– Я не знаю его настоящего имени. Его называют Кот, якобы из-за того, что у него много кошек. Он живет в полуразрушенном доме на Элм-роуд. Это я тоже слышал от Мэнди. Не думаю, что он ее парень… ну, в смысле романтических отношений. Но они время от времени общаются, и она ему доверяет.

Потом умер давно разведшийся с бабушкой дед и оставил дочери квартиру в пятиэтажке на Железноводской. «Сдавать! — скомандовала бабушка. — Или съезжаемся!» Но мама неожиданно взбунтовалась и решила жить отдельно. Ларе об этом рассказали намного позже, а тогда она только и поняла, что живут они теперь вдвоем с мамой, спать она будет в своей комнате, а не за шкафом и что бабушка осталась в старом доме с башенкой возле Смоленского кладбища.

Кэрол положила руку ему на плечо:

Божество смирилось не сразу. Первые недели она обрывала телефон, то и дело заявлялась без приглашения, пыталась забирать Ларису из садика — воспитатели были предупреждены и ребенка не отдавали. Длилась эта мелодрама с полгода. Наконец бабушка утихла, появляться стала реже и постепенно снова вросла в их жизнь. А когда Лариса пошла в школу, где продленку обещали, но не сделали, обходиться без бабушки стало совсем нелегко. Та охотно предложила помощь и незаметно сумела снова стать во главе семьи. Железная рука оделась в бархатную перчатку, но правила бабушка уверенно, ни капли не сомневаясь в том, что ей, и только ей, принадлежат жизни дочери и внучки.

– Спасибо, Марлон. Я немедленно еду туда.

Дома Лоренца достала монету и внимательно изучила узоры. Ошибки не было — на старухиной броши свились в клубок точно такие же змеи.

– Я беспокоюсь, – пробормотал Марлон. В его мрачном, тоскливом взгляде была и тяжесть неудавшейся жизни, и страх за дочь. – Мэнди вовсе не так умна. Иногда ведет себя как маленькая девочка. Пэтси явно недооценивает опасностей, которые могут грозить Мэнди на улице. И с каждым днем она становится все более слабой и беспомощной.

Внизу мама пекла пирожки к чаю и напевала. После переезда она стала совсем другой: моложе и еще красивее. Не шла — летела. Снова стала петь — просто так, а не когда в компании уговорят и почти насильно втиснут в руки гитару. Лоренца подумала, что, если пойти к ней сейчас, в лучшем случае мама просто отмахнется: ну, глупости! В худшем — забьет тревогу, опять потащит по врачам. Теперь уже невропатологом не отделаешься.

– Это то, что я говорю, – мягко подтвердила Кэрол. – И вы дали мне хоть какую-то наводку, спасибо.

И отчим. Лоренца понятия не имела, что мама ему рассказывает. Если попросить, промолчит, наверное, но кто знает…

Марлон тяжело вздохнул, развернулся и, тяжело волоча ноги, побрел к своему дому.

* * *



Место, о котором он говорил, Кэрол нашла сразу. В этом квартале несколько полуразваленных домов были расселены, но только возле одного из них по забору шла кошка, которая при появлении Кэрол быстро канула в туман. Здесь, должно быть, и жил тот самый Кот. Кэрол поежилась. Дом давно должен быть оцеплен и снабжен предупреждающими знаками. Обрушения можно ждать в любой момент.

— Ты с ума сошла! — сказала тогда бабушка. Она с тоской поглядела на дочь. Та лишь безмятежно улыбнулась:

Входная дверь косо держалась на одной петле и поддалась, как только Кэрол ее толкнула. В нос ударил запах кошачьей мочи. Казалось, весь дом пропитан ею. Поскольку на улице к тому времени совсем стемнело, а окна были заколочены, Кэрол пробиралась скорее на ощупь, но разглядела, что на ведущей на второй этаж деревянной лестнице нет ни одной целой ступеньки. Зато каменная, спускающаяся в подвал, была в полном порядке. Из-под двери внизу лился тусклый свет.

Кэрол собралась с духом – ей действительно было страшно в этой лачуге – и спустилась в подвал.

— Знаешь, возможно!

Она оказалась в помещении без окон, с каменными неоштукатуренными стенами и сырым затхлым воздухом. Мрачную обстановку скрашивали многочисленные свечи, там и тут испускавшие мерцающий свет. И повсюду были кошки. На грязном матрасе лежал молодой человек с длинными волосами и в испачканной одежде. Он курил с закрытыми глазами, вряд ли обычную сигарету. Сквозь кошачью вонь пробился запах гашиша. Смесь запахов ошеломляла, била по мозгам.

Бабушка бросила выразительный взгляд на Лоренцу. Послушной девочке полагалось уйти к себе и закрыть дверь, дабы не слушать разговор взрослых. Но Лоренце давно надоело быть послушной.

Рядом с молодым человеком сидела женщина постарше Мэнди, не меньше двадцати лет, со спутанными, давно не мытыми волосами, в грязной одежде и с лицом как на последней стадии истощения. Время от времени она тянулась к сигарете молодого человека, глубоко затягивалась и возвращала назад. Женщина также не открыла глаз при появлении Кэрол. Оба как будто витали где-то не здесь.

— Тебе сорок лет! — припечатывала бабушка, прибавляя четыре года. — У тебя дочь. Ты думаешь, что творишь? Девочке нужна нормальная семья…

– Добрый вечер, – поздоровалась Кэрол.

— И она у нее будет.

Женщина открыла устремленные куда-то в пустоту глаза.

