Опасались люди не зря. Сразу после смерти отца Федор поручил управление государством избранной Грозным пятерке. Началась кратковременная пентархия, власть пяти, она быстро уступила «святое место» Борису Годунову.

— Входи. Стой. Жди.

Пентархия (или Верховная дума) начала действовать в первые же минуты после смерти Грозного. Ночью 18 марта из Москвы в ссылку были высланы самые близкие к бывшему царю бояре, слуги, воеводы. Некоторые попали в темницу. Всех родственников Марии Нагой взяли под домашний арест. Утром город взволновался. Но пентархия в первые дни действовала уверенно: бояре присягнули Федору, доложили народу через глашатаев о воцарении второго сына Анастасии, назначили день венчания на царство, отослали в Углич Марию Нагую, ее сына, родственников, слуг, отряд стрельцов. Федор провожал Нагую, печальный, с Дмитрием простился нежно, да вдруг разрыдался. Для «слабоумных» столь откровенные рыдания не являются чем-то трудно объяснимым. Бог дал им право плакать. Но улыбающийся Федор Иванович плакал не дебильными слезами.

Вхожу, стою, жду. Двери за спиной закрылись. Копошение на полу справа. Что-то отодвинули, что-то сдвинули. Не к месту вспомнилась вошедшая в народ фраза из кинофильма «Белое солнце пустыни»: «Здесь должен быть подземный ход!»

Он плакал так горько и «осмысленно», как некогда плакал старец Зосима на пиру у псковской Марфы Дворецкой. Младенец Дмитрий радовался: весна была, солнце. Что-то недоброе чувствовал блаженный царь в тот день.

Бельский отказался ехать в Углич. Этот ход вызвал разные кривотолки в толпе – кто-то (наверняка из пентархии!) подбросил в разгорающийся костер сухих веток. Страшные слухи побежали по улицам столицы: Бельский отравил царя Ивана Васильевича, готовит яд для Федора, чтобы посадить на московский трон Бориса Годунова. Народ доверчив, как малое дитя.

— Полезай вниз по лестнице. Не упади.

Но если бы это наивное дитя, московский народ, спросил бы себя, с какой стати Бельскому нужно было травить Рюриковичей, чтобы возвести на престол безродного Годунова, то вряд ли это мудрое создание нашло бы вразумительный ответ.

Ах как трогательно! Какая забота о моем теле! Забавно, однако. Подземные ходы на моем жизненном пути уже встречались.

В Москве вспыхнул бунт.

Ощупываю стопой пол перед собой. Вот оно — квадрат пустоты и перекладины лестницы вниз. Спускаться, держа руки за спиной, нелегко. Но я же ниндзя. Я должен справиться, за мной наблюдают, нельзя разочаровывать зрителей. Назвался груздем — полезай в кузов.

Если верить летописцам, в нем принимали участие двадцать тысяч воинов, простолюдины, боярские дети, купцы, ремесленники. Все они, влюбленные в царя, ринулись к Кремлю. Там гостей никто не ждал – чудом вовремя закрыли ворота, организовали горстку стрельцов для защиты.

Лезу вниз, балансирую на лестничных перекладинах. Я справился — не упал. Под ногой твердая поверхность. Слабый запах пота щекочет нос. Вокруг обширное замкнутое пространство. Ясно — мы пришли, это додзе. Ладно, буду вежливым, буду соблюдать уставы чужого монастыря.

Пентархия собрала Думу на совет, а бунтовщики, в советах не нуждаясь, захватили Царь-пушку, развернули ее в сторону Фроловской башни. По родному Кремлю да из мощной пушки, которая еще по врагам-то не палила, разве можно стрелять? Федор Иванович послал на переговоры Мстиславского и Никиту Романовича, дьяков братьев Щелкановых. Они приблизились к могучему орудию, спросили у народа, в чем причина волнений.

Выполняю церемонный поклон, говорю громко:

«Бельских-отравителей подавайте сюда!» – крикнул кто-то из толпы.

— Ос! Приветствую додзе, священное место, где познается Путь…

Дело, которое начал Иван IV, поигрывая с неподготовленной толпой в демократические игры, переходило в следующий этап, когда народ, почувствовав силу, становится слишком уж высокомерным.

Молчание. Шаги за спиной, скрип досок пола.

«Бельского!» – ревела толпа.

Легкий толчок в спину, знакомый голос Красного:

Парламентеры обещали разобраться в важном деле, доложили царю о причине возмущения.

— Иди!

Переговоры продолжились. Толпе предложили компромиссное решение, и она его приняла: Бельского отправили воеводой в Нижний Новгород.

Иду.

Бунтовщики в дерзких воплях не коснулись имени Годунова, родного брата жены Федора Ивановича, Ирины. Некоторые ученые связывают этот странный факт (Бельского услали, а его сподвижника оставили в покое!) с именем сестры, в которую царь был ласково влюблен, оставаясь и в любви блаженным.

— Стой!

Останавливаюсь. Чужие пальцы развязывают узел у меня на затылке. Повязка падает с глаз.

Ирина же в те, весьма ответственные для мужа дни «утвердила» союз царя и брата. Она долгое время исполняла, находясь между братом и мужем, роль, схожую с той, которую исполняет шайба, не давая возможности гайке раскручиваться под воздействием всевозможных встрясок.

Подвал. Большой просторный подвал, переоборудованный в спортзал. Источник света — керосиновые лампы вдоль стен. В их неярком свете блестит дерматин боксерских мешков. Мешков маловато — всего четыре, по одному мешку в каждом углу. Вдоль стен справа и слева стоят в ряд, навытяжку, подростки в черных комбинезонах с капюшонами, скрывающими лица. Рядом с боксерскими мешками по углам помещения люди в разноцветных костюмах. С автоматами Калашникова в руках. Сзади, за спиной, в левом углу мужик в синем балахоне, в правом — мужчина в коричневом. Впереди тоже двое цветных — слева оранжевый, справа — фиолетовый. Все четыре автоматных ствола смотрят на меня.

В последний день мая 1584 года был совершен торжественный обряд венчания Федора Ивановича на царство. Главными «ассистентами» митрополита Дионисия в этом действии были Борис Федорович Годунов, Дмитрий Иванович Годунов (дядя царицы) и Никита Романович Юрьев, брат Анастасии. Все – не из рода Рюриковичей!

Впереди у стены установлена шелковая ширма в псевдояпонском стиле. Где вы, пятидесятые годы, когда подобные ширмы отгораживали девичьи кровати в рабочих общежитиях? Пятидесятые отгремели рок-н-роллом, а ширма, вот потеха, пригодилась. Намалеванные на шелке тигры создают необходимый восточный колорит.

После торжественного обряда в Архангельском соборе Москва неделю пировала, веселилась. Празднества закончились громадным военным парадом на большой поляне за городом. Только в сопровождении царя находилось двадцать тысяч пеших и пятьдесят тысяч конных, роскошно экипированных воинов. Стрельцы были одеты в тонкое сукно и бархат.

Рядом с ширмой, сбоку, стоит еще один ниндзя — в белых одеждах.

Федор Иванович, с любезной улыбкой принимая дары от подданных и иностранных гостей, завершил празднества воистину по-царски: уменьшил налоги, освободил из темниц и вернул поместья тем, кто пострадал от политики отца, выпустил с миром пленных, жаловал саном боярина многих заслуженных людей. Он наградил Ивана Петровича Шуйского всеми доходами города Пскова. Но! Бельского царь из Нижнего Новгорода не выпустил, а Бориса Годунова, которого почему-то причисляют к друзьям Бельского, Федор Иванович одарил с такой щедростью, что брат Ирины в одночасье стал самым богатым человеком Русской земли и самым влиятельным, не нуждающимся более в пентархии, о которой все быстро забыли: Мстиславский, Юрьев и Шуйский превратились в обыкновенных думских бояр, а Борис Годунов стал полновластным правителем крупнейшей восточноевропейской державы при Блаженном царе.

Старый знакомый, красный ниндзя, отошел к стене у меня за спиной.

Выходит, ошибся я насчет подземного хода. Это был не подземный ход, а вход в подземелье. Скучно, господа. И подобные зловещие подвалы я тоже повидал на своем веку. Единственное новое ощущение трудно передать словами. Однако попробую.

Федор Иванович после пиров, истомивших его душу, отправился в поход по Русской земле, от монастыря к монастырю. Вот уж радость была для человека блаженного, вот уж повезло ему с воцарением! Во времена отцовские о таком он и мечтать не мог. Ходил он по русским дорогам вместе с царицей Ириной, сопровождаемый пышной свитой да полком телохранителей, навязанных Борисом, умилял народ скромным ликом, безобидной улыбкой, и народ, неглупый, небездушный, привыкал к ходоку и к тому, что страной правит Борис Годунов, и правит энергично, не грубо, уверенно, стараясь удовлетворить тех, кто создает материальные блага для себя и страны.

Представьте себе больничную палату сумасшедшего дома, в которую врачи собрали всех безумных, называющих себя Наполеонами. А теперь представьте, что в эту палату входит настоящий Наполеон Бонапарт…

Первые полтора года царствования Федора Ивановича и правления Годунова прошли в мирных делах. Борис, опираясь на Никиту Романовича Юрьева и князя Ивана Федоровича Мстиславского, руководил страной спокойно. Но Юрьев умер, а Мстиславский, человек нерешительный, поддался уговорам Шуйских, Воротынских и Головиных, вошел в их союз и согласился, пользуясь доверием правителя, зазвать его к князьям на пир.

