Глава третья

Белла пошла за вещами. Рейкс, дав ей расписку, открыл сейф. Там лежали запечатанное письмо от Сарлинга и толстый коричневый конверт с двумя тысячами фунтов мелкими купюрами. Эндрю не потрудился их пересчитать. Он был уверен: в денежных делах Белла и Сарлинг отличаются точностью.

Рейкс сел, закурил сигару, благо на столе стоял ящик «Боливар Рентос», вскрыл конверт. Оттуда выпало несколько скрепленных листков писчей бумаги, исписанных крупным почерком Сарлинга.


«Проводить операцию из Маунт-стрит,


— читал Рейкс. —


Связь со мной поддерживать через мисс Виккерс.
Расплачиваться с привлеченными извне людьми за услуги в проведении операции и покрывать иные расходы, связанные с ней, — из прилагающихся денег.
В целях безопасности неукоснительно придерживайтесь следующего: ни в коем случае не давайте понять подчиненным, что за вами кто-то стоит, не называйте свое настоящее имя или адрес на Маун-стрит. Знать друг друга должны только вы, Бернерс и мисс Виккерс.
Выбор исполнителей. В Даунам Хауз на Парк-стрит находятся досье более чем на пятьдесят человек — мужчин и женщин, с несколько, так сказать, неблагополучным прошлым. Указав мисс Виккерс тип нужного человека, вы получите несколько досье, из которых можно выбирать.»


Рейкс откинулся на спинку кресла и выпустил струю дыма в табун лошадей на картине. Злость и воинственность давно улетучились, он читал теперь, почти скучая.

Сарлинг еще что-то там вещал о мерах безопасности, о том, чтобы, например, Рейкс по возможности не появлялся на людях с мисс Виккерс. Да через три дня весь Голвей Хауз и так узнает, что они живут вместе. Разве не понимает Сарлинг, что в мире есть швейцары, почтальоны, прислуга и просто не в меру любопытные соседи?

На последнем листке под заголовком «ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ» было написано:


«1. Успех предварительной операции жизненно важен для успеха основной. Планировать ее будете вы с Бернерсом. Я требую только одного: ее нужно провести в две недели.
2. В квадрате МР 644550 листа № 171 военной топографической карты масштаба 1:4000 обозначен артиллерийский склад. В бараке № 5 хранятся шесть ящиков зеленого цвета, на которых, помимо обычных меток Министерства обороны, белой краской обозначено: „ПАРТИЯ 3/93. СЕРИЯ ГФ I.“ Необходимо украсть один из ящиков. Содержимое всех шести одинаково. Ящик нужно спрятать в надежном месте.
3. При операции проявить минимум насилия. Вы или Бернерс обязаны участвовать в ней непосредственно».


Рейкс аккуратно согнул листки и положил в нагрудный карман. «Партия 3/93. Серия ГФ I». Здесь и не пахло теми аферами, какие проворачивали они с Бернерсом.

Он вышел из дома и купил топографическую карту. Артиллерийский склад оказался в Кенте, недалеко от Ротерема.

Едва Рейкс вернулся, как в квартиру вошла Белла с большим чемоданом в руке. Эндрю отнес его в спальню Беллы. Белла сняла пальто, переоделась в простое платье со старинной французской монеткой на груди.

— Если вы заварите чай, мы немного поболтаем, — предложил он. — Он бы хотел кое-что выяснить.

Когда чай был готов, Рейкс спросил:

— Куда вы ходили за вещами — на Парк-стрит?

— Да. Я живу или там, или в Уилтшире. Но мне почему-то было интереснее жить с ним в Сити.

— Вы спите с ним?

— Раньше это бывало. Теперь — нет. — Вопрос не вызвал у Беллы, казалось, никаких чувств, настолько старик был ей безразличен.

— Что у него с лицом?

— Насколько я знаю, в молодости он обгорел. Как это случилось, мне не известно.

— Интересно, чего он добивается? Зачем коллекционирует людей, а потом их шантажирует?

— Мне кажется, все началось с бизнеса. Знаете, собрать о ком-то всякую грязь, а потом заставить этого человека провернуть какое-нибудь дело…

— И теперь все это разрослось, превратилось в нечто большее?

— Пожалуй, так.

— Он, конечно, предупредил, что я стану вас расспрашивать?

— Да.

— И вы расскажете ему о нашем разговоре?

— Да.

— Вы не прочь освободиться от него, правда?

— Да.

— Я тоже. Мы могли бы заняться этим вместе.

— Он предупреждал, что вы заговорите и об этом.

— Итак, каков ваш ответ.

— Я не знаю.

— Ну что ж, не торопитесь. А сейчас — к делу. Знаете ли вы об инструкциях, которые я получил?

— Нет. — Ей стало чуть легче говорить с ним, хотя полностью смягчить тон она еще не могла. К тому же она опасалась Рейкса — ничего другого ей не оставалось. Ведь ему на нее наплевать. Он заботится только о себе. Выйти сухим из любой передряги — его волнует лишь это.

— А вот досье, о которых он пишет. Я и впрямь могу получить те из них, что мне понадобятся?

— Он разрешил, но непременно узнает, каким досье вы воспользовались.

— Еще бы! У вас хорошая память?

— Да.

— Тогда слушайте. Мне понадобится мужчина лет сорока, британец, который служил в армии или на флоте, умеет носить форму и знает устав. Он должен разбираться в автомобилях, не быть слишком образованным и уметь постоять за себя в драке. Понятно?

