Все то же молчание.
— Я его ненавижу.
— Нет. Не ненавидишь.
Она обернулась.
— Он заполняет твои мысли, направляет каждое твое действие. Все, что ты делаешь — это лишь средство заслужить его одобрение. Ты никогда его не добьешься, не важно что ты будешь делать, но ты будешь жить в надежде на эти несколько слов гордости.
— Ты ошибаешься.
— Мой отец умер, когда я был ребенком. Я помню лишь что он был холоден и отстранен, и редко разговаривал со мной. Его звали Мургэйн. Все мое детство я старался совершить что—то, чтобы он гордился мной, но когда я стал мужчиной, я понял что даже если бы он и был жив — я так и не смог бы заслужить его одобрения.
Так что я постарался стать тем, кем мог бы гордиться я сам.
Это урок, который ты должна была бы сама выучить много лет назад. И я научил бы тебя, если бы ты только мне позволила.
— Ах, это для тебя так просто? Тысяча лет мудрости? А чему еще научила тебя жизнь? Как предавать твоего лорда, твоих друзей? Даже сейчас тебя все еще зовут Предателем, а твоего лорда называют Проклятым.
— Слова. Сотрясение воздуха. Ничего более. Мне есть о чем сожалеть в моей жизни, но это — не то, о чем ты сказала. Я не сожалел, убив Парлонна, ибо это была схватка из тех, что могут перевернуть историю, кульминация обеих наших жизней. Я сожалею, что он не убил меня, но я просто оказался лучше, вот и все.
Я не сожалел, предав Валена. Он не стоил моей службы, и он не был достоин владычества над моим народом. Я сожалею лишь, что присягнул служить ему с самого начала, и сожалею что причинил боль Дераннимер.
Мне жаль, что Беревайн любила меня, а я не любил ее так, как она желала. Мне жаль, что мне понадобилось столько времени, чтобы понять что я, в каком—то смысле, любил ее.
Мне жаль, что я так и не сказал Джораху, насколько ценна для меня его дружба, и что я больше не увижу его. Я знаю это. Называй это предвидением, если пожелаешь. Как только он вновь ступит на землю родного мира — он больше не покинет его.
И мне жаль, что я не могу помочь тебе. Двенадцать лет назад, у Голгофы, я мог тебе помочь. Я должен был быть более настойчивым, но не сделал этого, и мне жаль, но теперь слишком поздно.
Она отстранилась от него. Он говорил сухим и невыразительным тоном, который использовал тогда, когда не шутил. Его истинное лицо, то, что он всегда прятал за шутками, насмешками и флиртом.
Земля. Камень. Сталь. Гора.
Предатель.
— У нас не так много времени, но все же запас еще есть. Нам понадобится отдых и медитация. Мы раздобудем корабль, и отправимся к Серому Совету. Собери столько своих последователей, сколько посчитаешь нужным.
— А как насчет твоих последователей?
— Это я должен сделать один. Сейчас у них есть другая задача. У них есть Джорах.
— Нам не позволят подняться на борт корабля Серого Совета. Никому не позволено...
— Я Маррэйн, сын Мургэйна из Клинков Ветра. Я принес клятву верности Примарху Синовалу Проклятому. Я Предатель и чудовище из историй тысячелетней давности.
Я не нуждаюсь ни в чьем позволении, чтобы попасть куда бы то ни было.
Его голос оставался тем же, но глаза...
Они пылали.
* * *
— Я вас разбудил?
Синовал почти улыбался. Почти.
— Я не сплю. Ты это знаешь.
— Хотел бы не знать. Мы едва не угробили корабль по пути сюда.
— Но тебе это удалось. Я в тебе не сомневался.
— Я — сомневался. Я все время сомневался в вас. Маррэйн объяснил мне ваше решение, но все же я сомневался, что в это был какой—то смысл. А потом я увидел ту женщину. Оракула. Вы знали, что она будет там?
— Я... сильно подозревал это.
— Оно того стоило?
— Да.
— Значит это должно быть сделано. Как я посмотрю — вы победили.
— Я всегда побеждаю. Почти всегда. Да, мы победили. Мои люди на поверхности, наводят порядок. Мне придется очень многому уделить внимание. Со многим надо разобраться.
— Теперь мне пора. Мой дом... Я должен идти.
— Понимаю. Я дам корабль, который доставит тебя к твоим солдатам. Удачи, Джорах.
— На моей памяти это — первый раз, когда вы называете меня по имени.
— Титулы , удобная вещь, не так ли? Они отделяют тебя от того, что ты действительно есть, и прячут тебя за историей, образами и легендами.
— Я представляю, Примарх...
Марраго шагнул вперед и принял руку Синовала. Он стиснул ее на секунду, а затем повернулся и направился к выходу.
Синовал смотрел как он уходил, а затем обернулся к алтарю, куда по его приказу было возложено тело Шеридана.
Сейчас.
Он послал за его Охотниками и Литой. У них не так много времени.
* * *
После тридцатилетних открытий и изобретений в области электроники и прикладной математики, сделанных многими учеными и изобретателями, в 1975 г. Билл Гейтс и Пол Аллен написали BASIC для компьютера «Altair 8800» и основали компанию «Майкрософт». В 1976 Стив Джобс и Стив Возняк основали компанию «Apple Computer».
Здесь было жарко.
За пределами ее камеры все казалось горячим. Это могло быть из—за пожаров, но она считала, что это, должно быть, просто обычный воздух. В конце концов, она очень долго пробыла под землей.