Кто же здесь за главного? Рискну предположить, что это Белый. Церемонно кланяюсь Белому, вежливо произношу:

Рюриковичи хотели убить Бориса, но верные люди донесли о готовящемся злодеянии Годунову. Тот доложил о заговоре царю. Федор наказал провинившихся не жестоко: Мстиславского насильно постригли, Воротынских и Головиных посадили в темницы, Шуйских, впрочем, не тронули. Казнить никого не решились, даже после того, как Михайло Головин сбежал к Баторию, что явилось для Годунова убедительным доказательством существования заговора. Борис проявил в этом деле завидное хладнокровие. Жертвы ему были не нужны. Пока. Пока народ присматривался к нему, сравнивая его с Грозным, Рюриковичем и с Федором, блаженным, тоже Рюриковичем. Князья, не имея возможности скомпрометировать правителя, авторитет которого неуклонно возрастал, уже в открытую «стыдились унижения Рюриковых державных наследников». Годунов обратился за помощью к митрополиту Дионисию. Тот выслушал правителя, призвал в Кремлевские палаты псковского героя Ивана Петровича Шуйского и Бориса Федоровича Годунова, долго и терпеливо говорил им о том, что страна нуждается в мире, что надо простить друг другу мелкие грехи. Знаменитый полководец и не менее знаменитый новый политик делали вид, что разделяют мысли митрополита и готовы последовать его совету. Владыка успокоился. Борис подал Ивану руку первым. Шуйский ответил на рукопожатие. Они поклялись быть верными друзьями.

— Я принес деньги. Шесть тысяч долларов в обмен на похищенного.

Тишина. Белый никак не прореагировал. Хотя нет. Вот он встрепенулся и ушел за ширму. Голос из-за ширмы:

Князь вышел на площадь перед Грановитой палатой, рассказал всем собравшимся людям. Москвичи радовались.

— Дзэнин спрашивает: что означают твои слова про клан Тогакурэ?

«Иван Петрович! Что вы наделали? И нас, и вас Борис погубит!» – крикнули из толпы два купца, не уберегли себя. Шуйский промолчал. А ночью купцов взяли люди Годунова и отправили так далеко, что больше о них никто не слышал.

Ага! Все понятно! Как же я мог забыть? По идее, дзэнина должны знать в лицо только чунины. Рядовые бойцы (генины) не удостаиваются чести лично лицезреть руководителя, вот он и спрятался за ширмой, а для пущей конспирации (чтобы и голоса его никто лишний не узнал) слова дзэнина озвучивает Белый подручный.

И тогда соперники решили нанести Борису открытый удар. Понимая, что приязнь Федора к правителю зависит от Ирины, митрополит, Иван Петрович Шуйский с единомышленниками договорились просить царя развестись с бесплодной женой, избрать другую супругу, чтобы та родила наследника.

— Я не вправе сказать более, чем я сказал.

Без наследника никак нельзя! Род Рюриковичей в опасности! Доброхоты умирающего рода нашли сыну Грозного подходящую невесту, сестру Мстиславского, погибшего по воле Годунова, написали Федору послание.

Действительно, что я могу еще сказать про клан Тогакурэ? Пересказать его историю? Нести бредятину, подобную той, что вешал мне лапшой на уши покойный братишка Федя Храмов? Лучше отделаться таинственным и многозначительным: «Я не вправе». Это загадочно, это интригует, и любой из тех, что находится сейчас в зале, волен трактовать мое многозначительное заявление сообразно со степенью своего сумасшествия.

Они все продумали до мелочей. Сестра Мстиславского, будь она женой царя, исхитрилась бы, нашла бы нужные слова, ласки, приговоры, и не видать бы Годунову почета, авторитета, отправился бы он по следам князя Мстиславского. Очень точен был расчет. Всего два момента не учли сторонники митрополита и Шуйского: 1) блаженные (особенно блаженновлюбленные) не изменяют даже бесплодным; 2) Борис зорко следил за каждым движением противника.

— Ты ниндзя?

Голос Белого принял угрожающий оттенок.

Узнав о заговоре, он явился к митрополиту и стал убеждать его в том, что развод при законной здоровой жене есть беззаконие. Дионисий был потрясен словами правителя, его логикой.

— Да, я ниндзя, — отвечаю торжественным тоном.

Митрополит обещал ради мира внутри страны никогда не помышлять о разрушении царской семьи (а значит, и благополучия Годунова), а Борис, в свою очередь, поклялся не преследовать виновных в этом деле. На том они и разошлись.

— Генин?

Исполняя обещания, правитель оставил врагов в покое. На некоторое время. За попытку разрушить супружеский союз Ирины и Федора пострадала ни в чем неповинная сестра князя Мстиславского. Летописцы не сообщают, как она отреагировала на планы знаменитых мужчин и что при этом думала. Отказаться от предложения ей было бы трудно, как и любой княжне на выданье. Она и не отказалась. И попала за это в монастырь. Чтоб другим девицам на выданье неповадно было мешать Годунову.

— Чунин.

— Каков цвет твоего ги?

Через некоторое время Годунов расправился со всеми врагами. Рюриковичам был нанесен очередной страшный удар. Но шанс продержаться еще чуть-чуть у них был.

Что значит «ги»? Вспомнил — московские каратеки-полиглоты так называют одежду для занятий боевыми искусствами. Что мне ответить? Ниндзя отродясь не наряжались в разноцветные маскхалаты. Градуировка по цвету — местное изобретение. Конечно, коржанский дзэнин распустил слух: дескать, цветные одежды — великая тайна истинных ниндзя. Значит, меня сейчас проверяют на принадлежность к «истинным». Попробую не ударить в грязь лицом.

Об этом шансе Борис прекрасно знал. В Ливонии жила вдова короля Магнуса, дочь князя Владимира Андреевича Старицкого с двухлетней дочерью Евдокией. Этот брак организовал еще Иван Грозный. Годунов мог знать, что на Западе в XVI веке женщины восседали на престолах. Мария Тюдор, Мария Стюарт, Екатерина Медичи справлялись с монаршими обязанностями. На Русской земле эту роль могла исполнить королева по отцу, прямой потомок Рюрика, Евдокия!

Если предположить, что здешние чунины — бывшие сенсеи карате, то логична версия с аналогами цветных каратешных поясов и разноцветных ги.

Годунов и здесь поспел. Обольстив несчастную, бедствовавшую в Пильтене вдову богатыми обещаниями, он выманил ее из Ливонии; она, радостная, явилась в Москву и услышала суровый приговор: тюрьма или монастырь. Мария выбрала иночество, уговорив злодея оставить при ней дочь. Злодею было все равно, где губить двухлетнюю Евдокию, она вскоре умерла на руках у матери, как считают историки и летописцы, неестественной смертью. После этого Годунов мог немного передохнуть от утомительной борьбы с остатками могущественного рода.

Как там, в карате, величаются разряды? Кажется — кю. Восьмому кю соответствует белый пояс, седьмому — желтый и так далее, вплоть до коричневого. Черный пояс это уже не кю, это дан (в спортивных федерациях поиметь дан означает получить звание мастера спорта).

Практически все исследователи того периода биографии Бориса Годунова считают, что он уже в первые годы царствования Федора Ивановича мечтал о престоле: действительно, многие ходы его (особенно в борьбе с Рюриковичами) говорят в пользу данного предположения. И если согласиться с тем, что правитель упорно расчищал перед собой дорогу к русскому престолу, то следующей жертвой его просто обязан был стать юный Дмитрий.

Концы с концами и сходятся, и одновременно не сходятся. Цвета — плагиат из классики карате, их значение — фантазия дзэнина из города Коржанска.

А в этой истории очень странную роль сыграла Мария Нагая, последняя жена Ивана IV Грозного.

Организаторы секты ниндзя (или правильнее сказать — банды?) ощущали дефицит в символике и атрибутах и разрешили эту маленькую проблему попросту — чего не знали, то сочинили и объявили плоды своего творчества «истинными секретными таинствами».

Опошленные кинобоевиками понятия «белый ниндзя» и «черный ниндзя» здесь совершенно ни при чем. В кино белый ниндзя — хороший, черный — злодей. Почему так повелось? Объясню. В древних трактатах по искусству шпионажа есть такие понятия, как «шпионы жизни» и «шпионы смерти». Досужие сценаристы обозвали их, соответственно, белыми и черными. Между тем шпионы смерти — это ниндзя, сознательно жертвующий собой ради достижения высшей цели.

Ученые, а раньше – летописцы, хронографы, авторы агиографической литературы, а также писатели, прочие любители поразмышлять приводят различные версии о том, нужна ли была Годунову смерть царевича, мог ли он организовать убийство, было ли вообще убийство Дмитрия, мог ли кто-либо из многочисленных Лжедмитриев быть царевичем. Прекрасная тема для любителей исторических криминальных случаев! Прекрасные логические цепочки строят в оправдание своих версий Н.М. Карамзин и Валищевский, С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, Р.Г. Скрынников. Очень сложное, запутанное дело.

— Мое ги красного цвета, — отвечаю я уверенным голосом.

Борис Годунов имел огромную власть, много преданных ему, а лучше сказать, его деньгам, людей. Он мог бы организовать убийство наследника престола, за которым стояли еще не поверженные Рюриковичи, народ. Но! В 1561 году казаки помогли некоему греку Василиду, объявившему себя племянником Самосского герцога Александра, захватить молдавский престол и править два года! В 1574 году казаки выступили с самозванцем Ивонией, назвавшимся сыном молдавского господаря Стефана VII. Через три года они помогли третьему самозванцу Подкове, «брату Ивонии». В 1591 году в истории украйной вольницы произошел четвертый аналогичный случай! Эпидемия самозванцемании мутила головы казаков и любителей половить рыбку в мутной воде, в Смутные дни. Борис Годунов знал о молдавских самозванцах, а значит, он понимал, что мертвый Дмитрий мог стать для него врагом более страшным, чем живой.

А почему бы и нет? Тот мужик с клеймом на лбу одет во все красное. Будем считать, что мы одного уровня. И мне спокойнее, и ему не так обидно.

