми! Что же вы не предупредили о приезде? Я бы хоть прибрался малость!
– Ну, я всего лишь пробежал его, но достаточно внимательно, чтобы понять, что Серж Ледюк был как минимум продажным.
– Прочтите внимательнее, а после мы поговорим.
Он распахнул сетчатую дверь, и мы вошли в дом. Убранство тесной гостиной исчерпывалось парой кресел, письменным столом, тахтой и соломенной циновкой. На всех горизонтальных поверхностях, за исключением тахты и стула перед столом, высились угрожающе кренящиеся башни из дряхлых книг и журналов. Не мудрствуя лукаво, Прайс сбросил часть своей библиотеки с кресел на пол и затолкал в угол. Пока он занимался этим делом, я сумел мало- мальски разглядеть его. Прайс был хрупок и изящен, с костлявыми локтями и плечами, но бицепсы его бугрились и, судя по виду, обладали немалой силой.
– Вы не можете просто сказать?
Покончив с наведением порядка, Прайс вытер ладони о штаны и протянул мне руку.
– Нет. Не буду навязывать свои мысли. Хочу посмотреть, придем ли мы с вами к одинаковым выводам. Я ведь могу и ошибаться.
Желина снова открыл папку. Гамаш вел машину, не сводя глаз с дороги. На автостраду падал снег, под тонким слоем которого вполне мог оказаться лед.
Наконец Желина поднял голову. Несколько секунд царило молчание, пока офицер КККП думал.
– Об этом здесь ничего нет, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Но вряд ли Ледюк действовал в одиночку, имея сообщников только более низкого уровня. У него был кто-то еще. Более умный. Более высокого уровня. Возможно, кто-то не из Квебекской полиции. И вы тоже так считаете.
- Очень рад видеть вас, Стив. Морин обещала познакомить нас, когда вы вернетесь из командировки. Жаль, что она не смогла приехать с вами. Что, так много дел?
Гамаш помрачнел, его ничуть не обрадовало, что заместитель комиссара пришел к тем же выводам.
Я изучал его физиономию и слушал этот полудетский монолог, пытаясь понять, что за существо передо мной.
– Кто-то, находящийся на расстоянии, – продолжал Желина. – Тот, кто может действовать без опасений быть пойманным, потому что никто не посмотрит в его сторону.
Гамаш кивал. Точно его мысли, хотя и без всяких доказательств.
- Садитесь, ребята, будьте как дома. Может, пивка? У меня найдется.
– Судя по этому, – Желина посмотрел на папку, – Ледюку нельзя отказать в проницательности. Он понимал, что, когда завалы в Квебекской полиции будут расчищены, примутся за академию. За него. – Он посмотрел на Гамаша. – Если вы показали это ему, то, возможно, убили не того человека?
Он пулей вылетел из комнаты и принялся греметь чем-то на кухне.
– Вы полагаете, что там должен был лежать я? – спросил Гамаш.
Я взглянул на Рейнолдса.
– А вы так не думаете? Если то, о чем вы говорите, правда, то вы были для него угрозой. Человеком, который уже арестовал или убил большинство других замешанных в это дело. Судя по тому, что я знаю, люди, причастные к скандалу в Квебекской полиции, не просто погрязли в коррупции. Они избивали и убивали по своему усмотрению. Вы явно были угрозой для Ледюка и его сообщника. Их ждала гибель. Тюрьма.
Он посмотрел на профиль Гамаша, ведущего машину.
- Прикиньтесь дурачком, - посоветовал лейтенант. - Он еще не знает, что случилось с миссис Гриффин.
– Если прежде они не чурались запугивания и убийств, то почему на вас остановились?
Рэнди вернулся с тремя запотевшими банками и открывалкой. Поставив их на стол рядом с маленькой пишущей машинкой, он откупорил банки и протянул одну мне, другую - лейтенанту. Мы с Рейнолдсом уселись и принялись потягивать пиво. Рэнди примостился на краешке стола и с улыбкой разглядывал нас.
– Они потеряли силу. Большинство агентов, на чью поддержку и защиту они могли рассчитывать, были выкорчеваны из Квебекской полиции. Нет, мне опасность никогда не грозила. Убив меня, они рисковали оказаться под мощным прессом следствия.
– И вы показали Ледюку то, что у вас есть, – сказал Желина, постукивая по папке. – Чтобы припугнуть его. Получилось?
– Возможно, лучше, чем я предполагал, – ответил Гамаш.