— Да. Сегодня?

— Нет, завтра. У меня в запасе две недели. Начнем с завтрашнего дня, значит, сегодня мы свободны. Вы хорошо готовите?

— Нет. Ничего у меня по-настоящему не выходит.

— Тогда приглашаю вас на обед.

— Нельзя, — с тревогой возразила она. — Он запретил нам появляться на людях вместе.

Рейкс улыбнулся:

— «Минимальное появление» на людях он допускает. Один раз — это и есть минимальное.

Он встал и пошел к себе. Потом из спальни донесся его голос, приглушенный закрытой дверью:

— Для начала можно сходить в кино.

Белла выбрала «Звуки музыки».

Фильм полностью захватил ее. Это Рейксу понравилось. Несмотря на то, решил он, что Белла умудрилась попасть в лапы Сарлинга (совершила нечто, вызвавшее его уважение — видимо, она была по-своему и тверда, и мужественна), в душе она любит помечтать. Рейксу с ней будет легко. Возможно, Сарлинг глубоко ошибся, приставив к нему именно ее.

После кино они пошли в ресторан «Пастория» на Сен-Мартин-стрит. Им подали крабов, филе и бутылку «Шато Бейшевеле», к которому он едва притронулся.

Потом, когда они брели по Лейсестер-сквер в поисках такси, Рейкс сказал:

— Завтра к десяти утра мне понадобится машина. Фургон. Возьмите его напрокат на собственное имя, но наш адрес не давайте. Фургон лучше арендовать по крайней мере на месяц. Я вернусь под вечер. Успеете ли вы подготовить досье?

Белла кивнула. Рейкс взял ее под руку и перевел через дорогу. «Наверное, — думал он, — она все еще поет и танцует вместе с Джулией Эндрюс». (На самом деле Белла говорила себе, что Рейкс любезничает, заигрывает с нею, а это, конечно, значит, что он решил настроить ее против Сарлинга, переманить на свою сторону. И все же Белла наслаждалась его расположением. Он умеет развлечь, предупредителен, лишь изредка в его голосе звучит металл, как, например, в разговоре о машине и досье. Белла еще не решила, станет ли подыгрывать ему. Временами Сарлинг ведет себя странно, но он неглуп, располагает деньгами, властью и… умом тех, кто на него работает. Потому вполне возможно, у этого Рейкса шансов на успех в борьбе против Сарлинга нет, а ей во что бы то ни стало надо быть на стороне победителя. Словом, нужно все обдумать. Да и не время еще принимать окончательное решение.)

Рейксу захотелось выпить рюмочку на ночь. Согревая бренди в руке, он размышлял о том, что в Девоне у него десятки приятелей и знакомых, но после школы ему ни с кем не удалось близко сойтись. Единственным другом стал Бернерс. Они одного поля ягода. Рейкс улыбнулся, вспомнив об их первом деле. Операции под названием «Международный спортивный справочник», которой они руководили из комнаты в Стрэнде. Купив за несколько фунтов в почтовом агентстве список адресов знаменитых спортсменов, они напечатали биографическую анкету, которую спортсмен, желающий попасть в «справочник», должен был заполнить и возвратить с тремя гинеями вступительного взноса, и разослав ее по адресам из списка. Просто и старо, как мир, но уже через три недели они благополучно смотали удочки с тремя тысячами фунтов в карманах. Боже, узнай об этом отец, он перевернулся бы в гробу.

В начале одиннадцатого Белла вернулась на новой машине. Спокойная, деловитая, не суетливая. Такие ему нравились. Уходя, он протянул ей двадцать фунтов.

— Купите себе подержанное обручальное кольцо. Я не хочу, чтобы о нас ходили ненужные разговоры. Поболтайте как-нибудь с привратником, заговорите о муже. Дважды в неделю посылайте сюда письма. Нам обоим и каждому в отдельности, мистеру и миссис таким-то. Думаю, не стоит напоминать, что необходимо время от времени менять почерк и марки на конвертах.

— О кольце я не подумала, а письма посылать уже решила, — сухо ответила Белла. — Написать вам что-нибудь приятное?

— Довольно и чистых листов, — рассмеялся Рейкс. — Простите за некоторую резкость, но ведь вы понимаете, отчего она. Никому не хочется оказаться на лопатках.



Он поехал в Кент по дороге А 20 на Мейдстоун. Потом повернул вправо на Мереворт. В двух милях по правую руку виднелся армейский склад. Он стоял в рощице. С обеих сторон дороги деревья были вырублены на двадцать ярдов. Рейкс медленно проехал вдоль ворот, приметил казармы, пожарные рукава и помпы, дорожки, окаймленные беленым камнем, увидел небольшой барак прямо у ворот. Въезд был закрыт, во ни часового, ни других признаков жизни не наблюдалось.

Рейкс проехал дальше до кабачка под названием «Трактир под буками», потом вернулся. Отъехав метров сто от ворот, он убедился, что на дороге нет машин, сбавил скорость и левыми колесами заехал в кювет, близко подобравшийся к обочине. Придерживая машину тормозом, Рейкс прокрутил ее задние колеса, чтобы они еще глубже зарылись в мягкую землю. Затем открыл дверцу и заглянул под днище. Автомобиль перекосился и завяз прочно. Проезжавший мимо грузовик затормозил было, но потом помчался дальше. Рейкс обрадовался: сострадательные души ему сейчас не нужны. Он нагнулся над увязшим задним колесом, зачерпнул горсть земли, вымазал брюки, лицо и направился к главным воротам полевого склада.

