3) в рамках занятого населения России по городам типа Таганрог.

Коэффициенты по этим срезам оказались принципиально одинаковыми, но для корректности сравнения с Таганрогом 1979 г. взяты и первый и третий.

В следующих двух таблицах мы приводим интегрированные показатели по этим сорока замерам агрегированных и линейно вытянутых институциональных элементов информационной структуры нашего общества в общем и целом за период в 23 года.

Отметим, что поведение в агрегированных матрицах и на линейных распределениях по источникам информации различно. Но есть и общие элементы в показателях среднего числа используемых форм социальной жизни, источников информации и каналов выражения мнений, вариации признака «количество форм жизнедеятельности или источников информации – каналов» и значениях энтропии. Начнем с анализа показателей распределений в агрегированных матрицах.



* Средства массовой информации – комбинаторная матрица из шести средств (26): 1 – газеты «+», «-»; 2 – радио «+», «-»; 3 – телевидение «+», «-»; 4 – лекции «+», «-»; 5 – политинформации «+», «-»; 6 – политзанятия «+», «-».

** Каналы общественного мнения – комбинаторная матрица из шести каналов (26): 1 – выступления на собраниях в трудовых коллективах и по месту жительства «+», «-»; 2 – письма в местные и центральные органы власти всех типов «+»,«-»; 3 – письма в редакции местных и центральных газет, радио, телевидения «+», «-»; 4 – беседы с работниками местных органов власти на личном приеме граждан «+», «-»; 5 – беседы с депутатами местных Советов на личном приеме граждан «+», «-»; 6 – выступления на собраниях избирателей в процессе кампаний и отчетов «+», «-».

*** Общественно-политическая деятельность – комбинаторная матрица из шести форм (26): 1 – работают пропагандистами, лекторами, агитаторами, политинформаторами; 2 – работают в многотиражной и стенной печати предприятий и учреждений; 3 – выполняют отдельные поручения; 4 – работают на выборной работе в партийных, профсоюзных, комсомольских органах; 5 – выполняют другую выборную общественную работу; 6 – являются депутатами Советов (Народными депутатами).



* Источники информации: 1 – центральные и областные газеты; 2 – Городская, районные газеты; 3 – многотиражная газета предприятий; 4 – газеты неформальных объединений* (в Таганроге 1979 г; не замерялись); 5 – издания народных фронтов* (в Таганроге 1979 г; не замерялись); 6 – передачи государственных радиостанций всех уровней; 7 – передачи заводского радио; 8 – передачи телевидения; 9 – стенные газеты; 10 – лекции; 11 – политинформации; 12 – занятия в системе политобразования; 13 – собрания; 14 – беседы с агитаторами; 15 – наглядная агитация; 16 – занятия в системе экономического образования; 17 – занятия в народных университетах; 18 – беседы с представителями администрации; 19 – заседания, производственные совещания; 20 – беседы с руководителями общественных организаций; 21 – разговоры с товарищами по работе; 22 – разговоры в семье; 23 – разговоры с соседями, знакомыми; 24 – митинги, выступления ораторов, листовки (в Таганроге 1979 г; не замерялись); 25 – личный опыт, личные наблюдения; 26 – передачи зарубежного радио; 27 – зарубежные газеты и журналы.



1. Бросается в глаза, что значение энтропии [по всем клеткам матрицы (энтропия общая)] находится в связи со средним числом используемых институциональных форм и вариацией этого признака информационной деятельности в прямом и обратном потоке информации между сферой управления и населением. Если отвлечься от анализа динамики показателей на схожих объектах, то действует правило: «чем меньше вариация активности населения, тем меньше значение энтропии» при том, что среднее значение информационной активности при постоянном максимуме данных форм (6) может возрастать. Но эти корреляции отклонений четко ложатся на масштаб общностей, взятых для анализа показателей. Чем больше общность в рамках подвыборки (страна в целом, занятое население, занятое население в границах городов типа Таганрог), тем выше вариации признака и значение энтропии используемых людьми форм. При этом «организационная деятельность», растекающаяся по формам общественной работы и политической деятельности, дает картину, противоположную относительно информационной активности, которая находится в более свободном состоянии. Здесь (в организованной деятельности) падение вариации активности поведения в рамках однородной выборки по разному типу общности ведет к возрастанию энтропии как по всем, так и по заполненным клеткам матриц. Это говорит и о плотности концентрации субъекта политической деятельности в узко-локализованном пространстве, и о степени насыщенности той или иной общности рассматриваемыми социальными формами и институтами. Причем, несмотря на кажущуюся корреляцию с колебаниями объемов подвыборок, действует вышесказанное правило; и впрямь, объемы подвыборок при анализе «организационной» деятельности уменьшаются, а энтропия обоих видов растет при падении вариативности поведения[88]. Кроме того, мы проверили по всем локальностям показатели вариации числа источников, энтропии и объема выборки в границах признака «национальность» как одного из представляющих характерную общность. По 10 национальностям, перечисленным в порядке убывания объемов в выборке: русские, украинцы, узбеки, казахи, белорусы, таджики, татары, мари, евреи, каракалпаки, – прямой зависимости между объемом подвыборки и вариацией энтропии зафиксировано не было[89]. Таким образом, возникают понятия, с одной стороны, плотности насыщения социального пространства институциональной кристаллической решеткой, а с другой – метрики этого пространства реализации обмена человеческой активностью в виде поля конкретной социальной общности.

2. Если рассматривать динамику показателей, то в целом за анализируемый период происходит сужение комбинации форм прямого потока информации с уничтожением к концу периода форм устной пропаганды. В конце 70-х гг. возрастает до максимального охват занятого населения информационно-пропагандистскими средствами (в Таганроге до предельных значений), который затем резко падает. Обратная связь претерпевает также сужение институционального поля, но активность на нем остается в целом стабильной. К середине 70-х энтропия в сфере общественно-политической деятельности среди занятого населения Таганрога и по городам этого типа в целом растет при падении среднего числа используемых населением форм, а затем ее значение резко падает. Дело в том, что отдельное рассмотрение этой подсистемы еще в 1979 г. привело к выводу, что политика всеобщего охвата общественной деятельности населения привела к дисфункции активности в этой сфере. Число форм в подсистеме функционально задано определенными условиями. Искусственное расширение по принципу «каждому одно поручение» вместо политики повышения эффективной работы общественных организаций для присвоения результатов их деятельности через продукт производства всеми людьми привело к деградации форм сферы.

Обратимся теперь к информационной подсистеме в целом (табл. 3.10). Здесь совершенно очевидным выступает ряд явлений.

1. Выделенный ряд институтов-каналов информационной системы общества является практически равноположенным при аккумуляции сведений по любому пласту социальной реальности. Не только теперь, когда мы можем узнать о талантливом соседе из всемирной паутины, но и 30, и 15 лет назад максимальное число используемых в обществе источников о своей работе, отдельных людях, производстве было не меньше, а в ряде случаев больше, чем число информационных «каналов» о мировых событиях.

2. Несмотря на почти одинаковые предельные значения числа используемых источников информации по любой локальности, среднее их значение на одного человека неуклонно падает с уменьшением размеров того ареала, о котором они несут информацию. Это первое правило. Особенно это заметно по данным второго таганрогского исследования. Второе правило: движения значений энтропии, когда формы-каналы системы взяты по максимуму (24 источника для 70-х гг., 27 источников для 91 г.), полностью соответствуют движениям среднего значения числа источников на одного респондента. Исключений из первого правила три: снижение среднего числа источников о международных делах в сравнении с источниками о делах страны в 1991 г., снижение среднего числа источников о производственной деятельности по сравнению с числом источников об отдельных людях в Таганроге 1979 г., снижение числа источников о бытовой микросреде (микрорайон) по сравнению с предприятием в 1991 г. Эти исключения могут говорить о следующем. Прежде всего острота внутриполитической обстановки в стране в 1990 – 91 гг. вырабатывала большую потребность во внутрисоюзной информации. Кроме того, это отражение общего падения интереса населения к международной информации, динамику которого за 40 лет мы обсудим в главе 5 при рассмотрении процесса реального чтения сообщений. Большее число источников информации об отдельных личностях, чем о производственной деятельности, может объясняться разницей между потребностями: более развитой общечеловеческой и более локализованной технологически. Отклонения же средней на уменьшение по источникам об отдельных микрорайонах по сравнению с предприятием можно объяснить коллапсом производственной сферы, вызывающим повышенную тревогу и интерес. Об этом же говорит и резкое снижение максимального числа зафиксированных в пользовании источников информации среди занятого населения России по городам типа Таганрог в 1991 г., т. е. на поле разрушающихся промышленных территориально-производственных общностей. Здесь гибли не только формы труда.

Теперь о самом главном. Мы видим, что чем больше среднее число источников информации на человека, тем выше энтропия. Чем больше, следовательно, институциональных форм обмена деятельностью, тем выше распыление субъекта этой деятельности по кристаллическому контуру конституированных ячеек, держащих этот обмен в динамическом равновесии. Однако, как мы уже упоминали, при расширении поля сообщений и в связи с детерминантами общественно необходимого для присвоения информации времени значение энтропии в распределении населения при приеме отдельных сообщений падает. То же давным-давно наблюдается в товарном мире. «Огива» – кривая Паретто фиксирует резкое снижение значения энтропии при увеличении ассортимента (номиналий) товаров. Конечно в полярной точке – при снижении количества товаров до узкого стандартного предела – энтропия распределения относительно этих товаров также растет, но это говорит о том, что данная предметная область незаполняема огромной массой потребителя (этот факт имеет место в случае публикации 10, а не 40 сообщений в газете). Здесь теряется определенность общественно значимых потребительных свойств, а масса потребителей уходит на другой уровень и качество удовлетворения потребности. Но отсюда вытекает ряд важнейших следствий.

1. Предметно-институциональная структура в этом случае представляет собой внешний контур, оболочку обмена деятельностями, тогда как сам обмен свойствами людей через потребительные свойства вещей-товаров, знаков, требующий активности сознания в выборе, является внутренним процессом. При этом цикличность деятельности по отношению к товарному миру и цикличность смены институциональных форм имеют разные временные параметры. Если прибегнуть к метафоре, то институциональные формы деятельности – это магнитные линии, кристаллическая решетка, тело социальной жизни, а предметы, вещи, текст, знаковое поле обмена – поток импульсов, электроток, кровь, переносящие человеческую активность, личностные свойства во времени. Регуляторы механизмов обмена лежат в формах и институтах собственности на орудия и средства производства материальной жизни. В этой системе не может быть ничего постоянного, кроме, может, относительной величины времени, потребной для ее коллективного воспроизводства. Вот мы видели, что при деградации институциональной структуры обмена, население мгновенно ответило сужением информационных потребностей более высокого уровня, отказом от подписки на литературные журналы и газеты, на издания, связанные с политической и интеллектуальной, правовой жизнью. Известны тысячи примеров, как повышение цены на продукты питания не первой необходимости ведет к отказу от них широких слоев до такой степени, что дальнейшее их продвижение на рынок становится невозможным даже при резком снижении цены. Нужно создавать новый «логотип», а это связано с большими издержками. Цивилизованные социальные отношения создают новые потребности при сохранении старых. Фетишизированные относительно сверхприбыли отношения уничтожают базовые потребности и вынуждены постоянно искать новый товар для ее получения на сужающемся до коллапса поле общественных интересов. Первые ведут к расширению обмена, возникновению в нем новых ареалов и полей общностей, вторые приводят к уничтожению огромных полей реальности и сужению горизонтов собственной же активности. Именно этим, к примеру, можно объяснять рост числа периодических изданий при падении разовых и годовых тиражей. Если при цивилизованном развитии рынка, насыщение определенных типов потребностей приводит к переходу на новый качественный уровень и расширению товарной массы при росте платежеспособного спроса, то при данном, нельзя даже придумать название, типе сфера обращения деградирует. При расширении площади и времени под рекламу информационные каналы сначала теряют свои общественные функции информации, прямой и обратной связи, а затем, при превышении пороговых значений общественно необходимого для присвоения их содержимого времени, и аудитории. Начинается самопроизвольное деление. Но даже в биологическом контуре материи паразитарные клетки умирают со смертью убитого ими организма. Кажется, что нечто аналогичное происходит сейчас и в России.

2. Сам характер появления новых институциональных форм, своего рода характер деления форм обмена на оперативном, – товарно-денежное обращение, – и фундаментальном, – институциональная оболочка, – уровнях проявляется, как пульсации циклов активности относительно определенных форм предметного мира. В рассмотренных примерах это хорошо видно на сужении и расширении полей активности, фиксируемых падением и возрастанием значений энтропии в определенных вещных и предметно-институциональных континуумах. В конце 70-х мне довелось проводить исследования рынка свежезамороженных овощей и фруктов в Институте конъюнктуры и спроса, в последние пять лет – рынка мясомолочной продукции и некоторых других продуктов питания. В моей базе данных по этому поводу около 40 000 документов. Это отдельная книга о товарном мире. Но вот что важно. Картина принципиально та же, что и при обращении массовой информации, ее идей, сообщений, изменении каналов и институтов. Системные исследования массовой коммуникации, проведенные в Советском Союзе в высокостандартизированной социальной среде, позволяют описать процесс и смоделировать реальность гораздо успешнее, чем частные коммерческие исследования. Кроме того, очевидно, что здесь можно увидеть, как явления на уровне отдельных актов поведения относительно сообщений и элементов содержания, возводятся, вплетаясь в ткань социальной жизни, на уровень взаимодействия людей и общественных институтов. Однако, чтобы продвинуться далее, нужно начать обращение к полям смыслов обыденного сознания, опредмечивающих людскую активность в социальную реальность.

Глава 4

Общая связь активности информированности и отношений

Социальная карта состояния системы на 1991 г.

Мы подошли к одному из важных моментов анализа и синтеза социальной системы. В следующей диаграмме убраны показатели активности социально-профессиональных групп в сферах труда и процесса воспроизводства населения, добавлены военнослужащие, безработные, школьники. Вся система информационно-пропагандистских средств заменена одной строкой по активности использования вышеприведенных источников информации по всем локальностям информационных потоков. Сфера культуры представлена количеством книг в домашних библиотеках, структурой и количеством грамзаписей, частотой посещения театра. Сферы политики, выражения общественного мнения, досуга, благосостояния взяты здесь не для сравнения, как в предыдущей диаграмме, а по предельному максимуму форм в инструментарии. Конечно, можно «вынимать» подсистемы из социальных карт, как «шампуры»: взять, например, отклонения числа дней выпивки в году в той или иной группе по роду занятий и, сопоставив со структурой питания, увидеть, как пьющие обеспечивают дотационные цены на мясо зажиточным слоям в полном соответствии с законами вторичного перераспределения на рынке. Да что там мясо! – возможность безнаказанно властвовать, принимая бесконтрольные бездарные решения. Однако наша задача здесь и сейчас важнее этого рассмотрения.

В таблице-диаграмме выделены две дополнительных области, относящиеся уже не к подсистеме «деятельность», а к подсистеме «сознание»: ряд информированности групп по роду занятий относительно определенных предметных рядов, социальных проблем и субъектов их решения и ряд оценок, выражающих отношение социально-профессиональных групп к исполнению в нашем обществе своих функций властью, общественным мнением и редакциями информационных средств. Конструирование этих рядов требует краткого пояснения.

Информированность. Этот феномен замерялся в рамках шести областей.

1. Общекультурная информированность замерялась как степень отклонения от среднего числа знаемых респондентом имен выдающихся, мирового класса, деятелей литературы, музыкального и изобразительного искусства, науки, политики и спорта (общий перечень в 129 номиналий). При этом была повторена методика Т. М. Дридзе и часть номиналий (86) была взята адекватно первому таганрогскому исследованию для сравнения динамики за четверть века[90]. Так же, как и почти за двадцать пять лет до того, среди писателей и поэтов, композиторов, художников, ученых, спортсменов и политических деятелей были выделены группы людей, относящихся к областям школьного образования, специализированного интереса, содержания массово-коммуникативных текстов.