– Вы думаете, Ледюка убил сообщник? Потому что вы подошли слишком близко?
– Не исключено. Кто бы ни был его сообщник, он, вероятно, обеспокоился тем, что Ледюк загнан в угол и попытается заключить сделку.
– И поэтому заткнул ему рот. Тогда кто он? Это должен быть человек из академии. Один из преподавателей? Предположив на минуту, что не вы…
- Вы такой же любитель театра, как Морин, Стив? - спросил он меня.
– На минуту?
– Есть человек, который подходит на такую роль. Мишель Бребёф.
- Боюсь, я мало смыслю в искусстве лицедейства.
Гамаш некоторое время смотрел перед собой, потом коротко кивнул.
Желина наблюдал за Гамашем, постепенно начиная понимать, что к чему.
- Ну, тогда вы лишаете себя едва ли не самого большого удовольствия в жизни, - рассудил он. - Конечно, до настоящего театра мне еще далеко, но я помаленьку набираюсь житейского опыта, изучаю людей. Ведь это - основа великой драматургии. Читаю, занимаюсь. И пишу. - В глубине его глаз словно зажглись блуждающие огни. Рэнди принялся рассуждать о театре, вышагивая по комнате, насколько это было возможно.
– Вы вернули Бребёфа. Вы свели их в академии. Вы знали, что если Ледюк – герцог, то Бребёф – король. Вы знали всё…
– Подозревал.
Мне не составило труда догадаться, как этому мальчику удалось мгновенно поладить с Морин. Он был полон жизни и задора, он лелеял ту же мечту, что и она когда-то, пусть и совсем недолго. Юноша с классическими, точеными чертами. И Морин с ее безотчетной щедростью и прекрасными порывами души. Разумеется, она бросилась помогать ему, как только поняла, чего он хочет.
– …и тем не менее вернули его. О чем вы только думали? Какое-то безумие!
Рэнди немного успокоился и опять взгромоздился на край стола, после чего надолго припал к своей банке.
– Это могло бы дать доказательства.
– А какие еще доказательства вам нужны? – почти прокричал Желина, но сразу же взял себя в руки. – В академии случилось убийство. Потому что вы свели двух преступников и отдали академию им на откуп…
- Я никогда не смогу достойно отблагодарить вашу супругу, Стив. У нее врожденное чувство театра, она способна безошибочно определить, что уместно на подмостках, а что - нет. Я строчу одну пьесу за другой - вон, уже целый сундук набрался. Как только напишу две-три штуки, которые мне понравятся, сразу же подамся в Нью-Йорк. Я обречён на славу. - Он произнес это так просто и искренне, что я почти поверил ему. - У меня есть эта лишняя толика знания жизни и людей. И когда-нибудь весь мир поймет то, что сейчас понимают только Морин и еще несколько человек…
– Неправда.
– Близко к правде. Вам еще повезло, что не пострадал никто из учащихся.
Он осекся, и на его лице появилась робкая улыбка, благодаря которой только что произнесенная Рэнди речь показалась мне гораздо менее хвастливой и эгоцентричной, чем была на самом деле. Я впервые в жизни видел такую непробиваемую и бесхитростную человеческую самоуверенность.
- А может, - нарушил Рэнди воцарившуюся после его выступления тишину, - вам, ребята, еще пивка?
Они свернули на парковку, и Гамаш заглушил двигатель, но Желина не шелохнулся.
– Почему вы уезжали из академии, коммандер Гамаш?
Рейнолдс отказался. Я последовал его примеру.
– Вчера вечером? Я не уезжал. Обычно я уезжаю, но вчера остался, потому что у меня были поздние встречи.
- Пару недель назад, когда я познакомился с Морин, я и представить себе не мог, как мне повезло, - продолжал Рэнди. - Она еще сохранила кое-какие знакомства и хочет отдать мои лучшие вещи какому-нибудь пробивному театральному агенту.
– Нет, сегодня. Один из ваших преподавателей убит, вы подозреваете другого. И вместо того чтобы остаться и обеспечивать общую безопасность, вы покидаете корабль.
– Вы думаете, я их бросил?
- Одна из ваших пьес лежит у нас в машине, - сообщил ему Рейнолдс. - Может, ее-то миссис Гриффин и хотела показать агенту?
– Я нахожу странным, что человек, ответственный за сотни молодых жизней, оставляет их запертыми в здании, где находится убийца, а сам тем временем едет домой и наслаждается сэндвичами в кухне. Что происходит?
