Гул ожидания пролетел над толпой. Даже дети, гонявшиеся за козой, запутавшейся в своей привязи, замолчали и повернулись к крыльцу, чтобы ничего не упустить.

И затем громко и ясно загудел голос Гедеона, и у Прю по всему телу забегали мурашки.

— Слушайте меня все! Перед Богом и людьми я хочу взять в жены эту женщину!

Прю перевела дыхание и расслабилась. Теперь все смотрели на нее.

— Перед Богом и людьми, — начала она, и голос ее постепенно набирал силу, — я хочу взять в мужья этого мужчину!

— Так тому и быть! — хором благословила брачующихся толпа. И затем понеслись крики одобрения. Гедеон отогнул вуаль и улыбнулся ей. И глаза у него были чистые и глубокие, как осеннее небо.

— Мадам, дело завершено, — проговорил он, целомудренно поцеловал ее в губы и отступил назад.

— Там много еды и выпивки, всех милости просим к столам! — прокричал Прайд и хлопнул своего нового брата по спине. Энни метнулась вперед, чтобы поцеловать воздух возле щеки Прю и украдкой рассмотреть Гедеона поближе, и только потом заспешила на помощь Лии, вместе с другими женщинами разносившей холодные закуски, на приготовление которых понадобилось три дня.

Прошли часы, прежде чем Прю улучила момент побыть наедине со своим молодым мужем. Казалось, будто Гедеон решил познакомиться с каждым свадебным гостем, начиная от самого старшего и кончая самым молодым. Маленьких мальчиков вроде бы в особенности тянуло к нему. И Прю почувствовала, как глубокая печаль окутала ее, когда она подумала, что он уже любил сына, которого потерял. Мысль о первой жене печалила ее куда меньше.

— Почему притихла моя нежная маленькая жена? — пробормотал ей в ухо Гедеон, беззвучно подошедший сзади. — Придумывает какую-то новую дьявольскую выходку?

Прю обернулась и растаяла от выражения нежности на его лице. Его влечет к ней, она знала, что влечет. И этого вполне достаточно, пока она не сможет подарить ему сына и не научит его снова любить.

— Может быть, я практикуюсь, чтобы стать мягкой и послушной женой, — ответила она.

Он откинул назад голову и расхохотался чуть не до слез.

— В тот день, когда ты станешь мягкой и послушной женщиной, я пойму, что у тебя лихорадка. А сейчас пойдем и выпьем вместе вина прежде чем улизнуть отсюда.

— Мы собираемся куда-то ехать? Проклятие, почему ты не сказал мне? Я бы посмотрела, какие собрать вещи, и позаботилась о бабушке. Куда мы едем? Какие понадобятся платья, попроще или красивые?

— Путь нам предстоит недолгий, — ответил он, все еще смеясь. — Лия сложила в мешок кое-какие твои вещички, и Крау, забравший их, сейчас уже на полпути к «Полли».

Гедеон позволил себе чуть погладить ее по щеке, сделав вид, будто поправляет ее свадебную наколку. Это все, что он мог сделать, чтобы удержаться и не расцеловать ее. Проклятие и еще раз проклятие правилам, которые запрещают мужчине на людях ласкать свою собственную жену! Он бы наплевал на все и положил бы ее прямо здесь под тенью дуба и любил бы ее нежное тело до тех пор, пока у нее не осталось бы дыхания, чтобы спорить. Но таким путем он вряд ли улучшил бы ее репутацию.

Гедеон провел жену мимо объемистой женщины, которая заняла нужную позицию, чтобы запастись яйцами, поданными на столы, потом наклонился, и его губы коснулись уха Прю:

— Там, куда мы едем, моя нежная, послушная Хэскелл, тебе не понадобится одежда, а мне не понадобится команда. Все, о чем я мечтаю, — это крепкий якорь, мягкая постель и желанная девчонка.

Глава восемнадцатая

Широкая полоса кораллов тянулась до самого горизонта, разливая свой огненный отсвет на спокойную водную гладь. Темный силуэт шлюпа, покачивавшегося на якоре, резким контрастом ложился на воду. Его наклонившаяся под острым углом мачта терялась в гряде грозовых облаков, к этому времени спустившихся ниже. Но Прю не обращала внимания на эту картину, уставившись на свои сжатые руки.

— Похоже, еще до полуночи будет шторм, — заметил Гедеон под аккомпанемент громко поскрипывавших уключин.

— Наверно.

Слегка сдвинувшись от центра к корме, Гедеон непрестанно и равномерно работал веслами, и тяжелая лодка мягко скользила по зеркальной поверхности воды. Когда они подошли к шлюпу на расстояние броска камнем, он направился к подветренной стороне корабля.

С фалинем в руке он поднялся и был на борту раньше, чем Прю успела с тяжелыми вздохами подобрать юбки и встать. Он быстро спустил швартов и, перегнувшись, подал ей руку.

— Ты мог бы дать мне время снять свадебное платье и переодеться, — проворчала она, пытаясь балансировать на узком деревянном трапе, не запутавшись в широких шелковых юбках.

— Да, конечно.

Когда она добралась до палубы и встала рядом с ним, вдали загремел гром. Отпустив руку мужа, Прю одернула вырез платья и расправила юбки. Она уже давно избавилась от заколки с вуалью, которая никак не хотела сидеть на голове. Прю нахмурилась, поняв, что жесткий воротник, так гордо высившийся на плечах в начале торжества, сейчас устало поник. И она чувствовала, как увядает каждая клеточка ее тела. Предполагалось, что это будет самый счастливый день ее жизни. Так почему же она не танцует от радости?

— Ты устала, моя нежная?

Она окинула его взглядом. Если она и устала, то упрекать за это можно только его. Потому что Гедеон тянул время до тех пор, пока не очаровал каждую проклятую душу на острове, от старой леди Гейтскилл, у которой никогда и ни для кого не находилось доброго слова, до недавно родившегося младенца Бэрроузов, у которого резались зубы и который орал до тех пор, пока Гедеон не взял его на руки.

