Дэвид Александер, Хейфорд Пирс

Посредник

«Всякий, кто помогает разрешить запутанную проблему, заслуживает вознаграждения…»
По всему разведанному людьми космосу планеты продолжают случайным образом терять конгруэнтность с нуль-пространством, изолируя миллиарды человеческих существ — но почему это должно беспокоить меня?

Я пребывал в обществе красивой женщины, мы парили в восходящих потоках воздуха над пустыней Новой Соноры, устроившись на спине самой огромной и яркой бабочки во всей галактике. Проблемы межпланетных перелетов должны были занимать меня меньше всего.

Однако я тревожился о потерянных мирах.

Не будем забывать — от них зависела моя жизнь.

Всего несколько дней назад необъяснимые искажения в течениях нуль-пространства неожиданно выбросили меня «на берег» здесь, в Новой Соноре, единственной обитаемой планете системы Икара, в девяноста семи световых годах от моего предполагаемого места назначения.

И это были только «цветочки»!



Организация и осуществление межзвездной торговли — дело весьма жесткое. Вы или путешествуете через нуль-пространство, или не занимаетесь этим делом вовсе. Да, конечно, можете попытаться построить судно, способное приблизиться к скорости света, а потом провести в нем восемьдесят или девяносто лет, преодолевая расстояние до соседней звездной системы, надеясь, что ваш корабль не сломается до того, как вы умрете от старости.

Насколько мне известно, никто подобных попыток не предпринимал, и я сильно сомневаюсь, что такой энтузиаст когда-нибудь найдется — во всяком случае, это буду не я, бывший Старший Посредник, а ныне молодой капитан межзвездного грузовика. Мое имущество состояло из заложенного космического корабля и груза почти наверняка никому не нужных кристаллов. И если Новая Сонора выпадет из конгруэнтности, как это, вероятно, произошло с портом моего назначения на Хароне IV, я не смогу выплатить очередные проценты в хирург-банк Нового Цюриха, и медики откажутся активировать код, без которого не функционирует моя искусственная поджелудочная железа — ее имплантировали мне перед тем, как выдать ссуду под залог моего корабля — «Авантюры».

Естественно, если Новая Сонора не выйдет из конгруэнтности, мне все равно понадобятся деньги для выплат. Или я умру. Теперь вы понимаете, почему я был несколько рассеянным.

— Я хочу узнать, сколько их малик запросит за мир, — продолжил Юсуф, видя, что дядя уже готов согласиться. — Ты посмотришь, что произойдет, и решишь, что делать. Теперь, как и раньше, есть два пути.

— Два? — удивился дядя.

— Тебе нравится? — прокричала Ребона Микинг, обернувшись ко мне через плечо с переднего седла; на ее дивном лице сияла улыбка.

— Это великолепно! — завопил я в ответ. — Какой фантастический вид!

— Сдать крепость… Или открыть ворота и всеми силами ударить по франкам. Может, Всемогущий Аллах, сделает нам подарок за доблесть и отдаст нам в руки их малика.

Так оно, и было. Меня привела в восторг не столько панорама невероятного города кактусов и Огненных гор, со всех сторон окружающих пустыню, сколько потрясающие плечи моей спутницы, по которым струились золотисто-каштановые волосы.

Выдавив улыбку, я безуспешно попытался выбросить из головы мысли о том, сколько денег мне не хватает, чтобы рассчитаться по всем долгам.

Эмир Ширку долго смотрел на племянника и, казалось, окаменел посреди комнаты.

— Ты все еще тревожишься из-за инопланетян и этих проклятых кристаллов?

— Да, — признался я, хотя требования диковинных чужаков, которых обитатели Новой Соноры назвали Волынками, только усугубляли ситуацию.

— Помолимся Аллаху и дождемся утра — ожив наконец, сказал он уже не таким безнадежным тоном.

Главной моей проблемой были «эти проклятые кристаллы». Я вспомнил, как впервые увидел их в похожем на пещеру складе — дело было на залитой дождем планете Обильной…



На рассвете, после салята[73], Юсуф собрался было идти в стан врага, полагая, что этот намаз был первым в тот день и станет последним в его жизни. Вместе с дядей, пропуская мимо ушей его наставления, он уже спускался к железной дверце, находившейся рядом с вратами, когда воины наверху загалдели и замахали руками, призывая их вернуться на стену.

Мой третий полет в качестве капитана «Авантюры» начался многообещающе. Груз, состоящий из пустых кристаллов для хранения информации, фармацевтических препаратов, сизерианских и земных приправ и базовой развлекательной библиотеки с лицензией для копирования, предназначался для планеты Обильная, чья звезда находилась в скоплении Эдельвейс. Ни одна из соседних систем за последние 600 лет использования нуль-пространства не вышла из конгруэнтности, поэтому у меня были все основания рассчитывать на то, что я благополучно слетаю на Обильную и обратно.

То, что Ширку и его племянник увидели во вражеском стане, немало озадачило их. Египтяне беспорядочно слонялись по стану, словно растеряв всех своих сотников, а самые знатные франки вместе со своим королем, сидя на конях, расположились в стороне кругом и что-то горячо обсуждали. Наконец, когда уже появилось солнце, от этого круга отделился один всадник и шагом двинулся к воротам Бильбайса. Египтяне же внезапно стали отходить дальше от стен, явно повинуясь чьему-то приказу. По пути к франку присоединился слуга, глашатай переговоров. Подступив к воротам, он стал просить, чтобы их вдвоем впустили в пределы стен.

Что не менее важно, мой грузополучатель, дом Релленгсбек, заранее оплатил половину стоимости груза. Однако только после того, как я выгрузил весь товар на складе Релленгсбеков и ждал вторую половину суммы, мне сообщили, что Райсил Релленгсбек, хозяин дома, умер восемь дней назад.

Немногим позже, слушая франка, прекрасно говорившего по-арабски, оба — и эмир Ширку, и его военачальник Юсуф — с трудом скрывали глубочайшую растерянность и только важно кивали.

— Приношу свои соболезнования, — пробормотал я сыновьям старика.

Малик Ирусалима, Амори Первый, предлагал мир! Условие казалось еще более невероятным, чем само предложение о мире: это условие заключалось в одновременном, если не сказать «союзном», уходе из Египта обоих войск — франкского и сирийского.

Наследники дома Релленгсбек, два бледных хлыща с ярко-рыжими волосами, печально поджали губы. Все состояние отца (в том числе и мой груз), к их несказанному сожалению, будет арестовано судом, который рассматривает дело о наследовании. Срок? Скорее всего, на два-три года…

— Мы подумаем до полудня, — севшим голосом сказал Ширку.

Я, естественно, имею право подать иск, заявили Рифал и Растал Релленгсбек, и ждать, покуда свершится правосудие. Увидев на моем лице сложную гамму чувств, они, словно по команде, подмигнули и доверительно сообщили, что я могу взять чрезвычайно ценный груз высококлассных кристаллов, которые сейчас находятся на складе.