- Вообще-то я дал ей три, - ответил Рэнди и вдруг нахмурился, переводя взор с лейтенанта на меня и обратно. До него начало доходить, что дело нечисто, и я сразу же почувствовал это: атмосфера в комнате неуловимо изменилась. - Послушайте, вы что, по делу приехали? - спросил Рэнди.
Рейнолдс встал, извлек из кармана кожаную книжечку и раскрыл ее, показывая полицейский жетон. Рэнди вытаращил глаза.
Глава восемнадцатая
Тело Сержа Ледюка удалили из Полицейской академии, словно грязное пятно. Он явился сюда властвовать над всеми, а покинул академию вперед ногами.
- Что случилось? - вскричал он. - Что с ней?
По приказу коммандера Гамаша кадеты и преподаватели выстроились в длинном мраморном зале и встали по стойке смирно, пока тело выкатывали прочь. Все прошло тихо, уважительно. И никто не пролил ни одной слезы.
– «Все это – слезы и стенания – покойник вынудил заранее, творя бесчинства и разбой», – продекламировала Лакост, стоя рядом с Гамашем.
- Когда вы видели миссис Гриффин последний раз? - спросил Рейнолдс.
– Снова Джонатан Свифт, – сказал Гамаш.
- Слушайте, ребята, если что-то случилось… Вчера днем у нее дома… Может, скажете,…
– Элегия на смерть герцога, – тихо проговорила Изабель, глядя на последний путь Ледюка по коридору. – Вы цитировали сегодня это стихотворение. Я его нашла. «Ваш, фавориты, праздник пуст. Вы пузырьки с державных уст. Вас всех ждет эта же судьбина. Вы рябь, а нация – стремнина».
Они отдали честь, когда тело провезли мимо них.
- В котором часу?
– «Потуги ваши ни к чему, – вполголоса продолжил Гамаш. – Был герцог – и конец ему».
- В два или в три пополудни. Я ездил в город за бумагой, оказался неподалеку и заглянул. Морин сказала, что у нее болит голова, и надо еще сходить в гастроном. Я вызвался закупить все, что нужно, но она отказалась, и я тотчас уехал.
– Нам нужно поговорить, – сказала Лакост.
– Oui.
- Она не показалась вам встревоженной или испуганной?
- Испуганной? Да в чем дело? Не соблаговолите ли…
Тело профессора Ледюка покинуло здание, темное пятно в ярких солнечных лучах, льющихся через окна.
- Как вы познакомились с миссис Гриффин?
– Но у меня есть еще одно дело, – сказал Гамаш.
Он прошел по длинному коридору к открытой двери, через которую наружу вывезли тело Ледюка, а внутрь ворвался свежий ветер. Кадеты отдавали честь коммандеру. Он понимал, что не стоит видеть в этом жест уважения. В конце концов, они только что отдавали честь мертвецу.
- Это случилось здесь. Она ехала через Тенистую Дубраву, чтобы срезать путь от дома до Красивого холма.
Но он обратил внимание, что некоторые смотрели на него с новым почтением. И Гамаш знал почему. До него дошли слухи. Они думали, что этот труп на его совести. В городе появился новый тиран.
- А что ей понадобилось на Красивом холме?
Выйдя наружу, Гамаш остановился позади машины, приехавшей из морга, наблюдая, как тело заносят внутрь.
- Дадли Лаудермилк, - ответил я за Рэнди. - Наш приходящий садовник. Он живет на Красивом холме.
– Хочешь убедиться, что его и в самом деле увезли, Арман?
- Совершенно верно, - подтвердил Рэнди. - Она говорила, что едет к садовнику. Но у нее случилась поломка, порвался ремень вентилятора. О ремне ведь вспоминаешь, только когда он лопается, а это обычно происходит за миллион миль от человеческого жилья. Черт, да скажите же, наконец…
Гамаш повернулся и увидел Мишеля Бребёфа.
- И ее машина остановилась здесь?
– Я знаю, ты потрясен, но, вероятно, есть и небольшое облегчение, – сказал Бребёф.
– Если ты имеешь к этому какое-то отношение, Мишель, то я узнаю. Можешь не сомневаться.
