⁵ См. прим. 5 к письму № 141.

⁶ Гавриил Павлович Калужинский (р. 1865), московский учитель. Какое письмо Калужинского послал Толстой Бирюкову, неизвестно.

⁷ Речь идет о переезде на зиму семьи Толстого из Ясной Поляны в Москву.

⁸ М. А. Новоселов.

141. Н. Я. Гроту.

1887 г. Октября 13? Я. П.



Сейчас только получил ваше заказное письмо из Тулы, дорогой Николай Яковлевич. Очень вам благодарен за поправку,¹ как вы сделали: мысль остается та же, но выражена умереннее, что всегда лучше.

Вы меня ловите на слове: я не знаю Аристотеля² в том смысле, что не читал его сочинений в подлиннике, но изложение его взглядов читал много и много раз и никогда не был привлечен к тому, чтобы прочесть его. Мало того, прочтя и вникнув самым тщательным образом в смысл и связь учения его (тоже с большинством философских, книжнических учений), я в состоянии выдержать из них экзамен в продолжение не более недели после прочтения — и потом совершенно забываю их (за что, признаюсь, и благодарю бога). Но не то бывает со мною по отношению к тем, которые мне представляются не книжниками, а мудрецами: я не могу их забыть, за что еще больше благодарю бога. Очень может быть, что это мое личное свойство, связанное с неправильностью моих мыслей; но таково свойство всех нас, не имеющих профессионального отношения к философии. Мне кажется, что в этой разнице — мы и вы имеем свои выгоды и невыгоды. Мы теряем из вида ту общую связь мысли человеческой, которая всегда ясна вам, много знающим, но вы зато склонны смешивать боковые, случайные течения мысли с коренным, основным потоком. Поэтому общение таких людей, как вы и мы, которое вы так охотно вызываете, очень полезно для обеих сторон. И я очень, очень благодарю вас за ваш труд и за ваши совершенно верные замечания.

Я нездоров эти дни и поэтому читал и прочел в 1-й раз «Критику практического разума» Канта — и пришел в радостное восхищение. Мне кажется, что вы в своей работе о свободе воли,³ указавши на нелепые определения свободы новейших, напрасно оставили определение Канта, которое нельзя обойти. Выделение свободы воли, как единственной постигаемой нами вещи в самой себе, из критики всего остального познания, есть венец всей его философской деятельности, как он и сам говорит это. Если несправедливо его определение свободы, то несправедлива и вся его работа критики познания, на которой зиждется вся новая философия. Нельзя ведь сказать: nous avons changé tout ça.⁴ И потому мне кажется, что для изложения нового определения свободы воли необходимо показать: или что Кантовское — неудовлетворительно, или что вы признаете его.

По последнему же письму, которое вы мне писали из деревни, о том, что доказательство свободы воли должно быть построено на доказательствах неправильности всех отрицаний ее, я заключаю, что вы признаете в сущности определение Канта, хотя и чувствуете необходимость изложить его вновь соответственно тем возражениям и недоумениям, которые возникли после Канта. Читали ли вы и давно ли читали «Критику практического разума»?

Я писал П. И. Бирюкову, прося его передать вам мои некоторые просьбы о печатании, но так как он может не скоро быть в Москве, то повторю их. Есть «вступление», напечатанное мелким шрифтом: я надписал на нем, чтобы его печатать, как прибавление в конце книги, но потом усомнился, не лучше ли оставить его вступлением. Будьте добры, прочтите это вступление и решите — оставить ли его вступлением или отнести к прибавлениям. В пользу его говорит то, что оно наводит читателя на главный смысл книги; против него говорит дурной тон его. У меня весы стоят совсем ровно, так что ваше мнение пускай перевесит в ту или другую — т. е. решите вы.⁵ Еще я просил о том, чтобы следующие после 20-й главы или около того (после тех корректур, которые я последние вернул), мне бы присылали корректуры сюда. Это последнее вероятно сделает П. И. Бирюков, когда приедет, а до его приезда до этой главы не дойдет дело, и вам не надо будет беспокоиться. Очень, очень благодарю. Наши все вам посылают приветы.

Ваш Л. Толстой.

Пишите мне на Козловку. Из Тулы, особенно заказные, долго не доходят.



Печатается по копии. Впервые опубликовано в сборнике «Н. Я. Грот в очерках, воспоминаниях и письмах», 1911, стр. 219—221. Датируется на основании письма Н. Я. Грота от 10 октября 1887 г., на которое отвечает Толстой.



¹ Поправка эта касалась фразы Толстого об Аристотеле. См. прим. 2 к письму № 138. В редакции Н. Я. Грота фраза эта и была напечатана.

² Толстой отвечает на следующие слова Грота: «Вы осуждаете книжников за то, что они не заглядывают в сочинения Конфуция и Христа и все-таки, не зная их, осуждают их учение, а сами, не заглядывая в сочинения Аристотеля, произносите над ним строжайший приговор».

³ Имеется в виду реферат «О свободе воли», прочитанный Гротом в заседании Московского психологического общества 25 февраля 1887 г., на котором присутствовал Толстой.

⁴ [мы всё это изменили.] Цитата из комедии Мольера «Le médécin malgré lui» («Лекарь поневоле»).

⁵ В напечатанном тексте «Вступление» было оставлено на своем месте.

* 142. H. Н. Страхову.

1887 г. Октября 16. Я. П.



Дорогой Николай Николаевич!

Я в большом волнении. — Я был нездоров простудой эти несколько дней и, не будучи в силах писать, читал и прочел в 1-й раз Критику практического разума Канта. Пожалуйста, ответьте мне: читали ли вы ее? когда? и поразила ли она вас?

Я лет 25 тому назад поверил этому талантливому пачкуну Шопенгауеру¹ (на днях прочел его биографию русскую и прочел Кр[итику] спекулятив[ного] разума,² к[оторая] есть не что иное, как введение полемическое с Юмом³ к изложению его основных взглядов в Кр[итике] пр[актического] разума) и так и поверил, что старик заврался, и что центр тяжести его — отрицание. Я и жил 20 лет в таком убеждении, и никогда ничто не навело меня на мысль заглянуть в самую книгу. Ведь такое отношение к Канту всё равно, что принять леса вокруг здания за здание. Моя ли это личная ошибка или общая? Мне кажется, что есть тут общая ошибка. Я нарочно посмотрел историю философии Вебера,⁴ к[оторая] у меня случилась, и увидал, что Г. Вебер не одобряет того основного положения, к к[оторому] пришел Кант, что наша свобода, определяемая нравственными законами, и есть вещь сама в себе (т. е. сама жизнь), и видит в нем только повод для элукубраций Фихте,⁵ Шелинга⁶ и Гегеля⁷ и всю заслугу видит в Кр[итике] чистого разума, т. е. не видит совсем храма, к[оторый] построен на расчищенном месте, а видит только расчищенное место, весьма удобное для гимнастических упражнений. Грот, доктор философ[ии], пишет реферат о свободе воли, цитирует каких-то Рибо⁸ и др., определения которых представляют турнир бессмыслиц и противоречий, и Кантовское определение игнорируется, и мы слушаем и толкуем, открывая открытую Америку. Если не случится среди нашего мира возрождения наук и искусств через выделение жемчуга из навоза, мы так и потонем в нашем нужнике невежественного многокнижия и многозаучиванья подряд.