Франк очень вежливо поблагодарил и вернулся к своим.

Нахмурившись, я позволил братьям Релленгсбек завести меня еще дальше под мрачные своды.

— Уж не чума ли пришла в Египет? — почесав сначала одну щеку, потом — другую, предположил Ширку.

— Посмотрите! — воскликнул Рифал, напоминавший скелет чуть меньше, чем его братец, и показал на небрежно сваленную груду больших, полуметровых кристаллов, мерцающих желтым, голубым и зеленым цветами. — Полторы тонны уникальных драгоценных камней. Отец собирался разрезать их на небольшие куски и пустить на ювелирные украшения, электронное оборудование, хирургические приборы и другие устройства. К сожалению, мой брат и я не располагаем временем и необходимым опытом для успешного претворения в жизнь планов отца.

— Если чума, значит Всемогущий Аллах нас услышал, — откликнулся его племянник, — а если ловушка…

Как вы понимаете, между планетами бродит множество драгоценных камней и кристаллов. Если говорить о ювелирном деле, то отличить искусственные бриллианты и рубины от натуральных практически невозможно. Что же до промышленного использования даже самых безупречных кристаллов — искусственные заменители обладают лучшим набором необходимых свойств и большей надежностью.

Но сошлись на том, что Аллах предложил некий третий выход из положения, и мир нужно принять.

Я с тоской смотрел на Релленгсбеков, с трудом удерживаясь от того, чтобы не устроить дикий скандал, после чего меня непременно выкинут с планеты. Их отец был настоящим безумцем, если согласился купить эти кристаллы, и я буду полнейшим дураком, если соглашусь принять их в качестве окончательного расчета за доставленный груз. Но разве у меня есть выбор? Лучше синица в руках…

Потребовалось всего несколько минут, чтобы подписать необходимые документы, затем без долгих разговоров груз доставили на мой корабль. Я выскочил под дождь и быстро перекусил в дешевом портовом ресторане, а потом через залитое водой поле вернулся на «Авантюру». Там я нашел трех мрачных инспекторов, изучающих мой корабль.

Решено было поступить следующим образом: выйти из Бильбайса в полном боевом порядке, причем возглавить изрядно поредевшее войско (осталось всего чуть больше шести сотен воинов) должен был Юсуф, а замыкать — эмир Ширку. Всем воинам был заранее дан приказ: в случае нападения любого из врагов, тут же собраться в единый кулак и нанести мощный удар по франкам. Все остальное было предоставлено воле Аллаха.

— Вы уже погрузили товар?

— Думаю, да.

Один из них достал бумагу.

Когда приготовились выступать из города, все шатры осаждавших были уже сняты. Франки отошли на половину фарсаха[74] к северу, а египтяне — к югу. Осажденные вышли из города во главе с Юсуфом, а последним выехал из ворот, эмир Асад ад-Дин Ширку с обнаженной саблей в руке.

— Вот калькуляция налогов, которые вы должны уплатить. Общая сумма — 19 тысяч кредитов.

Франки так же неторопливо, как и пришли, двинулись обратно, на восток, а египтяне остались на месте. Дядя Ширку несколько раз оглянулся на них и на оставленный город. Когда расстояние до крепости увеличилось до двух фарсахов, он облегченно вздохнул и убрал саблю в ножны.

— Очень хорошо, — ответил я, прекрасно зная, что на моем счету осталось не более шести тысяч. — Если вы меня подождете здесь, я принесу деньги… Корабль, трап!

Прежде чем они успели возразить, я торопливо забрался внутрь, скользнул в кресло пилота и нажал рычаг. Люк с визгом захлопнулся.

Ломать голову над загадкой и дивиться чудесам Творца всего сущего пришлось еще два дневных перехода. Утром третьего дня навстречу запылил гонец, посланный из Халеба, и принес радостную весть: две недели назад атабек Нур ад-Дин нанес жестокое поражение франкам под Харимом, неподалеку от Антиохии, и взял в плен их князей, Боэмунда Антиохийского и Раймонда Триполийского.

— Комп, какова ближайшая разведанная планета, на которой живут люди? — осведомился я.

Эмир Ширку вытер со лба выступившие на нем крупные капли пота и, покачав головой, заметил:

— Харон IV, на расстоянии четырнадцати световых лет. Иногда ее называют Собачий Лес.

— Помедли атабек еще пару дней, и нам бы тут самим не отплеваться от позора.

— Стартуй через две секунды.

— У пассажирского люка трое людей, — напомнил компьютер.

— Они не люди, а сборщики налогов! Немедленно поднимай корабль!

— Благодарение Аллаху, у франков гонцы оказались быстрее наших… — еще более тонко заметил его племянник.

Раздался оглушительный рев сирены. Тридцать секунд спустя, нарушив тысячу инструкций, мы стартовали. Когда корабль входил в верхние слои атмосферы, мои руки в бессильной ярости вцепились в ручки кресла. Весь этот скверный эпизод был мне очередным уроком. Как бы не последним… Любой опытный капитан даже с ограниченными интеллектуальными способностями потребовал бы полного расчета за товар и только после этого отгрузил бы его на склад заказчика.

Он, между тем, вспоминал обещание атабека сделать «подарок», но решил не рассказывать о том сдержанном обещании своему дяде, ведь получалось, что хитрый атабек использовал их в Египте в качестве приманки для иерусалимского короля Амори, дабы тот не успел объединиться со своими единоверцами или прийти к ним на помощь к Антиохии.

Однако я — человек, чьи дипломы и почетные грамоты в свое время занимали целую стену моего кабинета в Западном Мире, — тихо и мирно стоял в сторонке, пока груз спокойно выносили на склад, не заплатив ни единого кредита. Как говорится в старом анекдоте: следует хранить светлую память о полученных уроках…

В пяти днях пути от Обильной, где-то в нуль-пространстве, когда у меня оставались деньги только на то, чтобы один раз заправить «Авантюру», меня разбудил компьютер.

— …Иначе мы бы ушли из Бильбайса с последней дюжиной воинов… если бы ушли живыми. — Такими словами закончил свою мысль Юсуф.

— Сообщение.

Однако Ширку пропустил эти слова мимо ушей, ибо ветер в его душе успел круто изменить направление. Дядя воодушевился и готов был чуть не в одиночку броситься на завоевание Египта. Много сил пришлось потратить Юсуфу, чтобы облагоразумить его. Уже у ворот Халеба эмир все норовил повернуть коня, настаивая на том, что франки не успеют помешать ему внезапно напасть на Каир, наказать подлого Шавара и захватить власть.

Я знал, что хороших новостей ждать не приходится.

— Давай, — пробормотал я.

