— Сергей, а ты откуда знаешь?
— Сергей Корабельников?
— Да, — ответил Серега и подумал, что перед ним мент в штатском.
— Видите ли, Сергей, нам посоветовали обратиться к вам как к специалисту в своей области.
— Кто посоветовал? — спросил Серега, несколько подобравшись внутренне.
— Кто — я скажу потом. Во всяком случае, Нарзан говорил о неком «Фугасе» очень уважительно.
Нарзаном называли Серегиного командира в Чечне. У него болел желудок, и он постоянно пил «Нарзан». Где Нарзан был сейчас, Серега не знал.
Он почувствовал, как внутренняя пустота, которую он постоянно ощущал уже целый год, начинает заполняться. Еще не ясно чем, но заполняться. Если вспомнили по имени, значит, он еще кому-то был нужен.
Отставив в сторону стопку, которую он так и не выпил, Серега стал внимательно рассматривать сидящего перед ним человека.
Тот не возражал. Парень был одет в скромную по фасону, но дорогую кожаную куртку, под ней была футболка с буквами «NY», ниже — обыкновенные джинсы, еще ниже Серега не видел. На левой руке Тимура были массивные навороченные часы какой-то крутой фирмы.
Лицо. Серега знал такие лица. Твердое, но с легкой улыбкой, и главное — с неуловимой печатью ПРИЧАСТНОСТИ.
Причастности к высокому и могущественному уровню людей, управляющих потоком жизни.
За ним стояла сила ВЛАСТИ. Это Сереге было видно сразу.
Вспомнили! Нужен!
Корабельников, отставив невыпитую стопку подальше, положил локти на стол, посмотрел Тимуру в глаза и перешел на «вы»:
— Говорите.
В чуть улыбнувшихся глазах Тимура мелькнула тень одобрения и уважения, и только тут Сергей заметил седину на висках собеседника.
«Наверно, тоже успел повидать в жизни всякого», — подумал он и изобразил готовность слушать.
— Чтобы не ходить вокруг да около, — начал Тимур, — я представляю спецслужбу самого высокого уровня. Для выполнения операции особой важности нам нужен специалист, уровень которого соответствует важности этой операции. Мы выбрали вас. Мы знаем, что в последнее время для вас не было работы, но вот видите — вы, наконец, оказались нужны.
Он как будто читал его мысли.
Злоба на тех, кто забыл о нем, вдруг поднялась в Серегиной душе, и ему захотелось рассказать Тимуру о всех своих обидах, но он понимал, что это ни к чему, да и скорее всего это просто действует нодка, которую он уже успел сегодня выпить. Его работа и водка были несовместимы. Серега знал это как Отче Наш.
— Продолжайте, — сказал Серега, помолчав, — я вас слушаю.
Он вел себя совершенно правильно и знал это. Сидевший напротив него человек тоже знал это и ценил. Это было видно.
— За эту работу, — продолжал Тимур, — вы получите крупную сумму денег. Времена, когда за смертельный риск вы получали юбилейную медальку на грудь, прошли. Тем более что эта операция имеет важное государственное значение. Ведь вы, как нам известно, еще и электронщик, если я не ошибаюсь?
Он не ошибался. Серега действительно был электронщиком Божьей милостью. Если бы двадцать пять лет назад он пошел по другой дороге, то сейчас, возможно, работал бы в лавке Билла Гейтса.
Серега кивнул и спросил:
— Как называется ваша контора?
— «Секретное Управление Спецоперациями» вас устроит? — с улыбкой произнес Тимур. — Если хотите, можете считать меня грушником или еще кем-нибудь…
Серегу устраивало, но он удивился:
— О таком управлении не слыхал, да и важно ли это?! И что, при ваших возможностях вы не можете найти нужного специалиста?
— Получается, что не всегда можем. Хотя, что я говорю! Нашли ведь!
Серега невольно усмехнулся, а Тимур продолжил:
— Я буду говорить прямо. Квалификация и талант человека не зависят от того, на каком уровне благополучия он находится. Жизнь порой обходится с людьми очень своеобразно. И случается, что нужный человек оказывается не инженером с тремя дипломами, а нищим, которому до звания «алкаш» — два шага. Надеюсь, вы оценили мою прямоту?
Этот грушник Сереге определенно нравился. Нравилось ему и то, что он угадывал в тумане, скрывавшем область деятельности Тимура. Там скрывалась сила, большая и стоящая. И в тех барах не плевали на пол.
Ему вдруг стали противны этот шалман, его жизнь, все, о чем он думал и переживал… Этот Тимур был прав!
Еще полгода — и он стал бы заурядным алкашом, которого можно было пинать, гонять и презирать. Еще полгода он рассказывал бы в грязных шалманах военные байки до тех пор, пока ему не перестали бы верить.
Тимур пришел его спасти. И он его спасет. Точно.
Пока в его голове проносились все эти мысли, Тимур молчал. Видимо, он был хорошим психологом и знал, что сейчас происходит с Серегой. Наконец слегка пристукнув по столу обеими ладонями, грушник дружелюбно сказал:
— Давайте по пиву, Сергей! Что-то вам взгрустнулось, как я вижу.
— Маленько есть, — ответил Серега и придвинул к себе отставленную стопку с водкой, — я уж водочки, чтобы не мешать. Ну, будьте здоровы!
Они выпили, и Сергей демонстративно поставил свою стопку вверх дном.
— Все. Это была последняя.
— Вот так резко? — изумился Тимур.
— Иначе никак, — твердо ответил Сергей Федорович Корабельников, гордясь собой, — можете мне поверить. Пойдемте отсюда, здесь кислый дух и душновато.
Он сам удивлялся резкой перемене, происходящей в нем. И она его радовала.