Напишите мне, пожалуйста, ваше мнение об этом и ответы на мои вопросы.

Давно не знаем ничего про вас. Даже и Кузминские⁹ не пишут. А то напишут: обедал Н[иколай] Н[иколаевич], и я рад, что знаю, что вы живы здоровы. Надеюсь, что ваше хорошее мрачное расположение, о к[отором] вы писали в последнем письме, прошло и что вы подвинули свои не к слову только, а истинно очень интересующие меня работы.¹⁰ Я называю хорошим то расположение, к[оторое] усмотрел из вашего письма, п[отому], ч[то] по себе судя, знаю, что таковое предшествует напряжению деятельности. Дай вам бог ее. Я живу хорошо, очень хорошо. Коректуры мне не присылают, а их держит Грот.¹¹ Я начал было новую работу,¹² да вот уже недели две не подвигаюсь. С работой лучше, но и так хорошо. Не сметь быть ничем иным, как счастливым, благодарным и радостным, с успехом иногда повторяю себе. И очень рад, что вы с этим согласны. Прощайте пока, дружески обнимаю вас.

Л. Т.

Еще сильное впечатление у меня б[ыло], подобное Канту — недели три тому назад при перечитывании в 3-й раз в моей жизни переписки Гоголя. Ведь я опять относительно значения истинного искусства открываю Америку, открытую Гоголем 35 лет тому назад. Значение писателя вообще определено там (письмо его к Языко[ву], 29)¹³ так, что лучше сказать нельзя. Да и вся переписка (если исключить немногое частное) полна самых существенных, глубоких мыслей. Великий мастер своего дела увидал возможность лучшего деланья, увидал недостатки своих работ, указал их и доказал искренность своего убеждения и показал хоть не образцы, но программу того, что можно и должно делать, и толпа, не понимавшая никогда смысла делаемых предметов и достоинства их, найдя бойкого представителя¹⁴ своей низменной точки зрения, загоготала, и 35 лет лежит под спудом в высшей степени трогательное и значительное житие и поученья подвижника нашего цеха, нашего русского Паскаля. Тот понял несвойственное место, к[оторое] в его сознании занимала наука, а этот — искусство. Но того поняли, выделив то истинное и вечное, к[оторое] б[ыло] в нем, а нашего смешали раз с грязью, так он и лежит, а мы-то над ним проделываем 30 лет ту самую работу, бессмысленность к[оторой] он так ясно показал и словами и делами. Я мечтаю издать выбранные места из Переписки в Посреднике, с биографией. Это будет чудесное житие для народа. Хоть они поймут. Есть ли биография Гоголя?



Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 15—16. Датируется на основании пометы Страхова.



¹ Артур Шопенгауэр (1788—1860), немецкий философ-идеалист. Толстой впервые читал Шопенгауэра в 1869 г. См. об этом письма Толстого к Фету от 10 мая и 30 августа 1869 г. (т. 61).

² И. Кант, «Kritik der reinen Vernunft» («Критика чистого разума», 1781).

³ Давид Юм (1711—1776), шотландский философ-идеалист и историк.

⁴ Георг Вебер (1808—1888), немецкий историк и историк философии, идеалист.

⁵ Иоганн-Готлиб Фихте (1762—1814), немецкий философ; по определению Ленина, был «классическим представителем субъективного идеализма» и вместе с тем развил активную, диалектическую сторону мышления.

⁶ Фридрих-Вильгельм Шеллинг (1775—1854), немецкий философ-идеалист, в последние годы жизни мистик.

⁷ Георг-Фридрих-Вильгельм Гегель (1770—1831), немецкий философ-идеалист.

⁸ Теодуль Рибо (р. 1839), французский психолог и философ экспериментальной школы.

⁹ А. М. и Т. А. Кузминские.

¹⁰ Страхов писал Толстому по поводу своей работы над статьей «Всегдашняя ошибка дарвинистов», См. прим. 1 к письму № 157.

¹¹ Корректуры статьи «О жизни».

¹² «Крейцерова соната».

¹³ Письмо к Н. М. Языкову, № 29.

¹⁴ Толстой имеет в виду известное письмо В. Г. Белинского к Гоголю по поводу «Выбранных мест».

143. В. Г. Черткову от 16 октября 1887 г.



144. Е. И. Попову.

1887 г. Октября 1—20? Я. П.



Ваше письмо доставило мне большую радость. Вы говорите: «защитить истину перед людьми, нападающими на нее». Да если она истина, что ей могут сделать нападки лжи? А то, что на нее нападают, — есть один из признаков того, что она истина. И если гонят вас, радуйтесь и веселитесь, так гнали и всегда будут гнать исповедники лжи исповедников истины.

Есть период (степень веры — разумения), при котором гонение истины многими заставляет сомневаться в истине, потом наступает такая уверенность, что является равнодушие к гонению, а потом уже гонения радуют, показывая до очевидности слабость лжи, сознаваемую ею самой. Иисус, сын Давидов, кричат они ей (несмотря на то, что он не трогает их), уйди от нас, зачем ты пришел мучать нас. И, покричав, убегают, — не так быстро, как нам хочется, но убегают. Если даст вам бог прожить в своей вере год, два, вы увидите, как перейдут эти стадии, и как, пока вы их будете переходить, вы вокруг себя увидите со всех сторон всё больше и больше подтверждения истины и падения лжи и отречения от нее. Если вы говорите только о непротивлении злу, то подтверждение жизненности, как вы пишете, этого принципа вы найдете хоть бы во всех более истинных, чем католическая, православная, протестантская, исповеданиях христианства (называемых сектами), начиная с павликиан и кончая теперь существующими квакерами, от которых я имею радость часто получать письма и сочинения. Посылаю вам, между прочим, одно из последних. Если вы не знаете по-английски, вам кто-нибудь переведет.

Вы говорите о поддержке. Поддержка — в себе, и в том, чего мы постигнуть не можем. «И никто не придет ко мне, если отец не привлечет его», сказал Христос, и я опытом убедился, что это так. При самых выгодных для того условиях, человек не пробуждается к жизни, и наоборот. Но вы скажете — общение с единоверными людьми. О, да. Это великое благо, и я его ищу, и радуюсь, и желаю его вам.

Вопрос о деньгах — действительно, представляется трудным для решения, но таковым он особенно кажется, когда мы хотим решить его внешним образом. Решение его в себе: в своем отношении к ним. Если это решено, то внешнее решение найдется само собой. Беда, и вы остерегайтесь, решать внешним образом, когда есть колебания внутренние.

Прощайте пока, дорогой брат. Помогай вам бог.



Печатается по копии. Впервые опубликовано в ПТС, I, № 127. Датируется сопоставлением с письмом № 145.