Тимов отчаянно старалась не обращать внимания на жару, но это ей не слишком удавалось. Создание, которое ее провожало, похоже, из—за жары не беспокоилось. Если точнее, того вообще ничто не беспокоило. Ей приходилось следить за ним во все глаза, иначе оно исчезло бы из виду, растворившись в тенях.
Столица горела. Опять. Город подвергался атакам и горел столько раз, что сейчас она едва могла узнать в нем город своей юности. На какой—то миг волнение и страх грозили взять над ней верх, но она заставила себя собраться. Она была леди Двора и единственной супругой—консортом Императора Моллари II. А также, она была единственной надеждой, которая оставалась у Центаври Прайм. Она не могла позволить себе поддаваться слабостям или колебаниям.
36. Мобильный телефон
Наконец, они пришли к большому особняку в предместьях города, выстроенному на четвертом холме столицы и возвышающемуся над городом. Отсюда она смогла увидеть что бедствие распространилось не так широко, как она боялась. Судя по виду, горела лишь четверть города, и по большей части пожары уже были потушены. Она вынуждена была отдать мистеру Мордену должное — если, конечно, заправлял все еще он. По крайней мере, он работал эффективно.
Безликий пригласил ее, и она вошла, приподняв рваный подол своего платья. Холл был... в беспорядке, но это, бесспорно, был дом аристократа.
В 1946 г. «Моторола» совместно с лабораторией «Белл Лабораториз» запустила первый коммерческий мобильный телефонный сервис — «Мобильная Телефонная Система» (MTS).
— Моя леди! — раздался радостный голос, и она обернулась. Это был Дурла. Одетый в военную форму, он, тем не менее, не был тем франтоватым солдатом, которого она когда—то знала. Его лицо было закопченным и исцарапанным.
— Дурла... — начала она. — То есть, Лорд Антигнано. Полагаю, это ваша работа?
В 1973 г. глава отдела мобильной связи «Моторолы» Мартин Купер, гуляя по Манхэттену, совершил первый в мире звонок с портативного сотового телефона собственной конструкции — Motorola Dyna TAC.
Он улыбнулся и ее сердца едва не замерли на миг. Он действительно был очень привлекателен, а она слишком много времени провела одна в темной камере. Она одернула себя. Она была первой леди Республики. Сейчас, более чем когда—либо, она нуждалась в железной воле.
— Я пообещал себе, что вытащу вас оттуда, моя леди. Мои извинения за то, что это заняло столько времени.
— Не стоит извиняться. — Она взглянула ему через плечо. Воздух позади, казалось, дрожал от жары. Она сглотнула. У нее пересохло в горле. — Мой супруг все еще... — Жив? — В добром здравии?
37. Нобелевские премии
Она вспомнила, каким она видела его в последний раз. Больным, седым и оседающим на пол. Пять лет незнания. Пять лет гадания — узнает ли она когда—нибудь.
Из 881 лауреата Нобелевской премии, присуждаемой с 1901 года (по экономике — с 1969) — 383 американских ученых, или (на 2020 год):
— Моя леди...
— США принадлежат 43 % всех Нобелевских премий.
— Он в порядке?
Из них:
— Он жив, моя леди. Редко показывается на публике в наши дни, часто болеет, но он жив. В последний раз его видели за пределами дворца на Фестивале Победы несколько месяцев назад.
по физике — 46 % (98 из 216 лауреатов);
Она вздохнула с заметным облегчением. Ох, дорогой Лондо. Какой же ты дурак.
— Не бойтесь, моя леди. Вы и он еще сможете вместе насладиться многими годами почетной отставки.
по физиологии и медицине — 48 % (106 из 222 лауреатов);
Эти слова ее задели.
— Вы не ответили на мой первый вопрос, Лорд Антигнано. Вы в ответе за это?
по экономике — 72 % (62 из 86 лауреатов);
— Мне нужно было где—то найти союзников. Морейл и его последователи были изгнаны Синовалом. А я смог... добиться их услуг. С армией им не сравниться, но они очень эффективны, когда речь идет о организации переворота.
— Да. — проговорила она, слова жгли ей горло, словно кислота. — Уверена, что они эффективны. Кстати, где мы?
по химии — 42 % (77 из 185 лауреатов);
— Дом одного из членов Центаурума. Мне пришлось его убить. Он был чересчур про—альянсовски настроен. Его не хватятся, и это предоставляет нам прекрасную базу для операций.
— Итак. У вас есть какие—либо дальнейшие планы?
по литературе — 10 % (12 из 121 лауреата).
Он рассмеялся громче.
(Премии Мира здесь не учитываются.)
— О, моя леди. Вы точно та же, какой я вас помню. Вы можете переспорить самого Первого Императора, будучи одетой лишь в грязные лохмотья.
Она постаралась не залиться краской, как девочка, когда взглянула на свой наряд. Ее одежды были изорваны, а она была очень грязной. Камера не относилась к самым чистым помещениям.
— Ванна не помешала бы. — согласилась она. — Как не помешала бы и смена одежды. Сколько у нас времени?
— Надеюсь, достаточно. Я послал кое—кого разобраться с мистером Морденом, и не собираюсь предпринимать никаких действий, пока не буду уверен в его успехе. После того... мы сможем поговорить позже.
Глава 33. Памятник колонизатору
— Значит, планы у вас есть?
— Разумеется. Я ждал этого момента пять лет.
Ветер рвал флаги над площадью. Солнечные лучи слепили с расчерченных стеклянных стен торгового центра и муниципалитета. Парковая зелень темнела за краем собравшейся толпы.
— И? Что вы намерены делать?
— Войти во дворец. И похитить Императора.