Когда они вышли на улицу, уже начинало темнеть. По проспекту с шуршанием проносились машины и, притормозив, сворачивали на набережную.
Некоторое время они шли молча, и наконец Тимур сказал:
— Вот что, Сергей Федорович, давайте поступим так. Вам нужно привести себя в порядок и подготовиться к серьезным и важным делам. Пить вы, как я понимаю, бросили. Возьмите вот это, — он вынул из внутреннего кармана конверт и протянул его Сергею. — Через неделю к вам подойдут. Отныне вашим позывным будет не «Фугас», а «Джокер». Тому человеку, который обратится к вам по этому имени, можно верить. Он расскажет вам, что делать дальше. Мы еще увидимся.
Корабельников машинально взял конверт, а Тимур протянул ему руку и улыбнулся. Серега опять же машинально пожал протянутую руку, и, когда отпустил ее, рядом с ними остановилась белая «Волга» с черными стеклами. Дверь открылась. Тимур ловко сел на переднее сиденье и сделал Сереге ручкой. После этого дверь захлопнулась, и «Волга» быстро укатила, а Серега остался стоять с открытым ртом и с конвертом в руке.
«Ну, спецы», — подумал он и посмотрел на конверт.
Когда он его открыл, то обнаружил внутри пятьсот долларов.
Первой мыслью было развернуться и отправиться обратно в шалман. На пятьсот баксов можно было завоевать уважение местных алкашей минимум на месяц. Можно было забрать с собой Марусика или любую из девиц специального назначения, тусующихся в баре. Вот только когда эти деньги закончатся, останется булькнуть вниз головой в речку Смородинку. Потому, расправив плечи, Серега пошел не в шалман, а домой, — готовиться к новой жизни, которая становилась все более прекрасна и удивительна.
Когда он проходил мимо бара «В Два Щёта», к нему попытался приклеиться знакомый алкаш Петрович, с которым Серега выпил не один декалитр водки:
— Серый! Какие люди, и без охраны!
Серега окинул его неодобрительным взором и с достоинством произнес, не замедляя шага:
— Пошел в жопу, Петрович! Я завязал!
* * *
«…Скорпион вышел на объект „Джокер\" и сделалему предложение от имени ГРУ. Объект согласие дал сразу, аванс принял и через неделю приступит к работе.
— Очень хорошо, Волк! Как только он выполнит задание, доложите мне. И проследите, чтобы Скорпион все подчистил. Кстати, когда будет взрывчатка?
— Через два дня. Все идет по плану.
— Что с игровыми автоматами?
— Через подставных лиц мы предложили представителю объекта „Губа\" партию наших автоматов по значительно более низкой цене. На этом мы теряем…
— Меня не интересует, сколько мы теряем. Новая Россия стоит дороже! Переворот намечен на определенное время. Если мы провалим свою часть плана, сами знаете, что с нами сделают… Главное, всю предподготовку сделать чужими руками. Для мгновенной временной дестабилизации ситуации в стране потребуется одновременность усилий всех участников „Зверинца\"… И не дай Бог, если соответствующие чины спецслужб, не задействованные в перевороте, узнают о наших планах раньше времени. Если „Губа\" не купит наши автоматы, потребуется поиск нового клиента, или самим придется закладывать взрывчатку…
— Самим — слишком опасно. Мы уверены, что „Губа\" откажется от предыдущего предложения японцев и возьмет именно эту партию. Это совершенно ясно из разговора с его агентом.
— Смотрите, Волк, не промахнитесь. Если понадобится, отсекайте все другие предложения любыми способами».
Глава 7
ДОРОГА КОШКА К ОБЕДУ?
В прихожей раздался звонок.
Вскочивший спросонья Бекас такого ужаса не испытывал ни разу в жизни. Даже когда несколько лет назад пьяный мент наставил на него свою пушку и передернул затвор.
Руки тряслись немыслимым образом, в комнате сделалось темно, и он подумал, что вот сейчас, наверное, он просто умрет.
Звонок прозвенел еще раз, и на лестнице послышались голоса. Свет в прихожей был погашен. Открыв дверь, он прокрался в прихожую и приложил ухо к входной двери. Сердце колотилось, как бешеное. В ушах шумело. Надо было взять себя в руки. Как учил старшина Журбин? Страшно? Расслабься и дыши. Представь, что все только иллюзия. Смотри на все как бы со стороны и действуй хладнокровно и расчетливо… Легко сказать!
Звонок прозвенел еще раз, и пьяный голос соседа, Олега Конапряки, провозгласил:
— Говорю тебе, что его нет дома, а ты не веришь!
Ему ответил не менее пьяный Вовка Григорьев:
— Машина здесь, значит — дома.
— Был бы дома, открыл бы, — мудро возразил Олег.
— Может, спит?
— В двенадцать дня? В магазин, наверное, пошел.
— Нет, дома он, позвони еще, — упорствовал Вовка.
— А иди ты в… задницу. Три раза уже звонил. Пошли отсюда, — резюмировал Олег и, видимо, потащил Вовку силой, — пошли, я тебе говорю.
Роман испытал чувство, которое испытывает человек, выныривающий с большой глубины и не знающий, хватит ли ему воздуха. Он вынырнул, и воздуха хватило.
Раздались неровное частое шарканье, потом спотыкающиеся шаги по лестнице и, наконец, удаляющиеся пьяные рассуждения Олега:
— Ну и что, что машина здесь? Может, он у Васьки Морозова всю ночь водку пьянствовал. Пойдем к нему!
Отлепившись от двери, Роман понял, что хочет в туалет по маленькому. Да, все серьезно, все по-взрослому: бандиты, деньги, страх… А что было бы с ним, если бы друзья тех братков пришли за деньгами? Он представил себя с мокрыми штанами под дулом пистолета ТТ, наставленного ему в лоб твердой рукой профессионального убийцы.