Евгений Иванович Попов (1864—1938) — воспитанник второй Московской военной гимназии, один из друзей Толстого. В конце 1880-х гг. и в 1890 г. сотрудничал в «Посреднике»; написал ряд статей и книг по сельскому хозяйству и педагогике. Автор воспоминаний, напечатанных в сборнике «Летописи», 2, стр. 363—369. Письмо его к Толстому неизвестно.

* 145. П. И. Бирюкову.

1887 г. Октября 1—20? Я. П.



Вот письмо Попова, не Ив[ана] Ив[ановича], а другого,¹ к[оторого] я с трудом вспомнил. Но когда вспомнил, вспомнил как о человеке серьезном, правдивом и горячем, но находившемся тогда в самом неопределенном состоянии. Мы побеседовали часа два той непроизводительной беседой, когда человек вперед решил не согласиться с тем, о чем он спрашивает. И вот это письмо. Я отвечал ему и указал на вас, чтобы он спросил вас у нас в доме. Посылаю один лист корректуры и прошу типографию пересылать впредь один лист мне сюда, а один в Москву для пересылки Черткову. Я виноват перед ним, что не ответил. Скажите им, что очень жалею.

Л. Т.



Датируется на основании ответного письма Бирюкова от 22 октября и упоминания о корректурах («О жизни»).



¹ Е. И. Попов.

* 146. Н. Л. Озмидову.

1887 г. Октября 20. Я. П.



Уже недели две тому назад получил ваше большое письмо, дорогой брат [Николай Лукич], и очень был рад ему. Нынче только собрался отвечать. И чтобы отвечать толком, вновь перечел его, и сделал то, чего вы желаете, — вникнул, как мог, в смысл главного. Я во всем с вами согласен — в главном без оговорок, а в подробностях только с той оговоркой, что если бы мы — вы, и я, и всякий другой, согласные в основах, в разумном, — были бы согласны в подробностях, то одному из нас незачем было бы жить, надо бы умереть — мы бы повторяли друг друга и ничего бы не могли выработать настоящего для себя и дать другим. Такое согласие было бы ложь, как было бы ложь согласие всех людей о том, что представляет лошадь для смотрящих на нее одного спереди, другого сзади: один бы говорил, что у нее большой хвост над дырой, а другой бы говорил, что у нее маленький хвост над глазами. Если мы знаем, что такое лошадь, то мы не будем отрицать того, что каждый, видя одну и ту же лошадь, видит ее разные стороны. В самом существенном даже, в ваших делениях закона, которому подчиняется человек, я, при первом чтении письма, хотел возражать; но теперь, прочтя внимательно, не буду. Ведь это то же, что отрицать то, что арбуз, разрезанный вдоль или поперек, не тот же арбуз. Если из всех кусков складывается целый, полный арбуз, то как бы он ни был резан, он тот же арбуз. Дело в том, чтобы он [был] полный, целый. И я вижу, что у вас он такой же целый, и те же семячки и всё то же. Только мне непривычно, несвойственно такое деление, а привычно, свойственно и кажется проще другое — того же самого. Если это правда, что можно то же самое резать с разных сторон, не нарушая целости всего, то ведь это только радость. Есть умы, родственные по характеру одному типу и родственные другому. И как бы человек ни начал резать (я разумею мыслить), с какой бы ни начал стороны, он найдет предшественников, делавших то же и достигнувших цели, облегчающих ему работу.

Я совершенно понимаю вашу мысль, исходную точку ее и ее ход, и признаю ее правильность; но я, по свойству своего ума, режу с другой стороны. Когда прочтете последнее мое печатающееся писание,¹ то скажете, кажется ли оно вам правильным и ясным.

Мои заметки на вашей рукописи² так незначительны, что истинно не стоит их сообщать вам. Рукопись переписывается учителем для Сибирякова, и я было поручил Маше, которая, как всегда, хороша, списать их для вас, но там ничего нет. Если хотите все-таки, она сделает.

Подумав же сейчас, оторвавшись от письма, мне пришли в голову следующие, кажущиеся мне очень важными, замечания. Жизнь должна быть руководима тремя повелителями (она и подчиняется им волей-неволей), но для личной жизни является вопрос: каким требованиям и в какой мере должен для своего блага отдаваться человек, когда все требования заявляются вместе: ему хочется есть и для этого пойти за картошками, обдумать наилучшее устройство орудия для выкапывания его и для этого сделать расчет и рисунок — и пойти высушить намокшего и зябнущего ребенка, и для этого взять его к себе в избу? Ведь вся жизнь составлена из таких трилем. Чем руководствоваться в них? Воля бога проявляется трояко; какому из этих проявлений преимущественно подчиняться? Распределить этого нельзя по %. Надо сейчас решать. Я, становясь на вашу точку зрения, решил бы так (вероятно и вы также). Главный повелитель есть повелитель общения с людьми — благоволения; ему подчиняются оба остальные. Двигатель главный (единственный по-моему) есть служение другим. Служение же это может совершаться двояко: умственной работой и материальной. Решение же о том, какая в данный момент предпочтительнее, законнее, решает опять только высший двигатель, который не есть одна любовь, но любовь и разумение, т. е. разумение, дошедшее до любви, или любовь, просвещенная разумением.

Напишите мне, как вы разрешаете вопрос: чем должен и может руководствоваться человек, подчиняя себя одному из трех повелителей жизни? Так ли, как я, или иначе?

Про затеянные вами работы ничего не могу сказать, как не мог сказать и о конченной, не видав ее. Теперь же знаю, что это очень хорошая и полезная книга, как всё, что делается не для себя, а для служения людям.

Пока прощайте, братски целую вас, вашу жену, дочь и зятя. Маша благодарит за память.

Ваш друг и брат Л. Толстой.

В сочинении вашем одно мне не нравится: это то значение, которое вы приписываете мне: кроме того, что совесть моя страдает от этого, я думаю, что это отталкивает многих от истины.



Печатается по копии. Дата копии.

Ответ на письмо от 27 сентября 1887 г., в котором Озмидов, отвечая на письмо Толстого от 20 сентября (см. № 127), писал о своем единомыслии с Толстым и пытался разъяснить неясные места своей статьи (см. прим. 1 к письму № 127); просил Толстого поставить ряд вопросов к тем местам статьи, которые вызывают сомнения.



¹ «О жизни».

² Заметки Толстого на рукописи статьи Озмидова неизвестны.

147. С. А. Толстой от 22 октября 1887 г.



148. В. И. Алексееву.

1887 г. Сентябрь — октябрь. Я. П.