* * *
— Сегодня мы собрались здесь, — гремел и обрывался голос из колонок, — чтобы почтить память тех, кто сделал наш мир открытым! Кто отправлялся в неизведанные дали навстречу бесчисленным опасностям, чтобы открыть наш мир всем народам планеты. Кто жертвовал здоровьем и жизнью, чтобы донести все блага цивилизации до бедных отсталых племен, прозябавших в каменном веке.
Тут было холодно. Казалось — все было льдом. Каждый глоток воздуха, каждый камень под ее ногами. Это казалось нереальным. Нереальным казалось вообще все. Не будь воспоминаний о ее встрече с Синовалом — Лита подумала бы, что все это было сном, всего лишь еще одной иллюзией, созданной Сетью.
Все было иллюзией. Прежде ей уже казалось, что она сбежала. Она помнила взрыв, жар, грохот, ярость, ее рассыпающиеся оковы и полет прочь по тоннелям и коридорам.
Могилы этих отважных людей, наших великих предков, остались на всех континентах. В раскаленных пустынях и непроходимых джунглях, в малярийных болотах и скалистых горах, в заснеженной тундре и бездонных океанах покоятся их кости. Их крошечные утлые корабли, движимые ветром, достигли самых глухих уголков земли. И с ними шла — цивилизация! С ними шел Закон. С ними шла наука, шли великие технические достижения, шло избавление от голода и болезней.
Но ее поймали. Должно быть, так. Она помнила, как была окружена ими, созданиями, что шептали о смерти. Они приставили ее сторожить что—то, и...
Все то могло быть сном. Или же все это могло быть сном.
Все казалось ненастоящим. Все.
Путь их был тернист. Потомки оказались неблагодарны. Их жертвы и свершения были поставлены им в вину. Беспамятные наследники их бессмертных дел покрыли память предков позором.
Она поежилась и заворочалась, пытаясь уснуть. Сон, разумеется, не шел, да и она не была уверена, что хочет уснуть. Она спала чересчур долго.
Со стороны двери послышался то ли стук, то ли шорох. Она села, завернувшись в одеяло.
Но мы знаем, что вихри Истории всегда разметают нанесенный мусор! Мы, существующие благодаря им, мы, в чьих жилах течет их кровь — мы помним их!!! Мы помним их имена, мы храним в памяти вечно их подвиги! И сегодня!!! Здесь и сейчас!!! Мы открываем памятник!!! Белому Колонизатору!!! Бессмертному образу!!! Энергии и силы, воли и храбрости, ума и упорства!!! Которые вознесли нашу цивилизацию на вершину мировой истории! И сделали доступной для всех!
— Кто там?
Дверь открылась и внутрь вошел кое—кто, кого она точно знала. Человек. Женщина. Темные волосы побитые сединой. Узор шрамов на на пол—лица.
Лита знала ее. Она помнила эти шрамы. Она...
Мэр на помосте замолк и взмахнул рукой. Толпа взревела. Разноцветные воздушные шарики взлетели в небо. Оркестр лязгнул медью и сотряс атмосферу: «God Bless America».
Она была тем, кто ее этими шрамами наградил.
— Сьюзен. — проговорила она имя, вернувшееся к ней.
Посреди площади высился двадцатифутовый грушеобразный нарост, покрытый белым чехлом. Стоящий рядом конгрессмен от штата потянул шнурок. Чехол раскрылся на две половины и мягкими складками сполз вниз, обнажая монумент.
— Это я. — последовал ответ. — Я хотела взглянуть — как ты.
— Ты изменилась.
На обломке скалы, опираясь ногой о нос разбитой лодки, стоял мужчина в полувоенном френче и бриджах. Обут он был в ботинки с крагами, а голову покрывал сдвинутый на затылок тропический шлем. Левая рука сжимала ствол опущенного к ноге ружья, правой он приобнимал за плечи худенькую женщину с явно азиатскими чертами лица. Спереди же к ним прислонился африканский ребенок с курчавыми волосами. Что же касается деталей, то можно упомянуть ожерелье в руке у женщины и большой кусок хлеба у ребенка. Поза мужчины, вся его фигура и резкие черты лица выражали силу и непоколебимость героя, всецело преданного своей великой миссии. Из серого гранита исполнен был памятник и тщательно проработан в реалистической манере, которая так подобает духу романтизма.
— Когда скажу \"да\" — можешь мне поверить. Я через многое прошла с тех пор, как мы встречались в последний раз.
— Мы встречались... Да. Там была драка и мужчина. Маркус... И...
Когда рукоплескания затихли, к микрофону поднялся Дракон местного отделения Ку-Клукс-Клана в церемониальном балахоне, сдвинув с лица капюшон.
Гримаса боли пробежала по лицу Сьюзен.
— Это было давным—давно.
— Воздавая должное великим проводникам прогресса, — сказал он, — мы не должны идеализировать их. Это были сложные, неоднозначные личности, и их энергия, их великая миссия нередко подвигала их на суровые, жестокие поступки. И их доблести и пороки были сплавлены воедино.
— Нет... Я видела тебя потом. Ты спала... истощенная. Я... О боже, все возвращается. Я хотела убить тебя. Я собиралась убить тебя. У меня был пистолет и... Я проникла в твой разум и увидела...
Я не смогла этого сделать. Я так этого хотела, но просто не смогла.
Их вела жажда открытий и подвигов. Но еще — жажда богатства и почестей, власти и роскоши. За стеклянные бусы и железные топоры, за ром и виски они выменивали у доверчивых туземцев драгоценное дерево и пряности, слоновую кость и таинственные снадобья.