Бабушка говорила долго. Она умела выискивать самые больные места и бить по ним с безукоризненной точностью. Когда Лоренца была маленькой, ей приснилось, что вокруг мамы порхают красивые разноцветные мотыльки. Сон был красивый и яркий, но потом пришла бабушка и принялась насаживать мотыльков на булавки. «Вот видишь, — приговаривала она, — так будет порядок!» В ту ночь Лариса проснулась в слезах, мама долго ее утешала. Что сон был плохой, дочка сказала сразу, а про бабушку рассказать почему-то не решилась.

– Привет, – механически отозвалась она.

Сейчас радужные мотыльки вольно кружились по комнате и легко ускользали от бабушкиных рук.

– Я ищу Мэнди Аллард. Она здесь?

— Елена! — простонала бабушка. — Опомнись! Лерик девочка большая, взрослеет. Ты ее к взрослому мужчине в дом тащишь, да сын еще там…

Женщина вскочила, как наэлектризованная, и бросилась на Кэрол:

Мама поняла не сразу, да и до Лоренцы не сразу дошло. Бабочки выцвели и устало опустились на ковер.

– Ушла она! Ушла! И не вернется. И ты иди подальше, если тебе нужна эта сучка.

— Убирайся вон, — тихо сказала мама.

Мужчина – Кот, как нетрудно было догадаться – принял сидячее положение и устало заморгал:

– Что такое?

Она встала, подошла к бабушке вплотную. На секунду Лоренца испугалась, что бабушка сейчас ударит маму по лицу. Но та сдержалась, хотя ее рука готова была уже взлететь, чтоб отвесить пощечину.

– Она ищет Мэнди, – женщина указала костлявым пальцем на Кэрол. – Она все-таки ищет Мэнди! Об этом все знают. Что у тебя было с этой чертовой сукой?

— Как ты со мной разговариваешь? — Бабушка попыталась было перейти к обороне, но силы были неравны: тот, кто защищал сейчас маму незримым присутствием, был старухе не по зубам.

– Ничего не было, – пробормотал Кот, которому с трудом удавалось сосредоточиться на окружающей реальности.

И она сникла, съежилась, отступила. Хлопнула дверь. Больше бабушка не появлялась до самого отъезда, только звонила. На вокзал пришла почти к отправлению поезда, с Еленой попрощалась довольно холодно, внучку обняла и ушла, не дожидаясь, пока вагон тронется, унося ее дочь к победителю, ради которого та оставила мать свою.

– Я ее выгнала, – объяснила женщина, – слышишь? Я прожила с ней несколько дней и заметила, что она неровно дышит к Коту. Он мой, понятно?

– Так Мэнди была здесь? – спросила Кэрол.

И могла ли мама не рассказать ему то, что взволновало бы до глубины души?

– Была, и пыталась зависнуть. Она думала, я скоро уберусь отсюда, – женщина презрительно захихикала. – Не на ту напала! Я с ней справилась. Это у Кота на все «да» да «аминь», но я-то из другого теста.

Обкуренный Кот – яблоко раздора двух женщин – снова опустился на матрас и закрыл глаза.

Лоренца еще раз взглянула на монету, повертела ее в руке, а затем положила в кармашек на груди рубашки. На случай, если старуха с брошкой попадется опять. Что говорить при встрече, она не представляла и очень надеялась, что встречи не будет.

– Если у нее осталась хоть капля мозгов, больше она здесь не появится, – сердито закончила женщина. – А то я в два счета подправлю ее симпатичное личико, так что больше ни один парень не взглянет.

3

Кэрол подумала, что не хотела бы иметь эту даму своим врагом. Неудивительно, что даже задиристая Мэнди сбежала отсюда.

Волокита с бумагами закончилась, и они поехали наконец к морю.

– Когда это было? – задала следующий вопрос Кэрол. – Как давно Мэнди была здесь?

Мама ждала этой поездки давно, она с поезда готова была рвануть туда, к соснам и песку. Лоренца к природе всегда была равнодушна, а море любила южное. Побывать там ей довелось лишь однажды.

– Не так давно, – шепотом ответил Кот. – Минут десять назад.

— Тебе понравится, — говорила мама, — места там сказочные.

Кэрол уставилась на него в недоумении. Нет, это не могло быть правдой. Должно быть, обкуренный Кот что-то путает…

— Мне нравятся другие сказки, — буркнула дочь. — Про города. Ты же знаешь — не люблю я дачи.

– Минут десять или около того, – подтвердила его подруга.

Мама рассмеялась:

Кэрол развернулась и побежала по лестнице.

— Колючка ты! Там не дача, а нормальный дом со всеми удобствами, во двор бегать не придется. — Она протянула руку, чтобы погладить дочь по волосам, Лоренца чуть отстранилась, мама вздохнула: — Колючка и есть. Там хорошо. Море удивительно красивое. Сосны. Воздух чудесный.

– Только сюда пусть больше не заявляется! – хрипло прокричала ей вслед подруга Кота.

— Ты же там не была!

— Фотографии видела. И рассказывал он… Лара, ну что случилось? Тебе тут плохо?

Десять минут назад – невероятно! Получается, Кэрол чуть не столкнулась с ней нос к носу. Она могла бы забрать отсюда Мэнди и перевезти куда-нибудь в более безопасное место.

— Мам, ну сколько раз я просила…

Спотыкаясь, Кэрол добралась до сломанной двери и вышла на темную улицу.

– Черт, – выругалась она и осмотрелась.

— Хорошо, Лоренца, Лоренца! Придумала тоже. У тебя красивое имя, зачем еще… — Мама явно проглотила слова «кличка какая-то» или что-то не менее обидное. — Зачем это?

— Мне нравится.

