Хоббиты быстро преодолели последний подъем и, запыхавшись, встали рядом с ней, а когда отдышались, принялись кланяться. Золотинка остановила их и сделала знак рукой, чтобы они подняли глаза и посмотрели вокруг. И вот они стояли на вершине холма и смотрели на широкий мир в блеске утра. Воздух был чист настолько же, насколько он был туманен, когда они так же стояли на лысом холме в Лесу. Сейчас они видели и его между темными деревьями на западе. Земля там вздыбилась множеством поросших лесом холмистых гребней, зеленых, бурых и желтых под осенним солнцем. За ними пряталась долина Брендидуима. На юге, за Ветлянкой, далеко-далеко, словно бледное стекло, поблескивал он, делая большую петлю в болотистой долине и унося свои воды в неведомые хоббитам земли. На севере, где местность постепенно снижалась, за холмами, лежала серо-буро-зеленая равнина, пропадая вдали, словно постепенно растворяясь. На востоке торчали Могильники, конца им не было видно, а совсем далёко на горизонте в небе еле намечались белые зубцы, напоминающие хоббитам о забытых сказках про дальние высокие горы.

Хоббиты глубоко вдохнули свежий воздух, и им показалось, что сейчас они смогут дойти куда захотят, стоит лишь несколько раз шагнуть в нужную сторону. Казалось малодушием долго трястись на пони по краю Могильных Холмов к Тракту, когда можно было прыгнуть прямо через них, как Том.

Золотинка заговорила и вернула их к действительности.

— Теперь спешите, добрые гости! — сказала она. — Не отклоняйтесь от цели! На север, с ветром в левый висок, и пусть легкими будут ваши шаги! Торопитесь, пока светит солнце!

А Фродо она сказала:

— Прощай, Друг Эльфов! Это была веселая встреча!

Фродо не нашелся, что ответить. Он низко поклонился, сел на пони и медленно затрусил по пологому склону. Его друзья последовали за ним. Дом Тома Бомбадила, речная Долина и Старый Лес остались позади за гребнем.

В ложбинах между холмами было тепло и сыро; сильно и сладко пахли травы. Под первым холмом путники оглянулись и увидели Золотинку, маленькую и тонкую на фоне неба, как цветок на стебельке, освещенный солнцем. Стояла она неподвижно, протягивая к ним руки, а потом что-то крикнула, подняла руку, повернулась — и скрылась за гребнем.

Ехали они извилистыми тропами по ложбинам меж холмами, огибая одно зеленое подножие за другим, объезжая длинные отроги больших холмов и поднимаясь на гладкие бока маленьких, чтобы тут же спуститься в новую ложбину. Они не видели ни деревьев, ни ручьев: это было царство трав и короткого пружинистого мха; стояла тишина, только ветер, слабея, негромко шептался с травой и вверху раздавались одинокие крики незнакомых птиц. Солнце постепенно поднималось, становилось жарко. Ветра они уже почти не чувствовали, даже въезжая на холмы.

Когда с одного из них ненадолго открылся вид на запад, им показалось, что дальний лес дымится, будто вчерашний дождь поднимается паром от земли, травы и листьев. Вокруг них теперь плотной тенью стоял темный туман, горизонта видно не было, а небо было тяжелым, как горячая синяя крышка.

Примерно в полдень они въехали на холм с широкой плоской вершиной, напоминавшей мелкое блюдце с зелеными краями. Воздух здесь был недвижим, а небо, казалось, висело совсем низко. Они пересекли «блюдце» и посмотрели на север. Настроение у них поднялось, потому что они поняли, что проехали больше, чем ожидали. В колеблющемся душном воздухе расстояние определить было, конечно, трудно, но в том, что Могильники скоро кончатся, сомнений не было. Перед ними на север тянулась длинная ложбина, кончавшаяся просветом между двумя крутыми холмами. За ними, похоже, начиналась равнина. И прямо на севере была еле заметная темная полоса.

— Это деревья вдоль дороги, — сказал Мерри. — От самого Моста тянутся на много гонов. Говорят, их в Незапамятные Времена посадили.

— Замечательно! — сказал Фродо. — Если мы за вторые полдня пройдем столько же, сколько за утро, то до заката выберемся из Могильников и успеем найти место для ночлега.

Но еще не кончив говорить, он бросил взгляд на восток и увидел, что холмы с той стороны выше и словно смотрят на них сверху вниз; все их верхушки кончались зелеными куполами, а на некоторых торчали камни, словно сломанные зубы из зеленых челюстей.

Зрелище это почему-то вселяло тревогу, так что они отвернулись от него и вернулись в середину «блюдца». Там торчал одинокий камень, он был высок, но тени не отбрасывал, ибо солнце стояло как раз над ним. Был он бесформенным и одновременно казался значительным — не то краеугольный камень, не то указатель, не то предупреждающий знак. Полдневный час беды не обещал, а хоббиты проголодались, так что сели под камнем, прислонившись к нему спинами с восточной стороны. Как ни палило солнце, у него не хватало силы согреть камень, он приятно холодил спины. Они вытащили из мешков еду и питье и устроили полдник под открытым небом. Лучше быть не могло. Еда была «с Холма»: Том снабдил их как следует, чтобы на целый день хватило. Расседланные пони бродили неподалеку по траве.



Езда по неровной местности, сытная еда, теплое солнце, запах трав, более долгий, чем надо, отдых, лежа на спине, вытянув ноги и уткнув носы в небо, — из-за этого, пожалуй, все и случилось. Короче, они проснулись внезапно и с нехорошим чувством, сразу вспомнив, что спать не собирались. Лежать было неудобно, камень остыл и отбрасывал длинную бледную тень через их головы на восток. Водянисто-желтое расплывчатое солнце пробивалось сквозь туман над западным краем «блюдца», в котором они лежали. С севера, с юга, с востока курган был обложен плотным холодным туманом. Воздух застыл, промозглый и тяжелый. Пони стояли, прижавшись друг к другу и опустив головы.

Хоббиты вскочили в испуге, побежали к западному краю верхушки и поняли, что оказались на острове в белом море тумана. Солнце на их глазах опустилось в это море, а на востоке поднялась холодная серая мгла. Туман склубился над холмом, поднялся выше, и они оказались словно в сером зале, мглистый потолок которого лежал на камне-колонне.

Словно вокруг них сомкнулась ловушка.

Но они пока сохраняли присутствие духа. Они еще помнили, в какой стороне видели обнадеживающую полосу далекого Тракта. В любом случае всем им настолько претила мысль о том, чтобы остаться в этом жутком месте, что они решили тотчас же уходить. Они упаковались, как смогли, завязали мешки застывшими пальцами и вскоре уже вели пони друг за другом вниз по пологому северному склону холма, в море мглы. Чем ниже, тем холоднее становился туман, сильнее сырость, волосы у них липли ко лбу. Внизу стало так холодно, что они приостановились и достали плащи с капюшонами, которые сразу же намокли и покрылись серыми каплями. Они сели на пони и медленно поехали дальше, ориентируясь по подъемам и спускам. Направление они взяли, как им казалось, на северный проход в конце длинной лощины, который видели утром сверху. Если удастся выйти из лощины, останется только ехать по прямой, пока не упрешься в Тракт. Больше мыслей у них не было. Была слабая надежда на то, что за Могильниками туман кончится.



Двигались очень медленно. Чтобы не оторваться от спутников и не потеряться, ехали цепочкой друг за другом. Фродо впереди, Сэм — за Фродо, за ним — Пипин, потом Мерри. Ложбина казалась бесконечной. Вдруг Фродо заметил обнадеживающий знак: с обеих сторон из тумана надвигалось что-то темное, и он решил, что они, наконец, подходят к выходу из ложбины, северным воротам Могильных Холмов. Только бы пройти, а дальше воля.

