Это с Тапробаны-то — в Россию… Вот как повернулись наши дела!

— Ванька пишет, что там горячка и голод, — сказал я Беспойску, прочитав письмо.

— Да, — ответил Беспойск. — Корби извещает, что туземцы не хотят входить с нами в сношения, что были уже стычки. Французы бегут.

— Бросим Мадагаскар, — сказал я тихо. — Уедем на Формозу.

— Нет. Это невозможно. Из этих писем я могу сделать только один вывод.

— Какой?

— Нам надо немедленно плыть на Мадагаскар.

И он надел шляпу и выскочил из нашей комнаты, которую мы занимали в скверной гостинице. Я думал, что он побежал к губернатору. Но вдруг пушечный выстрел бухнул где-то за городом. Потом началась шумная канонада.

Я побежал к тому месту, где происходила стрельба.

На камнях, недалеко от губернаторского дома, Беспойск установил наши орудия, и скучающие волонтёры с превеликим удовольствием пристреливали их по невидимой цели. Беспойск расхаживал тут же, помахивая тросточкой и отдавал команду.

Сначала я подумал, что он сошёл с ума от несчастий. Но нет, он командовал бодро, и распоряжения его не были похожи на бред сумасшедшего. Тогда мне сделалось жаль пороху, который я привык беречь ещё с раннего детства. Я пробрался сквозь сизый дым к моему несчастному капитану, генералу и барону и сказал в промежутке между выстрелами:

— Что вы делаете? Зачем стреляете?

— Мы пробуем орудия и порох, — ответил он. — И я буду пробовать их каждый день под окнами губернатора, пока он мне не даст все, что должен…

Порох не был потрачен напрасно. Пушки возымели своё действие. Очевидно, губернатор понял, что иметь дело с Беспойском небезопасно. Уже вечером того же дня он прислал нам записку, что даёт несколько связок мануфактуры и железные изделия для мены с туземцами. Даже лекарств немного обещал из неприкосновенного запаса. Беспойск потребовал водки, и она была отпущена. Мы выиграли кампанию.

«Постильон» был срочно погружён под присмотром Сэно. Мы ушли из Иль-де-Франс 15 января вечером. Противные ветры мешали нашему плаванию. И только 1 февраля мы были у Мадагаскара.

2. Тапробана в натуральном виде

Конечно, я поумнел теперь уже настолько, что не рассчитывал найти на Мадагаскаре, хоть он и оказался Тапробаной, готовое Государство Солнца. Письмо Ваньки меня подготовило к тому, что остров этот значительно хуже Формозы. Но то, что я увидел в день своего прибытия, превзошло все мои опасения.

Мы подошли к Мадагаскару утром. Перёд нами был низкий зелёный берег, за ним чернел мрачный лес, и ещё дальше возвышались громады гор, неприступных и суровых. Мы стали на якорь в бухте Антонжиль, далеко вдающейся в остров. Беспойск приказал дважды выпалить из орудия, чтобы все наши узнали о приходе «Постильона».

Выстрелы прозвучали, но никто не вышел к нашему кораблю. И только после десятого выстрела мы увидали трёх человек, которые нам махали чем-то с земли. Мы спустили шлюпку и очень скоро оказались на берегу.

Лапин, Сибаев и инженер Корби стояли на поваленном дереве. Их трудно было узнать, так они пожелтели и похудели. Они были вооружены ружьями, но ружья едва держались в их руках.

Дверь открылась, и на пороге показалась Александра.

— Как дела? — спросил я Сибаева.

– Дед, можно я пройду и возьму справочник по уголовному праву? – спросила девушка. – Мне надо подготовиться, у нас завтра семинар, – объяснила она.

— Плохо. Вчера Андреянов жену похоронил.

– Александра, я сейчас занят. Подожди. Вот освобожусь, тогда придешь и возьмешь, – строгим, не терпящим возражений тоном произнес Смолянинников.

Беспойск просил проводить нас в лагерь. Мы пошли вверх по берегу, к лесу, над которым высокие пальмы распустили свои крылья. Не доходя с версту до леса, мы наткнулись на какое-то подобие забора, построенного из сучьев, кольев и гнилушек. Забор этот в одном месте был довольно низок. Нам сказали, что это ворота. Мы перелезли через толстое дерево и оказались в лагере.

Александра с большой неохотой – это было видно по выражению ее лица – закрыла дверь. Меня начала раздражать эта бесцеремонная девица. Еще в гостиной до прихода Смолянинникова она явно проявляла интерес к нашему с Анастасией разговору. И вот теперь снова пытается влезть. Понятно, что желание почистить хрусталь было только предлогом, чтобы задержаться в гостиной на время нашего с Анастасией разговора.

Там не было никаких хижин, были только жалкие шалаши, в которые можно было проникнуть, став на четвереньки. Перед шалашами сидели волонтёры и мастеровые с тусклыми глазами и медленными движениями. Они все были больны тропической лихорадкой. Несколько связанных туземцев под охраной больных солдат лежали на земле в центре лагеря. Тут же рядом стоял один-единственный чёрный горбатый бык.

– Так вы, Татьяна Александровна, спросили о статуэтке. Конечно, эта вещь мне была хорошо известна. Иннокентий приобрел ее, когда наш театр оперы и балета находился на гастролях в Монголии, – сказал Смолянинников.

— Где Ванька? — спросил я Лапина.

– Следствию также стало известно, что одно время Иннокентий Константинович приобретал редкие и дорогостоящие образцы монет и марок. Известно ли вам что-либо об этом? – спросила я.

— Помирает. Вон в том шалаше лежит.

– Ну, разумеется, известно. Но только должен вам заметить, что это было давно. Он продал свою коллекцию и марок, и монет и вложил средства в приобретение выставочного зала.

Я побежал к шалашу и влез в него. Ванька лежал на подстилке из пальмовых листьев. Глаза его были закрыты. Я растолкал его и разъяснил, что мы приехали. Ванька грустно посмотрел на меня.

– А не говорил ли вам Иннокентий Константинович о том, что именно он хранил в статуэтке в последнее время? Ведь она была с секретом: с двойным дном.

— Все равно я умру, Лёнька. Здесь не жизнь, лихорадка одна.

— Брось, Ванька. Ты уж, никак, пятый раз умираешь. Почему домов не построили, а на земле спите?

– Подождите, вы что же, считаете, что статуэтку взяли… То есть преступнику нужен был именно Будда?