Он шел совершенно спокойно. В нем, как всегда, жила холодная, спасительная уверенность в собственных силах, отчего каждая его ложь казалась людям правдой.

В комендатуре сидел пожилой человек в штатском. Рейкс объяснил, что застрял и хотел бы позвонить в автосервис, вызвать тягач. Мужчина назвал номер ближайшей станции и указал на телефон. Рейкс снял трубку, а одновременно постарался запомнить номер на диске. Услышав долгие гудки, он закурил, перебросился несколькими словами с комендантом, как бы в растерянности рассматривая карту на стене. На ней был план склада. Барак № 5 стоял у главной дороги, в рощице, третий слева на нечетной стороне.

Наконец Рейкс связался с автосервисом и договорился, чтобы его машину вытащили. Положив трубку, он повернулся к коменданту, показывая измазанные руки:

— Здесь можно умыться?

Он уже знал где. Судя по плану, уборная стояла у главной дороги, между шестым и восьмым бараками. Комендант подсказал, куда идти, и Рейкс побрел по тропинке.

Умывался он в полном одиночестве. Из окна виднелся пятый барак: стоял напротив, фасадом к дороге. Простой врезной замок, самая обычная дверь, по обе стороны от нее — окна без ставен.

Мимо проехал на велосипеде солдат в полевой форме, он насвистывал песенку.

Рейкс вышел из уборной через задний выход и обогнул шестой барак, точной такой же, как пятый. Сзади оказалась еще одна дверь. Вернувшись, Рейкс поблагодарил коменданта и направился к машине ждать тягач.

В половине пятого он был в Лондоне.

Белла Виккерс уже все приготовила. На столе ждали три оранжевые папки, две фунтовые бумажки и монетка в три шиллинга.

— А это что? — Он кивнул на деньги.

— Сдача. — Белла показала левую руку. На среднем пальце красовалось золотое обручальное кольцо. — Вы обрадуетесь, услышав, как легко оно мне досталось. Правда, помощник ювелира шлепнул меня разок ниже поясницы. Он был, конечно, уверен, что я собираюсь провести выходные с любовником. Сарлинг тоже заметил кольцо. Он весело расхохотался. По крайней мере, мне так показалось.

— Купите на эти деньги дешевого бренди. Не хочу разбавлять «Хайнс» элем, — сказал Рейкс, слегка сбитый с толку поведением Беллы.

— Понятно. Теперь, раз мы поженились, придется экономить.

Он улыбнулся:

— То, чем мы займемся во время медового месяца, вас удивит.

Он сел и взял папки. Кроме Бернерса (его пока можно не трогать), Рейксу нужен был еще один человек.

На другой день он поехал к нему.

Джордж Гилпин бросил в костер старую покрышку и отступил от огня, зная, что резина вот-вот лопнет, оплавится и вспыхнет сильным, желтым от серы пламенем. Поднимутся черные потоки маслянистой сажи, и через полчаса какой-нибудь сосед обязательно позвонит с жалобой. Так бывало каждый четверг, когда он разжигал костер. Ну и пусть. В гараже должен быть порядок, и всегда найдется, что сжечь: коробки, ящики, старые покрышки, грязную ветошь. Сбоку вырвался длинный, похожий на саблю, язык пламени, изогнулся дугой, оторвавшись от остальных. Гилпин смотрел на него, и радость светилась на его красном потном лице. Удивительная штука — огонь.

Из гаража — он был устроен под домом — вышла жена в голубом комбинезоне с вышитыми на груди красными буквами «Гараж Гилпина». Большая волна дыма, поднятая ветром, заставила Джорджа отступить еще на несколько шагов, и он увидел жену. Кто-то, должно быть, уже позвонил.

«Ей идет даже комбинезон, — подумал Гилпин. — Фигура — вот что у нее есть. Тело, которое, несмотря на одежду, так и кричит о себе. Мягкое, розовое, полное — местами даже слишком, — словом, такое, какое составляет одно из удовольствий жизни мужчины».

Когда жена подошла, он положил руку ей на бедро, потом обнял за талию. Ее жесткие светлые волосы щекотали ему щеку.

— Кто там, старушка? Не тот ли старый олух, что протер ее до дыр? — Гилпин кивнул на покрышку. — Весь корд перемолотил. Только это и умеют.

— Да нет. Какой-то парень приехал. Интересуется машиной.

— Тогда скажи этому другу… Какой машиной?

— Фургоном «Зефир».

— Не худо бы сбыть его с рук. Ничего костерчик, а? Надо сжечь мусор. — Он ущипнул ее за грудь. — Оставь мне этот кусочек на ночь, любовь моя.

Она хлопнула мужа по широкой спине и пошла обратно. Гилпин умылся, надел красный с белыми горошками галстук и натянул пиджак. Чуть-чуть вытащил из нагрудного кармана платок и одобряюще кивнул зеркалу. «Старый добрый Джорджи, приятный маленький бизнес, в бумажнике всегда есть лишняя пятерка, которую можно просадить в пивной, напоить всех и познакомить с женой… но руки прочь от нее; нет, я вот о чем: на днях мы вернулись с Майорки, где она местами сгорела на солнце… „Зефир“, что ли? Сотни три с половиной выйдет, сам за него двести семьдесят заплатил. На худой конец триста тридцать пять, и ни пенни меньше».