И проклятие, она очень просто могла бы возненавидеть эту его улыбку, когда изгибаются уголки рта, но не разжимаются губы. Если уж ему так хотелось улыбаться свадебным гостям, то, черт возьми, мог бы показывать зубы!

Ощущая на спине тепло мужской руки, Прю побрела к общему отсеку. Кто-то, наверно Крау, открыл его, чтобы разогнать духоту, которая накапливалась под палубами в течение долгого жаркого дня.

По крайней мере хоть этому можно порадоваться. Хорошо бы прогуляться по палубе в одной только сорочке и панталонах. Прю было жарко и скучно. Шелк, из которого сшито очаровательное свадебное платье, не самая практичная ткань для лета.

— Хочешь отхлестать меня, привязав к мачте?

Они подошли к дверям капитанского отсека, и Прю, резко обернувшись, уставилась на него.

— Что я хочу?

— По-моему, десяти ударов могло бы хватить. Ну, двенадцати, если ты твердо решила меня наказать. Но мне совсем не улыбается подставлять открытую спину летним мухам. Поэтому я был бы тебе обязан, если бы ты ограничилась дюжиной ударов.

— По-моему, у тебя не в порядке голова, — фыркнула Прю.

— У меня не в порядке только одна часть, леди, и я чертовски уверен — это не голова, — прорычал он.

Взгляд ее невольно скользнул вниз вдоль его мощного тела. Щеки у нее вспыхнули, и, запоздало опомнившись, она быстро подняла глаза — словно только для того, чтобы увидеть его широкую улыбку и два ряда крепких белых зубов. Он взял ее руку и, раньше чем она ее выдернула, положил себе на грудь. И так держал, прижав к бьющемуся сердцу.

— Маленькая колючка, если какая-то часть у меня не в порядке, то сейчас ты ее слышишь.

И вдруг она поняла, что это для нее уже слишком. Бесконечный день празднования, бессонные ночи, полные предчувствий, недели беспокойства и сомнений, вернется он к ней или нет. А до этого месяцы на китобойной стоянке. Самые трудные и одновременно самые удивительные дни ее жизни.

Но едва лишь первая слеза скатилась к подбородку, как он привлек ее к себе, обнял и так стоял, раскачиваясь и бормоча какие-то слова с такой нежностью, что она заплакала еще отчаяннее.

— Ты так несчастна, маленькая Хэскелл?

— П-Прюденс, — прошептала она, шмыгая носом. — Да… Нет… Ох, откуда я знаю? — прохныкала она, зарываясь лицом в восхитительно широкий сюртук, который он носил весь день и не снял даже тогда, когда греб, направляя лодку к шлюпу.

Ничего больше не говоря, он взял ее на руки и перешагнул порог каюты. Прю заплакала еще сильнее, вспомнив, как он привел ее сюда последний раз.

Обуздав собственное нетерпение, Гедеон принялся утешать свою разнервничавшуюся юную жену, посадив ее рядом на кровать. Дьявол его забери, интересно, как он собирается управиться с сотней крохотных пуговичек, спускающихся вниз по спине ее платья? И в лучшие свои времена он не годился в дамские горничные. А это трудная задача. С той ночи, когда он оставил ее спящей в ее спальне, он мечтал о времени, когда она вся будет принадлежать только ему и никто не помешает им.

Из всех благ мира он хотел только одного — любить ее сладкое юное тело до изнеможения. Спать рядом с ней и просыпаться рядом с ней, провести все оставшиеся дни жизни рядом с ней, любя, споря, изучая и делясь. И Бог знает, как он хочет иметь от нее детей.

Она шмыгала носом и икала, а он гладил ее по затылку, и ее волосы щекотали ему руку.

— В камбузе есть теплая вода, и, если ты помнишь, я владелец прекрасной ванны. Любимая, ты будешь чувствовать себя лучше после купания в теплой воде, а еще лучше, когда выпьешь немного вина.

Он поднял ее лицо с намерением поцеловать, но, взглянув в огромные бездонные глаза, только беззвучно выругался. Проклятие, разве так она должна смотреть на него? Значит, он не мужчина ее мечты? Он не притворялся кем-то другим. Он такой, какой есть. Честный и порядочный работяга, как любой средний человек, так он оценивал себя. Всего лишь китобой.

Она заслуживала мужа получше. Эндрос, конечно, был темной лошадкой, но Осанна Хант Гилберт вышла из почтенной семьи с большими владениями на Олбемарле. Настоящая леди, он понял это с первого взгляда на пожилую даму. При всех возмутительных выходках его Хэскелл происходила из дворян.

Видит Бог, он не мог такого сказать о себе. Если бы не он, Прю могла бы выйти замуж за джентльмена с поместьями, который дал бы ей красивый дом и слуг и легкую жизнь. Вместо этого, из-за его вмешательства, она получила в мужья неотесанного китобоя, — чей единственный дом — каюта в десять квадратных футов на грузовом судне с одной мачтой.

Последняя пуговица оставалась у него в руке и он невидящими глазами смотрел на маленький шарик, обтянутый шелком, воображая, сколько еще слоев предстоит снять. И он внезапно понял, что не сумеет с ними справиться.

— Ммм… вода. Да, вода есть. Я достану ванну и наполню для тебя, и потом я могу…

И он вышел раньше, чем Прю успела остановить его.

Но на самом ли деле она хотела остановить его? — подумала Прю. Не лучше ли воспользоваться шансом, который он предложил ей, и убежать, прежде чем дело зайдет слишком далеко?

Она еще стояла в нерешительности посреди каюты, когда звон медной ванны, ударявшейся о переборки, возвестил о его возвращении.

Напрасно она искала на лице Гедеона какое-нибудь отражение его чувств. Если бы только он взял ее на руки и сказал бы, что все будет в порядке… Если бы он любил ее…

— Тебе еще нужна помощь? — Губы сжаты в сердитую линию, и она покачала головой. — Тогда я пойду и принесу котлы с горячей водой. Здесь холодная вода. — Он показал на большой кувшин зеленого стекла. И она опять кивнула, похолодев, несмотря на удушающую жару.