- Да, в полумиле от дома. Из-под капота валил пар. Она боялась ехать дальше, а потом вспомнила, что недавно миновала какой-то дом. Мой дом. Она зашла позвонить, вызвать буксировщика, но у меня нет телефона. Зато есть машина, и я, разумеется, предложил свою помощь. Она была в туфельках на шпильках и устала, отшагав полмили. Я спросил, не угостить ли ее чем-нибудь, и она выпила стакан поды, а потом мы недолго поболтали. Тут-то она и заметила на столе пишущую машинку и пьесу, и мы разговорились, а через пять минут стали добрыми друзьями. А теперь скажите, что случилось.
Бребёф улыбнулся:
- Миссис Гриффин мертва, - сообщил ему Рейнолдс.
– А что ты сделаешь? Снова отпустишь меня? Тот, кто его убил, помог расчистке завалов, и ты это понимаешь. И потом, если бы я имел какое-то отношение к убийству, то ты был бы моим подельником. Ведь я оказался здесь благодаря тебе. Но на этот раз ты сам открыл ворота. Ты знал, кто я, и впустил меня.
- Мертва? - скрипучим шепотом повторил Рэнди. - Как же так? Когда это случилось?
– Это признание?
Бребёф рассмеялся, и служащий морга удивленно взглянул на него. Смех не часто сопровождал тела.
- Вчера вечером ее сбила машина на Тиммонс-стрит.
– Напоминание, только и всего. Ты ведь все равно собирался его выпроводить? – Бребёф повернулся и посмотрел на тело в полиэтиленовом пакете. – У него больше не оставалось прежней власти, хотя он и не понимал этого. Хорохорился, будто все еще главенствовал в академии. Знал я таких офицеров. Мелочные, официозные, порочные. И не очень умные. Он уже принадлежал прошлому. Просто не успел уйти. Бессмысленно израсходованная пуля.
Парень застыл как соляной столб. Стало так тихо, что я услышал жужжание букашек на улице. А мгновение спустя физиономия Рэнди задергалась, как будто его пытали, и сделалась совсем детской. Теперь усы и бородка выглядели на ней чуть ли не нелепо. В глазах парня заблестели слезы. Он закрыл лицо своими нервными костлявыми руками и опрометью выбежал вон из комнаты. Спальня примыкала к гостиной. Рэнди бросился на кровать, его плечи, а потом и все тело, затряслись от сдавленных рыданий.
Гамаш повернулся и направился к открытым дверям академии.
Вскоре ему, однако, удалось совладать с собой. Он перевернулся навзничь и сел. Его щеки были испещрены грязными мокрыми полосами, которые тянулись от глаз до усов. Рэнди сжал кулаки и принялся тереть ими веки. Потом уронил руки на колени и уставился на нас, то и дело всхлипывая.
– Будь осторожен, Арман.
- Как же так? - пробормотал он. - Как это могло с ней случиться?
Он смотрел на нас с мольбой во взоре, но ни Рейнолдс, ни я не могли ответить ему.
Гамаш остановился. Что-то в голосе Бребёфа привлекло его внимание. Не злость, не ненависть. Его остановила кротость, с которой Мишель произнес последние слова. Гораздо более завораживающая, чем ненависть.
Спустя несколько секунд Рэнди встрепенулся. Видимо, ему в голову пришла какая-то мысль.
Мишель Бребёф стоял на фоне бескрайней равнины.
- Тиммонс-стрит… Как ее туда занесло?
– Несколько лет назад ты оказал мне большую услугу…
- Мы полагаем, что миссис Гриффин привезли туда насильно, - ответил Рейнолдс.
– В самом деле?
- Насильно? С каким-то умыслом?
– Ты позволил мне уйти в отставку. Не отправил меня в тюрьму, хотя я мог получить срок на основании одних твоих свидетельских показаний.
Рейнолдс кивнул.
– Ты хочешь сказать, что все это время был не в тюрьме? – спросил Арман, и Бребёф моргнул. – Если я оказал тебе услугу, Мишель, то не несколько лет, а несколько месяцев назад. Не надо стоять здесь сейчас и говорить мне, что я совершил ужасную ошибку. А если я и совершил, то хотя бы признай это.
- Кто? Кто мог это сделать?
– Я не убивал Сержа Ледюка.
- Пока не знаем, - лейтенант сунул руки в карманы. - Но этот человек уже дважды покушался на ее жизнь. Она говорила вам об этом?
Машина с телом проехала мимо, и оба замерли, опустив руки по швам.
- Нет, хотя я чувствовал, что она встревожена Я спрашивал, в чем дело, но она отвечала лишь, что последнее время ей нездоровится. В конце концов я прекратил расспросы.