Нет, так не годится. Раз пошла такая пьянка… Первое, что следовало изменить в себе — перестать принимать позу жертвы. Не они охотятся за мной, а я охочусь за ними. Только при такой постановке дела можно рассчитывать на какой-то успех. Заманивай. Братцы, заманивай! — кричал Суворов убегавшим солдатам. И они действительно поверили, что заманивают противника, а не драпают, как зайцы. Повернули и победили.
Как это он не услышал звонка будильника?! Спал как убитый, ни тебе снов с обезглавленными трупами, ни тебе кровавых денег, душащих во сне. Только птички и тень умершей любви.
Теперь днем существенно труднее будет незаметно выбраться из дома. Хотя, по большому счету, это уже было не важно.
Ополоснувшись в ванной и переодевшись, Бекас прошел в кухню, поставил чайник и почувствовал, как привычные рутинные действия возвращают ему, утраченное было, присутствие духа. Он уселся на качающийся стул и закурил в ожидании, когда закипит чайник.
Наверное, думал Бекас, визит пьяных соседей приятелей был предусмотрен верховным распорядителем событий. Он разбудил Бекаса, заставив его осознать всю серьезность ситуации. Теперь Роман был внутренне мобилизован, если не считать еще не прошедшую после долгого сна слабость во всем теле и некоторую опустошенность в голове.
Чайник начал шуметь. Бекас, как обычно, насыпал в кружку заварки, положил две ложки сахара и приготовился налить кипятка.
В этот момент зазвонил телефон.
— Ну, уж нет, — с неожиданной даже для себя злостью произнес Бекас вслух, — хрена вам всем. Нет меня дома. Умер я.
Пройдя в комнату, он подошел к розетке и выдернул телефонный разъем. На кухне, наконец, запыхтел и отключился чайник. Залив кипяток в кружку, он поболтал в ней ложкой, которая тут же стала горячей, и пошел в комнату собираться. Его действия стали постепенно приобретать уверенную неторопливость.
Роман запихнул деньги в небольшой прочный брезентовый мешок с молнией из-под какого-то, купленного еще в семидесятые годы спортивного инвентаря. Что это было — Бекас, хоть убей, не помнил.
Красивую сумку из шикарной ослиной шкуры пришлось разрезать на две части, чтобы ее можно было по дороге выбросить в двух разных местах.
Начал было собирать одежду, потом, сообразив, что имеет возможность купить целый вагон шмоток, бросил это глупое занятие и полез на антресоли, где у него лежала хорошая спортивная сумка. Она нашлась сразу и, спрыгнув со стула, Бекас засунул мешок с деньгами внутрь, бросив сверху пару рубашек и смену белья. Молния застегнулась хорошо. Он поставил сумку на пол у входной двери.
Чай заварился. Бекас налил немного горячего напитка в пиалу. Пока чай остывал, он снова открыл сумку, вытащил брезентовый мешок и вынул из него одну пачку. Засунув мешок обратно, Бекас аккуратно застегнул сумку и поставил ее на место.
Вскрыв пачку, он отделил от нее пять сотен, сунув их в карман джинсов, еще тысячу он убрал во внутренний карман летней куртки. Похудевшую пачку затянул резинкой от какого-то лекарства и убрал в наружный карман сумки, который был скрыт декоративной накладкой.
Пройдя в комнату, Бекас выдвинул ящик письменного стола, достал из него старый бумажник, в котором хранил документы, и положил бумажник в карман куртки, к тысяче долларов. Оглядев себя в большом старом зеркале, висевшем в прихожей, Бекас убедился, что он одет, причесан и выглядит вполне добропорядочно.
Больше собирать было нечего, и он вернулся в кухню.
Отпив из пиалы несколько глотков, Роман снова вернулся в комнату. Усевшись на диван, он в последний раз окинул взором свое холостяцкое жилище и вдруг понял, что вряд ли когда-нибудь вернется сюда. Разве что на собственные похороны, или все люди, имеющие отношение к этим деньгам, вместе сядут на один пароход и наедут на айсберг подальше от берега.
Квартира… Если он выберется из этой истории живым, то купит себе другую. А если нет — зачем ему квартира?
Машина останется гнить во дворе-колодце, здесь, на Кирочной. Не пройдет и двух недель, как местные мародеры растащат бесхозную «копейку», сделав ее похожей на скелет верблюда, валяющийся рядом с караванной тропой.
Допив чай, он закрыл на шпингалеты все окна, перекрыл главные краны воды и газа, затем надел куртку, повесил на плечо драгоценную сумку, вырубил общий предохранитель в прихожей и немного постоял у входной двери, прислушиваясь к звукам на лестнице. Звуков не было слышно. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Бекас открыл дверь и вышел на площадку. Все было спокойно. Он запер все замки, как делал обычно, уезжая на дачу, сунул ключи в карман и стал, не торопясь, спускаться с третьего этажа.
Выйдя во двор, он с удовлетворением отметил, что дождя нет. Некоторое время ему мерещились киллеры, стоящие в темных парадных домов и ждущие, когда он выйдет на открытое место. Выругавшись, Бекас шагнул в сторону арки и, пройдя мимо своей, стоящей у самой стены, машины, уверенно вышел на Саратовскую улицу.
По дороге к Центральному городскому саду он свернул в какую-то подворотню и бросил половину сумки в мусорный бак, повторив процедуру через несколько дворов с другой половиной.
Все. Сумки не было.
«И рублей, между прочим, тоже нет», — вспомнил он, поворачивая на бывшую улицу имени Кропоткина, где находился местный обменник, купив по дороге у метро газету «Из рук в руки».