Он неоправданно долго медлил в двери, а она сделала вид, что возится с узлом на ленте, удерживавшей на талии нижнюю юбку. Наконец он оставил ее. И она всхлипнула, испустив яростное ругательство.

— Что я буду делать? — прошептала она. Как она сможет выдержать жизнь с человеком, который женился на ней только из чувства долга?

Она не хотела верить тому, что сказала Энни. Но весь день ощущала на себе любопытные взгляды гостей, замолкавших, как только она подходила ближе, — и червь сомнения зашевелился в ней. Неужели правда, что Прайд заставил его жениться на ней? Ведь это Прайд первый заговорил о свадьбе. И разве не долг брата, как главы семьи, найти ей мужа? Он вызвал на дуэль человека, который порочил честь отца. А что следовало сделать с человеком, который опорочил честь сестры?

Когда Гедеон вернулся с двумя огромными медными котлами, она все еще стояла посередине каюты, обхватив себя руками и невидящими глазами уставившись в темный иллюминатор.

Свет молнии затопил каюту, и с приглушенным ругательством Гедеон шагнул к лампе, висевшей на шарнире над столом, и зажег ее.

— Ты хочешь стоять там всю ночь? — обернулся он к ней.

Широко раскрыв глаза, она взглянула на него, в голове ни единой мысли. Что она делает здесь с этим огромным сердитым созданием? Почему он так смотрит на нее?

— Хэскелл?

Она прикусила губу. Замужем? Разве она мечтала выйти замуж? Милостивый Боже, она даже не знала, что это такое! Прю едва помнила мать и никогда не видела дедушку Гилберта, она не имела ни малейшего представления, как быть женой.

— Гедеон, мы сделали ошибку. Тебе нужно всего лишь отвезти меня снова домой. А я скажу Прайду, чтобы он всем сообщил, что это была ошибка и что на самом деле мы ничего серьезного не имели в виду. Видишь ли, я даже не знаю…

Не обращая на нее внимания, Гедеон вылил оба котла в огромную ванну. Потом снял сюртук, закатал рукава и опустил руку в воду, помешивая ее. Не двигаясь с места, Прю наблюдала, как с поверхности поднимается пар.

— Мыло, — пробормотал он, шагнул к ящику под зеркалом для бритья, достал круглый кусок пенистого французского мыла и бросил его в ванну. — Я не собираюсь натягивать на мачте гардель, полную мокрых нижних юбок. Так что ты окажешь мне любезность, если снимешь белье, прежде чем влезешь в ванну.

Не успела Прю и глазом моргнуть, как его руки оказались у нее на талии. Он развязывал ленты и расстегивал пуговицы, и батист и накрахмаленный муслин, сжавшись, падали к лодыжкам. Только оставшись в сорочке и панталонах, Прю опомнилась и оттолкнула его руку. Но было уже слишком поздно.

— Если тебе, жена, втемяшилось в голову показать мне, какой ты можешь быть упрямой, тогда знай: однажды я простоял мысок к мыску пять с половиной часов напротив человека, которому хотелось перерезать мне глотку. Он сдвинулся с места первый и в результате потерял ухо.

— Ты спятил! — С отвисшей челюстью она вытаращила на него глаза.

— Похоже. — Он кивнул, и мрачная улыбка заиграла на лице. — Но пусть это не смущает тебя. Я не из тех, кто навязывает свою компанию. Постараюсь тебе не докучать.

Ей хотелось спросить, что он имеет в виду, но она побоялась. Значило ли это, что он тоже понимает — их свадьба была ошибкой?

— Если тебе все равно, тогда я как можно скорее вернусь домой.

У нее перехватило дыхание, когда он дернул на талии ее панталоны и спустил их вниз почти до колен. И раньше чем она успела собраться с духом, чтобы прикрыть свою наготу, он одной рукой приподнял ее и довершил работу, полностью освободив от панталон.

Вытаращив глаза, дрожа, она стояла перед ним, голая от талии до колен. Чулки сползли к икрам, и ее тонкая, украшенная лентами сорочка едва закрывала бедра.

— Проклятый подо…

Властные мужские губы заглушили ее голос. Она молотила кулаками ему в грудь, а он зубами терся о ее зубы, раздвигая губы и все крепче прижимая к себе лицо..

Внезапно, когда она подняла кулаки для следующей атаки, внутри ее что-то произошло. Она медленно опустила руки, и кулаки сами собой разжались. Поцелуи Гедеона были теперь более осторожными, перестали яростно завоевывать, а только медленно соблазняли, зато ее руки нетерпеливо вцепились в его плечи. А при первом же прикосновении его языка она обвила его шею, прижалась всем телом к твердым мышцам и прямо ему в рот простонала его имя.

— Нет пути назад, любовь моя, — прошептал он. — Если ты предпочтешь остаться на берегу, я построю тебе дом, твой собственный, но ты будешь там со мной. Ты моя жена, и никто не развяжет этот узел.

Прю еще не успела сообразить, что он собирается делать, как Гедеон уже поднял ее и прямо в чулках, в подвязках и в сорочке погрузил в ванну.

— Гедеон, ты сумасшедший, настоящий псих! — выкрикнула она со смехом, готовым перейти в плач.

— Да, может быть. Но только псих знает, как управляться с сумасшедшей ведьмой.

— Сумасшедшей ведьмой? — пробулькала она, наклоняясь, чтобы достать под ягодицей плавающий кусок мыла.

Он взял у нее из рук мыло и отложил в сторону. Затем с нежностью поднял одну ногу, другую, снял чулки и подвязки и выжал их. После этого через голову стянул сорочку, тоже выжал и все положил в тазик для бритья.

— Будут сохнуть на твоей мачте? — фыркнула она.

— Да, я могу повесить их на самый верх. Это будет вполне ясная весть.

Она поняла, какая это должна быть весть.