— Да, построишь тут дома! В лесу обезьян видимо-невидимо, как заорут — мороз по коже пробирает, несмотря на жару. А за каждым деревом — чёрный. Копьями бьют с дальнего расстояния. Трёх французов убили. Не дают леса резать. А главное — работать некому. Все вповалку валяются.

– Да, Аристарх Тимофеевич, такой вывод напрашивается сам собой. Определенно, убийце был известен секрет статуэтки в виде двойного дна. Но если вы говорите, что Иннокентий Константинович уже не хранил там свою дорогостоящую коллекцию в виде марок и монет, то что же там было? Что вам об этом известно? – спросила я.

— С нами сорок человек приехало. Пушки с собой привезли.

— Что с ними делать? Лихорадку из пушки не проймёшь.

Аристарх Смолянинников молчал. У меня было ощущение, что адвокат знает о содержимом тайника, но не хочет говорить. Стало быть, на то имеется серьезная причина. Как же мне выведать у него эту важную информацию? Мне было необходимо найти нужный тон и убедительные аргументы, чтобы Аристарх Смолянинников не оставил без правдивого ответа мой вопрос. Мне нельзя было ошибиться ни в коем случае.

— Хинной корки привезли целый мешок, уксуса.

— Все равно города не выстроим. Не признают нас чёрные.

Между тем пауза затягивалась.

— Но ведь Беспойск приехал, Ванька. Посмотри, как дело закипит!

— Где там!

– Аристарх Тимофеевич, – я первая прервала молчание, – поймите меня правильно. Следствие по делу об убийстве Иннокентия Константиновича топчется на месте. Хотя это и не совсем так. Нам удалось выяснить, что оккультные мотивы к совершённому преступлению не имеют никакого отношения. Убийца, как показало расследование, задался целью пустить следствие по ложному пути. И поначалу ему это удалось. Но в данный момент мне просто необходимо знать, что находилось в потайном ящичке статуэтки. Как знать, возможно, эта информация станет единственным следом, который поможет вычислить преступника.

Дальше мне Ванька рассказал, что с туземцами с самого начала установились враждебные отношения. Откуда-то они получили известие, что Беспойск приедет отбирать скот и жечь рис. Поэтому мальгаши отказались вести торговлю. Явились с копьями. Наши не пустили их в лагерь. Тогда мальгаши начали бросать копья, убили трёх французов. Волонтёры стреляли, ранили семерых, троих в плен взяли. С тех пор пошла война. Чёрные подкарауливают у воды и в лесу. Приходится ходить в лес группами и с оружием. И пищи нет — быков и рис съели.

– Да… Я согласен с вами. Но вы и меня поймите. Я, как поверенный в финансовые дела Иннокентия и как его друг, должен и после его кончины хранить в тайне конфиденциальные сведения. Однако вы правы в одном. Невозможно, скорее всего, будет найти его убийцу, не разглашая известные мне детали относительно содержимого статуэтки. Поэтому давайте поступим следующим образом. Я поделюсь с вами информацией, но не до конца.

Мне стало жаль бедного Ваньку. Я дал ему белый сухарь, а потом выволок его из шалаша на солнце. На свету он был жёлт до невероятности.

– Я готова вас выслушать, Аристарх Тимофеевич.

Недалеко от Ванькиного шалаша Беспойск уже стоял на каком-то ящике и кричал на весь лагерь:

— Ничего не сделали, тысяча ведьм вам в глотку! Зачем с мальгашами перессорились? А хворать разве не стыдно? Что вы, дети, что ли? Никаких разговоров! Все на разгрузку, кто может ноги таскать.

– Иннокентий хранил в потайном ящичке статуэтки отборные алмазы. Их цена составляет несколько сот тысяч долларов, – наконец произнес Смолянинников.

Ему возражал инженер Корби, но он и слушать не хотел. Приказал всем идти к берегу.

– Но ведь вас опрашивали в полиции…

Две шлюпки начали свозить с «Постильона» наши запасы: пушки, порох, бочонки с водкой. Все это стаскивалось в лагерь при громких криках радости. Даже больные вылезли из шалашей и кое-что несли. Французы сейчас же начали шутить и русские заулыбались.

– Опрашивали, – подтвердил Аристарх Смолянинников.

Беспойск для начала приказал выпалить из пушки. Потом открыл бочонок с водкой и стал поить всех желающих. Передал докторам мешки с лекарствами и уксус и велел начать лечение. Даже пленных не забыл: подошёл к ним, разрезал верёвки, вызвал переводчика.

– Но почему же вы ничего не сказали о том, что находилось в тайнике статуэтки? – спросила я.

Пленные были здоровые, немного сухощавые молодцы с блестящим коричневым телом и прекрасными длинными зубами. Они, должно быть, ждали, что их сейчас лишат жизни. Мрачно и зловеще смотрели на нас, как бы готовясь к прыжку.

Я думал: вот люди, ради которых мы приехали на остров. Сумеют ли они понять нас, поддержат ли наши планы? Первое впечатление от них было самое безотрадное. Казалось, что это звери, попавшие в беду.

– Потому что следствие с самого начала квалифицировало это убийство как совершенное в оккультных целях, – с некоторым раздражением ответил адвокат. – Разве мог я предположить, что Иннокентия убили, чтобы завладеть его алмазами? Наконец, я просто не знал, что Будда был похищен, – вполне резонно заметил Смолянинников.

— Объяви им, что они свободны, — сказал Беспойск переводчику.

– Хорошо, я вас поняла, Аристарх Тимофеевич. Но ответьте тогда, пожалуйста, вот на какой вопрос: кроме вас и самого Иннокентия Константиновича, кто еще знал о существовании алмазов в потайном ящичке статуэтки?

Тот произнёс несколько туземных слов. Но пленные по-прежнему стояли без движения. Очевидно, освобождение при таких обстоятельствах не укладывалось в их понимании.

– Никто, – ответил адвокат. – Зачем Иннокентию рассказывать кому-то о своих капиталах?

— Водки! — закричал Беспойск. — Мы их сейчас развеселим!

Принесли целый кофейник водки. Беспойск налил полную чарку и поднёс одному из мальгашей. Тот думал, что это яд, и выплеснул водку на землю. Тогда Беспойск налил другую чарку, выпил её сам и захохотал. Потом снова поднёс мальгашу. Тот выпил и закричал:

– Но вам-то он рассказал, – возразила я.