Глебов¹ нам передал грустное известие о вашей болезни, дорогой, милый друг Василий Иванович. Пожалуйста, извещайте меня, хотя знаю, что любящих вас людей много, но как бы хотел быть с вами и ходить за вами. А я только что говорил про вас с Сибиряковым,² к[оторый] заезжал к нам. Он очень рассчитывает на вас с будущей осени и испугался, когда ему сказали, что вы хотите — взять место. Он преоригинальный человек; так степенно, не торопясь, но упорно ведет свое дело. На Кавказе у него идет школа, а в Самаре теперь есть пять человек живущих и, по его рассказам, очень хорошо. Хотелось бы мне вам послать свою статью о жизни. Я начал с заглавием о жизни и смерти, но когда кончил, то вычеркнул слова «и смерти», п[отому] ч[то] слова эти потеряли свой смысл. Знаю, что многие и наш милый друг А[лексей] А[лексеевич],³ к[оторого] целую, посмеются над этим и скажут страшное слово: мистицизм? но вы, вероятно, согласитесь со мной. Много и много, пиша и думая, представлял себе вас, ваше суждение, и казалось, что мы должны вместе понимать одно и то же. У нас все живы здоровы. Все вас помнят и любят. А я наверно больше всех.

Мой привет Л[изавете] А[лександровне].⁴

Ваш брат и друг Л. Т.

Статья печатается, да еще коректур всех нет. А когда будет, пошлю вам.



Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 12, стр. 400. Датируется на основании упоминания о печатании статьи Толстого «О жизни».



¹ Семен Глебов, управляющий самарским имением Толстых.

² В. И. Алексеев просил Толстого поговорить с К. М. Сибиряковым об устройстве его в одном из имений Сибирякова.

³ А. А. Бибиков.

⁴ Елизавета Александровна, жена В. И. Алексеева.

149. Неизвестному.

1887 г. Сентябрь — октябрь. Я. П.



Мне так бывает трудно отвечать на такие письма, как ваше, что большей частью я вовсе не отвечаю на них, но ваше письмо так искренно, так верно вы ставите вопросы, так близко сами находитесь от решения их, что попытаюсь ответить. Под словами: «такие письма, как ваше» я разумею письма лиц, знающих обо мне по искаженным отрывкам моих писаний, выписанных или переданных в статьях богословско-консервативных и революционно-либеральных моих критиков. Ведь я скоро 10 лет только тем и занят, чтобы отвечать себе и другим на те самые вопросы, которые вы ставите, и отвечаю я вовсе не тем, что надо быть здоровым и трудиться на земле.

Ответы на эти вопросы есть в моих писаниях «В чем моя вера?», «Что ж нам делать?» и в том, что я пишу и печатаю теперь. Я стараюсь ответить на эти вопросы соответственно ложному складу мысли, царствующему теперь, тому самому, который привел вас в этот тупик, из которого вы ищете выхода.

Но ответы на эти вопросы давно есть и давно известны человечеству. Позвольте вас побранить, или скорее посмеяться над вами. Вы нашли, что жизнь личная, для себя, не есть жизнь, а что должна быть другая, настоящая. Это очень хорошо, — но не хорошо то, что вам представляется, что это именно вы открыли такую необыкновенную вещь и только в себе. Это вроде того, что если бы человек увидал у себя в зеркале язычок в гортани, считал бы, что он сделал великое открытие и нечто свойственное ему одному. У всех людей есть этот язычок, потому что все люди одинаково устроены, и наблюдательные люди всегда это знали. То же и с нравственным вопросом о жизни. То противоречие жизни, на которое вы указываете, есть свойство жизни всех людей, как разумных существ, и не только известно людям за тысячи лет тому назад, но за тысячи лет тому назад указано великими учителями человечества разрешение этого противоречия — указано, в чем состоит истинная жизнь человека.

Знаю я, что есть смягчающие вашу вину обстоятельства — именно то, что все эти решения с одной стороны затемнены, скрыты ложными позднейшими толкованиями и приращениями; с другой — прямо отрицаются царствующим в нашем обществе так называемым научным (в сущности же самым невежественным) взглядом, но все-таки решения эти есть и вы найдете их и в учении браминов, и в учении Будды, и в учении Конфуция и Менция, и в учении Лаотзы, и у Эпиктета, и у Платона,¹ и в Евангельях, и в христианских свободных мыслителях и писателях, и у Спинозы,² и у американца Паркера,³ и у англичанина — Робертсона,⁴ Матью Арнольда и многих, многих других. Знаю я, что вы не виноваты за то, что из того тупика, в который вас завели люди, вы не видите света, но свет есть, и тоже не виноваты в том, что вы его не видите.

Вы говорите, что жизнь ваша, как я понимаю, жизнь личная, не имеющая, кроме своей приятности, никаких других целей — не жизнь, а что должна быть настоящая, такая, которою не скучно жить, и цель, которая всегда достигается и всегда стоит перед нами. Жизнь такая только и есть. Жизнь, в которой нет сознания бесцельности личной жизни (та, которою вы жили прежде), не есть жизнь, а животное существование. Жизнь, в которой вы теперь находитесь, в которой является разлад и отрицание личной жизни, — есть начало жизни — рождение ее. Жизнь же настоящая есть та, в которой вся прежняя энергия, вся страстность существования переносится вне себя, на служение тому процессу единения, согласия, большей и большей разумности отношений существ, в котором и состоит жизнь мира. Жизнь истинная есть жизнь разума и любви. И стоит человеку понять так жизнь, родиться к этой жизни, чтобы для него уничтожилось и главное, прежде представлявшееся препятствие к этой жизни — страх смерти.

Жизнь настоящая не знает смерти. И стоит родиться к этой жизни, чтобы уничтожились и все вопросы о том, как, где жить? что делать? Для истинной жизни все условия хороши, потому что при всех возможна разумная любовь и служение богу, т. е. закону мира. Но это вам не понятно. Оно так и должно быть. Только так и говорите, что это еще не понятно вам, но не говорите, что это неправда, пока не испытаете. Идите только без спеха и без отдыха по тому пути, на котором вы стоите, и вы придете.



Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Биржевых ведомостях» 1907, № 10085 (утр. вып.) от 6 сентября. Датируется на основании слов: «Ответы на эти вопросы есть в моих писаниях «В чем моя вера?», «Что ж нам делать?» и в том, что я пишу и печатаю теперь» (заключительные слова фразы относятся к книге Толстого «О жизни»).



¹ Платон (428—347 до н. э.), древнегреческий философ-идеалист.

² Барух Спиноза (1632—1677), голландский философ-материалист и атеист.

³ Теодор Паркер (1810—1860), американский богослов.

⁴ Фридрих-Вильям Робертсон (1816—1853), английский богослов и проповедник.

150. И. Л. Толстому

1887 г. Октябрь. Я. П.



Милый друг Илья.

Всё мне кто или что-нибудь да мешает отвечать на твои два важные и дорогие для меня письма, — особенно последнее. То был Бутурлин,¹ то нездоровье, бессонница, то сейчас приехал Д[жунковский],² товарищ Х[илкова], о котором я писал³ тебе. Он сидит за чаем и говорит с дамами (всё не понимая друг друга), а я ушел и хочу хоть что-нибудь написать из всего, что я о тебе думаю.

Положим, что С[офья] А[лексеевна]⁴ запрашивает, но подождать не худо — главное, с той стороны, чтобы укрепить ваши взгляды, веру. Всё в этом. А то ужасно от одного берега отстать, к другому не пристать.