Выслушав и переварив мой ответ, дзэнин за ширмой задал вопрос голосом своего Белого глашатая:

Так или иначе, но 15 мая 1591 года царевич Дмитрий был убит в Угличе во дворе царского дворца. На крик кормилицы, свидетельницы преступления, прибежала мать, а затем и толпы людей, озверевших, готовых убивать всех, причастных к убийству. В тот день погибло в результате самосуда несколько человек. Народу этого хватило, город затих.

— Зачем ты оскорбил моего посланника?

Имеется в виду, как я понял, похабное словечко, вырезанное осколком стекла на лбу у посланника. Отвечаю на этот раз абсолютно честно, лишь самую малость покривив душой:

«Когда известие об убиении царевича пришло в Москву, – вспоминал позже Исаак Маас, – сильное смущение овладело и придворными, и народом. Царь Федор в испуге желал, чтобы его постигла смерть. Его по возможности утешили. Царица также была глубоко огорчена, желала удалиться в монастырь, так как подозревала, что убийство совершилось по внушению ее брата, сильно желавшего управлять царством и сидеть на троне». С сестрой Борис тоже договорился быстро, успокоил ее. А о народе он не думал как о серьезном сопернике. Хронограф Сергей Кубасов пишет о том, что Борис, видя возмущение народа по поводу убиения Дмитрия, якобы «послал по Москве людей запалить славные дома, чтобы отвлечь подданных от угличского дела и занять их делами личными». Чушь, конечно! Сам-то хронограф Сергей Кубасов не видел, как Годунов раздавал приказания о поджогах, но важно другое: он слышал слухи. А слухи просто так в толпе не рождаются, даже самые фантастические. Они всегда имеют под собой почву и смысл. Годунов не обратил в тот момент на слухи никакого внимания.

— Тогда я не знал, что он мой брат — ниндзя. Я думал, он просто бандит…

Вскоре в Углич прибыла следственная комиссия из трех человек: князя Василия Ивановича Шуйского, окольничего Андрея Клешкина и Дьяка Вилузгина. Две недели они пытались найти улики… самоубийства царевича Дмитрия, якобы зарезавшего себя ножом во время приступа падучей, и, собрав материал для отчета, вернулись в Москву.

На самом деле я уже тогда начал обо всем догадываться, и даже еще раньше, сразу же после того, как мальчик-шпион пытался покончить с собой.

— …Я боялся, что принесу деньги в лес, и бандиты меня убьют без всяких разговоров. Оскорбив члена банды, я надеялся вызвать у него желание низменной мести. Надеялся спровоцировать бандита на поединок. Вы, братья ниндзя, понимаете — исход подобного поединка предрешен. Ниндзя не умеют проигрывать. Не так ли, уважаемый оякатасама?

И с этого момента Годунов перестал чувствовать себя спокойно. Сколько-нибудь обоснованно изложить версию о самоубийстве не удалось, но именно ее и приняли, несмотря ни на что. Уже один этот факт мог насторожить всех заинтересованных: эпилепсия – не столь уж редкая болезнь, но не так часто в припадке падучей больные убивали себя.

Оякатасама — японское слово, означающее «глава клана», синоним слову «дзэнин».

Не имея серьезных доводов и, главное, возможности высказать свое мнение, народ молчал. Ждал. Недолго ждал.

Главарю за ширмой слово «оякатасама» явно незнакомо. Оно его озадачивает, в нашем диалоге возникает пауза.

Федору поднесли доклад Собора, который был созван специально для рассмотрения этого дела. В докладе говорилось: «Жизнь царевича прекратилась судом Божиим; Михайло Нагой есть виновник кровопролития ужасного, действовал по внушению личной злобы и советовался с злыми вещунами, с Андреем Мочаловым и с другими; граждане углицкие вместе с ним достойны казни за свою измену и беззаконие».

Нагло осматриваюсь по сторонам. Получаю множество информации для размышления, спешно ее анализирую.

Федор выслушал доклад и передал дело боярам, приказав казнить виновных. Это действительно слабоумное решение ставит под сомнение «блаженность» царя, блаженные не убивают. Федор то ли устал блаженствовать, то ли действительно был ленивым недоумком, этим приговором обрек на смерть более двухсот ни в чем неповинных людей (другим отрезали языки, многих бросили в темницы, выслали большую часть населения Углича в Сибирский город Пелым). Это был один из самых глупейших приговоров за всю Российскую историю. Борис Годунов, от которого зависело окончательное решение царя, проявил в тот момент политическую близорукость. Возвысившись над всеми, он превратился в слишком самоуверенного царедворца, оторвался от того, что избалованные высоким положением люди пренебрежительно называют толпой. На вид толпа безлика, тупа, бараноподобна. Иной раз она поражает воображение непоколебимой ленью, бессловесностью, терпением, всепрощением. Это – толпа. Очень энергоемкое существо. Этакий мощный конденсатор, на пластинах которого скапливаются плюсы и минусы человеческого мусора. Естественно, этот процесс накопления энергии пробоя не бесконечен. Годунов мог бы смягчить приговор слабоумного. Он этого не сделал. И ответ пришел тут же. Молчаливая толпа, не имея иных средств борьбы с зарвавшимся правителем и слабоумным Рюриковичем, вспомнила одно свое старое средство. Не со зла вспомнила, но от обиды за двести убиенных и тех, кому вырезали, якобы за ненадобностью, языки в городе Угличе. В народе пошли слухи о Борисе Годунове.

По правую руку вдоль стены восемнадцать подростков, по левую — шестнадцать. Возраст — от четырнадцати до двадцати — двадцати трех. Две трети подростков смотрят пустыми, безумными глазами. Разыгрывающийся здесь фарс они воспринимают совершенно серьезно. В принципе довести человека до состояния так называемого зомби элементарно просто. Методика провокации психических расстройств давно уже апробирована алчными лидерами тоталитарных сект и их приспешниками. Поменьше сна, побольше медитаций (сидения в позе лотоса и сосредоточения на процессе дыхания), обожествление наставника — гуру, формирование новой системы ценностей, в которой преданность — главное достоинство, и т. д., и т. п. Но далеко не все подростки из присутствующих здесь прошли полный курс промывки мозгов. Во многих глазах я вижу вполне осмысленное выражение. Кто-то из мальчишек боится, кому-то интересно. А вот в глазах тридцатипятилетних (ориентировочно) мужчин в цветных комбинезонах легко читается неприкрытая циничная усмешка. Мол, мы все понимаем. Здорово ты, фрукт столичный, извернулся. Ломаешь комедию нам под стать. Врубился, падла, как мы пацанов охмуряем, въехал в тему и гоношишься, думаешь, самый хитрый.

Заметьте! Мы ни слова не сказали о Марии Нагой, матери якобы заколовшего себя эпилептика Дмитрия, сына Ивана IV Грозного! А действительно, где же мать-то была несчастного?

Голос Белого прерывает мои размышления:

Сразу после трагедии она постриглась в монахини под именем Марфы. Многочисленные представители ее рода подверглись опале.

— Ты принес деньги?

— Да. Я уже говорил.

Мария-Марфа не имела права выбора в данной ситуации. И обвинять ее пока вроде бы ни в чем нельзя, хотя она как мать наследника престола, как женщина, как «глава угличской команды» обязана была организовать все меры предосторожности, и, главное, она должна была знать совершенно точно: погиб ли сын ее или нет, похоронили его или нет. Похоже, она этого не знала, или не хотела знать, или мечтала получить со своего несчастья в будущем политический дивиденд, или… стоп-стоп! разве можно так о матери, потерявшей сына? Разве ей в те страшные дни могло о чем-то мечтаться?! Разве не кощунственно говорить и даже думать так о женщине? Кощунственно, спору нет. Но, ознакомившись с работами разных авторов об этом деле, о русской Смуте начала XVII века, о поведении Марии Нагой, забывается само слово – кощунство, – но отношению ко всем политикам, пытавшимся использовать эпизод в Угличе в своих целях. Это действительно было кощунственно.

— Бросай их сюда, мне.

Справедливости ради стоит отметить, что еще хуже Марии Нагой вели себя мужики: князья, дознаватели, царь, митрополит, Борис Годунов, высоко взлетевший и потерявший «чувство земли».

Так сказано, будто забыли про наручники на моих запястьях. Издеваются, ждут, что я сам напомню про браслеты и напорюсь на вопрос: «Если ты ниндзя, неужели ты не можешь освободиться от оков?» Сами небось освоили какой-нибудь фокус с игрушечными наручниками из набора иллюзиониста-шарлатана и не раз демонстрировали его доверчивым пацанам. Теперь хотят меня разоблачить на глазах юной публики.

В той сложной ситуации Борис Годунов мог сыграть в истории Московского государства роль Ликурга в истории Спарты и Лакедемона. Дело в том, что Ирина – а в мае 1591 года это все видели! – была беременной. В начале июня она родила дочь, которую назвали Феодосией, то есть угодной Богу. Мать и отец радовались этому событию, а русский народ, уже втихую ненавидевший Бориса, разносил по улицам городов и сел странный слух-сомнение: а не подменил ли Годунов Ирине сына на дочь? Появились и вопросы посерьезнее: «А может ли Феодосия, в том случае если Ирина не родит сына, наследовать царский престол?» Как мы уже говорили, в ту эпоху женщины неплохо справлялись с монаршими обязанностями в других странах. Но на Руси они официально не имели права занимать царский престол.

Спокойно опускаю руки по швам. Наручники с глухим стуком падают на пол.

Так и есть. Пацаны подобное уже видали. С их стороны никакой особой реакции, а вот зрачки у разноцветных сенсеев удивленно расширились.