Лицо Сьюзен побледнело.
— Я не знала об этом. — прошептала она. — Я мало что помню о том, что случилось тогда, после Вавилона—4. Я этого никогда не знала.
— Может быть, это ложная память, но я так не думаю. — Лита снова поежилась. Я кое—что узнала о том, что случилось, пока я была в Сети. Дэвид. Он все еще жив, не так ли?
Славя память и деяния этих первопроходцев, этих проводников цивилизации, мы не должны, не имеем права не упомянуть и черные страницы нашей великой истории. Некоторые из них стали работорговцами и увозили несчастных аборигенов за океан — в кандалах, в тесных трюмах своих кораблей. Отважные и жадные конкистадоры, закованные в железные латы, на огромных конях, вооруженные ружьями и пушками, разрушали туземные империи и захватывали огромные земли — они искали и забирали все золото и серебро, драгоценные камни и меха. Они принесли с собой болезни белых людей, корь и оспу, от которых целиком вымирали местные народы.
— Да. Он еще жив.
— О, прекрасно. Синовал говорил, но я не была уверена...
— Мудро. Всякое слово, которое он произносит, есть правда — как правило. Но это не всегда та правда, о которой ты думаешь.
Время открытий и завоеваний — всегда жестокое время. И провозглашая славу бесстрашным сынам прогресса — Белым Колонизаторам — мы должны непрестанно возносить и молитвы — за души тех, кто пал жертвами прогресса, кто под палящим солнцем переносил муки на плантациях, но и за тех, кто обратил вольных детей природы в рабов и чьи грешные души несут сейчас покаяние Там, во владениях Отца Небесного…
— А он... он встречается с кем—нибудь? Он единственный, с которым я могла бы поговорить откровенно. Все остальные мертвы, исчезли или так изменились. Он...
Дракону также устроили овацию с выкриками и свистом, но в атмосфере повисло такое необъяснимое ощущение, что пафоса и высоких речей пока достаточно. Наелись. Хорошо бы сменить жанр. Облегчить тональность, так сказать.
Она осеклась, заметив выражение лица Сьюзен.
Поэтому высокого черного парня с буквами BLM на майке, занявшего место у микрофона, встретили иронично-выжидательно: «Давай, сказани-ка!» — «А кто этого сюда позвал?!» — «Пару слов попроще!»
— Он думал что ты мертва. Он говорил мне, что ты отправилась увидеть Синовала и когда он ничего больше не услышал... ему оставалось решить лишь, что ты погибла. Он ничего не говорил про то, что вы двое были... близки.
Парень сдернул с головы красную бейсболку с надписью «MAGA» и закричал:
— Он забыл. — глухо прошептала она. — Я заставила его забыть. Но... ты увела его. Тебе недостаточно было забрать Маркуса, ты точно так же увела и Дэвида.
— Я не знала! И мы оба думали что ты погибла! Это было четырнадцать лет назад!
— Спасибо, братья! Спасибо всем вам и вот этим ребятам, — сделал жест в сторону памятника, — за то, что я здесь, и мой народ здесь!
— Синовал знал. Он должен был знать.
— Ты в самом деле считаешь, что он мне что—то рассказывает?
— Просто уйди. Оставь меня одну.
Что бы мы делали сейчас в Африке, если бы не белые? Не торговцы и колонизаторы? Жили бы в каменном веке, убивали друг друга копьями и стрелами, ели всякую дрянь, да и то редка досыта, не доживали бы до старости.
— Я помогла тебе выбраться из Сети, не забывай. Я не была обязана. И я все это время боялась до смерти.
Да, нас заставляли работать на шахтах и фермах — но нас кормили! Нам построили больницы и школы, нас лечили и учили грамоте. Нам запрещали убивать друг друга. Из каменного века мы за каких-то двести-триста лет перешли в мир цивилизации — белой, европейской, развитой цивилизации. Вы потратили тысячи лет, чтобы построить ее, отвоевали на тысяче войн, пролили моря пота и крови, сделали величайшие научные открытия.
— А я не убила тебя, когда должна была. Думаю, что мы в расчете.
Мой народ заплатил очень малую цену за то, чтобы войти в вашу цивилизацию. Двести лет рабства на плантациях — ничто по сравнению с тысячами лет рабства белых у своих же белых в древности. Нас не распинали на крестах, не заставляли дробить камень в каменоломнях и грести огромными веслами на галерах. Вы были милостивее к нам, чем к своим братьям тысячи лет подряд.
— С чего ты...?
— Убирайся! Убирайся сейчас же!
Извините, что мои братья иногда ведут себя как безмозглые свиньи. Слишком коротко было время от джунглей до университетов. Это пройдет. Мы с этим разберемся.
Она была готова добавить какую—то еще сердитую колкость, когда из ниоткуда появился Охотник за Душами. Первым, что заметила Лита был слабый всполох света от камня в его лбу — и он уже был здесь.
Он поклонился.
— Вы обе нужны Примарху.
Белый Колонизатор привез кандалы и виски вместе с медициной и грамотой, наукой и техникой, конституцией и правами человека. Мы все знаем, что перевесило на весах Истории! Негры и белые сегодня без разницы. Мы выпьем сегодня за Белого Колонизатора!
* * *
Закончено?
…Тут начался какой-то фестиваль речей. Подобных речей давно никто не слышал, так что ток-шоу нарисовалось увлекательное.
Закончено. Ты отлично поработал.
Что будет теперь?