Потом Гамаш развернулся и пошел в академию. За ним в нескольких шагах следовал его бывший лучший друг.
- Где вы были вчера вечером, Прайс?
Кадеты переместились из бистро, где стало слишком многолюдно, в гостиницу, чтобы продолжать разговор. Шел пятый час дня, длившегося бесконечно долго.
Рэнди вскочил.
Солнце начало клониться к закату, и Амелия разожгла огонь в камине. Хуэйфэнь тем временем приготовила чай, а Натаниэль нашел в кухне у Габри печенье и кексы. Он сильно сомневался, что в доме у сумасшедшей старухи, где ему предстояло провести ночь, найдутся такие вкусности.
- Вы думаете, что я…
При мысли о том, что может обнаружиться в ее доме, у него мурашки бежали по коже.
- Просто ответьте на вопрос.
- Я был тут.
Кадеты сидели у камина за чаем, ели печенье и обсуждали жестокое убийство известного им человека. Известного в гораздо большей степени, чем они хотели признавать.
- Одни?
Все случившееся казалось таким далеким от этого спокойного места, и Натаниэлю приходилось напоминать себе о том, что увиденное им сегодня утром в академии не было сном. Сон – это здесь, думал он, поглядывая на удобную мебель с выцветшей обивкой, веселый огонек в камине, шоколадное печенье и кексы.
А то, другое, было реальностью.
- Один. Если мне необходимо иметь алиби, значит, не повезло. Но я ведь не знал, что оно понадобится. - Рэнди повернулся ко мне. - Когда похороны?
Деревня убаюкала его, пусть и на короткое время, и он почти забыл о случившемся. А теперь вдруг подумал: забывать, пусть и ненадолго, – это дар или проклятие?
- Наверное, послезавтра.
– Гамаш привез нас сюда, чтобы мы разобрались с картой, – сказала Хуэйфэнь, кладя свою копию на стол.
- Я приду. Дайте знать, если понадобится моя помощь.
То же самое сделали Натаниэль и Жак.
- Спасибо.
Потом они посмотрели на Амелию.
– У меня ее нет, – призналась Амелия.
Он проводил нас до парадной двери. Когда мы отъезжали, Рэнди сидел на провисших досках крыльца и тупо смотрел в пустоту. После недолгого молчания Рейнолдс сказал:
– А где она? Нам велели взять их с собой, – сказала Хуэйфэнь.
- Не нравится он мне.
– Моя пропала.
Все трое уставились на нее.
Я покосился на лейтенанта.
– Пропала? – спросил Жак. – Или найдена в ящике у Герцога?
- Почему?
– Слушайте, я не знаю. Я не вспоминала о карте с того времени, как мы приезжали сюда в прошлый раз. Я ее убрала, а теперь она исчезла.
Амелия с вызовом посмотрела на них.
- Не знаю. Просто иногда встречаешь людей, к которым лучше не поворачиваться спиной. Наверное, я слишком долго прослужил в полиции. Слишком привык выискивать в душах противоречия. - Рейнолдс угрюмо покачал головой. - Даже когда этот мальчишка рыдал, я не мог избавиться от ощущения, что он презрительно кривит губы, поскольку его не волнует ничто, кроме собственного выдуманного дарования. Я слышал его рыдания, Гриффин, но их отголосок смахивал на далекие глухие раскаты хохота, и я понял: парень умеет двигаться в темноте. Проворно, решительно, без малейших колебаний.
– Я тебе верю, – сказал Натаниэль.
Остаток утра я провел в полицейском управлении и подписал разрешение на вскрытие, которое должно было пройти во второй половине дня. Рейнолдс пообещал выдать мне останки Морин завтра или послезавтра. Потом лейтенант расспросил двоих сыщиков, которые утром побывали на Тиммонс- стрит. Им не удалось узнать ничего нового. Свидетелей убийства так и не нашлось.
Рейнолдс сказал, что меня отвезут домой в патрульной машине, и спросил:
– Веришь? – усмехнулся Жак. – Почему?
- Не желаете еще прогуляться?
– А почему бы и нет? – ответил вопросом Натаниэль. – У нас нет никаких данных ни за, ни против. Вполне можно поверить.
- Если нужно.
– Да, хреновый из тебя получится следователь, – сказал Жак.
– Он первокурсник, – напомнила ему Хуэйфэнь. – Еще научится.