Сложнейший вопрос не давал покоя многим. Эта политическая головоломка отвлекла всех от причин гибели царевича Дмитрия. В народе (от смердов до князей!) зрела «моральная опала» Бориса Годунова. Его и только его народ хотел обвинять во всех бедах, не желал понимать, что беременная Ирина перекрывает путь к престолу царевичу Дмитрию, потому что царь Федор, каким бы он слабоумно-блаженным не родился, наверняка завещал бы престол сыну своей возлюбленной жены Ирины, а не брату Дмитрию, родившемуся, ко всему прочему, в браке незаконном, то есть в седьмом или восьмом!

Белый вышел из-за ширмы. А ну как баксы у меня были бы не в пакете, а россыпью? Пришлось бы тебе, любезный, подойти поближе и забрать купюры из моих умелых опасных рук. К сожалению, баксы завернуты в газету и перевязаны ниткой.

Борису Годунову Дмитрий, незаконнорожденный (почему историки забывают эту важную деталь?!), был не соперник, особенно при беременной Ирине, законной жене царя! А значит, ему незачем было организовывать его убийство. С другой стороны, рождение законного наследника или наследницы (не так же просто он заманил в свои сети вдову и дочь короля Магнуса, Марию и Евдокию!) ставило перед ним непреодолимую преграду на пути к московскому трону, оставляя ему всего лишь навсего роль русского Ликурга.

Лезу в карман за деньгами. Автоматные стволы оживают, прицелы корректируются. Что ж вы, братцы? Как детей зомбировать, так вы ниндзя, а как со взрослыми дело иметь — сразу же пушки наголо, будто простые бандиты?

Между прочим, если встать на позицию яростных доброжелателей Бориса Годунова, то можно сделать радостный для них вывод: брат царицы Ирины, дядя царевны Феодосии мог бы неплохо справиться с ролью русского Ликурга, мог бы!

Что ни говори, а бандюк остается бандюком и во фраке миллионера, и в рубище нищего, и в карнавальном цветастом костюме японского ниндзя.

Бросаю пакет с баксами Белому. Он ловит и перебрасывает за ширму.

При благоприятном стечении обстоятельств. А вот они-то, начиная с гибели Дмитрия, упрямо ухудшались: для Бориса Годунова и для Русского государства наступило время суровое.

— Оружие в карманах есть? — спрашивает Белый.

В конце июня 1591 года до Кремля дошла весть о том, что на Москву идет с крупным войском крымский хан Казы-Гирей. Годунов организовал оборону столицы, явился в русский лагерь, передал бразды правления князю Мстиславскому, прекрасному полководцу. Федор с Ириной в это время молились.

— Есть, — отвечаю я.

Русские одержали трудную победу, царь наградил Годунова и Мстиславского огромными золотыми медалями. Казалось, радоваться да пировать по такому случаю. Ан нет!

Ха! Такого ответа он не ожидал (и никто не ожидал). Купились на сдачу арсенала в лесу. Между тем обидеться на меня и прошить автоматной очередью нельзя. Я честно признался, я хороший.

Вдруг мрачнее тучи стал Борис. Пошел по Русской земле упрямый слух о том, что Годунов, загубив наследника престола, призвал Казы-Гирея, чтобы с его помощью захватить трон. Это было невероятно! В это поверить мог только безумец! В это верили те, кто распространял слухи: молчаливая, русская толпа. Годунов приказал отрезать сотням жителям Углича языки, чтобы толпа еще молчаливее стала. Она возроптала на языке толпы, на языке слухов.

Белый уходит за ширму посоветоваться. Уже оттуда, из-за ширмы, отдает распоряжение:

Годунов послал верных людей в города, откуда растекались фантастические слухи, и начались слежка, доносы, в том числе и ложные, резня. Многие города, особенно Алексин, пострадали так же, как и Углич. Годунов победил толпу. Но она не смирилась с поражением. Не способная мстить за свои вырезанные языки разговорами, прощать подобные над собой изуверства она не хотела. Годунов этого не замечал.

— Обезоруживайся!

В 1592 году умерла «ликургова возможность» Бориса Годунова, царевна Феодосия: пошли слухи, что ее уморил Борис.

Хм… «Обезоруживайся»… Какое интересное слово! Следует понимать: попробуй, мужик, сдать оружие так, чтобы не возникло повода тебя пристрелить. Изловчись, а мы, будь уверен, при малейшей возможности в тебя, родной, стрельнем.

О том, что брат Ирины действительно мог стать русским Ликургом, говорит духовная грамота, в которой Федор Иванович завещал царство своей супруге. Не все ученые верят в то, что грамота действительно была написана, но и они не отрицают, что передача власти Ирине была совершена блаженным мужем законно, хотя бы на словах в присутствии высших чиновных и духовных лиц государства.

Медленно лезу рукой в карман за сюрикэнами. Плавно вытаскиваю руку из-за пазухи. Ладонь открыта, звездочки-сюрикэны зажаты между пальцев.

Назначив, уже находясь при смерти, советников жене, он остался с ней наедине и о чем-то с ней поговорил. О чем?

7 января 1598 года Федор Иванович умер. Тихо умер, без судорог и хлопот, будто бы уснул с блаженной своей улыбкой и не проснулся.

Ну очень медленно (даже чересчур) вытягиваю руку вперед. Ладошка смотрит вниз, металлические многоугольники расположены вертикально — по три сюрикэна между каждым (не считая большого) пальцем.

Годунов и в той ситуации оказался на высоте положения. Он напомнил ошеломленным боярам о том, что они должны присягнуть царице, и Ирина стала первой русской женщиной на троне. Эта высочайшая должность ей будто бы и не нужна была. Она исступленно била себя в грудь, кусала в кровь губы, плакала, кричала, остановить ее никто не мог. «Я вдовица бесчадная, губитель царского рода!» – кричала Ирина, и в этом справедливом самоприговоре она была неповинна. Не она была бесчадна, но сильно подгнивший славный род Ивана Калиты, исчерпав свои демографические возможности, уходил со сцены жизни. Иван IV Грозный столько женщин перепробовал, а толку с того?! Один лишь Иван Иванович физически был здоров, хотя и морально разнуздан. Это – хороший результат для мужика? Нет. Тем более для мужика, имеющего безграничные возможности в вопросах улучшения демографического положения.

Расслабляю тело, «пускаю волну» от стопы левой ноги к ладони вытянутой вперед правой руки. Я сознательно работаю на публику, точнее, на безумных мальчиков. Чем больше замусоренные мозги паствы уверуют в мою принадлежность к ниндзя, тем сложнее будет пастырям-умникам отыскать повод для моего убийства.

Ирина напрасно истязала себя. Она исполнила свой долг перед мужем, родом Калиты, всеми русскими людьми и своим братом сполна.

На следующий день Москва хоронила последнего представителя славной ветви рода Рюриковичей.

Пантомима с волной очень эффектна. Все тело неподвижно, извиваются только лишь отдельные участки, по которым «бежит волна». Цирковой номер под названием «мужчина-змея».

А на девятый день после смерти мужа царица объявила народу, что отказывается от царства и уходит в монастырь. Летописцы утверждают, будто святители, бояре, дворяне, народ слезно молили ее не покидать их. Позднейшие ученые пришли к иному выводу: Ирину вынудили уйти в монастырь бояре и некоторые простолюдины (Р.Р. Скрынников). Наверняка было и то, и другое. Кто-то плакал, а кто-то требовал пострижения. И в том, и в другом случаях Ирина остается в русской истории неподсудной, потому что эту девятидневную монархиню обвинять не в чем.

Она постриглась в Новодевичьем монастыре под именем Александры и умерла в 1603 году.

Волна доходит до кисти правой руки, задает импульс пальцам, и девять сюрикэнов синхронно взлетают вверх, будто сами собой.

Металлические многоугольники, плавно вращаясь, втыкаются в деревянный дощатый потолок. Хорошо воткнулись, ровненько, как по линейке.

Ксения Годунова

Ну, чего, мальчишки? Показывали вам ваши цветные наставники похожие фокусы? По глазам вашим восторженным видно, что не показывали.

В религиях и верованиях некоторых народов мира существует устоявшееся мнение о том, что потомки расплачиваются за грехи предков. Справедливо ли это? Судьба красавицы Ксении Борисовны Годуновой дает полное право отвечать на данный вопрос отрицательно. А сколько таких изломанных судеб было на Руси в то трагичное для женщин время!

— Я обезоружился и теперь надеюсь увидеть похищенного юношу.

— Ты удостоен ги красного цвета?

Она родилась в 1581 году в семье, на тот момент более чем благополучной: Борис Годунов после свадьбы сестры Ирины на Федоре Ивановиче быстро пошел в гору, хотя и до этого успел сделать немало для своей фантастической карьеры, и Мария Григорьевна Скуратова, мать новорожденной, имела солидный политический, да и экономический, капитал как дочь главного опричника, верного пса Ивана IV Грозного – Малюты (Григория Лукьяновича) Скуратова-Бельского, погибшего в 1573 году при штурме ливонской крепости Вейсенштейн (Пайды). Выходец из провинциального дворянства, Малюта возвысился во время опричнины, но не в самом начале. Он будто бы присматривался к деяниям царя, а вероятнее всего, у него не было возможности попасться на глаза Грозному в нужный момент. В 1569 году Малюта Скуратов уже был в числе приближенных главного опричника, который доверил ему зачитать вины Владимира Андреевича Старицкого перед казнью последнего. В том же году Малюта задушил бывшего митрополита всея Руси Филиппа Колычева (грех-то какой!). В начале следующего года лютовал Малюта в Новгороде, руководил казнями… В народной памяти, в русском фольклоре Малюта Скуратов является главным виновником всех жестокостей того времени. Ему, надо сказать, повезло со смертью: он погиб в бою за родину, а мог бы погибнуть и от руки верных псов Ивана IV Грозного, так как царь часто менял команды, расправляясь с бывшими приближенными крайне жестоко. Жизненный итог Скуратова-Бельского Григория Лукьяновича кто-то может назвать положительным, а народ – вряд ли.