Ни Мэнди, ни прохожих, у которых можно было бы спросить. Пронизывающий ветер с моря разогнал всех по домам.

Лоренцей она стала лет в девять-десять, когда втайне даже от мамы пересочиняла любимые книги так, чтобы у главных героев оказалась младшая сестра, которая делила с ними все тяготы и исправляла то, что в книжках казалось несправедливым и неправильным. Настоящее имя для героини Жюля Верна не подходило категорически, и, немного подумав, она решила назваться Лоренцей: звучало по-иностранному, на Ларису похоже, а большего ей и не надо было.

Кэрол бродила по окрестным переулкам, заглядывала во дворы, но никого не видела. Холод щипал за щеки, слезились глаза. Где искать Мэнди в такую погоду? Она не может спать на улице, ей нужна крыша над головой. Кэрол стучалась в двери домов, некоторые из которых явно были нежилыми. Бесполезно.

Она вернулась к машине. Все проще, чем на своих двоих. Может, Мэнди все еще где-то здесь…

А потом оказалось так удобно, слыша бабушкино «Ле-ерик!», сказать себе: это не про меня. Я — Лоренца.

«Десять минут», – сказал Кот. Кэрол не приняла бы его слова всерьез, если б не подруга, которая на тот момент как будто вполне дружила с головой, хотя и была вне себя от ревности. Даже если прошло пятнадцать или все двадцать минут, Мэнди не могла уйти далеко.

Лоренца была смела и красива. Она распускала волосы и хохотала в голос, читала что нравится, смотрела кино про межзвездные перелеты и радовалась жизни. Быть Лоренцей оказалось так здорово, что Лариса просто в ней растворилась, уступив прославленных книжных героев, себя и свою жизнь.

Спустя три четверти часа Кэрол все еще кружила по улицам. Включала фары, когда замечала что-нибудь подозрительное, но каждый раз разочарованно вздыхала. Это была не Мэнди, которую она искала. Другой человек или просто тень на ветру.

Знала про ее тайну только мама. Но и она, похоже, не совсем поняла.

Кэрол остановилась и в отчаянии стукнула кулаком по рулю.

— Неужели тебе трудно? — проворчала Лоренца. — Такая малость.

2

— Да нетрудно, — согласилась мама. — Покажешь, что нарисовала?

Она брела по улице. От холодного ветра по щекам текли слезы. А может, Мэнди плакала от отчаяния, потому что понимала, что рано или поздно придется сдаться. Вернуться домой и терпеть насмешки матери. Каждый день видеть отца, его уныние, страх. Сестру, которая сумела приспособиться даже к такой жизни. Наконец, Кэрол из департамента по делам молодежи. Вечно озабоченную Кэрол, с предупреждениями о последствиях и о том, что ничто не проходит даром…

И они сидели на диване, прижавшись друг к другу, и рассматривали эскизы, пока отчим не крикнул, что ужин готов, — стряпали поочередно. Лоренца ела острые, изумительно вкусные кусочки курицы и разглядывала календарь на стене. Тихое море, две лодки, светящиеся мягким желтым светом. Рука держит игрушечный кораблик — или настоящий? Ведь может быть, что это нечеловеческая рука? Под водой таится город. Не руины — живой, окна светятся, на улицах лодки вместо экипажей. «Вот к такому морю я бы поехала, — подумала она. — Если, конечно, это добрый город».

Какую там еще чушь выдумали взрослые для тех, кто рискнул сойти с проложенного ими пути? «Последствия» – любимое слово Кэрол. Тебе придется столкнуться с последствиями. Такова жизнь.



Дерьмовая жизнь.

А на следующий день Лоренца встретила бабку. Теперь она была рада уехать хоть куда. И главное — увезти маму. Та перед отъездом кинулась по магазинам искать новые купальники, пляжные туфли, еще какие-то страшно нужные вещи. Лоренца вызвалась ее сопровождать, хотя терпеть не могла хождений за покупками — если, конечно, это не магазинчики, торгующие художественными принадлежностями. Но мама, слегка близорукая, и знакомых-то в толпе упускала. А если зароется в наряды, тем более ничего не заметит, хоть из пушки стреляй. Лоренца же была начеку и в любую минуту готова увести маму прочь, дабы не дать ей столкнуться со старухой в черном.

Мэнди вернулась к Коту после побега из квартиры Брендана, где чуть не попала в руки полиции. Она не знала, куда идти, вот и решила попробовать еще раз, хотя девушка Кота все еще была там. Ее звали Элла, и Мэнди подумала, что она похожа на измученную ведьму. Элла не пришла в восторг от появления Мэнди.

Ночами ей теперь снились змеи. Волны, бьющиеся о берег. Странно живые деревья.

– Всего на одну ночь, – просила Мэнди. – Прошу вас. Мне некуда идти.

– Домой, – отрезала Элла, – к маме с папой. Там твое место.

Путешествие оказалось довольно приятным. Машина у отчима была удобная, музыку включали хорошую. Ажуолас отказался от обычной вежливой сдержанности, и они хорошо поболтали почти всю дорогу. У них нашлось много общих интересов, и Лоренца понадеялась, что когда-нибудь они подружатся. Когда узнают друг друга получше и привыкнут — она к новой стране и семье, он — к тому, что через десять лет после гибели матери отец снова женился.

Но накуренный Кот взял сторону Мэнди.

Погода стояла нежаркая, но солнечная, еда в маленьком ресторанчике на полпути была вкусная.

– У нее действительно паршивый дом, Элла. Ей туда нельзя. Посмотри, что они сделали с ее рукой.