— Вперед! За мной! — окликнул он через плечо своих спутников и сам поспешил вперед.

Но надежда тут же сменилась тревогой. Темные тени вблизи стали еще темнее, но уменьшились в размерах. И вдруг он увидел перед собой два огромных камня, словно косяки чудовищных ворот. Ничего подобного он вроде бы не видел, когда смотрел с холма. Он проехал между ними, прежде чем успел что-нибудь сообразить, и темнота будто обрушилась на него. Пони заржал, встал на дыбы и сбросил его. Встав и оглянувшись, он обнаружил, что остался один: остальные за ним не поехали.

— Сэм! — закричал он. — Пин! Мерри! Сюда! Почему отстали?

Ответа не было. Его охватил страх, и он побежал назад в каменные ворота, отчаянно крича:

— Сэм! Сэм! Мерри! Пи-ин!

Пони рванулся и пропал в густом тумане. Фродо стоял под большими камнями, изо всех сил напрягая зрение, ничего не видел, но ему показалось, что издалека донесся слабый крик: «Эй, Фродо, эй!..» Как будто кричали слева от него, с востока. Со всех ног бросившись туда, он оказался на крутом подъеме.

Карабкаясь вверх, он продолжал громко звать друзей, но сначала ответа не было, а потом он услышал сверху из тумана совсем слабый и совсем далекий отзыв тонкими голосами: «Фродо, эй!..», потом крики: «Помогите! Помогите!..» несколько раз, и долгий вопль, который не стих, а внезапно оборвался.

Фродо изо всех сил полез дальше, не разбирая дороги, вверх, туда, где кричали, но в сплошной темноте не знал даже, выдерживает ли хоть это направление. Подъем казался бесконечным.

Потом вдруг камни под ногами выровнялись, и он понял, что долез до вершины холма или Могильника. Он устал, вспотел и теперь дрожал от Холода. Вокруг сплошная темень.

— Где вы? — жалобно крикнул он.



Никто не ответил. Хоббит постоял, прислушиваясь. Понял, что страшно замерз, и ощутил ледяной ветер: погода менялась. Мимо него клочьями и полосами поплыл туман. Дыхание превращалось в пар, а темнота была уже не беспросветной. Подняв голову, он с удивлением увидел в небе звезды, пробивающиеся в разрывах туч и тумана. Ветер завыл и засвистел в траве.

Вдруг ему послышался сдавленный крик, и он бросился туда, где кричали: мгла расходилась, туман словно откатывался от него в стороны, вверху открылось звездное небо. Фродо понял, что находится на вершине круглого кургана. Вероятно, он влез на него с севера и теперь смотрел на юг. С востока дул режущий ветер. Справа под звездами черной тенью стоял огромный Могильник.

— Вы где? — закричал он снова, сердясь и боясь одновременно.

— Здесь! — ответил ему из-под земли глухой и холодный голос. — Я жду тебя!

— Нет!.. — выдавил из себя Фродо, но убежать не смог. Колени его подломились, и он упал. Ничего не произошло, было тихо… Дрожа, хоббит поднял глаза и увидел высокую темную тень, заслонявшую звезды. Тень нагнулась над ним. Ему показалось, что он видит два глаза, очень холодных, светящихся мертвенным светом, идущим откуда-то издалека. Кто-то сдавил его железной хваткой, ледяной холод пронизал до костей, и он лишился чувств.

Когда он пришел в себя, первым чувством был ужас. Потом он вдруг понял, что безнадежно попался, что находится в плену, в Могильнике. Его схватило Умертвие, и он, наверное, во власти страшных чар, о которых рассказывали шепотом. Он не смел пошевелиться и остался лежать на спине на холодном камне, с руками, сложенными на груди.

Страх его был так велик, что казался частью окружавшей его огромной Темноты, но он вдруг осознал, что думает о Бильбо Торбинсе и его Книге, вспоминает, как они вместе ездили трусцой по тропинкам Хоббитшира и беседовали о дальних дорогах и приключениях. В сердце каждого хоббита, даже самого толстого и самого робкого (правда, обычно очень глубоко) лежит зернышко отчаянной храбрости, которое прорастает в минуту последней опасности. Фродо был совсем не толстый и не робкий; Бильбо и Гэндальф даже считали его лучшим хоббитом в Хоббитшире, хоть он этого и не знал. Он подумал, что это конец его путешествия, ужасный конец, но мысль о нем его укрепила. Он весь напрягся, словно приготовился к прыжку, — и перестал быть слабой беспомощной жертвой.

Продолжая лежать, но постепенно овладевая собой, он заметил, что темнота отступает, пропуская откуда-то бледный зеленоватый свет. Он еще не мог увидеть, где лежит, ибо свет, казалось, шел из него самого и из пола вокруг него и пока не доставал до стен и потолка. Он повернулся и в холодном сиянии увидел рядом Сэма, Пипина и Мерри. Они были смертельно бледны и лежали навзничь, завернутые в белое. Вокруг них громоздились сокровища, наверное, много золота, но в мертвом свете все казалось холодным и омерзительным. На головах у них были венцы, вместо поясов золотые цепи, а на руках — кольца. Рядом — мечи, в ногах — щиты. И поперек через три горла — один длинный обнаженный меч.



Вдруг раздалось пение: холодный тоскливый голос, то громче, то тише. Голос шел из невероятной дали и был невыносимо унылый; то словно очень высокий и тонкий плач с неба, то глухой стон из-под земли. Бесформенный поток тоскливых и жутких звуков сложился в слова: жалобные, холодные, жестокие и страшные. Это сама ночь изнывала в жалобе по отнятому утру, и холод проклинал недостижимое тепло. Фродо оцепенел. Когда пение стало явственнее, он подсознанием понял, что это заклятие:



     Холодей, рука, сердце, цепеней.
     Под холодным камнем хладен сон костей.
     На холодном золоте не прервете сна,
     Пока в черном ветре не умрет луна!
     Будете лежать до тех пор, пока
     Не поднимет вас Черная Рука
     Властелина Тьмы под солнцем остывшим,
     В мире умершем, над морем иссохшим!..



У его изголовья раздался скрип и скребущий звук. Он приподнялся на локте и в бледном свете увидел, что они лежат как бы в проходе, который возле них сворачивает, а из-за угла к ним тянется, перебирая пальцами по полу, длинная рука, сейчас доберется до рукоятки меча у шеи Сэма, который лежит с краю.

Сначала Фродо не мог двинуться, словно заклятие в самом деле превратило его в камень. Потом ему дико захотелось бежать. Он подумал, что если надеть Кольцо, то, может быть, Умертвие его не заметит, и он сможет найти выход. Он представил, как бежит по траве, живой и свободный, и плачет по Мерри, Сэму и Пипину. Гэндальф согласится, что больше ему ничего не оставалось.

Но храбрость, проснувшаяся в нем, успела окрепнуть: не мог он так просто бросить друзей. Он нерешительно потянулся к карману, потом попытался переубедить себя… тем временем рука подползла ближе. Внезапно он решился, схватил короткий меч, лежавший рядом, поднялся на колени, нагнулся над телами друзей и изо всей силы рубанул по подползавшей руке у запястья. Кисть руки отвалилась, меч расщепился до рукоятки. Раздался пронзительный вопль, свет погас, в темноте прокатилось рычание.

Фродо упал на Мерри… Лицо друга было ледяным.

И вдруг к нему вернулась память обо всем, что в ней стерла первая волна тумана — дом на склоне холма и поющий Том. Он вспомнил призывную песенку, которой Том учил их, и тонким отчаянным голоском начал: «Гей, Том, друг Том!..» Но как только он произнес это имя, голос его будто окреп, стал живым и громким, по подземелью пошло эхо, словно зазвучали трубы и барабаны:



     Гей, Том, друг Том, Том Бомбадил!
     Мы в беде, нас услышь, поспеши, приди!
     Камышом, ивняком, лесом, полем, водой,
     Сквозь огонь, ясным днем и в туман под луной!