— А какую весть ты послал со своей мачты в ту ночь… первый раз… когда я…

— В ту ночь, когда я взял твою девственность?

Потянувшись, она ухватила мыло и стала намыливаться, сосредоточившись на облаках пены, которая клубилась вокруг душистого куска.

— Нет… не говори мне… Я не хочу знать, — пробормотала она.

Взяв ее голову в мокрые руки, он повернул ее лицом к себе и улыбнулся. Прежней нежной улыбкой, от которой его глаза казались такими чистыми и голубыми, что она могла бы утонуть в них навечно.

— С таким же успехом я мог бы выставить на вершине мачты свое сердце.

Откуда-то из глубины подала голос надежда, но Прю усилием воли заглушила ее. И без того голова идет кругом, поэтому не стоит цепляться за иллюзии.

Гедеон где-то на полках нашел мочалку и, забрав у нее мыло, начал тереть ей шею, плечи, руки. Взяв ее кисть, он намылил ее, потом сполоснул и поднес к своим губам. Когда он принялся обсасывать подушечки пальцев, Прю застонала, глубже погрузилась в ванну и закрыла глаза.

Минуту спустя в иллюминаторе блеснула молния, и где-то вдалеке заворчал гром. Не обращая внимания на грозу, Гедеон, уже весь промокший, опустил руки вниз и нашел ее груди, мокрые и скользкие от мыла. От его прикосновения соски встали пиками, и Прю почувствовала, что задыхается.

— Гедеон, по-моему, ты не должен так делать, — слабо запротестовала она.

Но когда он спросил почему, она не сумела придумать ни одной причины. И тогда его рука скользнула под водой вниз, погладила ее живот и обвела пупок, и снова сверкнула молния.

Прю вздрогнула и закрыла глаза. Бедра напряглись и снова расслабились, когда она ощутила его прикосновение внизу живота. Медленно-медленно, кончиками пальцев он расчесывал локоны в гнездышке между бедрами. Из-под опущенных ресниц она разглядывала его, дыхание с хрипом вырывалось из ее раскрытых губ.

Свет от лампы падал на его лицо, и соломенные волосы сверкали, как золотая ложка. Теперь подбородок у него был чисто выбрит. А шрам, ставший частью его мужской красоты, темнел на щеке. Ей хотелось поцеловать его. Ей хотелось расцеловать его всего!

— У тебя глаза стали совсем темными, Гедеон, — сказала она.

Его пальцы исследовали чувствительные складки ее женственности, и ее собственные глаза расширились.

— И твои тоже, моя маленькая, любовь моя.

— Гедеон, пожалуйста… — Она задыхалась. Прикосновениями такими воздушными, что ей казалось, сейчас она умрет, он нежно и непреклонно ласкал ее снова и снова, и она чувствовала, как раскрывается, наполняется жаром, болью, томлением… желание.

Она вскрикнула, и он вытащил ее из воды и прижал мокрую к себе. Положив ее на широкую кровать, он быстро сбросил одежду и лег рядом.

— Сумею ли я придумать красивые слова, которые должен говорить мужчина, добивающийся любви своей женщины? — шептал Гедеон. — Увы, все, что я могу придумать, — это накрыть тебя своим телом, быть внутри тебя, чувствовать, как твоя нежная плоть так крепко держит меня, что я теряю разум.

Голос звучал напряженно, будто он с трудом мог говорить. Для Прю его слова звучали как музыка. Сама она бы не смогла выговорить ни слова, даже если бы и знала, что сказать. Он наклонился над ней, одна его рука обхватила грудь. Яркие искры наслаждения пронзили все тело, Прю подняла голову и прижалась лицом к его груди, зачарованно наслаждаясь атласной, чуть влажной кожей, мягкими волосами и твердыми, как камень, мышцами.

Руки ее неуверенно принялись искать на груди маленькие коричневые шарики, которые уже давно завораживали ее. Она знала, что в этом месте он такой же чувствительный, как и она. Ей не пришлось долго ждать, потому что в тот момент, как ее пальцы нашли, что искали, он замер, у него тоже перехватило дыхание. Она почувствовала, как напряглись маленькие твердые самородки, и смело обхватила один из них губами.

Это было так, будто его ударила одна из молний, которые танцевали вокруг их маленького рая. Прю пришла в восторг. Ее руки устремились в дальнейшее исследование, двигаясь по линии шелковистых волос, которые разделяли его твердый, плоский живот.

— А-ах, любовь моя, ты посмела дразнить дьявола в его собственном логове, разве не так? — хрипло проговорил он, хватая ртом воздух, когда ее пальцы обхватили его затвердевшую мужественность.

И прежде чем Прю ответила на его вызов, он накрыл ее руку, еще крепче прижав пальцы к своей плоти, потом поднес их к губам и поднялся над ней.

Она была полностью готова для него, но все равно он медленно овладевал ею.

— Спокойнее, любовь моя, — шептал он, когда она подняла бедра, чтобы встретить его. — У нас впереди целая ночь и… целая вечность.

Но Прю было не до осмотрительности: возбужденная его искусными ласками, она вся трепетала и извивалась под ним, пока он не погрузился в жаркую влажную глубину. Выдохнув ее имя, он яростно двигался в ней, а она обвила ногами его бедра, пальцы впились в нежную, скользкую кожу плеч.

— Ты со мной, любовь моя? Поспеши… быстрее, быстрее… о-охх! — закричал он.

Охваченная раскаленным добела взрывом, затопленная валом наслаждения, она могла только обвиться вокруг него, не способная думать, потрясенная до самой глубины души…

Какое-то время спустя она проснулась, почувствовав свет. Холодный ветерок обдувал ее обнаженное тело. Шторм прошел, оставив после себя легкий освежающий дождь.

Гедеон приподнялся только для того, чтобы прикрыть их обоих легким покрывалом, и потом, прижимая ее к себе и покачивая легонько, сонно промурлыкал ей в ухо:

— Отдыхай пока, любовь моя. Шторм кончился.