Он покачал головой, ворча на самого себя в зеркало: «Ты живешь слишком хорошо, Джорджи. Тебе всего сорок с небольшим, а ты уже расплылся. Пиво, наверно».

У фургона стоял довольно приятный парень. И не подумает, что его обдурят на сотнягу. С такими нечего церемониться и ходить вокруг да около.

Иногда с ними сил никаких не было, некоторые торговались до последнего пенни, давали в придачу пару старых шагомеров и ружье, да еще спрашивали, нельзя ли купить в рассрочку. Такие живут не по доходам, все хотят не отстать от соседей. Сегодня у одного появился цветной телевизор, а завтра, глядишь, цветные телики уже по всей улице. Жены обегают все магазина, лишь бы сэкономить пару пенсов, все перекошенные, только и ждут, как бы наорать на детей, когда те придут из школы. Да, жутко тяжелая кое у кого жизнь, и ведь сами в этом виноваты.

— Мистер Гилпин?

Приятный голос, культурный. Такой в старости не купишь.

— Мое имя Смит. — Парень протянул руку.

— Рад познакомиться, мистер Смит. — Гилпин быстро пожал ее. — Неплохая машина, а? Вы вроде такую и ищете. Набегала немного. Мы-то с вами понимаем, как это важно. Однако вам повезло, вы уперлись прямо в то, что вам надо. Видите, как новенькая.

— Можно на ней прокатиться?

— Почему нет? Если хотите, то до Джон О\'Гроутс и обратно.

Усмехнувшись, Джордж Гилпин снял с машины табличку с надписью: «Недельная плата — 400 фунтов. Сдается только на одно имя».

Смит сел за руль. Отъехали. Гилпин разболтался. Обычно это делалось, дабы отвлечь покупателя и что-нибудь от него скрыть. Но сейчас скрывать было нечего, он говорил просто по привычке.

— Знаете, она побывала в одних-единственных руках. У директора школы в Уотфорде. Следил он за ней как за ребенком. Школа у него за углом, потому он всего раз в год брал машину на месяц и уматывал за границу. Большой путешественник. Спал сзади. — Гилпин хотел добавить: «И, наверно, каждый раз с новой французской шлюхой», — но передумал: клиент был не тот.

Машина повернула налево (время от времени Джордж указывал направление), и наконец они очутились на пустынной площади. Кивнув в сторону пивной, Джордж предложил:

— Выпьем по кружечке. У них в «Двух пивоварах» отличное пиво.

— Неплохая мысль.

«Ага, значит, с ним все в порядке. Не слишком задирает нос, соглашается выпить с плебеем».

Они сели на скамейку в скверике у трактира. Джордж Гилпин поднял кружку, сказал:

— Ну, за машину.

— За ваше здоровье.

— Что вы о ней думаете?

— Довольно сносный фургончик. Но не за четыре сотни. — Мистер Смит улыбнулся и продолжил: — Если б я его по-настоящему хотел купить, то дал бы триста двадцать-триста тридцать. Не больше. Да только он мне не нужен.

— Не нужен?! Так зачем же?…

«Кто он такой? Чокнутый или просто жмот, из-за которого я теряю время?»

— На самом деле мне нужно лишь поговорить с вами, без жены и вне гаража.

— Да?! О чем же?

— О вас.

— Правда? — В нем уже заговорила осторожность. Накапать на него не мог никто. Гилпин был чист, как чист и гараж — об этом он позаботился с самого начала. Но внезапно этот парень вселил в него беспокойство. Сидит как ни в чем не бывало в своей твидовой куртке, достает серебряный портсигар, закуривает и совсем не торопится.

— Раньше вы жили в Уолвергемптоне, верно?

Джордж Гилпин решил не грубить, пока не узнает, что к чему.

— Точно. Я был классным механиком. Да и сейчас не хуже. Какое у вас дело ко мне, мистер Смит? Знаете, время — деньги.

Мистер Смит согласно кивнул и продолжил:

— Думаю, вы помните бирмингемскую фирму «Нардон Бейнз Лтд». Делает краски и лак.

— Смутно… Я не очень-то знаю Бирмингем.

— А надо бы, мистер Гилпин. Еще там были фирмы «Гаррис энд Лич» и «Уэст Мидленд».

Гилпин почувствовал, как в животе от страха скисло пиво.

— Вы и впрямь были хорошим механиком, Гилпин. Ничто не валилось у вас из рук: ни моторы, ни часы, ни электропробки. И взрывчатка тоже. Все три фирмы, о которых я упомянул, сгорели меньше чем за год. «Нардон Бейнз» была последней. Увы, с ней не все прошло гладко. Сгорело только три четверти здания. Одна из ваших зажигалок не сработала. И все же в пламени погибли сторож и пожарный.

Гилпин вскочил. В нем бурлило так много чувств, что о страхе он уже не помнил.

— Вы нарываетесь на грубость, мистер Чертов Смит! Не знаю я, о чем вы говорите, но уверен в одном: сейчас я отвезу вас обратно, однако если мы встретимся опять, я за себя не ручаюсь. Вы с ума сошли.