Наступила полная тишина, Фродо услышал стук собственного сердца. Тишина длилась долго, а потом издалека, словно сквозь землю или через толстую стену, прозвучал ответ:



     Старый Том Бомбадил — дружок Золотинки,
     В голубой одет кафтан и желтые ботинки.
     Не боится никого, сам себе Хозяин,
     Перепеть нельзя его и догнать нельзя его!



Что-то грохнуло, с рокотом покатились камни, в подземелье вдруг ворвался свет — настоящий дневной. В конце прохода, куда Фродо лежал ногами, открылся пролом, и в нем появилась голова Тома (и перо, и шляпа) в обрамлении красных солнечных лучей. Свет солнца упал на пол и на лица трех лежащих хоббитов. Они остались недвижимы, но трупный оттенок с их лиц пропал. Теперь казалось, что они крепко заснули. Том нагнулся, снял шляпу и с песней вошел в подземелье:



     Уходи, Умертвие! Сгинь под небом синим!
     Тай в тумане, вой за ветром, пропади в пустыне!
     За горами, за холмами скройся темной тенью,
     Без тебя Могильник древний пускай опустеет!
     За семью замками будь во тьме забыто,
     Пока мир несовершенен, пока Зло не вскрыто!



Раздался крик, и часть подземелья с грохотом обвалилась. Потом прозвучал режущий уши вопль, взлетел, продлился и угас в невероятной дали, и стало снова тихо.

— Вставай, друг Фродо! — сказал Том. — Пошли на зеленую травку. Помоги мне их вынести.

Они вместе вынесли Мерри, Пипина и Сэма. Когда Фродо в последний раз выходил из Могильника, ему показалось, что он снова видит обрубленную руку, которая, как раненый паук, зарывалась в кучу обвалившейся земли и камня. Том вернулся в подземелье, до хоббита донеслись удары и топот. Когда Том вышел, у него в руках была куча сокровищ: золотые, серебряные, бронзовые, медные вещи, много бус, цепей, ожерелий, украшений с камнями. Он взобрался на зеленый Могильник, разложил их на освещенной солнцем верхушке, постоял рядом, держа шляпу в руке. Ветер играл его волосами, а он смотрел сверху на хоббитов, лежащих на спинах на травянистом западном склоне. Потом поднял правую руку и ясным голосом скомандовал:



     Просыпайся, ребятня! Слушай Бомбадила!
     Согревайте руки-ноги, камень повалил я!
     Распахнулся черный лаз, вон рука врага лежит!
     Тьма за ночью улетела, путь для вас опять открыт!



К великой радости Фродо хоббиты зашевелились, протянули руки, протерли глаза и вдруг вскочили, изумленно оглядываясь сначала на Фродо, потом на Тома, стоявшего над ними на кургане во весь рост, потом друг на друга. На них все еще были тонкие белые лохмотья, тускло-золотые венцы, цепи и звенящие украшения.

— Что за шутки?.. — начал было Мерри и тронул золотой обруч, сползший ему на один глаз. Тут же он осекся, тень пробежала по его лицу, и он закрыл глаза. — Да, я помню! — сказал он. — Люди из замка Карн-Дум напали на нас ночью и разбили нас. Копье ударило меня в сердце! — он схватился за грудь и вдруг воскликнул, открывая глаза: — Нет! Что я говорю? Это был сон. Куда ты девался, Фродо?

— Я думал, что сбился с пути и пропал, — сказал Фродо. — Но не хочу и вспоминать. Подумаем, что делать дальше. Пора двигаться.

— В таком виде, Хозяин? — сказал Сэм. — Где моя одёжа?

Он сбросил венец и кольца на траву и растерянно оглядывался, будто надеясь увидеть где-то рядом плащ, куртку, штаны и прочие хоббичьи вещи.

— Да не найдете вы свою одежду, — сказал Том, спрыгивая с Могильника, смеясь и пританцовывая вокруг них под солнышком.

Глядя на него и его веселые глаза, можно было подумать, что ничего ужасного не случилось, и действительно, страх у них совсем прошел.

— Что ты говоришь? — спросил Пин смущенно, но уже весело. — Почему?

Том покачал головой.

— Вы сами нашлись, вернулись из страшной глубины, — что жалеть о малых потерях, радуйтесь, что не утонули! Пусть теперь солнце вас покрепче прогреет, сбрасывайте холодные лохмотья и живей ложитесь на траву! А Том сходит на охоту!

Подпрыгивая, с присвистом и призывными возгласами Том сбежал с кургана. Фродо проводил его взглядом и заметил, что он направился на юг, вдоль зеленой ложбины, отделяющей их Могильник от следующего, и потом услышал, как он внятно пропел между посвистами:



     Гей-гой, где вы все, пора торопиться!
     Гей, куда вы забрели по буграм да кочкам?
     Длинноух, Носатик, Хвостик, Белое Копытце!
     Все сюда, все ко мне! Приведи их, Пончик!



Он пел, на ходу подбрасывая шляпу и ловя ее, потом скрылся из виду, а ветер, который теперь переменился и дул с юга, донес его «Гей-гой!» из-за курганов.



Солнце уже снова крепко пригревало. Хоббиты, послушав совет Тома, немного побегали по траве, потом разлеглись на теплом солнышке, радуясь, словно вдруг попали из холодной зимы в теплое лето, или как выздоравливающие больные, которые после долгого лежания в постели почувствовали себя хорошо и встречали новый день.

К тому времени, как Том вернулся, они успели ожить полностью (и насмерть проголодаться). Том появлялся постепенно: сначала шляпа за бугром, потом улыбающееся лицо, потом сам Том с пятью нагруженными пони. Позади рысил шестой, крупнее, толще, крепче (и старше) других. Это и был, вероятно, Пончик.

Мерри, который был хозяином пятерых пони, никак их не называл, но с того дня, как они попали к Тому и Том придумал им клички, они всегда прибегали, стоило только позвать по имени. Сейчас по команде Тома они друг за дружкой поднялись на холм и встали в ряд, а Том весело поклонился хоббитам.

— Ну вот вам и пони! — сказал он. — Они кое в чем оказались умнее путешествующих хоббитов. Носы у них умные — вовремя почуяли опасность, а вы прямо на нее пошли. Они бежали, чтоб спастись, значит, правильно бежали. Вы уж их простите. Хоть сердца у них верные, для встреч с Умертвиями они не годятся. Вот они опять все вместе, и поклажа не пропала!

Мерри, Сэм и Пин вынули из мешков запасную одежду, и в ней им сразу стало жарко — потому что в запасе были более теплые вещи для зимы.

— А откуда шестой, этот Пончик? — спросил Фродо.

— Он мой, — сказал Том, — четвероногий дружок. Хотя я редко на нем езжу, он гуляет, где сам хочет, на свободе, пасется на холмах. Ваши, пока у меня были, с ним познакомились, а ночью учуяли его и быстренько к нему побежали. Он за ними присмотрит, скажет им мудрое слово — и они совсем бояться перестанут. Ну, Пончик милый, старый Том сейчас тебя оседлает. Хей-хо! Придется вывести вас на дорогу, для этого нужен пони — а то очень неудобно разговаривать, когда хоббиты едут верхом, а ты на своих двоих бежишь за ними рысцой.

Хоббиты пришли в восторг от таких слов и принялись благодарить Тома; но он засмеялся и сказал, что они очень здорово умеют теряться, и раз он их нашел, то должен благополучно вывести за пределы своей земли, чтобы опять не потерялись.