Его любовь. Надо поверить в это, иначе нельзя. Теперь она знала, что не сможет выжить, если будет думать, будто он женился на ней из чувства долга.

Но то, что она только что пережила, было не «долг». И то возбуждение, которое она и теперь чувствовала в ущелье между бедер, не было долгом. И не долг двигал его рукой, когда он ласкал ее грудь.

— Спишь? — прошептал Гедеон.

Она пошевелила бедрами, придя в восторг от мгновенного эффекта этого движения, и притворилась, будто чуть похрапывает.

— Тогда я постараюсь не потревожить тебя, моя бедная, измученная малышка. — И не обращая внимания на ее бессознательное фырканье, он потянулся к ее бедру и, приподняв ляжку, просунул в расщелину свое колено.

Прю еще даже не поняла, как все произошло, когда обнаружила, что ее ноги переплелись с мужскими. Но когда она почувствовала, как его рука пробралась к ягодицам и ласкает ее в том особом месте, у нее перехватило дыхание и расширились глаза.

Он не сможет… он не будет… Он смог.



Когда на следующее утро Прю открыла глаза, солнце через иллюминатор заливало каюту. У нее болела каждая частичка тела. Но это была такая удивительная боль — томная, теплая, восхитительная. И Прю знала, что будет помнить ее до конца своих дней.

— Я хочу есть, — проговорила она, с удивлением обнаружив, что страшно проголодалась.

Гедеон, очевидно, встал намного раньше, потому что искупался, побрился и надел чистые брюки, но остался босым и без рубашки.

— Я вылил воду из ванны и снова наполнил ее. Но вода не теплая. Если ты покроешься гусиной кожей, я знаю одного франта, который согреет тебя.

Поднявшись на локтях, Прю улыбалась ему. Из какого-то глубокого колодца мудрости до нее дошло понимание, что это момент чистого счастья. И она ценила его. Будто на мимолетное мгновение поймала в ладонь золотой луч солнца.

— Прошлой ночью ты уже искупал меня. Теперь пришло время накормить. Если, конечно, ты не пытаешься уморить меня голодом, чтобы добиться покорности!

— Покорности? От тебя? — Гедеон отрывисто засмеялся. — Дорогая, боюсь, что мир еще не подготовлен к мягкой и покорной Хэскелл.

Поднявшись на колени, она потянулась к нему, и он подхватил ее, поднял на руки и, все еще смеясь, стал любовно раскачивать.

— Впрочем, пока кофе закипает, я мог бы попытаться зацеловать тебя до покорности, гммм?

Кокетливо сложив губы, она закрыла глаза и подняла вверх лицо. Когда ничего не случилось, она открыла глаза.

— Ну? Чего ты ждешь?

Со стоном Гедеон уступил искушению. Да, он хорошо и прочно загарпунен. Кофе мог переливаться через край, сколько ему угодно. У него другая забота. По-прежнему улыбаясь, он нежно обхватил зубами ее сложенные для поцелуя губы. Она взвизгнула, он засмеялся, и они катались по постели, пока не услышали скрежет лодки, царапающей корпус в нескольких дюймах от места, где они лежали.

— Ты так рано ждал возвращения команды? — спросила она, стараясь скрыть свое разочарование.

Гедеон покачал головой.

— Я поклялся, что, если увижу хоть волосок одного из них до середины недели, всех расстреляю.

— Тогда Прайд. Ох, нет, неужели что-то случилось с бабушкой? — Она села, прикрыв простыней грудь, и Гедеон притянул ее к себе.

— Подожди здесь, любовь моя. А я пойду посмотрю. Похоже, что это всего лишь Крау, привез нам еще еды. Лия вчера отправила корзинок на целую армию, но…

Он был на полпути к общему отсеку, когда пара ног в черных чулках и в башмаках с пряжками появилась в открытом люке.

— Гедеон Макнейр? — спросил незнакомый голос.

— Да. Кто его ищет?

— Именем короля я арестую вас за убийство Клода Деларуша, гражданина Франции.

Глава девятнадцатая

Когда Прю, впопыхах натянув свадебное платье, выскочила через общий отсек на палубу, первыми, кого она увидела, были двое мужчин в высоких сапогах с патронташами на груди и шпагами. Они стояли к ней спиной. Гедеон слушал третьего человека, одетого в черное и с белым париком, слегка покосившимся под выцветшей черной треуголкой.

Что за черт? Кто они? Чего хотят? Почему они обвиняют ее мужа в убийстве? Всем известно, что дуэли, хотя и не одобряются, остаются ненаказуемыми до тех пор, пока кто-то не подаст жалобу.

Она хотела кинуться на защиту Гедеона, однако удержалась и лишь наблюдала со стороны тихо, как мышка. Туда, где она стояла, мало что долетало из разговора. Но когда она хотела подойти ближе, двое со шпагами преградили ей путь.

— …назначено слушание (шамканье и бормотание)… власти (шамканье)… свидетели представляют (шамканье, бормотание)… — так говорил кривой парик.

Гедеон тоже стоял к ней спиной, поэтому его слова уносил поднявшийся легкий ветер.

— …(шамканье) пистолет найден (шамканье)… нож (шамканье)… вмешательство…

Она кипела от гнева. Кто прислал их сюда? Кто посмел? Прайд, когда она прижала его, рассказал, что, прежде чем отплыть за доктором, он сбегал на место дуэли, чтобы забрать все, что могло после них остаться. Но и пистолет, и тело Клода уже унесли. И Прайд и Прю не сомневались, что Жак вернулся, забрал тело и смылся подальше от позора, пока кто-нибудь не обвинил его или Клода в попытке убийства.

Гедеон возвышался над пришельцами как скала, его голые плечи на утреннем солнце отливали бронзой, и синие брюки обтягивали длинные мускулистые ноги, как тончайшая замшевая перчатка. Он стоял с непокрытой головой, и волосы, которые он обычно стягивал в узел на затылке, сейчас свободно развевались на ветру.