Поменяв пятьсот долларов, Роман приступил к своему плану.
План был прост. Поскольку за большими деньгами обычно стоят люди с большими возможностями, то первое, что следовало сделать, это поменять место жительства. Гостиницы и друзья отпадали. Официально регистрироваться он не мог, а немногочисленные друзья вычислялись быстро.
Для этого он и купил газету, но перед тем как заняться поиском подходящего жилья, Роман перешел сразу ко второй части плана: спрятать деньги, ибо таскаться со спортивной сумкой весом в десять килограммов по приличным местам было очень неприлично и, что более важно, очень заметно.
Мария Юрьевна, заведующая операционной части коммерческого банка «София-Банк» иронично посмотрела на нового арендатора личного сейфа. Сразу было видно, что аренда индивидуального сейфа — дело для него новое. Он даже сумку с собой взял в хранилище, а не оставил наверху. Ячейку зачем-то выбрал самую большую, аренда которой на год стоила триста долларов. Ячейка была к тому же явно велика для того небольшого количества купюр, которые достал из кармана арендатор, пока они вместе открывали сейф.
Оставшись в одиночестве, Роман быстро переложил пачки в специальный контейнер. Влезла только треть содержимого сумки.
Вторую треть он положил в банковское хранилище Правобережного отделения Сбербанка, подальше от первого, но так, чтобы было недалеко от станции метро. Третью в сейф Промстройбанка. Себе на карманные расходы он оставил сто тысяч баксов, то есть три миллиона рублей, если по курсу.
Початую пачку Роман оставил в кармане, а девять других вернул на дно сумки.
В газете он нашел несколько объявлений о продаже радиотелефонов и сим-карт. По таксофону созвонился с владельцами и предложил им подъехать к метро. Трое согласились, и через час у Бекаса было три договора, оформленных на разных клиентов, и три «симки». Телефон Бекас купил один «Nokia 8310». Бросив по сто долларов на каждый из номеров, новоявленный крез взялся за поиск квартиры.
Здесь его ждала непредвиденная засада. Фирмы хотели знать его паспортные данные. Частные лица тем более. Некоторое время он стоял на Рыночной площади, размышляя над ситуацией. Ему была нужна квартира с мебелью, с этой ночи, по возможности, без лишней засветки документов, да еще и такая, чтобы не обнесли ночью радушные хозяева.
Взгляд Бекаса уперся в объявление, написанное от руки на листке из блокнота, аккуратно приклеенное к водосточной трубе: «Сдадим комнату в трехкомнатной квартире, на короткий срок. Комната свободна». «Вот оно, — подумал Бекас, — не квартира, а комната! Никто не додумается искать меня в коммунальной квартире, тем более что объявление было не из газеты».
Он набрал номер. На том конце ответил приятный пожилой интеллигентный женский голос. Через пять минут вопрос был улажен. Роман подтвердил отсутствие вредных привычек и пообещал сегодня же внести деньги за три месяца вперед. Договорились, что он подойдет в восемь вечера по указанному адресу: улица Декабристов 17, кв. 254.
Следующие несколько часов прошли в четких и планомерных действиях.
Первым делом Бекас подстригся под канадку в парикмахерской, оказавшейся всего лишь в ста шагах от Рыночной площади. Потом он купил шикарную оправу с простыми дымчатыми стеклами в «Оптике» напротив той же парикмахерской. Надев ее, он сам себя не узнал. Из зеркала на него смотрел рафинированный интеллигент с богемным уклоном. Правда, неожиданно появился еще один уклон. Так что ему теперь следовало бы держаться подальше от собраний славянофильского толка. Могли и побить.
«Ну, и черт с ними», — подумал он и пошел в универмаг. Увидев себя в зеркальных дверях универмага, он еще более утвердился во мнении, что тот, кто не знал Бекаса много лет, вряд ли смог бы опознать его по фотографии.
Проболтавшись в магазине около трех часов, Роман накупил себе целый чемодан вещей. Оставалось совсем немного времени до восьми, и, поймав машину, Бекас заглянул по дороге в продуктовый магазин.
У дома 27 по улице Декабристов Бекас расплатился с таксистом, вытащил из багажника чемодан, спортивную сумку, в которую был положен пакет с продуктами, и вошел в пахнущий хлоркой и кошачьей всячиной подъезд, в котором находилась квартира Инги Борисовны, хозяйки его будущего временного пристанища.
Судя по номеру, квартира находилась на четвертом этаже. Лифта в доме не было. Поднимаясь наверх по крутым ступенькам лестницы, Бекас подумал о том, что ежедневные подъемы по лестнице даже полезны будут, чтоб не расслаблялся.
Впереди кто-то громко поднимался. Он услышал плач ребенка. Неожиданно наверху послышался быстрый топот ног, бегущего вниз человека. Бекас поднялся на площадку между вторым и третьим этажами, когда увидел перед собой женщину с ребенком в одной руке и коляской в другой. На ручке коляски висела небольшая сумка, которую в этот момент и рванул на ходу парень в спортивном костюме, пробегая мимо. Женщина вскрикнула, инстинктивно бросив коляску и прижимая к себе ребенка. Парень хотел сбежать дальше, но на его пути оказался Бекас, который не стал геройствовать, а просто выставил вперед ногу в новом итальянском ботинке и старом как мир ударе: «ека-гири».
Роман поднял выпавшую из рук скорчившегося от боли парня сумку…
* * *
«…центра в Нью-Йорке. А знаете почему? А потому, что мало было жертв/ Ситуация показывает, что такое арифметическое число погибших еще не достигает уровня, при котором общество перестает соблюдать внешние приличия и начинает защищать себя всеми доступными и неприличными способами. Хорошо. Возьмем другой вариант. Вы представляете себе разницу в восприятии обществом публичного убийства пятисот взрослых мужчин и пятисот восьмилетних девочек? Вот именно. Во втором случае общественный резонанс…»
Глава 8
«МАМА, А НАСТОЯЩИЕ МУЖЧИНЫ БЫВАЮТ? — О! ЭТА ТАКАЯ ФАНТАСТИКА!»