— Бо!

– Татьяна Александровна, Иннокентий мне не рассказывал, я принимал непосредственное участие в этой сделке.

Беспойск споил мальгашам весь кофейник. А затем велел переводчику сказать:

– Так, значит, вам известно имя продавца! – воскликнула я.

— У нас не будет вражды. Кто завтра придёт без копья в лагерь, получит по кружке водки. Пусть приходит много народу. Мы здесь будем строить дом. Кто будет нам помогать, тем мы будем платить. Гоните сюда быков и тащите рис. Мы всё купим немедленно и вас не обидим. А теперь идите!

Чёрных вывели за ограду, и они, как волки, пустились бежать со всех ног. Даже не оглядывались ни разу. Лес закрыл их своими листьями. И я понял, почему наши боятся ходить в лес поодиночке.

– Да, но эта информация весьма и весьма конфиденциальная. Я был посредником между Иннокентием и коллекционером.

Инженер Корби, когда у него под руками были материалы и здоровые люди, мог проявить себя с самой лучшей стороны. Через час после нашего появления в лагере он уже соорудил из холста большую палатку. Это был наш провиантский склад. Туда мы вкатили наши бочки с порохом и водкой, а пушки расставили вдоль забора, по указаниям майора Мариньи, командира волонтёров.

– Вы можете назвать его имя? – спросила я.

Когда склад был готов и меры обороны лагеря приняты, Беспойск послал меня на «Постильон» к Сэно. Надо было везти на берег мелкие товары, предназначенные для мены. Но когда я сказал об этом Сэно, он сделал удивлённое лицо и заявил, что на корабле больше ничего нет. Сначала я думал, что он решил украсть всю партию сразу и морочит меня. Я полез в трюм, но там действительно ничего не было, кроме ненужного корабельного старья. Тогда я вернулся к Сэно:

– Только если это будет необходимо на самом высоком уровне, – твердо ответил Смолянинников. – Ведь мы сейчас с вами ведем неофициальную беседу, не так ли?

— Где же те вещи, которые губернатор пообещал отпустить нам?

– Да, это так, – согласилась я.

— Он их оставил у себя на Иль-де-Франс. Сказал, что нам довольно и пушек.

— Но чем же мы будем платить туземцам за работу?

– Надеюсь, вы, Татьяна Александровна, поняли меня правильно. Я дорожу своей репутацией. Если я начну направо и налево обнародовать фамилии лиц, которые участвуют в серьезных сделках на очень крупные суммы, мне перестанут доверять. Кроме того, не будут доверять и моим партнерам, которые работают вместе со мной. Продавец алмазов – человек абсолютно надежный, он не будет рисковать своей репутацией ради жалких, по его меркам, средств.

— А это вы узнайте у господина Беспойска…

Я поспешил к Беспойску и сообщил ему прискорбную новость.

– Хорошо, я вас поняла, Аристарх Тимофеевич. Спасибо вам за информацию. До свидания.

— Я так и думал, — сказал он спокойно. — Не мог же Майар не устроить нам прощальной пакости.

Аристарх Смолянинников проводил меня, открыв дверь кабинета. В коридоре, ведущем в холл, я снова увидела Александру. На этот раз она нашла себе новое занятие: метелкой из разноцветных искусственных волокон внучка адвоката сметала пыль с декоративной полочки, уставленной фарфоровыми фигурками. Я обратила внимание на напряженное выражение ее лица. Наверняка Александра подслушивала, о чем мы говорили с ее дедом. Увидев меня, девушка тотчас сменила напряжение на безразличие.

— Но что же мы будем давать мальгашам, барон?

Я вышла на лестничную клетку, вызвала лифт и спустилась на первый этаж. Нажав внутреннюю кнопку домофона, я вышла из подъезда и тут же наткнулась на входящую внутрь пожилую женщину. От неожиданности она отшатнулась и едва не упала. Я успела ее вовремя подхватить.

— Прежде всего не зови меня больше бароном. Здесь не Париж. Зови губернатором. Ведь я губернатор Мадагаскара. А что касается товаров, то нам надо что-нибудь придумать. Может быть, кому-нибудь придётся съездить на Иль-де-Франс. Он сделал несколько распоряжений и уехал ночевать на «Постильон», где у него остались жена и маленький сын. А. я пошёл по лагерю без всякой определённой цели. У ворот Андреянов приколачивал доску. На ней по-французски и по-русски было написано:


«По распоряжению губернатора к реке ходить только с оружием. В лес не ходить совсем».


– Ради бога, извините, – сказала я.

Вот в какую сторонку занесло нас в конце концов! Я припомнил мученическую смерть Панова и стрелу, которая оставила метину у меня на плече. Стало невесело.

– Все ж таки аккуратнее нужно выходить, – сделала замечание женщина. – Все куда-то так торопятся, так бегут, что того и гляди с ног собьют и не заметят даже. Хотя к вам это не относится, вы хотя бы поддержали меня, – заметила она. – Это я о другой девушке говорю. Почти с ног меня сбила и ворвалась в подъезд, как будто на электричку или самолет опаздывала. На днях это было. Самое интересное, что на часах натикало уже почти два часа ночи. Ну, я-то с собакой гуляла, а она, интересно, с кем? Правда, девица та была крепкая на вид, отпор кому следует наверняка могла бы дать.

Вечером мы все собрались в палатке, которую Беспойск велел разбить на всякий случай. Наступила чёрная ночь. Огненные жуки, как пули, протыкали воздух. Из лесу неслись странные крики, и нельзя было понять, кричали это люди или звери. Обстоятельный Сибаев высказывал свои соображения о колонии:

Как интересно! Чем-то меня царапнули эти слова о крепкой девице. Что-то в них было… Но что?

Женщина вошла в подъезд, а я дошла до своей припаркованной машины.

— Жить здесь не сладко будет. Больно страна сырая. А лес тесный, не пройдёшь сквозь него. И чёрные злые.

Сев в машину и поразмышляв пару минут, я решила поехать в дом, где проживал Иннокентий Подхомутников. Меня интересовала Алевтина Геннадьевна Митрошечкина, ведь именно через пожарный выход из ее квартиры преступник мог проникнуть в квартиру Подхомутникова и совершить убийство. В тот день, когда мы со стажером Анатолием Загребенниковым опрашивали консьержек обоих домов, Митрошечкина отсутствовала. Консьержка пояснила, что Алевтина Геннадьевна была в командировке. Но, возможно, она уже возвратилась из нее. Может быть, сегодня мне повезет и я застану ее дома.