Едва отряхнув пыль египетских дорог, он стал досаждать атабеку своими замыслами, уверяя, что в Египте, у проклятых еретиков, нет ни одного настоящего воина, и если Египет не взять сегодня, то не сегодня-завтра его приберут к рукам франки. Однако в ту пору взор Нур ад-Дина был устремлен в иную сторону света. Атабек старался оградить себя от опасностей, незаметно грозивших ему с севера и востока. Он налаживал добрые отношения с сельджукским султаном Рума и с тревогой поглядывал в сторону Мосула, где правил его незадачливый младший брат Кутб ад-Дин, из рук которого власть постепенно переходила к везиру, некому возвысившемуся мамлюку.

— Вместо того чтобы выйти из нуль-пространства возле Харона IV, в четырнадцати световых годах от Обильной, мы оказались в системе Икара, на девяносто семь световых лет дальше в скоплении Эдельвейс.

— Собачий Лес ускользнул от нас? — резко спросил я дрогнувшим голосом.

Отмахиваясь от назойливого Ширку, атабек то и дело посылал его на запад, осаждать небольшие крепости во франкских владениях, и только два года спустя, когда положение дел показалось ему достаточно благоприятным, он наконец внял великим замыслам неугомонного курда.

Всего девять месяцев назад около трех тысяч вельмож с Гавелтри, неосторожно согласившихся сопровождать своего диктатора на Лоури Ландфолл, чтобы участвовать в его бракосочетании с дочерью Самого Равного Старейшего, пропали навсегда, когда система Ландфолл вышла из конгруэнтности. Если Собачий Лес постигла та же участь, то это первый случай, когда исчезли две системы менее чем за один земной год.

— Если Аллаху угодно отдать нам Египет теперь, то тебе, Ширку, должно хватить на это дело тех же сил, — сказал он эмиру не терпящим возражения тоном. — Две тысячи туркмен и пять сотен курдов.

Не нужно быть Старшим Посредником со степенями в области лингвистики, экономики, дипломатии и интеграции, чтобы заметить пугающую тенденцию. Лоури Ландфолл — четырнадцатая система, потерявшая контакт с остальными за пятьдесят лет, а за последние двадцать лет это девятый случай. Заметим, что за предыдущие два столетия мы лишились только четырех.

Эмиру оставалось только сделать благодарный поклон.

Если Собачий Лес исчез, значит, вполне возможно, достаточно скоро обитаемый космос ждет глобальная катастрофа, которая накроет как освоенные людьми планеты, так. и миры иных рас.

И в этом, новом походе, Юсуфу пришлось участвовать против своей воли.

— Девяносто семь световых лет! — простонал я. Если систему Икара постигнет та же судьба, я буду обречен навеки остаться на задворках цивилизации. — Находится ли Икар в разведанном людьми космосе? Сможем мы тут заправиться?

— Да. Здесь имеется одна обитаемая планета: Новая Сонора.

— По твоему велению, атабек, я давал эмиру советы, — говорил он Нур ад-Дину, — но, боюсь, они оказались не слишком полезными.

Хуже и хуже: Сонора — это безумно жаркая североамериканская пустыня. Если климат планеты соответствует своему названию, на Новой Соноре меня ничего хорошего не ждет. С растущей тревогой я уселся в кресло пилота и попытался разузнать все, что можно, об этом мире.

— Однако одному из вас явно благоволит Аллах, — так же строго, как и его дяде, сказал Юсуфу властитель Сирии. — Теперь мне не досуг проверять, кому именно. Отправляйся — вот моя воля!



Выяснить, кому же в действительно благоволит Всемогущий Аллах снова оказалось очень нелегкой задачей. Как только сирийское войско углубилось в пределы Египта и южнее Каира перешло на западный берег Нила, чтобы совершить неожиданный для врага маневр, как на него страшной пыльной бурей обрушились все шестьдесят шесть тысяч джиннов египетской пустыни.

Новая Сонора оказалась и лучше, и хуже, чем я ожидал.

Ее тяготение составляло 73 % земного — поэтому, сделав первый шаг с трапа, я почувствовал приятную легкость, словно снова превратился в подростка. Учитывая, что население составляло примерно двести пятьдесят тысяч человек, формальности с таможней заняли всего несколько минут — бюрократическая система расцветает только в густонаселенных мирах.

Песчинки рассекали кожу до крови, будто воины мчались во весь опор сквозь заросли колючек, и обжигали ноздри. Ревущий ветер срывал и уносил во мглу палатки, валил коней. Когда буйство демонов иссякло и в мутном, проржавевшим до небес свете солнца проступили лезвия теней от песчаных обрывов и скатов, Ширку собрал войско и не досчитался полторы сотни воинов. Те, кто остался живым и зрячим, увидели торчавшие из песка ноги коней. Кое-где песок начинал растекаться в стороны. Из него выбирались воины, погребенные бурей, но, по счастью, спасенные самим Аллахом. Из занесенных песком палаток удалось извлечь два десятка воинов, еще способных сделать глоток чистого воздуха. Но не менее сотни воинов так и поглотила пустыня.

Через пять минут после того, как я связался с местными властями, «Авантюру» направили на пустынный пятачок возле горных хребтов в сорока милях к северо-западу от Цереуса[2], единственного крупного города планеты. Через полчаса после приземления я уже летел на флайере в сторону, противоположную зазубренным горным вершинам, расположенным к северу от посадочного поля. Жестокое белое солнце сверкало на темно-синем небе. Очертания гор так четко вырисовывались в чистом, прозрачном воздухе долины, где был расположен Цереус, словно до них можно было дотронуться рукой.

Этой бедой чудеса Египта не кончились. Едва войско перевело дух и продвинулось вниз по течению, к Каиру, на один дневной переход, как в глазах зарябило от красных львов, от развевавшихся по ветру на правом берегу Нила франкских штандартов. Войско Амори Первого уже стояло там, защищая Каир и лениво поджидая неприятеля. Не то Иблис был слишком силен в Египте, которым правили еретики Фатимиды, не то сам Всемогущий Аллах так же, как и атабек Нур ад-Дин, еще не имел особого желания отдавать Египет в руки своих новых избранников.

По мере того как в иллюминаторе рос город, я мрачно прикидывал свои шансы. Вряд ли в таком небольшом мире найдется подходящий для меня бизнес.

— Одно мне ясно, — тяжело вздохнул Ширку. — Или у Шавара гонцами служат джинны, или сам Иблис набрал в свою мохнатую руку целую горсть этих кафиров и рассыпал тут по берегам.

Единственная надежда заключалась в том, что мне удастся обнаружить какой-нибудь побочный биологический продукт местных «кактусов», имеющий ценность в разведанном людьми космосе. Впрочем, особых оснований для оптимизма у меня не было. Насколько мне известно, на Земле только из одной разновидности кактуса делают джем, текилу и разнообразные кремы — вряд ли на этом можно сделать состояние.

И даже буйному, как пустынный ветер, эмиру Ширку хватило благоразумия ясно понять, что переправляться через Нил и пытаться взять Каир наскоком — чистое безумие.

По мере того как приближалась светло-зеленая, сочная растительность, в которой тонул Цереус, я заметил мерцание на фоне темно-синего неба. Несколько мгновений спустя две точки начали обретать форму и превратились в гигантских бабочек.