Прю смотрела то на мужа, то на маленького человека в черном, который тыкал в Гедеона костлявым пальцем. Он походил на пропитанную пылью канцелярскую крысу. Наверно, и пах пылью. Лицо изможденное, кожа слишком бледная, вид затравленный — он непрестанно озирался, будто ждал, что в любой момент на него нападет банда головорезов.

Вдруг двое стражников подошли, встали за спиной у Гедеона и схватили его за руки.

Прю подпрыгнула и одним махом перелетела через мокрую палубу.

— Отпустите его. Сию же минуту отпустите его! Слышите, что я говорю!

— Скажите вашей девчонке, чтобы перестала кричать, не то мы ее арестуем тоже, — предупредил стражник, что был повыше ростом.

Обернувшись, Гедеон спокойно сказал ей:

— Это тебя не касается.

Она ударила по руке, которая легла ей на плечо, и началась маленькая потасовка. В следующий момент Прю увидела, что Гедеон лежит плашмя на палубе, а высокий стражник связывает его.

Прю опустилась на корточки и подняла его голову себе на колени, убийственным взглядом пронзая того из незваных пришельцев, который положил на нее руку.

— Слышишь, ты, проклятый подо… — Какие-то уцелевшие крохи здравого смысла в последнюю минуту заставили ее придержать язык. — Зачем вы лезете в чужие дела? Гедеон мой муж, и он не сделал ничего плохого. И предупреждаю вас, я перережу глотку первому же человеку, который скажет, что он в чем-то виноват!

Заметив взгляды, какими они окидывают ее, Прю пожалела, что не заколола волосы и не надела туфли. Но сейчас все равно уже поздно. И она обратилась к двум стражникам самым надменным тоном, на какой только была способна:

— Если вы причините ему вред, я увижу, как будут вешать вас, так и знайте.

— Миссис Макнейр, если это вы, — фыркнул беспокойный маленький судья, — будьте любезны, отойдите в сторону. Это вас не касается.

— Это очень меня касается. Как вы смеете заявляться на корабль моего мужа и обвинять его, будто он сделал что-то плохое! Я даже не знаю, кто вы.

В ярости она наблюдала, как у маленького человека в парике покраснел нос и почти полностью исчезли губы.

— Мадам, я имею честь быть Джошуа Бидингом, эсквайром, официально назначенным мировым судьей! Ваш муж обвиняется в убийстве Клода Деларуша.

Гедеон пошевелился. Прю положила руку ему на щеку и прижала его голову к своим коленям.

— С сожалением должна сообщить вам, что это очевидная ошибка, вас послали с глупым заданием.

— Это, мадам, мое дело — решать, что и как. Будьте добры, отойдите и позвольте выполнить наш долг именем короля.

Прю начала излагать свое мнение о короле, который обременяет своих подданных налогом, превосходящим всякие разумные пределы, да еще запутывает всевозможными запретительными законами, но не успела она закончить, как Гедеон сел и застонал. Отбросив руки Прю, он пробормотал:

— Помолчи, женщина.

— Но, Гедеон…

Одним взглядом он заставил ее замолчать.

В конце концов все пятеро были доставлены на берег в лодке, на которой гребли два вооруженных моряка из команды флота его королевского величества.

Ради Гедеона Прю пыталась скрыть свой страх. И к тому времени, когда они достигли пристани, где уже собралась толпа, она так искусала губы, что брызнула кровь.

Ее свадебные гости. Горечь наполнила ей сердце, когда один из стражников поднял ее и перенес на пристань. Вчера они пришли засвидетельствовать ее брачные обеты и повеселиться за ее столом, а сегодня явились полюбоваться, как ее с позором арестуют.

Потому что она виновна. Не Прайд и, конечно, не Гедеон. Прайд вызвал француза на дуэль, но она взяла на себя ее исполнение. Что бы Гедеон ни сделал, это было только справедливое возмездие за вероломство Клода. И она, не теряя попусту времени, расскажет им всю правду об этом деле.

— II a abattu mon cousin!

— Ради Бога, Деларуш, говорите на языке английского короля! — закричал мировой судья. — Мы ничего не решим, если вы не сможете понятно все изложить.

Жак! Прю стремительно повернулась, чтобы взглянуть на человека, который участвовал в покушении на ее жизнь. Но толпа, окружавшая ее, мешала что-нибудь разглядеть.

— Он убил моего кузена, — повторил обвинение знакомый гнусавый голос. И затем Жак Деларуш появился в дверях с выражением триумфа на своем отмеченном оспой лице.

— Подонок! — завизжала Прю и, расталкивая локтями толпу, прорвалась к щеголеватому капитану, который отпрыгнул назад. Самодовольная ухмылка моментально слетела с его лица.

И тут кто-то схватил ее за плечи и зажал рукой рот. Она боролась. Брыкалась. Почувствовала, как ее голые пятки ударили напавшего по коленям. И все отчаяннее вырывалась.

— Мффффлфт! — брызгалась она слюной и, изловчившись, укусила палец зажавшей рот руки.

— У-у-у! Проклятие! Еще одно слово, и я вздерну тебя на «косом корпусе»! Ты будешь висеть там, пока бакланы не выклюют твои чертовы глаза!

Прайд! Прю с облегчением расслабилась. Прайд все еще крепко держал ее, она плакала и пыталась что-то сказать, а он бормотал слова утешения. Толпа по-прежнему окружала их, люди проталкивались вперед, чтобы поближе посмотреть на человека, которого взяли за убийство всего через несколько часов после свадьбы. Такого никогда прежде не случалось на острове Портсмут. И зрители уже начали сочинять рассказы, которые будут передаваться из поколения в поколение.

Когда ей снова разрешено было говорить, Прю прошептала:

— Но как судья и солдаты попали сюда? Кто им сказал?