— У меня ведь много дел, — сказал он. — Мне надо работать и петь, гулять и беседовать, и наблюдать за тем, что делается вокруг. Не может Том все время быть с вами рядом и взламывать двери и ивовые стволы. У Тома свой дом есть, и Золотинка ждет.



Судя по солнцу, было еще довольно рано, примерно между девятью и десятью, и хоббиты сосредоточили все помыслы на еде. Последний раз они ели вчера у камня, и то был даже не обед, а второй завтрак. Сейчас они доели все, что оставалось от него на ужин, и съели то, что подвез Том. Завтрак получился скромный (принимая во внимание то, что они были хоббитами в исключительных обстоятельствах), но после него они почувствовали себя гораздо лучше. Пока они жевали, Том поднялся на курган и рассмотрел сокровища. Большую часть он отшвырнул на траву, где они легли сверкающей грудой, с пожеланием: «Пусть возьмет, кто найдет, будь то птица или зверь, человек или эльф, вообще любой, только чтоб не злой», — ибо лишь так чары Могильника развеются, и Умертвие больше не сможет вернуться. Себе он выбрал брошь с голубыми камнями, переливчатыми, словно цветы льна или крылья бабочек. Том долго смотрел на нее, качая головой, видно, вспоминая что-то давнее, наконец, произнес:

— Это игрушка для Тома и его подружки! Несказанно хороша была та, что носила ее на плече. Давно это было. Золотинка наденет ее теперь в память о прежней хозяйке.

Всем хоббитам он подобрал длинные кинжалы в форме узкого листа, очень острые, удивительной работы, с красно-золотой змейчатой насечкой. Ножны к ним были черные, из незнакомого легкого и прочного металла, украшенные огненными камнями. То ли в ножнах была тайная сила, то ли действовало заклятие Могильника, но вынутые на свет клинки сверкнули на солнце, как новые, на них не было ни следа ржавчины.

— Старинные ножи послужат невысокликам мечами, — сказал Том. — Острый клинок в таком пути не помешает, куда бы вы ни забрели: на юг, на восток, или совсем далеко в черную неизвестность!

Потом он рассказал хоббитам, что эти клинки были выкованы очень много лет назад Людьми с Заокраинного Запада, нуменорцами. Они были противниками Черного Властелина, но их победил Король-Чернокнижник из крепости Карн-Дум в Ангмаре.

— Немногие помнят их, — тихо закончил Том, — но они еще странствуют; сыновья забытых Королей одиноко бродят по земле, охраняя беспечных от лиходейства…

Хоббиты не поняли слов, но пока он говорил, перед их внутренним взором возникло видение: годы без числа протянулись позади них бескрайней сумрачной равниной, а по ней брели тени Людей, высоких и суровых, со светлыми мечами, а у последнего — звезда во лбу. Потом видение исчезло, и они снова оказались в солнечном мире. Пора было идти. Они собрались, упаковали багаж, навьючили пони. Новое оружие повесили на пояса под куртки, это было очень неудобно, и они в первый раз подумали, неужели им мечи понадобятся, ведь на приключения с Дракой до сих пор никто из них не рассчитывал.



И вот они снова в пути. Сначала свели пони с холма, там вскочили в седла и быстро поехали по долине. Когда оглянулись назад, увидели древний Могильник, а на его верхушке желтым пламенем — ослепительный блеск солнечного луча, ударившего в груду золота. Вскоре они свернули за другой холм, и Могильник со сверкающей вершиной исчез из виду.

Фродо внимательно оглядывался по сторонам, но не заметил ни следа каменных столбов и стен и ничего похожего на ворота. Дойдя по ложбине до северного прохода, они оказались на открытой местности, переходящей в низину. Весело было ехать в компании Тома Бомбадила, который на своем толстеньком пони часто их опережал, потому что Пончик двигался гораздо быстрее, чем можно было подумать, глядя на него. Том каждый раз возвращался, без конца напевал, большей частью бессмыслицу, а может, хоббиты просто не понимали странного древнего языка, состоявшего, в основном, из слов удивления и радости.

Ехали они, не сворачивая и не останавливаясь, но вскоре поняли, что Тракт гораздо дальше, чем им казалось. Даже если бы вчера не было тумана, и они бы только подремали днем, они бы не успели доехать до него засветло.

Темная полоса, которую они заметили с холма, была не деревьями, а зарослями кустарника на краю глубокого рва, с другой стороны которого был крутой вал со стеной. Том сказал, что некогда стена была границей Королевства, но, по-видимому, вспомнил что-то печальное и рассказывать подробнее не стал.

Они спустились в ров, поднялись на вал, нашли проход в стене, а потом Том направился прямо на север, потому что они уже успели взять немного западнее, чем надо.

Местность была открытая и довольно ровная, можно было ускорить движение, но солнце стояло низко, а они уже все устали, поэтому шли довольно долго, пока не увидели перед собой ряд пирамидальных деревьев и поняли, что наконец, после всех непредвиденных злоключений, подошли к Тракту. Последний отрезок пути до Тракта даже проскакали галопом от радости.

Остановились в тени под деревьями на краю довольно высокой насыпи, так что дорога перед ними была как на ладони. Она уходила далеко-далеко, сначала прямо с юга-запада на северо-восток, а потом после поворота вправо терялась в далеком котловане. На дороге были глубокие колеи, после недавнего дождя превратившиеся в лужи, и полно выбоин, тоже заполненных водой. Путники еще раз огляделись — вдали заходящее солнце, начинает темнеть, и нигде никого — пусто.

— Добрались, наконец! — сказал Фродо. — Надеюсь, что моим «путем напрямик» через Лес мы потеряли не больше двух дней. Может быть, это к лучшему, — может быть, мы их так со следа сбили.

Остальные взглянули на него молча.

Тень страха перед Черными Всадниками вдруг снова прикрыла их крылом. С тех пор, как они въехали в Старый Лес, все думали лишь о том, чтобы поскорее добраться до Тракта. А теперь, когда он был перед ними, им снова вспомнилась главная опасность, которая может где-то впереди подстеречь их прямо на нем. Они с опаской посмотрели вдоль Тракта назад, туда, где садилось солнце, но никого не увидели, только бурую полосу пустой дороги.

— Как ты думаешь, — с сомнением сказал Пин, — за нами сегодня здесь никто не погонится?

— Нет, сегодня, надеюсь, не погонятся, — ответил Том Бомбадил. — И завтра вряд ли. Но я только так догадываюсь, а точно не знаю. Дальше на восток мои мысли не проникают. Том не командует Всадниками из далекой Черной Страны.

Несмотря на это, хоббитам все равно очень хотелось, чтобы он пошел с ними. Если хоть кто-то знал, как избавиться от Черных, то это Том. Скоро они пойдут в совершенно чужие страны, о которых в Хоббитшире ходили туманные легенды, и вокруг темнело, а в сумерки всегда хочется домой. Они чувствовали себя одинокими и потерянными, стояли молча, не спеша прощаться, и даже не сразу поняли, что Том уже прощается, желает им доброго пути и советует не бояться, но и не останавливаться до самого вечера, до полной темноты.

— Пока день не кончился, примите от Тома хороший совет, а там уж пусть вас выручает везенье и собственный здравый смысл: через четыре мили вы придете в поселок Пригорье, к его Западным Воротам. Найдите там старый трактир под вывеской «Гарцующий Пони». Его хозяин Баттерс Медовар — человек достойный. У него переночуете, а утром поскорей — в дальнейший путь. Действуйте смело, но осмотрительно. И с весельем в сердце — навстречу судьбе!

Они просили его хотя бы зайти с ними в трактир и выпить прощальную кружку — но он рассмеялся и проговорил:

— Здесь кончается земля Тома Бомбадила. Том границ не переходит, он теперь назад пойдет. Дома дел всегда по горло, да и Золотинка ждет.