Отвечать вопросом на вопрос — дурной тон. Не слушать собеседника — в одних случаях симптом шизофрении, в других — следствие плохого воспитания. Видимо, устав здешнего монастыря подобные тонкости и деликатности игнорирует. Ладно, я с самого начала играю по их правилам. Отвечу.

— Да, я уже говорил.

Его дочь, Мария, родила красавицу Ксению, а затем и красавца Федора, конечно же, не за тем, чтобы они отвечали за деяния деда, а для счастья.

— Если ты, как говорил, удостоен ги цвета крови, значит, ты прошел испытание деревом?

Борис Годунов лично никого не душил, хотя по его повелениям, как говорилось выше, много русских людей лишилось жизни, еще больше – языков. Стоит, однако, напомнить читателям о том, что такие ученые, как В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов, очень высоко оценивают деятельность отца Ксении и Федора, а все его нехорошие дела приписывают стечению трагических для страны обстоятельств. Конечно, прямых доказательств участия Бориса Федоровича Годунова в организации «угличского дела» нет, да и не нужно ему было убийство Дмитрия, но жестокие меры в борьбе со слухами, казни, отрезанные языки – это ни Ключевский, ни Платонов вычеркнуть из биографии Годунова не могут.

Полный бред! Что еще за «испытание деревом»? Впервые о таком слышу. Наверное, опять местное изобретение. Ясно, что вопрос Белого — ловушка, ну да делать нечего, придется ломать комедию до конца.

— Да, я выдержал это испытание.

Семьянином же он был прекрасным – и в этом солидарны все, доброжелатели и недоброжелатели «сироты из обычной дворянской семьи», пробившегося в русские цари. Между прочим, прекрасными семьянинами, по признанию многих исследователей, являлись почти все приближенные Адольфа Гитлера, и уже поэтому не стоит, оценивая великих деятелей той или иной эпохи, вспоминать их сиротское или несиротское происхождение, выдавливая у читателей семейные слезы. У крупных государственников одна семья – государство, народ, а значит, оценивать их нужно только по «государственному счету», по их вкладу в общее дело. Не стоит смешивать микро– и макропроцессы. Они развиваются по своим линиям, часто непересекающимся, хотя в наследственных монархиях семейное дело и государственное вроде бы в чем-то и сливаются.

Если сейчас спросят, в чем оно заключается, я не смогу ответить…

Борис, еще будучи правителем при Федоре Ивановиче, дал детям прекрасное образование и сразу же после восшествия на царский трон стал искать теперь уже царевне Ксении достойного жениха. Но в этом вопросе начались первые серьезные неудачи для Годунова.

— Дзэнин просит тебя показать свое искусство.

Какое искусство? О чем это он? По идее сейчас меня должны были попросить еще раз пройти загадочное «испытание деревом», и во время этого испытания я должен погибнуть. Пацанам тогда можно будет просто и наглядно объяснить: «Видали? Ихний красный ниндзя слабее нашего оказался! Не сдюжил».

Некоторое время он переписывался со шведским принцем Густавом. Этот сын низложенного короля Эрика XIV бежал из страны, поселился в Польше, первым написал письмо русскому царю, основателю новой династии. В 1599 году Густав бежал из Польши, на границе Русского государства его встретили посланцы Годунова, и 19 августа принц прибыл в Москву. Его встретили как дорогого гостя, очень важного к тому же. На торжественном приеме Борис и Федор Годуновы высказали Густаву много лестных слов, русский царь обещал во всеуслышание покровительство шведскому принцу.

Мягкие шаги по полу, и вплотную ко мне подходит старый знакомый в красном. В руках у Красного мои нунчаки.

Ситуация вокруг страны Московии сложилась непростая, много сильных врагов окружало Русское государство, и, видимо, мало кто из соседних повелителей имел желание родниться с восточноевропейским монархом. Не говоря уже о дальних странах, таких как Англия, Франция, Испания. В Москву мало кто верил. Иностранные дипломаты, посещавшие русскую столицу в конце XVI века, чувствовали нестабильность политической атмосферы здесь.

— У тебя, брат, хорошие нунчаки, — говорит Красный шепотом мне в ухо, делая упор на слове «брат», — из хорошего, старого бука. Пройти «испытание деревом» означает у нас выжить после пяти ударов палкой. Бук — тоже дерево, поэтому я буду бить тебя нунчаками. Приготовься показать свое искусство «держать удар».

Англичанин Джайлс Флетчер был послом в Москве в 1588–1589 годах. В книге «о государстве Русском», изданной в 1591 году, он предугадал направление событий в восточноевропейской державе: «царский род в России, по-видимому, прервется со смертью особ, ныне живущих, и произойдет переворот в русском царстве». И другие иностранцы чувствовали, что в Восточной Европе зреет смута.

Здорово они придумали «испытание деревом». Палкой можно по-разному ударить. Можно эффектно с замахом, показушно сильно и совсем безопасно для здоровья того, кого бьешь. А можно и по-другому. Внешне скромно, но смертельно…

Чтобы получить краповый берет, знак принадлежности к «элите», молодые десантники пробегают двадцатикилометровый кросс с кучей препятствий, а потом должны выдержать рукопашную схватку со свежими и бодрыми старослужащими. После утомительного кросса ни о каком серьезном спарринге не может быть и речи. Не нравится молодой десантник дедам — его в рукопашке все равно уделают, будь он хоть чемпионом карате, хоть кем, и не видеть парню крапового берета. Так же здесь, очень похоже, тот же принцип…

А Годунов в это время затеял сватовство своей дочери, будто у него других дел не было, и обласкал в Москве человека, из-за которого Русское государство испортило отношения сразу с двумя сильными европейскими государствами: Польшей и Швецией, – которые в скором будущем сыграют в русской Смуте одну из главных ролей.

Красный придвинулся еще ближе (провоцирует меня, гад), подмигнул злорадно и прошептал совсем-совсем тихо:

Разве можно его считать после этого дальновидным политиком? Зато, скажут порядочные семьянины, он был хорошим отцом, а принцип невмешательства во внутренние дела других государств еще не стал одним из законов в международных делах. Нет, этот принцип, если и незафиксированный в источниках, существовал всегда. Ни одному правителю земного шара не понравится вмешательство в дела его страны другого государства.

— Усы для конспирации сбрил, а?

— Нет, — ответил я тоже шепотом. — Попался под руку острый осколок стекла, дай, думаю, побреюсь.

Густав жил в Москве как король, роскошно и беззаботно. Человеком он был вольных взглядов. Вызвал в Москву любовницу из Гданьска, жену бывшего своего хозяина, Катерину, которая еще в Польше родила от него нескольких незаконнорожденных принцев. Катерина чувствовала себя в Москве королевой. А кем чувствовал себя царь Годунов, не понятно.

Мой собеседник побагровел. Это выглядело забавно: мужик в красном с красной рожей. Еще бы клеймо на лбу обнажить, картина получилась бы загляденье! А вообще-то я рад его злости, ею он прогоняет свой страх. Пройдет злость, и страх снова вернется, но уже более сильный, и это хорошо.

От Густава стали сбегать его слуги, придворные, иностранные дворяне, служившие у него. Русский царь охотно принимал их на службу с хорошими условиями, подумывая о том, стоит ли выдавать свою красавицу-дочь за такого человека, который, ко всему прочему, отказывается принять православную веру.

— Разденься до пояса! — громко командует Красный.

Однажды Густав, разгоряченный вином, вспылил, наговорил в присутствии царского врача всяких дерзостей: он не будет ничего делать в ущерб своей родине, Швеции, требует отпустить его в Западную Европу, жениться он здесь на православной не собирается, а если его не выпустят из России, то он устроит пожар в Москве. Обычно так орут пьяные студенты. Бесшабашный Густав чем-то был очень похож на них. В Польше под наблюдением иезуитов он изучил итальянский, немецкий, польский, латинский и русский языки, прекрасно знал и любил химию, за что его не зря прозвали «вторым Парацельсом». А здесь он жил напропалую. Как талантливый выпускник какого-нибудь химфака, поступивший в аспирантуру, но еще не приступивший к занятиям.

Послушно раздеваюсь и понятливо подмигиваю судьбе. И это в моей жизни уже было! Подвал, экзамен, садист в униформе…

— По голове бить не дам, — говорю я Красному спокойным тихим голосом.

Узнав о дерзкой выходке «второго Парацельса», Борис Годунов повелел посадить его под домашний арест, а затем сослал в Углич, где Густав «среди печальных развалин спокойно занимался химией до конца Борисовой жизни». После смерти несостоявшегося тестя Густава перевезли в Ярославль, а затем в Кашин. Умер он в 1607 году. Многие историки приводят его предсмертные слова, в которых он якобы жаловался на судьбу, на женщину-злодейку, испортившую ему жизнь. Хотя винить ему нужно было своего дядю, шведского короля Иоанна III, свергнувшего и бросившего в тюрьму Эрика XIV, когда Густаву не исполнилось и восьми месяцев. Чуть позже Иоанн III вообще приказал утопить племянника, которого спасли чудо и добрые люди, отправившие его в Польшу. Кого винить, кого благодарить – вот в чем вопрос! Изгнанный в младенчестве из отечества Густав стал «вторым Парацельсом», несколько лет жизни занимался в скромном Угличе любимым делом, детей нарожал, пусть и незаконнорожденных. Разве этого мало, чтобы не скулить перед смертью, разве дети Годунова могли мечтать о том же? Разве не стал бы «второй Парацельс» в руках царя Бориса исполнителем его желаний, грубо говоря, шестеркой? Стал бы, стал. Годунов мечтал еще и о том, чтобы использовать мужа Ксении в своих корыстных интересах. Не удалось. Женишок оказался с норовом.