- Думаю, нужно. Я хочу, чтобы вы были под рукой. Какое-нибудь случайное слово, невинный поступок, на который мы не обратим внимания. А вы знали Морин и сможете заметить что-то необычное.
– Чему? – спросила Амелия. – Чему он научится? Выносить суждение, не имея фактов? Обвинять, не имея улик? Быть циничными и подозрительными? Как вы?
- Я перекушу. А вы за мной заедете.
– Не циничными, а реалистичными, – поправила ее Хуэйфэнь. – Мир – опасное место. Скоро нам придется бороться с организованной преступностью. Наркодельцами. Убийцами. Это тебе не чаек с печеньем попивать.
Меня повез домой молодой краснолицый полицейский, который всю дорогу сочувственно молчал и держался крайне предупредительно. Когда я сказал, что хочу проехать по Тиммонс-стрит, парень, похоже, отнесся к этому с пониманием. Возможно, это был просто порыв, причем не самого благородного свойства, но, скорее, мною руководило желание пройти весь путь до конца, раз уж я оказался не в силах предотвратить этот конец. Тиммонс-стрит выглядела заброшенной и обшарпанной. Вдоль неё тянулись грязные, окутанные тишиной склады, обращенные воротами к серой, набухшей от дождя реке. Мрачную картину оживляли только две бильярдные, в дверях которых маячили тощие подростки, да пара-тройка убогих ресторанчиков. Единственным местом, где хоть что-то происходило, был причал. В конце старинного пирса, возле склада, принадлежавшего, если верить облупленной вывеске, фирме «Куколович и сыновья», стояла помятая баржа. Моряки сноровисто отшвартовали ее, и маленький буксирчик, дав гудок, с пыхтением поплыл вниз по течению, к океану.
Впрочем, сейчас они занимались именно этим.
- Вон там, мистер Гриффин, - сказал молодой полицейский.
– Мы должны предполагать худшее, – сказал Жак. – Каждый человек, каждая ситуация чреваты потенциальной угрозой. Наша жизнь зависит от нашей способности брать на себя ответственность.
– И как ты это делаешь? – спросила Амелия.
Он остановил машину. Я вылез и сделал несколько шагов. Полицейские начертили на растрескавшемся асфальте белые линии, но, кроме них, ничто не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Улица как улица. Словно и не было ничего. Я не заметил даже тормозного следа машины. Ну да, ведь водитель и не тормозил. Он задавил Морин вполне сознательно.
– Ледюк нас учил, – сказал Жак. – Освоить такие вещи в классе или по книгам невозможно. Ты находишь в толпе человека и на его примере учишь остальных. После чего все у тебя будут ходить по струночке.
Я вернулся в машину, и молодой полицейский доставил меня домой.
– Что ты называешь примером? – спросила Амелия. – Избить его до полусмерти?
– Если нужно, то и избить.
Она с отвращением посмотрела на Жака, потом перевела взгляд на Натаниэля:
Там были только Вики и Пенни. Уилл уехал полчаса назад, предварительно позвонив на службу.
– Спасибо. И чтобы ты знал: я действительно не отдавала мою карту Герцогу. Понятия не имею, мою ли карту нашли у него и как она туда попала.
Вики накормила меня бутербродами, салатом и тортом. Уплетая за обе щеки, Пенни рассказывала, как чудесно прошло утро. Потом Вики увела ее наверх и уложила вздремнуть.
– Вот и прекрасно, – радостно сказал он.
Когда она вернулась, я приканчивал кофе. Мы вместе убрали со стола. Сложив посуду в мойку, Вики посмотрела мне в глаза.
Глядя в его открытое, доверчивое лицо, даже Амелия испытала тягостное ощущение, что Натаниэль долго в полиции не продержится. По крайней мере, нынешний Натаниэль.
- Я ищу работу, Стив.
– Хорошо, – сказала Хуэйфэнь. – Допустим, ты говоришь правду. Тогда получается, что кто-то взял твою карту и передал ее Герцогу. Зачем это ему понадобилось?
- Я-то думал, вы учительница.
– Это может означать кое-что еще, – вмешался Натаниэль.
– Что? – спросил Жак, злясь на новичка.
- Это так. Но сейчас летние каникулы, у меня уйма времени, и я не знаю, куда себя деть. Три последних года я посещала летние курсы при университете, но потом мне надоело. - Она пустила горячую воду и плеснула в мойку жидкого мыла. - Конечно, вам сейчас не до того, но поверьте: найти домработницу и няньку для Пенни будет ох как непросто. Позвольте мне помочь вам. Всего несколько дней, пока вы не придете в себя и не начнете налаживать свою жизнь.