2. Информированность относительно социальных проблем замерялась на базе трех списков социально-экономических проблем страны и производственных проблем по месту работы, осознаваемых реципиентом в качестве требующих первоочередного решения. Этот показатель корректировался пятибалльными оценками, даваемыми респондентом по состоянию дел в региональной структуре его жизнедеятельности. Оценка ставилась за состояние дел в сферах «строительства жилья», «медицинского обслуживания», «торговли», «борьбы с преступностью, алкоголизмом и наркоманией», «охраной окружающей среды» и т. д. – всего 15 сфер жизни. Информированным считался человек, который давал оценку, а неинформированным – затруднявшийся оценить. Вектор отклонения от среднего числа по группе фиксируется в диаграмме соответствующим знаком соответствующего доверительного интервала.

3. Информированность относительно путей решения социальных проблем выяснялась на базе списка из перспективных тогда 13 политико-экономических мер, распределение ответов по числу которых имело нормальный характер.

4. Информированность относительно деятельности органов власти по решению социальных проблем выявлялась количеством пятибалльных оценок респондента относительно деятельности власти по решению тех проблем, остроту которых он оценивал ранее. Кроме того, проставлялись оценки властям за осведомленность о мнениях населения о проблемах, за учет мнений населения в своей деятельности, за совпадение решений власти с мнениями людей, которых решения касаются, за учет критических высказываний местных журналистов по существующим проблемам.

5. Информированность относительно деятельности населения по решению проблем выяснялась также за счет количества оценок, но уже «народу», за активность, компетентность, откровенность, конструктивность в выражении мнений и предложений по решению проблем.

6. Информированность относительно деятельности журналистов в решении социальных проблем выявлялась за счет постановки 35 оценок редакциям различных каналов за эффективность их помощи в исправлении недостатков, за знание проблем, правдивость и деловитость их освещения и сплочение различных социальных групп на их решение.

Оценки и отношения. Пять «параметров» реальности (2 – 6), перечисленных при конструирования показателей информированности, вторично использовались уже в качестве интегральной пятибалльной оценки или силы ее отклонения от средней в той или иной группе. В информированности это число оценок. В замере отношения это отклонение от среднего балла по группе, просчитанное по отклонению оценки по тому или иному параметру у каждого человека от средней у него же по всему рассматриваемому пласту оценок. Эту же методику с некоторой коррекцией на прямые оценки политическим деятелям мы использовали и в исследованиях 1994 г. в Касимове, 1999 г. в Петербурге, 2004 г. в Москве. Она апробирована на менее компактном инструментарии в 1968 – 69 гг. в первом таганрогском исследовании. Его данные были проанализированы, переработаны и сведены к стандартному, «технологичному» и эффективному инструменту[91].

Анализ «социальной карты» (таблицы 4.1) показывает следующее.

1. Взятые по максимуму формы активности и группы [сферы в сравнительной диаграмме показывали несколько иные зоны в связи с необходимостью брать в подлежащем одинаковые формы деятельности за 20 лет, группы в сказуемом были без военнослужащих, безработных, и школьников (табл. 3.6)], здесь фиксируют четкую границу социальной зоны максимальной активности в присвоении определенными группами институциональных форм общественной жизни. Если прежняя институциональная структура, взятая в ограниченном числе динамически сравниваемых показателей, рассыпается, то в новой классовый характер присвоения общественного богатства начинает проявляется четче. При этом безработными оказываются люди с довольно высоким культурным уровнем, студенты активны в досуге и использовании информации отовсюду, пенсионеры в выражении мнений, а школьники, имея достаток, умеренно социализируются в сфере культуры. Служащие аппарата предприятий и учреждений и военнослужащие умеренно дифференцируются в сфере досуга, а непроизводственная интеллигенция – в достатке.

2. Зона высокой информированности четко соответствует зоне высокой активности в выделенных сферах жизни. В относительно меньшей степени информированы по всему контуру выделенных параметров социальной жизни студенты, ИТР и военнослужащие. У первых процесс общественно-политической социализации вообще только начинается.

3. Поле оценок в целом прямо противоположно полям активности и информированности в социально-профессиональном срезе общества. Надо сказать, что признак «род занятий» дает наиболее неоднозначную и дифференцированную картину сочетаний активности, информированности и отношений. Соотношение всех трех пластов в признаках «образование» и «поколение», а также в стратификационной вертикали не дает того разнообразия, которое мы видим здесь. На этом следует остановиться подробно.

Прежде всего рассмотрение сочетаний контуров активности, информированности и оценок у социально-профессиональных, референтных классовой структуре групп в единой сетке сфер социальной жизни в целом говорит следующее. Группы, включенные в процесс управления и производства на уровне среднего руководящего звена, в целом наиболее активны и информированы, а занятые непосредственно материальным производством, услугами и торговлей, а также не занятые в народном хозяйстве, кроме социализирующихся студентов вузов, отличаются в целом низкой активностью и информированностью в выделенном контуре. Студенты готовятся к будущей жизни, как показывает анализ контура их оценок, без иллюзий, которые имеют неинформированные школьники. Последние ставят максимально высокие оценки решения проблем в контуре «власть – население» всем субъектам решения проблем и делам без каких бы то ни было на то оснований, кроме материальных, заработанных не ими[92]. Несколько более высокая культурная среда безработных, их умеренная активность, оценки и информированность (в том числе высокая о редакциях СМК) может означать, что наше общество в очередной раз «зрело», как от «балласта», избавляется от самых культурных людей. Часть пенсионеров активна в обращениях во власть и, судя по их высоким оценкам контура решения проблем, их результативность довольно высока. Высокая информированность у студентов относительно существующих социальных проблем и активности народа сопровождается высокими же оценками активности населения в выражении мнений. Состояние их практического сознания имеет сугубо информационную основу. Оно складывается за счет высокой включенности этой социальной группы в сеть источников информации, в досуг и, вероятно, в незафиксированные нашим инструментарием формы активной межличностной коммуникации. Теперь самые любопытные формы поведения социальных групп.

Группы непосредственно занятые материальным производством, услугами и торговлей при ниже средней активности во всех шести подсистемах, дают и низкую информированность относительно управленческого контура решения общественных проблем. Первое исключение – умеренная активность крестьян в выражении мнений (по всем 11 каналам выражения мнений – постановки проблем[93]), второе – группа служащих сферы обслуживания и торговли, основная масса которой шла за весь послевоенный период в города из последних резервуаров разоряемой деревни. Она проигрывает в активности по всем сферам на фоне всех групп, но дает умеренную информированность об управленческом контуре. Кроме того, эти две группы, как и пенсионеры и школьники, при совершенно иных формах поведения дают практически те же положительные отклонения оценок органов власти и населения в попытках решить социальные проблемы. Рабочие промышленности и строительства низкоактивны, мало информированы и отклоняются в положительную сторону только в более высокой оценке гражданской позиции информационных средств.

А вот группы занятых преимущественно умственным трудом (особенно инженерно-технические работники и незанятая на производстве интеллигенция), активные во всех подсистемах, хорошо и умеренно информированные во всех отношениях, демонстрируют резко негативные оценки деятельности власти и населения. Особенное исключение здесь – умеренные оценки всего контура прямого и обратного потока информации военнослужащими и максимально высокие оценки учета общественного мнения властью у служащих аппарата предприятий и учреждений. Последнее мы разберем подробнее несколько ниже.

Таков, в общем и целом, дескриптивный анализ приведенной социальной карты. К нему надо добавить, во-первых, что, несмотря на усилия политиков и декларируемую ими заботу о жизни людей, 60 % населения не включено в подсистемы общественно-политической деятельности и в обратный поток информации (от населения к власти), до 25 – 30 % не имеют личных библиотек, музыкальных записей, посещений театров, не думали о путях решения социальных проблем и не могут дать оценок отношений власти и населения, активности последнего в постановке проблем и функций информационных средств по выражению общественного мнения. Во-вторых, здесь уместно напомнить, что активность и информированность четко связаны в один мотивационно-деятельностный синдром (см. главу 1). Это понятно: сознание не может быть вычленено из деятельности иначе, чем «в снятом виде». Чтобы действовать успешно, надо прежде всего знать, что, где и как делать. К чему ведет 60-процентная неинформированность об определенных пластах реальности, мы скажем в следующих главах на связи активности и правовой информированности, общекультурной информированности и присвоения конкретных информационных сообщений и, главное, на профессиональной ориентации населения. Здесь же укажем, что резкие, диаметрально противоположные векторы информированности и отношения в разобранном контуре «органы власти – журналисты – население» по признакам социальной стратификации свидетельствуют о превращенных формах сознания людей. О тех именно формах, которые, проецируясь в деятельность из социально-политического контура системы, наряду с формами правового сознания и ценностных ориентаций, о которых сказано выше, предопределяют дальнейшие траектории общественного развития. Это хорошо видно на разборе их динамики.

В одном из 93 исследований проекта «Общественное мнение», представленных в базе данных «INSYS», были исследованы те же отношения, что и разобранные выше. Это было исследование в Таганроге 1969 г. на случайной по спискам избирателей общегородской выборке с объемом реализации в 1021 документ. Здесь был получен следующий результат.

1. Группы молодежи до 25 лет и учащихся сети вузов города оказывались максимально включенными в систему информационно-пропагандистских средств, в формы общественной работы, корпус внештатных авторов единственной общегородской газеты и многотиражную и стенную печать, но минимально включенными в каналы выражения общественного мнения (в поток обратной связи к органам власти).

2. Возрастная группа в 25 – 29 лет, на 62 % состоящая из рабочих и 15 % из ИТР, на 66 % из приехавших в Таганрог из ближайших городов, поселков, городского типа и сельской местности, на 23 % из приехавших за последние 1 – 5 лет и на 27 % из не имеющих постоянного жилья, как раз вступает в процесс формирования семьи, рождения детей. Они минимально включены в сферу пропагандистских средств (активны только в приеме информации газет, радио, телевидения), в общественную работу, в создание сообщений через местные и производственные информационные средства (в материальном производстве не до этих форм, здесь «работают» и «зарабатывают» другие группы). Зато в каналах выражения мнений (особенно в обращениях к работникам местных органов власти, в письмах в центральные и местные органы, в редакции всех уровней) эта возрастная группа дает пики активности.

3. Две группы по роду занятий (служащие аппарата предприятий и учреждений и незанятая на производстве интеллигенция) максимально включены в систему каналов выражения общественного мнения и систему информационных средств (см. главу 1). Они постоянно вращаются в контуре «местные органы власти – население»: до 80 % этих групп контактируют с работниками местных руководящих органов, имея общественные поручения и обмениваясь мнениями. Следовательно, это информированные о положении здесь дел люди.

4. В целом оценки населением всех параметров деятельности органов власти и собственной по решению городских проблем находятся на пятибалльной шкале в 1969 г. между «тройкой» и «двойкой». А вот у работников органов власти оценки этих параметров лежат в поле между «тройкой» и «четверкой» (в проекте была исследована практически генеральная совокупность работников городских руководящих органов и депутатов). Очень узкая, небольшая и пестрая группа населения из студентов, лекторов, ораторов на собраниях избирателей дает оценки совпадения решений местных органов власти и мнений населения, приближающиеся к уровню оценок этого параметра собственно работниками местных руководящих органов.

Самое главное в другом. Группы служащих аппарата предприятий и учреждений и незанятой на производстве интеллигенции в 1969 г. уходят от ответов на вопросы-оценки. Они боятся ставить отметки органам власти и населению, расценивая эти вопросы как политически острые и увеличивают число «затрудняющихся дать оценку». Молодежь до 25 лет, среди которой преобладают студенты, будучи максимально охваченной институтами пропаганды и не участвуя в процессе выражения мнений, ставит оценки по всем параметрам выделенного контура выше средних. Здесь ощущается влияние идеологического воздействия. Молодежь же от 25 до 29 лет, состав которой расписан выше, а также пенсионеры и домохозяйки, стучась во все органы власти для решения своих проблем (жилья, детей, здравоохранения и дошкольных учреждений), не получают должного их решения и ставят органам власти «колы» и «двойки» по всем параметрам, завышая оценки компетентности и активности населения. Характерно, что группы непроизводственной интеллигенции, служащих аппарата предприятий и учреждений и инженерно-технических работников склонны, как нами было указано ранее к информационному обмену: получение и сообщение сведений, а указанные группы молодежи, пенсионеров и студентов к решению вопроса по существу. При этом превращенная форма сознания (страх из 30-ых годов) наиболее сильно поражает непроизводственную интеллигенцию, тогда как ИТР и незначительная часть служащих аппарата предприятий, занимающие в социальной и политической стратификации в то время верхние этажи, как раз по ряду параметров (ИТР почти по всем) завышают оценки общественной активности власти и населения. Мы не рискнули расписывать так подробно эти параметры в главе 1, так как жесткие ограничения наших программ на доверительный интервал не позволяли на массиве из 1021 человека однозначно интерпретировать данные в 90 % доверительном интервале (табл. 1.7, гдеописанная дифференциация скрывается за знаками, фиксирующими умеренную активность, а поляризация групп происходит на доверительном уровне ниже 80 %). Однако, на массиве-«десятитысячнике» (табл. 4.1) служащие аппарата предприятий и учреждений, студенты, школьники выпадают в эти же ячейки при 95 % доверительном интервале. Проект «Общественное мнение» является, таким образом, неоценимым пилотажным исследованием, информация которого подтверждается именно при рассмотрении фундаментальных параметров социальной системы.

Здесь надо коснуться еще одного феномена проекций превращенных форм сознания в оценки и в деятельность. При исследовании в Таганроге оценок деятельности органов власти в узком стратификационном срезе было отмечено, что чем выше уровень политико-идеологической стратификации, тем выше оценка «работы» власти. Ожидая подобного же результата, мы обратились к оценкам деятельности редакций газет, радио, телевидения корпусом внештатных авторов материалов газет, радио, телевидения (здесь также была практически исследована вся генеральная совокупность в 723 человека). И тут получилось вот что. Рядовые люди, напечатавшиеся один раз, текст которых подвергся уничтожающей правке, приведшей к искажениям мысли, заявляли, что не хотят больше публиковаться по другим вопросам. При этом они ставили выше средних оценки редакциям по всем общественно значимым параметрам деятельности. Люди, публиковавшиеся часто и довольные своими выступлениями, люди, занимающие достаточно высокий уровень в политико-идеологической стратификации, говорили что будут публиковаться и впредь и ставили редакциям негативные оценки по всем параметрам. Результат был настолько четким, неожиданным и обратным результату отношений с органами власти, что я проверял после статобработки массива соответствие набивки оценок прямо на анкетах: не перевернули ли программисты в ЭВМ «пятерки» и «двойки». Все было правильно. Ответ нашелся в структуре «продукта труда» внештатных авторов, причем не в характеристиках полутора тысяч опубликованных ими сообщений, а в характеристиках упомянутых ими людей. Оказалось, что в поле из почти десяти тысяч упоминаний жителей Таганрога за четыре месяца выхода «Таганрогской правды» кристаллизуется определенная пропорция. У рядовых внештатных авторов (с высокой оценкой позиций газет) выше, чем в целом по массиву – почти вдвое, вес материалов, где «герои» идут с такими качествами, как «трудолюбие», «любовь к знаниям», «чувство нового, новаторство», «уважение к семье, к женщине». У тех же, кто печатается часто, был вдвое выше (чем в полярной группе) удельный вес материалов с такими качествами «героев», как «политическая незрелость», «бесхозяйственность», «эгоизм», «невежество» и т. п. Для первых характерно, так сказать, «общинное» миросозерцание и для них пресса – колокол, несмотря на неудачу их контакта с ней. Для вторых, хорошо информированных о положении дел, – «все сгнило», но печататься будем, «абы гонорарий скорей получить». Но, заметьте, каждый слой придает «продукту» своего труда – описываемому им субъекту деятельности окраску своего мироощущения и своих форм жизни. Он «окрашивает» продукт в свой «мировоззренческий цвет».