— Бить буду по туловищу, — «успокаивает» меня экзекутор.

Борис продолжил поиск претендента на должность мужа для дочери. Им оказался герцог Ханс, брат датского короля Кристиана IV. Умный и приятный юноша очень понравился Борису и, видимо, Ксении: Она имела возможность видеть его. Все шло к счастливому завершению затеянного дела. Ханс приехал в Москву, вел себя прекрасно, как самый лучший в мире жених для красавицы-царевны, и вдруг, молодой, сильный, физически здоровый, он тяжело заболел. Опечаленный Борис сделал все, чтобы спасти юношу. Ханс умер. Царь явился к дочери и сказал: «Твое счастье и мое утешение погибло!» – и Ксения упала без чувств.

Сейчас многое зависит от того, насколько хорошо он знает секреты «двух палок».

Недоброжелатели Бориса Федоровича и здесь поспели, объявили, что он завидовал Хансу, ревновал его к россиянам, которые полюбили юношу заморского, и, зная об этом, медики, мол, не очень хорошо старались вылечить жениха. До абсурда можно довести любой факт из жизни таких сложных и сильных людей, каким был Борис Годунов. Подобным образом обычно поступают те, кому срочно нужна слава низвергателей. Но существуют факты, в том числе и несуществующие факты, логика жизни того или иного исторического персонажа: они «не подтверждают» реальности этих домыслов.

Красный отошел от меня на несколько шагов, подбросил в воздух нунчаки, поймал их на лету и начал в бешеном темпе вращать палками в воздухе. Красиво. Совсем как в фильмах Брюса Ли.

Нельзя же, в конце концов, обвинять во всех грехах Годунова, победителя, только за то, что он победил!

Встаю в «позицию воздуха». Отхожу от канонической стойки лишь в одном — разведенные в стороны руки сгибаю в локтях, так, чтобы кончики пальцев «смотрели» в потолок, дабы палачу было сподручней колотить по обнаженному торсу.

После этой неприятной осечки царь Борис вновь продолжил поиск заграничного жениха, обратив отцовский взор в сторону Кавказа. Не вдаваясь в подробности, скажем коротко: и там произошла осечка.

Подбадривая себя отрывистыми, яростными вскриками (опять же как Брюс Ли), Красный крутанул нунчаки над головой и нанес первый удар. Сверху вниз, наискосок, по ребрам.

И красавица-Ксения, чудесная девушка с поэтической, тонкой душой, с талантом художника, рукодельницы, загоревала, потому что дела у отца «на работе», то есть в Русском государстве, стали ухудшаться.

Еще в конце 1600 года среди русских людей слух пошел, будто бы царевича Дмитрия припрятали до поры до времени добрые люди. Об этом узнал Борис Годунов, содрогнулся. Злым он себя не считал, даже тогда, когда замысливал лютые козни против врагов, оттесняя их подальше от царей. И теперь он себя злым не считал, но дело было серьезным, и царь Борис вступил в войну с невидимым, грозным врагом: со слухом народным.

Хвала Будде! Он не умеет драться нунчаками! То есть он думает, что умеет, считает себя мастером, обучен выписывать восьмерки в воздухе, перехватывать палки за спиной и еще множеству подобных трюков. Но он не знает главного: в финальной стадии удара, когда оружие соприкасается с целью, обе скрепленные цепочкой палки должны превратиться как бы в одну, вытянуться идеально прямой линией. Вот и все «секреты» нунчак. Других нет. Красный же бьет с захлестом, эффектно, болезненно, но терпимо.

Однако и тот удар, что пришелся на мои ребра, способен запросто покалечить неподготовленного человека. К счастью, я владею техникой, которая в Китае называется «железной рубашкой». Мой мышечный корсет развит десятилетиями упорных упражнений, энергия из точки дань-тянь быстрее мысли течет навстречу удару, а короткий выдох сквозь полусжатые губы привычно помогает погасить болевые ощущения.

С первых же дней этой долгой битвы Годунов изменился. Раньше он старался быть на виду у всех этаким спокойным, то теперь лицо его стало мрачным, взгляд – недоверчивым, слово – резким. Царь пытался отыскать следы того, кто называл себя царевичем Дмитрием, но сделать это не удалось. И тогда он нанес удар по предполагаемым противникам: отправил в ссылку Богдана Бельского, который был ближе всех к Дмитрию, а затем – бояр Романовых, приходившихся Федору Ивановичу двоюродными братьями. С точки зрения добросовестного сыщика он сделал верный ход: отдалил от центра страны и нейтрализовал тех, кому распространение слухов было наиболее выгодно. Самого мудрого из Романовых, пятого брата Федора, «насильно постригли под именем Филарета в монастыре Антония Сийского».

Зрелищем моего искалеченного, переломанного тела, корчащегося на полу в судорогах, тебе, браток, насладиться не удастся! Твое незнание и мой опыт оставляют надежду лишь на синяки и царапины.

Слухи о живом царевиче Дмитрии распространялись все быстрее по стране.

Второй хлесткий удар Красный нанес, зайдя сбоку. Бил по почкам. Промазал, разозлился и ударил еще раз. Попал. И снова больно, но терпеть можно. Дыхание не перехватило, в глазах светло, значит, особого вреда нет. Кровоподтеки и ссадины не в счет.

Годунов, не понимая, куда ведет каждый его последующий шаг, нанес второй мощный удар по возможным распространителям зловредных слухов. В ссылку отправились близкие Романовым люди: Черкасский, Репнины, Пушкины и другие.

Четвертым ударом он поцарапал кожу у меня на груди. По опыту знаю — царапина будет заживать долго, почти так же долго, как шрамы на лбу у Красного.

Слухи не угасли.

И тут он решился раскроить мне череп, ударить меня по голове! Мы так не договаривались! Что делать? Убить его на месте? А потом сразу же начать «работу» — прикрывшись трупом Красного, рвануть навстречу одному из автоматчиков, в другого метнуть нунчаки, воспользоваться тем, что еще два автомата начнут стрельбу и, безусловно, уложат добрую половину пацанов в черных балахонах… А вдруг один из этих мальчиков с глазами зомби мой сын?

В стране появились шпионы. Сначала из близких людей Годунова, но вскоре шпионили уже и попы, дьяконы, бояре, холопы. Доносили друг на друга даже родственники. За каждый донос холопы получали свободу, остальные хорошо награждались из казны либо из средств отправленного в ссылку.

Рискую. Остаюсь абсолютно неподвижен. Однажды подобный риск уже принес мне победу. Профессиональный боец по кличке Грифон испугался моего нелогичного поведения, не выдержал «войны нервов» и в результате проиграл. Красный, естественно, помнит, что я предупредил его: дескать, не дам бить по голове, на это он и рассчитывает. Уверен, что автоматные пули быстрее моих кулаков. Решил, гад, нарушить свои же правила и спровоцировать меня. Не выйдет!

Бориса Годунова уже нельзя было назвать ни мудрым, ни добрым, ни спокойным. Он взрыхлил и удобрил то поле, которое несколько десятков лет назад засеял Иван Грозный, когда во времена опричнины муж доносил на жену, брат – на брата. Опасные зерна! Из них обычно вырастают демоны смуты, люди бездушевных тормозов, способные на любые злодеяния.

Тридцатисантиметровая буковая дубинка со свистом приближается к моей макушке. Рубящий удар сплеча, будто в руке у Красного не нунчаки, а меч. Чтобы такой удар стал смертельным, бойцу нужно максимально расслабить руку в начальном движении и мысленно рассечь противника пополам.

Но Годунова это не интересовало.

Хвала Будде, Красный повторяет ошибку Грифона. В последний момент сгибает колени, напрягает кисть. Я же, в свою очередь, мешаю дереву стукнуть меня по макушке. Еле заметным движением шеи в то неуловимое мгновение, когда палка уже коснулась волос, чуть-чуть поворачиваю голову набок. (Уверен, мои микроманевры никто не заметил.) Японский цеп, скользнув по голове, царапает ухо, бьет по плечу, отскакивает…

Он повелел пытать обвиненных по доносу. Многие не выдерживали пыток, «сознавались» во всех грехах, но о Дмитрии они сказать ничего не могли, потому что никто толком ничего не знал! Только – слухи. Где-то живет-поживает, мужает царевич Дмитрий. Страшная эта опасность – слухи. Опасаться их надо как огня в знойное лето. Слухи – это первый показатель растущего недоверия к правителю, первое предупреждение о том, что в государстве какие-то неполадки.

Красный смотрит на меня с ужасом. Мы привыкли ставить себя на место других. Красный на моем месте вел бы себя иначе.

Слухи о царевиче Дмитрии говорили о большем: народ отказывает в доверии царю Борису. Но он о народе не думал! Он повелел перекрыть границу с Польшей, расставить на дорогах караулы. Годунов ловил слухи, позабыв о том, что их поймать нельзя, что эта возня порождает в народе новые слухи. То был неравный бой.

— Ты сумасшедший! — шепчет Красный.

В 1601 году страну поразил неурожай. Борис Годунов сделал все от него зависящее, чтобы спасти малоимущих от голода, но справиться с несчастьем ему не удалось, быть может, потому, что с каждым днем, с каждым месяцем… крепли слухи о царевиче Дмитрии и росло в народе недоверие к царю. Хлеб дорожал. Люди съели всех собак, кошек. В Москве, на рынках, появилось человеческое мясо. В 1602 году опять был неурожай! У Годунова было много денег, много сибирского меха. Но почему-то ему не удалось закупить в других странах хлеб. Почему?

— Я был им. Теперь уже нет, — отвечаю я тоже шепотом, после чего спрашиваю громко: — Доволен ли дзэнин демонстрацией моего искусства?

