Интересно и то, как чудесный мастер разгадывать загадки (искусство немаловажное при комментаторской работе), Набоков определяет истинное значение лицейского прозвища Пушкина «Француз», пользуясь в качестве ключа пояснением поэта к нему — «смесь обезьяны с тигром»: «Я обнаружил, что Вольтер в „Кандиде“ (гл. 22) характеризует Францию как „се pays ou des singes agacent des tigres“ („страну, где обезьяны дразнят тигров“), а в письме к мадам дю Деффан (21 ноября 1766 г.) использует ту же метафору, разделяя всех французов на передразнивающих обезьян и свирепых тигров». В дополнение Набоков указывает и на то, что даже галлофоб адмирал Шишков использовал эту метафору в своей прокламации народу об отступлении Наполеона из Москвы.
— Спрячьтесь в туалете — и ни звука! — если кто-нибудь войдет, — приказала Араминта, снова роясь в сундуке с приданым. Достала длинную нить отличного жемчуга — прощальный подарок матери — и повязала ее на талию, спрятав под пояс. Также вынула золотые часы, предназначенные в подарок по случаю помолвки, а потом захлопнула и заперла сундук. — Моллой, бери и неси сундук, — велела она, вновь выскочила наружу и указала евнуху на Уидла. Вздохнув глубоко, девушка прошептала: — Или будем вести переговоры, или я швырну его за борт. Дейсит.
Скрупулезность Набокова-комментатора способна иногда завести его в тупик, чего он как истинный исследователь вовсе не стесняется, задаваясь вопросом и оставляя возможность ответа идущим вослед ему. Так, говоря о лицейском профессоре де Будри, брате Жана Поля Марата, Набоков «уверен, что этим братом, известным в России, куда он эмигрировал в 1780-х под именем „де Будри“ (по названию города в Швейцарии), был Анри Мара (р. 1745)», а не Давид, который был слеп на один глаз, чего никто не упоминает. Экскурс в генеалогию братьев Набоков заканчивает, впрочем, словами: «Вся эта проблема, похоже, требует дополнительного изучения».
С губ слетело заклинание. Араминта заметила, как Уидл насторожился и принялся подозрительно оглядываться по сторонам, словно слова жгутами завертелись у него в ушах. Она махала платочком до тех пор, пока взгляд капитана пиратов не остановился на ней, и тогда указала на сундук, который Моллой поставил на поручни судна.
Пиратские капитаны, как правило, люди весьма ушлые. Стоимость направлявшегося в колонии судна с товарами могла быть десять тысяч соверенов, из них обычно можно было реализовать не более четверти. Ценность сундука с приданым могла быть такой же или даже вдвое больше, к тому же украшения и шелка легче обменять на золото.
Одна из самых интересных гипотез Набокова касается предполагаемой дуэли двух поэтов — Пушкина и Рылеева, намек на которую содержится в письме первого А. А. Бестужеву от 24 марта 1825 г.: «Жалею очень, что его не застрелил, когда имел случай — да чорт его знал». По этому поводу Набоков пишет: «Моя гипотеза состоит в том, что приблизительно 1 мая 1820 г. Рылеев в своем антиправительственном угаре пересказывал слух о порке как о свершившемся факте (к примеру, так: „Власти нынче секут наших лучших поэтов!“) и что Пушкин вызвал его на дуэль, что секундантами были Дельвиг и Павел Яковлев и что дуэль произошла между 6 и 9 мая в окрестностях Петербурга, возможно, в имении матери Рылеева Батове». Эта набоковская гипотеза имеет право на существование хотя бы потому, что она покоится как минимум на трех основаниях: первое — процитированное письмо Пушкина; второе — дневниковая запись точного во всем поэта от 9 мая 1821 г.: «Вот уже ровно год (курсив мой. — В.С.), как я оставил Петербург» (хотя общеизвестно, что Пушкин выехал из Петербурга 6 мая 1820 г.); наконец, два друга, провожавшие поэта, вполне могли выступить в роли секундантов. Не исключено, что Пушкин действительно со своими друзьями заехал в Батово с намерением получить удовлетворение, но даже если это так, то все закончилось примирением, и только 9 мая Пушкин продолжил путь. Набоков пишет и о живучей легенде о том, что в одном из уголков батовского парка происходила дуэль. Косвенно подтверждает набоковскую версию и семейное предание рода Черновых, соседей Рылеевых по имению, о том, что в Батове состоялась дуэль Пушкина с Рылеевым
[31]. Набоков, излагая свою версию, не преминул поведать читателю о том, что Батово позднее принадлежало его деду с бабушкой, а также поделился своими воспоминаниями об этой усадьбе и о своей потешной дуэли на ее главной аллее с кузеном Юрием Раушем фон Траубенбергом.
Мимо внимания Набокова прошел связанный как раз с этим его кузеном занимательный генеалогический пассаж, который бы не мог его не заинтересовать и, скорее всего, нашел бы место в Комментарии. Дело в том, что внучка «Арапа Петра Великого» Вера Адамовна Роткирх, дочь автора раскритикованной Набоковым «Немецкой биографии» Ганнибала, была первой женой барона Александра Ивановича Траубенберга, а его сын от второго брака генерал Евгений Александрович Рауш фон Траубенберг (1855–1923) женился на Нине Дмитриевне Набоковой, родной тетке писателя. Их сын, любимый из кузенов Набокова Юрик — Георгий Евгеньевич Рауш фон Траубенберг, доводился двоюродным братом потомкам знаменитого крестника Петра I, а также прямым потомком генерала Михаила Михайловича Траубенберга, гибель которого во время «яицкого замешательства» помянул Пушкин в «Капитанской дочке» и в «Истории Пугачева».
— Сразу предупреждаю, что на сундук наложено заклятие! — выкрикнула Араминта. — Если кто-нибудь, кроме меня, откроет крышку, все содержимое превратится в пыль.
Набоков постоянно сетует на свою невозможность получить необходимые ему книги и фотокопии рукописей Пушкина из советской России. Приведя пример того, что даже из Турции подобного рода материалы доставлялись ему, хотя и шли около двух месяцев, Набоков восклицает: «Но воображение меркнет и немеет язык, когда думаешь, какие человек должен иметь заслуги перед советским режимом и через какие бюрократические абракадабры ему нужно пробраться, чтобы получить разрешение — о, не сфотографировать, а лишь посмотреть собрание автографов Пушкина в Публичной библиотеке в Москве или в ленинградском Институте литературы. <…> Ручаюсь за предельную точность моего перевода EO, основанного на твердо установленных текстах, но о полноте комментариев, увы, не может быть и речи».
Конечно же, это не соответствовало действительности. Подобные заклинания были чрезвычайно дороги и к тому же опасны, поскольку какая-нибудь горничная могла невольно уничтожить все содержимое. К счастью, рискнуть и проверить достоверность ее заявления никто не собирался.
Несмотря на абсолютную недоступность для Набокова автографов Пушкина, которые все практически сосредоточены в России, ему, как это ни покажется парадоксальным, удалось правильно прочитать несколько трудных мест в рукописях, исправить прежние прочтения или предложить свою гипотезу чтения спорных мест. Набоков собрал и проанализировал все воспроизведенные в различных изданиях рукописи Пушкина. К примеру, он сумел правильно прочесть в строфах второй главы романа, посвященных карточной игре, но не вошедших в окончательный текст, латинские карточные термины. Последние стихи одного из вариантов XVII строфы читались так:
— Внутри находится заговор верности, предназначенный моей невесте, — добавила она, объясняя столь крутые меры предосторожности.
На днях попробую, друзья,
Заняться белыми стихами,
Хотя имеет sept il va
Большие на меня права.
Набоковское прочтение «sept et va» (буквально — «семь и ставка») исходит вовсе не из того, что ему удалось прочесть в копии зачеркнутые слова, которые не смогли разобрать те, кто имел доступ к оригиналу, а из того, что он пошел другим путем — разобрался в принципах игры в фараон, последовательности в системе ставок, в результате чего дал единственно возможное прочтение. После того, как удалось установить термин теоретически, справедливость вывода нашла себе подтверждение в автографе Точно так же Набоков дал правильное прочтение другого карточного термина из белового варианта: вместо бессмысленного, по его выражению, «quinze elle va» («пятнадцать она идет») он предложил — «quinze et le va» («пятнадцать плюс ставка»).