Сначала сработал инстинкт, и Ольга прижала к себе сына. Первая же ее мысль после испуга была острой, как бритва: слава Богу, Игорек не ушибся! Вторая — менее острая, но гораздо более меркантильная: сумку, а значит, и деньги украли.
Игорек даже перестал плакать. Почувствовал, наверное, маленьким мужским сердечком, что его маме требуется помощь.
Потом был вскрик и звук катящегося по ступенькам матерящегося человеческого тела. Хорошо одетый молодой парень, непонятно почему оказавшийся на их лестнице, остановил грабителя, что называется, одной ногой. При падении незадачливый грабитель здорово ударился о стену лестничной площадки, так что смог встать только на четвереньки.
Незнакомец приблизился к вору, и Ольга внутренне сжалась, понимая, что неизбежно произойдет дальше. Сейчас победитель должен был еще раз ударить побежденного ногой. Так всегда происходило в кино и в жизни: упавшего добивали.
«А парню-то, лет шестнадцать, не больше. Если ударят чуть пониже, то и детей не будет», — подумала Ольга, уже жалея молодого негодяя. Вор тоже смотрел американские фильмы и потому привалился к стене, подтянув колени к подбородку и заслонив руками голову. Оля торопливо повернула лицо сына к себе, не смея отвести глаз от происходящего.
Незнакомец наклонился, подобрал сумочку, протянул руку парню и сказал строгим голосом участкового:
— Паспорт, юноша!
Юноша безропотно достал документ.
— Зимин Виталий Николаевич, улица Фрунзе, девять, квартира двадцать два, — спокойно прочитал незнакомец и вернул ничего не понимающему юнцу его драгоценный документ. — Иди домой, Виталий Николаевич, потом поговорим.
Сказал и стал спокойно подниматься к оторопевшей Ольге.
Не ударил?! Не стал добивать ползающего подонка?! Не стал учить поверженного врага жизни?! Вообще ничего ТАКОГО не сказал. Странный человек. А она сама бы ударила? Добила?.. Оля подумала, что если бы рядом с ней стоял этот незнакомец, то она бы тоже не ударила, потому что это было бы как-то некрасиво, что ли…
Почему-то она сразу же решила, что незнакомец — хороший человек, правда, судя по одежде, транжира и стиляга. Зато открытое, приятное лицо. Хотя открытым лицо делала прическа. А приятным? Глаза? Какая-то грустная улыбка? Обычное лицо молодого мужчины…
Он остановился на две ступеньки ниже, подтолкнул на площадку коляску и протянул Ольге ее сумочку.
— Спасибо… — сказала Ольга и тут же поправилась. — Спасибо большое.
А что еще она могла сказать? «Вы меня спасли! Там были все мои деньги! Как вас зовут! Позвольте пригласить вас на чашку чая!» Какая пошлость! Ничего тут не скажешь, кроме «спасибо».
Оля поспешно взяла сумочку и сунула ее в коляску. Ей очень не хотелось, чтобы незнакомец заметил потрепанную ручку сумки из кожзаменителя, замотанную прозрачным скотчем.
За Олиной спиной, на замызганной стене лестничной площадки было кем-то мелом написано: «О. + Б. = ЛЮБОВЬ». Явно не про нее. Наверное, про ту пятнадцатилетнюю девчонку с первого этажа, которая, поругавшись с алкашами-родителями, уходила каждый вечер в компании орущих на весь двор парней куда-то в сторону набережной.
— Вам помочь? — спросил спаситель, указывая на коляску.
— Я уже пришла.
— А вы, случайно, не из восьмой квартиры? — в голосе парня послышалось удивление.
— Да. А что? — Оля подняла глаза и заметила, что мужчина чем-то сильно смущен.
— Вы, наверное, Инга Борисовна?
— Нет. Меня зовут Ольгой, а Инга Борисовна — моя бабушка.
— Очень приятно… Роман. Значит, это я с ней говорил по поводу объявления о сдаче комнаты?
Вот оно что! Ангел-спаситель пришел по объявлению! «Спасибо тебе, Господи!»
Только вчера Оля приклеила два листика с бахромой телефонов на Сиреневой и Рыночной площадях. Бабушка боялась, что придут какие-нибудь ларечные девицы или злые «чичены», а тут вроде приличный человек, если и «чичен», то наверняка добрый. Можно даже сказать, рыцарь. Только вряд ли рыцарь в таком дорогом костюме останется жить в их квартире. Если только он не скряга какой-нибудь…
— Ну что ж. Проходите, — специально сухо и, как ей показалось, даже несколько неприветливо сказала Ольга. — Как в таких случаях говорят: я надеюсь, что у нас вам понравится. Но у нас маленький ребенок.
— Я заметил…
Парень улыбнулся на этот раз Игорьку. Тот внимательно посмотрел на незнакомца, разжал пухлые губы, будто что-то собираясь сказать. Но вместо слов у четырехмесячного малыша получился прозрачный пузырь, который тут же лопнул. Молодой человек тихо рассмеялся.
— И еще, у меня бабушка-инвалид и этот… сосед алкоголик. Ванна у нас на кухне. Необустроенность. Ремонт давно не делался. Полный негативный набор, — опять зачем-то излишне резко сказала Ольга, открывая дверь квартиры и злясь на себя за напускную грубость манер, совершенно ей в жизни несвойственную.