– Может быть, кто-то обнаружил, что его карта отсутствует, и украл карту у Амелии.
Я кивнул.
– Говоря «кто-то», ты имеешь в виду одного из нас, – уточнила Хуэйфэнь.
- Вы во многом похожи на нее.
– Да, – ответил Натаниэль. – Кого еще я могу иметь в виду? Или вот еще вариант: Герцог захотел увидеть карту и кто-то, чтобы не давать ему свою, украл у Амелии.
- На Морин?
– И опять ты подразумеваешь одного из нас, – сказала Хуэйфэнь.
– Да, либо тебя, либо Жака. Я знаю, что я этого не делал. Карты вам дал Гамаш, и вы были близки с Герцогом, разве нет?
- Да. Такая же славная душа. Такая же щедрость и порывистость. Вы тоже спешите делать добро.
– Ты так думаешь? – спросил Жак, поедая новичка взглядом.
Приехал Рейнолдс на патрульной машине. Я устроился на сиденье и спросил:
Амелия изменила свое мнение о Натаниэле. Ее радовало и одновременно беспокоило, что на самом деле он может быть довольно хитроумным. И ясно видеть.
– Я вас не обвиняю, – поспешил сказать Натаниэль. – Я просто хочу сказать, что на эту ситуацию можно смотреть по-разному.
- Куда поедем?
– Хорошо, тогда давай посмотрим на то, что нам достоверно известно, – предложила Хуэйфэнь. – На факты. Копия карты оказалась в ящике Герцога. Почему?
- В питомник, где выращивают саженцы, а потом - в гастроном. Поездка в питомник оказалась пустой тратой времени. Никто из тамошних работников не видел, как два дня назад машина едва не сбила женщину.
Хотя главный вопрос, похоже, по-прежнему оставался «кто?».
Тогда мы покатили в универсам, расположенный к югу от Мид-Парк, и побеседовали с управляющим. Протирая стекла очков, тот сказал:
Они перевели глаза с трех карт на столике на Амелию.
- Да, помню, как мои работники рассказывали, будто бы какую-то женщину чуть не задавили.
- Кто именно видел это? - спросил Рейнолдс.
Глава девятнадцатая
- Да откуда мне знать?
Фотографии с места преступления лежали на длинном столе перед следователями. Старший инспектор Лакост вводила Гамаша и Желина в курс дела:
- Давайте это выясним.
– Большинство преподавателей и кадетов допрошены.
– Это что-нибудь дало? – спросил заместитель комиссара Желина.
Нашей третьей по счету собеседницей оказалась черноволосая толстая кассирша. За ее спиной выстроилась очередь из любознательных покупателей с мешками в руках.
– Пока немного. Ледюк был человеком закрытым, у него это чуть ли не до мании доходило. Вчерашний день, судя по тому, что нам удалось собрать, ничем не отличался от других. Серж Ледюк вел занятия, вечером поужинал за преподавательским столиком. Насколько я знаю, вы это видели.
- Ой, мамочки! - воскликнула толстуха. - Да, помню. Ее едва не убили!
Гамаш кивнул.
– Пришел профессор Годбат, старший инспектор, – сказал один из агентов, приоткрыв дверь.
– Хорошо. – Лакост посмотрела на Гамаша. – Я подумала, вы захотите присутствовать, когда мы будем с ним говорить.
– Merci, – не без сарказма откликнулся Гамаш.
- Вы сами это видели? - спросил лейтенант.
– Пригласите его, пожалуйста, – сказала старший инспектор Лакост.
- Нет. Но он мне первой рассказал.
В кабинет вошел крупный человек. Когда-то, вероятно, его мышцы были упруги, но теперь он с трудом нес перед собой живот и переваливался с ноги на ногу.
- Кто?
– Марсель Годбат, – представился он и сел на предложенный стул. – Это ужасно, я все никак не могу поверить.
- Томми Хайнс. Он все видел.
– Вы служите в академии пять с половиной лет, так написано в вашем личном деле, – сказала старший инспектор Лакост.
Рейнолдс взглянул на управляющего.
– Oui. – Он посмотрел на Лакост, как дядюшка смотрит на хорошенькую племянницу. – Прежде я служил старшим следователем в отделении Атибити.
– Отделении Квебекской полиции, – уточнил заместитель комиссара Желина.