Мистер Смит покачал головой:

— Сядьте, на вас смотрят. В полицейском архиве Бирмингема все еще хранятся ваша малютка-зажигалка и протоколы с прекрасными отпечатками пальцев. Вы были замечательным мастером, мистер Гилпин, и не верили, что сработанное вами может отказать, поэтому не надели перчатки. Вы чисты, иначе я просто не пил бы с вами пиво, но стоит позвонить в полицию, и вам придется туго. Только вам, потому что человека, который нанял вас и работал с вами, уже нет в живых. Финкель его звали. Герберт Финкель. Вас заботило одно: получить за три операции две тысячи фунтов, уехать на юг и открыть гараж.

Джордж Гилпин сел. Он был практичным человеком и знал, что после драки кулаками не машут.

— Вы играете с огнем, черт возьми, — пробормотал он. — Сколько?

— Вы понадобитесь мне дня на два или чуть дольше — после я заплачу вам пятьсот фунтов и забуду о вас.

— Заплатите мне?!

— Конечно.

— Ну уж нет. Лучше я заплачу вам. У меня хороший бизнес, прекрасная жена, много друзей. Я не хочу новых передряг. И в самом деле, я смастерил всего десяток таких штук и думаю, что сглупил тогда, но ведь мне для начала нужно было немного наличных. Надеюсь, Финкель попал в ад.

— Вы сделаете для меня только одно дело, мистер Гилпин. Поджигать на этот раз не придется. Все гораздо проще. А получите пять сотен.

Гилпин понимал, выхода нет. Звонок в полицию — это конец, а никаких концов ему, черт побери, не надо. Ему отпущено еще немало лет, и он проживет их. Поэтому Гилпин спокойно сказал:

— Ваша взяла. Что за дело?

— Поехали обратно. Потолковать можно и в машине.

Два часа спустя Джордж Гилпин сидел рядом с женой у себя в гостиной над гаражом. На столе стояла бутылка виски. Джордж снял пиджак, ослабил галстук и расстегнул воротник.

— Вот что я тебе скажу, старушка: не знаю я ничего о нем и о деле тоже. Он позвонит, когда приготовится подставить меня под пули. Пока же мне приказано достать армейский «Ленд-Ровер», покрасить его в цвет хаки, нарисовать вот эти цифры и значки и немного пообтрепать. — Гилпин постучал пальцем по листку бумаги на столе. — Это Королевская артиллерия. Черт возьми, я опять попал в армию!

— Нет, нет. Ты ведь понимаешь, на что идешь?

— Конечно, понимаю. Я же не хочу, чтобы он висел у меня на шее до скончания века. Сначала одно дело, потом другое. Знаю я таких. Но Гилпина голыми руками не возьмешь. Он может заставить меня один раз, но второй — никогда.

— Джордж, будь осторожен. Как ты собираешься выпутываться?

— Черт его знает. Надо подумать. Все зависит от обстановки. Но я его прикончу. — Осушив стакан, он подтолкнул его к жене, прося налить еще.

— Тебе хватит. — Она покачала головой.

— Возможно. — Гилпин встал, подошел к ней сзади, провел руками по ее плечам, погладил пухлую грудь. — Не волнуйся, старушка. Джорджи не пропадет. — Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. — Этот парень сидит у меня в печенках, но прикоснешься к тебе — и жизнь опять прекрасна. Здорово, правда?



В тот вечер Белла Виккерс вернулась домой чуть позже шести. Рейкс сидел у окна. Он кивнул ей, посмотрел ей вслед, когда она шла в спальню переодеваться. На смену «гнезду» вернулась, наконец, старая прическа.

Через несколько минут Белла подошла к бару, налила себе выпить, спросила:

— А вы не хотите?

— Пока нет, спасибо. Где вы были? У Сарлинга?

— Да. Относила досье. И еще нашла запирающийся гараж, куда поставим машину. Вдобавок там есть такая штука, ну, знаете, вроде чердака с лестницей, опускающейся сверху, когда дернешь за веревочку. Я заплатила за полгода вперед под фамилией Смит. Гараж у поворота на Эдгвер-роуд. Не близко.

— Ничего. Как там наш Фантомас?

Белла изумленно взглянула на Рейкса и расхохоталась:

— Так вот каким вы его себе представляете?

— Почему нет? Он же не настоящий. В жилах у него не кровь, а какая-то зелень.

— Он спрашивал, кого вы выбрали.

— Неужели. А я ему говорить и не собираюсь.

— Значит, решили защитить того человека на случай, если Сарлинг не сдержит слово?

— Возможно. А может быть, хочу просто позлить старика.

— И то, и другое, наверно. Но, насколько я вас знаю, вы склонны ко второму.

— Вот как вы обо мне думаете?

Она села и пригубила выпивку.

— Время от времени. Я не против. Сама иногда такой бываю. Мы оба на крючке, а оттого обидчивы и капризны.

— Бели спросить, как он подцепил вас, вы ответите?

— Не сейчас. Может быть, потом. А вы — вы бы рассказали?

— Нет. Вы и без того знаете обо мне достаточно. Скажу одно: вы с Сарлингом ворвались в мою уже обустроенную, истинную жизнь. Она осталась там, в Девоне. А это, — он встал и обвел жестом комнату, — это кошмар. И он не кончится, пока есть Сарлинг и его досье.

— И светокопии.

— Где он их держит? За городом, в Меон Парке?

— Да.

— Вы когда-нибудь думали оставить его… просто исчезнуть?

— Наверно, думала. Но у меня не выйдет. И я перестала размышлять об этом. Рано или поздно он умрет.

— Богачи живут долго. У них есть деньги, они покупают время у врачей, обзаводятся слугами и местами под солнцем. Смерть кое-кого нужно ускорять.