Уидл нахмурился, а потом помрачнел пуще прежнего, когда Араминта наотрез отказалась открывать сундук даже после того, как к ее горлу приставили кинжал.
Вероятно, следует принять во внимание и прочтение опущенного слова, обозначенного одной буквой «V», в тексте чернового письма Александру I (осень 1825 г.), который привлекается к комментарию в главе четвертой. Вместо традиционного, но не вполне психологически обоснованного «Votre Majesté» («Ваше Величество»), более логичное — «Милорадович».
Другого рода текстологическая работа Набокова связана с зашифрованными строфами «десятой главы», обойти которую писатель никак не мог, исходя из свойственного ему интереса ко всякого рода шифрам, интереса, определившего весьма существенный компонент его поэтики. Представляется, что подключение Набокова к дешифровке знаменитых строф дало положительный результат. Еще в 1957 г. в «Заметках переводчика» он написал: «Тщательное изучение фотостатов привело меня к новым выводам насчет расположения строк в зашифрованных Пушкиным (поспешно, кое-как, и несомненно по памяти — что можно доказать) фрагментах главы десятой, которую он читал друзьям наизусть, начиная с декабря 1830 г.» Утверждение, что Пушкин шифровал строфы по памяти, Набоков обосновывает уже в тексте комментария, приводя доводы психологического характера. Помимо этого, дешифруя пушкинскую криптограмму, как Набоков называет рукопись, он указывает на существование не шестнадцати, а семнадцати зашифрованных строф, так что известная незашифрованная строфа «Сначала эти заговоры…» занимает, по его мнению, восемнадцатое место. Кроме этого, Набоков в стихе «Кинжал Л? тень Б?» в последнем случае предлагает чтение «Бертон»; «Это генерал Бертон (Jean Baptiste Berton, 1769–1822), нечто вроде французского декабриста, героически и легкомысленно восставший против Бурбонов и взошедший на плаху с громовым возгласом „Да здравствует Франция, да здравствует свобода!“». Одним из аргументов Набокова в пользу этой версии является то, что сам Пушкин в параллельно написанной в 1830 г. заметке о выходе в свет поддельных записок палача Шарля Сансона поставил рядом имена Лувеля (это имя давно признано занимающим место в том же стихе под литерой «Л») и Бертона.
Самым же интересным оказывается предложение Набокова считать четыре стиха второго столбца левой страницы пушкинского зашифрованного текста не девятыми стихами, как до настоящего времени принято, а пятыми, что безусловно логичнее рядом с первыми четырьмя стихами приведенных в нем строф. Доводы Набокова столь убедительны, что их следовало бы признать, внеся соответствующие поправки в публикацию фрагментов «десятой главы». Не случайно на полях экземпляра набоковского Комментария, принадлежащего К. И. Чуковскому, по словам его внучки, сохранились многочисленные пометки: «ново для меня», «ново».
— Нет, — твердо стояла она на своем. — Я поплыву с вами, можете доставить меня в Кингспорт. Только когда вы отпустите меня где-нибудь в доке, я открою вам сундук. К тому же, смею добавить, моя семья пришлет выкуп, если вы отпустите капитана Реллове, который обо всем расскажет, — добавила она, возвышая голос для того, чтобы остальным пиратам было лучше слышно. — Так что вам выгоднее поступить именно так, а не брать корабль.
Теперь нам стал доступен Набоков, рухнула, говоря его словами, «идиотская вещественность изоляторов», мы открываем в нем не только художника, но и ученого, заставляющего нас по-новому взглянуть на Пушкина и его роман. В целом, если говорить о набоковском Комментарии, примечательными оказываются не только те открытия и наблюдения, которые явились плодом длительных и кропотливых научных изысканий, но и те, которые не мог сделать никакой другой исследователь, кроме Набокова, чей писательский дар позволил ему проникнуть в области, недоступные критику. Замолчанный и оскорбленный у себя на родине, Набоков подчеркнуто адресует свой Комментарий русского романа иностранцу, зная, конечно, что рано или поздно его тысячестостраничный труд, подобный «Тысяче и одной ночи», откроется России: «Все потеряно, все сорвано, все цветы и сережки лежат в лужах — и я бы никогда не пустился в этот тусклый путь, если бы не был уверен, что внимательному чужеземцу всю солнечную сторону текста можно подробно объяснить в тысяче и одном примечании»
Чтобы убедить пиратов, Араминта показала им золотые часы, и все они оживленно зашептались, воображая сундук, битком набитый подобными сокровищами. Уидлу не терпелось продолжить битву, надеясь сократить количество желающих участвовать в дележе добычи. Однако, к сожалению, теперь к стоимости содержимого сундука прибавился выкуп, о ценности которого его головорезы могли только догадываться.
В завершение — несколько слов о текстологической обработке Комментария В.В. Набокова.
Текст Комментария дается в полном объеме. Нами сделаны лишь незначительные купюры (обозначенные <…>), касающиеся либо сугубо специфических проблем перевода «Евгения Онегина» на английский язык, либо пояснений, рассчитанных исключительно на иноязычного читателя.
— Ну так что, ребята? Прокатим молодого джентльмена? — крикнул он и швырнул им часы.
Нумерация цитируемых стихов «Евгения Онегина» приведена в соответствие с русским текстом (у Набокова стихи нумеруются в соответствии с его английским переводом и не всегда совпадают построчно с русским оригиналом).
Цитаты из пушкинских черновых и беловых рукописей воспроизведены нами в точном соответствии с авторскими оригиналами, опубликованными в академическом Полном собрании сочинений А. С. Пушкина (М.; Л., 1937. Т. 6), при этом сохранены их орфография и пунктуация (Набоков оговаривает, что для англоязычного читателя он приводит цитаты в соответствии с современными нормами синтаксиса). Однако все восстановленные фрагменты пушкинских текстов даны, в отличие от академического издания, в угловых скобках, как и у Набокова (в квадратных скобках он дает собственные пояснения — см. его список «Сокращения и знаки»); данное замечание не касается стихов «десятой главы» (в начале комментария к ней Набоков специально оговаривает это).
Пираты бросились их ловить, хором выражая согласие.
— Лорд Арамин, я протестую, — обиженно заявил капитан Реллове.
В виде постраничных сносок (обозначенных «звездочками») даются только примечания Набокова (каждый раз они отмечены указанием — Примеч. В.Н.) и переводы цитат, слов и выражений, приведенных им на иных языках (французском, итальянском, латыни и др.). Библиографические ссылки Набокова намеренно не приведены нами в соответствие с современным стандартом.
Стоило мечам скрыться в ножнах, как его разум тут же начал предвосхищать последующий ропот осуждения и скорое возмездие, которое обрушит на него семья Араминты. Но едва ли он мог найти другой выход из создавшегося положения. Разве было бы лучше, если бы молодую леди изнасиловали и убили? И в конце концов, ему грозит лишь порицание, если он останется в живых, что само по себе является некоторым утешением. Итак, он стоял в стороне под бременем постыдного чувства облегчения, а тем временем Араминта с непростительным спокойствием переходила на борт пиратского судна, а за ней осторожно тащили сундук.
Все прочие примечания и уточнения, сделанные научным редактором настоящего издания, помечены в тексте цифровыми отсылками (в каждой главе самостоятельная нумерация) и помещены в конце набоковского Комментария (перед Приложениями). Каждое из трех Приложений также имеет самостоятельные затекстовые примечания. Впрочем, в структуре настоящего издания легко можно разобраться по оглавлению.
«Амфидрейк» ушел на юг. А корабль «Рыба-солнце» похромал обратно в Нью-Джерико, где его встретили тревожными восклицаниями. Семья жениха леди Араминты (чье имя мы тоже опустим из осторожности) тут же отправила посланца в Кингспорт. Также туда помчались гонцы лорда Д.
В. П. Старк
Ждали месяц, затем второй, но «Амфидрейк» не показывался. Наконец прошел слух, что корабль видели в порту острова Редхук. Для всеобщего успокоения порешили, что пираты впали в искушение и попытались открыть сундук, после чего расправились с замаскированной леди Араминтой, обозлившись на то, что их облапошили.