Латинос, приодевшийся ради торжественного случая в некий этнический наряд из узких брюк с лампасами и огромного сомбреро, время от времени тренькал на банджо, а в основном кричал как пьяный на празднике, думающий, что он поет:
Наш Примарх это доделает, а потом он вернется на войну. На окончание войны.
— Да если бы не приплыли испанцы! Если бы торговцы не привезли негров! Если бы индейцам не дали дышать! То нас бы всех просто не было — ни хрена себе? У нас глобализация и мульти… мультулькуль-тур… мультикультур… ность! Начались пятьсот… четыреста… пятьсот лет назад! С приходом храбрецов Альмагро и Мендосы! Испанские губернаторы и школы, театр, наконец! Мы все женились друг на друге, у нас не было расистов, но наш язык — испанский… парламент? Одежда, закон, оружие, танцы — мы все один народ… А если б не они? не мы? белые? конкистадоры? Испанцы в Испании, негры в Африке, индейцы в Америке — а мы где? А мы кто? Нас нет?! Да здравствует наш создатель — Белый Колонизатор! Ура!
Что мне делать теперь?
За твою помощь была обещана информация. Ты помнишь?
Латиноса унесли и водрузили на его место индуса-программиста. Индус сказал:
Да... Нет... Что—то возвращается ко мне, но это на это потребуется столько... настолько долго. Скажи мне.
Ты уверен?
Да. Скажи мне. Что я хотел узнать?
— Да. Да. Колонизаторы нас грабили. Забирали ткани и пряности за бесценок, а ружья продавали задорого, и заставляли работать на чайных плантациях. Но они уничтожили секту душителей — их боялись все! Они запретили сжигать вдов на кострах мужей! Их английский язык объединил десятки разрозненных княжеств в единое могучее государство. Они создали нам современную армию, государственный аппарат, построили школы и больницы, проложили дороги и пустили поезда. И когда через триста пятьдесят лет они ушли — нам осталось огромное, организованное, готовое к развитию государство. Послушайте гражданина бывшей великой колонии: время открывать объятия колонизатору — и время давать ему пинка. Его зад давно перестал болеть от этого пинка, синяк сошел, и наша злость тоже прошла. Скажем же ему сегодня спасибо, поклонимся ему, вспомним все то хорошее, что мы от него получили — и благодаря чему мы здесь сегодня есть такие, какие есть!
Где твое тело.
Индейского вождя в классическом уборе из орлиных перьев, с длинной трубкой в руках, приветствовали одобрительным свистом: наконец-то коренной американец!
О. Конечно. И где же оно?
Коренной американец затянулся дымом, звякнул ожерельем и сообщил:
Родной мир ворлонцев. У него есть имя.
Каково оно?
— Честно говоря, мои бледнолицые братья, мы первыми начали вас резать, когда вы высадились.
На твое языке оно непроизносимо, но для них оно означает Небеса.
Бледнолицые братья загоготали от края до края площади.
Небеса... Мне это нравится. Что я должен делать сейчас?
— Но вас было так мало, и вы были так непохожи на воинов, и у вас было столько хороших вещей, что невозможно было удержаться. Мы получили ваши ружья, объездили ваших коней и били вас долго. Но вас делалось все больше, и вы умели воевать. Вы оказались так же жестоки, как мы. Но вы были умнее, и умели устроить битву так, чтобы преимущество было на вашей стороне.
Этого мы тебе сказать не можем. Ты должен узнать самостоятельно.
И вот у нас есть наши резервации. Кроме того, у нас есть все права американских граждан. Но еще есть права, которых нет у вас. Все-таки вы признали, что эта земля была нашей. Мы пролили много крови и слез. Но они были пролиты не зря.
Ты прав. Я знаю что делать. Благодарю тебя, голос.
Мы не платим налогов. Мы получаем доход от игорных домов на нашей территории. Мы сохраняем свою культуру. И еще такая важная вещь: нас стало больше, чем было, когда вы высадились четыреста лет назад на наших берегах.
Это плата за исполненную службу. Как мы уже говорили — мы очень хотели бы однажды увидеть тебя среди нас.
За дома и дороги, за сытую жизнь и лекарства, за отсутствие войн между племенами, за возможность стать кем угодно в современном большом мире… Не знаю, стоит ли вас благодарить… Но воздать должное Белому Колонизатору, его мужеству и стойкости, его храбрости и непреклонности, его энергии и уму — мы должны. И еще — его уму и неутолимой жажде создавать и строить все новое и новое, все больше и больше. Поэтому он победил. Поэтому — вот его памятник.
Пожалуй, это можно будет устроить. Небеса... хе.
Потом полетел блиц — процедуру скомкали, всем пора было возвращаться к своим делам.
* * *
Еврей извинился за марксизм, неомарксизм и все левое движение, в недрах которого изобрели системное рабство. И сказал, что прогресс суров, и конечно колонизаторы были правы. И Голливуд, созданный, кстати, евреями, в свои золотые времена вполне продвигал колонизаторскую идеологию и правильно делал.
Умиливший всех бойскаут поклялся в верности делу пионеров, первопроходцев, носителей прогресса и защитников слабых и угнетенных. Будем учиться силе и благородству у лучших представителей Белой Расы, принадлежностью к которой мы гордимся! Поведем вперед все народы мира!
Перед уничтожением Кары раса Бракири была относительно незначительным игроком в галактической политике. Они не были воинственным народом, и основной заботой Лордов—Торговцев было скверное влияние конфликта на их знаменитую экономику. Тем не менее, личная харизма Куломани, их тесный союз с дрази, и страх репрессий со стороны Синовала обеспечил их постепенное втягивание в войну.