Прайд наклонил голову к ее уху:

— Думаю, проклятый кузен Деларуша. Они подошли к дому еще затемно. Два стражника и маленький убогий ханжа. Они так колотили в дверь, что разбудили бы и мертвого. Я сказал им, что не знаю, где Гедеон. Но думаю, нашлось много доброхотов, которые показали, где «Полли», и навели их на ваш след. Я отправился предупредить вас обоих, но один из стражников увидел, как я сталкивал лодку. Он пригрозил, что продырявит папин ялик и заберет меня в тюрьму. И я посчитал, что это никому из нас не принесет добра. Прюди, все будет хорошо. Клянусь. Не могут же держать человека за то, что он защитил женщину от такого гнуса, как Деларуш.

— Как я хотела бы, чтобы этого никогда не случалось! Как я хочу… как я хочу, чтобы народ разошелся по домам! — Прю зарылась лицом в рубашку Прайда, дрожа всем телом. Людей, окружавших их, она знала всю свою жизнь. А они пришли сюда как на зрелище. — Они точно стервятники! Неужели у них нет ни капли порядочности?

— Милая, их просто гложет любопытство. Они вовсе не желают нам зла.

— Нам надо что-то сделать! Нельзя позволить, чтобы они увезли его!

У нее помутилось в голове: хотелось все подряд крушить, хотелось прокричать им правду, но она знала, что неуместное слово может быть для Гедеона опаснее, чем слово несказанное.

— Они никуда его не увезут. По крайней мере пока. Это только слушание. Они хотят узнать, есть ли хоть какая-то правда в обвинении.

— Слушание! — Сердце в надежде сделало скачок. — Тогда они должны выслушать любого, кому есть что сказать по этому делу. Разве нет?

— Понимаешь, Прюди…

Она отбросила его руку и взобралась на груду шкур, сложенных на пристани.

— Где… Они перед дверью зернового амбара. Вытащили стол мистера Симпсона. Ох, будь они прокляты! Даже не дали Гедеону времени одеться!

Прайд похлопал ее по спине и еще раз предупредил, чтобы она не вмешивалась.

— Я сейчас проберусь вперед, — сказал он. — А ты оставайся здесь, отсюда ты можешь следить за тем, что происходит. Если дело пойдет наперекосяк, я дам тебе сигнал. И мы обдумаем, что предпринять.

— Ты собираешься сказать им?

Прайд постарался избежать ее взгляда, и с ноющим сердцем она поняла, что брат решил всю вину взвалить на собственные плечи. А это несправедливо! Нет, надо идти туда и во всем признаться. Но как это сделать? Если она заявит, что Клод выстрелил ей в спину, тогда судья захочет знать, как она смогла обернуться и бросить нож с такой безупречной меткостью и силой, что убила человека.

— Прайд, подожди! — крикнула она, но он уже затерялся в толпе.

И в этот момент глухой деревянный стук моментально установил тишину. Тонкий голос судьи Джошуа Бидинга пронзительно зазвенел в воздухе:

— Отвечайте, Гедеон Макнейр, вы вызвали на дуэль Клода Деларуша, ныне покойного, семнадцатого июня сего года или примерно в эти дни?

Гедеон уже открыл рот, чтобы ответить, когда вперед выступил Прайд.

— Сэр, он не вызывал. Это я вызвал подонка на дуэль. Гедеон Макнейр был только моим секундантом.

Раздался сердитый взрыв возмущения на французском. Прю пришлось встать на цыпочки, потому что толпа теснее сомкнулась вокруг маленького стола и загородила от нее происходившее. В раздражении она подоткнула юбку за ленту пояса и перепрыгнула на свес крыши зернового амбара.

Карабкаясь вверх по крыше, она пропустила, что произошло потом. Уцепившись за крышу руками и босыми ногами, она устроилась у конька и теперь могла видеть маленькую группу, собравшуюся под навесом главного склада. Жак и матрос с грубым лицом и одной золотой серьгой в ухе тоже были там. Прайд, Гедеон и двое стражников стояли по одну сторону стола, французы по другую. И Прю могла ясно видеть все происходившее. Правда, только судья сидел лицом к ней, остальные смотрели на него и стояли к ней спиной.

Едва дыша от волнения, Прю старалась прочесть, что таится у каждого в голове, наблюдая, как человек держится перед судьей. Несмотря на страшное напряжение, которое она чувствовала в Гедеоне, он позволил себе сделать шаг в сторону, выкурить трубку, посмотреть на море и снова вернуться к своим тюремщикам. И даже оттуда, где она сидела, Прю могла определить, что Прайд просто оцепенел от возмущения. Сколько раз она пыталась научить его стоять в свободной позе! Сколько раз напряжение в последнюю минуту сковывало его — и он стрелял мимо цели или проигрывал в карты!

Ее взгляд вернулся к Гедеону, и сердце растаяло.

Гедеон, я так люблю тебя! Я не позволю им разделить нас, клянусь тебе! Если они возьмут тебя, им придется взять и меня. Если они повесят тебя, им придется повесить и меня! И будто ее мысли достигли его, Гедеон обернулся, поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза. Ей показалось, что он улыбнулся, но она не была уверена. Вдруг судья встал и начал махать руками на двух французов, приблизившихся к столу.

— Подождите минуту, подождите минуту, вы тараторите оба вместе, и я ничего не могу понять из вашей тарабарщины! Сначала мы выслушаем вас! — Он повернулся и показал пальцем на Гедеона. — Вы еще не ответили на мой вопрос. Вы вызывали покойного на дуэль?

Прайд шагнул к Гедеону и что-то сказал, но Прю не расслышала. Гедеон сверкнул на него глазами, но Прайд покачал головой и выставил вперед подбородок. Даже без слов Прю поняла, что случилось. Гедеон хотел взять на себя вину за все дело, но Прайд не собирался уступать ему.

— Нет, — спокойно ответил Гедеон, повернувшись к судье.

— Вы присутствовали при борьбе?

— Это была дуэль. Вызов — правильно сделанный и правильно принятый. Я был там, но с сожалением должен сказать, что пришел с опозданием.

— Вы убили Клода Деларуша?

Снова взрыв возмущения на французском со стороны моряка с одной золотой серьгой. И Прайд, у которого от гнева щеки над короткой бородкой пошли пятнами, показал на него пальцем и закричал:

— Проклятие, вас же там не было. Закройте свое грязное поддувало!