ВВЕДЕНИЕ
Девушку уже не чаяли застать в живых, и имя ее не сходило с уст, впрочем недолго. Поступок ее казался, без сомнения, героическим, но ведь гораздо приличнее было бы умереть по-другому, желательно — заколовшись собственным кинжалом. Кроме того, вскорости после прибытия в порт обнаружили двух девиц, что тоже сослужило нелучшую службу доброму имени Араминты.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Жених принес положенные жертвоприношения и, по истечении времени траура, женился на молодой особе рождения не столь высокого, но зато весьма сметливой в бухгалтерии. Лорд Д. вознес молитвы у реки Вэй; его жены зажгли свечи в Квенсингтонской башне и занесли дату смерти Араминты в фамильные книги. Девиц отослали куда подальше, и краткую жизнь молодой леди предали забвению.
Роман в стихах «Евгений Онегин» Александра Пушкина (1799–1837) был начат в 1823 и завершен в 1831 г. Он публиковался частями с февраля 1825 по январь 1832 г.; принято считать, что это собрание восьми глав (из которых первые две представлены в двух отдельных изданиях) образует издание «первое». Полное издание в одной книге («второе») вышло в свет в марте 1833 г., за ним в январе 1837 г. последовало editio optima
[32] («третье»), опубликованное менее чем за месяц до роковой дуэли
[33].
Можно ли действительно перевести стихи Пушкина или вообще любые стихи, имеющие определенную схему рифм? Чтобы ответить на этот вопрос, сперва следует определить само понятие «перевод». Попытки передать стихи на одном языке средствами другого распадаются на три категории:
Однако же дело было совершенно не так. «Амфидрейк» не заходил ни в Кингспорт, ни в порт острова Редхук по одной простой причине: тремя неделями прежде он сел на мель и ушел на дно морское.
(1) Парафрастический перевод: создание вольного переложения оригинала с опущениями и прибавлениями, вызванными требованиями формы, присущей адресату перевода языковой спецификой и невежеством самого переводчика. Иные парафразы могут обладать обаянием стилистической манеры и выразительной идеоматичностью, но исследователю не дóлжно поддаваться изяществу слога, а читателю быть им одураченным.
(2) Лексический (или структурный) перевод: передача основного смысла слов (и их порядка). Такой перевод сделает и машина под управлением человека образованного, владеющего двумя языками.
Когда корабль «Рыба-солнце», ободранный как липка, плыл назад лишь с небольшим запасом воды и провианта, капитан Уидл проводил леди Араминту вместе с сундуком в свою каюту. Эту любезность девушка приняла как само собой разумеющуюся, но капитан, как вскоре выяснилось, вовсе не спешил предоставить свою каюту в ее распоряжение, а вместо этого уселся за элегантным обеденным столом, явно намереваясь остаться. Она уперлась в него взглядом, но вовремя вспомнила о своем маскараде и признала, что чуть было все не испортила.
(3) Буквальный перевод: передача точного контекстуального значения оригинала, столь близко, сколь это позволяют сделать ассоциативные и синтаксические возможности другого языка. Только такой перевод можно считать истинным.
Понимание пришло с некоторым опозданием, но дело в том, что Араминта обычно рассматривала рамки этикета примерно как правила охоты: вот эти нормы все и всегда нарушают; стоит пренебречь этими — и тебя непременно наградят осуждающим взглядом; ну а если не посчитаешься с этим правилом, и тебя раз и навсегда вычеркнут из списков, — прощай охота. Например, ее застукали за изучением книги заклятий: категория номер два. Чересчур переборщила с весельем в компании с подругой: категория номер один. Но ночь, проведенная в одной каюте с неженатым джентльменом, совершенно очевидно попадала в третью.
Позвольте привести примеры каждого метода. Первое четверостишие, с которого начинается «Евгений Онегин», звучит так:
— Вы женаты? — полюбопытствовала она, впрочем без особой надежды.
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил,
И лучше выдумать не мог…
В любом случае гипотетическая миссис Уидл, находящаяся где-то за тысячу морских миль, вряд ли смогла бы чем-нибудь ей помочь в глазах леди Д. — вне зависимости от волшебного амулета она однозначно сочла бы репутацию дочери погубленной безвозвратно.
Парафразировать его можно бесконечное число раз. Например:
Физиономия Уидла сделалась унылой, и он ответил:
— Нет.
My uncle in the best tradition,
By falling dangerously sick
Won universal recognition
And could devise no better trick…
Он был незаконнорожденным отпрыском офицера военно-морского флота и весьма практичной портовой женщины из Вест-Индии, которая не преминула взять торжественное обещание, перед тем как уступить отцу будущего ребенка. Таким образом, мальчик в юном возрасте получил место на борту отцовского корабля. Ребенком он был одаренным и вполне мог бы дослужиться до известных чинов, но отец слишком часто принялся выводить его в свет, и чувствительный юноша по уши влюбился в юную леди происхождения более знатного, нежели его собственное.
Лексический (или структурный) перевод таков:
Ему хватило духу сделать девице предложение, но родители молодой особы, узнав о наглых притязаниях выскочки, отказали ему от дома. В свою очередь, девица, когда он предложил ей тайный побег, расхохоталась, усугубив душевную рану яркой картиной их оскорбительного (без ее приданого) предполагаемого существования и доходов в ближайшие пять лет.
My uncle [is] of most honest rules [:]
when not in jest [he] has been taken ill,
he to respect him has forced [one],
and better invent could not…
В приступе негодования Уидл заявил, что за пять лет станет богаче ее отца. Уже позднее он осознал, что поставил себя в скверное положение: никому неведомо, не услышало ли случайно его обещание какое-нибудь божество. В ту пору ему было восемнадцать; от собственного корабля и шанса получить солидное денежное вознаграждение, если таковое случится, его отделяло как минимум несколько лет. А отец девушки был богат неимоверно.
Теперь очередь за буквалистом. Возможно, он не станет подчеркивать настоящее перфектное время, более или менее подразумеваемое, сохраняя «he… has forced» и заменяя «when… [he] has been» на «now that he has been»; он может поиграть со словом «honorable» вместо «honest» или колебаться в выборе между «seriously» и «not in jest», он заменит «rules» на более подходящее «principles» и изменит порядок слов, чтобы приблизиться к строению английского предложения, сохранить отголоски русской рифмы, и в конце концов получит:
На пиратском корабле толковому парню проще продвинуться, к тому же не нужно было отдавать львиную долю добычи морскому ведомству и никто из начальства не мог против воли поставить моряка в конвой. Итак, он дезертировал, сменил имя и уже через шесть месяцев был третьим помощником на «Амфидрейке» под началом жестокого и порочного капитана Эгга, когда этот джентльмен преждевременно почил от теплового удара и чрезмерных возлияний дорогого бренди.
My uncle has most honest principles:
when he was taken gravely ill,
he forced one to respect him
and nothing better could invent…
Среди офицеров завязалась драка, и Уидлу пришлось убить и первого, и второго помощников, когда те попытались захватить власть на основании старшинства. Особенно он сожалел о втором помощнике, который был и отличным штурманом, и собутыльником.
Если же переводчик все еще не удовлетворен таким вариантом, он, по крайней мере, может надеяться дать разъяснения в подробных примечаниях (см. также коммент. к гл. 8, XVII–XVIII).
Терять Уидлу было нечего, вел он жизнь бесшабашную и вот спустя шесть лет все еще был жив, неимоверно богат и не слишком горевал о повороте жизненного пути, хотя по-прежнему строил из себя несчастного.
— Я не женат, — повторил он и вздохнул глубокоглубоко.
Теперь сформулируем наш вопрос точнее: могут ли такие рифмованные стихи, как «Евгений Онегин», быть и в самом деле переведены с сохранением рифм? Ответ, конечно же, — нет. Математически невозможно воспроизвести рифмы и одновременно перевести все стихи буквально. Но, теряя рифму, стихи теряют свой аромат, который не заменят ни пояснительные сноски, ни алхимия комментариев. Следует ли тогда удовлетвориться точной передачей содержания и совершенно пренебречь формой? Или же следует допустить подражание стихотворной структуре, к которой то тут, то там лепятся исковерканные кусочки смысла, убеждая себя и читателя, что искажение смысла ради сладкой-гладкой рифмы позволяет приукрашивать или выкидывать сухие и сложные отрывки? Меня всегда забавляет избитый комплимент, которым одаривает критик автора «нового перевода». «Как легко читается», — говорит критик. Другими словами, щелкопер, никогда не читавший оригинала, да и не знающий языка, на котором этот оригинал написан, превозносит подражание за его легкость, ибо плоские банальности заменили в нем все трудные места, о коих он не имеет ни малейшего представления. «Легко читаемый», как же! Ошибающийся школьник меньше глумится над древним шедевром, чем авторы таких коммерческих рифмованных парафраз; как раз тогда, когда переводчик берется передать «дух» оригинала, а не просто смысл текста, он начинает клеветать на переводимого автора.