Посоветовавшись с племянником и еще раз тяжело вздохнув, он решил отойти в Верхний Египет и таким мнимым отступлением увлечь за собой франков, а потом, когда предчувствие легкой победы — и легкой награды — вскружит им головы и ослабит колени, внезапно повернуть коней и напасть на кафиров.

Бабочками уверенно правили женщины — казалось, леди Годива и ее служанка выехали прокатиться по улицам Ковентри, хотя обе всадницы были одеты в белое, чтобы хоть немного уберечь себя от сверкающего солнца Новой Соноры. Когда флайер пролетал мимо, всадницы приветственно замахали огромными шляпами, защищающими от палящего солнца.

Расчет оказался верен. Король Амори заставил халифа выплатить ему двести тысяч динаров в качестве награды за будущую победу над Ширку и не торопясь двинулся за ним в погоню.

Усмехнувшись, я помахал в ответ и чисто рефлекторно принялся оценивать площадь поверхности крыльев бабочки в надежде понять, как эти невероятные существа могут летать. Когда я учел слабое тяготение и повышенное атмосферное давление Новой Соноры, горячие воздушные потоки, поднимающиеся от земли, и тот факт, что на планете поработали инженеры-генетики, я понял, почему эти сказочные существа парят в небе Новой Соноры.

На границе плодородной земли и пустыни Ширку укрылся за высокими холмами и стал поджидать неприятеля. Когда расстояние до франков сократилось до половины дневного перехода, Юсуф решил провести разведку, взяв с собой полсотни всадников. Широкой петлей он обогнул вражеский стан и приблизился к нему на закате дня. По «холмикам» шатров и палаток, а также — по огням костров, он определил, что знатных франкских воинов насчитывается не более полутысячи, но за ними еще тянется хвостом египетское войско числом около трех тысяч.

Я еще раз помахал им вслед, но, когда бабочки скрылись из виду, мои мысли снова стали безрадостными.

Бабочки были необыкновенно красивы, но я сильно сомневался, что сумел бы доставить хотя бы одну из них живой в зоопарк какой-нибудь богатой планеты. Впрочем, день еще только начинался, и у меня было достаточно времени, чтобы выяснить, есть ли возможность избавиться от груза кристаллов в этом малонаселенном и не слишком гостеприимном мире.



Он уже двинулся в обратный путь, когда из-за холма внезапно появился франкский рыцарь в сопровождении лишь двух своих оруженосцев. Оба «войска» на несколько мгновений замерли, опешив от неожиданной встречи.

— Исайя… какое странное имя, — с легким удивлением заявила Котита Лазерри, когда я представился.

Расстояние между франком и отрядом Юсуфа было чуть меньше одного зейра[75], и если бы рыцарь сразу повернул коня и помчался галопом к своему стану, он мог вполне надеяться на спасение. Юсуф же почти невольным жестом, придержал своих воинов, вовсе не желая проявить «доблесть» при нападении впятидесятером на одного. Однако рыцарь, к его великому удивлению, вовсе не собирался показывать ему спину. Напротив, он сделал знак оруженосцам. Те в мгновение ока оборужили своего господина пикой и щитом и отступили назад на несколько шагов.

— Это библейское имя. Но в данном случае это неважно. Лучше скажите, что вы думаете по поводу моего товара. — Я показал на небольшой осколок разноцветного кристалла, который Котита Лазерри держала в руках.

Торговый агент Новой Соноры положила мой образец на стол рядом с голограммами, которые изображали груз «Авантюры», негромко рассмеялась и покачала головой.

Юсуф не мог поверить своим глазам. Не будь поблизости вражеского стана, его всадники, верно, уже огласили бы всю окрестность гортанными криками и, махая саблями, кинулись бы на кафира. Но теперь кони под ними танцевали, а сами они смотрели во все глаза не на франка, а Юсуфа, ожидая от него приказа.

— Боюсь, что здесь вам не удастся продать свой груз, мистер Хоув. Эти кристаллы вывезены с нашей планеты. Неужели вы не знали? — Она оторвала толстый и сочный лепесток от роскошного оранжево-белого цветка, росшего в горшке на ее столе, и отправила в рот. Она начала жевать, ее лицо разгладилось, а в глазах появилось мечтательное выражение.

— Хотите попробовать? Это настоящий «Фаворит».

Франк же невозмутимо тронул коня и двинулся на неприятеля. Конь пошел шагом, потом перешел на рысь и, наконец, ударил в галоп.

Я в смятении посмотрел на Котиту Лазерри. Мы сидели в ее скромном офисе, находившемся внутри одного из гигантских сочных растений. В комнате было сумрачно, влажно и прохладно, лишь два небольших круглых окошка выходили на южную сторону — там виднелись далекие горы Яакаби. Светло-зеленый пол был твердым, но слегка пружинил под ногами. Пол, неровные стены и потолок являлись неотъемлемой частью самого живого кактуса. Прохладный воздух, ласкающий лицо, нес в себе почти неуловимый аромат экзотических растений. Я отрицательно мотнул рукой, отказываясь от сочного лепестка, дрожавшего в пальцах Котиты Лазерри. Если бы я решился на перевозку эйфорических лепестков… Но нет, у меня и так достаточно неприятностей, чтобы связываться с контрабандой наркотиков.

Юсуф невольно сморгнул и, осознав, что на него мчится не призрак, а отчаянный храбрец или безумец, на миг похолодел. Но лишь на один миг.

— Вы уверены, что мои кристаллы действительно с Новой Соноры?

— Не двигаться! — бросил он приказ своим воинам и, качнув вперед копье, поскакал навстречу франку.

— О, да. Если хотите, можем пропустить их через спектроскоп, но он только подтвердит то, что я вам сказала. Структура, цвет… Да, несомненно, это кристаллы Ксавьера. Они есть только на нашей планете. Кстати, применения им так и не нашлось.

— Но их уникальность…

* * *

— Вовсе нет: на руднике у Ксерксеса можно добыть сотни тонн. Поймите, любой толковый специалист в мгновение ока сварит стекло с аналогичными свойствами. С тем же успехом можно пытаться продавать местный песок или камни.

Я угрюмо кивнул.

Камешек так звонко ударил по самой середине крыше, под которой мы сидели, что показалось, будто каждого из нас клюнул в темя ворон.

— Значит, никакой ценности?

Все вздрогнули и очнулись, а мне пришлось прервать свой рассказ.

— Разве что для дешевой бижутерии. — Котита отправила в рот новый лепесток и принялась сладострастно жевать.

— В моем грузовом отсеке полторы тонны этих кристаллов. Кто-то же потратил время и средства, чтобы добыть и вывезти их с вашей планеты.

— Вот так сон! — пробормотал, помотав головой рыцарь Джон. — Привиделось, будто я схватился с кем-то из своих, братьев-крестоносцев. Упаси Бог!