Однако, к концу 2269, большая часть этих стимулов стала менее актуальной. Забар был отбит у Альянса годом раньше, и это, судя по всему, успокоило и Куломани и дрази. Основные усилия командования дрази были сосредоточены на кровопролитных наземных боях за укрепление контроля над планетой, планов же каких—либо более развернутых кампаний в космосе не существовало. Что же до Синовала, то он не появлялся на публике несколько лет, и стало общеизвестно, что Морейл был изгнан с его службы.
Затем последовала Кара и Лорды—Торговцы отбросили все мысли о выходе из игры. Уничтожено было более двух миллиардов населения, и бракири не могли знать покоя до тех пор, пока они не покончат с ответственными за это существами.
Совершив удивительный подвиг экономического планирования они вдесятеро увеличили военные расходы за шесть месяцев, совершив рекордное увеличение численности их флота. Силы у их границ были удвоены и утроены в числе. Их ученые улучшили и разработали новые системы планетарной защиты, а вооружение, которым оснащались их новые тяжелые корабли — названные \"тип \'Кара\'\" — могло уничтожать \"Темные Звезды\" и даже тяжелые корабли Ворлонцев. Если были какие—то технологии которые бракири не могли создать сами — они покупались выменивались или похищались.
Однако все это потребовало времени, и лишь в начале 2271 новый флот был приведен в боевую готовность. Первой их операцией была помощь осажденному Забару и поддержка, которая также оказывалась и другим союзникам. Марраго использовал соединение кораблей класса \"Кара\" при его обороне Иммолана, а Маррэйн был рад применить несколько новых разведкораблей в своих рейдах против миров, контролировавшихся Альянсом.
Естественно, правительство бракири не потребовало какой бы то ни было платы за оказанные услуги, но, будучи торговцами до глубины души, они рады были обзавестись должниками.
Им пришлось спросить эти долги несколько ранее, чем они ожидали. В середине 2271 правительство Ворлона, разъяренное мобилизацией, бракири обрушило на их родной мир разрушительный удар. Первая их атака была отбита довольно легко. Вторая оказалась тяжелей, но Бракир все еще оставался нетронутым. Правительство были занято, поздравляя друг друга с мощностью их новой планетарной защиты, когда началась третья.
А затем четвертая.
И пятая.
У ворлонцев было куда больше ресурсов чем у бракири, и все что они могли — они бросили на Бракир. Бракири дрались отлично, и сдерживали их достаточно долго, но когда появились Чужаки на своих страшных, полночно—черных кораблях — дух бракири дал трещину. Помощи от сил у Забара придти не могло, тот начал превращаться во все более разрастающуюся черную дыру.
Чужакам неизбежно удалось прорваться на поверхность и начать их стандартную стратегию зачистки планеты. С этого момента воином стал каждый бракири. Своим боевым кличем они выбрали \"Помни Кару!\" и они сражались с безумным бесстрашием.
Правительство также не бездействовало. Они напомнили о всех долгах, что могли. Марраго послал три дивизии на защиту Бракира, и этот щедрый жест едва не стоил ему Фраллуса, когда Морден организовал внезапную контратаку. Маррэйн явился лично, приведя целый мир—корабль так\'ча. Отсутствие всякой официальной помощи от Сатай Такиэра с Минбара не было удивительным, но Тиривайл и группа Охотников на Ведьм явилась, чтобы научить бракири тому, как выслеживать и убивать Чужаков. Тиривайл сформировала группу Охотников на Ведьм из бракири, скопировав более раннее основание Рейнджеров. Даже расы, которые старались остаться в стороне, такие, как аббаи, врии и люмати приняли в этом участие.
К концу года битва была выиграна. Каждый Чужак на поверхности был либо изгнан, либо убит. Так же и корабли Чужаков были либо уничтожены, либо вынуждены бежать, их корабль—матка был превращен Маррэйном в шар из огня и ярости. Ворлонцы не могли больше тратить ресурсы на Бракир.
Цена была ужасна. Каждый город на Бракире был разрушен. Почти половина всего населения погибла. Земля была обожжена, воздух отравлен. Лишь двое из двенадцати правящих Лордов—Торговцев остались в живых. Армия осталась лишь с одноОднорукий старик в камуфляже, ветеран Вьетнама, пел и плакал, глядя на статую, о том, что именно вот таких ребят предали во Вьетнаме, именно такие навек остались в джунглях, закрыв собою товарищей и спасая мирных жителей от зверей Вьетконга.
десятой ее изначальной мощи.
Но Бракир был спасен. Родной мир бракири не стал еще одной Карой.
И этой победы было достаточно.
Уильямс Г.Д. (2298) \"Великая Война : Исследование.\"
— Мы гибли за океаном, в болотах и джунглях, за то, чтобы этот памятник когда-нибудь появился. Я счастлив, что дожил до этого дня!
* * *
…Через неделю прислали отряд федеральных агентов, но наша Национальная Гвардия не пустила их на площадь. Потом Вашингтон отправил армию, но нам помогли Вайоминг и Северная Дакота, там сняли с консервации оружейные парки, и у федералов ничего не вышло. Ну, а потом произошли столкновения на границе, и началась Катастрофа.
Наконец боль исчезла. Это было хорошо. Это ощущалось странно. Начать с того, что у него все еще зудели пальцы. Он часто слышал про это — фантомные боли в потерянных конечностях, но не понимал, на что это может быть похоже.
Это ощущалось... неправильным.
Когда я в последний раз переписывался по твиттеру с сестрой, памятник еще стоял.
Он никогда не представлял, что подобное может случиться с ним, что он станет...
...калекой.