Вообще-то, он не возражал бы, если бы его попросили рассказать всю историю от начала и до конца, но Араминте было не до него: своих неприятностей хватало. Ей вовсе не претило быть обесчещенной из любви к искусству, так что в критической ситуации она думала не об этом. Но ее пугало быть пойманной с поличным, а потом запертой при храме до скончания отпущенных ей дней, где ей будет позволено лишь приготовлять аспирин и чинить вещи вдовцов, — а этого стерпеть невозможно. Посему она, в свою очередь, тоже вздохнула и уселась на крышку сундука.
Уидл, неправильно истолковав этот самый вздох, налил ей вина.
Перекладывая «Евгения Онегина» с пушкинского русского языка на мой английский, я пожертвовал ради полноты смысла всеми элементами формы, кроме ямбического размера, его сохранение скорее способствовало, чем препятствовало переводческой точности, я смирился с большим количеством переносов, но в некоторых случаях, когда ямбический размер требовал урезать или расширить содержание, я без колебаний приносил размер в жертву смыслу. Фактически во имя моего идеального представления о буквализме я отказался от всего (изящества, благозвучия, ясности, хорошего вкуса, современного словоупотребления и даже грамматики), что изощренный подражатель ценит выше истины. Пушкин сравнивал переводчиков с лошадьми, которых меняют на почтовых станциях цивилизации. И если мой труд студенты смогут использовать хотя бы в качестве пони, это будет мне величайшей наградой.
— Будьте уверены, сэр, нет нужды меня бояться, — решил выказать расположение предводитель пиратов. — Под моим покровительством вам нечего бояться, вскоре вы воссоединитесь со своими друзьями.
Я, однако, не смог достичь идеального построчного соответствия. В иных случаях, чтобы перевод не утратил смысла, приходилось держаться определенных синтаксических норм, ведущих к изменениям в крое и расположении английского предложения. Нумерация строк в Комментарии относится к строкам перевода и не всегда к строкам оригинала.
— О, вы правы, — без энтузиазма согласилась Араминта. Она уже раскаивалась в том, что обмолвилась о выкупе. — Благодарю. — Она вежливо приняла предложенный бокал.
Одна из сложностей, сопровождающих перевод «Евгения Онегина» на английский, состоит в необходимости постоянно справляться с засильем галлицизмов и заимствований из французских поэтов Добросовестный переводчик должен понимать каждую авторскую реминисценцию, подражание или прямой перевод с другого языка на язык текста; это знание, полагаю, не только спасет его от глупейших ошибок и путаницы при передаче стилистических деталей, но также укажет ему правильный выбор слова, если возможны несколько вариантов Выражения, звучащие по-русски высокопарно или архаично, были со всей тщательностью переведены мною на высокопарный и архаичный английский, а особенно важным я посчитал сохранение повтора эпитетов (столь характерных для скудного и перетруженного словаря русского романтика), если контекстуальные оттенки значения не требовали использования синонима.
Кстати сказать, вино оказалось отменным и обед тоже: Уидл был рад подвернувшейся возможности похвастаться умением закатить прием на широкую ногу, а Араминта вдруг обнаружила, что проголодалась как волк. Она съела преизрядное количество мяса, заливного и сладких пирожков (ничего из перечисленного ей есть, конечно же, прежде не позволялось), также девушка обнаружила, что может выпить вместо двух бокалов вина (больше ей пить также не полагалось) целых три.
В своем Комментарии я попытался дать объяснения многим специфическим явлениям. Эти примечания отчасти отражают мои школьные познания, приобретенные полвека назад в России, отчасти свидетельствуют о многих приятных днях, проведенных в великолепных библиотеках Корнелла, Гарварда и Нью-Йорка. Без сомнения, невозможно даже приблизиться к исчерпывающему исследованию вариантов «Евгения Онегина» без фотостатов пушкинских рукописей, которые по понятным причинам недосягаемы.
К тому времени, как слуги уносили со стола остатки пудинга, мир перед ее глазами заиграл столь радужными красками, что беспокойство как рукой сняло. Она придумала несколько способов ускользнуть, если пираты действительно вознамерятся передать ее с рук на руки семье. Спокойствия добавлял стоивший баснословных денег жемчуг, припрятанный от посторонних глаз на талии, под поясом. Изначально она планировала употребить жемчужины на оплату морского переезда домой, если бы ее не похитили, конечно; теперь они положат начало ее независимости. Кроме того, коль скоро она обесчещена, больше бояться нечего: можно отделаться от громоздкой системы ограничений, которая, как чувствовала девушка, стоила практически всех прочих наказаний.
Во многих случаях возникала необходимость процитировать русский текст. Пушкин и его печатники, естественно, использовали старую орфографию (ее иллюстрирует факсимиле издания 1837 г.). Метод транслитерации, не только основанный на таком написании, но равно отражающий и пушкинские отступления от него, в большей мере соответствовал бы моему представлению о точности в этом вопросе; но в работе, не предполагающей чрезмерно озадачивать чужеземца, изучающего русский язык, я счел более благоразумным основывать транслитерацию на новой орфографии, введенной после февральской революции 1917 г. (тем более что все пушкинские тексты, без каких бы то ни было уступок исследователям-лингвистам, напечатаны так в Советской России). В некоторых черновиках недостает знаков препинания, и в моем переводе они были расставлены. Пушкинские вычерки всегда приводятся в угловых скобках, а в квадратных скобках я поместил собственные пояснительные вставки.
Написание книги, которую читатель сейчас держит в руках, было вызвано настоятельной необходимостью, возникшей около 1950 г., когда я вел занятия по русской литературе в Корнеллском университете в городе Итаке штата Нью-Йорк, а также по причине отсутствия адекватного перевода «Евгения Онегина» на английский, книга эта росла — в часы досуга, с многочисленными перерывами, вызванными требованиями других, более сложных задач, — на протяжении восьми лет (один год я получал финансовую поддержку от фонда Гугенхейма) Однако же после 1957 г, когда Комментарий в основном был закончен, я мало соприкасался с современной пушкинианой.
Да и Уидл оказался не так уж плох. Ее батюшка, лорд Д., всегда считал наиважнейшими качествами для мужчины хлебосольство, умение держаться в седле и управляться за карточным столом. Араминта задумчиво разглядывала ногу Уидла, затянутую в шелковые бриджи и белые чулки. Однозначно, тут ни убавить ни прибавить! Длинные черные, как вороново крыло, кудри смотрелись чересчур экстравагантно, но высокий рост и ширина плеч вполне извиняли вульгарность волос и малинового камзола. Хороши были глаза и зубы. Во внешности капитана не было ничего, что могло бы не нравиться.
Находясь в таком благодушном настроении, Араминта провозгласила тост за хозяина и потешила его тщеславие такими вполне искренними словами:
В связи с переводом и примечаниями к нему вышли несколько моих работ: «Проблемы перевода: „Онегин“ на английском» / «Problems of Translation. „Onegin“ in English» («Partisan Review», New York; 1955, fall XXII); «Заметки переводчика», I («Новый журнал», New York, XLIX, 1957); «Заметки переводчика», II («Опыты», New York, VIII, 1957); «Рабский путь» / «The Servile Path» («On Translation», ed R. Brower, Cambridge, Mass., 1959).
Две строфы, приведенные мною во Вступлении (с. 37) кроме публикации в «Нью-Йоркере» были перепечатаны в моем сборнике «Стихотворения» («Poems», New York, 1959; London, 1961), а также в сборнике «Стихотворения» («Poesie», Milan, 1962) en regard
[34] с итальянским переводом.
— Лучше обедать мне не доводилось! Может, сыграем в «нули и шестерки»?
Мой вариант XXX строфы шестой песни «Евгения Онегина» с частью комментариев был опубликован в «Эсквайре» («Esquire», New York, 1963, July).
Капитан был удивлен, что его несчастный молодой узник так развеселился: обычно, чтобы успокоить чувствительные нервы юного вельможи, требовались как существенные вливания спиртного, так и терпение, а также демонстрация невозмутимой роскошной любезности. Молодых аристократов следовало поражать щедростью хозяина и уверенной властностью. Уидл был не прочь поздравить себя со столь безоговорочным и досрочным успехом и тут же принялся подсчитывать, как скоро сможет он осуществить замыслы относительно добродетелей лорда Арамина. Обычно на это у него уходила неделя. На сей раз, рассудил он, хватит трех дней.