Обратившись к табл. 4.1, мы увидим, что у рабочих промышленности и строительства остался единственный рваный клочок от превращенной формы сознания из далеких времен, дающий высокую оценку учета редакциями мнений общества. Скоро канет и он. Историческая проекция прекратит свое широкое существование. У служащих же среднего звена управления предприятиями выделяется высокая оценка реноме власти в учете мнений населения. Либо это корпоративное сознание, либо эксцентрик «страха» переместился от незанятой интеллигенции, которая по этому параметру колеблется уже в разные стороны, ничего не боясь к этому времени. При анализе уровня семиотической подготовки социальных групп, их текстового сознания и выявления двух типов функционирования текстового ряда в обществе этот вопрос прояснится. Однако и сказанное выше уже проявляет, что каждая из социальных групп оценивает общественную реальность, во-первых, через призму только своего «поля» жизнедеятельности, которое ей реально выпало, во-вторых, с учетом отложившихся у нее в групповом сознании предыдущих «уроков истории», своего рода «постоянного смыслового капитала». Кроме того, следует еще один важнейший методологический вывод. Сопоставление рядов активности в различных сферах с рядами информированности, оценок и объективных характеристик, овеществленных в результатах труда (сообщениях, товарах, вещах и т. д. и т. п.), также, как и предельно широкий захват форм системы, «выжимает объективные мыслительные формы деятельности», те идеологические мускулы практической жизни групп, которые при ином методе анализа недоказуемы и невидимы, а только слегка угадываются. Так что, если, к примеру, сопоставить положение властных групп, их объективный образ жизни, их декларируемую и реальную политику, смысл политических решений с результатами этих решений, мы вычленим те же объективные формы оперативного и классового сознания власти. Практическое сознание людей делает это сплошь и рядом в форме анекдота и независимо оттого, отражается это в информационных рядах, создаваемых масс-медиа или нет.

Во всяком случае теперь ясно, что при более высоком уровне жизни и информированности относительно социальной ситуации составлявшие меньшинство занятых умственным трудом и в сфере управления максимально негативно относились в 1990/91 гг. к процессу решения социальных проблем существующей властью в виде терпеливого реформирования системы. При инертности основной массы рабочих промышленности и строительства, при обозначенных выше формах правового сознания и ценностей, при существовавшем характере перераспределения материальных благ на фоне основной компоненты идеологической системы власти в виде лицемерия, при отсутствии реальных политических и демократических институтов аккумуляции интересов огромных социальных пластов, систематически и терпеливо приученных к тому же к «пряностям», эта ситуация делала систему чрезвычайно неустойчивой. Отсюда государственный переворот с реставрацией частной собственности в интересах узкого слоя служилой касты или с игрой в реставрацию с решением инструментально-побочной задачи создания синекур для доверенных лиц, надо полагать, был в этой ситуации неизбежен, несмотря на отсутствие санкции народа.

Характерно, что рассмотрение тех же параметров по Петербургу 1999 г. и Москве 2004 г. показывает, что средние оценки деятельности власти возросли только в сфере торговли, организации благоустройства и отдыха (в Питере торговля оценивалась гораздо ниже средней). «Работа» властей по борьбе с преступностью и наркоманией, по решению проблем жилья оценивается более негативно по отношению к началу 90-х гг. в обоих мегаполисах. Остальные подсистемы на том же уровне. И при этом в Москве 2004 г. оценки политикам за выполнение ими властных функций «зашкаливают» на «5+» у Лужкова и Путина, хотя около 13 % продолжают ставить «колы» и «двойки», невзирая на лица[94]. На третье место в Москве 2004 г. по рейтингу выходит Алферов (неистребима принимающая причудливые формы мечта-иллюзия об умной власти). В Таганроге 1969 г. 19 % хотело бы уехать из города. Из страны в 1991 г. напрочь хотело уехать 12 % населения, 28 % заявляли, что проблемы их региона решены не будут. В Касимове 1994 г. 17 % заявляли о желании уехать и 49 % говорили, что не надеются на решение проблем. В 1997 г. 10 % сельских жителей хотели бы покинуть Россию. В Питере 1999 г. 46 % говорили, что проблемы города не будут решены. Из Москвы 2004 г. хотят уехать 20 % опрошенных и 50 % говорят, что проблемы не будут решены. И рад бы бежать народ, да некуда.

В 1971 г. Борис Андреевич Грушин задал вопрос во Всесоюзном исследовании: «Почему, по-Вашему, люди пьют?» В 2003 г. на презентации в Доме журналиста второго тома своей книги «Четыре эпохи жизни России в зеркале социологии – эпоха Брежнева» он посетовал, на то, что вразумительного ответа от масс он не получил. Я задал этот же вопрос в 1990 г. более чем 10 000 респондентов и среди тысяч написанных людьми ответов обнаружил довольно много буквально совпадающих: «От безысходности существования».

Итак, проекция мировоззренческих форм сознания людей, накладываясь на определенные ситуации, практически мгновенно вплетается в социальную реальность. В диаграмме состояния дел в 1991 г. не получили, однако, отражения конкретные формы двух важнейших сфер жизни – материального потребления и досуга. Между тем они играли наиважнейшую роль в самоспасении огромных слоев населения.

Динамика уровня благосостояния и досуга в конкретных формах

При анализе активности различных возрастных групп в сфере присвоения материальных благ (рис. 3.6) мы рассматривали количественные параметры (число товаров длительного пользования, находящихся в семейном владении). При этом в целях корректного сравнения был взят один и тот же перечень наименований потребительных стоимостей. Среднее число товаров из списка в 23 позиции за 10 лет по всему населению страны (массивы перевзвешены на генсовокупность) возросло с 8,3 до 11,4 «вещи» на человека (по диапазону возраста 18 – 75 лет несколько ниже :с 8,1 до 11,2). Активность в сфере досуга по 21 форме проведения свободного времени несколько упала: в целом с 4,8 до 4,5, а по выделенному возрастному диапазону с 4,6 до 4,2 формы на человека. При этом распределение по числу товаров длительного пользования в семейном владении стало плотнее и острее. Коэффициент вариации здесь упал с 42,3 % до 27,5 %. Сфера же досуга стала размываться по формам проведения свободного времени. Здесь вариация поднялась при падении средней с 58,5 % до 65,2 %.

В то же время список товаров длительного пользования, предлагавшийся в исследовании образа жизни 1981 г., хотя и давал по числу вещей распределение близкое к нормальному, был довольно ограничен. Были введены в список «референты» достатка («хрусталь», «картины» и т. п.), которые не вводились в ряд других исследований. Между тем, список в 63 наименования потребительных стоимостей, отобранный на основании «Грушинско-Петровского» исследования мира вещей населения СССР 1971 г. практически универсален. Б. А. Грушин и Т. Б. Петров, проводя исследование по заказам нескольких министерств и ведомств, в том числе и министерства торговли СССР, «спросили» людей, в частности, о количестве и наименованиях 91 «вещи» (от дома до столовой посуды), находящейся в личном и семейном пользовании[95]. Тем самым был взят в первом приближении практически исчерпывающий срез человеческих потребностей в вещах, позволяющих людям осуществлять обмен свойствами. В 70-х гг. я тщательно переработал информацию этого исследования и получил оптимальный вариант съема информации в этом срезе с помощью списка в 60 – 70 товаров, апробированного в совете по социальной статистике Госкомстата СССР. С помощью этого полного списка были произведены замеры по стране 1991 г., в Касимове 1994 г., в Тамбове 2004 г.[96]Прежде чем сопоставлять данные отдельных исследований по уровню благосостояния на «пересекающихся» переменных, следует указать, как падали и возрастали объемы владения определенными вещами за последние 15 лет.

Прежде всего сравнение по полному списку показывает, что резко падает уровень владения кино– и фотоаппаратурой домашнего обихода, электропроигрывателями, громкоговорителями, некоторыми спорттоварами, кроме лыж, остающихся при своем удельном весе, рядом электроприборов, металлической примитивной мебелью; в Тамбове резко падает уровень владения швейной машиной. Не меняют своего удельного веса во владении радиоприемник, пианино. Резко (в 1,5 раза) растет, приближаясь к 100 % или достигая его, удельный вес владеющих холодильниками и стиральными машинами, пылесосами, фотоаппаратами, телевизорами, магнитофонами, мебелью, в том числе мягкой. В Касимове к 1994 г. и Тамбове 2004 г. резко возрастает доля имеющих охотничьи ружья и взрослые велосипеды. Кроме того, касимовцы увеличивают долю владельцев мотороллеров и лодок, а тамбовчане – музыкальных инструментов.

В целом идет замена устаревающего товарного мира на вновь появившийся, при том что по ряду товарных позиций при достижении насыщения и полном охвате потребителя (холодильник, телевизор) начинается модификация потребностей в более развитые. В качестве необходимого предмета появляется морозильная камера, второй, третий телевизоры, компьютеры и т. п. При этом среднее число вещей домашнего обихода растет медленно, а дифференциация по их видам наряду с формами досуга в разных по благосостоянию слоях четко свидетельствует об образе жизни людей, у которых возрастает и начинает главенствовать забота о пропитании или физическом выживании.

Если брать сравнительно широкую группировку товаров, охватывающих мир благосостояния людей и дифференцировать население от среднего числа присваиваемых в обиходе вещей, то распределение будет довольно близким к нормальному. Это удобно для дифференциации на три группы «бедных», «умеренного достатка» и «зажиточных» людей. Мы рассмотрели эти три группы на сквозном ряду в 18 вещей, представленных в замерах 1971 – 1981 – 1991 – 1997 гг., и на несколько большем ряду 1993 г. Они представлены в табл. 4.2 в количественных параметрах и табл. 4.3 в распределении в них (только по сельчанам) некоторых вещей из списка. Должен сказать, что ограничение списка несколько искажает симметрию нормального распределения. Так, на отобранном списке в 61 потребительную стоимость распределение 1971 г. в целом по стране выглядит так: 18 % – «бедные», 64 % – «умеренного достатка», 18 % – «зажиточные». Число вещей в зафиксированном пределе – 52[97]. Но нам важно динамическое сопоставление в ряду лет.

Таблица показывает, во-первых, резкую дифференциацию сельского и городского населения по уровню благосостояния. При этом стоит обратить внимание на характер различий. Среднее число вещей из списка остается практически одним и тем же не только у сельчан и у горожан в целом, но и в соответствующих слоях «бедных», «середняков» и «зажиточных» в каждом периоде. А вот удельные веса «бедных» и «богатых» дифференцируются чрезвычайно резко, сильно колеблются. В 1971 г. мы имели соотношение: вес «бедных» на селе в 2,5 раза выше, чем в городе, а «зажиточных» в городе почти впятеро больше, чем на селе. При этом на селе «бедная» одна пятая часть владела тем же объемом вещей, что и «богатая» семнадцатая часть. В городах соотношение всей массы товаров длительного пользования у 8 % «бедных» и 29 % «богатых» было ужасающим: 2 % к 41 % всех вещей в семейном и личном владении. К 1981 г. дифференциация между городом и деревней несколько снизилась, спала полярность слоев по достатку у городского населения, но нищета и контраст в деревне возросли. Теперь уже 25 % сельчан имели лишь 5 % массы потребительных стоимостей, находящихся в пользовании на селе. В противоположность им 9 %, т. е. меньше десятой части, владели 18 %, т. е. почти пятой частью. К 1991 г. ситуация начинает выравниваться, а в 1993 г. горожане начинают «усредняться», а сельчане как раз наоборот выравниваются и богатеют за счет среднего слоя.





В 1997 г. М. Г. Панкратова провела Всероссийское исследование сельских семей с детьми. Я помогал ей его обрабатывать и анализировать. Конечно, выборка ее исследования имела дело с достаточно благополучным слоем сельчан, поднимавшимся в те годы до обвала бесценных государственных казначейских обязательств. Но в табл. 4.2 и 4.3 слои «бедных», «середняков» и «зажиточных» были сконструированы на основе перечня вещей из ее исследования.

Для полноты картины мы увеличили выборку по селу исследования 1971 г. за счет дополнительных 400 анкет сверх Всесоюзной выборки и уменьшили выборку 1991 г. Вот главные выводы из распределения за 26 лет на селе вещей по слоям «бедных», «умеренного достатка» и «зажиточных».

1. За четверть века резко уменьшилось число домов в личной собственности селян. Теперь 64 % «богатых» имеют собственный дом, что меньше, чем было у «бедных» в 1971 г. Не надо доказывать, что без развитого домохозяйства эффективное производство на земле невозможно. В «особняках» же ничего не производят.

2. Ориентация наиболее богатой части села менялась в течение 25 лет в целом по принципу насыщения одних потребностей и перехода к удовлетворению возникающих новых.

3. Рост потребностей шел по всем слоям. Уже в 1991 г. доля владеющих холодильником среди относительно «бедных» была выше, чем за 20 лет до этого эта доля была среди «богатых».





4. В каждое из десятилетий в личном владении был свой набор вещей, дифференцирующих людей. В 70-е гг. этими наиболее резко дифференцирующими элементами были «холодильник», «стиральная машина», «хрусталь», «музыкальные инструменты» и «телевизор». В 80-е к части из них прибавилась «мягкая мебель», «ковры» и «пылесос». В 90-е возникают «автомашина» и «фотоаппаратура» (и лидируют). А в 1997 г. показался еще один товар – «телефон», который не вошел в сквозной список, но по проверке в базе данных он достиг 100 % наличия в слоях «богатых» и полного отсутствия в слоях бедных.

5. Самое главное: исследование Панкратовой подтверждает, что развитая многодетная семья является основой благополучия общества, позволяя оптимально функционировать рынку товаров и услуг. Последний без развития своих живых агентов с неизбежностью приходит к самоуничтожению и к «гениальной» идее клонирования. В целом за 20 лет достаток на селе, исходя из списка в 18 товаров длительного пользования, вырос в 1,6 раза. Если брать число детей у сельчан по каждой пятилетней когорте, то у людей 1922 – 27 гг. рождений среднее число детей было в 1997 г. 3,375, а вот у людей когорт 1963 – 67 и 1968 – 72 гг. рождения, фактически заканчивающих процесс замещения поколений, эти средние составляют соответственно 1,687 и 1,144 ребенка на семью. Наиболее резко упала норма детности сельских жителей, родившихся в период коллективизации и в 30-е гг. до запрещения абортов. Их «фертильный возраст» длился с 1940 г. до 1971 г., начало активности первой из когорт падает на послевоенное время. Характерно, что с отменой запрета на аборты в 1955 г., у когорты селян 1938 – 1942 гг. рождения, вступающей в период замещения поколений в 1956 г., средняя возрастает. Именно здесь, в когорте рождения 1938 – 42 гг. темп падения детности несколько задержался. В последующей когорте 1943 – 1947 г. темп сокращения числа детей, рождение которых приходится на 1963 – 83 гг., резко возрос, а затем относительно стабилизировался. В конце 80-х темп падения норм детности приобретает обвальный характер, сопоставимый с падением в группах крестьян, родившихся в период коллективизации и массовых репрессий. В целом же по этому исследованию число детей у когорт, начавших рожать в перестройку, по отношению к детям когорты, родившейся в начале НЭПа, упало почти втрое (в 2,9499 – 3,375 против 1,144). Итак, покогортный анализ приводит к получению обратной связи между детностью и достатком. Обратная связь между ростом образования, потребностей и детностью давно стала общим местом. Но мы далеки здесь от утверждения, что рост благосостояния прямо приводит к снижению рождаемости. Скорее наоборот. Именно в этом «гвоздь» современного мирового социального устройства. Но между двумя предметными рядами лежит реальная семантика общества, вытекающая из его образа жизни и не прослеживаемая в явных рядах открыто функционирующего в этот момент в обществе сознания. Норма малодетности прикрыта доминирующими превращенными формами, выдаваемыми за оперативный ряд ценностей. Она скрыта. Но от этого она не менее реальна и грозна, чем радостная болтовня с телеэкрана о повышении рождаемости у отдельно взятой женщины в кой-каком регионе или экономические выкрутасы. В целом возникает некий стереотип сознания, не высказываемый нигде явно, но кристаллизующийся в нормах малодетной и однодетной семьи и принимающий максималистскую форму отказа от детей – отчуждения от любого воспроизводства жизни в виде сокращенного, нормального или расширенного продолжения рода. При этом последняя из указанных форм – отказ от детей – не так уж малочисленна. По переписи 1979 г. число женщин, состоявших в браке и не родивших ни одного ребенка, достигала в каждой когорте до 14 % (при норме первичного бесплодия около 4 %). Дисбаланс обмена в разделении труда при данном общественном устройстве приводит к кристаллизации норм оперативного, а не фундаментального воспроизводства населения. Они предполагают минимизацию степени передачи генетических свойств рода в одном ребенке. Может быть, ему повезет больше, и линия жизни не прекратится, но сейчас речь идет о физическом выживании собственного поколения и не об условиях его выживания, а об отсутствии перспективы условий. Если у животных сокращению популяции предшествует сокращение поля среды обитания, то у человека среда обитания – это социум с сужающимся или расширяющимся ареалом полей обмена активностью. И два обвальных падения нормы детности у когорт, рожденных в период коллективизации и далее, при предшествующей высокой рождаемости, и обвальное падение нормы у когорт, подошедших к процессу замещения поколений в перестройку после некоторого повышения рождаемости, говорят о том, что демографическое поведение предопределяется теми формами сознания, которые видят последствия социально-экономической политики, сокращающей или увеличивающей поля существования человеческих сообществ. При политике, ведущей к сокращению ареалов социального пространства смыслов и деятельности и узости их перспектив, люди не могут продолжать в отличие, скажем, от колонистов, расширенное воспроизводство своей жизни. Несколько грандиозных социальных катастроф – урок, который никогда не пройдет для людей даром. И их мнение о политической системе и ее перспективах не надо выяснять опросами – оно кристаллизуется в нормах их деятельности, в том числе в демографическом поведении. Но только для властей и корпорации чиновников эта пропасть не служит грозным предостережением. Они серьезно обсуждают клонирование на ТВ[98].