— Да, не разживёмся здесь, — простонал Чулошников, который все ещё надеялся разбогатеть.

Я быстро доехала, благо пробок на дорогах, учитывая вечернее время, почти не было. Я припарковалась, вышла из машины, вошла в подъезд и на лифте поднялась на последний этаж. Я не сразу нажала кнопку звонка, а с минуту постояла около двери, прислушиваясь. Было тихо, из квартиры не было слышно ни одного звука. Неужели Митрошечкина еще не вернулась и я приехала напрасно? Но, может быть, женщина уже легла спать? Кто знает, у всех ведь свой режим.

— Ничего, братцы, как-нибудь обернёмся, — пытался смягчить положение Ерофеев. — Тоже ведь не лыком шиты.

Я наконец позвонила. Сначала за дверью было тихо. Затем я услышала отдаленные неторопливые шаги. Наконец шаги послышались у самой двери, но открывать ее, кажется, не собирались. Я снова нажала кнопку звонка.

Мы ещё поговорили некоторое время, а потом легли спать. Я долго не мог заснуть и вышел посмотреть на небо. Оно не было похоже на наше, камчатское. Все звёзды другие. И это подействовало на меня скверно. Как будем дальше жить? Ведь платить чёрным за рис нечем. Даже думать не хотелось об этом. Одно оставалось — лечь спать. И я заснул, утешив себя пословицей, что утро вечера мудреней.

– Кто? – спросил немного хрипловатый женский голос.

Утро действительно оказалось мудреней вечера. Я проснулся рано и вышел посмотреть на бухту. Недалеко от берега наш маленький «Постильон» спал на якоре. Но вдали я увидел какой-то другой, большой корабль, который очень медленно шёл к нам на буксире шлюпок. Я присмотрелся и увидел, что это «Дофин», на котором мы шли из Макао во Францию. У меня сейчас же от сердца отлегло. Я смекнул, что с корабля этого нам можно получить товар. Растолкал Лапина и Сибаева. Мы сбежали к берегу и уселись на туземную лодку, выдолбленную из одного ствола. На этой лодке мы подошли к «Постильону».

– Алевтина Геннадьевна Митрошечкина здесь проживает? – спросила я.

Я поднялся на палубу и тихо постучал в каюту Беспойска. Он вышел с намыленными щеками и бритвой в руках.

– Да, здесь, – ответила женщина. – Это я.

— Что случилось?

– Алевтина Геннадьевна, меня зовут Татьяна Александровна, я частный детектив. Откройте, пожалуйста, мне необходимо с вами поговорить.

— Сюда идёт «Дофин», губернатор.

Послышался звук отпираемых замков, и дверь раскрылась, но только на расстояние дверной цепочки.

— Ты что, заболел, что ли?

— Нет, здоров. Смотрите сами.

– А откуда я знаю, что вы – частный детектив? – спросила Митрошечкина. – Я, вообще-то, не вызывала никого.

Не могло быть никакого сомнения, что корабль этот был «Дофин». Беспойск хлопнул в ладоши, обтёр щеки и вернулся к себе в каюту. Обратно вышел со шкатулкой.

– Алевтина Геннадьевна, я сейчас покажу вам свою лицензию. А поговорить мне с вами необходимо, потому что я занимаюсь расследованием убийства Иннокентия Константиновича Подхомутникова. Он жил в соседнем с вами доме.

— Считай деньги. Только смотри, чтоб ветер их не разнёс. Это мои личные.

Я просунула свою лицензию через дверную цепочку и стала ждать, пока Митрошечкина ее изучала. Наконец женщина полностью раскрыла дверь и вернула мне лицензию. Митрошечкиной на вид можно было дать лет сорок или чуть больше. Это была немного полноватая, невысокая брюнетка со стрижкой каре и длинной челкой. Одета женщина была в трикотажный короткий халат, из-под которого выглядывали пижамные брюки.

Я начал считать и увидел, что денег много — тысячи ливров ассигнациями. Кончив подсчёт, заявил Беспойску:

– Татьяна Александровна, я правда не понимаю, чем я могу вам помочь, но если вам необходимо со мной поговорить, что ж, проходите. – Женщина посторонилась, пропуская меня.

— Пятнадцать тысяч ливров.

Митрошечкина провела меня в гостиную и указала на угловой диван с бархатной бежевой обивкой.

— Мы их сейчас пустим в оборот.

– Прошу меня простить за мой вид, я сегодня вернулась из поездки, очень устала и решила пораньше лечь спать. Даже задремала немного.

И мы отправились на «Дофин», который как раз в это время гремел якорем.

– Алевтина Геннадьевна, я вас надолго не задержу, только задам необходимые вопросы, – сказала я.

Капитан на «Дофине» был знакомый. Он сообщил, что потерпел небольшую аварию по пути с мыса Доброй Надежды и зашёл на Мадагаскар, чтобы срубить несколько деревьев и запастись водой. На пятнадцать тысяч ливров он отпустил нам много материй, ниток, железных изделий. Теперь мы смело могли поджидать туземцев с их быками и рисом.

– Вы что-то сказали про какое-то убийство. Я не совсем поняла. Кого убили в нашем доме? – спросила Митрошечкина.

3. Первые шаги

– Убийство произошло не в вашем доме, а в соседнем, – пояснила я.

– Тогда тем более непонятно, почему вы пришли в наш дом и именно ко мне? – женщина недоуменно посмотрела на меня.

Если бы не лихорадка, наше положение на Мадагаскаре было бы не так плохо. После всех смертей и дезертирств у нас все же осталось около полутораста человек колонистов. Из этого числа сто человек вербовались как солдаты. Но по условиям найма они должны были не только сражаться, но и ходить в далёкие разведки, держать караулы и даже наблюдать за работами. Во главе этого отряда стоял майор Мариньи, отставной военный очень доброго нрава. Совершенно непонятно было, как он сделался солдатом, и ещё непонятнее, зачем понесло его на Мадагаскар. Возможно, что его привлекло жалованье, которое было всем выдано во Франции за год вперёд. Помощником у него был молодой лейтенант Демарш. Этот бежал из Франции от долгов и все время очень скучал.

– Сейчас я все объясню.