— Я не… Да вы что, серьезно?

Он повернулся, возвышаясь над ней. В ее руке, в руке с обручальным кольцом — широким тусклым золотым ободком — серебрился от пузырьков тоника стакан с коктейлем. Иногда одна только речь ее, все эти «ну, вроде» и «возможно» так раздражали Рейкса, что ему даже смотреть на нее становилось неприятно. Однако это придется заглушать. Она ему нужна.

— Вы скоро поймете, насколько я серьезен, — ответил он. — Думаете, Сарлинг не знает, что я за человек? Он и сам предупреждал вас насчет моих замыслов.

Она не ответила. Рейкс опустил руку, взял Беллу за подбородок, крепко сжал его и повернул к себе:

— Разве нет?

— Да.

— Что ж, тогда поговорим начистоту. Я хочу убрать его. Но этого мало. Мне нужны досье и их светокопии. Пусть они сгорят на моих глазах. Бессмысленно убивать Сарлинга, не завладев ими. — Он улыбнулся. — Вы настолько влюблены в свою золотую клетку, что не хотите вырваться из нее?

— Она не так уж плоха. Особенно сейчас, когда он туда не заходит. Вы ведь шутите, да?

— Что хочу его убить?

— Нет. Что думаете, будто я… стану помогать вам.

— А почему бы и впрямь не помочь? Выгода очевидна.

Белла поняла: Рейкс интересуется ее решением по-настоящему. Ей вдруг стало жутко — она смотрела на него, такого высокого, непреклонного, воплощение здоровья и силы, слушала его речи о смерти — нет же, Господи, — об убийстве так, будто обсуждался распорядок дня. Заполучив досье и светокопии, он, несомненно, уничтожит старика. Раздавит как муху.

— Но это же убийство, — возразила она.

— А вы хотите служить ему до самой смерти? Он и сейчас уже немного не в себе, а может совсем спятить. В конце концов вы попадете в переделку, которая вас погубит. А я много не потребую. Только некоторые сведения.

Он стал готовить себе коктейль. Она не сводила с него глаз. А ведь Рейкс прав. Сарлинг за последнее время и впрямь изменился. «Господи, ты же знаешь, я хочу обрести свободу. Но убийство — плата слишком высокая даже за нее». Они по-разному относились к независимости. Рейксу она была дороже всего, его не заботила ее цена. Свободы требовали его ум, его самоуверенность, твердая вера в свои силы. «Зачем, — думала Белла, — протянула я руку и впервые украла из универмага баночку с присыпкой? Первый бесчестный шаг, а я — в блаженном неведении о том, куда он может завести».

— Что мне придется делать?

— Почти ничего.

Рейкс провел по ее подбородку тыльной стороной ладони. Белла понимала — он беззастенчиво пытается повлиять на нее. Но в глубине души она этого и хотела… у нее не было ничего, никого… лишь страстное, выворачивающее наизнанку желание сдаться на милость кого-нибудь, того, кто впустит к себе, заслонит и успокоит.

— Прежде всего мы должны поверить друг другу, — Рейкс подарил ей теплую, отгоняющую страх улыбку. — Отдать себя друг другу. Разумно?

— Ну… да.

— Значит, вы согласны?

— Не знаю. Что еще придется делать, кроме проявления преданности вам?

— Немногое. А вознаграждением станет ваша свобода. Не подумайте, — усмехнулся он, — что я заставлю вас отравить его молоко или всадить ему нож в спину. Ничего подобного.

Она вдруг вскочила, расплескав коктейль:

— Не хочу больше слушать! Вы же рассуждаете об убийстве!

Он пожал плечами:

— Простите. Я не хотел вас огорчить. Забудем об этом. Сходите, замойте пятно на платье.

Она взглянула на след, оставленный спиртным, и ушла в спальню, закрыла за собой дверь.

«Ничего не проходит легко и быстро, — подумал он. — Подозрительно именно то, что достается без труда». Но она пойдет его путем. Эта вспышка уже говорит в его пользу. Белле просто нужно дать время свыкнуться с мыслью об убийстве. Придя в себя, она поможет ему, и Сарлинг погибнет… а потом и она тоже. Его поместье, первородное право, женщина, которая жаждет родить детей, зачатых им, его судьба — этим полнились мысли Рейкса. На пути к счастью стоял один лишь Сарлинг.

Глава четвертая

На другой день рано утром Рейкс поехал в Брайтон. Обри Катуэлл. Принсесс Террейс, дом № 3. Но для Рейкса он навсегда останется Бернерсом. Рейксу вспомнилась их первая встреча. Как-то вечером, закончив одну из оптовых афер, он сидел в стилизованной под американский бар закусочной. Тут к нему и подошел Бернерс. Пятнадцать лет назад он выглядел гораздо моложе, полумесяц лысины над лбом только начал появляться. Без всякого вступления, лишь с тенью неловкой, извиняющейся улыбки он вдруг сказал:

— По-моему, вы не прочь заработать две-три тысячи фунтов.

— Возможно.

— Если вы заплатите мне десять процентов, я расскажу, как снять пятьдесят процентов прибыли с трех тысяч за две недели.

— Если вы расскажете, я, возможно, и заинтересуюсь. — Бернерс показался Рейксу похожим на дремлющую акулу, которая лениво шевелит плавниками в благодатных водах Дорчестера.