Он повернул пони, подбросил шляпу, вскочил Пончику на спину, что-то запел, переехал насыпь и поскакал прочь.

Хоббиты стояли на насыпи, глядя ему вслед, пока он не скрылся из виду.

— Жаль, что мы дальше без господина Бомбадила, — промолвил Сэм. — Никогда не знаешь, что он сделает, но молодчина! Наверное, можно долго проехать и не встретить другого такого чуда. Но я хочу посмотреть, что это за «Гарцующий Пони», о котором он говорил. Надеюсь, не хуже «Зеленого Дракона» у нас дома. Что за народ в Пригорье живет?

— В Пригорье есть хоббиты, — сказал Мерри, — и Громадины. Похоже, что вроде как дома. У «Пони» хорошая репутация. Брендибаки туда иногда ездят.

— Может быть, там замечательно, — сказал Фродо, — но это уже не Хоббитшир. Не увлекайтесь и не ведите себя «как дома». Помните — вы все, — что имя «Торбинс» упоминать нельзя. Если надо будет меня называть, я — Накручинс.

Сев на пони, они поехали молча. Наступил вечер. Темно стало сразу, и уже в темноте они медленно преодолевали холмистую местность: вверх-вниз, пока не увидели впереди огни большого поселка.

Это было Пригорье. Большая темная гора встала у них на пути. Над ней неяркие звезды, под западным склоном — дома. К ним они поспешили, мечтая только об одном — поскорее оказаться у очага, и чтобы прочная дверь отгородила их от ночи.





Местные жители, темноволосые и коренастые сильные люди, славились характером спокойным и независимым. Никому не подчинялись, охотно встречались, болтали и даже дружили и с хоббитами, и с гномами, и с эльфами. Словом, вели себя не совсем так, как люди обычно. Они говорили, что их деды когда-то первыми из людей добрались до западных окраин Средиземья, а сами они — первыми пришли сюда, в Пригорье.

Множество людских поселений разметала бурная и жестокая Предначальная Эпоха, но вот вернулись потомки первых Королей из-за Великого Моря, — а Пригорье стоит целехонько. Вот уже и память о старых Королях сгинула, — а Пригорье стоит себе да стоит.

В те времена, о которых идет речь, ни одно другое племя людское не оседало в такой близи от Хоббитшира — всего в сотне гонов.

На пустошах за Пригорьем встречались таинственные путешественники. Пригоряне не знали, откуда появлялись эти высокие и смуглые пришельцы, и звали их Следопытами: было у пришельцев необыкновенно острое зрение и удивительно чуткий слух. Поговаривали даже, что Следопыты понимают язык птиц и зверей. Впрочем, встречались они нечасто и, судя по всему, старались не попадаться на глаза.

Если они все же объявлялись, то приносили вести издалека или рассказывали странные истории; их охотно слушали, но связь пригорян со Следопытами только этим и ограничивалась.

Кроме людей, в Пригорье жило немало и хоббичьих семей, которые утверждали, что их род — самый древний хоббитский род в мире, и что именно их предки перешли когда-то Брендидуим и основали Хоббитшир.

Больше всего хоббитов жило в Намостье, но их хватало и в самом Пригорье, особенно на склонах горы, повыше, там, где люди себе жилищ уже не строили. Громадины и невысоклики — так они друг друга называли — жили в дружбе; и те и другие занимались своими делами, придерживались своих обычаев и считали, что Пригорье без хоббитов, или, наоборот, Пригорье без людей, — уже не Пригорье.

Пригоряне — как громадины, так и невысоклики, — путешествовали мало. Их интересы чаще всего ограничивались четырьмя поселениями. Время от времени какой-нибудь пригорянский хоббит добирался до Бакбурга или до Восточного Удела. Но хоббиты из Хоббитшира очень редко наносили им ответные визиты, хотя Пригорье было расположено всего в одном-двух днях езды от Брендидуимского Моста. Иногда какой-нибудь юный Брендибак или жаждущий приключений Тук задерживался на ночь или две в здешнем трактире, но и это случалось все реже. Хоббиты из Хоббитшира называли своих пригорянских и прочих сородичей чужаками и мало ими интересовались, считая их тупицами и простаками вдобавок. К слову сказать, в западном мире тогда жило гораздо больше «чужаков», чем могли вообразить жители Хоббитшира. Среди них были бродяги, готовые выкопать какую придется норку в любом попавшемся склоне и жить в ней, пока не надоест, а потом двигаться дальше. А в Пригорье жили хоббиты степенные, воспитанные не хуже, чем их дальние родственники в Хоббитшире. Они хранили память о тех временах, когда движение между Хоббитширом и Пригорьем было более оживленным. Можно добавить, что в жилах Брендибаков, без сомнения, текла некоторая доля крови пригорянских хоббитов.



Люди построили в Пригорье около сотни каменных домов — в основном вдоль Тракта, обращенных окнами на запад. Тракт проходил по дамбе и упирался в огромные ворота. Вторые такие же ворота преграждали выход из поселка на Тракт с южной стороны. Как те, так и другие ворота с наступлением ночи запирали, но в сторожках всегда дежурили привратники.

Недалеко от Западных Ворот, в том месте, где Тракт, огибая гору, сворачивал вправо, стоял старый трактир. Его построили давным-давно, когда было больше путешественников и переселенцев. Ибо Пригорье находилось на перекрестке старых дорог. На западе от него, недалеко от рва, Восточный Тракт пересекала другая дорога, по которой, в Предначальную Эпоху путешествовало много людей и разных других прохожих. В Восточном Уделе Хоббитшира недаром бытовало присловье «Чудной, как пригорянские новости»: это выражение вошло в обиход в стародавние времена, когда в трактире можно было услышать последние новости с севера, юга и востока, и когда хоббиты из Хоббитшира чаще сюда наведывались, чтобы их послушать. Но уже давно обезлюдели северные страны, а Тракт, ведущий из Арнора, зарос травой оттого, что по нему никто не ходил, и пригоряне окрестили его Зеленым Трактом.

Трактир, однако, не захирел, хотя и стоял на отшибе; и трактирщик был по-прежнему важной персоной. Его дом был местом встречи всех бездельников, болтунов, всех любопытных из молодых и старых обитателей четырех поселков-соседей; тут же задерживались иногда Следопыты; сюда же наведывались иноземные путешественники (чаще всего гномы), проходившие на запад или с запада через горы по Большому Восточному Тракту.

Было уже темно и горели белые звезды, когда Фродо со своими спутниками наконец проехал Неторное Перепутье и подъехал к поселку. Западные Ворота были заперты, но на пороге сторожки за ними сидел человек. Он вскочил, вынес фонарь и удивленно воззрился на путников, перевесившись через Ворота.

— Что вам надо и откуда вы? — неприветливо спросил он.

— Направляемся к вам в трактир, — ответил Фродо. — Едем на восток, а ночью дальше не поедем.

— Хоббиты! Четыре хоббита! Больше того, по разговору похоже, что из Хоббитшира, — пробормотал привратник себе под нос, хмуро разглядывая путников. Потом, не торопясь, отпер Ворота и впустил их.

— Нечасто увидишь на Тракте хоббита из Хоббитшира ночью в седле, — продолжал он, когда они замешкались в Воротах. — Простите мое любопытство, но что вам понадобилось-то на востоке? И позвольте узнать ваши имена?

— Что нам там понадобилось, это наше дело, а имена наши вам ни к чему, и разговаривать здесь не место, — сказал Фродо, которому не понравился вид привратника и наглый тон.

— Дело, конечно, ваше, но мое дело — спросить, кто проходит ночью, — сказал привратник.

— Мы хоббиты из Бакленда, просто путешествуем, хотим у вас в трактире остановиться, — вставил Мерри. — Я господин Брендибак. Этого довольно? А говорили, что пригоряне привечают гостей!