Берег, собственно, один — честная добрая жизнь себе на радость и на пользу людям. Но есть не добрая жизнь, так услащенная, такая общая всем, что если держаться ее, то не заметишь того, что это не добрая жизнь и мучаешься одной совестью, если она есть; но если отстать от нее и не пристать к настоящему берегу, то будешь мучиться и одиночеством, и упреками, что отстал от людей, и совестно. Одним словом, я хочу сказать, что нельзя желать быть немножко добрым, нельзя прыгать в воду, не умея плавать. Надо быть правдивым, желать быть и добрым во-всю. А чувствуешь ли ты это в себе? Всё это я говорю к тому, что суждение кн. Марьи Алексевны⁵ о твоей женитьбе известное: жениться молодым без достаточного состояния. Пойдут дети, нужда, прискучат друг другу через 1—2 года, 10 лет, пойдут ссоры, недостатки, — ад. И во всем этом княгиня Мар[ья] Ал[ексевна] совершенно права и предсказывает верно, если только у этих женящихся людей нет другой одной единственной цели, неизвестной кн. Мар[ье] Ал[ексевне] — и цели не головной, не рассудком признаваемой, а составляющей свет жизни и достижение которой волнует более, чем всё другое. Есть это у вас — хорошо, женитесь сейчас же, и Мар[ья] Ал[ексевна] останется в дураках. А нет этого, из 100 шансов 99, что кроме несчастья от брака ничего не выйдет. Говорю тебе от всей души. И ты также всей душой прими мои слова и взвесь их. Кроме любви моей к тебе, как к сыну, есть еще любовь к тебе, как к человеку, стоящему на распутьи. Целую тебя, Лелю,⁶ Колечку и Сережу, если он вернулся. Мы живы и здоровы.



Печатается но тексту, впервые опубликованному в «Русском слове» 1913, № 273 от 27 ноября. Датируется по содержанию, касающемуся предложения И. Л. Толстого С. Н. Философовой. Об этом И. Л. Толстой сообщал в письмах от 30 сентября и 22 октября 1887 г.

Илья Львович Толстой (1866—1933) — второй сын Толстого. О нем см. т. 63, стр. 170. 28 февраля 1888 г. женился на Софье Николаевне Философовой (1867—1934).



¹ Александр Сергеевич Бутурлин (1845—1916), кандидат Московского университета по отделению естественных наук, бывший революционер. См. т. 63, стр. 156, и C. Л. Толстой, «Очерки былого», Гослитиздат, М. 1949, стр. 361.

² Николай Федорович Джунковский. См. о нем в прим. к письму № 293.

³ Это письмо Толстого неизвестно.

⁴ Софья Алексеевна Философова, мать С. Н. Философовой.

⁵ Толстой взял образ «княгини Марьи Алексевны» из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» как символ общественного мнения.

⁶ Лев Львович Толстой.

Страница письма к И. Л. Толстому от октября 1887 г.



151. И. Л. Толстому.

1887 г. Октябрь. Я. П.



Получили твое письмо к Тане,¹ милый друг Илья, и вижу, что ты идешь всё вперед к той же цели, которая поставилась тебе, и захотелось мне написать тебе и ей (потому что ты верно ей всё говоришь), что я думаю об этом. А думаю я об этом много и с радостью и страхом вместе.

Думаю я вот что: жениться, чтобы веселей было жить, никогда не удастся. Поставить своей главной, заменяющей всё другое, целью женитьбу — соединение с тем, кого любишь, — есть большая ошибка. И очевидная, если вдумаешься. Цель — женитьба. Ну, женились, а потом что? Если цели жизни другой не было до женитьбы, то потом, вдвоем, ужасно трудно, почти невозможно найти ее. Даже наверное, если не было общей цели до женитьбы, то потом уж ни за что не сойдешься, а всегда разойдешься. Женитьба только тогда дает счастье, когда цель одна — люди встретились по дороге и говорят: «давай, пойдем вместе». «Давай», и подают друг другу руку; а не тогда, когда они, притянутые друг к другу, оба свернули с дороги. В первом случае будет вот так: [См. вклейку между стр. 116 и 117.]

Во втором так: [См. вклейку между стр. 116 и 117.]

Всё это потому, что одинаково ложное понятие, разделяемое многими, то, что жизнь есть юдоль плача, как и то понятие, разделяемое огромным большинством, понятие, к которому и молодость, и здоровье, и богатство тебя склоняют, что жизнь есть место увеселения. Жизнь есть место служения, при котором приходится переносить иногда и много тяжелого, но чаще испытывать очень много радостей. Только радости-то настоящие могут быть только тогда, когда люди сами понимают свою жизнь как служение: имеют определенную вне себя, своего личного счастия, цель жизни. Обыкновенно женящиеся люди совершенно забывают это. Так много предстоит радостных событий женитьбы, рождение детей, что кажется, эти события и составляют самую жизнь, но это опасный обман. Если родители проживут и нарожают детей, не имея цели в жизни, то они отложат только вопрос о цели жизни и то наказание, которому подвергаются люди, живущие не зная зачем, — они только отложат это, но не избегут, потому что придется воспитывать, руководить детей, а руководить нечем. И тогда родители теряют свои человеческие свойства и счастье, сопряженное с ними, и делаются племянной скотиной. Так вот я и говорю: людям, собирающимся жениться именно потому, что их жизнь кажется им полною, надо больше чем когда-нибудь думать и уяснить себе, во имя чего живет каждый из них. А чтобы уяснять себе это, надо думать, обдумать условия, в которых живешь, свое прошедшее, расценить в жизни всё, что считаешь важным, что неважным, узнать, во что веришь, т. е. что считаешь всегдашней несомненной истиной и чем будешь руководствоваться в жизни. И не столько узнать, уяснить себе, но испытать на деле, провести или проводить в свою жизнь, потому что пока не делаешь того, во что веришь, сам не знаешь, веришь ли или нет. Веру твою я знаю и вот эту веру или те стороны ее, которые выражаются в делах, тебе и надо, больше чем когда-нибудь, именно теперь уяснить себе, проводя ее в дело. Вера в том, что благо в том, чтобы любить людей и быть любимым ими. Для достижения же этого я знаю три деятельности, в которых я постоянно упражняюсь, в которых нельзя достаточно упражняться и которые тебе теперь особенно нужны. Первое — чтобы быть в состоянии любить людей и быть любимым ими, надо приучить себя как можно меньше требовать от них, потому что если я много требую, и мне много лишений, — я склоняюсь не любить, а упрекать, — тут много работы.

Второе, — чтобы любить людей не словом, а делом, надо выучить себя делать полезное людям. Тут еще больше работы, особенно для тебя в твои года, когда человеку свойственно учиться.

Третье, чтобы любить людей и б[ыть] л[юбимым] и[ми], надо выучиться кротости, смирению и искусству переносить неприятных людей и неприятности, а в случае невозможности не оскорбить никого, уметь выбирать наименьшее огорчение. И тут работы еще больше всего, и работа постоянная от пробуждения до засыпания. И работа самая радостная, потому что день за днем радуешься на успехи в ней и, кроме того, получаешь, незаметную сначала, но очень радостную награду в любви людей.