Прежде чем перейти к анализу изменения досуговых форм, покончим с описанием изменений товарного мира на примере исследования свободного времени в Пскове 1986 г. и по России в целом в 1993 г. Здесь, помимо уже описанных на сельском населении изменений, нужно отметить несколько фактов. В исследованиях бюджетов времени взяты несколько иные ряды вещей во владении. Однако и они проявляют резкую дифференциацию населения. Во-первых, по владению участком возле дома, что является признаком «бедных», и владению участком в садоводческом товариществе и дачей с земельным участком, что является атрибутом «богатства». К 1990-м все люди увидели спасительный шанс в физическом выживании за счет самообеспечения продуктами питания. Ну, а дальше, как у кого сложилось. Во-вторых, происходит переход на цветное телевидение. Черно-белый телевизор теперь признак «бедности», цветной – признак «умеренного достатка», а с видеомагнитофоном с 1993 г. и атрибут «зажиточности».

Изменения в предметной структуре бытовой микросреды сопровождались в этот период не менее интенсивными изменениями в сфере проведения свободного времени (табл. 4.5). Фактически мы видели на графиках активности в проведении досуга на возрастной шкале меньше всего изменений. Однако, это количественный показатель. Обратимся к конкретным формам «досуга».







Качественная же структура времяпрепровождения претерпевает в это время достаточно хорошо заметные изменения.

1. Хорошо заметна дифференциация средних городов и одного из мегаполисов – Питера по культурному времяпрепровождению (посещение театров, музеев, эстрадных концертов и спортивных зрелищ). Насыщенность городской среды мегаполиса культурными учреждениями дает этот сильнейший перепад, хотя по отклонениям средних городов от всего населения в 1990/91 гг. такой дифференциации не наблюдалось.

2. Регрессия форм общения и общественных зрелищных мероприятий, абсолютные сокращения кино-аудитории, занятий играми, которые, скорее всего, заменяются видео– и телепросмотрами.

3. Резко возрастают занятия охотой и рыболовством, садоводством и огородничеством и обращение за утешением к институту церкви.

4. Аудитория журналов и аудитория радио резко сокращаются, но в мегаполисах радиоаудитория восстанавливается уже к 1999 г. Сокращается чтение книг, несмотря на перепроизводство бульварной литературы.

5. Аудитория газет сокращается после катастрофы 1991 г., но затем восстанавливается, хотя и не в прежнем объеме.

Это подтверждает наши прежние выводы, однако еще более точная иллюстрация их проявляется в двух независимых исследованиях бюджета времени в 1986 г. в Пскове и в 1993 г. по России в целом.

Описание полученных выводов в характере изменений бюджетов времени

Обращение к бюджетам временных затрат населения на фоне сужения и расширения различных ареалов деятельности как раз показывает очень ярко сам характер «пульсаций», то, как население реагирует на экономические эксперименты наших отечественных сталинских «инженеров социальных систем».

Сначала, однако, нам хотелось бы проиллюстрировать степень надежности информации этих двух исследований (псковского и российского). Если таганрогские исследования давали представление о процессах, идущих в стране с некоторым опережающим «лагом» в 10 – 15 лет, то Псковское исследование можно сопоставить единым набором показателей с Всесоюзным исследованием образа жизни 1986 г., в том числе и с распределением этих показателей по РСФСР 1986 г. Затем с учетом результатов можно сравнивать РФ 1993 г. и с Псковом и с РСФСР 1986 г.

Возьмем для начала «контур» отношения к различным сторонам жизни.

Из графика видна принципиальная тождественность оценок изменений жизни за 5 лет в исследовании бюджетов времени в г. Пскове и во Всесоюзном исследовании «Образ жизни-1986» (как в целом, таки в подвыборке, представляющей РСФСР). Более того, оценки изменений в Пскове ближе к оценкам «страны» и «республики» в целом, чем к оценкам по городам, представляющим собой областные центры РСФСР (исключая «миллионники») и города областного подчинения. Из содержательных аспектов следует отметить плотность поля оценок изменений в улучшении материального благополучия, питания и насыщения рынка одежды, некоторую дифференциацию относительно средней оценки по изменению жилищных условий и резкую дифференциацию в зависимости от типа общности негативных изменений в работе транспорта, сферы бытовых услуг и культурно-просветительных учреждений.



Рис. 4.1. Сравнительный анализ оценок по однотипным вопросам двух исследований: Всесоюзного исследования образа жизни 1986 г. (n_СССР-86 = 10035, n_{РСФСР-86} = 5206, n_{города типа Псков-86} = 2129) и исследования бюджетов времени Псков-1986 (n_{Псков-86} = 2396). Всякая точка диаграммы фиксирует отклонение оценки у каждого респондента от средней, исчисленной по всему ряду семи оценок у этого респондента [шкала оценок «пятибалльная», следовательно, максимально возможное отклонение на плюс = +2, на минус -2 (без затруднившихся дать оценки)]



Хорошее сходство демонстрирует и социально-демографическая структура сравниваемых ансамблей.

Это говорит о том, что Псков, наряду с Таганрогом, представляли собой хорошие полигоны для пилотажных исследований общества в целом и принятия реально взвешенных социально ориентированных решений.

Итак, без особого греха можно сопоставить изменения в бюджетах времени Пскова 1986 г. и РФ 1993 г. как раз в период «шоковой» «терапии», сравнив после этого оценки «изменений за последние пять лет» по стране за 1986 и 1993 гг.

При сравнении бросается в глаза постоянство картины в целом. Если мы возьмем все 196 форм деятельности, по которым замерялись в течение недели суточные затраты времени у каждого человека в Пскове 1986 г. и по стране в целом в 1993 г., то окажется, что среднее число форм заметно упало: с 14,6 на человека до 11,3 при стандартном отклонении 3,639 против 3,030. Минимум изменился с 3 на 4, максимум сократился с 26 форм до 22. Вариация признака «количество используемых» форм жизнедеятельности возросла с 25,0 % до 26,3 %. При этом значения энтропии по распределению людей в обоих ансамблях (2396 человек – Псков, 1206 – РФ) по ячейкам, фиксирующим определенное число используемых форм жизни осталось тем же, равным 0,851 (если взять значения энтропии по 165 вариантам временных затрат, то оно также практически одинаковое: 0,802 в 1986 г. и 0,813 в 1993 г.). Между тем показатели эксцесса и скоса говорят о вытягивании в целом активности по формам затрат времени из плосковершинного распределения к нормальному и увеличении правостороннего скоса.



* Еще более разительно сходство массивов разных исследований по семейному положению. Состоят в браке – РСФСР – 71 %, Псков – 71 %, разведены – 6 % и 8 %, разошлись – 1 % и 1 %, вдовые – 10% и 10%, никогда не состояли в браке – 9 % и 9 %, в незарегистрированном браке – 3 % и 1 % соответственно. Если мы возьмем половозрастную структуру населения в расчете на образование (группировка «возраст» X «пол» X «образование» по РСФСР из Всесоюзного исследования и такая же группировка по независимому псковскому массиву), то при уровне значимости 99,95 % коэффициенты взаимной сопряженности двух одинаковых матриц разных исследований составят: Пирсона: 0,782 – 0,767, Крамера-Чупрова: 0,319 – 0,313, сопряженности: 0,616 – 0,609 соответственно порядку перечисления массивов. Нормированная энтропия в матрице в 140 клеток со 114 степенями свободы составляет по всем клеткам матрицы по РСФСР 0,889, а по Пскову 0,881, а по заполненным клеткам матрицы 0,913 и в том и в другом случае. Плотность важнейших социальных структур почти тождественна в обоих массивах.



Однако картина резко меняется, как только мы начинаем рассматривать затраты времени в отдельных ареалах, по возрастным группам и слоям в зависимости от уровня благосостояния, а также по полу в наиболее репродуктивном для пар возрастном интервале от 18 до 36 лет.







Из наиболее ярких изменений нужно отметить следующие.

1. Резко возросли трудовые затраты населения в целом и особенно у пенсионных возрастов и в группах среднего и высокого достатка[99].

2. Время на досуг выросло только в младших возрастах и в группе со средним достатком. В группах с низким и высоким уровнем достатка оно сокращается, а в группах относительно низкого и высокого уровней затраты на досуг стабильны (но это не значит, что конкретные формы досуга не меняются).

3. В целом в 1,7 раза сократились затраты времени по уходу за детьми: при этом наиболее резко они сократились как раз у возрастных групп, обеспечивающих воспроизводство населения и у всех групп по достатку, исключая самых обеспеченных. Последнее не может даже чуть-чуть улучшить демографическую ситуацию в связи с малым объемом этой группы и в 1986 и 1993 гг. – 1,1%.

4. Резко возрастают затраты времени на домашний труд, на удовлетворение физиологических потребностей, на информационный прием во всех без исключения возрастных и по достатку группах.

5. Рост затрат времени на домашний труд происходит параллельно с резким сокращением объема пользующихся сферой бытовых услуг: с 18,3 % в 1986 г. до 7,9 % в 1993 г. При этом сокращение ареала рынка услуг и их числа сопровождается повышением временных затрат на услуги у меньшего числа людей. Среднее количество услуг чуть сокращается (с 1,53 на пользующегося до 1,44), энтропия падает с 0,362 до 0,247 по всему объему предлагавшихся и сопоставимых услуг и растет с 0,588 до 0,771 по числу реально используемых форм, т. е. уменьшившееся число потребителей распыляется в более узком пространстве активности (раньше минимальное число услуг было 1, а максимальное – 5, спустя 7 лет это соотношение составляет 1:3). Этот процесс имеет ту качественную особенность, что в 1986 г. бытовыми услугами пользовались преимущественно малоимущие слои населения (и пенсионеры, и люди малого достатка, тогда как люди с высоким достатком снижали время затрат на использование форм этой сферы). В 1993 г. положение меняется: люди малого достатка сводят до минимума, а люди высокого доводят до максимума использование сферы бытовых услуг. Время затрат возрастает параллельно стоимости услуги при сокращении ее жизненного ареала.

При анализе, с одной стороны, средних затрат времени в группах по достатку в различных сферах, а с другой – веса групп по достатку, был отмечен в который раз феномен, который мы засекли еще в исследованиях рынка 1970 гг. (он, кстати, отмечен и в исследовании 2004 г. при попытке внедрения нового товара на рынок мясомолочной продукции). Группы низкого и высокого уровней достатка, сконструированные на одном и том же ряду вещей в три десятка потребительных стоимостей, практически не меняют веса в стартовой и финишной точках замера: 3,4 % – 3,6 % «бедные», 1,1 % – 1,1 % «богатые». А вот относительно бедные и богатые резко меняют свои веса, вырастая за счет группы «середняков»: 12,1 % – 72,1 % – 11,3 % составляли в 1986 г слои соответственно довольно низкого, среднего и довольно высокого уровня достатка. В 1993 г. они составляют 16,0 % – 65,1 % – 14,3 %. Это значит, что изменение потребностей наиболее интенсивно происходит в реагентных группах, в переходных слоях, находящихся на «конусе» распределения в средних зонах присвоения предметного мира. Именно для части этих слоев имеют несомненную значимость моменты престижа в поведении и фактор моды.

Прежде чем показать ту же закономерность на процессе реального чтения газетных материалов-сообщений, еще раз обратимся к отмеченным закономерностям в центральном социальном ядре. Мы отобрали две когорты мужчин и женщин в замерах 1986 и 1993 гг., состоявших в браке и имевших от одного до трех детей до 18 лет. Затраты времени на уход за детьми упали у мужчин, имеющих одного ребенка, – в 1,7 раза (0,82 часа против 0,47), имеющих двух детей – в 1,7 раза (1,14 часа против 0,67), у мужчин, имеющих трех, они сошли на нет (2,45 часа против 0,00). Затраты времени на уход за детьми упали у женщин, имеющих одного ребенка, – в 1,03 раза (1,78 часа против 1,73), имеющих двух детей – в 1,4 раза (2,74 часа против 1,38), у женщин, имеющих трех, – в 2,2 раза (2,29 часа против 1,05). Экономическая политика наносит удар по семьям, где нормы детности выше средней. Сокращение поля родительского ухода оказывается исходным моментом беспризорности и сиротства при живых родителях. При этом я не берусь считать подобно чиновникам из комитета по национальной безопасности, сколько миллионов детей лишены родительского попечения. Методы счета могут зависеть от люда, охочего до увеличения кровавых денег, которого в России пока больше, чем детей-сирот[100]. Задача не в том, чтобы искать средства на решение проблем, а в том, чтобы не создавать проблемы экономической политикой, в результате которой самая богатая страна мира начинает походить на черную дыру гегелевской дурной бесконечности падения в пропасть. Деньги на решение проблем лежат в саморазрешении проблем, а не в создании условий, которые будто бы решают общественные проблемы, а на самом деле плодят социальный слой, паразитирующий на необходимой для его существования стагнации общества.

Мы отобрали для иллюстрации когорту женщин от 18 до 45 лет с различным уровнем достатка на одном и том же списке вещей и в 1986 и в 1993 гг. и рассмотрели средние затраты времени на уход за детьми, досуг и чтение газет в стартовой и финишной точках.

Уже на этом графике отчетливо видны перепады и обратные связи в росте и падении различных форм социальной жизни в указанной когорте. Можно, конечно, продолжать, разобрав поведение мужчин в ситуации колоссального роста безработицы и высвобождения времени на «телесмотрение» и другие формы времяпрепровождения, но для нас главное – рассмотреть структурные последствия политических решений и то, как эти последствия формируют оценки населения.

Заметим, что поведение мужчин этой когорты несколько отличается от поведения женщин, но это детали. Здесь же явно прослеживается обратная связь временных затрат на досуг и уход за детьми с повышением уровня достатка семейных женщин в самом репродуктивном их возрасте. При этом в 1986 г. эта связь имеет относительные понижения времени на досуг и увеличение времени по уходу за детьми в слое семейных женщин, переходящих от бедности к среднему достатку, и, наоборот, относительное повышение времени на досуг и падение времени по уходу за детьми у переходящих от среднего достатка к «зажиточным». В 1993 г. картина резко меняется. Затраты на досуг растут вместе с ростом уровня «зажиточности», исключая самый богатый слой этой когорты женщин. Затраты же на детей падают с ростом «зажиточности», несколько увеличиваясь опять же у наиболее «богатого» слоя этой когорты. Эта картина соответствует всему вышеописанному. Дополним ее рассмотрением поверхности обмена в реальном времени в структуре достатка, досуга и ухода за детьми у всех слоев этой когорты. Дополнительно проварьируем одну из подсистем, рассмотрев вместо досуговых затрат времени затраты женщин на домашний труд.