Приложение I об Абраме Ганнибале вышло в несколько сокращенном виде под названием «Пушкин и Ганнибал» в «Энкаунтере» («Encounter», London, 1962, XIX, 3, September). Приложение II с заметками о просодии было издано частным образом в виде отдельного оттиска фондом Боллинджена весной 1963 г.
Тем временем Араминта, которая несколько последних месяцев провела в каюте, располагавшейся над каютой моряков, и, соответственно, уже знакомая с морскими утехами, добавила:
Я всегда завидовал автору, завершающему подобное предисловие пылкими выражениями благодарности, адресованными профессору Совету, профессору Воодушевлению и профессору Всяческой Помощи Мое чувство не столь всеобъемлюще, но накал его столь же высок. Я в долгу перед своей женой, предложившей многие исправления, и перед сыном, составившим предварительный указатель. За хлопоты, связанные с публикацией этой работы, я благодарен руководству и служащим фонда Боллинджена, в особенности же за то, что в качестве редактора рукописи был выбран мистер Барт Вайнер, которому я весьма признателен за тщательную и безупречную работу.
— Выигравший отправляется спать первым, так? — И кивнула в сторону кровати.
Озадаченный Уидл моргнул, с сомнением дал молчаливое согласие и взял карты с чувством, что в мире, вопреки ожиданиям, отчего-то все пошло наперекосяк. Последствия не заставили себя ждать: в «нули и шестерки» Араминта играла превосходно.
Мoнтрё, 1963
Владимир Набоков
На «Амфидрейке» девушке очень понравилось. Большинство пиратов некогда служили в военно-морском или торговом флоте и не очень-то отличались от матросов судна «Рыба-солнце». К тому же они не догадывались, что перед ними женщина, а потому никто не остался безучастным к ее желанию научиться вязать морские узлы, ставить паруса и находить дорогу по звездам. Напротив, они объявили ее славным малым и храбрецом, и, когда Араминта проходила мимо, матросы начинали приглаживать вихры, чтобы показать: они не держат на нее зла за благородное происхождение.
Календарь
По большому счету Уидл оказался отличным товарищем. Разве что изредка им овладевали приступы крайней чувствительности, как называла их Араминта. Конечно, только бесчувственный мог посвистывать, когда пороли человека. Но, с другой стороны, котенок, найденный дохлым в углу каюты, — вовсе не повод для скорби. Нужно просто выбросить его в окно и позвать юнгу подтереть пол.
Юлианский календарь (старый стиль), введенный Юлием Цезарем в 46 г. до н. э. и принятый Первым Никейским Вселенским собором в 325 г. н. э., использовался в России до революции 1917 г Григорианский календарь (новый стиль), используемый повсеместно в настоящее время, был введен папой римским Григорием XIII в 1582 г. 5 октября 1582 г. стало 15 октября 1582 г.: таким образом, были выпущены десять дней. Впрочем, в Великобритании старый стиль сохранялся до 1752 г., когда в сентябре были выброшены одиннадцать дней.
Еда ей очень нравилась. Араминта становилась все более мускулистой, да и в рост пошла — что в ее возрасте было весьма удивительно. Порой она задавалась вопросом, что же случится, если придется снять амулет. Когда она начала отращивать бороду, этот вопрос приобрел еще большую насущность. Но поскольку Араминта не собиралась снимать амулет, она выбросила это из головы и выучилась бриться.
По правилам григорианского календаря годы 1700-й и 1800-й не считались високосными (в отличие от 1600 г., который делится на 400); поэтому разница между двумя календарями увеличивалась в каждый из этих лет на один день, что в результате составило одиннадцать дней с 1700 по 1800 г., двенадцать с 1800 по 1900 г. и тринадцать с 1900 по 1917 г. Так, середина июля в России была концом июля в других странах, а означенные на календаре во всем мире дни 12 января 1799 г. и 13 января 1800 г. в России оказались днями Нового года.
Но будущее тревожило ее совсем по другой причине. Если бы они поплыли прямо в Кингспорт, то могли бы поспеть туда раньше выкупа и ей удалось бы ускользнуть, пока пираты пропивают награбленное добро. Но Уидл хотел побить собственный рекорд в четырнадцать захваченных кораблей, поэтому вознамерился ходить по морю как можно дольше.
В данной книге все даты, относящиеся к событиям в России, даны по старому стилю, если это не оговаривается особо. Даты, относящиеся к событиям в остальном мире, даны по новому стилю. Когда возникает вероятность путаницы, приводятся обе даты, например; 1/13 января.
— Я уверен, — попыталась исправить положение дел Араминта, — что выкуп уже на месте. Если мы прямо сейчас не отправимся в Кингспорт, нас не станут ждать вечно: наверняка решат, что я мертв и оттого «Амфидрейк» не явился в указанное место.
Сокращения и знаки
Девушка вовсе не считала это возможным: еженощно она воображала себе целую ораву поджидающих ее в доках дуэний с нацеленным на нее Оком Гора. И с цепями.
Акад. 1937 — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т VI, под ред. Б. Томашевского Академия наук СССР. Л., 1937 (Так называемое академическое издание.)
— Я должен рискнуть, — отвечал Уидл, — и отсрочить расставание с вами.
Акад. 1938 — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т XIII, под ред. М. А. Цявловского. Академия наук СССР. Л., 1938 (Так называемое академическое издание.)
ЕО — «Евгений Онегин».
Глаза его при этом глядели с опасной нежностью. Час от часу не легче! Араминта решительно не желала провести остаток своей жизни любовницей предводителя пиратов вне зависимости от того, насколько восхитительно мускулисты были его бедра. Хотя и приходила в уныние, представляя едва ли более заманчивую возможность провести остаток своих дней в обществе святых сестер Грааля.
Лит. насл. — Литературное наследство. т. 16–18 M., 1934.
MA — Московский Центрархив [Ныне Российский государственный архив литературы и искусства].
На следующее утро она проснулась от вопля «Левиафан!» даже с несколько неуместным облегчением. Едва не наступая на пятки Уидлу, выскочила на палубу. Теперь-то ему точно придется повернуть и отправиться в порт, подумала она, не понимая того, что они в самом деле попались, пока не растянулась на палубе, споткнувшись о полупрозрачное щупальце морского чудовища.
МБ — Библиотека им. В И. Ленина, Москва. [Ныне Российская государственная библиотека].
ПБ — Публичная библиотека, Санкт-Петербург, позже Ленинград [Ныне Российская национальная библиотека]
Она вскочила на ноги и поспешила выглянуть за борт. Гигантское пульсирующее куполообразное тело левиафана находилось точно под кораблем и окутывало его со всех сторон, пылая по краям фосфоресцирующим синим цветом и тихо содрогаясь, словно желе. В прозрачном теле плавали несколько полупереваренных костей и остатки реберного остова кита. Вокруг корабля на уровне ватерлинии уже виднелась тусклая белесая пена: дерево разъедала кислота левиафана.
ПД — Пушкинский Дом, Ленинград. [Институт русской литературы].
Матросы стреляли в прозрачное туловище, рубили жесткие эластичные щупальца, но все напрасно. Левиафан преспокойно забрасывал все новые конечности и кончиком щупальца ударил одного пирата, который выгнул спину, выронил из рук топор и разверз рот в безмолвном, леденящем душу крике. Быстрое как молния щупальце обвилось вокруг жертвы раз шесть, подняло над палубой, перенесло через борт и опустило вниз, в громаду левиафанова тела. Сквозь прозрачную зеленоватую тьму вверх смотрели глаза несчастного — живые, полные ужаса. Араминта видела, как они потихоньку меркли, когда его засасывало в желеобразную массу.
П. и его совр. — Пушкин и его современники, вып. 1—39. СПб., Л., 1903—1930
Она схватила меч и принялась рубить протянувшиеся по палубе щупальца, невольно шарахаясь от хлеставших по палубе все новых и новых тонких конечностей, грациозных, извивающихся. К счастью, щупальца только цеплялись за выступающие предметы и ограничивались этим, если, конечно, никто не касался блестящих розовых кончиков.
Временник — Пушкин: Временник пушкинской комиссии, т, I–VI M., 1936–1941.