Помимо солдат, с нами были мастеровые различных специальностей. Правда, все они совершенно не предполагали, в каких условиях им придётся работать. Но всё-таки каждый из них знал своё дело. Мастеровыми руководил Корби, о котором я уже говорил. Далее, с нами были доктора, несколько канцеляристов и заведующий складами Сэно. Конечно, все эти люди ничего не сделали бы и разбежались, если бы во главе дела не стоял Беспойск. Здесь, на Мадагаскаре, он мог проявить себя во всей полноте.

В это время из соседней комнаты, не торопясь, с важным видом вышла бесшерстная кошка. С видом королевы она уселась на колени к Митрошечкиной и, недовольно посмотрев на меня, мяукнула.

Он одинаково был способен на большое дело и на малое. В нём соединялось сразу несколько человек. Сегодня он был крикуном, на другой день — хитрецом, но каждый день он не знал усталости и страха. Он горел мыслью, которую принуждён был скрывать. Кучка в полтораста колонистов на берегу и их деятельность его мало интересовали. Он приехал сюда для тех сотен тысяч чёрных, которых скрывала от нас стена тропического леса. Он не знал этих чёрных и они не знали его, но он верил в то, что они поймут в конце концов, в чьих интересах высадился он на этом сыром берегу, объединятся, забудут свою дикарскую лень и примутся за работу по плану, который он составил в Париже. К этому он решил двигаться хитростью, насилием, уговорами, но неуклонно. Он совершал малое, имея в виду большое. Он не стукнул бы пальцем о палец, если бы это было безразлично для его основного дела. Только один он из всех нас умел видеть среди бедствий и нищеты ростки Государства Солнца.

– Грета, иди в спальню, – приказала кошке ее хозяйка, но животное даже не шелохнулось.

Конечно, государство это было где-то далеко в будущем. Пока наши намерения были гораздо скромнее. Нам надо было выстроить себе дома, чтобы справиться с болезнью, и затем не умереть с голоду. И того и другого не сумел сделать наш авангард. И вот Беспойск со всею энергией принялся навёрстывать то, чего не сделал Корби.

– Сейчас я ее запру, а то она нервничает, когда в квартире находятся посторонние, – объяснила Митрошечкина и вместе с кошкой на руках скрылась в соседней комнате. Вскоре она оттуда вернулась и заперла дверь. Тотчас же из спальни послышалось раздраженное мяуканье.

Его доброе отношение к чёрным уже сказалось на другой день после нашего приезда. Мы не успели ещё водворить в склад новых запасов с «Дофина», как увидали большую группу мальгашей, которая не спеша двигалась от леса к нашему лагерю. Правда, в руках у мальгашей были копья, но они пели какую-то песню не боевого склада. Беспойск приказал зарядить пушки картечью и в сопровождении переводчика вышел к ним навстречу. Сзади Лапин катил небольшой бочонок водки. Я замыкал шествие с полдюжиной кружек в руках.

– Ничего, она сейчас успокоится, – заметила женщина. – Так что же все-таки произошло? – спросила она.

Мы подошли близко к мальгашам, они прекратили пение. Слышно было, как они дышат сосредоточенно, и мы чувствовали уже запах их тел. Как бы заранее сговорившись, чёрные начали усаживаться в кружок. Мы оказались посередине. Теперь картечь в наших пушках уже не могла помочь нам.

– Алевтина Геннадьевна, пока вы находились в командировке, был убит мужчина, который проживал в соседнем с вами доме и тоже на последнем этаже. Как и вы. Мы провели расследование и осмотр квартиры убитого Подхомутникова Иннокентия Константиновича и выяснили, что из его квартиры на крышу дома имеется выход в виде пожарной лестницы. У нас возникло предположение, что в квартиру Подхомутникова убийца попал из вашей квартиры, потому что у вас имеется точно такой же выход на крышу. Скажите, вы часто пользуетесь этим выходом?

Беспойск сел на бочонок и велел передать переводчику:

— Вот я приехал на ваш остров и хочу жить в мире с вами. Но надо, чтобы и вы не обижали моих людей.

– Да ни разу! Я ни разу не воспользовалась этим выходом. Зачем мне это? Слава богу, в нашем доме не было пожаров, а ведь этот выход необходим только в этом экстремальном случае, – ответила Митрошечкина.

В ответ на это мальгаши замурлыкали, а один из них, очень высокого роста, с белой тряпкой на плечах, вышел вперёд. Его волосы были заплетены косичками, и в одной руке у него был маленький белый щит. Он произнёс длинную речь, ударяя себя в грудь и показывая то на лес, то на море.

– Хорошо. Тогда скажите, пожалуйста, может быть, кто-то из ваших знакомых воспользовался пожарной лестницей?

Переводчик сказал:

– Да нет! – воскликнула женщина. – Этого просто не могло быть! Этим выходом на крышу никто и никогда не пользовался!

— Мальгаши рады приезду белых. Но они очень не любят, когда белые стреляют в них из ружей. Пусть лучше этот порох и этот свинец им передадут в руки без помощи ружей. Тогда все будет хорошо.

– Ладно. Тогда я предлагаю вам вместе со мной пойти и посмотреть. Просто в то время, когда вы находились в отъезде, у нас не было возможности осмотреть ваш пожарный выход со стороны квартиры. Давайте сделаем это сейчас, – предложила я.

Беспойск ответил:

– Ну, давайте, – согласилась Митрошечкина. – Чтобы добраться до пожарной лестницы, нужно пройти на кухню, а оттуда в тамбур. Там и находится выход на крышу по пожарной лестнице.

— Никто в вас не будет стрелять, и товары вы от нас всегда получите. Мы хотим выстроить тут деревню, и вы должны помочь нам в этом. За работу будем давать материю и нитки. Кроме того, гоните к нам побольше быков.

– Совершенно верно. Точно такая же планировка и в квартире убитого Подхомутникова. Пойдемте.

Мальгаш ответил:

— Если не будет стрельбы, вы без быков не останетесь. И дома мы вам построим, где вы прикажете.

Беспойск спросил, обращаясь к высокому вождю:

— Как тебя зовут?

— Силюлю, вождь племени силюлю.

— Водки! — закричал Беспойск и соскочил с бочонка.

Лапин вышиб дно, я начал наполнять кружки. Мальгаши оказались прекрасными ребятами. Они выпили весь бочонок до дна, а после этого станцевали нам немного. Мир был восстановлен.