Лишь в начале 1604 года Борис узнал, что назвавший себя Дмитрием находится у казаков, и они готовятся к походу на Москву. Войну со слухами царь Борис проиграл подчистую, потери его были невосполнимыми, он напрочь потерял доверие среди разных слоев русского народа, и это самым непосредственным образом сказалось на войне между Лжедмитрием и Годуновым, которая началась после того, как 16 октября 1604 года самозванец с небольшим войском польской шляхты и примкнувших к нему казаков пересек границы Русского государства.

Тишина. Я выиграл. Завоевал в безумных глазах мальчишек авторитет. Еще немного, и приезжий чунин затмит местных сенсеев. Нужно ковать железо, пока оно горячо.

— Я выполнил все ваши требования. Ответил на все вопросы, на которые был вправе отвечать, и теперь хотел бы увидеть того, ради которого я здесь.

И тут с Борисом Годуновым случилась страшная беда: он узнал, что на воззвание Лжедмитрия положительно откликнулась казацкая вольница, без боя сдались ему Моравск и Чернигов, жители прибрежных деревень реки Десны встречали его хлебом-солью… Вот почему так живучи были слухи! Народ верил в них. А вероятнее всего, он хотел в них верить. Слухи не ветер: хочет – гоняет туда-сюда бахрому трав или тяжелые шапки деревьев, а хочет – спать заляжет хоть на месяц. Слухами земля полнится не потому, что травы, или звери, или птицы разносят их по всему земному шару, но потому, что на земле живут люди, для которых слухи эти интересны, важны, а то и жизненно необходимы, может быть, как мечта необходимы. Без мечты жить не интересно. Скучно. В народной мечте заложено очень много. Мечту «подслушать» можно из слухов. Не смог это сделать Борис, и народ пошел от него к самозванцу.

Белый ответил без промедления. Очевидно, те сорок минут, что я в лесу дожидался возвращения Красного, не прошли даром. Властители юных душ продумали варианты нашего общения. (Невольно подумалось — вот бы мафиози по кличке Папа таких подручных, вот бы ребята развернулись!)

11 ноября 1604 года воевода Басманов в Новгород-Северске отразил несколько атак войска Лжедмитрия, от которого тут же побежала шляхта. И сам-то претендент поспешил в Путивль. Но не успел Борис порадоваться, как пришли печальные вести: самозванца признали Курск, Севск, Кромы, другие города, у него собралось уже 15 000 воинов! Всего лишь пятнадцать тысяч. У Годунова в 1598 году было пятьсот тысяч. Куда же все делись?

— Ты его увидишь, — сказал Белый. — Но вначале дзэнин просит тебя об одной маленькой услуге…

Белый многозначительно замолчал, и его молчание послужило командой одному из задрапированных в черное мальчиков в ряду возле стены.

21 января правительственная армия нанесла Лжедмитрию поражение под Севском, но русские города продолжали сдаваться самозванцу. Годунов отправил послов в Польшу с требованием выдать «вора». Ответ польского сейма не удовлетворил безродного царя Бориса! Ян Замойский после пламенной речи сказал: «Этот Дмитрий называет себя сыном царя Ивана. Об этом сыне у нас был слух, что его умертвили. Он же говорит, что на место его умертвили другого! Помилуйте, что это за Платова или Теренцева комедия? Возможное ли дело: приказали убить кого-то, да притом наследника, и не посмотрел, кого убили! Так можно зарезать только козла или барана! Да если бы пришлось возводить кого-нибудь на московский престол, то и кроме Дмитрия есть законные наследники – дома Владимирских князей: право наследства приходится на дом Шуйских. Это видно из русских летописей».

Черная фигура вышла из строя. Уверенным шагом юноша подошел ко мне. Остановился в трех шагах. Быстрым, заученным движением разделся до плавок. Это был тот самый парень, который пытался откусить себе язык.

Не понравился такой ответ Годунову. Еще бы! О Борисе в русских летописях не говорилось как о человеке, имевшем право на престол!

— Ты помешал ему выполнить приказ, — произнес Белый. — Помоги ему смыть позор поражения и совершить сипоку.

Положение его ухудшилось. Бориса могло спасти только чудо. Но «спасла» его смерть: 13 апреля 1605 года Годунов внезапно умер.

Какие сволочи! Офицера в красном опускают, рисуют на его лбу матерное слово — и ничего, проехали! А несчастный пацан вынужден отвечать за то, что ему помешали совершить самоубийство!

А «Платова или Теренцева комедия» на Руси на Москве продолжалась, и женщины играли в ней не роль статисток.

Сипоку и харакири — синонимы. Ритуальное вспарывание живота — прерогатива самураев. Ниндзя относились к понятиям чести несколько иначе. Но чему я удивляюсь? Что общего у собравшихся здесь людей с ниндзя? Что общего у Наполеона Бонапарта, императора Франции, и пациента «желтого дома», заявляющего, что он Наполеон?

Мальчик встал передо мной на колени. Еще один мальчик в черном вышел из строя, подошел к коленопреклоненному товарищу, положил на пол рядом с ним короткий острый нож и к моим ногам — самодельный меч.

После смерти Бориса Годунова патриарх Иов объявил царем шестнадцатилетнего Федора, сына Бориса. Москва присягнула новому царю. Законному! Его мать Мария и патриарх приказали князьям Мстиславскому, Василию и Дмитрию Шуйским прибыть в столицу. Они оставили войско и явились в Кремль. Из темницы освободили Дмитрия Бельского. Дума в их лице получила опытных государственников. Главнокомандующим в войско, отражавшее натиск продвигавшихся к сердцу страны полков Лжедмитрия, был отправлен Басманов. Он вместе с митрополитом Исидором принял от воинов присягу верности новому царю, но вдруг переметнулся к самозванцу! Несколько дней он тайно вел переговоры с Лжедмитрием, получил щедрые обещания, подговорил князей и воевод и 7 мая по тревоге выехал на коне перед войском и крикнул: «Дмитрий есть царь московский!» Беда была не в том, что среди кремлевских вельмож появилось много сторонников самозванца, и даже не в том, что Федор Борисович не мог организовать достойное сопротивление противнику. Беда была в том, что Басманов, хитрец-предатель, наверняка знал, какой будет реакция воинов. Рязанский полк первым, а за ним и другие полки – тысячи людей! – закричали: «Да здравствует Дмитрий Иванович, наш отец государь наш!» Басманов решился на столь гнусное дело не потому, что у него появилась возможность приблизиться к трону Лжецаря, как об этом пишут многие историки, но потому, что он сердцем почувствовал настроение людей. Не Басманов повел за собой воинов, и они заорали, как заведенные куклы: «Дмитрий! Дмитрий!», – а народ вынудил Басманова изменить царю законному. Кстати, этот выбор неглупого русского народа дает фору сторонникам Ивана IV в споре со сторонниками Бориса Федоровича. Почему-то народ выбрал «сына» Грозного, а не сына Годунова (точнее сказать, выбирая Лжедмитрия, народ отрекся от всего, что связано было с Борисом Годуновым).

Убить себя, вспоров живот, технически не так легко, как может показаться. Поэтому, в то время как один самурай вонзал в живот клинок, другой синхронно отрубал ему голову. (О Будда! И отрубленные головы я уже сподобился лицезреть, и это уже было в моей жизни!)

По Москве со дня воцарения Федора от дома к дому, от человека к человеку распространялась волна протеста: «Не долго ему царствовать! Дмитрий Иванович близко!»

Отбросим эмоции. Проанализируем ситуацию. Я голый по пояс, рядом голый мальчик. Я отрубаю ему голову самодельным мечом и… Допустим, мои действия фиксирует скрытая видеокамера, потом отснятая видеокассета вместо похищенного пацана уезжает в Москву. Любуйтесь, уважаемый мистер Коробов! Ваш посланец оказался сумасшедшим убийцей. Что делать Коробову? Вопрос без ответа.

А в первый день лета в столицу прибыли послы от Лжедмитрия, Плещеев и Пушкин. Сначала они зачитали грамоту самозванца в оной слободе. Претендент поведал согражданам об успехах, обещал всем большие льготы. Народ, хоть и надоел ему Годунов, отнесся к грамоте настороженно.

— Чунин не виноват в своем поражении, — вещаю я ровным, безразличным голосом. — Всему виной мое мастерство. Если дзэнин пожелает, я могу совершить обряд синкэн-гата. Передать этому юноше «духовный меч». Мне понадобится всего десять минут, по истечении которых чунин родится заново, другим человеком. Он обретет новые силы и сможет победить в открытой схватке любого из ваших генинов. Если он проиграет в схватке, то умрет, как и подобает, в бою, и это будет не только его смерть, но и мое поражение. В этом случае я буду просить вас убить меня…

Послов повели на Красную площадь. Разбираться нужно было всем миром. На Красной площади людей собралось много. Москва слушала грамоту, думала, решалась. Не решилась, однако. Призвали князя Шуйского, одного из членов комиссии по расследованию дела в Угличе. Так убили царевича или нет? Василий Шуйский, человек не злой, но трусоватый, вышел к лобному месту и в абсолютной тишине произнес приговор Годуновым, стране и себе в том числе: не убили в Угличе царевича.

Я бросил противнику перчатку, которую невозможно проигнорировать. Слишком велик соблазн! Ведь все равно им придется меня убивать, как ни крути, а так через десять минут меня можно кончить по моей же просьбе. Пастыри не то что не упадут, они даже еще более поднимутся в глазах своей паствы.

По дикому шуму толпы находящиеся в Кремле могли понять, что произошло непоправимое. Иов плакал. Бояре онемели от ужаса. Мстиславский, Бельский и еще несколько бояр вышли к людям, пытались схватить Плещеева и Пушкина, но было поздно.