Глава 34. Лобовая атака
Морден поднял руку и взглянул на культю. Трудно было поверить, что она действительно его. Медикам Дворца удалось остановить кровотечение и зашить рану, и ему не приходилось беспокоиться насчет гангрены или какой—то еще инфекции. Это были личные лекари Императора. И раны на его лице будут исцелены.
Ты, брат, не представляешь, сколько зла накопилось в народе! Сколько же лет, да что лет — сколько десятилетий они над нами издевались! Это мы же их кормили, поили, обували-одевали, дома им строили, дороги, чтоб они ездили — и с нас же они драли налоги на бездельников и паразитов всех цветов радуги, с нас три шкуры драли, ты понял, на содержание швали со всех концов света. И нас же, суки бесполезные, еще презирали. Что думаем не как они. Ты негру слово против сказать не смей, гомосеку слова сказать не смей, против их социалистического равенства слова сказать не смей! Молчи и паши, значит. А сдохнешь — так это твоя проблема.
Нет, проблема была совсем не в этом. Он больше не был цельным, не был больше завершенным.
Но вот тут они просчитались. Верх всегда останется за тем, у кого дух крепче. А у нас все крепче, ты понял? И дух, и хуй, и кулак. И характер соответственно. Насадим на кол — не жалуйся.
Он был уверен, что его Господа могли бы что—то с этим сделать. Даже у центавриан была технология, позволяющая заменять утраченные конечности — но у них не было опыта работы с людскими телами, а в настоящем положении у них, к тому же, не было и возможностей.
Ты извини, брат, что я тебя этим достаю. Может, и правду на этом крыша немного съехала. Так это не у меня одного…
Ворлонцы могли бы — если бы пожелали этого, если бы они посчитали это стоящим их внимания. Морден уже не имел у них того веса, которым располагал когда—то. У Центаври—Прайм не было того же статуса, что раньше. Его ранение не помешает исполнению его обязанностей. Они не поймут его чувства потери и пустоты. Они переросли подобные вещи, когда оставили позади свои плотские тела.
А-а-а, сколько мы об этом мечтали! И наконец мы это сделали. Главное в жизни что? Главное — воплотить свои мечты в жизнь. Плотью сделать свою мечту и вогнать ее в плоть жизни. Ну уж мы вогнали! Встречная скорость миль под двести. В лепешку! Никаким автогеном не разрежешь, ножичком от мятой жести не отскребешь.
Слуга. — прогрохотал голос ворлонца в его мозгу.
Давно мы знали, что дело там нечисто. Ох нечисто. Не то слово, пацаны! Эти орлы наработали себе не на электрический стул — на целый дворец они наработали, меблированный электрическими стульями! А выражаясь гнусным языком политкорректности и гуманизма — по сотне пожизненных на брата, без всякого права на досрочное. Но гуманизм, ребята, остался там, за дальним поворотом, скрылся в ночи, где отгорели пожары, отзвенели крики, отгремели выстрелы — а мы с вами обнаружили себя утром здесь, в беспощадном свете не солнца и не правды, а Страшного Суда. Настало воздаяние каждому за грехи его.
Это застало его совершенно врасплох, и едва не сбило его с ног. Прошло столько времени, что он почти забыл на что это похоже — удары молота внутри его черепа с каждым слогом, ощущение что тебя изучают, проверяют и судят. Он не сделал ничего, что могло бы опорочить его, но что—то могло отыскаться, и он это знал. Безупречность в глазах ворлонцев была невозможной.
Избрал Господь нас орудием своим для воздаяния гадам, которые высились над равниной гадов помельче, и уж мы им воздали. Мы услышали священный зов в душах своих и узрели свет Ада в сердце своем. Пастор в то воскресенье верно сказал, мы все это чувствовали. Но воздали не то что даже справедливо — милостиво воздали, красиво даже, по-американски, в общем.
Твой мир в огне. Слуги Врага бродят среди вас, убивая наших слуг и разрушая наши святыни.
Мы за этими двумя парочками долго следили, самыми ехиднами ядовитыми. У нас отдел электронной разведки хороший был. Там были ребята из Сан-Хосе, и двое еще из Пало-Альто, они от погромов сбежали, в Стэнфорде там вообще студенты стали всех белых убивать, кто в Черную Партию не записался. Так что они настрой имели правильный, пока не выследили всех — не успокоились. И защиты вскрыли, и в навигацию вошли, все как полагается.
— Их вождь мертв, Повелитель. — прошептал он. Ему было не обязательно произносить слова вслух, но он предпочитал делать именно так. Так это было более естественно, а здесь вряд ли кто—то мог подслушать. — Мои солдаты охотятся за ними.
Клинтоны чаще всего сидели в своем доме под Вашингтоном. Шикарный северный пригород, парки, на Уайтхэвен-стрит там вообще рядом с ними британское посольство. Как же без британского посольства. Ведь бывший президент ебет там бывшего госсекретаря. Хотя завидовать тут нечему. Зато дом — в сплошном саду.
И в твоем мире предатель Г\'Кар.
— Я отдал приказ о его аресте, Повелитель.
Наши глаза видят собирающиеся флоты изменника Марраго.
— Мы будем готовы их встретить, Повелитель.
За всем этим его рука. Он старается отобрать у нас Центаври Прайм. Он взял Казоми—7, и хотя сейчас он в нашей ловушке — он все равно пытается повредить нам. Он не получит Центаври—Прайм. Он не получит ни единой песчинки, что была нашей.
— Я отстою этот мир, Повелитель. При... — Морден вовремя оборвал себя. — Он не получит его.