Фигуры графика на рис. 4.3 и 4.4 полностью соответствуют описанию изменения затрат времени у женщин за семь лет и картине на двухмерном графике (рис. 4.2). Время ухода за детьми падает, средняя по досугу ломается на той же шкале достатка, затраты на домашний труд резко возрастают. При этом если раньше сфера услуг помогала и бедным многодетным, и богатым малодетным, то теперь она недоступна для бедных, и ею пользуется меньшая доля богатых[101]. Основная масса общественно необходимого времени при заданных «реформаторами» экономических условиях сосредоточивается в среднем центре, мало заботящемся о детях и снимающем напряжение мыльными операми и телесмотрением. «Пиковые» затраты на домашний труд (до 8 часов) совпадают с максимумом затрат на детей (до 4 часов) и крайней степенью бедности, которая не компенсируется больше ничем.



Рис. 4.2. Соотношение затрат времени у семейных женщин 18-45 лет в Пскове 1986 г. и России 1993 г. в зависимости от уровня благосостояния.



Рис. 4.3.Соотношения затрат времени на досуг и на уход за детьми у замужних женщин 18-45 лет в Пскове и по России в целом в трехмерной графике в зависимости от уровня благосостояния.



Рис. 4.4. Соотношения затрат времени на домашний труд и на уход за детьми у замужних женщин 18-45 лет в Пскове и по России в целом в трехмерной графике в зависимости от уровня благосостояния.



Мы привели эти поверхности без уравнений параметрической статистики, которые на данных о реальных затратах времени, а не на описании активности по формам деятельности, давая высокие доверительные интервалы (до 99,98 %), показывают фигуры, аналогичные полученным в главе 2. Некоторые из поверхностей временных затрат, объединяющих две-три подсистемы (благосостояние – труд – детность или досуг, затраты времени на работу – на отдых или домашний труд – на информационную деятельность и т. п.), при логарифмировании «закручиваются» в уже представленные выше «ленты Мебиуса». Все это значит, что малейшие изменения в экономических параметрах системы (не говоря о въезде «терапевтов-реформаторов» на шагающем экскаваторе в «социальный Эрмитаж» или чеканке Кромвелем золотых монет из сокровищ Британской Короны для платы наемникам), приводят к мгновенным и непредсказуемым качественным изменениям в поведении людей. И последствия катастроф невидимых для «ослепленных» золотом и дензнаками людей могут длиться сотни лет. При этом отсутствие правового поля (а его в России нет хотя бы потому, что правила экономической игры меняются постоянно и «ежечасно») провоцирует людей на ситуативную ориентацию, которая – и только она! – позволяет им оказаться в нашей социальной системе в нужном им для спасения месте. Не нужда и отсутствие денег, а экономическая политика порождает в массовых масштабах преступность. Не злые умыслы «нехороших» стран-соседей, а безмозглое ослабление этноса огромной, сказочно богатой страны создает социально-пространственный вакуум, в разреженное поле которого устремляются миграционные потоки, а темным силам, которых всегда с лихвой хватает в западном обществе, мы тем самым внушаем мысль о возможности успеха авантюристической политики[102].

Оценки населением изменений обстоятельств жизни за семь лет «терапии»

В оценках населением жизненных изменений за предшествующий исследованиям пятилетний период в РСФСР 1986 г. и в РФ 1993 г. проглядывает не только большая ясность ума по поводу происходящих в стране событий. Население страны в 1993 г. считало, что резко ухудшились материальное благосостояние в целом, одежда, питание, бытовое обслуживание. Резко улучшаются жилищные условия при том, что ввод новых площадей и строительство в это время резко сокращаются, падает число получающих жилье, государственный фонд жилья сокращается. С 1998 г. падает и муниципальный фонд, а смешанные формы собственности на жилье «не прививаются». Это свидетельствует, во-первых, о том, что идет перераспределение жилого фонда за счет определенных слоев населения, во-вторых, что в сознании людей экономическая ситуация настолько неустойчива, что ни валютные сбережения, ни участки не могут дать гарантий на будущее. Деньги можно вкладывать лишь в недвижимость, пока это еще возможно (индикатор этого и процент пустующих квартир). При этом характерно то, что площадь проданных населению квартир растет с 1995 г., после 2000 г. она начинает сокращаться, но масса вырученных денег продолжает расти. Это говорит, что «капитал» почувствовал потребность в недвижимости и поднимает цены, но платежеспособность населения ограничена дисбалансом между сверхприбылью в сфере обращения и низкой ценой рабочей силы. Покупать же с целью сохранения денег в виде недвижимости может позволить себе лишь узкий слой рынка, омертвляющий капитал. Рынок жилья может рухнуть, как и рынок газет.

Уже по этому графику можно предвидеть начало строительного бума, однако при превышении платежеспособного спроса нужно предсказать и крах этого бума в самом зародыше. В полупустых домах так же, как и в незавершенном строительстве промышленных предприятий и других объектов «советского» времени, будут омертвляться и труд, и капитал.



Рис. 4.5. Сравнительный анализ оценок Всесоюзного исследования образа жизни 1986 г. (n_{рсфср-86} = 5206, и исследования бюджетов времени Россия-1993 (n_{Россия-93} = 1206). Всякая точка диаграммы фиксирует отклонение оценки у каждого респондента от средней, исчисленной по всему ряду семи оценок у этого респондента (шкала отклонений от +2 до -2)



Однако это только полбеды. Все значительно хуже. Во всем мире капитал пришел в противоречие с воспроизводством рабочей силы, но в нашей стране в силу ряда исторических причин этот процесс принял самые опасные формы. Население страны убавляется и общественно ориентированные демографы в отличие от отечественных «людоведов-мальтузианцев», уже много лет с тревогой говоря о сокращении населения, предсказывают катастрофические последствия, которые не волнуют чиновников. Последние предлагают, например, ввести товарно-денежные отношения в семейное планирование (уж лучше прямо в постель!), учить гуманизму детей с детских садов, что очень выгодно для организации в нужном направлении денежных потоков, но отнюдь не для решения проблемы. Власть, окончательно «наказанная потерей разума», лезет к жене и мужу с целью покупки их будущего ребенка в качестве актора и агента их предстоящих политико-экономических бессмыслиц. Можно ли говорить о смысловом поле жизни в данном контексте, прикрытом фиговыми листочками ипотечного кредитования или выделения той суммы денег за каждое дитя, которая идет на его выращивание, в результате чего изначально закладывается смысл отчуждения человека от семьи в пользу государственного левиафана. Решение проблемы, лежащее в укреплении семейного права, балансе обмена временем между всеми сосуществующими в семейном контуре тремя поколениями, создании таких условий, чтобы ребенок получал нормальное воспитание в достатке, а не в нищете с самыми близкими ему людьми до 5-6 лет, не видя никакой казенщины, не в интересах чиновничье-служилого класса! Властная вертикаль не сможет тогда аккумулировать денежные потоки в своих корпоративных интересах, когда они будут сбалансированы относительно оптимального воспроизводства жизни. Очевидно, что в социально-экономических условиях России это никак не может быть «кровным» делом упомянутой касты. «Коричневый правый барон» заявляет публично о том, что «демократия не утвердится в России, пока не перемрут старики». «Чем кумушек считать трудиться…»

В замечательной книге представителя американской школы альтернативной социологии Аллана Карлсона «Общество – семья – личность: социальный кризис Америки», вышедшей у нас в стране в 2003 г., содержится широкий и трезвый анализ причин демографического коллапса, предлагается вполне разумный спектр мер по остановке депоппуляции, приводятся исчерпывающие доказательства исследований, которые показывают выдающуюся роль индивидуализма и зоологического одичания в разрушении семьи. Есть в этой книге одно место, которое четче всего фиксирует корень социальной проблемы: «Социальная политика является действенной, только если средства достижения выдвигаемых целей не противоречат семейному стилю жизни. Когда основополагающие принципы общественной деятельности теряют направленность на благополучие семьи, благие побуждения быстро оборачиваются деструктивными последствиями»[103]. Что мы и имеем в ярких проявлениях исследований, полученных на российской почве.

Динамика благосостояния, связь экономической политики и планов людей

Мы рассмотрели некоторые изменения в достатке людей на довольно широком спектре товаров народного потребления с 1971 по 2004 гг. Данные табл. 4.2 – 4.4 говорят о длительных социальных процессах насыщения рынка товарами длительного пользования и повышения благосостояния людей. Практически население страны полностью охвачено телеканалами, холодильниками, некоторыми товарами бытовой техники и предметами мебели. Однако в предыдущих картинах мы сравнивали «точки», во-первых, разделенные большими интервалами по 5 – 10 лет, а во-вторых, полученные в замерах по разным массивам опрошенных. Хотя они были выровнены в ряде случаев по структуре генеральной совокупности по ее социально-профессиональным, образовательным и демографическим параметрам, динамические моменты изменения благосостояния видны в «дискретной динамике». С одной стороны, это позволяет увидеть крупные изменения, но с другой – стушевывает картины промежуточных «пиков» и переходов. Между тем, соблазнительно увидеть процесс насыщения человеческих потребностей в его непрерывном развитии. Исследование «ЦИОМ-1971» в части, разработанной Б. А. Грушиным и Т. Б. Петровым, позволяет реализовать эту уникальную возможность, и как раз в те 20 лет, что предшествуют начальной точке нашего изложения. Дело в том, что в этом обследовании фиксировалось не только наличие товаров длительного пользования и повседневного спроса (до 63 наименований), но и время, обстоятельства и способ покупки 16 товаров длительного пользования. При создании базы данных «INSYS» я учел это обстоятельство и ввел все годы покупки всех отобранных товаров. Массив был перевзвешен на генсовокупность по переписи населения 1970 г., и стало возможным рассмотреть не только расширения и сужения слоя покупателей определенной товарной группы за 20 лет на погодовой шкале времени (мы ограничились здесь рассмотрением периода 1952 – 1971 гг.), но и увидеть, во-первых, колебания весов покупки отдельных товаров за определенный год, во-вторых, оценить вес годовых покупок в общей массе накопленных потребительных стоимостей к 1970 г., в-третьих, оценить объем спроса на эти товары, так как в исследовании задавался вопрос о намерениях купить определенные списком товары в ближайшие 2 – 3 года[104].

Таблицу 4.8 можно анализировать подробнейшим образом по каждому столбцу, однако оставим это достаточно грамотному читателю и посмотрим надело в целом. Здесь несколько важных моментов. Во-первых, видны три «вектора» направленности основных потребностей населения за 20 лет: телевизор, мебель («диванная революция», платяные шкафы, буфеты и обеденные столы), стиральная машина. Во-вторых, в планах на ближайшие два-три года в 1971 г. наблюдается очень большая осторожность населения и резкая смена приоритетов с выходом на первое место в планах покупки холодильника.

Дополнив данные средним количеством товаров, приобретенных семьей за тот или иной год (табл. 4.9), мы увидим, что среднее число товаров из данной товарной группы, покупаемых ежегодно с 1953 по 1965 гг. оставалось практически на одном уровне (около 3) при довольно стабильной вариации и дисперсии. Некоторый спад дает 1959 г., а с 1966 г. начинается покупательский «бум», который доводит среднее число покупок до четырех при максимальном в 12 из 16 наименований (75 % от предельно возможной величины). Однако в планах на будущее население очень осторожно (средняя ниже, чем за 20 лет до того было реально куплено: 1,96). Отметьте при этом, что средняя за первые два месяца 1971 г., и это реальная, а не экстраполированная средняя, достигает «пика» в 4,16. Забегая вперед (табл. 4.12 и 4.13) скажу, что в лонгитюдном исследовании москвичей в 1980 и 1985 гг. фигурировал список в 23 товара, во-первых, находящегося в пользовании и, во-вторых, желаемого для приобретения в ближайшие 5 лет (10 товаров списка пересекались со списком 1971 г.). Так вот, если брать среднее число планируемых в 1971 г. к покупке вещей от среднего числа купленных за последний (1970) год, то оно составит 52,3 %. Если брать от среднего во владении, то это число составит 61,3 %. А у москвичей среднее планируемое составит 52,1% от имеющегося в 1980 г., и 43,1 % в 1985 г. Люди осторожны в своих планах. Это видно и из рис. 4.6.





* Так, за 1952 г. хотя бы один из 16 рассматриваемых товаров приобрел 1 % опрошенных (28 человек). Они принимаются за 100 %. 43 % из них приобрели в тот год телевизор, 36 % – стиральную машину. При этом надо иметь в виду, что опрос был начат в феврале, а закончен в марте 1971 г. Ответы о покупках за 1971 г. даны только за два месяца, а в таблице они экстраполированы на год (табл. 4.9). Расчет покупок машин и кооперативных квартир за 1971 г. сделан по этому же принципу, т. е. как оценка.







Рис. 4.6.Представление табл. 4.9 в графическом виде



Здесь отчетливо видно не только падение среднего числа желаемых товаров при росте массы потребителей, что говорит о ненасыщенности рынка товарами и слабом товарном покрытии рубля, но и резкость роста и падения сегментов рынка по данной товарной группе во времени. Прежде всего обозначается резкий рост (почти в 4 раза по людям и более чем в 4 раза по удельному весу купленного за год) ареала рынка в 1960 г. Этому предшествовал беспрецедентный в нашей стране «бум» строительства жилья за шестую пятилетку. Широкие слои трудящихся начинали наконец нормальную жизнь, прерванную войной и навязанной после нее гонкой вооружений перед фактом атомного шантажа со стороны США. Сразу бросается в глаза то, что этот рост столь же круто «подрезается» экономической репрессией – денежной реформой 1961 г., которая имела, помимо прочего, и конфискационную направленность. Однако последнее не смогло бы вдвое сократить покупательную способность (точнее в 2,5 раза и по покупателям, и по купленному на следующий год числу товаров рассматриваемой группы), если бы не вызванное реформой подорожание товаров первой необходимости, в частности, продуктов питания, которое привело к перераспределению приоритетов в затратах населения. Мы видим, что по рассматриваемой товарной группе объем купленного и доля покупателей возвращается к уровню 1960 г. только в 1965 г. Картина, аналогичная полученной выше по рынку подписных газетных и журнальных изданий, по сокращению рынка услуг и прочим «прелестям» начала и конца 90-х гг. Есть еще один небольшой спад в потреблении данной товарной группы, приходящийся на 1969 г. Он вызван, на мой взгляд, общим свертыванием «косыгинской» экономической реформы, сопровождавшимся ужесточением внутренней политики и ростом идеологической нетерпимости. На московской партконференции прямо звучали призывы избавиться от демагогов, которые, критикуя недостатки, не могут выдвинуть предложений по их исправлению. Всякое «закручивание гаек» заставляет наученное уму-разуму население откладывать деньги про черный день, который в России никогда не прекращается, перещеголяв саму полярную ночь. После короткой фразы в выступлении Предсовмина в 1990 г.: «Вы еще будете вспоминать добром наше правительство!» – народ за считанные дни смел с прилавков крупу, хлеб, сухое молоко и смел бы все, если бы информированные торговцы не спрятали бы (как они прятали уже два-три года) поскорее все остальное, вызвав «горбачевский» товарный голод и «нехватку» товаров. Затем, встав в очередь на Запад с протянутой рукой за «гуманитарной» помощью, они выгодно потом ее продали тому же населению в коммерческих киосках[105]. Но, подчеркну, реакция населения на экономические изменения всегда была и будет мгновенна и в ряде случаев непредсказуема[106]. Но вернемся к данным табл. 4.8.

Составим корреляционную матрицу между распределениями товарной группы за каждый год покупки по 16 рангам (шестнадцать вещей выделенной товарной группы). Включим в нее и корреляцию с намерениями в отношении покупки этих же товаров в ближайшие три года. Получаем 441 коэффициент корреляции рангов (21 x 21), каждый из которых показывает связь структур покупок за все годы по данной товарной группе, во-первых, друг с другом, во-вторых, со структурой покупательских намерений (табл. 4.8).

Тут выделяются два обстоятельства.

1. Высокая корреляция рядом (по годам) стоящих структур с некоторой общей тенденцией снижения коэффициентов связи покупаемых товарных рядов с увеличением промежутков времени говорит о том, что принципиально качественная структура «распределения Парето» по покупкам каждого года, просматриваемая по столбцам табл. 4.8, не меняется. Потребности в данной группе товаров еще не прошли пика насыщения.