Уже к вечеру больше сотни чёрных пришли к нам строить дома. Они воткнули свои копья в землю и взялись за топоры.

Наши плотники на Мадагаскаре сидели без дела. Они привыкли строить из готовых брёвен и досок, а ничего этого у нас не было. Да и заготовить трудно было. Мы не знали сортов деревьев, а те, что были в ближнем лесу, для стройки годились мало. Об их древесину ломались зубцы наших пил.

Глава 3

Строительные приёмы мальгашей были иные. Они делали нам дома из веток и листьев. Это были какие-то гнёзда на ножках. Но на первое время лучшего и не требовалось.

Мы с Алевтиной Митрошечкиной отправились на кухню. Я открыла дверь в углу и сделала шаг в тамбур, в котором находилась пожарная лестница, ведущая на крышу дома.

Инженер Корби вычертил план нового города. Пока это были две улицы, пересекающиеся крест-накрест. Посередине находилась площадь. Весь город мы решили обнести крепкой стеной, к которой прилегали бы загоны для скота.

– Боже мой! Что это? Кто это сделал? – испуганно воскликнула стоящая сзади меня Митрошечкина.

Я уже видел на Формозе, как быстро строятся тропические домики. Поэтому нисколько не удивился, что через четыре дня наша деревня была готова. Правда, ещё не было сплошного забора вокруг, но улицы уже заполнились домиками. В домах мы повесили гамаки и поставили сундуки. Деревня была названа Люисбургом, в честь французского короля. На главной площади развевался французский флаг.

– Что случилось, Алевтина Геннадьевна? – спросила я женщину. – Что вас так напугало?

Самому Беспойску мальгаши выстроили тоже плетёный дом, но значительно выше и больше наших. В этом доме было несколько комнат и терраса по фасаду. Окна закрыли кисеёй, и жена Беспойска с нянькой и сыном переехала с «Постильона».

– Господи! – снова запричитала Митрошечкина. – Кто устроил весь этот бедлам? Кто залез в мою квартиру?

Как только корабль освободился, Беспойск дал приказ капитану Сонье идти на Фуль Пуэн, северный мыс Мадагаскара. Там капитан должен был организовать постройку форта и магазина. Капитану даны были нужные товары, и «Постильон» ушёл. Мы оказались отрезанными от мира.

– Успокойтесь, пожалуйста, Алевтина Геннадьевна, прошу вас.

Но плакаться нам было некогда. Работа кипела. Наши плотники с помощью мальгашей уже выбрали нужные сорта деревьев, валили лес и распиливали его на доски. Было предположено выстроить деревянный склад и контору. Из камней сложили горн. Так возникла кузница, где чинили инструменты и точили топоры. По настоянию майора Люисбург опоясывался земляным валом, и у нас не хватало лопат. Скоро и лопаты стали выделываться в кузнице.

– Да как же я могу успокоиться? – женщина чуть не плакала. – Посмотрите, какой здесь беспорядок! Нет, не беспорядок, а просто разгром!

Действительно, в тамбуре все было перевернуто с ног на голову. Точнее сказать, перевернули только тот угол, который примыкал к выходу на крышу.

Даже больные на наших глазах начали поправляться. Горькая хинная корка многих поставила на ноги, уксус и водка ей помогли.

– У меня здесь стояли мешок с мукой, еще один куль с сахарным песком и несколько упаковок «лагмановской» лапши, я предпочитаю этот бренд, – объясняла Митрошечкина. – Все было аккуратно сложено вон в том углу. Когда я уезжала в Москву, я все еще раз проверила. Я очень люблю порядок. Чтобы каждая вещь лежала на отведенном ей месте. А теперь видите, что получилось? О боже! Еще и это! Да вы только посмотрите! Какой кошмар!

И по части питания дела были не так плохи. В нашем загоне стояло двенадцать быков, выменянных на товары. И мы ожидали ещё стадо голов в тридцать.

Все начало налаживаться быстро, прямо как по команде. Можно было уже думать, что твёрдое основание колонии заложено. Беспойск собирался ехать внутрь острова, знакомиться с племенами, как только земляной вал вокруг города будет закончен. Он считал, что добрые отношения с туземцами завязаны и теперь надо развивать их. Но он ошибся. Все наши главные беды были впереди.

Да, упаковки с продуктами были отодвинуты от входа на пожарную лестницу и кое-как брошены в противоположный угол. Кроме того, на полу валялось несколько разбитых трехлитровых банок с огурцами и помидорами. Не оставалось никаких сомнений, что весь этот кавардак был устроен в отсутствие хозяйки.

4. Враги и друзья

Я подошла к двери, находившейся рядом с лестницей, и взялась за ручку. Замка на двери не было, дверь легко подалась и приоткрылась.

– Видите, Алевтина Геннадьевна? Дверь свободно открывается, – заметила я.

Все началось с пустяков. Ночью из вагона пропал чёрный бык. Чулошников, который заведовал скотным двором и у которого этот бык был записан на особой доске углём, явился с доской к Беспойску и доложил ему о пропаже быка. Чулошников с двумя волонтёрами обегал опушку леса и заросли у реки, но не нашёл ничего. Он вернулся и сообщил, что не иначе, как чёрные увели быка. Они не принимали никакого участия в поисках и все время пересмеивались.

– Да вижу, вижу. Но кто сдвинул мои вещи? Кому вообще могло прийти это в голову? Что вообще все это значит? А что, если меня ограбили? Господи, я ведь только сегодня вернулась и настолько устала, что только приняла душ и сразу легла. Я ведь ничего толком и не проверила! Но откуда же я могла знать? Боже мой! Татьяна Александровна, я должна проверить, все ли мои вещи на месте, может быть, что-то пропало.

Тогда Беспойск издал распоряжение, что после захода солнца никто не имеет права приближаться к скотному двору. Часовые получили приказание стрелять после двух предупреждений. Все это было объявлено мальгашам через переводчика.

Продолжая горестно восклицать, Митрошечкина вернулась в гостиную, а затем в соседнюю комнату. Там она пробыла довольно долго. Наконец женщина возвратилась в гостиную.

И несмотря на это, в ту ночь часовые окликнули двух чёрных, но те не ушли. Часовые стреляли и ранили одного. Его притащили в лагерь и оставили там до утра, чтобы выяснить, зачем он гулял ночью так близко от скотного двора. Но утром мы не нашли его. Каким-то образом он убежал.