И дом ей понравился. Он был деревянный, но основательный, прочный. Отчим, хотя и оснастил его всеми удобствами, сумел сохранить налет старины. Он его еще и приумножил: лампа на веранде, похожая на керосиновую, была приобретена в комиссионном магазине, какую-то мебель и медную посуду тоже покупали специально.

Рука впечатлила даже не склонную к состраданию Эллу.

Мама вытащила из сумки аккуратно свернутую скатерть, вязанную крючком, над которой просидела много вечеров еще в Петербурге. Скатерть легла на широкий дубовый стол — будто всегда тут была.

– Боже мой! Это сделали твои родители?

Видно, фотографии ее впечатлили еще давно, подумала Лоренца, почему-то немного обидевшись.

– Мать.

Дом ей понравился. На этом хорошее кончилось.

– Тебе нужно обратиться в полицию.

– Только не это. Меня поместят в дом ребенка.

Нет, плохого не было. Отчим с самого начала относился к ней прекрасно, с мамой они всегда ладили, Ажуолас, хотя опять отстранился, оставался все же отличным парнем. Жить бы и радоваться. Но не жилось. Море, сосны и песок были прекрасны, дня два Лоренца ими любовалась, на третий все надоело.

– Может, так будет лучше?

Мэнди посмотрела ей в глаза и покачала головой:

Мама с отчимом наслаждались друг другом. У Ажуоласа были друзья в поселке — то ли местные, то ли тоже отдыхающие. Как-то они приходили в гости. По-русски из них говорила только одна девушка с длинными рыжими локонами, словно сошедшая с картины прерафаэлитов. Ей, похоже, не слишком-то нравилось появление в доме Ажуоласа юной особы, пусть и вроде как младшей сестры. С остальными приходилось объясняться по-английски. К Лоренце ребята отнеслись хорошо, даже приглашали с собой на прогулки, но, увы, прогулки были велосипедные, а она так и не сумела покорить двухколесного зверя. Сама мысль о том, чтоб взгромоздиться на это странное сооружение, приводила ее в ужас.

– Нет.

Ажуолас посмеивался.

Кот, уже предчувствовавший скандал, выглядел огорченным.

— Пойми, — говорил он, — велосипед пока едет — не падает. Надо будет тебя поучить. Вот починю второй велосипед, займусь.

– Ты можешь остаться здесь на ночь, Мэнди, это ясно, но…

– Мне не ясно, – перебила его Элла. – Объясни.

Но времени он не находил ни на починку велосипеда, ни на то, чтоб тренировать сестрицу. Все его помыслы были о рыжеволосой красавице. Так что Лоренца была предоставлена самой себе.

– На улице холодно, я не могу выставить Мэнди за дверь, – ответил Кот. – Но ты должна решить эту проблему, Мэнди. Втроем нам будет тесно. Ну, и… жизнь идет, тебе надо куда-то двигаться.

Все книги, что нашлись в доме, она прочитала, телевизор смотреть не любила, фильмы по видику… Да сколько можно?

Из всех ее знакомых только Кот говорил об этом. О жизни, которая должна куда-то двигаться. При том, что сам вел совершенно бесцельное существование и вообще непонятно как держался на плаву. Однако Мэнди не стала спорить. Время для философских дискуссий было явно неподходящее.

Мама советовала заниматься языком. Сама она обложилась учебниками и уже довольно уверенно строила простые фразы.

В итоге она задержалась там еще на четыре дня и столько же ночей. Обстановка накалялась. На второй день Элла уже открыто выражала свою враждебность. Кот громко мычал, чтобы не слышать ее голоса, а Мэнди плакала. В пятницу днем противостояние достигло пика. Элла пошла в магазин и вернулась с полной сумкой продуктов, за которые платила одна – что не уставала всячески подчеркивать.

Кот не отвечал, Мэнди тоже не знала, что сказать. Тогда Элла перешла от намеков к прямому выяснению отношений:

— Зачем время терять? — воспитывала она дочь. — Все равно в школу пойдешь, надо будет язык учить.

– Ты в самом деле считаешь правильным, Мэнди, что мы тебя здесь кормим? Может, тоже что-нибудь внесешь?

Лоренца только плечами пожимала. Ну да, надо. В школе и выучит. А сейчас вроде каникулы.

У Мэнди оставалось десять фунтов, ее неприкосновенный запас. Теперь их пришлось достать:

Мама не понимала. Для нее освоить еще один язык было привычной забавой, интересной задачей. Она и так знала шесть, а учиться любила. Нравилось ей и заниматься хозяйством — после тесной квартирки, вечной экономии, занудной работы и множества халтур так приятно оказаться хозяйкой большого дома, и не одного. Дом был набит бытовой техникой, для уборки приглашали помощницу, да и неизбалованные мужчины многое делали сами. Так что ей оставались в основном приятные занятия. Подбирать полотенца в ванную в тон кафелю. Сервировать стол: в городе ставить белый сервиз и белые свечи, за городом — тяжелую керамическую посуду, а свечки — цветные. Готовить всё новые блюда. Принимать благодарность от любимого мужа — это после стольких лет одиночества. Мама попала в волшебную сказку. На роль сказочного не принца даже — короля отчим подходил идеально. Дочь все понимала. Но было чертовски грустно, что ей, Лоренце-Ларисе, в маминой судьбе уготована хоть и важная, но не единственная роль. Времена, когда они принадлежали друг другу безраздельно, ушли навсегда.

– Вот. Больше у меня нет.