Котита Лазерри блаженно улыбнулась, и на мгновение я разглядел необыкновенно красивую женщину, которая скрывалась внутри равнодушного существа неопределенного пола с выдубленной солнцем кожей.

— А я — так напротив: напал в одиночку на десяток сарацин, никак не меньше, — сообщил Ренье-Красавчик и покосился на меня.

— О, у Ксавьера Ксерксеса была причина. Я уверена, что ваш заказчик с Обильной получил кристаллы от него. Ксерксес Фигляр — так мы называем его в Цереусе. Он много лет назад прибыл сюда с Королевского Огня, убежденный в том, что на Новой Соноре он обязательно заработает кучу денег. Он из тех, кто уверен, будто однажды ему в руки упадет горшок с золотом прямо с радуги, если только он будет достаточно внимательно наблюдать за ней. Вот он и наблюдает, уже шестнадцать или семнадцать лет, но без особого успеха. Если, конечно, не считать этих кристаллов. — Агент пожала плечами и протянула мне образец. — Весь последний год он пытается заинтересовать людей этими штуками. У него есть рудник на Хормагаунт. Очевидно, он всучил ваши полторы тонны какому-то болвану из другого мира. Один только Бог знает, что он ему наплел о кристаллах. А полученные деньги, я полагаю, он использует для исследований.

— Кому что, — откликнулся Анги-Добряк. — А я кого-то сшиб с коня, но было темно. Тогда я решил помочь ему встать на ноги, а потом уж разобраться, кто он — свой или чужой.

— Он изучает кристаллы?

В своем сне он успел опередить мой рассказ.

Котита Лазерри рассмеялась.



«Хотя кругом одни враги,
Но возлюбил их брат Анги», —



— А что же еще? Я слышала, что ему удалось уговорить сотрудников музея Науки Земли приехать сюда, чтобы посмотреть на них. — Она сделала презрительный жест. — Какая глупая шутка! Он убедил себя, что его драгоценные кристаллы имеют какие-то скрытые свойства, которые просто никто не сумел распознать. — Котита оторвала еще один лепесток и отправила его в рот. Ее взгляд стал отсутствующим.

продекламировал Эсташ де Маншикур, за которым водилась слава трувера[76] и сочинителя сирвент[77] Все рыцари засмеялись.

— Иными словами, вы утверждаете, что никто не интересуется кристаллами, за исключением Ксавьера Ксерксеса, а у него нет никаких причин, чтобы их покупать.

— Точно. Причин нет, есть целая гора таких же кристаллов. — Голова Котиты начала слегка трястись.

Однако их смех разом оборвался, когда крышу «клюнули» еще два камешка. Все с тревогой воздели очи горе, однако я успокоил воинов, сказав, что условный знак: пора быстро спускаться на пристань и погружаться на корабль. Знак был подан мне Черной Камбалой.

— Как вы считаете, стоит с ним поговорить?

Уже смеркалось. Когда мы вышли во внутренний дворик, я быстро отозвал в сторону руса и громко спросил, для чего ему сеть. Иван и вправду прихватил с собой свою находку. С абордажными крюками, спрятанными в мешок, он вернулся к середине моего рассказа. Пока все остальные в полудреме глядели на золотой медальон и слушали историю Юсуфа, Иван вновь занялся починкой сети.

— Он самый обычный золотоискатель, которому никогда не сопутствовала удача. Я бы на вашем месте не стала терять время.

Больше мне нечего было здесь делать. Я вскочил на ноги — слабое тяготение привело к тому, что в моих движениях было гораздо больше энтузиазма, чем я на самом деле испытывал — и оставил Котиту Лaзерри наедине с ее лепестками.

— Зачем же хорошую вещь бросать! — выказал сквайр Айвен удивительную для княжеского сына рачительность. — Пригодится, когда оголодаем.



— Трудно научиться летать на бабочках? — проговорил я прямо в правое ухо Ребоны Микинг; мы находились на высоте в тысячу футов.

— Ты, верно, знаешь здесь не только дорогу к Ибрахиму? — быстрым шепотом спросил я его.

Я чувствовал себя совершенно оторванным от мира внизу. Если не считать мягкого шепота ароматного ветра, небо было таким же тихим, как бездонные просторы космоса.

Иван понимающе кивнул.

— Очень просто. Вот рукоять управления. Когда ее перемещаешь, в мозг бабочки поступают нервные импульсы. И хотя бабочки обладают лишь зачаточным мозгом, этого вполне достаточно, чтобы заставить их лететь в нужном направлении. — Ребона откинула голову назад и весело рассмеялась. — Обычно все происходит именно так. Но иногда они принимают собственные решения.

Через несколько минут я понял, что она имела в виду. Бабочка начала спускаться по длинной спирали, направляясь к зарослям гигантских кактусов посреди каменистой пустыни. Огромные алые крылья, украшенные сложными зелено-синими узорами, несколько раз дрогнули, а потом замерли в неподвижности — мы планировали вниз. Хотя я был надежно привязан к кожаному седлу, которое закреплялось поперек голубого костистого хребта, идущего по центру спины бабочки, я невольно напрягся.

— Ты пойдешь с сетью впереди всех. Я отлучусь по дороге. Ненадолго, — сказал я ему, для вида внимательно перебирая сеть в порванных местах. — Предупреди господина. Придете на пристань. Назовете любому имя Альдо и попросите тернового вина.

— Она собирается приземлиться на кактус?

— Наркоцветы привлекательны не только для человека, но и для бабочек, и мы не сможем заставить нашего «скакуна» изменить курс. Нужно проявить терпение, пока она не напьется до отвала.

Ему же я без опаски доверил и свой мешок, перевязанный змеиным узлом, что доступен только сотне посвященных. Рус был слишком заметной птицей в этих, чужих для него краях и потому не мог быть слугой тайных господ.

Я откинулся в седле и попытался насладиться видом, пока мы медленно планировали к кактусу. Первые поселенцы Новой Соноры немало поработали над местными кактусами — в результате получилось нечто весьма необычное.

Отдав распоряжения Ивану, я вывел отряд на узкую улочку и сделал вид, что меня совершенно не тревожит происходящее позади, за плечами.

На Новой Соноре было два вида гигантских кактусов. Один, к которому сейчас направлялась наша бабочка, назывался Страстный Любовник — огромное растение конической формы, на котором росли столь любимые местным населением наркоцветы. Другой вид обитатели Новой Соноры несколько извращенно называли «цереус гигантский», хотя местная разновидность напоминала земной кактус не больше, чем золотая рыбка большую белую акулу.

Я успел хорошо рассмотреть так называемые цереусы во время полета на флайере. За исключением нескольких зданий индустриального назначения вроде электростанции и завода по переработке токсичных отходов, город Цереус почти полностью состоял из этих растений. Все обитатели города жили внутри похожих на бочки деревьев, которым куда больше подошло бы название «тыква», чем «цереус».