Бернерс знал одну компанию — импортеров-экспортеров химикатов, имеющих отделение в Сити, — акции которой оценивались по тридцать шиллингов. Через неделю в фирме начинались перевыборы, а раз контрольный пакет у директоров и они хотят остаться на местах, то поднимут курс до сорока пяти шиллингов. Рейксу оставалось только купить акции сейчас, а продать их после повышения курса.

Бернерс пробыл с ним не больше десяти минут, назвал в конце концов фирму и ушел, бросив на прощание:

— Если дело выгорит, приходите сюда через две недели в это же время. Если не придете, увы… — Тут Рейкс впервые увидел его чуть заметную, неуловимую улыбку и легкое нерешительное движение плечами, выражавшее покорность судьбе. Они даже именами не обменялись. Бернерс просто выбрал Рейкса, доверился ему и ушел. Потом Рейкс убедился, как тонко понимает людей этот человек. Он мог разложить по полочкам все людские качества, учесть их, как бесстрастная ЭВМ.

На другое утро Рейкс навел справки о фирме. По сравнению с доходами акции стоили недорого, поэтому в любом случае он ничего не терял.

Через две недели Бернерс получил от Рейкса двести фунтов.

— Сто пятьдесят — самое большее, что вы мне должны, — заметил он.

— Сколько вы зарабатываете? — поинтересовался Рейкс.

— Пятнадцать фунтов в неделю.

— В конторе этой самой фирмы?

— Да.

— Получая так мало, вы сами не в состоянии играть на бирже, верно? Поэтому считайте, что пятьдесят фунтов я дал вам как жалованье за первую неделю службы у меня. Кроме того, вы стали моим компаньоном: впредь двадцать пять процентов доходов — ваши. Работа подходящая — интересная, но начисто незаконная. Я не хочу знать ваше имя и не собираюсь называть свое. Если вам мое предложение не по душе — отдайте пятьдесят фунтов, и мы разойдемся.

Бернерс положил в карман все двести. Они вместе пообедали, стали Бернерсом и Фрэмптоном и продумали новую совместную операцию. Рейкс так и не спросил, откуда Бернерс узнал о перевыборах на фирме. Они всего лишь работали вместе. И знали друг о друге только то, что было нужно для дела. Но сегодня Рейкс ехал не к Бернерсу, а к Обри Катуэллу.

Брайтон. Солнечные зайчики скакали по синим волнам, разбивавшимся о мол. Голубая дымка на горизонте роднила море и небо. Грязно-зеленый прибой накатывался на сероватый берег, бурлил и пенился, толкая по гладкому песку пластмассовые стаканчики и мертвые водоросли. У кромки моря над посадками тамариска и вероники, венчая пейзаж, высилась Принсесс Террейс, изящная светло-желтая скала. Она изо всех сил тянулась к небу и зимнему солнцу. Окна второго этажа дома № 3 загораживала белый навес с красными полосами, оставляя узкие балконы в тени. Белая дверь, лестница с черными изгибами кованых перил. Отверстие почтового ящика и номер дома окаймлены полированной бронзой. Она прекрасно сочеталась с белым цветом вокруг. Рейкс позвонил. После долгого ожидания дверь открыла женщина. Лет шестидесяти, в глухом черном платье, крепкая, с серыми, тронутыми сединой волосами. Она стояла на пороге словно миссис Гамильтон — вежливая, но непоколебимая, готовая защищать хозяина до конца.

— Если мистер Катуэлл свободен, не будет ли он так любезен уделить несколько минут мистеру Фрэмптону? — спросил Рейкс и протянул одну из старых визитных карточек.

Через несколько минут женщина провела его на второй этаж в гостиную. Как только она закрыла за ним дверь, Бернерс, стоявший у окна, обернулся. За исключением одежды, он остался таким же: знакомая лысина, мягкое и даже сейчас не выражающее волнения лицо, казавшиеся выцветшими серые глаза. Вся внешность излучает почти скорбную добродетель. Но безликий мешковатый пиджак исчез. Его заменил серо-голубой костюм, роскошный бордовый жилет, серебристо-белый галстук. На ногах — коричневые замшевые башмаки… И это у Бернерса, всегда носившего черные туфли на толстой подошве.

— Я только что открыл бутылку рейнвейна, какой пью обычно в это время, если погода хорошая, — сказал Бернерс вместо приветствия. — Энджерс обрадуется, если вы разделите рейнвейн со мной. Она считает, одному целой бутылки слишком много. — И голос не изменился, только манера говорить стала другой.

Он подошел к маленькому столику. Там на серебряном подносе стояли бутылка и высокий бокал венецианского стекла. Увидев, что бокал только один, Бернерс повернулся к лакированному шкафчику на резных позолоченных ножках и открыл его. Внутри сверкнул хрусталь.

— Очень сожалею о причине моего визита, — сказал Рейкс.

Протирая салфеткой взятый из шкафчика бокал, Бернерс, не поворачиваясь, ответил:

— Сначала насладимся вином. И сядьте, прошу вас.

Рейкс знал толк в мебели (он сам заново обставлял Альвертон). Он сел на стул красного дерева с высокой спинкой и мог поспорить, что это Хеппельуайт. Резные центральные стойки на спинке изображали колосья пшеницы. Рядом стоял круглый, тоже красного дерева стол эпохи Регенства. Напротив окна был английский лакированный комод, по форме похожий на шкафчик с хрусталем.

После первого глотка Бернерс качнул головой в сторону комнаты:

— Вам нравятся?

— Такое оценит каждый.