Лоренца снова вытащила альбом. Пока стояла жара, делала наброски прямо на пляже, жарясь на солнышке. Потом прошли дожди, похолодало. Она влезла в джинсы и кеды и стала совершать пешие прогулки в поисках натуры. Ей понравилась высокая ель, не то чтоб стройная и пушистая, напротив, морские ветры ее согнули и потрепали. Но очень уж она была выразительна. Лоренца решила, что подарит законченную работу маме и подпишет: «Елка».

Лицо Эллы вспыхнуло от возмущения. Мэнди подозревала, что Элла всего лишь искала повод для ссоры. Она ведь знала, что у Мэнди нет денег, и было бы смешно этим возмущаться.

– Десять фунтов? – Элла презрительно поморщилась. – И что мне с этим делать? Ты околачивалась здесь сутками, ела и пила за наш счет, а теперь щедрой рукой швыряешь мне десять фунтов?

Отчим иногда уезжал на несколько дней в город. Они оставались втроем и жили каждый сам по себе.

Мэнди снова заплакала:

Так проходили дни, один неотличим от другого: вчера, сегодня и завтра — близнецы-тройняшки.

– Если б у меня было больше, разве я не дала бы? Откуда мне взять?

И когда в маленьком магазинчике, где она обычно покупала бутылку кока-колы или мороженое, повеяло «Красной Москвой», Лоренца, хотя и замерла на месте, поймала себя на том, что почти обрадовалось. Это уже походило на какое-то приключение.

– Не надо было убегать из дома, если понятия не имеешь, как будешь начинать новую жизнь. В итоге ты нас объедаешь, и…

4

Тут вмешался Кот – и сделал только хуже.

— Это хорошо, что ты больше не убегаешь, — говорила старуха, когда они брели по обочине к автобусной остановке.

– Мэнди почти ничего не ест, – заметил он. – Ты не можешь так говорить, Элла.

Лоренца несла пластиковый пакет, набитый макаронами, пачками смеси для каш быстрого приготовления, рыбными консервами и дешевыми конфетами. Бабка отоварилась от души, то и дело приходилось перекладывать пакет из руки в руку. Сумка с рисовальными принадлежностями все время соскальзывала с плеча. Никогда еще дорога до автобусной остановки не казалась такой длинной.

Элла вспыхнула:

— Я в «Максиму» только по субботам езжу, — рассказывала копия бабушки, — сын меня на машине возит. У меня хорошие сыновья. А дочка — нет, бросила она меня. Замуж вышла, видишь ли. Не пара он ей. Чужие мы…

– Так ты еще и защищаешь ее? Ты – ее! Почему бы просто не признаться, что между вами что-то есть? Думаешь, я такая глупая? Вы оба считаете меня дурой!

Бабушка, услышав про выбор дочери, сказала то же самое: «Чужие!» И бесполезно было говорить, что до своего переезда в Ленинград — тогда еще, в юные предстуденческие годы, — она сама жила где-то в этих краях. До сих пор в минуты волнения бабушка спрашивала «вы имеете?» вместо «у вас есть?»; иногда у нее прорезался легкий акцент, а ее девичья фамилия помогла Лоренце с мамой быстро получить нужные документы.

Кот хотел ее успокоить, но Элла оттолкнула его. На какое-то мгновение показалось, что она вот-вот набросится на него с кулаками. Но Элла только встала посреди комнаты, источая гнев.

– Тебе пора, – прошептал Кот Мэнди.

— Откуда вы меня знаете? — спросила Лоренца. — Мы же незнакомы. Бабушка говорила, что родни у нас тут не осталось… — Она осеклась, подумав, что поминать бабушку было не надо. И вообще лучше язык придержать: старуха и так знает слишком много.

Она немного подумала и согласилась. Надела куртку и поднялась по каменным ступеням к выходу. Слезы текли по ее лицу. Теперь точно придется сдаться. Сопротивление бессмысленно. Все в жизни потеряло смысл.

А та мелко затряслась от смеха:

Ее ждет ненавистный родительский дом. Департамент по делам молодежи. Еще тот будет спектакль! Она ведь сбежала, да и рука выглядит совсем плохо… А значит, они решат забрать ее из семьи.

— Так и сказала? Ну, Регина гордая была. И сейчас такая? — Имя бабушки она произнесла как-то странно, акцент у нее был все же сильный. — С тобой верно, не знакомы. Я и Елку не видела ни разу. Регина давно уехала. В том году… В космос, кажется, полетели. Гагарин. Вот она уехала, не появлялась больше. Тебя как зовут-то?

Из опасения привлечь к себе внимание Мэнди избегала появляться в центре города. В подвале у Кота не было зеркала, но она легко могла представить себя со стороны – немытую, с жирными спутанными волосами, в грязной одежде, насквозь пропахшей подвалом. При этом она очень молода. Такую полицейские точно не пропустят. Да даже и без полицейских, все равно придется сдаться.

— Лариса, — нехотя выговорила Лоренца.

Мэнди понимала, что попала в тупик, но где-то теплилась надежда, что выход существует. Вопреки неумолимой человеческой логике.

Бабка закивала:

На этот раз она услышала, как приблизилась машина. Телефон с наушниками остался в квартире Брендана, поэтому водителю не удалось застать Мэнди врасплох. Он затормозил и остановился.

— Хорошее имя, хорошее. А меня зови Жиежулой. Бабка Жиежула — все меня тут знают. Вот, пришли. Давай ждать.

Автобус не показывался. Уйти было как-то неловко, надо ее хоть в автобус посадить. Старуха продолжала бормотать — то внятно, то начинала молоть какую-то ерунду. Похоже, она все же была старше бабушки и заговаривалась. А может, просто с головой плохо.

Большая темная машина – вот и все, что могла видеть Мэнди. Немного похожа на ту, что была у Брендана. Или у его приятеля. Может, та же самая, но этого Мэнди утверждать не могла. Окно пассажирского сиденья было опущено.