— Ладно, ладно! — сказал человек. — Я не хотел вас обидеть. Но вас еще расспросят не так, как старый Гарри у Ворот. Тут сейчас всякие бродят. Пойдете в «Пони», увидите, сколько там народу!

Он пожелал им доброй ночи, и больше они не разговаривали, но при свете фонаря Фродо обратил внимание, что человек провожает их странным взглядом. Хоббит порадовался, что Ворота за ними крепко заперли, и удивился, почему это привратник с такой подозрительностью их расспрашивал. Может быть, кто-нибудь уже наводил справки о путешествующих хоббитах? А вдруг Гэндальф? Он ведь мог появиться здесь, пока они задерживались в Лесу да в Могильниках. Но что-то в голосе и в облике привратника все-таки настораживало.

Человек с минуту провожал хоббитов глазами, потом вернулся к себе в сторожку. Как только он отвернулся от Ворот, темная тень быстро перелезла через них и словно растаяла на темной ночной улице.



Хоббиты поднялись немного по склону горы, миновали несколько особняков и подъехали к трактиру. Большие дома были им в диковинку. Сэм смотрел на многооконный трехэтажный трактир, и у него сердце уходило в пятки. Он представлял себе, что в путешествии встретит великанов выше деревьев или чудищ пострашнее, и был к этому готов; но громадины с их громадными домами, ночью, после такого трудного дня — это было уж слишком. Воображение рисовало ему черных оседланных коней во дворе трактира и Черных Всадников, скрывающихся за темными окнами верхних этажей.

— Неужели мы здесь ночевать будем, хозяин? — воскликнул он. — Если тут хоббиты живут, давайте лучше поищем, таких, которые согласятся пустить нас к себе! Будет уютнее.

— Чем тебе не нравится трактир? — сказал Фродо. — Его рекомендовал Том Бомбадил. Наверное, внутри достаточно уютно.

Для привычного глаза трактир в самом деле даже снаружи был удобен. Фасадом он выходил на Тракт, а два крыла с задней стороны были построены частично на горе, так что окна второго этажа, обращенные во двор, были вровень с землей. Двор был между крыльями, вход в него — через арку с воротами. Слева от арки несколько широких ступеней вели на крыльцо, из открытой входной двери вырывался сноп света. Над аркой висел фонарь, а под ним раскачивалась большая вывеска с нарисованным упитанным белым пони, вставшим на дыбы. На двери белыми буквами было написано: «Гарцующий Пони. Содержит Баттерс Медовар». Многие окна нижнего этажа светились из-за плотных занавесок.

Пока они медлили перед дверью, изнутри донеслась развеселая песня. Кто-то один начал, ему подпел целый хор. Хоббиты немножко послушали эти ободряющие звуки, потом слезли с лошадок. Песня кончилась, изнутри донёсся взрыв смеха и сразу же — хлопки.

Они завели пони во двор и, оставив их там, взошли по ступенькам, в дом. Фродо входил первым и чуть не столкнулся с невысоким лысым краснолицым толстяком в белом переднике. Толстяк пробегал из одной двери в другую, неся поднос с полными пивными кружками.

— Можно нам… — начал Фродо.

— Минуточку, я сейчас! — бросил человек через плечо и умчался в галдеж и табачный дым.

Через минуту он уже был опять в коридоре и вытирал руки о передник.

— Добрый вечер, господин невысоклик! — произнес он, кланяясь. — Что вам угодно?

— Четыре постели и стойла для пятерых пони, если можно. Вы — господин Медовар?

— Точно! Зовут Баттерс. Баттерс Медовар к вашим услугам! Вы ведь из Хоббитшира? — сказал он и вдруг хлопнул себя по лбу, словно пытаясь что-то вспомнить. — Хоббиты! — воскликнул он. — Что вы мне напомнили?.. Позвольте узнать, как вас зовут?

— Господин Тук, господин Брендибак, — представил Фродо. — А это Сэм Гэмджи. Меня зовут Накручинс.

— Ну вот! — произнес господин Медовар, прищелкнув пальцами. — Опять забыл. Но я обязательно вспомню, как только найду время подумать. Просто с ног валюсь. Но для вас постараюсь устроить все, что смогу. В последнее время у нас нечасто бывают гости из Хоббитшира, я себе не прощу, если не устрою вас, как подобает. Но сегодня трактир забит, как давно не был. Говорят же в Пригорье: «Где дождь, там и ливень»! Эй! Ноб! — Закричал он. — Ты где, тихоход шерстолапый? Ноб!

— Иду, иду, хозяин! — из какой-то двери выскочил шустрый хоббит, заметил пришельцев, удивлённо остановился и уставился на них с большим интересом.

— Где Боб? — спросил хозяин. — Что, не знаешь? Иди ищи! Мигом! У меня не шесть ног и не шесть глаз! Скажи Бобу, чтобы устроил в конюшне пять пони! Пусть найдет место!

Ноб подмигнул, ухмыльнулся и умчался.

— Что же я хотел сказать? — сказал господин Медовар, стуча себе по лбу пальцем. — Одно захлестывает за другое… Я сегодня так занят, что голова кругом идет. Вчера вечером с юга по Зеленому Тракту пришла странная компания. Уже то, что они оттуда пришли, странно. Сегодня вечером явились гномы по дороге на запад. Теперь вы. Не будь вы хоббитами, для вас бы даже места не нашлось, яблоку негде упасть! Но в северном крыле у нас есть пара комнат специально для хоббитов. Их так и строили. Вы ведь любите на первом этаже. Круглые окна и все такое прочее. Надеюсь, вам будет удобно. Без сомнения, вам надо поужинать. Сию минуту, со всей скоростью! Пожалуйте сюда!

Он провел их вниз по коридору и открыл дверь.

— Здесь вам будет гостиная! — сказал он. — Надеюсь, подойдет? Прошу прощения, бегу. Я так занят, так занят! Совершенно некогда разговаривать. Все бегом. Такая нагрузка на две ноги, но вот почему-то не худею. Я еще загляну попозже. Если что понадобится, вот звонок, звоните; Ноб придет. А не придет, звоните и кричите громче!

Наконец он действительно убежал, и они с облегчением вздохнули. Говорить он мог без остановки, как бы ни был занят.

Хоббиты остались в маленькой уютной комнатке. В камине ярко горел огонь, а перед камином стояли низкие удобные кресла. На круглом столе, застеленном свежей скатертью, стоял большой колокольчик. Но хоббит Ноб, здешний слуга, прибежал раньше, чем они надумали позвонить. Он принес свечи и поднос с тарелками.

— Что господа будут пить? — осведомился он. — Идемте, пока готовится ваш ужин, я вам спальни покажу!

Едва хоббиты успели умыться и выпить по полкружки пива, опять явился Ноб, а вслед за ним — Медовар.

Стол был накрыт во мгновение ока. Им подали горячий суп, холодные закуски, ежевичный пирог, свежий хлеб, бруски масла и полголовы сыра: простая добрая еда, которую любят в Хоббитшире. Вдобавок, было настолько по-домашнему уютно, что последние опасения Сэма пропали (прекрасное пиво, впрочем, уже сильно их поколебало).

Хозяин покрутился возле них, потом откланялся.

— Не знаю, захотите ли вы присоединиться к обществу после ужина, — сказал он, задержавшись в дверях. — Может быть, вы сразу спать отправитесь. Но общество будет радо вас видеть, если вы пройдете в Залу. У нас не так часто бывают чужа… простите, гости из Хоббитшира! И мы с удовольствием послушаем новости, или историю, или песню, если вы будете столь любезны… Но поступайте, как знаете, вам видней. Звоните, если вам что-нибудь понадобится!