Ну?! Почему Белый тянет с ответом? Не знает, что такое синкэн-гата, передача «духовного меча»? Синкэн-гата — один из методов передачи знаний, заключающийся в сообщении ученику лишь малого количества информации, очень важной и емкой, на основе которой преемник «духовного меча» вырабатывает свой путь выживания в бою. Синкэн-гата требует много больше времени, чем десять минут. Я блефую. Мой «духовный меч» останется при мне, но приговоренный к смерти мальчик сослужит мне службу и первоначальные планы руководителей секты я поломаю!

«Гибель Годуновым!» – рычала опьяневшая, одуревшая от прозрения толпа (Дмитрий-то Иванович жив!), и народ устремился в Кремль.

— У тебя есть десять минут, о которых ты просил, — говорит Белый.

Федор Борисович сидел на троне. Юноша, ничего не понимающий в государственных делах, на вид неглупый, сильный, с хорошими для русского царя задатками. Нет, ревела толпа. Гибель Годуновым! Царя законного, совсем недавно принимавшего у этой же самой толпы присягу, толпа сбросила с престола. Мать Федора, дочь Малюты Скуратова, бросилась в ноги одичавшим людям. Пощадите!

Время пошло. Ассистент в черном забирает меч, что лежит у моих ног, и нож рядом с приговоренным к смерти мальчишкой. Я делаю несколько шагов и усаживаюсь на колени напротив своего ученика, так, чтобы мои речи слышал только он.

Пощадили пока. Царя, его мать и сестру перевели в дом Бориса Годунова, поставили у дверей стражу, и растеклась толпа по Кремлю, взломала двери домов всех Годуновых родственников, ринулась в казенные погреба. Но тут слово свое сказал Богдан Бельский. Погреба-то теперь не Годунова, а царя Дмитрия!

Помню, я сетовал на судьбу: дескать, у меня нет ученика. Шалунья Судьба услышала меня и показала мне язык. Распухший от укусов язык полоумного мальчика…

Народ одумался. На царское не посягнул, присягнул Лжедмитрию, а затем добил сторонников Годунова: патриарха Иова отослали в Старицкий монастырь, бояр – в отдаленные города, в темницы.

— Слушай меня внимательно, ученик. Ты знаешь, чем отличается Мастер от Учителя?

А потом час настал Федора Борисовича. 10 июня семь человек вошли в дом Годунова: два князя, Голицын и Мосальский, два чиновника, Молчанов и Шерефетдинов, и три вооруженных стрельца «зверовидных».

Мальчик отрицательно мотает головой.

— Учитель дает знания, Мастер изменяет сознание. Смотри мне в глаза. Смотри и слушай мой шепот… Твое дыхание замедляется, тело охватывает приятное тепло, вокруг пустота, есть только мои глаза и мой голос…

Федор и сестра Ксения сидели рядом с Марией. Царя и Ксению развели по отдельным комнатам, царицу молчаливую стрельцы удавили без труда. Затем набросились на Федора. Он стал сопротивляться. Стрельцы почувствовали силушку, но одолеть их он не смог. Удавили сына Бориса Годунова, внука Малюты Скуратова. И зачем только дед лютовал, если внуку от этой лютости лишь удавка досталась, да в шестнадцать-то лет!

С глубокой, дикой древности и до наших «просвещенных» времен гипноз был и остается загадкой. Ниндзя не стремились ее разгадать, они воспринимали гипноз как естественную способность человека, очень полезную в жизни демонов ночи и, следовательно, необходимую в освоении.

Ксению они могли бы той же удавкой удавить, но Лжедмитрий любил боярынек красивых, а уж внучка у Скуратова Малюты была хороша. Отвели ее к Мосальским в дом. Природа одарила ее не только женской красотой, но и добрым умом. А Борис постарался дать образование. И нравом она отличалась добрым, и с людьми находила добрый язык: чем не невеста. Не вышло у Бориса ничего с замужеством Ксении. В возрасте двадцати трех лет попала она к Самозванцу. А уж этот мужик покуражился над ней. Полгода играл он с законной царевной, чуть не заигрался, пока отец Марины Мнишек не потребовал отослать ее подальше.

У моего деда была неплохая библиотека. Дедушка поощрял мою тягу к чтению и невзначай подсовывал мне разные полезные книжки. Из книг я узнал, что первый обличитель шарлатанов-магнетизеров, английский врач Джеймс Брэд, живший на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, с удивлением обнаружил, что лично им разработанные приемы самогипноза совершенно аналогичны тому, что практикуют индийские йоги вот уже более трех тысяч лет. Еще из одной интересной букинистической книжки под названием «Идеализм как физиологический фактор», изданной в 1908 году русским врачом Александром Яроцким, я узнал про то, что пациенты доктора Яроцкого гораздо лучше излечивались от желудочных болезней (на них специализировался автор), если фанатично верили в то, что они обязательно выздоровеют. Я был поражен не меньше, чем Джеймс Брэд! Это же тот же принцип манипуляции сознанием людей, который мне так долго и путано объяснял дедушка!..

В одном из Белозерских монастырей появилась инокиня Ольга. Но на этом судьба не оставила Ксению-Ольгу в покое. Вскоре Василий Шуйский, воцарившись, призвал дочь Бориса в Москву, где при ее участии состоялось торжественное перенесение останков отца, матери и брата в Троице-Сергиев монастырь. Здесь пережила она осаду интервентов, охраняя родные могилы, а затем отправилась в Новодевичий монастырь.

— Ты должен верить мне, ученик! Все получится. Я поручился за успех своей жизнью. Ты помнишь, как я заморозил твою челюсть, ты видел, как я умею метать сюрикэны и держать удар! Ты понимаешь — я самый Великий Мастер, которого тебе доводилось видеть. Ты мечтал стать Мастером, готов был расстаться с жизнью ради своей мечты, и сейчас твое желание осуществится…

В 1611 году ворвались в монастырь казаки Заруцкого, разграбили обитель, надругались над инокиней Ольгой, и не смогла она, красавица, каких даже на Руси было не так много, женщина с изломанной судьбой, оставаться в Новодевичьем монастыре – перебралась инокиня Ольга во Владимир, где и умерла в 1622 году в возрасте сорока лет, никому не причинив зла.

Я снова играл на поле противников. Они много часов калечили сознание мальчишки, и я лишь завершаю их работу, вношу некоторую коррекцию.

А уж какая невеста была!

— Сейчас я скажу тебе на ухо, ученик, магическую мантру, молитву, которую будешь знать только ты. Ты один. Единственный во всем мире. Произнеся мантру про себя во время схватки, ты разбудишь дремлющую глубоко в тебе внутреннюю энергию и превратишься в демона с телом человека…

Законы, нравы и обычаи

Он бы и не смог ничего произнести вслух. Язык его распух от покусов и, наверное, очень болел.

Незаконнорожденные на Руси

Идею с индивидуальной мантрой — молитвой я цинично украл у предприимчивого американца индийского происхождения. Могу ошибаться, но, кажется, звали его Махариши Махишь Йоги. Сколотив состояние на доверчивости американцев, вышеупомянутый гуру на заре перестройки приехал в Москву, и за вполне умеренную плату его эмиссары сообщали всем желающим индивидуальную мантру, якобы излечивающую и просветляющую. Оцените: каждому заплатившему индивидуальную мантру! Один мой приятель явился на рекламную презентацию американизированных йогов и спросил напрямик, откуда взялось такое бешеное количество мантр? Его вопрос выслушали и вместо ответа попросили зайти после презентации для индивидуальной беседы. Он зашел, его тут же, как шибко умного, стали вербовать в ряды инструкторов-йогов Махариши.

Незаконнорожденными детьми на Руси признавались по законодательству: рожденные вне брака, даже если их родители позже и вступили в законный брак; рожденные от прелюбодеяния; рожденные более чем через 306 дней после смерти отца или расторжения брака разводом; все прижитые в браке, который по приговору духовного суда признан незаконным и недействительным. Таких детей называли «половинкин сын». Неполнота родственных связей имела своим следствием представления о нем как о части природы, неизвестной находке взрослых. Поэтому их еще называли: боровичок, капустничек (Казанская губерния), крапивник (повсеместно), луговой (Курская), подзаборник (Новосибирская область), находка (Смоленская и Воронежская губернии), Богданыч («Бог дал»). Власти всегда стремились прежде всего к контролю над противозаконными половыми связями.

Я наклонился к мальчику и тихо прошептал первое пришедшее в голову сочетание слогов, короткое, непонятное и простое. Потом, сделав ради понта несколько сложных пассов руками, вывел пацана из гипнотического состояния. Мальчонка сморгнул и взглянул на меня преданными собачьими глазами.

Воспитательные дома

Я взглянул на других ребятишек. А ведь мое священнодействие произвело впечатление! Ишь как глазенки сверкают. В среде больных восточными единоборствами давно ходят легенды о мастерах, «просветляющих» учеников за рекордно короткое время. Сам слышал про некую группу из пяти человек, якобы тренировавшуюся у некоего китайца. Молва гласит: после последней тренировки, перед отъездом на родину, китаеза всех из спортзала выгнал, а одного мужика попросил остаться и полчаса беседовал с ним с глазу на глаз. После тот мужик стал Мастером, а остальные так и остались недоучками. Подобные вышеприведенной легенды рождаются от элементарной лени и нежелания тренироваться. Чисто русское устное народное творчество, современный вариант сказки про Емелю. Конечно, можно сделать из человека, владеющего базовыми знаниями, приличного бойца довольно быстро, но не по «щучьему велению» и не за десять минут…

В России призрение незаконнорожденных детей до начала XVIII столетия не было предметом прямого попечения правительства, хотя сиротские дома существовали у нас издавна. В царствование Михаила Феодоровича дома эти находились в ведении патриаршего приказа. Никон, будучи еще архимандритом, устроил в Новгороде дом для сирот.

— Десять минут истекло! — громко объявил голос Белого.

Убийство «незаконнорожденных»

— Мне их хватило! — столь же громко ответил я.