«Беги, – прошептал Мэнди внутренний голос. – Беги быстро, как только можешь».

— Нет автобуса, — жаловалась Жиежула, — сын меня по субботам возит… Ну, я тебе уже рассказывала. Хорошие у меня сыновья. Как они гнались за ней — не догнали. Вышла, вышла замуж за змея этого. А ты послушай, я же вместо нее, — бабка Жиежула опять затряслась от смеха, — я ж ему гусыню подсунуть хотела! Ты представляешь?! Вот было бы смеху. Но хитер, мерзавец. Увез мою девочку… Ты видела город на дне моря? — вдруг спросила она резко и требовательно.

Когда ее подобрал Брендан – это было не так давно, но казалось, вечность назад, – внутренний голос молчал. На этот же раз явно что-то происходило – внутренняя борьба, ощущение опасности, и этот голос…

— Какой город? — Лоренца совсем уверилась, что бабка свихнулась.

Беги, беги, беги…

— Город в море. Когда море тихое, тогда его и увидеть можно, и колокола услышать. Говорят, он не тут затонул, — ну, неправда. Здесь он. Женщина одна его из колодца ведром чуть не вытащила, город этот. Но так его не возьмешь, крепко он засел. Выкупить можно — серебром и кровью. Ну да не о том говорим… Увез он девочку мою. Твоя мама как, замужем счастлива?

Мэнди не могла себе этого позволить. Слишком безнадежной была ее ситуация.

— Это их дело! — огрызнулась Лоренца.

Она подошла к машине.

— Да не буду, не буду говорить… Ты же поняла, что мы не чужие. Хочется знать мне. Но нет, в дом к вам не пойду. Не бойся. И не убегай от меня больше.

— А я от вас и не убегала. Это вы исчезли, слова не сказав.

Часть II

— Убегала… Неслась по лесу, но сыновья у меня быстрее. Не бойся. Вот и автобус. А колу не пей, — совсем бабушкиным голосом сказала Жиежула, забираясь в автобус. — Лучше в гости заходи, настоящим квасом угощу.

Автобус вильнул, взметнул за собой облако серой пыли и скрылся за поворотом. Лоренца осталась на дороге одна. О странном разговоре напоминал только красный след на ладони, оставленный ручками пакета. И это в маленькой лавочке бабулька столько всего накупает, когда прогуляться выходит? А в «Максиме», наверное, полную тележку перед собой толкает и забивает провизией весь багажник машины своего замечательного сына.



Маму Лоренца застала в гостиной. Елена разложила перед собой клубки и крючки и листала рукодельный журнал. Она хотела связать занавески, которые сочетались бы со скатертью, и никак не могла выбрать модель.

— Все такие красивые, — пожаловалась она дочери, — а ты что посоветуешь?

Лоренца ткнула наугад в картинку, мама наморщила лоб:

— Хм… Коротенькие? Знаешь, а ты права. Это то что надо. Рисунок очень хорош и к скатерти подходит. С изюминкой. Вот, их и свяжу. Как думаешь, — кивнула она на клубки, — хорошо будет смотреться?

— Мама, — собралась наконец с духом Лоренца, — у нас тут родня не сохранилась?

— Родня? — Мама подняла бровь. — Насколько я знаю, нет. А почему ты спрашиваешь?

Понедельник, 6 ноября

1

Переезжать в пустой дом – странное ощущение. В действительности, правда, все оказалось не так страшно, как представляла себе Кейт. Просто дом ее родителей, из которого вывезли абсолютно все, выглядел совсем по-другому. Свежевыкрашенные стены. На втором этаже – светлое ковровое покрытие. В гостиной – отполированный паркет. Серая плитка на кухне и в прихожей, вычищенная пескоструйным аппаратом. Сама кухня была единственным местом, где сохранилось что-то от прежнего интерьера – раковина, плита, холодильник и пара подвесных шкафов. Больше ничего.

Кейт захватила с собой коврик для йоги, спальный мешок и отнесла их наверх, в свою бывшую детскую. В ванной повесила полотенце. В гостиной поставила два складных столика перед встроенным в стену электрическим камином. Пластиковую посуду – чашки, тарелки и столовые приборы – убрала в кухонные шкафы. Кошачий лоток со свежим наполнителем поставила в прихожей. Месси[2] – так назвала Кейт свою новую питомицу, имея в виду образ жизни ее прежних хозяев – настороженно обнюхивала углы в доме. Она уже привыкла к лондонской квартире Кейт и, похоже, не была в восторге от переезда.

– Это временно, – успокоила кошку Кейт. – Как только объявится покупатель, мы вернемся домой.

Кейт вздохнула. Она и сама толком не понимала, что забыла в Скалби.

– Отправьте информацию риелтору, – советовала соседка по телефону. – А когда отыщется покупатель, приезжайте оформлять документы. Вам совсем необязательно быть там сейчас. Я могу проследить, чтобы все прошло гладко.

Конечно, соседка была права. Провести две драгоценные недели отпуска в пустом доме – ненужная жертва. Кейт уже связалась с агентом по недвижимости в Лондоне. Он собирался приехать во вторник, посмотреть дом и сделать рекламные снимки. Кейт для этого не нужна.

– Все-таки как это на тебя похоже, – сказала она себе. – Просидеть две недели в пустом доме с кошкой… В Скалби, в ноябрьскую непогоду, в полной изоляции… Хорошо, если объявится покупатель. Иначе в ближайшие несколько дней ты не увидишь никого, кроме кассира в супермаркете. Браво, Кейт! Наконец ты ступила на правильный путь. Теперь в твоей жизни обязательно произойдет что-нибудь по-настоящему захватывающее и прекрасное!