К концу ужина все хоббиты настолько ожили и приободрились, что Фродо, Пин и Сэм решили пойти «к обществу». Мерри сказал, что там, наверное, дышать нечем.

— Я немножко посижу у камина, а потом, может быть, выйду на свежий воздух. Ведите себя пристойно и будьте осторожны, не забывайте, что вы путешествуете тайно! Здесь Тракт, и от Хоббитшира мы недалеко ушли.

— Ладно, — сказали они. — Сам веди себя пристойно! Не заблудись и помни, что в доме безопаснее.

Общество собралось в большом зале трактира. Народу было много, кого тут только не было! Фродо некоторых рассмотрел, когда глаза его привыкли к полумраку. Свет в зал попадал, в основном, из огромного камина, в котором ярко горел огонь. Три лампы, подвешенные к потолочным балкам, еле светили, вдобавок их обволакивал густой табачный дым. Баттерс Медовар стоял у камина, беседуя с парой гномов и двумя людьми странного вида. На лавках сидела самая разнообразная публика: пригоряне, местные хоббиты, державшиеся вместе, еще несколько гномов, какие-то люди — всех даже трудно было увидеть в затененных углах.

Как только вошли гости из Хоббитшира, раздался дружный хор приветствий. Усердствовали пригоряне. Чужаки, особенно те, которые пришли по Зеленому Тракту, удивленно уставились на путешественников. Хозяин представил новоприбывших местным жителям и проделал это так быстро, что наши хоббиты хотя и запомнили порядочно имен, но так и не поняли, кто есть кто. Фамилии пригорян-громадин были, в основном, растительные (что жителям Хоббитшира всегда казалось странным): Тростник, Козлоцвет, Верескор, Чертополокс, Яблочко, Хвощ. У некоторых местных хоббитов тоже встречались подобные имена, и самыми многочисленными, по-видимому, были Полынники, но большинство носило обычные хоббичьи прозвища: Навальник, Барсукс, Длиннонор, Запескунс, Прорытвинс… Нашлось несколько Накручинсов из Залесья. Эти сразу решили, что одинаковые фамилии без родственных связей носить никто бы не стал, и стали выражать особое расположение Фродо как вновь обретенному многоюродному брату.

Пригорянские хоббиты, как вскоре определил Фродо, были весьма дружелюбны и весьма любопытны, так что пришлось давать им объяснения касательно собственных занятий. Он объявил, что занимается историей и географией (тут они загалдели и дружно закивали головами, хотя сами редко употребляли такие слова), и что хочет написать книгу (тут наступило недоуменное молчание). Потом он добавил, что вместе с друзьями собирает сведения о хоббитах, живущих не в Хоббитшире, а, главным образом, на востоке. Тут все заговорили сразу. Если бы Фродо вправду хотел писать книгу, и если бы у него была не одна пара ушей, он бы за несколько минут собрал столько сведений, что хватило бы на несколько глав. Вдобавок ему дали целый список лиц, начиная «хоть со старины Медовара», к которым можно было обратиться за недостающими сведениями. Однако через некоторое время, поскольку Фродо не выказывал охоты писать немедленно, местные хоббиты вернулись к расспросам о делах в Хоббитшире, а так как он оказался не очень общительным, то скоро от него отстали, и он тихо сел в углу наблюдать и слушать.

Люди и гномы разговаривали больше о событиях в дальних странах и обменивались новостями, которые уже не так удивляли, как раньше. На юге было неспокойно, и люди, приходившие по Зеленому Тракту, по-видимому, искали место, чтобы мирно поселиться. Пригоряне им сочувствовали, но явно не собирались принимать на поселение в своей небольшой местности столько нового народу. Один из чужестранцев, неприятный косоглазый парень, предсказывал, что в ближайшем будущем люди начнут толпами приходить на север.

— А если им не найдется места, они его сами найдут. Они имеют право жить не хуже остальных, — громко сказал он.

Местным жителям это совсем не понравилось.

Хоббиты в такие разговоры не вмешивались; похоже, их это пока не касалось. Громадины вряд ли попросятся в хоббичьи норы. И они окружили Сэма и Пина, которые теперь чувствовали себя совершенно как дома и весело болтали обо всем, что происходило в Хоббитшире. Особенно громкий смех вызвал рассказ Пина о том, как в Мичел Делвинге завалилась крыша ратуши, и самый толстый хоббит во всем Западном Уделе Вилли Белоног вылез весь в известке, похожий на пончик в сахарной пудре. Однако ему задавали и неприятные для Фродо вопросы. Один из местных хоббитов, который, видно, часто бывал в восточных провинциях, все допытывался, как и где живут Накручинсы и какая родословная у их семьи.

Вдруг Фродо заметил, что к хоббичьей болтовне с пристальным вниманием прислушивается сидящий в тени у стены высокий человек необычного вида с обветренным лицом. Перед ним стояла высокая пивная кружка, в зубах у него — длинная резная трубка странной формы. Человек устало вытянул ноги в высоких сапогах из мягкой кожи, отлично сидящих, но видавших виды и заляпанных грязью, а сам запахнулся в выцветший темно-зеленый плащ из теплой ткани, хотя в зале было жарко. На лицо он надвинул капюшон, только глаза иногда блестели.

— Кто это? — улучив момент, спросил Фродо у господина Медовара. — Кажется, вы его не представили?

— Этот? — шепотом сказал в ответ хозяин, скосив в ту сторону глаза, но не повернув головы. — Да я толком его не знаю. Он один из тех бродяг, кого мы зовем Следопытами. В разговор обычно не вступает. Но если захочет, может рассказать редкую историю. Исчезнет на месяц или на год — потом снова появляется. Этой весной он то и дело через Пригорье проходил, а в последнее время пропал надолго. Как его на самом деле зовут, понятия не имею. Здесь его знают под кличкой Бродяжник. Ноги у него длинные, он быстро отмахивает любые расстояния; точно спешит, но никому не говорит, куда и зачем. Нам что запад, что восток одинаково далек, как здесь говорят, что Следопыты, что Хоббитшир, простите за вольность. Странно, что вы про него спрашиваете.

Тут Баттерса попросили принести еще пива, и последнее его замечание осталось без разъяснений. Фродо заметил, что Бродяжник уже смотрит на него, словно догадался, о чем речь. Тут же кивком головы и сдержанным жестом руки он пригласил Фродо подойти и сесть рядом с ним. Когда хоббит приблизился, он откинул капюшон, и Фродо увидел густую гриву тронутых сединой темных волос и бледное суровое лицо с пронзительными серыми глазами.

— Меня называют Бродяжником, — сказал он тихо. — Очень раз вас видеть, господин… Накручинс, если старина Баттерс не ошибся.

— Он не ошибся, — нехотя произнес Фродо, почувствовав себя очень неловко под его пристальным взглядом.

— Так вот, господин Накручинс, — сказал Бродяжник, — будь я на вашем месте, я бы не разрешил вашим юным друзьям столько болтать. Веселый очаг, пиво, случайные встречи — конечно, приятно, но, как бы сказать, — это вам не Хоббитшир. Разная публика здесь собирается. Хотя, как вы, вероятно, подумали, не мне об этом говорить, — добавил он, поймав взгляд Фродо и криво улыбнувшись. — В последнее время через Пригорье проходят странные чужаки, — продолжал он, глядя хоббиту в глаза.

Фродо вместо ответа тоже на него посмотрел, а Бродяжник вдруг переключил внимание на Пина. К ужасу своему, Фродо понял, что легкомысленный молодой Тук, воодушевленный впечатлением, которое произвел анекдот про толстого бургомистра Мичел Делвинга, острит по поводу прощального Угощения Бильбо. Он уже изобразил в лицах Речь и подходил к Потрясающему Исчезновению.