Парень не стал отказываться, топтаться, мекать и разочарованно вздыхать, чтобы потом удобней было сбить цену. Входя в полутемную прихожую, он спокойно сказал:
— Бог с ней, с ванной. Давайте посмотрим комнату.
Оля вдруг подумала, что если бы таким мягким и спокойным голосом кто-нибудь сказал ей: «Ничего, Оленька, все будет хорошо», или что-нибудь в этом роде, она многое могла бы простить своей судьбе.
— Подождите немного, я только раздену малыша.
Роман остался один в обшарпанном коридоре, с какими-то выступающими из темноты шкафами, прикроватной солдатской тумбочкой под телефоном общего пользования. Над тумбочкой болтался оторванный кусок обоев с записанными на нем местными летописцами именами и номерами телефонов. По количеству обойных слоев можно было сосчитать количество ремонтов. Чтобы жить здесь нормальному человеку, надо было иметь многолетнюю привычку, сноровку и, в какой-то степени, отупление чувств. Но что-то было в этой квартире такое, что делало его уход отсюда невозможным. А может быть, ни «что-то», а «кто-то»?! У этой резкой в речах молодой женщины в чистой, но очень не модной одежде были такие фантастические глаза: большие и доверчивые…
«В таких глазах и кроется смысл нашего существования, — несколько высокопарно подумал Бекас, слегка смутившись от столь возвышенных мыслей. — Может быть, не только мне одному нужна помощь?..»
Итак, у Бекаса начиналась новая жизнь, стоило только протянуть руку и открыть дверь…
Открылась соседняя с туалетом дверь с набитым по низу куском дерматина. В проеме показалась физиономия без возраста и каких-то определенных национальных черт, кроме небритости, немытости и опухшести, то есть существо, которое в народе зовется «синяком».
— Ты кто? — спросило существо «синяк».
Тут же следом за небритой физиономией показалось еще более небритое, то есть очень волосатое, тело в полосатой тельняшке и семейных трусах.
— Олькин ухажер, что ли?
— Нет, я хочу снять здесь комнату, — спокойно объяснил Роман, но потом сообразил, что с этим субъектом надо выбрать другую манеру общения. — А ты сам-то кто такой будешь?
— Я? Я здесь живу. Понял? — существо обиженно качнулось, но удержалось на ногах. — А меня кто-нибудь спросил — хочу ли я, чтобы тут жил посторонний фраер? А? Где эта училка? Я согласия не давал…
— Слушай, ты, — начал было Роман, но опять сообразил, что неправильно себя ведет. — Тебя, вообще-то, как звать, мужик?
— Меня — Леня.
— А меня — Рома. Так вот, слушай меня, Леонид. Если будешь вести себя правильно, не будешь высовываться, скандалить… Одним словом, если я буду видеть тебя как можно реже, у тебя будет всегда бухало и закуска. Я тебе нетрезвую жизнь гарантирую. Ты меня понял?
— Понял, Рома. По рукам. Заметано, — сосед постарался всем видом изобразить сверхпонятливость. — Раз такое дело, может, обмоем твое заселение?
— Нет, Леня. Ты меня не понял. Пить я с тобой не буду. Пить ты один будешь. Вот тебе на первое время сто рублей. Только уговор — соседей не обижать, друзей не приглашать, пить у себя в комнате или на улице и на кухню не высовываться. Лады?
— Лады… Все, Рома… Лады… Я же все понимаю… Что я фраер какой?.. Лады…
Так все и устроилось. Все остались довольны.
Инга Борисовна и Оля, хоть и были вынуждены находиться в одной комнате, но получили существенную ежемесячную прибавку к семейному бюджету.
Леня был освобожден от необходимости соображать с утра, чем ему утешаться вечером. Роман обрел крышу над головой, а в глазах внучки Инги Борисовны, отчасти, и новый смысл своего существования.
* * *
— Тебе ли пропадать? — говорила Оле Галка. Галка была ее школьной подругой, а на данный момент она представляла самое лучшее, элиту, так сказать, девочек по вызову. Новенькая «ауди» и большая квартира в центре города не исчерпывали всех ее материальных богатств, заработанных ударным трудом и дорогим французским макияжем. — У тебя фигурка — загляденье! А мордаха!.. Брюнетка с голубыми глазами! Это же — отпад. Дефицитный товар! Ты бы посмотрела на нас, подруга, когда мы сидим в казино, у барной стойки, расслабляемся. Все, как одна, блондинки… крашеные, некрашеные — не разберешь… Черные мини-юбки, голые ноги, накладные ногти и бюсты… Все равны как на подбор. С нами рядом сутенер! Ха-ха-ха… А ты — штучная вещь! Ну, хорошо, не вещь. Стихов много знаешь, книжек уйму прочитала. Языком работать сможешь!.. Шучу, шучу… Четыре курса мединститута отпахала! Массаж сможешь изобразить запросто, первую помощь оказать сможешь, если богатому дяденьке плохо на тебе… Ну, ладно-ладно… Ты же готовая «эскорт-герл», девушка сопровождения. Разговор поддержать, в чувство привести, а остальному научишься. И тебе ли пропадать без денег? Подумай об Инге Борисовне, Игорьке. Через год купишь квартиру приличную, наймешь няньку сыну, а бабушке сиделку. Купишь машину. Если повезет, захомутаешь серьезного папашку, станешь законной супругой какого-нибудь законного господина. И тогда — особняк в ста метрах от президентского дворца, бассейн с морской водой. Не будь дурой! Главное, давать не отдаваясь. Немного подыграть и все. Ты и так всю жизнь играешь в принцессу! Да что я тебя уговариваю? Оглянуться не успеешь, как цена тебе будет — пособие по старости и глупости. Слушай, подруга… Сказочного принца на белом коне всю жизнь можешь прождать.