Ворлонец продолжал так, словно Морден ничего не сказал.
Мы скорее сожжем планету дотла, чем позволим ему завладеть ей. У тебя есть портал наших союзников. Ты откроешь его. Принеси огонь и смерть этому миру предателей.
Сердце Мордена заледенело.
— Но, Повелитель...
Не бойся, слуга. Ты не сделал ничего, заслуживающего смерти. Тебе передадут амулет. Надень его, и наши союзники будут знать тебя, как одного из наших верных слуг. Ты не почувствуешь безумия, и они не тронут тебя.
— Благодарю вас, Повелитель. — глухо прошептал он.
Проследи за делом. Пронаблюдай, как исполняется миссия. Когда она будет закончена, и на Центаври—Прайм не останется и ни единого живого существа, кроме тебя, свяжись с нами. Мы направим тебя к следующему месту службы.
— Да, Повелитель. — ответил он.
Тяжесть в его мозгу исчезла, и он качнулся вперед, дрожа и шатаясь. Он инстинктивно вытянул руку чтобы поддержать себя — но руки, разумеется, не было.
Он повалился на пол и лежал очень, очень долго.
* * *
Зал был огромным, необъятным, протянувшимся вдаль настолько, насколько мог разглядеть любой из них. Он был усыпан крошечными точками света и каждая была душой, пойманной в миг смерти. Без числа разных рас, и столь многие из них теперь мертвы, исчезли и лишь здесь помнят о них.
В Истоке Душ.
Ритуал — вещь порой необходимая, и Синовал знал когда использовать помпезность и церемонии в своих целях. Когда он исполнил его в первый раз, с Маррэйном, все было гораздо непонятней, и куда более тайным.
Но в этот раз все было иначе. Душа Маррэйна была здесь, уже внутри Истока. Его тело давно было утрачено, и потому было найдено новое.
Сейчас нельзя было сделать так же. Души Шеридана здесь не было, а тело требовалось его собственное. Никто не поверит, что это тот же человек, если он будет выглядеть, двигаться и говорить совершенно иначе.
И ему нужно что—то, к чему возвращаться. Он не вернулся бы ради самого Синовала. С Маррэйном он мог заключить сделку — и заключил. Шеридану же нужно что—то иное.
Мы туда отправили группу «Орегонских бобров». На обычном минивэне, в комбинезонах ремонтников. Один врубил отбойный молоток и стал вскрывать асфальт у края тротуара, а другие под этот грохот пристрелили охранника у входа, сняли трех других на территории и отключили камеры. Передатчик в фургоне заглушил сотовую связь, и несколько минут можно было работать спокойно.
Чтобы собрать необходимое его агенты были разосланы по всей галактике. Он никому не доверил весь план. Что—то из него знала Талия, чуть больше — Сьюзен, но никто не знал его полностью.
Этих минут понадобилось не больше трех. Старую сучку взяли у бассейна. Она подняла голову из шезлонга, ей сказали, что лопнула водная магистраль и сейчас будет заливать, заткнули рот, замотали скотчем, как сосиску, сунули в синий ящик с надписью «Ремонтное Управление DC4 отдел» и отнесли в фургон. Думали, Билл в спальне дает минет студенточке, но он был в кабинете и надиктовывал мемуары на компьютер, клянусь — все врал, сука, и при этом лицо у него было такое важное, словно он расписывал Иисусу сценарий Второго Пришествия. Он увидел пистолет и как лапочка дал себя спеленать и погрузить.
Кроме него.
А вторая группа «бобров» на двух «Хаммерах» заехала с ночи мимо дорог и на заброшенном участке ждала на связи. Когда фургон с грузом вышел на маршрут, они перехватили его в заранее арендованном гараже (еще несколько помещений мы приготовили для подстраховки на других направлениях, если придется удирать от погони в какую придется сторону). Груз перекинули в «Хаммер» с эмблемами и флажками Центрального Национального Союза Штатов — и дунули.
Мы все еще отговариваем вас от этого, Примарх. — сказал ему Исток. Это нарушало древние правила, законы древние как сам Исток. Сделав это впервые, он поклялся что это будет единственный раз.
Нормально ушли. Никто не проверял и ничего не спрашивал. Кругом бардак, над крышей «Хаммера» пулеметчик за пулеметом торчит — да ну их на хрен, этих военных, едут — значит надо.
А Обама окопался на острове Мартас-Винъярд. Это в бывшем Массачусетсе, у побережья. У него там поместье акров тридцать, пляж, все дела, что ты. Помесь крепости с курортом.
Я делаю это, потому что должен.
Когда стемнело, «Пенсильванские доги» подъехали к узкому заливчику под Фолмутом, надули резинку и тихим ходом на моторе пошли к острову. Его обойти с другой стороны, к Эдгартаунскому пруду, это миль двадцать будет. В темноте пятерка захвата дошла до места, миновала сигнализацию, и когда стало светать — все и провернули.
Это не необходимость. Это не поможет войне быть выигранной. Ты это знаешь. Ты действуешь из чести, не необходимости, и в отличие от необходимости, честь может быть отставлена в сторону.
Там двое охранников были, из Антифа, так потом, когда уходили, их повесили на баскетбольных кольцах у бассейна. Очень уж «доги» Антифа не любят. Командира потом за этот Голливуд понизили на два месяца. Хороший такой парнишка, кстати, Кларенс Суини. У него когда-то погромщики дом сожгли и сестренку убили.
Прислугу, конечно, пришлось нейтрализовать. Повар, садовник, две горничных. Что делать. А дети наверху даже не проснулись. Чистая работа.