И прежде чем стражники успели задержать его, Прайд встал перед двумя французами и положил руки на наклонную крышку высокого стола.

— Сэр, это была моя ссора, и я могу точно рассказать вам, что произошло. Я вызвал Деларуша на честную дуэль за то, что он оскорбил моего отца и угрожал моей семье, но подонок выстрелил при счете семь, и…

— Вы были ранены?

— Ну, ммм… не точно.

— И тогда вы метнули нож?

Глядя на Гедеона, Прайд с трудом сглотнул и кивнул. И тут снова раздался взрыв возгласе со стороны свидетелей и зрителей. Судья схватил деревянный кофельнагель, с помощью которого вытягивают якорь (какая-то добрая душа снабдила его), и с силой опустил вниз, отчего закачался стол мистера Симпсона. Достоинство судьи ужасно страдало от непредвиденных обстоятельств. Всякий раз, как он шевелил головой, парик и треуголка сползали все дальше на восток. Да к тому же стол мистера Симпсона предназначался для высокого клерка. А судья Бидинг не был высоким человеком, даже когда стоял.

— Итак. Или мы будем получать прямые ответы на наши вопросы, или я заберу вас с собой и вы предстанете перед судом!

Судья оглядел одного за другим всех стоявших перед ним. У Прю защемило сердце, когда она увидела, как Гедеон встретил взгляд судьи без дерзости и страха, но с естественным достоинством, не изменявшим ему никогда.

Судья Бидинг прокашливался намеренно громко и впечатляюще долго. Потом показ пальцем на Прайда.

— Вы, юноша… вы сказали, что вызвали покойного на дуэль?

Прайд едва успел кивнуть, как судья снова выкрикнул:

— Почему?

— Я уже говорил вам, он оскорбил моего отца.

— Что он сказал?

— Что отец был вор.

Прю начала сползать по пологому склону крыши. Она должна остановить этот фарс. Прайду нечего здесь делать. Слишком много людей в деревне знают, кто из близнецов получил пулю в спину.

— Он был вором?

— Черт возьми, конечно же, нет! — Прайд откинул назад голову. — Мой отец был прекрасный человек…

И снова деревянный стержень кофельнагеля пошел вниз. Раздался новый взрыв негодования. На этот раз со стороны Жака. Но его тошнотворная надменная ухмылка сразу полиняла, когда судья пронзительно взглянул на него.

— Так, вы сказали, что покойный стрелял в вас.

— Он выстрелил раньше времени, при счете семь, — повторил Прайд.

— Пистолеты были тем оружием, которое выбрали для дуэли?

Прайд что-то пробормотал, но Прю не расслышала.

— Тогда не скажете ли вы мне, сэр, — судья наклонился вперед, и его тонкие губы растянулись в холодной улыбке, — почему покойный умер с ножом в сердце? Это честная дуэль, говорите вы? Нет, говорю я. Это злобное убийство. И я заберу вас обоих в Принсесс-Анн, где вы предстанете на процессе. Так тому и быть!

В ужасе оттого, что случилось, Прю потеряла из виду Гедеона. Потом стражники оттеснили толпу на ружейный выстрел, и она увидела его, что-то страстно говорившего судье. Тот кивал головой, но с таким видом, будто завтрак прокис у него в желудке.

Прю не стала терять время на осторожное соскальзывание со склона крыши, а прямо плюхнулась на груду кож.

— Дайте мне пройти! — кричала она, работая локтями и расталкивая рыбаков, с сочувствием смотревших на нее. Но она не нуждалась в их сочувствии и не хотела его. — Проклятие! Раздвиньтесь, дайте мне пройти!

— Ох, Прю, что ты будешь делать? — Энни Дюваль схватила ее за руку. — Они заберут Прайда, а он ничего плохого не совершил, ты же знаешь!

— Перестань хныкать, Энни, — не останавливаясь, бросила Прю. — Сейчас я точно расскажу этому пропыленному тюфяку, как было дело. Потому что парочка моих тупоголовых родичей так же способна сказать правду, как маринованная селедка!

Оставив подругу стоять с разинутым ртом, Прю проложила себе дорогу через толпу и добралась до королевского судьи как раз в тот момент, когда он давал приказ доставить арестованных на борт фрегата королевского флота, который в ожидании стоял на якоре.

— Не двигайтесь! — ткнула она пальцем в грудь стражника, высокого, уродливого человека, ударившего этим утром Гедеона по голове. — Вы подняли руку на моего мужа и за это будете болеть целую неделю! — И она стремительно повернулась к судье, который стоял разинув рот. — Вы хотите знать правду? Я расскажу вам правду!

— Но, миссис Макнейр…

— Заткнитесь! Вы думаете, что все знаете? Вы вообще ничего не знаете! Да, Прайд Эндрос — тот человек, который вызвал на дуэль гнусную змею, но явилась на дуэль я. Я, а не мой брат. И мне выстрелили в спину. И каждый на острове скажет вам это. Видит Бог, они долго чесали языки на мой счет! Больше того, этот лицемер хочет оправдаться. — Прю ткнула большим пальцем в Жака Деларуша. — Он смотрел, как дуэль превращается в убийство, и ничего не сделал, чтобы выправить дело! Будь на то его воля, я бы уже была на том свете. Тот негодяй, который стреляет человеку в спину, следующую пулю направит ему в голову. И мне просто повезло, что подоспели Гедеон и Прайд и остановили его!

Когда Прю со своими обвинениями только появилась на сцене, Жак спокойно набивал трубку, которой очень гордился и которую всегда носил с собой. Теперь он что-то бормотал и брызгал слюной, а Прю наступала на него.

— Вы оказались прекрасным секундантом! Вы не лучше, чем ваш грязный кузен, — вот в чем правда! Вы вдвоем намеренно устроили разорение…

Она замолчала на полуслове, прикрыла рот рукой и, вытаращив глаза, уставилась на Жака.

— Ммм… Откуда у вас эта трубка?