В чем-то Галка была права. Современная жизнь не оставляла почвы для иллюзий. Мужчины воровали и убивали, женщины старались успеть продать свои тела подороже, чтоб на старость хватило. Как говорится: «на войне, как на войне!»
Галка в точку попала со сказочным принцем. Конечно, сказочный принц — это затертое понятие, штамп. Но Оля свято верила, что не нужно никого искать, просить подруг познакомить, ходить в гости, ездить на какие-то встречи. Тормозить машину в короткой юбке на Страстном бульваре было бы честнее.
Булгаковская Маргарита тоже ждала и верила. Когда стало невозможно ждать, она вышла с желтыми цветами на улицы Москвы, понимая, что если сейчас не встретится ее Мастер, то и жизнь закончится для нее. Все было так просто, в книгах.
Только вот Оля выходила гулять на Сиреневую площадь или в городской сад не с букетиком мимозы, а с коляской, в которой спал Игорешка. Это был не самый хороший знак для сказочного принца, что его ждут, но это было очень серьезным основанием, чтобы жить.
* * *
«…вернуться к нашему разговору о целях и средствах.Вот вы, Волк, с явной неприязнью процитировали этот тезис. А зря.
— Ну, Тигр, не то чтобы с неприязнью, просто принято считать…
— Забудьте о том, что кем-то где-то принято считать. Представьте себе ситуацию, когда целью является победа над врагом, из которой вытекают освобождение, наступление мира и безопасности и прочие блага. Средство — смерть трех миллионов людей, тех, кем осознанно жертвует военачальник. В нашем случае жертв будет на порядок меньше, а эффект на несколько порядков выше… Что это вы побледнели, голубчик? Привыкайте, привыкайте, иначе вы никогда не станете настоящим Садовником новой жизни…»
Глава 9
СЛАБОНЕРВНЫХ ПРОСИМ УДАВИТЬСЯ!
«Молодой десантник камнем падает вниз, видит: мимо него солдат вверх поднимается.
— Друг, скажи, как парашют раскрыть?
— Не знаю.
— А ты кто?
— Душа сапера…»
Серега стал часто ловить себя на мысли, что судьба его резко изменила направление полета.
Просыпался он теперь по утрам, что уже было для теперешнего Сереги большим делом. Пару часов занимался «саперной» гимнастикой, принимал контрастный душ, готовил простой, но сытный завтрак… Что такое — эта саперная гимнастика? — Саперная гимнастика — штука тонкая, исполненная достоинства и непонятного для непосвященного глаз ритуала. Начинается она со статических упражнений, похожих отдаленно на упражнения хатха-йоги, только в кирзовых сапогах. Сапер принимает неудобную позу, после чего двигаться в течение часа категорически запрещается.
Потом начинается «Растяжка». Сапер опутывает всю квартиру ниточками с колокольчиками, а потом осторожно ходит с завязанными глазами туда-сюда так, чтобы ни один колокольчик не звякнул. Серега усложнял это упражнение, таская за собой по квартире мешок картошки.
Следующим упражнением была традиционная русская народная игра «Бирюльки». Сергей высыпал на стол большой спичечный коробок хозяйственных спичек, сдвигал их в одну причудливую горку, извлекая из конструкции по одной спичке так, чтобы остальные не шелохнулись.
Не сразу Серега обрел прежнюю форму. В первый день он упал из статической позы лицом вперед и набил себе приличную шишку на лбу. Во время следующего упражнения колокольчики звенели часто и ритмично, вызванивая мотив песенки «Смерть сапера», а спички вообще не слушались дрожащих Серегиных пальцев, падали, рассыпались и разлетались в стороны от его чиха.
Пока лучше всего удавалась заключительная медитация. Серега садился по-армейски на одну шестую часть табурета. Почему на одну шестую? Да потому, что наша Родина занимает одну шестую часть суши! Вот почему… Затем Серега закрывал глаза. Он представлял себе большое минное поле, без конца и краю. Вот он, Серега Корабельников, летает над этим полем. Он един с природой. Он растворился в ней. Он — нуль без палочки… Мина без запала…
На шестой день Сергей уже все упражнения выполнял, как в лучшие свои годы. Пальцы перестали дрожать, строго подчиняясь импульсам, шедшим от головного мозга.
По вечерам Серега мечтал. Вот выполнит он это задание, хорошо себя зарекомендует, потом еще одно… Заработает приличную сумму денег и откроет собственный журнал. Ему очень нравилось название «Взрывпакет». Сначала ему мечталось посвятить это издание подрывному делу, сплотить вокруг него профессионалов и любителей. Но потом Серега подумал, что надо охватывать более широкую аудиторию.
Он встал с кровати и заходил по комнате. Взрыв — как метод познания действительности. Вот это да! Что придумал, пока не понял сам. Но звучит! Сенсация, свежая новость, рассекреченная информация — это взрыв общественного мнения. И названия страничек готовы. Берем интервью у лидера правой партии — «Вспышка справа», левой — «Вспышка слева». Эротическая страничка пусть будет — «Секс-бомба», юмористическая уже придумана Михалковым — самым старым — «Фитиль». Журналистские расследования будут посвящены громким взрывам…
Вот Владимир Владимирович Маяковский его бы понял. Любимый поэт подрывника. Как там, у него, сказано? «Заложил бы динамиту — ну-ка, дрызнь! Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!»