На первом же перекрестке оруженосец Вепря юркнул в сторону, а его господин только успел злобно рыкнуть.

Если вы возьмете гигантскую зеленую тыкву, вынете сердцевину, а потом прикроете отверстие, после чего начнете срезать боковые стороны до тех пор, пока не получится восемь расположенных на некотором расстоянии друг от друга планок, уходящих по спирали вверх к куполу, — вы получите кактус Новой Соноры, — а на куполе можно будет легко разместить теннисный корт.

— Тихо! — рыкнул я на него. — Идите вперед!

Хотя размер этих удивительных зданий и внушал благоговение, он был легко объясним. Даже при большей силе тяготения на Земле росли гигантские секвойи и эвкалипты высотой более трехсот футов. Корабельный компьютер сообщил мне, что каждая из восьми планок цереуса прикреплена к земле массивной сетью гигантских корней. При более слабом тяготении Новой Соноры вырастить такие кактусы было детской забавой для двух или трех поколений эксцентричных генетических инженеров, которые развлекались созданием двадцатифутовых бабочек. В качестве последнего штриха к своему творению они добавили микроб, который ускорял выделение титана и жил в симбиозе с кактусом. Это приводило не только к увеличению прочности растения — когда гигантский кактус умирал, хозяева могли переработать его и с выгодой продать редкий металл. Удивительная изобретательность!

Я верно угадал, что Салеху очень не терпится попасть на северную окраину Яффы, взять коня у Кривого Али и пуститься в сторону Аль Кудса.

Теперь практически все население устроило себе жилища внутри растений, где даже при невероятно жарком климате Новой Соноры было влажно и прохладно, не говоря уже о том, что все доставалось бесплатно, если не считать расходов на установление лифтов, электроприборов и водопровода.

Он, конечно, побежал по кратчайшему пути, но не знал, что есть еще более краткий путь — через три двора, двери которых для меня всегда откроются, стоит лишь надавить на камень в стене. И эта тайная тропа пересекала его путь.

Кактус Страстный Любовник был не менее высоким, чем гигантские цереусы, но по форме напоминал шишковатый зеленый конус. Его основание составляло примерно сто футов в диаметре, а вершина была приплюснутой — ее почти скрывала густая корона желто-оранжевых цветов.

Однако первая засада не удалась. Салех имел очень чуткий слух и оказался прыгуч, как саранча.

Чем ближе мы подлетали к Страстному Любовнику, тем более сильное впечатление он производил. Вдобавок к обычным иголкам, которые можно найти на земном кактусе, прочная поверхность Страстного Любовника была покрыта настоящими зарослями — здесь нашло себе приют множество растений-паразитов.

Я начал испытывать растущее беспокойство. Собирается ли бабочка опуститься на один из громадных цветков или будет только парить над ним? И тот, и другой варианты показались мне одинаково опасными. Неожиданный порыв горячих потоков воздуха может бросить нас на иглу длиной в целый фут. А если бабочка приземлится, шипы разорвут нас в клочья.

Я поджидал его за одной из дверей. Едва услышав топот его ног за стеной, я дернул дверь на себя и выпрыгнул на улицу с кинжалом в руке. Но, увы, мигом раньше дверца скрипнула. Я успел увидеть только пятки Салеха: прыгнув, как кошка, он перемахнул через высокую стену двора напротив. Оттуда сначала донесся крик, потом — стон. Вспомнив расположение соседней улицы, я продолжил погоню, но он еще дважды ускользал от меня.

Однако Ребона Микинг ни о чем не беспокоилась. Она спокойно указала на огромный желтый цветок, куда медленно опускалась наша бабочка.

«Прыткий ассасин[78]!» — мелькнула у меня мысль.

— Наркоцветок Страстного Любовника содержит вещества, усиливающие половое влечение; кроме того, он оказывает мощное эйфорическое воздействие на людей. На церемонии бракосочетания жениха и невесту заворачивают в лепестки, и гости на плечах несут их на банкет. Позднее, после произнесения церемониальных тостов, они выпивают нектар, и молодоженов отводят в спальню, где простыни сделаны из лепестков наркоцветка. Это удивительное, очень сильное переживание, — добавила она неожиданно жестко. — Похоже, что даже на Волынок эти проклятые цветы оказывают сильное воздействие. Откровенно говоря, меня удивляет, что они живут в Страстных Любовниках.

Если Салех был из ассасинов, значит лучший способ поймать его — стать самому приманкой!

— Ты все время говоришь о наркоцветах, — осторожно заметил я. — Кажется, они тебе не очень нравятся?

Так я и сделал. Выбрал удобное место на прямом пути к Кривому Али и повернулся спиной в ту сторону, откуда легче всего было на меня напасть. В чем я силен — так это в счете. Я вспомнил примерную длину его шага и рост — и на девятое биение сердца отпрыгнул, а отпрыгнув и развернувшись в прыжке, метнул кинжал.

Ребона Микинг молчала так долго, что я уже испугался, не обидел ли ее чем-нибудь. Наконец она заговорила, не поднимая глаз.

Мы обменялись бросками, и мой оказался-таки вернее: жало вонзилось Салеху в правое легкое, а его кинжал только царапнул мое правое предплечье и звякнул об камни.

— Мой бывший муж — этнолог. Одна из причин, по которой мы прилетели сюда, заключалась в том, что он намеревался изучать брачные обряды жителей Новой Соноры. Поэтому я пробовала эти цветы. «Только в качестве научного эксперимента», — сказал он. К сожалению, Росс пристрастился к ним. Теперь ему на все наплевать. Я не видела его уже девять месяцев.

Салех попятился, уперся в стену и колени у него подогнулись.

— Ты хочешь сказать, что он променял такую красивую женщину на цветок?

Я подскочил к нему и вытянул из своего пояса еще один кинжал, гибкий, как веточка пальмы.

Ребона криво улыбнулась.

— Боюсь, что так.

Салех смотрел на меня без всякой злобы, только — с удивлением.

— И от этого пристрастия невозможно излечиться?

— Только если этого хочешь. Он не желает.

— Ты чей? — спросил я его.

Мы замолчали. Вскоре бабочка вытащила свой хоботок из цветка, захлопала крыльями и снова подняла нас в небо.

— А ты теперь чей? — слабым эхом отозвался он, и в горле у него забулькало.



Ничего не оставалось, как только молниеносно пронзить ему сердце. Он дернулся и сразу умер, вздохнув как будто с облегчением. Впрочем, так оно и было. Я вытянул из тела только гибкий кинжал, после удара которым кровь не идет и не остается на лезвии, сунул его в тайные ножны, скрытые в поясе, и поспешил в направлении пристани.

Ребона Микинг подошла ко мне в самом лучшем ресторане Цереуса. Он назывался «Прекрасный Вид» и вполне соответствовал своему имени. Ресторан располагался на верхушке самого высокого растения в галактике. Семь массивных планок-этажей, поднимающихся от идеально круглого основания, содержали жилые помещения. На восьмом кроме офисов и магазинов находился ресторан.