— Бросьте это, глупцы! — крикнул Уидл. — Ставьте паруса! Все за работу!
ПСС 1936 — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, под ред. Ю. Г. Оксмана, М. А. Цявловского и Г. О. Винокура. Академия наук СССР, M., Л., 1936, т. I–V; M; Л., 1938, т. VI.
Он стоял у штурвала. Араминта, желая помочь, кинулась к парусам, и вскоре корабль уже плыл со скоростью девять узлов в направлении ветра, который гнал их обратно к Затопленным Землям. Для «Амфидрейка» такая скорость была жалкой, но прицепившийся снизу левиафан воистину был хуже целого полчища усоногих рачков. Казалось, движение судна не особо беспокоило морского гада, он выбрасывал все новые щупальца. Из-за бортов доносился едкий, ядовитый запах с привкусом дыма. Почти все моряки попрятались внизу, спасаясь от щупальцев. В одной руке Уидл сжимал штурвал, в другой — весло, которым отбивался от наползавших конечностей морской твари.
ПСС 1949 — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений. в 10 т. T. V, под ред. Б. Томашевского, Академия наук СССР М., Л., 1949
ПСС 1957 — А. С. Пушкин. Полное собрание сочинении, т V, под ред. Б, Томашевского, Академия наук СССР, M.; Л., 1957
Араминта схватила подзорную трубу капитана и полезла на марсовую площадку, чтобы осмотреться: она отлично видела, где вода меняла цвет и начиналась прекрасная сине-зеленая гладь; участки морского пути казались широкими лентами более темного синего цвета, бегущими по Мелководному морю. Ветер дул умеренный, и куда бы она ни бросала взгляд, видела слегка пенистые гребни волн. Но вот вдалеке она заметила что-то белое: то ли риф, то ли отмель неглубоко под водой, — действующая как волнорез. За ней виднелась зеленая полоска. Может быть, остров.
[] Примечания переводчика [В. В. Набокова]
Одно из щупальцев обвилось вокруг мачты, после того как девушка залезла наверх. Ядовитые отростки шевелились в надежде что-нибудь схватить. Вниз не слезть. Араминта попыталась подсказать Уидлу путь с помощью заклинания-шепота: зюйд-зюйд-вест. А потом мрачно вцепилась в марсовую площадку, поскольку капитан вел корабль прямо на мелководье.
< > Отвергнутые чтения [в текстах А С. Пушкина].
ВСТУПЛЕНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
От левиафана осталось лишь мерзкое, зловонное, студенистое месиво, мягко покачивающееся на бегущих по мелководью волнах, цепляющееся за скалы вместе с обломками «Амфидрейка». От корабля осталось не так уж много: квартердек, крыша каюты, да еще, к сожалению, сохранилась верхняя двенадцатифутовая часть грот-мачты с флагом, на котором красовался черный череп, весело реющий над ядовитой желеобразной жижей.
Обломок мачты с флагом уже пережил три ливневых шторма. Уцелевшие пираты мрачно взирали с берега на стяг и выдумывали все более и более отчаянные и невероятные способы, чтобы его сорвать, сжечь или же, на худой конец, объяснить наличие такого флага военно-морскому патрулю, который достаточно часто проходил в этих водах, охраняя морские пути. Если этого не сделать, то возможность спастись может запросто превратиться из желанной в нежелательную.
…Иль к девственным лесам Младой Америки… А Пушкин, из чернового наброска стихотворения «Осень», 1830—1833
— Тогда они на скорую руку соорудят виселицу и перевешают нас одного за другим, — болезненно скривившись, изрек боцман мистер Рибб.
— Даже если и так, — вышла из себя Араминта, теряя терпение от их разговоров, — все же это получше, чем оказаться в чреве левиафана. К тому же можно сделать что-нибудь полезное, а не сидеть на бережку и стенать.
Ныне (пример неслыханный!) первый из французских писателей переводит Мильтона слово в слово и объявляет, что подстрочный перевод был бы верхом его искусства, если б только оный был возможен!
А Пушкин, из статьи (конца 1836 или начала 1837 г.) «О Мильтоне и Шатобриановом переводе „Потерянного рая“» Париж, 1836
Последняя реплика предназначалась Уидлу, который, горестно повесив голову, устроился под пальмой. Вообще-то, он не имел ни малейшего желания затонуть вместе с кораблем, хотя в глубине души чувствовал, что именно это ему надлежало сделать. Тяжко было признать, что ценой неромантичного избавления от гибели он купил себе несколько недель жизни и бесславную смерть.
Описание текста
Араминте виселица не грозила, но она была не многим счастливее моряков, зная наверняка, что военно-морской флот доставит ее прямехонько в лоно семьи, а от такой охраны сбежать не удастся. Тем не менее девушка не собиралась питаться одними кокосовыми орехами, кидаться камнями в обезьян и день-деньской сетовать на свою горькую судьбу.
В окончательной редакции (издание 1837 г.) пушкинский роман в стихах «Евгений Онегин» содержит 5541 строку, каждая из которых, за исключением отрывка в восемнадцать строк, написана четырехстопным ямбом с женскими и мужскими рифмами. 5523 ямбические строки (лишь три из которых не окончены) группируются следующим образом.
Островом стала древняя-предревняя горная вершина, густо поросшая растительностью; отвесные скалы вздымались прямо из океана. Там, где мелководье гасило силу волн, образовалась небольшая естественная гавань с узкой полосой белого песка, на котором расположились потерпевшие крушение. Перебравшись через крутые скалы, Араминта могла вдоволь любоваться прозрачной, словно стекло, водой, бегущими вдаль горными склонами, а кое-где ей даже удалось разглядеть побелевшие остовы упавших деревьев.
Во время охоты в джунглях они наткнулись на старинную дорогу: ровные блоки шероховатого камня кремового цвета вели вглубь острова; но ни один моряк не пожелал пойти по ним.
(1) Посвящение, рифмованное
ababececediidofof — 17 строк
— Эта работа Затонувших, — дрожащими от неподдельного страха голосами заявили они, суеверно осеняя себя всевозможными оградительными знаками.
(2) Восемь песней (именуемых «главами»), основным компонентом которых является четырнадцатистрочная строфа, рифмованная
ababeecciddiff:
Они и ее одну не пустили отправиться по дороге.
Первая, 54 строфы, пронумерованные с I по LX (IX, XIII, XIV и XXXIX–XLI отсутствуют) — 756 строк
Прошло три дня, закончился ливневый шторм, а черный флаг все так же спокойно реял над морем, и угроза болтаться на виселице все возрастала. Когда Араминта снова попыталась убедить их пойти на разведку по древнему пути, несколько человек согласились.
Вторая: 40 строф, пронумерованных с I по XL (VIII, 10–14 и XXXV, 5—11 отсутствуют) — 548 строки
Дорога тянулась вверх по горному склону, мимо высеченных в скале небольших ниш, где сохранились покрытые мхом обломки изваяний. Древний путь вел круто вверх, и порой приходилось ползти даже на четвереньках, с трудом отыскивая точки опоры. Араминте не хотелось думать о том, как труден был путь три тысячи лет назад, до Потопа, когда тропа начиналась у подножия горы, а не у ее вершины. При виде каждой новой пещеры мужчины содрогались, но все же продолжали идти вверх. Ничего не происходило, разве только пыль забила им ноздри, заставляя все время чихать, да еще Джема Горея ужалила оса.
Третья: 41 строфа, пронумерованная с I по XLI (III, 9—14 отсутствуют), а также «Письмо Татьяны к Онегину» со свободной схемой рифмовки между XXXI и XXXII
[35] — 568, 79 строк
Тропа заканчивалась у святилища, расположенного на самой вершине. У входа покоились два массивных изваяния женщин-львов. Прошло столько лет, а их высокая грудь и волосы отлично сохранились. Кровля святилища находилась на высоте двадцати футов, ее поддерживали искусно сработанные колонны не толще запястья Араминты, каждая из которых представляла собой удлиненную грациозную женскую фигуру. С балок все еще свисали легкие драпировки ткани — колышущиеся ветром широкие полосы чисто-белой материи. В центре возвышался алтарь из белого камня, на котором лежал большой диск сияющего серебра.