Так вот, я советую тебе, вам обоим, как можно сердечнее и думать и жить, потому что только этим средством вы узнаете, точно ли вы идете по той одной дороге и вам хорошо подать друг другу руки или нет, и вместе с тем, если вы искренни, то приготовите себе будущее. Цель ваша в жизни должна быть не радость женитьбы, а та, чтобы своей жизнью внести в мир больше любви и правды. Женитьба же затем, чтобы помогать друг другу в достижении этой цели.

Les extrêmes se touchent.² Самая эгоистическая и гадкая жизнь есть жизнь двух людей, соединившихся для того, чтобы наслаждаться жизнью, и самое высокое призвание людей, живущих для того, чтобы служить богу, внося добро в мир и для этого соединившихся друг с другом. Так ты не спутайся — то, да не то. Почему же человеку не избирать высшего. Но только, избрав высшее, надо точно всю душу положить в него, а не немножечко; немножечко ничего не выйдет. Ну вот, устал писать, а еще хотелось сказать. Целую тебя.



Печатается по копии. Впервые опубликовано в «Русском слове» 1913, № 273 от 27 ноября. Датируется по содержанию, касающемуся женитьбы И. Л. Толстого.



¹ Письмо это неизвестно.

² [Крайности сходятся.]

152. И. Л. Толстому.

1887 г. Октябрь. Я. П.



....¹ Ее² связывает с тобой две вещи: убеждения — вера и любовь. По-моему и одной довольно. Настоящая истинная связь — это любовь человеческая, христианская; если эта будет, и на ней еще вырастет любовь — влюбленье, то прекрасно и твердо. Если будет любовь одна — влюбленья, то это не то что дурно, но и хорошего нет, но все-таки возможно. И при честных натурах с большими борьбами можно прожить и с этой. Но если ни того, ни другого, а только prétexte³ того и другого, то это наверно плохо. Тебе советую быть как можно строже к себе и знать, во имя чего ты действуешь.



Отрывок письма, печатается по копии. Впервые опубликован в «Русском слове» 1913, № 273 от 27 ноября. Датируется по содержанию.



¹ Многоточие в копии.

² Софья Николаевна Философова.

³ [вид]

153. A. А. Толстой.

1887 г. Ноября начало. Москва.



Пишу вам, милый и дорогой друг Alexandrine, с Пав[лом] Иван[овичем] Бирюковым, которо[го] вы знаете, о том же несчастном Попове.¹ Он 2-й год сидит в одиночном заключении, 2-й год в одиночном заключении: т. е. в таком положении, из кот[орого] только самый сильный и редкий человек выходит без умственного, душевного повреждения, — и сидит, по всем вероятиям, по недоразумению. У П[авла] И[вановича] есть его трогательное письмо ко мне.² Простите, что я всё пишу это вам. Я пишу это не для вас: я знаю, что вашему сердцу для того, чтобы жалеть, любить и служить другим, не нужно никаких стимулов, но, может быть, на других можно подействовать. — Помогите, как можете. —

Какое славное письмо вы мне написали — последнее.³ Как радостно чувствовать себя в тех ничем не затемняемых любовных отношениях, в к[оторых] я со времени нашего свидания чувствую себя к вам. Тысячу раз благодарю вас за него (и за письмо, и больше за свиданье). Еще большее спасибо вам за письмо к Таничке.⁴ Вы ей добро сделали. Мы все здоровы и от большого до малого согласно очень любим вас. Братски целую вас.

Л. Т.



Впервые опубликовано в ПТ, № 163. Датируется на основании ответного письма А. А. Толстой от 19 ноября 1887 г. и упоминания о П. И. Бирюкове, который в конце октября 1887 г. приезжал к Толстому и в первых числах ноября вернулся в Петербург.



¹ Иван Иванович Попов.

² Письмо это неизвестно.

³ Письмо А. А. Толстой от 22 сентября 1887 г.

⁴ Письмо А. А. Толстой к T. Л. Толстой неизвестно.

154—155. В. Г. Черткову от 2 и 8 ноября 1887 г.



* 156. П. И. Бирюкову.

1887 г. Ноября 8? Москва.



Получил ваше письмо, дорогой Павел Иванович!

Всё, что вы пишете, очень хорошо, даже и то, что вы не сказали то, что так верно подумали об Ал[ександре] Анд[реевне] ¹ Надо приспособляться к этому общему столь многим хорошим людям пунктику. Мы живем очень хорошо; жена хворает, но не опасно, и духом хороша. Немножко нас тревожат известия о Чертковых. Она слаба и с трудом переносит кормление² — они ищут, хотя на время, помощницу. Теперь это устроилось. — Сейчас была Ольга Алекс[еевна],³ Мар[ья] Ал[ександровна] только теперь вернулась из Иванова;⁴ она там проболела и приехала больная и послала за Ольг[ой] Ал[ексеевной] и хочет завтра ехать. Вероятно, О[льга] А[лексеевна] задержит ее, и тогда я завтра поеду к ней. Были ли вы у Попова?⁵ Евг[ений] Попов теперь сидит у меня. Такой хороший человек. Я не пишу еще свой секрет,⁶ а поправляю и довольно много и с увлечением последние главы о жизни. Должно быть на следующей неделе всё будет отпечатано.

Помогай вам бог работать ваши работы и поменьше делать то, что вы и не любите и чего никому из нас не нужно — говорить несерьезные разговоры.

Любящий вас Л. Толстой.



Датируется на основании пометы Бирюкова на письме: «ноябрь 1887» и его письма от 5 ноября 1887 г., на которое отвечает Толстой.



¹ Бирюков писал, что А. А. Толстая, у которой он был по делу И. И. Попова, упрекала его в неверии в «искупление» и что он подумал при этом, как может она, «такая старая», верить в это.

² А. К. Черткова 1 ноября родила дочь Ольгу (ум. 1889).

³ Ольга Алексеевна Баршева (ум. 1895), подруга М. А. Шмидт.

⁴ М. А. Шмидт жила в то время в Иванове, близ ст. Тарусская, Московско-Курской ж. д.

⁵ Свидание с И. И. Поповым Бирюкову не было разрешено.

⁶ Вероятно, речь идет о «Крейцеровой сонате».

157. H. Н. Страхову.

1887 г. Ноября 10. Москва.