2. Структура намерений в отношении данной группы потребительных стоимостей имеет ярко выраженные колебания тесноты связи с структурой покупок в определенные отрезки времени. Сначала, в связи с выраженными в покупках 1952 г. потребностями, она высокая, затем падает до предельно низкого значения со структурой покупок за 1956 г. Затем она снова повышается с некоторыми флуктуациями к 1961 г. и вновь падает, становясь почти предельно низкой по отношению к структурам покупок 1970 и 1971 гг. Это может говорить о некоторой цикличности в насыщении потребностей семей в потребительных стоимостях и требует специальной проверки в отдельных исследованиях. Это же подсказывает и некоторый ход к обнаружению цикличности методом ранговой корреляции. Ведь год от года структура потребностей населения меняется медленно. При ненасыщенном рынке она вообще может не меняться. С другой стороны, резкое падение корреляционной связи с планами покупок по той же товарной структуре, которая имеется во владении или покупается перед запросом о намерениях, может свидетельствовать и о насыщении потребностей именно в этой товарной группе и именно в этот момент замера. Инструментарий ограничен списком. А если насыщение произошло, значит население переключается на другую товарную группу, которой исследователи пренебрегли в инструментарии. Отсюда следует, что социальный мониторинг требует постоянного и максимально системного инструментария, позволяющего уловить «поля» переходов потребностей на те или иные области во времени. Однако посмотрим на корреляции покупок и намерений за 3-летние периоды к 1971 г. (исследование фиксировало намерения в ближайшие три года) и планов покупки на ближайшие пять лет на 5-летнем интервале у одних и тех же людей в лонгитюдном исследовании москвичей в 1980-85 гг.



* В верхней части матрицы коэффициенты корреляции Спирмена, в нижней – Кендалла даны для увеличения объема и надежности информации таблицы. По диагонали матрицы вместо коэффициентов со значением 1 (ряд оценок в том или ином исследовании или группе сам на себя) мы проставили черные пустые клетки, для более четкого разделения двух видов коэффициентов корреляции: Спирмена и более «острожного» Кендалла. Более темными клетками выделены коэффициенты с доверием 95 %.)



* В верхней части матрицы коэффициенты корреляции Спирмена, в нижней – Кендалла.



Корреляционная матрица табл. 4.11, основанная на сравнении структур покупок в трехлетнем цикле четко говорит, что рядом стоящие «трехлетки» связаны наиболее сильно. Удаление на один интервал больше незначительно, но снижает тесноту связи структур реальных покупок. Значительно интереснее второй результат. Структура намерений имеет, во-первых, более ярко выраженную тенденцию к снижению тесноты связи по мере возрастания периода, а во-вторых, связь здесь вообще значительно, если говорить фигурально, на треть, ниже. Проверим этот результат на данных московского исследования 1980-1985 гг. (табл. 4.12, 4.13).

Обратим сразу внимание на соотношения объемов владения в 80 и 85 гг. и объемов планов покупки товаров из того же ряда (табл. 4.12). Общая масса товаров во владении семей одних и тех же людей выросла на 10,6 %. Однако доля планирующих купить что-либо из ряда в 23 товара сократилось практически на такую же долю. Доля покупательских намерений в 1980 г. составляла от всей массы товаров во владении 39,7 %. Если принять ее за 100 %, то она реализована на 26,8 %. Доля покупательских планов в 1985 г. у этой группы составила уже 28,5 % от уровня владения 1985 г. Среднее планируемое составило 52,1 % от имеющегося в 1980 г. и 43,1 % от имеющегося в 1985 г. При неизменной дисперсии и возрастании среднего числа вещей во владении падает среднее планируемое и максимальное. Казалось бы, что можно сделать вывод: люди уходят от этих товаров, потребность в которых насыщается. Не тут-то было! Корреляционная матрица соотношения структур владения и планов за пятилетку (табл. 4.13) говорит о высокой тесноте связи и владетельных структур (+0,945 по Спирмену и +0,842 по Кендаллу) и структур планов (+0,914 по Спирмену и +0,762 по Кендаллу). Планы в 1980 г. коррелируют со структурой владения на +0,532 по Спирмену и +0,396 по Кендаллу. Планы в 1985 г. коррелируют со структурой владения на +0,553 по Спирмену и +0,394 по Кендаллу. Это как раз и говорит скорее о сокращении поля потребностей в намерениях в связи с невозможностью их реализации, подтверждая то, о чем говорит пятилетний опыт провала планов у определенной части людей. Так реализуется отложенный спрос. Если вспомнить графики и фигуры предыдущей главы, станет понятно, что эти реакции населения и есть внутренний «аттрактор» переходов из одной «ячейки-всплеска активности» в другую. Ну, а чем же ответит на очередное повышение благосостояния заботливая власть? Репрессией. Сначала будут возвращены облигации госзаймов, львиная доля которых была выброшена людьми в хрущевские времена на помойку. Затем они практически тут же будут обесценены сначала павловской «десятиной», а затем целиком и полностью. Успевший в это время во что-то вложить деньги широкий люд просто снесет до основания неприпрятанные информированным классом товарные запасы. Затем весь отложенный спрос – несколько сотен миллиардов долларов – будет превращен в капиталы, которые уйдут неизвестно куда. Эти беспрецедентные акции могут быть сравнимы только с римскими проскрипциями времен Суллы. Не хуже[107].









Отклонения во времени чтения газет в анализируемый период

В то время, когда население давало резко негативные оценки тенденциям в изменении уровня жизни, политика информирования его по социальным вопросам властями и журналистами имела, мягко говоря, «сдержанный характер». Между тем для прояснения того, как в массово-коммуникативной деятельности создаются огромные поля разреженного социального пространства, нужно точно знать, как и сколько принимается информации населением.

Нами был проведен четырехкратный замер прямого (не в лабораторных условиях, а в натурном виде) чтения материалов различных газет за почти 40 лет. Во Всесоюзном исследовании «Правда»-77» 86,8 %, во Всесоюзном исследовании «Образ жизни»-86» 92,1 %, во Всесоюзном исследовании «Правда»-90/91» 95,2 % населения читают газеты. В 1968 г. в день интервью в Таганроге единственную городскую газету читали 42 % ее аудитории. В 1977 г. 41,3 % аудитории газеты «Правда» взяли ее в руки вдень интервью. В 1991 г. 36,0 % аудитории всех газет читали какую-либо одну из них в день интервью. В Тамбове 2004 г. аудитория газет составляет 76,0 % читателей, столько же в Москве 2004 г.

Среднее число сообщений, читаемых в день из газет выявлялось нами в 1968, 1977, 1991 и 2004 гг. Оно сохраняется постоянным: около 23 сообщений вдень среди тех, кто берет в этот день в руки газету. Среднее физическое время, эквивалентное затратам на чтение этих 23 сообщений, выявлено нами в исследовании «Правда»-77» – 38 минут. В Пскове 1986 г. вдень интервью газету читали 41,3 % жителей. Псковское исследование дает время затрат на ежедневное чтение сообщений «в среднем» 39 минут в сутки на человека. В 1993 г. аудитория газет составляла в России 87,8 %, но в день замера бюджетов времени какую-либо из газет читало только 21,8 % аудитории. Но среднесуточное время чтения газет, при возросшем чтении в транспорте, достигает уже 57 минут, т. е. почти на 20 минут больше, чем потребно для 23 сообщений. С одной стороны, кажется, что рынок сообщений ведет себя так же, как и рынок товаров и услуг. При резком сокращении в два раза сегмента рынка возрастает интенсивность потребления. Потребность концентрируется на более узком поле, временно усиливаясь, прежде чем расплыться в аморфную массу. Это можно принять, но с оговоркой. Во всех случаях замера реального чтения сообщений мы имели дело только с содержательной информацией, не принимая во внимание рекреативные и утилитарные материалы – рекламу, связанную с духовным и материальным потреблением, художественные произведения, шаржи и т. п. В 1993 г. это ограничение не учитывалось, а количество рекламы в газетах начало возрастать. Вопрос этот требует детальных исследований на временной шкале.

Однако независимо от этого уменьшение удельного веса ежедневно берущих газету в руки, говорит о сужении ареала приема печатных сообщений. Рассмотрим общую структуру этого приема в динамике с 1968 по 2004 гг.

В табл. 4.14 показаны соотношения структур аудиторий и удельных весов принимаемых каждой из разнящихся по активности групп аудиторий сообщений из общего числа принятых за день. В первой главе мы говорили об общественно необходимом для социальной ориентации населения времени. На эту ориентацию требуется не только определенное число минут, при превышении лимита которых объемы принятой информации начинают снижаться. Требуется и определенное содержательное соответствие сообщений фундаментальным и оперативным потребностям аудитории, которые большинство реципиентов не осознает либо осознает слабо или в терминах, не имеющих ничего общего с журналистской проблематикой. Ниже, однако, показано, как меняются структуры аудитории газет и принятых ею потоков в зависимости от числа печатаемых сообщений и уровня изданий при постоянной среднего числа прочитанных материалов.

В табл. 1.11 и 1.12 мы показывали составы групп различной активности в аудиториях исследованных газет. Напомним, группы различной степени активности в информационном приеме «низкой», «средней», «высокой» были рассчитаны на основе стандартного отклонения от среднего числа принятых в день сообщений. Оно везде и всегда одинаково – около 23 сообщений. Однако в 1968 г. читателю предлагалось до 42 сообщений на четырех полосах, в 1977 г. – уже от 60 до 80 сообщений на шести полосах, а в 1991 г. «АиФ» и «Правда», аудитория которых принята в таблице за основу, предлагали уже более 100 сообщений в день. С 1991 по 1994 гг. рынок центральных газет рухнул (в Касимове 1994 г. и в Питере 1999 г. лишь по 52 % жителей читали газеты). Однако за счет региональной прессы аудитория газет расширилась снова до трех четвертей взрослого населения. «Тамбовская жизнь» 2004 г. близка по числу публикуемых содержательных сообщений (без скрытой и явной рекламы) к объему информационного потока «Таганрогской правды» 1968 г.







Рис. 4.7. Представление таблицы 52 в графическом виде



Что отметить в построенной картине, прежде чем перейти к анализу информационного потока по его содержательным характеристикам на фоне информированности населения и его, населения, отношения к отражаемой реальности и к «отражающим» элементам? Главное: за прошедшие 36 лет массовая коммуникация в форме такого средства, как газеты, совершила один полный цикл перехода к элитарной и снова к массовой. Видно, что соотношение групп по степени активности приема не меняется в зависимости от издания или от времени. Мы, кстати, не стали разделять аудитории «АиФ» и «Правды», так как прием информации из этих двух «враждебных» каналов в 1991 г. по интенсивности одинаков. В анализе приема конкретных характеристик текста мы эти каналы разделим. А вот по удельному весу принятых сообщений в общем числе прочитанных видно, как переполнение канала ведет к элитарной коммуникации: 18 % всесоюзной аудитории «Правды» принимает в 1977 г. 40 % всех принятых сообщений газеты, тогда как 12 % этой же аудитории «пользует» лишь 2 % от этой «товарной» массы. Не лучше обстоит дело и с партийной и с демократической прессой в 1991 г. 20 % аудитории «АиФ» и «Правды» принимает 1 % всех принятых сообщений, а равная часть аудитории (20 %) «заглатывает» аж 60 % от всего прочитанного страной. Впервые наблюдается картина, когда «средняя часть аудитории» в 60 % принимает всего лишь 39 % всего захваченного чтением потока текста. Конечно, так долго продолжаться не может. Это противно социально предопределенной человеческой природе. Дело за малым – за подъемом цен на бумагоносители сообщений, и вот уже рынок газет обваливается, а в целях пропаганды вся Москва облагодетельствована «бесплатными» изданиями по подъездам. В настоящее время на очереди такой же метаморфозы стоит телевидение, но мы несколько забегаем вперед, так как здесь будут работать другие факторы, которые еще нужно достойно представить.

В целом, однако, заметим, что «либерально-консервативный» период, начавшийся с падения ельцинского режима, де-факто скончавшегося после дефолта, но продержавшегося с «хорошей» миной де-юре до миллениума[108], поставил дисбаланс «смутного» времени в приеме информации на место. Выдержали региональные издания с матерыми редакторами, съевшими в политике и в хозрасчете волка с шерстью еще в советское время. Однако последствия «элитарности» массовой коммуникации, результаты резкого сужения потока принимаемой информации у широких слоев населения и пика приема у малой части аудитории имеют последствия и в устанавливающихся сейчас характеристиках аудитории.

Теперь, зная общий фон образа жизни населения в рассматриваемые годы, догадываясь об общей модели «пульсаций» полей обмена в пространственной фигуре социальной системы, зная, что социальные группы «видят» общественный мир сквозь призму форм своей жизнедеятельности и превращенных форм сознания, можно перейти к важнейшей проблеме производства и соотношения оперативных и фундаментальных рядов практического сознания людей. Для этого в главе 5 мы рассмотрим элементы информационного ряда, предлагаемого населению, информированность людей, прием различными слоями населения элементов содержания текста в разные периоды и согласие с суждениями прессы или их отрицание. Мы увидим не только два фундаментальных ряда информации – знаковый и нейтральный, – но и два фундаментальных типа функционирования текста в общественной системе – интенциональный, в терминологии Т. Дридзе, и практический образно-чувственный. Наконец, рассмотрев характер взаимодействия органов власти и населения, содержание потоков прямой и обратной связи между ними, мы построим области формирования отношения к социальным институтам, отвечающим за управление общественной системой и баланс обмена результатами человеческой деятельности. Это и есть основные темы следующих глав книги.

Часть II

Отражение реальности в информации и в сознании населения

Глава 5

Население и информационные средства у карты мира

Общая картина приема международной информации в динамике

Тридцать лет назад мы установили, что чем глубже аудитория погружена в социальную реальность, освещаемую СМИ, тем сильнее работает правило: интенсивность приема сообщений пропорциональна адекватности отражения в элементах содержания сообщений глубинных жизненных интересов читателей. Попутно тут имели место такие факты.

1. Установки журналистов на литературное творчество и познавательные мотивы деятельности расходились с представлениями аудитории о должном доминировании гражданской роли в освещении социальных проблем в деятельности редакций (это расхождение особенно резко начинает осознаваться аудиторией в начале 90-х).

2. Финансовая необеспеченность местных газет влекла перегрузку профессионалов, ухудшающую качество текста и глубину осмысления реальности.

3. Внештатная корреспондентская сеть в силу ее статусно-образовательной специфики, способствующей более эффективному созданию текста и заполнению площади газетной полосы, была приподнята в структуре общества и отражала сознание лишь близлежащих страт общественного организма, на установки которых и ориентировалась.

Получалось, что три четверти содержания местных газет направлялось на удовлетворение потребностей четвертой части аудитории, а одна четверть удовлетворяла объективные потребности трех четвертей аудитории. Массовая коммуникация и по содержанию, и по функциям становилась корпоративно-элитной. Это было хорошо видно из содержательных аспектов принятой информации, а не только в целом на количественных показателях соотношения принятых сообщений «пассивными» (-), «умеренно активными» (+ -) и «активными» (+) читателями. Так что при сохраняющемся соотношении «активных», «умеренных» и «пассивных» читателей в аудитории, число читаемых большинством аудитории сообщений неуклонно сокращается к середине 90-х. Современные исследования говорят, что сейчас положение это, выравниваясь в чтении местных газет в целом, усугубляется в отдельных слоях. Последнее затрагивает уже не только каналы прессы, но и такие средства, как радио и ТВ, включенность в которые на региональном уровне падает.

Рассмотрение зависимости интенсивности информационного приема от характеристик сообщений и читателей прояснило еще в 1972 г. следующий факт. Чем больше реальность дана в личном опыте читателя, тем меньше интенсивность чтения информации, отражающей эту реальность. Треть века назад наиболее читалась информация о международной жизни и наименее – о жизни города, где жил респондент[109]. К 1991 г. картина изменилась на противоположную. Этому сопутствовало два статистически значимых обстоятельства.

1. Характеристики международной и внутренней информации резко изменили свои соотношения по знаку освещения событий и явлений жизни за рубежом и внутри страны.

2. Объемы знаковых характеристик в информационном ряду оказывались в целом пропорциональны объемам этих же характеристик как в ряду принятой, так и в ряду отвергнутой информации.