К своему удивлению, я поспел туда раньше своего «войска». Видно, сам рыцарь Джон решил не торопиться, подозревая засады.

Отсюда можно было наблюдать сотни квадратных миль оранжевого, алого и красного песка, огромных кактусов, а еще дальше — зазубренные вершины гор. Несмотря на яростные лучи жгучего солнца, повисшего на кобальтовом небе, в ресторане было сумрачно, прохладно и влажно — настоящий оазис посреди дантового ада.

— Никак они успели удрать от тебя? — удивился и Альдо Неро.

Я сидел за столом, потягивал светло-голубое пиво, пробовал понемногу от каждого блюда и мрачно размышлял о том, что, по всей видимости, мне придется воспользоваться экстренным запасом Универсального Кредита, чтобы купить топливо, необходимое для перелета на другую планету. Не вызывало сомнений, что бесполезные кристаллы не смогут привести в действие двигатели «Авантюры».

Я похолодел, но как раз в это мгновение из недалекого проулка показался «рыбак», который вел за собой целую толпу «генэзских торговцев».

— Желаю тебе спокойной ночи, «землячок», — насмешливо проговорил Альдо. — но не прощаюсь.

— Извините, вы тот, кто желает продать кристаллы?

И в тот же миг растворился в сумраке.

Красивая девушка стояла и смотрела на меня сверху вниз. Точнее, я предположил, что она может быть красивой, поскольку ее лицо оставалось скрытым под огромными полями шляпы.

Я встал.

— Да. Меня зовут Исайя Хоув. — Я показал на пустой стул, стоящий с противоположной стороны стола. — Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне.

Девушка немного помолчала, слабо улыбнулась и сняла шляпу. Я решил, что она почти наверняка не является жительницей Новой Соноры. Ее кожа была слишком светлой, почти молочно-белой, в то время как местные жители обычно загорали дочерна. Светло-серые глаза сверкали умом и энергией, которая, как правило, отсутствовала на лицах постоянно жующих лепестки наркоцветов обитателей Новой Соноры.

— Извините, — сказала она, — но сейчас я не могу. На самом деле… — она кивнула в сторону окна у себя за спиной, — о кристаллах с вами хочет поговорить кое-кто другой, и не здесь. Он предпочел бы не входить в ресторан. Вы можете встретиться с ним снаружи? Он сейчас на посадочной площадке.

Глава 6

— С удовольствием, — сразу согласился я; если кому-то захотелось купить мой груз, я был готов пройти в полдень через пустыню Новой Соноры, чтобы встретиться с ним. — Показывайте дорогу.

О долге Чести и долгах бесчестья



Мы обрадовались встрече, словно потерялись ночью в пустыне и после долгих поисков снова нашли друг друга.

Инопланетянин, более всего похожий на здоровенную лягушку с глазами спятившей стрекозы, загудел, рыгнул, как пресытившийся тиранозавр, после чего произвел звук, напоминающий заунывное пение волынки.

На вопрос о беглом оруженосце я ответил, что теперь его не догнать. Пришлось успокоить Вепря, пообещав, что в Задаре найду ему боле верного слугу.

Было уже совсем темно, когда мы садились на корабль, однако один из гребцов движением руки привлек мое внимание: так двигаются руки только у свободных людей, а не у гребцов-невольников.

— Вы понимаете, что это значит?

Искоса приглядевшись к нему, я узнал в нем магрибинца, который недавно успел не только плотно поужинать в таверне, но и присмотреть за нами с Альдо.

Девушка, которая назвалась Ребоной Микинг, вздохнула.

По пристани прошли люди с факелами, и я успел различить еще одну особенность этого «гребца-раба»: он был так искусно прикован к своему месту, что цепь вместе со скобой в любой миг могла превратиться в очень опасное оружие.

— Это достаточно сложно перевести даже при помощи компьютерного анализа, но я попытаюсь.

— Я думал, что знаком со всеми видами инопланетян в разведанном людьми космосе, но мне не приходилось видеть ничего подобного. Кто они такие?

Это открытие меня несколько озадачило. Неужели мои хозяева не доверяют мне до такой степени, что расставили соглядатаев на каждом шагу? Никогда — за все годы тайной службы — я не вызывал у них подозрений и ничем не выдал своих истинных замыслов, возникших в моей душе всего-то месяц назад. Неужели Черная Камбала предал меня и сообщил им о моем заказе? Но тогда ему бы пришлось ответить еще на множество других вопросов и в любом случае поплатиться головой за свою чрезмерную осведомленность… Нет, от Камбалы не дождешься опрометчивых поступков, даже сулящих гору золота: он всегда держится в тени. А если это не хозяева, то кто? Великий Дракон, сидящий на золоте тамплиеров в Акре? Тогда он и вправду чудо-змей, и сами джинны доносят ему о сокровенных мыслях султана.

— Здесь, на Новой Соноре, их называют Волынками.

Я долго и бесплодно размышлял, пока вежливый, но крепкий толчок в спину не отвлек меня от тревожный мыслей.

— Потому что они производят такие необычные звуки?

— Скорее всего.

— Никак ты заснул, Дауд? — услышал я голос рыцаря Джона. — Нам давно не терпится услышать, чем закончился поединок Юсуфа с тем франком… Хотя понятно, раз султан до сих пор жив, значит в ту пору досталось не ему.

Я повернулся к инопланетянину. Цвет «лягушки» менялся от розового до серебристо-угольного. Фасеточные глаза смотрели на меня с полнейшим равнодушием. С полдюжины крошечных фартучков самых немыслимых цветов были прикреплены к поясу и являлись единственным предметом одежды.

Невольно я огляделся вокруг, как человек, внезапно проснувшийся в повозке посреди пути.

Когда я наконец сумел оторвать завороженный взгляд от Волынки, то заметил, что Ребона разглядывает дисплей маленького компьютера, соединенного с микрофоном у нее в ухе. Она поджала губы.

Корабль уже покинул Яффскую пристань и вскоре, спустя сотню неторопливых весельных взмахов, должен был повернуть к северу. Все рыцари здесь, на кормовой надстройке, собрались около меня полукругом и, закутавшись поплотнее в шерстяные плащи, готовились греться целую ночь у комелька моего рассказа. Они хотели вновь оказаться в Египте, двадцатью пятью годами раньше. Их глаза блестели.

Делать было нечего, и я протянув руку, указал на огонек Яффского маяка.

— Он говорит, что хотел бы потолковать с вами о кристаллах, и предлагает посетить его жилище.

— Сам султан говорил мне это: когда он помчался навстречу франку, ему показалось, что вокруг разом пала ночь, хотя солнце только коснулось дальних холмов. Он ничего не видел, кроме острия вражеской пики, которое сверкало в закатных лучах.

— Отлично, — сразу согласился я, не обращая внимания на странную постановку вопроса. — Я готов последовать за вами. — Мне необходимо продать эти кристаллы!