Четвертая: 43 строфы, пронумерованные с I по LI (I–VI, XXXVI, XXXVII, 13 [частично] — 14 и XXXVIII отсутствуют) — 601 строка
Пятая: 42 строфы, пронумерованные с I по XLV (XXXVII, XXXVIII и XLIII отсутствуют) — 558 строк
— Богиня ветра, — мрачно констатировал мистер Рибб. — Несомненно, богиня ветра; нечего нам тут делать. Даже не думай, Порлок, — добавил он, осаживая моряка жестким взглядом. — Не суйся туда, если тебе жизнь дорога.
Шестая: 43 строфы, пронумерованные с I по XLVI (XV, XVI, XXXVIII отсутствуют), плюс 24 строки в пушкинском примечании 40, из которых 10 повторяют строки текста, а 14 являются дополнительными — 602, 14 строк
— Я только гляну, — сказал Порлок, уставясь на серебряный диск, и поставил ногу на первую ступень.
Седьмая; 52 строфы, пронумерованные с I по LV (VIII, IX, XXXIX отсутствуют) — 728 строк
Зашевелились женщины-львы, распахнули черные как смоль очи и обернулись к незваному гостю. Он было отскочил, вернее, попытался: нога не могла оторваться от ступени.
Восьмая: 51 строфа, пронумерованная с I по LI (II, 5—14, XXV, 9—14 отсутствуют), а также «Письмо Онегина к Татьяне» со свободной схемой рифмовки, помещенное между строфами XXXII и XXXIII, и дополнительные строки, приведенные во вступительных замечаниях к приложению под названием «Отрывки из „Путешествия Онегина“» — 698, 60, 5 строк
— На помощь, друзья! — отчаянно вскричал моряк. — Дайте руку…
Но никто не пришел к нему на помощь. Со скрежетом, похожим на треск жерновов, женщины-львы встали на толстые лапы и неспешно двинулись к нему. Взяв несчастного за руки и дернув в разные стороны, они без усилий разорвали его на две части, каждую из которых вновь разодрали надвое.
Матросы бросились прочь, сломя голову помчались вниз по горному склону. Женщины-львы повернули головы и проводили их взглядом. Одна Араминта не стала спасаться бегством, но подождала, пока удерут остальные. Ожившие статуи вновь улеглись на своих местах, но глаза не закрывали, зорко следя за ней.
Некоторое время Араминта размышляла. За свою жизнь она прочла немало и вполне осознавала опасность. Ей вовсе не улыбалось стать вечной узницей святилища и навсегда остаться на горной вершине; возможно, наказание ждало не только безрассудных мужчин, дерзнувших войти в храм. Но в пользу попытки говорил тот факт, что святыня не требовала особой охраны: какая бы магия ни воздвигла и ни поддерживала святилище, ей было достаточно страшных статуй. А камни, которыми была выложена дорога к храму, стали гладкими не только под действием непогоды: некогда их шлифовали ноги многочисленных паломников.
— Ну ладно, — вслух громко проговорила она и сняла с шеи амулет.
(3) «Отрывки из „Путешествия Онегина“»: 21 непронумерованная строфа, включая 4 незаконченные строфы (IX, 1–2 [частично], X, 1 [частично] — 14, XV, 1–8, XXX, 2—14 отсутствуют) — 259 строк
Она даже слегка удивилась, оказавшись в своем прежнем теле, которое было намного меньше; ее формы обрели прежнюю женственность. Она оглядела руки и ноги: они стали прежней длины, но сохранили стальные мускулы. Под рубахой разбухли груди. Бедра и талия словно сговорились поменяться дюймом-другим. Араминта коснулась лица, которое тоже немного изменилось: борода, как радостно отметила девушка, исчезла.
Таким образом, всего в тексте 5523 строки, написанные четырехстопным ямбом. К ним следует добавить:
Стражи с подозрением взирали на нее, пока Араминта взбиралась по ступеням. Когда она вошла внутрь святилища, они встали и прошли за ней до алтаря, время от времени наклоняясь вперед и подозрительно принюхиваясь. Девушка сняла с талии нить жемчуга. Со звонким стуком драгоценность опустилась на диск-жертвенник — целый сонм белых переливов и серебра.
(а) прозаический эпиграф к роману на французском языке (сочиненный автором, но представленный как tiré d\'une lettre particulière
[36]);
(б) песню из 18 строк, написанную трехстопным хореем с длинными стиховыми окончаниями
[37], — «Песню девушек» (в гл. 3, между XXXIX и XL строфами);
Удовлетворенные, женщины-львы ушли на прежнее место у входа. От внезапного порыва ветра дрогнули и взметнулись драпировки, и богиня заговорила: дар прекрасен, прошло столько времени с тех пор, как ей возносили молитвы в последний раз; чего же хочет Араминта?
(в) сорок четыре авторских примечания;
Происходящее не было похоже на праздник зимнего солнцестояния, когда медиум входил в транс и предсказывал судьбу. Не было оно похоже и на богослужение во время праздника урожая. Богиня Затонувших изъяснялась беззвучно, речи, как таковой, не было, только ветер гудел в колышущих занавесях. Но Араминта прекрасно слышала слова богини и поняла: заранее заготовленные ответы не годятся. Богиня не просто предлагала какой-то пустяк наподобие делающего невидимым заклятия, или отмыкающего цепи ключа, или даже возможности выбраться с этого острова. Богиня задавала вопрос, на который следовало дать точный ответ.
(г) приложение с прозаическими комментариями к «Отрывкам из „Путешествия Онегина“».
Кроме того, главам предпосланы следующие эпиграфы: первой — строка Вяземского; второй — старый, несколько переделанный каламбур (О rus! Hor. О Русь!); третьей — строка Мальфилатра; четвертой — фраза мадам де Сталь; пятой — два стиха Жуковского; шестой — два (не связанные между собой, но напечатанные вместе) стиха Петрарки; седьмой — два стиха Дмитриева, один Баратынского и два Грибоедова; восьмой — два стиха Байрона.
Проще было назвать то, чего Араминта не хотела: ей не улыбалось вернуться домой, оказаться запертой в женском монастыре или выйти замуж где-нибудь в колониях. Также она не хотела становиться ни пленницей, ни прекрасной дамой, ни любовницей капитана, ни вечно прикрываться чужой личиной. Хотя, добавила Араминта, на протяжении некоторого времени это было весьма занимательно. Вот то, что она действительно желает: самой стать капитаном, капитаном собственной судьбы. И быть свободной. Так ответила она богине.
Большая часть пропущенных строк обнаруживается в ранних изданиях или в рукописи. Иногда их отсутствие можно рассматривать как намеренный структурный пропуск. Большое количество отвергнутого Пушкиным материала, относящегося к ЕО, состоит из пропущенных строф, вариантов, вычеркнутых продолжений, отрывков из «Альбома Онегина», строф, относящихся к путешествию Онегина (последние выросли до размеров главы, которая должна была следовать за главой седьмой, превратив, таким образом, восьмую главу в девятую), фрагментов десятой главы и множества отвергнутых Пушкиным строк, которые можно найти в черновиках и беловых рукописях. В примечаниях я перевел все наиболее важные и интересные строки, не вошедшие в окончательный текст, но встречающиеся в различных публикациях, однако я отдаю себе отчет в том, что невозможно провести полноценное исследование оригинальных текстов, пока все пушкинские рукописи, хранящиеся в России, не будут сфотографированы и не станут доступны исследователям, на что, конечно, не пойдет это тюремно-полицейское государство, разве что тому отыщется политическая причина — каковой, впрочем, я пока не наблюдаю,
— Достойное желание, — одобрила богиня, — взамен достойного дара. Возьми жемчужину, спустись к морю и брось ее в воду.
В качестве исходного текста я использовал (с учетом исправленных явных опечаток, из коих наиболее вопиющие указаны в моих примечаниях) последнее прижизненное издание. Это «третье» издание, ныне представляющее исключительную редкость, было осуществлено под руководством книгопродавца Ильи
Глазунова и вышло в свет в январе 1837 г., наверняка до 19 января — в этот день его рекламировали «Санкт-Петербургские ведомости» (приложение 14, с. 114). Небольшой томик (32°)
[38] хвалили и в разделе «Новые книги» литературного обозрения «Северная пчела» (№ 16, с. 61–63) от 21 января за его удобный карманный формат.
Араминта взяла с диска жемчужину: она легко отделилась от нити. По узкой дороге спустилась к берегу, прошла мимо моряков, в страхе не сводящих с нее глаз, и бросила жемчужину в чистые, прозрачно-голубые воды тихой гавани.