– Слава богу, в спальне все находится на своих местах, – облегченно выдохнула Митрошечкина и буквально упала в кресло.

На другой день в лагерь явились двадцать мальгашей со щитами и копьями. Они подошли к дому Беспойска и вызвали его на улицу. После этого Силюлю, который был во главе группы, произнёс длинную речь.

– Алевтина Геннадьевна, – обратилась я к ней, – вы сказали, что ваши упаковки с продуктами находились в том углу, из которого лестница ведет на крышу. Так?

Беспойск спросил у переводчика:

– Ну да, – подтвердила женщина и недоуменно посмотрела на меня. – Я решила, что когда вернусь, то приглашу мастера, чтобы он сделал мне полки. Поэтому я и попросила доставщиков продуктов занять тот угол. А что такого?

— Что он говорит?

– Так ведь вы своими продуктами загородили выход на крышу. А это, между прочим, практически единственное спасение при пожаре, – объяснила я.

Переводчик ответил:

– Ой, я вас умоляю! – отмахнулась Митрошечкина. – Какие еще пожары? В конце концов, это моя квартира, моя собственность. Я вправе расставлять свои вещи там, где считаю нужным и как считаю нужным. Я никогда не пользовалась этим выходом на крышу и не собираюсь этого делать. Зачем мне выходить на крышу? Глупости какие!

— Он просит перевести его речь уже после того, как они уйдут из лагеря.

Я пожала плечами.

— Ну хорошо, пусть уходят.

– Разумеется, вы можете загородить пожарный выход своими вещами, Алевтина Геннадьевна. В конце концов, пострадает, в случае чего, только ваша собственная квартира. Так что ответственность за безопасность всецело лежит на вас.

Мальгаши ушли, переводчик сказал:

– Да что вы все время упираете на какую-то там безопасность? Да эти правила нарушаются сплошь и рядом! Вот, например, в доме, тоже в многоквартирном между прочим, там, где я жила раньше, некоторые жильцы вообще блокировали возможность прохода с одного балкона на другой. А ведь это было предусмотрено опять же правилами пожарной безопасности. Да и в квартирах сплошное нарушение всех правил. Вот у меня сосед на прежней квартире, не знаю уж, что ему взбрело в голову, взял и подсоединил холодильник к розетке не через удлинитель, а через обычный провод какой-то и пустил его вдоль водопроводных труб по полу. Представляете? Там, где постоянно влага, да и потоп может быть. А еще…

— Он просил передать, что за каждого убитого чёрного будет убито пять белых.

– Алевтина Геннадьевна, – прервала я ее, – о правилах безопасности и об их нарушениях можно говорить долго. Но меня больше волнует то, что вашим проходом на крышу воспользовался преступник, который убил человека.

— Только и всего?

– Господи! – Женщина всплеснула руками. – Еще и это! Преступник был в моей квартире! Но как же он сюда попал? А может, вы меня подозреваете? Считаете, что это я убила того мужчину? Скажите, ведь подозреваете?

— Да. Раненый был братом Силюлю.

Голос Митрошечкиной становился все более взвинченным.

Беспойск дал распоряжение немедленно прекратить все работы в лесу. Люди были переведены на земляные работы в лагерь. Несколько дней прошло спокойно. Но чёрные один за другим под разными предлогами покидали работы. Они вынимали из земли свои копья, возвращали наши лопаты и уходили в лес. В конце недели у нас не осталось чёрных рабочих.

– Алевтина Геннадьевна, успокойтесь. Давайте просто поговорим по существу, – предложила я.

– Нет, подождите, подождите. Вы мне лучше скажите, когда произошло это убийство? Какого числа? – продолжала гнуть свою линию Митрошечкина.

Зато в один прекрасный день в лагерь явились женщины-мальгашки. У них были с собой целые корзины плодов мангового дерева. И они предлагали нам купить эти плоды и уступали их по одной иголке за корзину.

– Три дня назад, – ответила я.

Это показалось подозрительным. Женщины в лагерь к нам никогда не приходили раньше. Мы предложили мальгашкам самим попробовать плоды, но они побросали корзины и разбежались. Наш доктор определил, что плоды были отравлены.

– Замечательно! – радостно воскликнула женщина. – То есть, конечно, замечательно не то, что произошло убийство, а то, что у меня имеется алиби. Значит, так. Приехала я сегодня, у меня имеется пассажирский билет на поезд Москва – Тарасов. В Москве я была неделю, жила в пансионате в Бекасово и каждый день посещала мероприятия, которые проводила компания «Мери Кей». Вся наша делегация подтвердит вам, Татьяна Александровна, что я никуда не отлучалась за все это время! – Митрошечкина с торжествующим видом посмотрела на меня.

– Хорошо, Алевтина Геннадьевна, я вам верю, – ответила я.

– Нет, подождите, что значит «верю»? – не унималась женщина. – Вы мне прямо скажите: вы меня вычеркнули из списка убийц?

– Алевтина Геннадьевна, убийца пока не найден, поэтому в данный момент мы можем вести речь только о подозреваемых, – объяснила я.

– Ну, ладно, пусть будет так. Но вы все-таки скажите, я не вхожу в ваш список подозреваемых? – настаивала на своем женщина.

– Ну, предположим, нет. Но давайте все-таки поговорим вот о чем. Вы сказали, что никогда не пользовались выходом на крышу и даже не открывали дверь, ведущую туда. Замка там не оказалось, дверь свободно открывается. Так как же такое могло получиться?

– О господи! – Митрошечкина схватилась за голову и начала раскачиваться из стороны в сторону. – Ну не знаю я! Ну вот я совершенно не в курсе того, как такое могло произойти! Ну почему это случилось в моей квартире?

– Ладно, я вам верю, Алевтина Геннадьевна. Но все-таки подумайте и скажите, кто мог в то время, когда вас не было в городе, находиться в вашей квартире?

– Да никто! Разве ж я могла подумать, что кто-то в мое отсутствие проберется в мою квартиру, переворошит тамбур, откроет дверь, ведущую на крышу? А потом переберется по крыше в соседний дом и совершит убийство? Да такое мне даже в самом страшном сне не могло присниться! Боже мой, боже мой! Я теперь не смогу быть спокойна за свою безопасность ни на минуту! Я сейчас же поеду в полицию и напишу заявление! Я все подробно опишу, как в мое отсутствие злоумышленник проник в мою квартиру! Я обязательно поставлю квартиру на видеонаблюдение. Я знаю, такое возможно. Одна моя приятельница так и сделала. Надо было и мне последовать ее примеру. Тогда бы не было такого! Но, как говорится, пока гром не грянет… Ах, как все это ужасно!