- Это наш товаровед, - пояснил тот. - Когда образуется очередь, он помогает укладывать покупки в мешки и относит их на автостоянку. Сейчас он в подсобке, помидоры привезли.
– Разумеется, – сказал Годбат, неприязненно посмотрев на офицера КККП.
В подсобке было холодно и темно, повсюду валялись ящики и корзины, воняло черноземом и подгнившими яблоками. Томми оказался тощим долговязым парнем с белобрысой шевелюрой. Он подошел к нам, вытирая лицо длинным белым фартуком, изучил жетон Рейнолдса, вгляделся в лицо лейтенанта.
– И вы преподаете судебную экспертизу? – спросил Желина, справляясь со своими записями. – Но не медицинскую часть. Вы обучаете кадетов способам расследования в области бухгалтерии, финансов. Обнаружение мошенничества, рэкета. Бумажный след, не кровавый.
– Oui. Не очень сексуально, но эффективно. Не все из нас ищут убийц.
- Да, я видел, как ту даму едва не задавили. Она что, разыскивает водителя?
– Важная работа, – согласился Гамаш, хотя и смотрел на Годбата, прищурившись.
Этот человек, до того как в академии появился Гамаш, отлавливал в коридорах кадетов, которые немного опаздывали на занятия, на ком форма сидела не очень ладно, у кого волосы слишком отросли.
- Вроде того. Узнаете ее? - Рейнолдс достал из внутреннего кармана фотографию - уменьшенную копию той, которую Де-Костер забрал из дома накануне. Интересно, сколько таких маленьких снимков сейчас путешествует по городу в карманах любопытных сыщиков?
И собирал с них дань.
- Да, это она, - уверенно ответил Томми. - Хотя вчера она была напугана и выглядела чуточку иначе.
Унижал кадетов, издевался над ними. И хотя в рукоприкладстве замечен не был, но заставлял кадетов наказывать самих себя: зимой делать упражнения во дворе в одном нижнем белье, бегать по лестницам, подтягиваться и приседать до полного изнеможения. А когда они падали от усталости, он только увеличивал нагрузку.
- Расскажите нам, что именно вы видели, - попросил Рейнолдс.
Марсель Годбат доводил их до грани нервного срыва. А потом возвращал в исходное положение.
- Ну… мы уже закрывались, и народу было битком. Я взял два мешка со снедью и понес на стоянку, а когда бежал обратно, эта дама вышла из магазина. Она сама несла свои покупки, маленький сверток. Я не обратил на нее особого внимания, помню только, что женщина была видная. Она сошла с тротуара и начала переходить улицу. Иногда покупатели ставят машины напротив, потому что при оживленном движении со стоянки трудно вырулить налево. Женщина миновала середину проезжей части и вдруг закричала, хотя и не очень громко. Я не смотрел на нее, шел в магазин, но, когда услышал крик, обернулся. В потоке машин выдался просвет, и она пошла, но тут как раз эта тачка, видать, свернула на перекрестке. Водитель несся как угорелый, и, когда женщина закричала, он, должно быть, потерял голову…
То, чем он занимался, было пыткой, известной с незапамятных времен. Кто-то мог бы назвать это физической подготовкой. Истязания в смягченной форме. Истязания. В смягченной форме.
- Подробнее, Томми.
Это был пример, на котором учат других. И другие кадеты быстро научались ходить по струночке. Некоторые к третьему году сами начинали истязать других. Такие считались успешными, и им прочили хорошую работу и карьеру в Квебекской полиции.
Если Ледюк исполнял роль архитектора, то этот человек был строителем. Он брал хороший материал и делал его гнилым.
- Ну… она выронила пакет и попыталась отскочить, а водитель, вместо того чтобы отвернуть прочь, наоборот, попер прямо на нее. К счастью, женщина была молодая и проворная. Будь она старухой, пиши пропало. Я подбежал и помог ей подняться, она сказала, что все в порядке, врача не надо, поедет домой. Увидится с мужем, а уж тогда все будет хорошо.
Вступив в должность начальника академии, Гамаш пришел в ужас от того, что обнаружил. От степени и глубины злоупотреблений. И Марсель Годбат был еще не худшим из преподавателей. Худших Гамаш уволил скопом. Одного арестовали. Но на Годбата у него не набралось достаточно материалов. Все на уровне слухов. Годбат, специалист по обнаружению улик на бумаге, принимал меры к тому, чтобы заметать следы.