Создавалось впечатление, что характеристики потоков информации о международной и внутренней жизни пронизывают массовое сознание пропорционально, уменьшая объем принятой в целом информации в связи с возрастающим отчуждением аудитории от форм социальной жизни, но сохраняя качественные пропорции опубликованного как в принятом, так и в отвергнутом ряду. Посмотрим на дело с этой стороны.

Прежде всего отметим, что падение интереса к международной информации к 90-м гг., видное в значимости отклонений веса принятого информационного потока, хорошо совпадает с уже отмеченным выше сужением институционального поля источников информации о международной жизни (см. табл. 3.10 и выводы по ней). Так что мы фиксируем здесь синхронное сокращение и предметного (сообщения) и институционального (источники-каналы) полей социального взаимодействия и обмена. Можно предполагать, что первичным является отчуждение слоев аудитории от содержательных аспектов информации, а затем уже и от каналов-поставщиков «залежалого» или «гнилого» товаров.

Кроме того, поле мнений «Правды» в 1977 г. и «АиФ» и «Правды» 1990/91 гг. принимается более интенсивно, чем поле чистой информации этих газет, тогда как у двух региональных газет картина противоположная. Исходя из структуры текста, функция информирования выполняется анализируемыми региональными каналами лучше, чем центральными, поскольку доля сообщений, которые не содержат даже латентной оценки описываемых событий (только факты), в 2 – 3 раза выше, чем в центральных газетах (в том числе и в «АиФ»). Исключение демонстрируют за 2004 г. «Ведомости», где слой безоценочной информации составляет 22 % сообщений. Полученная картина выявляет существование двух фундаментальных рядов текста массовой коммуникации: оценочного и чисто фактографического[110]. Поток комментариев растет за анализируемый период в центральных газетах и остается фактически стабильным по объему в региональных. Рост интереса аудитории центральных газет к полю мнений естествен для ориентации в плане прогноза социальной погоды по масс-медийным «флюгаркам»: взглянуть «поутру», куда дуют ветры, на которые ориентируется «четвертая власть»[111]. В регионах масштабы общности меньше, поле обмена жизненными коллизиями вполне обозримо межличностной коммуникацией, здесь более занимательна фактографическая сторона дела. И местные журналисты, которым не безразлично падение тиража, не могут не учитывать реальности[112]. Характерным для них промахом, по моему мнению, является пренебрежение международной информацией, источники которой вполне доступны. Тем более, что падение интереса к ней в региональной газете минимально после грандиозных провалов, наблюдавшихся ранее в центральной прессе.





За 23 года к началу 90-х читаемость международных материалов упала в 5 раз. Это был один из самых читаемых пластов информационного ряда – пласт недоступный в каждодневном опыте, пласт, появления которого аудитория ждала, информацию которого она не могла проверить на собственном опыте. Что же произошло?

1. Масс-медиа стабильно уменьшали долю международной информации в общедоступном информационном ряду. Доля международных материалов в центральных газетах упала в 4 – 5 раз. В «АиФ» 1991 г. эта доля была 26 %, упав в 2000 г. в предвыборную кампанию до 5 %. В «Независимой газете» доля информации на международные темы составляет в период этой кампании тот же объем, что и доля международной информации в областных и районных газетах СССР 1968 г. Резко падает в этот период и удельный вес «чистой» информации при возрастании слоя мнений. В «АиФ» – до 7,6 % против 10,1 % в «НГ»[113].

2. Неадекватность отражения реальности в процессе создания текста массовой коммуникации (печатного и аудиовизуального ряда) по отношению к фундаментальным ментальностям населения приводит к падению информационного приема. В 1968 г. из всего поля контактов аудитории с информацией о международной жизни 74 % были положительными, т. е. если миллиону человек предлагалось вдень, скажем, 100 сообщений о событиях в мире, то 74 млн контактов имели результатом чтение: информация принималась аудиторией, а 26 миллионов контактов «уходили в песок». В 1977 г. это соотношение было уже 34 % «положительных» актов приема против 66 % «отрицательных». А в 1991 г. в совокупном поле сообщений газет «АиФ» и «Правда» это соотношение стало 14 % против 86 %. Косвенные данные говорят, что сейчас этот процесс значительно глубже и «в песок» уходят уже миллиарды человеко-сообщений масс-медийного поля. И это относится не только к газетам. «Черные дыры» для конкретной стоимости реальных передач и печатных сообщений оказываются отнюдь не виртуальными игрушками.

3. Независимо от этих результатов давно было ясно, что структуры опубликованной, принятой и отвергнутой информации колеблются весом различных параметров. Об этом красноречиво говорит диаграмма рис. 5.1 о соотношении знака информации о жизни ведущих капстран в 1977 г. в «Правде» и знака реально прочитанных аудиторией газеты сообщений.



Рис. 5.1.Соотношение знака упоминания ведущих капиталистических стран в апреле 1977 г. в газете «Правда» и знака принятой аудиторией информации об этих странах (m_{сообщений} = 120, А_{актов приема} = 2291; «+» – положительный,«-» – отрицательный, «+-» – сбалансированный, «0» – нейтральная информация)



Несмотря на кажущуюся идентичность картин, обратим внимание вот на что: в целом образы потока опубликованной и принятой информации по знаку отношения к предмету описания – той или иной стране – похожи, но… Доля принятой информации с положительным знаком освещения капстран ниже, чем эта доля в структуре предлагаемого текста. А вот доля принимаемой информации с отрицательным и сбалансированными знаками освещения выше, чем в информационном ряду. И эти отклонения в потоке принятого значимы. Если же рассматривать поток информации об СССР, то там также фиксируются похожие отклонения в потоке принятой информации, где аудитория тяготеет к более интенсивному приему конфликтной или негативной по знаку информации. Этих флуктуаций мы еще коснемся при рассмотрении кардинальных изменении направленности отечественной пропаганды в период перестройки и позже, но сейчас сосредоточимся на картине в целом.

Прием информации и отношение к объекту освещения

Итак, можно допустить, что все элементы содержания текста входят в сознание аудитории в тех же пропорциях, в каких они присутствуют в тексте. Оно, конечно, может, и так, но важнее выяснить, в каких пропорциях эти элементы присутствуют в практическом сознании людей и как комбинируются в выражаемом людьми отношении. На входе информации все ясно. А как на выходе? И вот тут-то первое таганрогское исследование преподносит «первый» сюрприз.

Рис. 5.1 выбран как наиболее четко показывающий адекватность знака принимаемой информации знаку информационного ряда на фоне сокращения приема в целом в 1977 г. (табл. 5.1), что вовсе не означает соответствия знака отношения аудитории знаку информационному. Несмотря на тождество знаковых рядов опубликованной и принятой информации, поле оценок общественного мнения существенно отличается от совокупной оценки медийными средствами роли западных стран в мире. Так, противоречивость позиций СМИ и населения в вопросе отношения капстран к СССР хорошо видна на рис. 5.2 (данные «столбцов» см. также в строках с «заливкой» табл. 5.2).



Рис. 5.2. Знак суждений-оценок позиции ведущих капстран в отношении СССР за 1967 г. в материалах центральных газет, радио и ТВ (СМК) и в суждениях-оценках общественного мнения (ОМ) в январе 1968 г. в Таганроге (Сэлементов-оценок = 1621, С_{сужденийОМ} = 1846)



Мы видим, что информационный ряд девяти ведущих центральных газет, передач радиостанций «Маяк» и 1-й программы Всесоюзного радио, первого канала Центрального ТВ и областных каналов СМК (около 65 000 упоминаний различных стран мира за год), содержащий оценки актов политики Англии, ФРГ, США, Италии, Греции, Турции, Испании, Франции, Израиля и Японии в отношении Советского Союза (1621 суждение), резко расходится с оценками этой же политики у населения типичного среднего города РСФСР.

Главное в данных рис. 5.2и табл. 5.2 то, что население Таганрога в 1967 – 1968 гг., а впоследствии и страны, занимало более сдержанную позицию во взглядах на международную жизнь, нежели та, что демонстрировали СМИ. Аналогичные расхождения по ряду признаков наблюдаются и сейчас, но крупномасштабных исследований вышеприведенного ранга в настоящее время не проводится. Хотя данные исследования «Выборы-2000», по крайней мере на полюсе «тексты ведущих газет», показывают неизменность позиции некоторых центральных газет в международных вопросах.





Несходство позиций масс-медиа и населения в международных вопросах очевидно. Смысл образа, формировавшегося информационными средствами в течение 30 лет сводился к формуле: «Ведущие капстраны резко отрицательно относятся к развивающимся странам и, занимая в вопросах войны и мира агрессивную позицию, уважают только сильный Советский Союз, являющийся единственным фактором, сдерживающим западную агрессивность». Оценки населения более взвешены и сбалансированы, хотя в оценке отношения капстран к СССР четко проецируется позиция: «никакого уважения они к нам не испытывают, а что хотят, то и делают». Отметим, что масс-медиа правы по существу международной обстановки, а критичное общественное мнение, «забегая» оперативными оценками на двадцать пять лет вперед, «провоцирует» своим скепсисом ту самую международную политику властей СССР и РФ, которая не выдерживает критики даже с точки зрения буржуазных концепций защиты государственного суверенитета. Пока трудно сказать, что «работало» вперед в принятых в середине 80-х политических решениях[114]. Однако сходство проекции сознания с «создавшейся» впоследствии реальностью поразительно. Как в воду глядели. Лучше бы, конечно, не заглядывали.

Резкая перемена знака оценок политики ведущих капстран приходится в масс-медиа на 1990/1991 гг., когда умеренное увеличение положительных моментов жизни капстран сопровождается резким уменьшением отрицательных оценок этой жизни и соответствующим увеличением оценок сбалансированных. При этом в советское время в структуре освещения жизни зарубежных стран по сферам жизни превалирует освещение политической подсистемы: 41 % – деятельность госорганов, 8 % – спорт, 8 % – митинги и акции протеста, 4 % – промышленность и финансы. В современный период они занимают в газетах соответственно 23 %, 1 %, 5 %, 21 %. Тема «промышленности и финансов» увеличилась за счет сужения освещения политики и спорта. Характерно, что знак сфер жизни всех зарубежных стран претерпел минимальные изменения с 1967 по 2000 гг. Все сферы жизни всех стран мира имели 45 % положительных, 31 % отрицательных, 2 % сбалансированных и 20 % нейтральных упоминаний, сменившихся в 2000 г. на 38 % положительных, 28 % отрицательных, 14 % сбалансированных и 20 % нейтральных. Однако в 1991 г. информация по знаку резко менялась. Об этом мы еще поговорим подробно.

Вернемся к ориентациям населения. Здесь четко выделяется два ряда массового сознания: фундаментальный и оперативный. Из приведенных диаграмм и таблиц следует, что население тяготеет к взвешенным оценкам, отрицая крайности. Но это оценки текущих международных событий. Мы же специально измерили изменение отношения населения к странам мира в 25-летнем цикле. Оказалось, что на замерах с интервалом в 24 года обнаружились (как и в случае с базовыми ценностями в главе 2) 15 стран, интерес к которым остался на одном уровне. Люди называли 5 стран, в которые они хотели бы поехать. Чехословакия, занимавшая в 1967 г. по этому параметру первое место, в 1991 г. переместилась на двадцать первое. США с третьего места переместились на первое. Мы исключили страны, которые претерпели переход с одного места на другое на два ранга и более. И тогда остались страны, интерес к которым стабилен и не подвержен состоянию политической атмосферы, враждебным или дружеским акциям, позициям правительств этих стран и т. п. В целом это семья из пятнадцати стран-народов, однако первые пять вообще не сходят со своих мест, а в парах «Китай – Югославия», «Греция – Испания» имеются флуктуации в единицу на ранговом ряду, объяснимые периодами обострения наших двусторонних отношений[115].

Мы видим, что ни две мировые войны, ни франко-русские конфликты прошлого века не поколебали интереса русскоязычного населения к жизни Франции, Германии, Италии, Англии, Индии (рис. 5.3). Этот интерес устойчив, не подвержен конъюнктурным изменениям – это семья народов, связи с которыми складывались на протяжении тысяч лет, и они лежат в «генетической» памяти общества. Развитие связей на этом поле будет всегда поддержано населением. Освещение жизни людей в этих странах, их порядков, обычаев будет всегда вызывать интерес. Это фундаментальный ряд сознания людей, выработанный исторически. И политики, и журналисты, обязаны его знать и в той или иной мере на него ориентироваться.





Рис. 5.3. Постоянство удельного веса зарубежных стран, вызывающих интерес населения страны (в % к числу опрошенных в г. Таганроге в январе 1968 г.; n = 969 с коррекцией на 4500 суждений опрошенных; и в % к числу опрошенных во Всесоюзном исследовании 1991 г.; n = 9672 с коррекцией на города типа Таганрог в РСФСР; n = 1141 с перевзвесом на генеральную совокупность по переписи населения)



Фундаментальный базовый ряд ментальностей населения по отношению к странам мира свидетельствует и о том, что наше общество давно осознавало объективную мозаичность мира, о которой так много сейчас говорят. Из ответов людей вырисовываются англо-саксонский и романо-германский, славянский и индуистский, китайский и исламский миры, – шесть огромных человеческих ареалов, каждый из которых обладает такими демографическими, интеллектуальными, природными и техническими ресурсами, которые не позволят ни одному из оставшихся завоевать доминирующую позицию. С наполеоновских войн известно, что развязавшая мировую войну страна будет неизбежно повержена. Наше население тоже хорошо видит так называемую объективную многополярность мира, картину человеческого общежития, самовольничать в котором нельзя. Характерно и то, что Англия, которая в отличие от Франции и Германии воевала с Россией лишь в «локальных операциях» в Крымскую кампанию и в гражданскую войну на русском Севере и была союзницей в борьбе с нацизмом, проигрывает в потребностях населения ознакомиться с ней. Она замыкает четверку фаворитов ведущих европейских держав, вызывающих наибольший интерес; с ней начинает соперничать Индия. Однако не только эта общая картина мнений населения, выступающего экспертом по международным проблемам, вызывает исследовательский интерес.

Кроме фундаментального ряда отношения, есть и другой – оперативный, подверженный краткосрочным изменениям. Он хорошо вырисовывается из номиналий тех стран, интерес к которым изменился. Вот семь «потерявших» и шесть «приобретших» «симпатии» русскоязычного населения СССР стран. Этот ряд свидетельствует об оперативных изменениях в массовом сознании, которыми могут воспользоваться в своих интересах те или иные политические силы. Он говорит об отклонениях в тех настроениях людей, которые могут быстро пройти или являются поверхностными равновесными флуктуациями полей сознания в социальном пространстве «общественного эксцентрика», вращающегося в материальном мире.



Рис. 5.4.Изменения удельного веса зарубежных стран, вызывающих интерес населения страны (в % аналогично данным рис 5.3)



Итак, за без малого 25 лет упал интерес к странам «народной демократии» и Египту и возрос интерес к нейтралам и умеренным европейцам. Отметим, что США и Япония занимают особое место, выпадая в общественном мнении и из оперативного, и из фундаментального рядов. Интерес к ним высок, но конъюнктурен. Население как будто чувствует открытый характер нахождения правильной политики налаживания долгосрочных связей с этими странами.

Здесь необходимо сделать два косвенных замечания.

1. Эта информация получена в 1991 г., но и политикой, и журналистикой она востребована не была, хотя сейчас всем очевидна ее актуальность, и именно в то время. Тогда ее ввод в управленческую практику был бы эффективнее, чем в ситуации ослабленного общества, однако в порочной практике социального управления каждый власть имеющий требует только то, что хочет видеть. Политика не могла «увидеть» этого тогда. А «коммуникатор» не мог откликнуться на то, что не видел «издатель». Для этого нужно иное социальное устройство, иной, паллиативный и общественный метод принятия решений через «обкатку» разнообразной информации.

2. Фундаментальный и оперативный ряды общественного мнения предоставляют журналистам редкую возможность «убить сразу трех зайцев»: освещая жизнь стран фундаментального интереса, жизнь стран, интерес к которым возрос, и тех, интерес к которым был высок в прошлом. С остающимися элементами последнего интереса можно информационно резонировать вновь, не выбрасывая их «на свалку истории». Но мы уже видели, как поле международной информации сжимается в СМИ шагреневой кожей. Но не только это видно. Брешь была пробита в оперативном ряду сознания в связи с назревшими переменами, которые, похоже, никто из власть предержащих в то время и не думал решать в интересах общества. Посмотрим на дело с этой точки зрения.