Мы направились к флайеру, стоявшему на краю посадочной площадки; инопланетянин двигался с поразительной грациозностью. Лапы инопланетянина выбивали сложный ритм, словно Волынка был какой-то нелепой разновидностью там-тама, способной, не поворачивая тела, двигаться в любом направлении.

* * *

Инопланетянин устроился на одном из сидений.

— На самом деле, это мой флайер, — объяснила Ребона Микинг, — но он настоял, чтобы мы полетели на нем. — Она улыбнулась. — Разве можно спорить с существом, которое так выглядит?

Надо признать, что, хотя Юсуф к тому дню прожил на свете почти три десятка лет, он еще ни разу не участвовал ни в одной жестокой битве. Однажды он защищал крепость под началом своего дяди Ширку, да и то чужую, но никогда вокруг него не кружился яростный вихрь смерти, не звенели сабли, не ломались копья, не падали всадники, не грызлись друг с другом кони, клубы пыли не пахли кровью. И сам он еще ни разу не рубил врагов направо и налево, сидя в седле, не пробивался сквозь них, как сквозь заросли тростника и никогда не покидал поля брани в одеждах, отяжелевших и покоробившихся от чужой крови.

Лапы Волынки стремительно замелькали над панелью управления флайера, и через несколько секунд мы уже летели на высоте 900 футов над пустыней Новой Соноры. Я внимательно следил за действиями инопланетянина, управлявшего летательным аппаратом.

И вот оно — самое невероятное признание: султан, покоривший двенадцать стран, никогда не любил сражения и войны. Вспомните о том, как в ночь рождения его пуповина упала между саблей и каламом. И только отец заметил, что — чуть, на волос, ближе к каламу.

За несколько минут полета на юго-восток мы проделали около дюжины миль. Все молчали, когда флайер начал снижаться к одиноко стоящему посреди пустыни Страстному Любовнику. Его вершина была усыпана огромными оранжево-желтыми цветами, иные из них составляли четыре или пять ярдов в поперечнике. Флайер направился к темному отверстию, находящемуся в пяти ярдах ниже вершины кактуса, и мягко приземлился на склоне перед входом в туннель.

Юсуф ожидал, что Всемогущий Аллах позволит ему стать факихом[79] и не менее мудрым кади, наконец — везирем умного эмира или самого атабека, а в конце жизни даже сделает его мудрым вали. Но среди своей родни он не хотел об этом заикаться, ибо его отец недолюбливал законников, а дядя — тот просто поднял бы его на смех, что он и так делал всякий раз, если замечал племянника с книжкой в руке.

Свет внутри туннеля показался мне тусклым, но Волынка без труда находил дорогу, и мы поспешили вслед за ним, ступая по влажному пружинистому полу. Один темный туннель перешел в другой, и вскоре мы оказались перед круглой шахтой в центре растения. Волынка нажал кнопку, и к нам одна за другой подъехали маленькие «капсулы» — каждая была рассчитана на одну персону. Мы сели; прошла целая вечность, и наша странная компания выгрузилась внутри кактуса.

Вероятно и даже несомненно то, что дядя, смеясь, тоже исполнял волю Аллаха, раз Всемогущий в один прекрасный день, а вернее — вечер, и далеко не прекрасный, послал посреди пустыни навстречу Юсуфу безумного франка с копьем наперевес.

Из темноты появилось еще двое инопланетян, они принялись гудеть и скрежетать, разговаривая со своим соплеменником. Я повернулся к стоящей в тени Ребоне.

Юсуфу казалось, что на кончике вражеской пики уже сверкает не закатный луч солнца, а капля его собственной крови. Ибо нельзя было сомневаться и в том, что франк выдержал в своей жизни не один десяток таких поединков. К тому же он был лучше защищен.

— Что они говорят?

И тогда Юсуф вспомнил один прием игры в поло, которым он прекрасно владел. Можно было отнять мяч у соперника, «нырнув» с седла глубоко вниз и при этом резко развернув коня — так, чтобы конь невольно отпихнул в сторону коня соперника. А почему бы при этом приеме нанести удар не по маленькому мячику, катящемуся по земле, а — снизу вверх, по голове противника?

— Я едва могу понять, что происходит, когда говорит один, а уж если к нему присоединяются другие… Их общение состоит не только из произносимых звуков, но и из сопутствующих жестов. К счастью, мой компьютер имеет систему слежения. Однако значение имеет то, какой жест соответствует какому звуку. Словом, компьютер может предоставить несколько возможных вариантов весьма приблизительного перевода.

Когда от быстроты сближения закатная искра на кончике франкского копья вытянулась в молнию, Юсуф нырнул прямо под нее и ткнул своей пикой вверх и чуть вправо.

— Вариантов?

Наконечник с визгом скользнул по вражеской кольчуге, пика «провалилась», раздался треск. Юсуфа дернуло в сторону, словно сам франк потащил его за обломок копья, и он, не удержавшись верхом, распластался на земле.

— Да, к сожалению. Моя работа состоит в том, чтобы выбрать более или менее подходящий, учитывая контекст разговора. На самом деле, не существует эквивалентного перевода с языка Волынок на язык людей… А сейчас нам нужно подождать, пока они решат, кто будет вести переговоры. Только после этого я смогу рассказать, что они от вас хотят.

Мигом позже послышался глухой удар в стороне.

Живо вскочив на ноги, Юсуф первым делом увидел грузного коня, потерявший своего седока. Вернее, то был черный абрис коня на парче пустынного заката. Оказалось, что глухой раскат грома ознаменовал падение соперника.

Мы терпеливо ждали. Наконец один из инопланетян выступил вперед, Ребона включила компьютер и снова засунула крошечный микрофон в ухо. Инопланетянин, которого я окрестил Высокий и Тонкий, потому что он был самым высоким и худым среди своих товарищей, начал очередной тур заунывных гудков и скрежета. Когда он прогудел в последний раз, Ребона повернулась ко мне и принялась переводить:

Судорожно вздохнув и так же судорожно выхватив саблю, Юсуф побежал к поверженному кафиру, лежавшему на спине и бесстрастно глядевшему в небеса. Втайне Юсуф надеялся, что тот пьян. Известно, что пьяный и пустыню переплюнет, и тысяча для него — не войско. А франки нередко заливали себе в глотку перед битвой целый бурдюк храбрости. Осторожно подступив к врагу, Юсуф даже немного склонился над ним и принюхался.

— Говорят, в этой местности водится лев, — вдруг совершенно спокойно проговорил франк на чистом арабском языке, и Юсуф отскочил от него, как от проснувшегося льва.

— Они очень взволнованы тем, что у вас есть кристаллы. Они совсем недавно узнали об этом и утверждают, что это срочно, или жизненно важно, или еще что-то — короче, вы должны отдать кристаллы!

— Я решил поохотиться на него, но мне не повезло. Ты не видел его, славный воин? — спросил франк.

Юсуф не знал, что ответить.