– Алевтина Геннадьевна, пожалуйста, сосредоточьтесь и постарайтесь вспомнить, кто же мог все-таки оказаться в вашей квартире в то время, когда вы отсутствовали?

Мне с трудом удалось прервать поток слов, буквально льющихся из уст Митрошечкиной.

– Да боже мой, никто! Я ведь уже сказала вам! Какие еще могут быть посторонние в моей квартире?

Женщина с недоумением посмотрела на меня.

– Но ведь у вас есть кошка. Как же вы оставляете ее на столь продолжительное время без кормления? – спросила я.

– Ах, Грета… да. Но ее приходит кормить одна моя очень хорошая знакомая. Ах, она сама кошатница. И она с удовольствием приходит ухаживать за Гретой, когда я уезжаю.

– Значит, вы оставили своей знакомой ключи от квартиры, – резюмировала я.

– Ну естественно, я оставила ей ключи. Иначе как бы она попала в квартиру? – Митрошечкина посмотрела на меня и воскликнула:

– Так вы ее, что ли, подозреваете?! Ну это уже полное безумие! Я с ума сойду от всего этого! Ну не могла она убить, не могла!

– Подождите, Алевтина Геннадьевна, расскажите мне об этой женщине, которая приходила кормить вашу кошку.

– Ее зовут Елизавета. Ремесленникова Елизавета Николаевна. Мы с ней вместе учились в музыкальной школе по классу фортепиано. Потом поступили в музыкальное училище, ну а дальше – в консерваторию. Но работать по специальности ни она, ни я не стали. Нет, какое-то время мы все-таки поработали преподавателями в музыкальной школе. Но потом я поняла, что не выдержу давления ни со стороны вечно недовольного руководства школы, ни со стороны вечно недовольных родителей. Да и сами ученики… лентяи и малопригодные к обучению. В основной своей массе. Небольшой процент действительно способных, тех, кого можно обучить, не в счет. И тут случай свел меня с одной девушкой, она оказалась независимым консультантом косметической компании «Мери Кей». Так я попала в эту компанию и нисколько не жалею об этом. Надо мной нет начальников, от слова «совсем». Я сама планирую свое время.

– Я поняла вас, Алевтина Геннадьевна. А что вы можете сказать по поводу вашей подруги Елизаветы Николаевны? Это ведь она приходила кормить вашу кошку? – спросила я.

– Да, Лиза здорово меня выручает. Как я уже сказала, мы с ней обе оставили педагогическую деятельность. Лиза в данный момент является председателем тарасовского областного клуба любителей кошек «Кошкин дом». Кошки – это настоящая страсть Лизы. Она еще со школы тащила домой бездомных кис, хотя ее домашние были против. Лиза и меня заразила своей любовью к кошкам. Хотя нет, я все-таки более сдержанна в проявлении чувств к кошачьей братии. Но Грету сосватала мне именно Лиза.

– Так, значит, ваша подруга – любительница кошек… – задумчиво сказала я.

– Да. А что такое? – встревоженно спросила Алевтина Митрошечкина. – Господи, неужели вы, Татьяна Александровна, думаете, что это Лиза устроила весь этот кошмар? Что это она разбила мои банки с заготовками и расшвыряла все продукты?! О боже! Да Лиза ни за что бы не смогла подняться по этой пожарной лестнице! С ее-то комплекцией!

– Вы-то сами как думаете, Алевтина Геннадьевна? Если это сделала не ваша подруга, то тогда, получается, что это сделали вы.

– Да вы что! – вскричала женщина. – Вы еще обвините меня в убийстве этого мужчины из соседнего дома! Вы еще скажите, что это я открыла дверь, ведущую на крышу, проникла в соседний дом и убила мужчину! Да до сегодняшнего дня я и знать о нем ничего не знала! И потом, я ведь вам уже сказала, что у меня есть алиби. Вот мои билеты!

Митрошечкина резко встала и, пройдя в соседнюю комнату, через минуту появилась с билетами в руках.

– Вот, пожалуйста, взгляните. Я могу вам дать координаты моих коллег, с которыми я вместе была в Бекасово. Они подтвердят, что я никуда не отлучалась с нашего мероприятия.

– Хорошо, я все проверю, будьте уверены, – пообещала я.

– Татьяна Александровна, а знаете что? Давайте я вот прямо сейчас, сию же минуту возьму и позвоню Лизе, – предложила Митрошечкина. – Сейчас позвоню ей и спрошу, зачем она открыла дверь, ведущую на крышу. И тогда все прояснится. Вы сами сможете узнать у Лизы все, что вас интересует.

– Нет, Алевтина Геннадьевна, – остановила я Митрошечкину, – я сама поговорю с вашей подругой и сделаю это тогда, когда сочту нужным. И вот еще что. Я вас убедительно прошу не сообщать Елизавете Николаевне о нашем с вами разговоре. Ваша подруга ничего не должна знать до тех пор, пока я с ней не встречусь. Я надеюсь на вашу сознательность, – строгим голосом сказала я. – Вы сейчас напишете мне ее телефон и адрес, а я вызову криминалиста для того, чтобы он обследовал тамбур на предмет следов и отпечатков. Вы меня поняли?

– Да, конечно, поняла, – несколько растерянно сказала Митрошечкина. – Сейчас напишу.

Женщина прошла в соседнюю комнату, а я набрала Кирьянова.

– Володь, это я. Слушай, мне срочно нужен криминалист. Дело в том, что в доме, который соседствует с домом, где проживал Иннокентий Подхомутников, обнаружился пожарный выход на крышу. Предположительно, именно им и воспользовался убийца Подхомутникова. Сможешь сейчас прислать криминалиста? – спросила я.

– Сейчас посмотрю, кто свободен. Давай адрес.

Я продиктовала.

– Ну, жди, сейчас узнаю.

Минут через пять Кирьянов вновь подал голос.

– Тань, удалось поймать только Евгения Никифорова, – сообщил он.

– Кто это такой? Что-то не припомню такого.

– Да он недавно у нас работает. Но парень толковый.

– Ладно, давай своего Никифорова.