На пятой странице указанного издания стоит:
ЕВГЕІЙ
ОНѢГИНЪ
романъ въ стихахъ.
Сочиненіе
Александра Пушкина.
Изданіе третіе.
Сантпетербургъ.
Въ типграфии Экспедиции заготовленія Государственныхъ бумагъ.
1837.
Какое-то время ничего не происходило, потом на поверхности воды внезапно появилась пена, белая, словно молоко. Дрожь сотрясла землю, расступилась вода, из пучины морской появился разбитый стихией «Амфидрейк», весь покрытый морскими водорослями. Мгновение из наполовину разъеденного корпуса торчали шпангоуты и киль, потом пена покрыла борта шхуны, оставляя за собой ровное мерцание жемчуга. Гладкие белые доски пришли на смену прежней палубе. Одна за другой взметнулись в небо высокие стройные мачты в форме женского тела. Наполнились мягко дующим ветром большие белые паруса.
На шестой странице помещен главный эпиграф (Pétri de vanité
[39] и т. д.), на седьмой — начало Посвящения (строки 1—12), а на восьмой — ею окончание (13–17).
Пена скользнула в воду и застыла узеньким пирсом из жемчужин, протянувшимся от корабля к ногам девушки. Араминта обернулась и взглянула в лицо ошеломленному Уидлу.
Пронумерованные страницы содержат восемь глав с предпосланными эпиграфами (первая, с. 1—40; вторая, с. 41–69; третья, с. 71—105, четвертая, с. 107–138; пятая, с. 139–169; шестая, с. 171–202; седьмая, с. 203–240; восьмая, с. 241–280); пушкинские примечания, с. 281–293; «Отрывки из „Путешествия Онегина“» с небольшими комментариями, с 295–310.
— Это мой корабль, — объявила она. — Я с радостью приглашаю вас вместе с вашими людьми на борт, если вы готовы поступить ко мне на службу, а не дожидаться военно-морского патруля.
Затем следуют два чистых листа и обложка со скромной надписью: «Издание Ильи Глазунова».
Откинув назад волосы, она связала их нитью от рубашки и взошла на пирс. Она почти дошла до корабля, когда Уидл, ступив на жемчужный пирс, окрикнул ее:
Более подробно об этом издании см.: Публикация «Евгения Онегина», пункт 24.
Роман в основном повествует о чувствах, раздумьях, поступках и судьбах трех человек: Онегина, скучающего повесы; Ленского, сочинителя заурядных элегий; и стилизованного Пушкина, выведенного в качестве приятеля Онегина. В романе три героини; Татьяна, Ольга и пушкинская Муза. События разворачиваются между концом 1819 г., в Петербурге (глава первая), и весной 1825 г., снова в Петербурге (глава восьмая). Место действия переносится из столицы в деревню, на полдороге между Опочкой и Москвой (с главы второй вплоть до начала седьмой), а оттуда в Москву (конец седьмой главы) Прилагаемые «Отрывки из „Путешествия Онегина“» (которые должны были располагаться между седьмой и восьмой главами) переносят нас в Москву, Нижний Новгород, в Поволжье, на Кавказ, в Крым и Одессу.
— Арамин!
Она обернулась и улыбнулась ему, ослепительно улыбнулась.
Темы и композиционные приемы главы восьмой перекликаются с темами и приемами главы первой. В каждой есть хотя бы одна ярко обрисованная тема: день молодого повесы в главе первой (XV–XXXVI), обреченный на смерть молодой поэт во второй (VI–XXXVIII), страсть Татьяны к Онегину в третьей, деревня и проблемы творчества в четвертой, пророческий сон и именины в пятой, дуэль в шестой, путешествие в Москву в седьмой, страсть Онегина к Татьяне в восьмой. По всему тексту рассыпано множество романтических, сатирических, биографических и библиографических отступлений, которые придают ему удивительную глубину и красочность, В комментариях я обращаю внимание читателя, как восхитительно владеет Пушкин определенными темами и ритмами, например приемом «обгона и отставания» (глава первая), межстрофического переноса (бегство Татьяны в сад и поездка Онегина к дому княгини N) и ненавязчивого лейтмотива одной фразы, звучащей по ходу всего романа Читатель, не постигший своим сознанием эти и другие приемы, а также мельчайшие подробности текста, не вправе претендовать на понимание ЕО
.
— Араминта, — поправила она Уидла и взошла на борт.
Сочинение Пушкина — это прежде всего явление стиля, и с высоты именно этого цветущего края я окидываю взором описанные в нем просторы деревенской Аркадии, змеиную переливчатость заимствованных ручьев, мельчайшие рои снежинок, заключенные в шарообразном кристалле, и пестрые литературные пародии на разных уровнях, сливающиеся в тающем пространстве Перед нами вовсе не «картина русской жизни», в лучшем случае, это картина, изображающая небольшую группу русских людей, живущих во втором десятилетии XIX в., имеющих черты сходства с более очевидными персонажами западноевропейских романов и помещенных в стилизованную Россию, которая тут же развалится, если убрать французские подпорки и если французские переписчики английских и немецких авторов перестанут подсказывать слова говорящим по-русски героям и героиням. Парадоксально, но, с точки зрения переводчика, единственным существенным русским элементом романа является именно эта речь, язык Пушкина, набегающий волнами и прорывающийся сквозь стихотворную мелодию, подобной которой еще не знала Россия Лучшее, что мне оставалось, это описать в некоторых своих комментариях отдельные отрывки оригинального текста. Надеюсь, что мои читатели захотят выучить язык Пушкина и вновь перечесть ЕО уже без этого подстрочника. В искусстве, как и в науке, наслаждение кроется лишь в ощущении деталей, поэтому именно на деталях я попытался заострить внимание читателя. Хочу повторить, что если эти детали не будут как следует усвоены и закреплены в памяти, все «общие идеи» (которые так легко приобретаются и так выгодно перепродаются) неизбежно останутся всего лишь истертыми паспортами, позволяющими их владельцам беспрепятственно путешествовать из одной области невежества в другую.
«Araminta, or, The Wreck of the Amphidrake» by Naomi Novik
Онегинская строфа
Вот написанные мною два образчика, повторяющие размер и последовательность рифм онегинской строфы. Впервые они появились в «Нью-Йоркере» (New Yorker, Jan. 8, 1955):
What is translation? On a platter
A poet\'s pale and glaring head,
A parrot\'s screech, a monkey\'s chatter,
And profanation of the dead.
The parasites you were so hard on
Are pardoned if I have your pardon,
O Pushkin, for my stratagem.
I traveled down your secret stem,
And reached the root, and fed upon it;
Then, in a language newly learned,
I grew another stalk and turned
Your stanza, patterned on a sonnet,
Into my honest roadside prose —
All thorn, but cousin to your rose.
Reflected words can only shiver
Like elongated lights that twist
In the black mirror of a river
Between the city and the mist.
Elusive Pushkin! Persevering,
I still pick up your damsel\'s earring,
Still travel with your sullen rake;
I find another man\'s mistake;
I analyze alliterations
That grace your feasts and haunt the great
Fourth stanza of your Canto Eight.
This is my task: a poet\'s patience
And scholiastic passion blent —
The shadow of your monument.
(Дословный перевод:
ДЖАЙМ ЛИНН БЛАШКЕ
Что есть перевод? На блюде
Бледная, сияющая голова поэта,
Хриплый крик попугая, лопотание обезьяны,
И профанация мертвых.
Паразиты, с которыми ты был столь суров,
Прощены, если мне дано твое прощенье,
О Пушкин, за мою хитрость.
Я спустился по твоему тайному стеблю,
Добрался до корня и напитался от него;
Затем, используя этот новый язык,
Я вырастил другой стебелек и превратил
Твою строфу, созданную по образцу сонета,
В свою честную придорожную прозу —
Сплошь колючки, но сродни твоей розе.
Отраженные слова могут лишь дрожать
Подобно удлиненным огонькам, извивающимся
В черном зеркале реки
Меж городом и туманом.
Ускользающий Пушкин! С неизменным упорством,
Я все еще подбираю сережку твоей барышни,
Все еще путешествую с твоим угрюмым повесой;
Обнаруживаю чужую ошибку;
Анализирую аллитерации
Которые украшают твои пиры и обитают в великой
Четвертой строфе твоей восьмой песни.
Такова моя задача: терпение поэта
И страсть схолиаста, слившиеся воедино, —
Тень твоего памятника.)
Пасть кита