Наиболее крупные изменения в позиции масс-медиа произошли по знаку в отношении внутренней информации, что явствует из данных табл. 5.2. Удельный вес в 74 % положительных оценок жизни СССР в 1977 г. упал в 1990 г. до 24 % (втрое!), увеличив долю отрицательных оценок с 10 % до 49 % (фактически впятеро!). Надо сказать, что общественное мнение, качнувшись за этими оценками в 1991 г., «схватившись» в отличие от «интеллектуалов» за голову, впоследствии стало резко негативно относиться к такой «оголтелости», что, вероятно, масс-медиа и почувствовали, убавив «сверхкритический» тон освещения внутренней жизни страны (см. последние строки табл. 5.2). Кроме того, сделалось так плохо, что стало опасно освещать верно.

Об этих реакциях населения косвенно свидетельствует и картина информационного приема, приведенная в табл. 5.5, но посмотрим сначала на детали воздействия принимаемого потока информации о международной жизни в сравнении с освещением внутренней жизни страны.

Информация в опубликованном ряду и в принятом потоке

На рис. 5.5 хорошо видно изменение соотношения опубликованных сообщений по знаку материала в целом в зависимости от локальности: с одной стороны, ведущие страны Запада, с другой – СССР в период с 1977 по 1990/91 гг. В 2000 и 2004 гг. было исследовано содержание некоторых газет по аналогичным параметрам, но рассматривать его сейчас надо, конечно, только в контексте прямого информационного приема, а такие исследования не проводятся.

Что здесь важно? Во-первых, за 1977 г. мы имеем анализируемый поток информации газеты «Правда», который в то время имел «установочный» характер для всех. Во-вторых, если брать 1990/91 гг., здесь мы имеем анализ содержания материалов трех газет, прием сообщений которых исследовался: «АиФ», «Комсомольской правды» («КП») и «Правды».



Рис. 5.5. Соотношение знака упоминания сфер жизни ведущих капстран и СССР в 1977 г. в газете «Правда» и в 1990/91 гг. в газетах «Правда», «АиФ», «КП» (m_{сообщений1977} = 788_{в целом}, 120 _{капстраны}, 309 _СССР, m_{сообщений1990/91} = 1072 _{в целом}, 260 _{капстраны}, 613 _СССР)



Одномоментная аудитория газет «АиФ», «Известий», «КП», «Правды», «Советской России», «Труда», т. е. тех людей, которые накануне проведения с ними интервью читали хотя бы один материал из этих газет, охватывавших в то время почти 90 % населения страны (88,9 %), составляла 41,7 %. Это значит, что почти половина взрослого населения страны с избирательным цензом читала ежедневно хотя бы одно (в среднем – 23) сообщение из этих шести каналов прессы. Среднее число газет, к которым обратились накануне замера чтения читатели, составляет 3 газеты (максимум 6, минимум 1). 28,2 % читали сразу две газеты, 27,0 % – сразу три. «АиФ» читало 47,4 %, «КП» – 44,4 %, «Правду» – 32,2 %, «Труд» – 27,4 %, «Известия» – 20,8 %, а «Советскую Россию» – 8,0 % ежедневной аудитории. Замер производился с 09.09.1990 по 09.06.1991 гг. В результате довольно сложной по технике процедуры проведения полевых работ, оказалось, что в отношении 21 номера газет «АиФ», «КП» и «Правды» обнаружились представительные группы людей, которые читали один из номеров этих газет. Очень характерно, что «Правда» и «АиФ» набрали по 10 репрезентативных групп, а «КП» – только одну за весь период опроса. Мы получили количественно однородные распределения относительно 20 номеров, так как в одном номере «АиФ» был напечатан лишь один материал – проект «Конституции РФ» для всенародного обсуждения устройства еще не существовавшего государства. Этот номер был снят из статистического анализа, так как здесь уместно лишь монографическое описание реакций небольшой группы населения. Число людей, имевших контакт с текстом газет, составило 871 человека. Число материалов газет – 1072. Число актов приема или пропуска сообщений – 63 155. Каждый акт был промаркирован характеристиками читателей и сообщений, общее поле характеристик составило 6.381.106 частот. Отклонения признаков в эти частотах от средних в информационном потоке напечатанном и принятом может объективно показать и стратегию редакций и поведенческую реакцию населения.

Ранговая корреляция газет по сферам жизни выявила практическую тождественность содержания и «АиФ» и «Правды» в период их наибольшего «противостояния»[116]. Два ряда удельный весов освещаемых сфер жизни в 541 сообщении «Правды» и в 484 сообщениях «АиФ» имеет коэффициент корреляции Пирсона +0,886, Спирмена +0,776, Кендалла +0,606 в 99 % доверительном интервале. Конечно, сферы жизни в содержании одни и те же, газеты различаются «смыслами», «третьими вещами», о которых мы говорили выше. У них есть некоторая любопытная дифференциация по знаку освещения, но это мы обсудим ниже. Пока посмотрим на картину в целом и, учитывая, что большинство аудитории читает как раз обе рассмотренные газеты, объединим на первых порах рассмотрения их потоки информации, разделив их потом в более подробном анализе по различающим их признакам.

Анализ соотношения потоков опубликованной международной и внутренней информации по знаку в 1977 и 1990/91 гг. приводит к выводу, что это почти зеркальные потоки. Если в 1977 г. вес положительного освещения жизни СССР превышал аналогичное освещение жизни ведущих капстран почти втрое, а вес отрицательных сообщений о жизни Запада превышал «критику» в собственный адрес вшестеро, то спустя 13 – 14 лет вес «положительных» сообщений о жизни Запада в полтора раза выше, чем вес таких же сообщений о жизни СССР, а вес негативного освещения жизни страны превышает аналогичную долю сообщений о Западе в 2,5(!) раза. Словно отдавая себе отчет в том, что такой «акробатический» этюд в содержании не может не вызвать отторжения в поле здравого смысла (ведь не произошло же «революции» на Западе, а у нас еще не свершилась «революция-контрреволюция-реставрация» или как там это называть), издания резко увеличивают столь несвойственный им ряд сбалансированной и нейтральной (фактографической) информации, и особенно о странах Запада. Если сравнить два ряда освещения даже просто сфер жизни (без учета знака) 1977 и 1990/91 гг., то окажется, что коэффициенты корреляции Кендалла и Спирмена дают отсутствие связи (,000 и 0,70 соответственно), а Пирсона – слабую связь 0,446 при 95 % доверительном интервале. Здесь оказываются несвязанными социально-ролевые структуры освещаемости объекта в 15-летнем интервале. При этом у «АиФ» и «Правды» они в 1990/91 коррелируют (Пирсон 0,886). Если же мы скоррелируем потоки принятой в 1977г. и в 1990/91 гг. информации по весу сфер освещения, то тут корреляция имеет тенденцию стать отрицательной: – ,072 Пирсон, – ,068 Спирмен, – ,115 Кендалл (первые два 60 %, а последний 72 % доверительный интервал).

Однако это корреляции потоков по весу информации о той или иной сфере жизни. А вот как видимым образом расположилась знаковая структура принятого в 1977 и в 1990/91 гг. потоков информации о жизни Запада и СССР.

Поляризация за 14 лет структур опубликованной информации усиливается именно в принятом потоке (рис. 5.6). В самом деле, в 1977 г. положительное освещение жизни стран Запада и СССР соотносилось в принятом населением потоке сообщений как 1:3 (21 % против 68 %), а отрицательное освещение – как 4:1 (66 % против 16 %). Не то в перестройку под лозунгом «Возродим полновластие Советов!». Здесь положительное по знаку освещение «Запад – СССР» составляет в принятом потоке материалов соотношение 2:1 (41 % против 21 %), а отрицательное преобразуется из 4:1 в нашу пользу в 1:3 в пользу «Запада» (на 17 % принятого негативного потока о Западе приходится 53 % негативного освещения жизни в СССР). И откуда только все вдруг взялось!? Обязали?[117] Не иначе.

Шутки шутками, а вопрос стоит очень серьезно: как изменилось сознание населения под воздействием этого принятого потока информации? На первый взгляд мы имеем прямое соответствие оперативных потоков сознания и информации вовсе даже не такое, которое мы зафиксировали в замере отношения населения к оценке роли Запада к СССР в первом таганрогском исследовании. Но только на первый взгляд.

Информация на выходе из массового сознания

Взгляд на процесс приема и оценки в целом

В ходе Всесоюзного исследования аудитории информационных средств коллективом сектора изучения «Общественного мнения» в 1977 г. были заданы вопросы об оценке опрашиваемым возможностей, существующих в регионе проживания респондента и в развитых капстранах: 1 – для получения образования, профессии, 2 – для получения работы по специальности, 3 – для отдыха, физического развития, удовлетворения культурных потребностей, 4 – для получения квалифицированной медицинской помощи[118].



Рис. 5.6. Соотношение веса информации по знаку в потоках принятой информации о капстранах и СССР в 1977 и 1990/91 гг. (в % к числу контактов с сообщениями; n₁₉₇₇ = 35362, _n1990/91 = 56584)



В 1990/91 гг. в последнем Всесоюзном исследовании я задал аналогичные вопросы по расширенному кругу сфер жизни, восполнив недобор информации 1977 г.

1. Для оценки была взята макроструктура жизнедеятельности. Кроме четырех названных сфер, были добавлены еще пять. Выяснялись возможности: 1 – для достижения материального благополучия и устроенного быта, 2 – для создания здоровой семьи, рождения и воспитания детей, 3 – для самосовершенствования и духовного развития, 4 – для осуществления своих политических гражданских прав и свобод, 5 – для создания здоровой природной среды обитания.

2. Оценка возможностей давалась не только по всем девяти макроструктурным сферам в развитых капстранах и в регионе проживания респондента, но и по СССР в целом. С тех пор оценки возможностей по этим же параметрам в регионе проживания опрошенного были получены мной трижды: в 1994 г. – у взрослого населения и школьников г. Касимова при исследовании проблем образования, в 1999 г. – у избирателей Петербурга перед выборами, в 2004 г. – у московских старшеклассников и их родителей. Мы имеем, таким образом, девять стандартных оценок жизни в регионе в четырех временных точках с 1990 по 2004 гг. и четыре сравнимых оценки в двух точках за 1977 и 1990/91 гг. Начнем с последних.



Рис. 5.7.Оценки возможностей населения в развитых капстранах и в СССР по региону, где проживает опрашиваемый в 1977 и 1990/91 гг. (В средних баллах; _n1977 = 9366, _n1990/91 = 9672)

На рис. 5.7 приведено соотношение средних оценок населением соответствующих возможностей в четырех сферах жизни на Западе и в регионе проживания за 1977 и 1990/91 гг. Значения оценок, проставленные на столбцах диаграммы, повторяются в табл. 5.3. Оценка давалась опрашиваемым по 5-балльной системе и рассчитана здесь без затрудняющихся ответить. Тут бросается в глаза практически соответствующее структурным изменениям в потоке принятой информации изменение оценок мнений людей. В самом деле, в 1977 г. общественное мнение СССР в целом (выборки перевзвешены на генсовокупность) проставляло Западу за возможности человеку «развернуться» твердые «двойки», тогда как в своем регионе проживания оценивало возможности на «четыре», исключая возможности для отдыха (3,68 балла) и несколько снижая оценку сферы здравоохранения (3,99 балла). В 1990/91 гг. картина резко меняется. Теперь Запад ходит в твердых «хорошистах», подтягиваясь по возможностям отдыха и здравоохранения в «отличники», а СССР «снижает успеваемость» до «троечника», который тянет на «хорошиста» в возможностях для образования и получения работы. Противоречивость мнений людей очевидна в низкой оценке Запада по параметру получения работы по специальности. Здесь Запад отстает, но «живет все равно лучше нас».

В целом, если брать все поле оценок без поставивших «0», т. е. не давших ответа, средняя оценка Запада по 4 сферам за 14 лет поднялась больше чем в два раза (с 1,93 до 4,16), а оценка СССР по этому параметру упала с 3,98 до 3,16.

Два частных замечания, исходя из рис. 5.7 и табл. 5.3.

1. Доля людей, поставивших оценки (это доля информированных по оцениваемому параметру людей), в 1977 г. колеблется по региону проживания возле 90 %, а по странам Запада – около 60 %. В 1990/81 гг. эти доли начинают составлять соответственно около 65 % и 45 %. При этом доля тех, кто оценивает состояние дел в нашей стране в целом, каждый раз (по каждой сфере) выше, чем доля оценивающих возможности в регионе. Следовательно, сокращению поля приема сообщений соответствует не только сокращение институциональной «оболочки» информационных источников о международной жизни (что было уже отмечено), но и сужение полей информированности, а также возможностей выявить мнение людей.

2. Оценки страны в целом по четырем сферам везде выше, чем оценки возможностей в регионах. Ухудшение жизни на местах в глазах населения еще не являлось коллапсом общества в целом. Напомним, что хотя производственная структура находится накануне искусственно катализируемого политиками краха, она еще не окончательно разрушена[119]. В целом картина детализирует некоторые аспекты социальных карты в табл. 3.6 и 4.1.

Если взглянуть на распределение числа людей по конкретным оценкам во всем поле оценок по всем четырем сферам жизни (табл. 5.4), станет еще более заметна резкость, констрастность перемены, происшедшей за 15 лет. Поле оценок Запада просто переворачивается зеркально, а по региону и стране на 1990/91 гг. – близко к зеркальному перевороту, пока что концентрируясь возле средних оценок. Что же получается? Принятая информация четко формирует соответствующий образ в общественном мнении? Однако все не так просто.

Прежде всего анализ принятой информации по знаку освещения той или иной сферы жизни показывает, что прямого соответствия положительного и негативного освещения в газетах и положительной и отрицательной оценки в общественном мнении по какой-либо сфере не наблюдается. Это значит, что общественное мнение не «зомбируется» на выходе. Образно говоря, если массовое сознание – «черный ящик», то поток созданной информации входит в него более или менее (надо еще разобрать, где более, а где менее) пропорционально. А вот выход из «черного ящика» не предопределен. Люди отнюдь не заводные игрушки потоков масс-медиа. Кроме того, для сравнения взяты лишь четыре сферы (других сфер в 1977 г. исследовано не было), а значит, картина фрагментарна.





Чтобы рассмотреть этот процесс и в целом, и в деталях, нужно проделать на располагаемых нами данных три операции.

1. Сравним знаковые доли информации о международной и внутренней жизни в потоках принятой и отвергнутой информации газет «Правда» за 1977 г и «АиФ», «КП» и «Правда» за 1990/91 гг., рассматривая процесс приема в целом.

2. Сравним по каждой газете знаковые доли информации о международной и внутренней жизни и в содержании «АиФ», «КП» и «Правда» в 1990/91 гг. и в потоках принятой из них информации; рассмотрим в обоих случаях силу и вектор отклонений долей и в созданном, и в принятом, и в отвергнутом потоках.

3. Проверим точки разброса и концентрации в поле мнений людей о возможностях жизни регионов по всей выделенной макроструктуре оцениваемых сфер, начиная с 1990 г. и кончая 2004 г. с промежуточными контрольными замерами в 1994 и 1999 гг. в Касимове и Петербурге (т. е. по 9 сферам).

Детализация приема в 1977-1991 гг. и последующие оценки населения

На рис. 5.6 мы видели соотношения потоков принятой информации о жизни капстран и СССР по знаку принятого. Мы сравнивали информацию на входе в обыденное сознание по признакам «они – мы», освещение «позитивное – негативное», «начальная точка – 1977 г., конечная точка – 1990/91 г.». Но мы не видели при этом, беря поток принятой информации в целом, силу и значимость отклонения в приеме по этим признакам. Для этого надо сравнить и принятую и отвергнутую информацию. Это сделано в табл. 5.5. Здесь мы проявляем уже отмеченные флуктуации в приеме. Характер приема информации в отношении знака ее в зависимости от локальности объекта за 15 лет полностью изменяется. Теперь заметны не только соотношения удельных весов в потоках и принятой и отвергнутой информации, но и тенденции их отклонений, по которым сразу же видны оперативные приоритеты информационных потребностей населения.