Фродо забеспокоился. Местным хоббитам эта история покажется, без сомнения, безобидной: просто чудной случай из жизни чудаков за Рекой; но некоторые (например, старый Медовар) знали больше, и, вероятно, слышали прежние разговоры об исчезновении Бильбо. Они вспомнят фамилию Торбинс, а о Торбинсе в Пригорье могли уже спрашивать.

Фродо завертелся, пробуя сообразить, что делать. Пин явно наслаждался вниманием публики и совсем забыл об опасности. Фродо вдруг испугался, как бы он, увлекшись, не упомянул про Кольцо: тогда всем крышка!

— Быстро принимай меры! — шепнул ему в ухо Бродяжник.

Фродо вспрыгнул на стол и заговорил сам. Внимание слушателей Пина разделилось.

Некоторые хоббиты посмотрели на Фродо, засмеялись и захлопали в ладоши, решив, что господин Накручинс, наконец, выпил свою норму пива.

Фродо вдруг почувствовал себя в глупейшем положении и обнаружил, что перебирает мелочи в кармане (как обычно, когда говорил Речи). Нащупав Кольцо на цепочке, он вдруг ощутил желание надеть его и таким образом выйти из положения. Правда, ему показалось, что это желание не его собственное, а наведенное кем-то или чем-то, находящимся тут же в зале. Он преодолел первое искушение, зажал Кольцо в кулаке, словно стараясь, чтобы оно не сбежало и не натворило бед. Оно его совершенно не вдохновляло. Он произнес несколько «подходящих слов», как сказали бы в Хоббитшире:

— Мы все весьма благодарны вам за гостеприимство, и смею надеяться, что мой краткий визит будет способствовать возрождению старинных дружественных связей между Хоббитширом и Пригорьем!..

После этого он запнулся и кашлянул. Теперь он стал центром внимания всего зала.

— Песню! — закричал один из хоббитов.

— Песню, песню! — закричали все остальные. — Давайте, господин гость, спойте нам что-нибудь такое, чего мы ещё не слышали!

Фродо в растерянности разинул рот и тут же с отчаяния затянул нелепую песню, которую любил Бильбо (и которой гордился, потому что сам сочинил). Песня была про трактир, наверное, поэтому Фродо ее и вспомнил. Вот она вся, а то в наше время из нее знают только отдельные слова:



     Трактир под старой горкой был,
     Все это было встарь.
     Там раз трактирщик начудил:
     Такого пива наварил,
     Что слез с Луны Лунарь.
     А Кот хмельной в трактире том
     На скрипке заиграл.
     Уж так он струны драл смычком,
     Мяукал и вертел хвостом,
     Что мертвый бы плясал!
     В трактире был веселый Пес,
     Без смеха жить не мог,
     И если шутку гость принес,
     Пес этот хохотал до слез,
     Ну прямо падал с ног!
     Была корова там одна,—
     Держись, коль в пляс пойдет!
     Любила музыку она
     И враз пьянела без вина
     Когда играл ей Кот!
     Посуда вся из серебра
     Веселого была.
     В воскресный день не жаль добра —
     Ее начистили с утра,
     Такие вот дела!
     Лунарь за кружкой кружку пьет,
     За часом час летит —
     Хохочет Пес, играет Кот,
     Корова на рога встает,
     А серебро звенит!
     Лунарь еще глоток хлебнул,
     А небо — все светлей,
     Лунарь зевнул и сам под стул
     Скатился вдруг и там заснул,
     А солнце — у дверей!
     Тогда трактирщик поглядел
     На лунных лошадей:
     Они стояли не у дел,
     А их хозяин все храпел,
     А солнце — у дверей!
     Погромче джигу грянул Кот.
     Корова — ну плясать!
     Звенит посуда, Пес поет,
     Трактирщик Лунаря трясет,
     А тот не может встать!
     Пришлось катить им всей гурьбой
     На горку Лунаря.
     Скакали кони за толпой,
     Корова топала ногой,
     А Кот играл, что зря!
     До неба музыка неслась —
     Вот так-то было встарь!
     Гора от топота тряслась,
     Под конский пляс заброшен враз
     К себе домой Лунарь!
     Взлетела вслед одним прыжком
     Корова на Луну!
     И Пес смеялся над Котом,
     Который рвал своим смычком
     Последнюю струну!
     Луна за горку убралась,
     И на небе опять
     Бродяга-Солнце пялит глаз,
     Весьма дивясь, что в этот час
     Тут лишь ложатся спать!



Ему громко и долго хлопали. У Фродо был хороший голос, а песня пощекотала воображение.

— Где старина Медовар? — раздались голоса. — Пусть послушает. Надо, чтобы Боб научил его кота играть на скрипке, а мы попляшем!

Они заказали еще пива и стали кричать:

— Еще раз, господин невысоклик! Давай! Еще разок!

И они все-таки заставили Фродо хлебнуть из кружки и начать песню сначала, а сами стали подпевать: мотив был всем известен, а слова они подхватывали быстро. Настала очередь Фродо упиваться успехом. Он скакал по столу, а когда второй раз пропел: «Взлетела вслед одним прыжком…», то подпрыгнул высоко вверх — и — трах! — переусердствовал. Попав ногой в поднос с пивными кружками, он поскользнулся — бум! — грохнулся со стола — бах-тарабах! — все открыли рты, чтоб расхохотаться, да так и замерли: певца не стало, он просто пропал, как сквозь пол провалился, и дырки не оставил!

Местные хоббиты вытаращили глаза, повскакивали на ноги и стали громко звать Медовара. Вся компания отшатнулась от Пина и Сэма, которые остались в углу одни, чувствуя на себе мрачные и неприязненные взгляды. Ясно, что многие стали их считать сообщниками бродячего колдуна, а кто его знает, какие у него цели и возможности! Только один смуглый пригорянин смотрел на них так нахально и понимающе, что им стало не по себе. Но вскоре он выскользнул за дверь с каким-то косоглазым южанином: он весь вечер с ним шептался. Привратник Гарри вышел сразу за ними.

Фродо чувствовал себя идиотом. Не зная, как спасти положение, он ползком пробрался под столом в темный угол к Бродяжнику, который сидел неподвижно и бесстрастно, ничем не выдавая свои мысли. Фродо прислонился спиной к стене и снял Кольцо. Как оно попало к нему на палец, он понятия не имел. Он только предполагал, что оно само как-то наделось, когда он резко выдернул руку из кармана, пытаясь удержаться при падении. На мгновение он заподозрил, что само Кольцо сыграло с ним эту шутку. Может быть, оно попыталось себя обнаружить по чьему-то желанию или приказу, уловив его в этом зале? Ему совсем не понравились только что вышедшие люди.

— Ну? — сказал Бродяжник, когда Фродо опять «возник». — Зачем ты так? Наделал куда больше вреда, чем твои друзья словами. Сам влез в беду, собственной ногой — или, лучше сказать, пальцем?

— Не понимаю, вы о чем? — сказал Фродо с досадой и испугом.

— Понимаешь, — ответил Бродяжник. — Но давай подождем, пока переполох кончится. А тогда, господин Торбинс, с вашего позволения, я бы хотел сказать вам пару слов с глазу на глаз.

— О чем? — спросил Фродо, не обращая внимания на то, что прозвучало его настоящее имя.

— О довольно важных делах — для нас обоих, — ответил Бродяжник, глядя ему в глаза. — Может быть, ты узнаешь кое-что для пользы дела.

— Хорошо, — сказал Фродо как бы между прочим. — Я с вами потом побеседую.

Тем временем у камина разгорались страсти. Подбежал рысцой господин Медовар и пытался одновременно выслушать несколько разных мнений о случившемся.

— Я его видел, господин Медовар, — говорил один хоббит. — Вернее, я его не видел. Он растворился, и я видел, как его не видно.

— Неужели, господин Полынник? — недоверчиво произнес трактирщик.