Получил вчера ваше письмо, дорогой Николай Николаевич, и как всегда с большой радостью увидал ваш изящный почерк. — О жизни печатается. Грот с удивительным усердием держит коректуры; на будущей неделе должно быть всё будет набрано и к концу месяца, вероятно, наступит решение вопроса для цензуры — сжечь или нет. Жалко будет, — я имею смелость думать, что многим эта книга будет утешением и опорой. Разумеется, употреблю все старания, чтобы в случае непропуска оставить вам экземпляр. — Где вы печатаете статью ответ Тимирязеву?¹ За книги² очень вас благодарю, я их получил в день отъезда из Тулы³ и прочел тотчас указанные вами страницы из кн[иги] О Тург[еневе] и Т[олстом]⁴ и разумеется очень одобрил, книгу же Б[орьба] с З[ападом] оставил в Ясной и возьму ее у Фета и прочту не только отмеченные, но и другие страницы.⁵ Я помню, она и тогда мне дала много новых мыслей, а я уже знаю, что перечитывать вас можно и должно. У нас живет студент филолог,⁶ кончающий курс, к[оторый] меня порадовал тем, что открыл вас; купил и читает.

Всё, что вы пишете о Репине, совершенно справедливо; и то, что вы пишете о нелепости и непоследовательности запрещения распространять его картинку. Вы очень верно описываете мое отношение к толкам обо мне: оно сознательно, и я не перестаю держаться всё того же самого покойного для меня правила, но тут случилось так, что когда мы получили от Стасова известие о затеянном Репиным распространении этой картинки, всем нам это показалось неприятно: жена написала в этом смысле Стасову, и я ему тоже приписал, но потом, когда получилось 2-ое письмо от Стасова и Репина, где они писали, что у них начата работа и что это запрещение огорчает их, я увидал, что это наше несогласие было неправильно, но жена, желая избавить меня от того, что мне было неприятно, написала им, объяснив мотивы отказа и подтверждая его. Теперь же я вижу, что я сначала поступил неправильно и вы совершенно правы. Главное же то, что во имя этих пустяков я как будто огорчил Репина, которого я так же высоко ценю, как и вы, и сердечно люблю. Поэтому будьте добры, передайте ему, что я отказываюсь от своего отказа и очень жалею, если ему доставил неприятное. Я знаю, что он меня любит, как и я его, и что он не будет сердиться на меня.⁷ —

Еще просьба: простите. — Есть некто, бывший революционер, врач Богомолец,⁸ он был под надзором, теперь освобожден, но только с запрещением жить в столицах; жена⁹ его приговорена в 1881 г. в Кару на 10 лет. Она пыталась бежать, возвращена и ей прибавлено 6 лет. Муж ее желает хлопотать о ней в Петербурге у начальства, — главное желание его то, чтобы ему разрешено было жить с ней, ему и их ребенку¹⁰ — в Каре. Не можете ли вы узнать или даже попросить кого нужно — можно ли ему приехать в Петербург для этого.

Заключаю письмо, как и вы, словами «простите» и напоминанием о своей любви к вам.

Л. Т.

Как хорошо и верно всё, что вы пишете о Канте и мистиках!¹¹ Как бы хорошо было написать об этом. Зиждущие оставили камень, кот[орый] должен быть во главе угла.



Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 35; полностью в ТТ, 2, стр. 53—55. Датируется на основании пометы Страхова.

Ответ на письмо H. Н. Страхова от 5 ноября 1887 г. (см. ПС, № 209).



¹ Статья H. Н. Страхова «Всегдашняя ошибка дарвинистов» (ответ на статью проф. А. К. Тимирязева: «Опровергнут ли дарвинизм?» — «Русская мысль» 1887, 5 и 6) появилась в «Русском вестнике» 1887, 11 и 12. Статья относится к полемике, которую вел идеалист и антидарвинист H. Н. Страхов с А. К. Тимирязевым.

² Книги H. Н. Страхова, вышедшие тогда вторым изданием: «Борьба с Западом в нашей литературе», кн. І, и «Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом» (см. ПС, № 208).

³ В Туле Толстой был по дороге из Ясной Поляны в Москву, куда он уехал 24 или 25 октября.

⁴ В письме без даты (см. ПС, № 209) Страхов писал: «В критических статьях взгляните, прошу Вас, на стр. 126 и 127 и сделайте милость прочтите последнюю статью со стр. 458-й. Тут мои задушевнейшие мысли». Последняя статья — «Французская статья о Л. Н. Толстом», разбор очерка М. де Вогюэ.

⁵ Н. Н. Страхов просил обратить внимание на стр. 66 и 67 (статья о Герцене) и на статью «Историки без принципов» (о Тэне и Ренане).

⁶ Фамилию учителя выяснить не удалось.

⁷ Речь идет о картине Репина «Толстой на пашне». См. прим. 3 к письму № 128, а также письма: В. В. Стасова к Толстому от 31 августа 1887 г. и С. А. Толстой к В. В. Стасову от 26 сентября 1887 г. в книге: «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906», 1929, стр. 77—78 и 81—82. Упоминаемое второе письмо Стасова неизвестно.

⁸ Александр Михайлович Богомолец (р. 1850), привлекался по делу «о преступном кружке» в Киеве в начале 1880 г. 3 апреля 1883 г. административно выслан на три года в Семипалатинскую область. О нем см.: Белоконский, «История политической ссылки 1880-х годов» — «Каторга и ссылка», 1927, 11.

⁹ Софья Николаевна Богомолец (1856—1892), была арестована в Киеве в 1881 г. по обвинению в принадлежности к «Южнорусскому рабочему союзу»; в 1882 г. осуждена в ссылку на Кару на 10 лет, где и умерла от чахотки. О ней см.: Адриан Михайлов, «К портрету С. Н. Богомолец» — «Каторга и ссылка», 1923, 7; Е. Н. Ковальская, «Южно-русский рабочий союз» — «Былое», 1904, 6 (заграничное изд.).

¹⁰ Александр Александрович Богомолец (1881—1946), впоследствии выдающийся русский ученый, академик, президент Украинской Академии наук. См. о нем в т. 53.

¹¹ См. ПС, № 208.

158—160. В. Г. Черткову от 13, 15 и 20 ноября 1887 г.



161. Н. А. Полушину.

1887 г. Ноября 20. Москва.



Я не отвечал вам, Николай Абрамович, п[отому], ч[то] надеялся сам зайти, да нездоровится. Эта вторая вещица ваша мне не понравилась. Ненатуральна слишком большая жестокость с песней, и еще более ненатурален быстрый переворот. Чертков мне пишет, что ему нравится 1-я вещь, и он предлагает «30—50 р.» (это его слова) за право неограниченного числа экземпляров. Я не видал ни его, ни Сытина с тем, чтобы выговорить более выгодные для вас условия, и сделаю это, т. е. буду выговаривать более выгодные условия, при первом случае. Теперь пишу Черткову, чтобы он выслал вам 40 р. Не отчаивайтесь неудачей 2-й вещи. Мне кажется, что в вас есть данные для того, чтобы написать и лучше первой.

Ваш Л. Толстой.



Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 68. Датируется на основании упоминания о письме к В. Г. Черткову, которое было написано 20 ноября 1887 г. (см. т. 86, № 165).