И все-таки она подозревала, что истинная причина того, что она здесь, в другом. Ей трудно было расстаться с домом. Решение о его продаже казалось естественным и единственно верным – Кейт не уставала убеждать себя в этом по несколько раз в день, – но не навестить его в последний раз представлялось невозможным. Именно в качестве владелицы, с возможностью еще немного пожить в этих комнатах. Открыть калитку, войти в сад. Подмести опавшие листья – Кейт заметила себе, что давно пора это сделать – или просто сидеть в гостиной и смотреть на электрическое пламя, как бесконечными зимами в далеком детстве и позже, когда навещала отца на Рождество.

Нигде в мире Кейт не было так тепло, как в этой комнате с искусственным огнем, будто вобравшим в себя родительскую любовь. После того как дом будет продан, она больше не сможет прийти сюда, набраться этого тепла, так помогавшего противостоять холодному внешнему миру. Нужно искать новый источник.

Кейт прочитала множество книжек по психологии на тему любви, тепла и чувства защищенности. Их авторы единодушно утверждали, что все эти вещи нужно найти внутри себя. Что сам человек должен стать для себя источником собственного счастья, только в этом случае он может рассчитывать на чудесное вознаграждение извне.

Последнюю такую книжку Кейт в ярости швырнула в угол. Возможно, психологи правы, но как быть тем, кто не в состоянии сам за волосы вытащить себя из болота? Продолжать страдать от одиночества и бороться с осознанием собственной никчемности?

В общем, постараться за эти дни вобрать в себя как можно больше тепла – единственное, что оставалось Кейт в этой ситуации. А потом продать дом, если, конечно, отыщется желающий. А до тех пор у Кейт будет возможность понаблюдать, как она умеет справляться с собой и собственной жизнью.

Просто в голову пришло, — смутилась дочь. Врать было неприятно.

Линвилл вернулась к машине и достала продукты, которые только что купила в супермаркете на углу Бернистон-роуд. Это место снова напомнило ей об Амели и ее семье. Интересно, как дела у Голдсби? Получается ли у Амели, пусть медленно, шаг за шагом, прорабатывать свою травму?

Кейт положила продукты в холодильник, наполнила миску Месси и поставила чайник на плиту. Она любила пить чай перед камином, когда на улице холод, дождь, и уже сгущаются ранние осенние сумерки. Кейт включила отопление во всех комнатах. Смущал разве что резкий запах краски, но к этому можно привыкнуть.

— Дед рассказывал — никого не осталось. Потому и не ездили сюда.

Стоило Кейт налить кипяток в кружку и положить туда пакетик, как в дверь позвонили. Линвилл нахмурилась. Кто это может быть? О том, что она здесь, знают только коллеги в Лондоне да незадачливый соблазнитель Колин Блэр. Но он не настолько пылает страстью, чтобы мчаться за ней на север, а коллегам здесь тем более делать нечего.

Лоренца захотела чаю с бутербродом. Мама упоенно вертела в руках светло-серый льняной клубок и думала только об уюте, который воцарится в этом, да и в городском доме, когда она развернется вовсю. Талантов у нее было немало, мама умела и свечи лить, и мыло варить, и шить, и вязать. Потом разберусь, решила Лоренца, наливая воду в чайник, пусть вяжет.

Кейт открыла. В свете дворового фонаря вырисовывалась фигура доктора Джейсона Голдсби. «Он плохо выглядит, – вот первое, о чем подумала Кейт. – Как будто не спал ночь».

В кармане она нащупала ту самую монету и расстроилась: забыла Жиежулу спросить, не вспомнила про денежку. А могла бы: расходящийся ворот старухиного платья был застегнут той самой брошкой со змеями.

– Можно войти? – спросил доктор Голдсби.

Лоренца подняла глаза и вдруг увидела город на дне моря.

Они устроились в гостиной перед электрическим камином, с кружками чая в руках. Джейсон был настолько растерян, что поначалу не заметил, что оказался в доме без мебели. И только возле камина, с благодарностью глотнув горячего чая, огляделся вокруг и издал возглас удивления:

Видела она его уже не раз. Точно такой же календарь был и в городском доме. По приезде она даже поддразнила отчима: любимая картина? Тот засмеялся и сказал, что картина, да. Нравится, но всё проще: делали что-то для музея, вот их благодарные заказчики календарями и завалили.

– О‑о-о…

Кейт кивнула:

Город пах сыростью и йодом. Стены домов потемнели, в окна вплывали рыбы, но в окнах светились тусклые огоньки и время от времени мелькали человеческие силуэты. Или почти человеческие.

– Все расчищено и отремонтировано. Риелтор приедет завтра. Я продаю дом.

– Понятно, – Джейсон сделал следующий глоток.

Спокойно и равномерно рокотал прибой. От его шума было некуда деваться: голос моря был слышен в воде или очень влажном воздухе — уже трудно было разобрать. Наверное, море схлынуло и оставило город открытым вечернему небу. Но волны были все ближе, брызги летели ей в лицо, потом в глаза плеснула волна, Лоренца вскрикнула и сжала кулаки. Море заливало улицы. Утопая, Лоренца успела заметить, что равнодушные рыбы вновь поплыли вдоль стен, скользя пустым взглядом по окнам.

– Откуда вы узнали, что я здесь?

В ладонь больно врезалось ребро монеты, и наваждение пропало. Календарь на стене, чайник закипает. Хлопнула дверь — Ажуолас вернулся.