Канделябр, подвешенный к ажурному потолку, был, наверно, от Мюрата, его старинные подвески из разноцветного стекла бросали на стены яркие блики.

— Верно, — кивнул Бернерс. — Я вырос в интернате и жил в обшарпанных меблирашках, пока не встретил вас. Я дал себе слово, что когда-нибудь у меня будет нечто подобное… дом с обстановкой, украшенный мастерами, людьми, которые относятся к своему делу с любовью. Неужели вы пришли сообщить, что я могу все это потерять? Не говорите таких слов.

— Нет, я здесь не поэтому. Но вам придется защищать свой дом. Нам нужно снова поработать вместе. Если бы можно было сделать все одному, я бы вас не потревожил. Но это не в моих силах. Нам придется постоять за себя и, видимо, даже пойти на убийство двоих. Ну что, мои слова не испортили вкус вина?

Без колебаний Бернерс ответил:

— Отчего же? Если в дверь постучит полиция, я покончу с собой. Так же, как и вы. Если я в силах отнять жизнь у себя, то еще проще, вероятно, спуститься на ступеньку и отнять ее у другого. — Он сел у окна.

— Прежде чем ввести вас в курс дела, я готов, если хотите, назвать свое настоящее имя и рассказать о себе.

— Не стоит.

— Вы можете докопаться… Через тех, кто знает меня.

— Тогда я и докопаюсь. Но хватит об этом. Останетесь на обед? Я предупрежу Энджерс.

— Не нужно. Я ненадолго. А кто она такая?

— Я нанял ее через агентство пять лет назад. Она прослужила у людей всю жизнь. Честная, преданная, всегда на моей стороне. Ничего не знает о Бернерсе, только о мистере Катуэлле. Если хотите еще рейнвейна, не стесняйтесь, наливайте сами.

Рейкс рассказал о Сарлинге, о красной точке в каталоге… О «предварительном» деле — нападении на склад, об отношениях с Беллой, ее будущей роли… Словом, все. Бернерс сидел и слушал, не перебивая, совсем как в старые времена, когда Рейкс разворачивал план новой операции, а он внимал, не задавая вопросов.

Рейкс закончил. Бернерс задумался. Наконец произнес:

— Сначала самое главное. Как насчет армейского склада?

— Я уже все продумал. В назначенный день вы приедете ко мне. А пока достаньте кое-что сообразно этому списку. — Рейкс протянул ему свои записи.

Бернерс внимательно прочитал их и сказал:

— Сделаем. А в курс дела меня введете, когда все будет готово. — Он положил список в карман. — Что вы думаете о Сарлинге?

Рейкс встал:

— По-моему, он ненормальный. Я уверен: его главный план — умопомрачительная затея, от которой волосы дыбом встанут, и без малейшей надежды на успех. С ним надо покончить. Но сначала заполучить досье и светокопии.

Рейкс уже ходил по комнате и сейчас остановился перед картиной. Перед ним была спокойная, безмятежная река, баржа под парусом медленно плыла по течению, вдали сквозь летний утренний туман проглядывала часовня. От умиротворяющего пейзажа, от того, что Бернерс снова рядом, Рейксу стало так легко, как не было все последние дни.

— Очаровательно, правда? — спросил Бернерс. — Это Джон Варли. Я купил ее на деревенском аукционе два года назад. — Потом, когда его мысли вернулись к теме разговора, он продолжил: — Согласен, Сарлинга придется устранить. Я начну копать под него, но мне еще многое нужно узнать — с вашей помощью. Сколько времени у нас в запасе?

— Не знаю. Судя по тому, как идут дела, месяца два, по крайней мере. Быстрее крупное дело просто не организовать.

— Насколько вы доверяете мисс Виккерс?

— Она боится Сарлинга и жаждет освободиться от него. Но ей не нравится мысль об убийстве.

— А кому она понравится?

— Мисс Виккерс должна помочь нам, но это уж моя забота. Не беспокойтесь.

— Не буду. Однако основные сведения мы можем получить только через нее.

Он скрупулезно перечислил все, что хотел узнать. Меон Парк. Подробный план дома и поместья. Сколько там слуг, их имена и привычки. Распорядок дня Сарлинга. Меры безопасности, сигнализация, место расположения сейфа. То же самое о доме на Парк-стрит. Еще ему нужен полный список основных предметов гардероба Сарлинга. Какие рубашки, шарфы, галстуки он предпочитает. Что ест. Подробности о его болезнях, приступах недомогания. Причуды. Имена его докторов. Стиль его работы. Имена его секретарей. Развлечения. Отношение к женщинам, и каких он предпочитает. Хорошо или плохо спит. На каких языках говорит, ездит ли за границу, есть ли у него там дома или квартиры… Словом, все. Сарлинг был пока полной загадкой, и Бернерс понимал, что не сможет его убить, не получив ответы на все вопросы. Чтобы уничтожить человека, с ним надо сжиться, почти полюбить его, а потом легонько подтолкнуть к смерти, да так, чтобы на воде не остались предательские круги. Он, Бернерс, испытал все это на собственной шкуре. За год до знакомства с Фрэмптоном он как-то раз подцепил незнакомца в баре Дорчестера. Тот пригласил его к себе, интересуясь, как думал Бернерс, делом. Но незнакомец только напоил его и попытался изнасиловать. Его, Бернерса, который не был ни гомиком, ни нормальным мужчиной — никем, просто бесполым эгоистом.