Николай Абрамович Полушин — автор многих рассказов и сцен из народного быта, с 1889 г. сотрудник изд. И. Д. Сытина. 17 октября 1887 г. послал Толстому свою пьесу «Сермяжная мученица». Толстой просмотрел ее, сделал ряд исправлений и дал указания, чтò нужно изменить. 2 ноября Полушин вторично прислал эту пьесу Толстому, уже в исправленном виде. Толстой, проредактировав вновь, изменил заглавие на «Что такое жена». В таком виде она была напечатана в 1888 г. В ноябре 1887 г. Полушин прислал вторую свою пьесу «Мироед». Напечатана она не была. Об этих пьесах и пишет Толстой в своем письме.

* 162. П. И. Бирюкову.

1887 г. Ноября 20. Москва.



Получил ваше письмо, дорогой П[авел] И[ванович], и не п[отому], ч[то] исполняю обещание отвечать, а п[отому], ч[то] хочется, — пишу вам. Я живу так же, как и при вас. Занят преимущественно исправлениями и добавлениями «о жизни», к[оторая] вся набрана и более ³/₄ напечатана. Начинал и продолжал новое,¹ но нет еще ни досуга, ни полного погружения в одно. Вижу много хороших людей и получаю от таких же письма. Вчера получил от Ге (старшего) и Файнермана.² У Ге была очень больна жена, теперь поправляется. Он едет в Одессу к своей сводной сестре, к[оторая] при смерти. Оттуда м[ожет] б[ыть] приедет в Москву. Колечка, пишет отец, заболел тоже, как отец пишет: от изнурения; не хотел ничего принимать и поправился. Живут, кажется, по письму, все вполне мирно и радостно теперь. Ф[айнерман] в Кременчуге с матерью и дочерью. (Вы знаете, что отец его умер.) Жена оставила его и требует от него, чтобы он б[ыл] адвокатом, тогда она будет жить с ним. — Я вам говорил о «Christian science»,³ учении, к[оторое] недавно возникло в Америке. Они очень сочувствуют моим взглядам и пишут мне и присылают книги и брошюры. В этом учении есть много гораздо более важного, чем мне показалось сначала. Слабая сторона их, усиливаемая их женщинами, в том, что можно лечить болезни духовно, и это глупо, но основная мысль, прекрасно выраженная, к[оторую] я дал племяннице⁴ перевести, такая: болезни и грехи это всё равно, что движение и тепло: одно переходит в другое. Болезни большею частью последствия греха, и чтобы избавиться от них, надо избавиться от греха — заблуждения. И живя в заблуждении, надо знать, что живешь в болезни, к[оторая], если еще не появилась, то неизбежно появится. Важно еще то, что всякий человек, подвергаясь болезням, несет ответственность за заблуждения других: предков и современников, и что каждый, живя в заблуждении, вносит болезнь и страдания в других — в потомков и современников. И что каждый, живя безболезненно, обязан этим другим — и предкам и современным добрым людям, и что каждый, освобождаясь от заблуждений, излечивает не одного себя (одного и нельзя), а и потомков и современников.

Еще принес мне Новоселов⁵ книгу Simon (в русском переводе) о Китае.⁶ Непременно достаньте и прочтите. Меня это чтение привело в восторг, и вам, именно вам, по тому, как там описано земледелие, да и вся жизнь китайцев, — чтение это будет очень радостно и полезно. Вот книга, к[оторую] надо, необходимо изложить для Посредника. Помогай вам бог в вашей работе жизни, да не введет вас во искушение, а от лукавого, кажется, вы умеете избавляться. От Чертковых последние известия — дня за 4 — хорошие. М[арья] А[лександровна] там. Мои все вам кланяются. Кланяйтесь от меня, пожалуйста, вашей матушке.⁷ С[офье] А[ндреевне] теперь лучше.

Репину я передал всё, что нужно было,⁸ через Страхова. Вы, верно, знаете. О Попове⁹ я знаю — что его ссылают. Вышел ли он теперь? Любящий вас очень Л. Толстой.



Отрывок впервые опубликован в Б, III, изд. 1-е, стр. 16. Датируется на основании пометы П. И. Бирюкова: «получ. 22 ноября 1887».

Ответ на письмо П. И. Бирюкова от 11 ноября 1887 г.



¹ «Крейцерова соната».

² Письма художника H. Н. Ге и И. Б. Файнермана, о которых упоминает Толстой, неизвестны.

³ «Christian science» («Христианская наука») — американская секта.

⁴ Вера Сергеевна Толстая (1865—1923), дочь С. Н. Толстого.

⁵ М. А. Новоселов.

⁶ Имеется в виду русский перевод книги французского консула в Китае Симона «La cité chinoise» — «Срединное царство», СПб. 1884. Была в извлечениях издана «Посредником» под заглавием: «Как живут китайцы», М. 1889.

⁷ Варвара Васильевна Бирюкова (1831—1895).

⁸ Речь идет об издании картины И. Е. Репина «Толстой на пашне» (см. прим. к письмам 128 и 157).

⁹ И. И. Попов.

163. В. Г. Черткову от 22 ноября 1887 г.



* 164. И. И. Петрову.

1887 г. Сентябрь — ноябрь.



Иван Иванович!

Передайте, пожалуйста, эту записку Ивану Дмитриевичу и мою просьбу исполнить желание этих господ. Я их знаю как людей серьезно занятых этим делом и много уже сделавших для него. —

Дружески жму вам руку

Лев Толстой.



Датируется на основании пометы на письме неизвестной рукой: «Осень 1887 г.».

Автограф письма представляет собой приписку к письму (без даты) Толстому группы неизвестных лиц, сообщавших, что в Москве существует несколько кружков, поставивших своей целью «доставку народу недорогого и хорошего материала для чтения». Для этого, с общего согласия, кружки решили организовать собственную библиотеку. Но ввиду ограниченности средств инициаторы этого дела вынуждены обратиться к книгоиздателям с просьбой пожертвовать в их фонд по одному экземпляру всех изданий. Корреспонденты просили Толстого «подкрепить их просьбу своим авторитетом».

О судьбе этих кружков и их деятельности сведений нет.

165. В. Г. Черткову от 27 ноября...1 декабря 1887 г.



* 166. Н. Н. Ге (отцу).

1887 г. Декабря 1. Москва.



Получил ваше хорошее письмо в Москве и теперь вижу, что долго не отвечал, простите. Пожалел я о вас за болезнь Анны Петровны,¹ я и все наши. Хорошо ли теперь ее здоровье. Передайте ей мою любовь и всех наших. Если вы в Одессе, письмо это вероятно распечатает Количка, а вас мы скоро увидим в Москве.² У нас всё хорошо, особенного ничего нет в жизни для меня, ни для вас, а того, о чем хочется говорить, так много, что в письме нельзя и начинать. — Мы живем попрежнему. Мне кажется, что все понемногу растем не в бок, а прямо. Я всё переделываю и кончаю почти уж отпечатанную книгу о жизни, но чувствую себя слабым для этой работы, и потому идет дело медленно. Вижу много близких, хороших людей и чувствую себя счастливым. О вас думаю часто и очень люблю. Хотел написать Количке давно, да всё не могу. Надеюсь, что то, что он мне не пишет, не показывает того, чтобы он меня любил меньше.