Всю ночь Серега Корабельников не спал, но из дома вышел утром окрыленным. «Обожаю всяческую жизнь!» — снова и снова повторял он про себя как мелодию современного хита строчку из Маяковского. Солнце било в глаза. Встречные девчонки, чувствуя человека окрыленного, так и стреляли в него глазами. И только в голове Сереги шевельнулась шальная мыслишка насчет небольшого любовного приключения, только подпалил он фитилек… Стоп. Плюнул и загасил. Дело прежде всего. Он теперь Джокер. Снова в связке, то есть в колоде. Рядом тоже смелые карты нашей масти. Скоро настанет его черед. И Джокер не подведет…
Он даже придал походке некую агентурность, а взгляду таинственность. Правда, девушки вдруг стали от него шарахаться.
Ну и ладно. Можно просто так прогуляться по городу, тем более, что город у них замечательный. Химический комбинат — крупнейший в России, кожевенный завод, лакокрасочная фабрика, три асфальтовых заводика. В реке, к сожалению, нет рыбы, но с удочкой все равно посидеть можно, то есть на берегу еще не опасно.
Недавно построили новую церковь, и надпись над куполом очень красивая: «Храм построен на средства консалтинговой фирмы „Взлет\"». Последнее слово как раз над входом. Красиво и со смыслом. Может, зайти? Поставить свечку за всех безвременно взлетевших?
В этот момент рядом запиликал мобильник известной мелодией «Наша службам опасна и трудна…»
— Тимур? — парень ничем не приметной наружности тихо говорил в трубку. — Да. Хорошо.
Услышав знакомое имя, Серега насторожился. Тимуров на свете не так много. Один был из книжки, другой умер в Средней Азии несколько сот лет назад. Внутренний голос сказал ему по-гагарински: «Поехали!»
И точно, парень подошел к нему и с приветливой улыбкой не то спросил, не то назвал его:
— Джокер…
Серега кивнул.
— Здравствуйте, а я — Михаил.
Вот тебе раз! Что это за карта? Рыцарь Белой Луны, Кавалер Чаши и Блюдца… Павлик из Мор-доплюйска. Серега даже обиделся немного, но руку пожал. Только спросил:
— Почему у вас мелодия такая на мобильнике… ну… слишком много говорящая?
— Наоборот. Лучшее прикрытие — усыпление бдительности. Такая мелодия, подумают, не может быть у оперативника. Что он, дурак, что ли?
— Верно, — согласился Серега. — А я как-то не подумал.
— Поработаешь с нами, научишься, — подытожил Михаил. — Тимур ждет… — и указал в сторону стоявшего недалеко «Жигуля».
В машине, однако, Тимура не оказалось, и Михаил пояснил:
— Я отвезу вас туда, где вас ждет Тимур, а дальше уж без меня. Я — только водила! — и он весело похлопал ладонью по рулю.
Тогда понятно, почему у него не было хорошей клички. Водила…
Серега обратил внимание на то, что на левой руке Михаила красовались точно такие же массивные часы, какие были на Тимуре.
«Ага», — подумал он, но ничего не сказал. К часовым механизмам Сергей питал профессиональный интерес.
Через десять минут они приехали на угол Большой Кузнечной и Патриотической. Михаил указал Сереге на Тимура, сидевшего в уличном кафе под зеленым зонтиком, высадил его и уехал.
Тимур, увидев направлявшегося к нему Серегу, заулыбался и приветственно помахал рукой.
Серега тоже улыбнулся, и, когда он подошел к столику, они пожали друг другу руки, как старые друзья.
— Кофе? — спросил Тимур.
— Крепкий?
— Даже очень…
— Тогда чай.
— Почему? — не понял его Тимур.
— Интуитивная спонтанность, — ляпнул Серега.
— Понимаю, — ответил Тимур и, подозвав девушку в зеленом фартучке, сделал заказ.
Когда девушка принесла заказ и удалилась, Тимур подождал, пока Серега сделает первый глоток, и спросил:
— Ну как?
— Горячо, — ответил Серега и достал сигареты.
— Я часто пью кофе именно здесь, — Тимур отпил из красивой чашки и грустно посмотрел на девушку в зеленом фартуке.
— Да, — сказал Серега и приготовился слушать.
Тимур, помолчав немного, как бы собираясь с мыслями, наконец, начал:
— Сейчас я расскажу вам то, что является государственной тайной. А государство для нас — это еще больше, чем Родина. Мои полномочия позволяют мне говорить. Тем более что вы и сами обо всем, ну, почти обо всем догадаетесь, когда начнете работать. Наверняка вы ждете того, что, как в советские времена, сотрудники какого-нибудь особого отдела будут брать с вас нелепые расписки о неразглашении государственной тайны, будут пугать судом и солидным сроком в Сибири. Устарело. Теперь мы идем к человеку напрямую, без всяких бумажек. Лояльность без расписок растет…
— А оперативность? — поинтересовался Серега.
— Что «оперативность»?
— Растет?
— Конечно! Так что ничего этого не будет. Просто, если вы нарушите правила, которые необходимо соблюдать, занимаясь такими важными и ответственными делами, мы вас ликвидируем, в рабочем порядке.
— Слова о «рабочем порядке» подействовали на Серегу успокоительно. Сам он был из рабочих и отец тоже.
Тимур сделал паузу, наблюдая за реакцией Джокера.
— Порядок! — сказал Серега. — Слушаю вас, Тамерлан.
— Тимур, — поправил его собеседник. — Если вы прямо сейчас откажетесь от предложения, серьезность которого вы уже, надеюсь, оценили, то ничего страшного не произойдет. Мы выпьем еще по чашке кофе, и вы возвращаетесь в шалман на Малом. Деньги, которые вы получили, возвращать не нужно. Можете забыть.
— А кличку?
— Какую кличку?
— Мою. Джокер.
— А вот кличку придется вернуть.
Тимур опять сделал паузу, затем сказал:
— Еще чай?
— Кофе, — ответил Серега и сделал вид, что крепко думает над словами Тимура.