Он неуверенно посмотрел на Кейт.

Лоренца повертела в руке монету, спрятала ее обратно в карман и тихонько выскользнула из дома.

Идти до моря было недалеко, а быстрым шагом — тем более. Берег словно вымер. Даже чайки пропали.

– Заезжал в «Теско». Сегодня удалось пораньше освободиться на работе, вот и решил закупиться. Там я увидел, как вы расплатились и пошли к выходу. Мне хотелось закричать на весь магазин… Но я все-таки вернулся домой и отыскал ваш адрес здесь, в Скалби, в нашей гостевой книге. И сразу приехал сюда… – Он замолчал и поднял на нее виноватые глаза. – Надеюсь, я не слишком вас побеспокоил?

— Ну и где вы? — вслух проговорила Лоренца. — Что вам надо от меня? Что за… Я домой хочу!

– Нет-нет, – поспешила заверить Кейт.

Она предпочла бы провести вечер в одиночестве, но Джейсон не стал бы приезжать сюда без крайней на то необходимости. Было бы жестоко просто взять и выставить его за дверь.

Она не выдержала и расплакалась. Еще немного, и мама поймет: что-то не так. Господи, ей и до психушки недолго! Рыбы, змеи, дома, бабушка — или двойник, кто их, глюки, разберет, — с иностранным именем. Рассказать кому — и наденут на тебя одежды с длинным рукавом, и повезут в красно-белой карете.

Джейсон подул на чай. Он как будто не знал, с чего начать. Кейт ждала.

Море было тихим и некрасивым, как на плохом рисунке.

И вдруг его словно прорвало:

— Идите к черту! — прошептала девочка.

– Семь дней! Верите или нет, семи дней достаточно, чтобы полностью изменить жизнь семьи. Можете себе такое представить?

Она достала монету, подержала ее немного на ладони и без сожаления швырнула в воду. Монетка весело запрыгала по серой глади, оставив на ней пять «блинчиков».

К черту! К черту ваши тайны.

– Вы говорите о семи днях отсутствия Амели?

Она зашагала к дому, но, чуть не дойдя до калитки, свернула в сторону, уселась на траву и зарыдала с новой силой.

– Да. Ужасное время. Самое ужасное в нашей жизни. Но все кончилось хорошо. Жизнь могла бы наладиться. В какой-то момент все должно было стать не более чем кошмарным воспоминанием, но нет…

Ну и чего она добилась? Утопила сувенир? Ай молодец! Только что это изменит? Голова на место встанет?

– Так не бывает, – мягко заметила Кейт.

— Лариса!

– Нет, и нет. Теперь все… другое.

– Как Амели?

Ажуолас неловко топтался рядом, потом приобнял сестрицу за плечи, утешая. Тут же виновато отвел руки.

Джейсон пожал плечами:

— Ну что случилось?

– Все еще не ходит в школу. И она умалчивает о… самых важных деталях. Где он ее держал? Как это выглядело? Что этот… похититель делал с ней?

— Не могу я больше! — ревела сестрица. — Не могу!

Лицо Джейсона болезненно исказилось. Кейт понимала его. Каково представить своего ребенка в руках психопата, который может сотворить с ним все, что вздумается? Но, так или иначе, Амели вернулась…

— Тебе плохо с нами?

– Очевидно, в ее случае подавить кошмар – единственный способ с ним справиться, – сказала Кейт. – Значит, пока у полиции ничего нет, кроме фантомного образа мужчины пятидесяти лет?

Лоренца затрясла головой. Лучше б он ее не жалел, от этой неожиданной доброты все обиды и жалобы на жизнь полезли наружу. Хорошо хоть, выговорить их вслух рыдания не позволяли.

– Да, хотя прояснились кое-какие детали побега.

— Маму твою позвать? — спросил брат.

– Правда?

— Не надо! — испугалась Лоренца. У нее даже слезы высохли. — Пожалуйста, не говори… Она правда решит, что мне плохо, а мне…

Об этом Кейт ничего не знала. Джейсон вкратце изложил актуальную версию случившегося. Рассказал про второго мужчину, в машине которого Амели удалось бежать. Про погоню сквозь тьму, к набережной и далее вдоль нее. Амели уверена, что он ее преследовал. И что не было другого выхода, кроме как перелезть через стену.

— Тебя кто-то обидел?

– Ну, а потом появился наш мужественный Алекс Барнс…

— Не обидел. И мне тут… Знаешь, даже и хорошо. Просто непонятно.

По тону его голоса Кейт поняла, что героический образ спасителя заметно потускнел. Во всяком случае, в представлении Джейсона Голдсби.

— Это пройдет, — пожал он плечами, — привыкнешь. Подожди, я вот починю велосипед, кататься научу. Будешь с нами ездить.

Она доверительно подалась к нему:

— Ага, починишь, — буркнула Лоренца, отыскивая носовой платок, — если Аустея разрешит.

– Что не так с Барнсом?

Ажуолас рассмеялся:

– Он паразит, – выпалил Джейсон. – Противный навязчивый кровопийца, который присосался к нашей семье.

— Она в Лондон едет до конца лета. Запрещать некому.

– В каком смысла «присосался»?



– Однажды Барнс появился на пороге нашего дома с дорожной сумкой в руке. Якобы выселили из квартиры за неуплату. Разумеется, Дебора взяла его под свое крылышко. Что ей еще оставалось?

– Он спас жизнь Амели.

— Так что же случилось? — спросил Ажуолас, когда она оттерла глаза и щеки мягким, пропахшим лавандой лоскутом. Лоренца уже немного успокоилась, хотела отшутиться, но замерла, не в силах шевельнуться.