Но потом Черити все поняла. И на этот раз ей не удалось подавить испуганного возгласа.

Крис кивнул. Она указала на магнитофон.

На предыдущем кадре все было неподвижно. А на кадрах видеосъемки можно было ясно различить причудливый рисунок снежных сугробов, наметаемых вокруг корабля, и тень облака, медленно проплывающего над огромным ледяным полем – но вертолеты исчезли. Между пестрыми палатками и снежными куполами иглу все было мертво. Ни одного человека, ни одного вездехода.

— Был, — тихо признался Крис.

– Что случилось? – спросил Серенсен. Черити услышала в его голосе лишь любопытство ученого, но не уловила ни капли сострадания.

– Этого мы не знаем, – ответил Беккер. – Радиосвязь внезапно прервалась семь часов тому назад, и со всеми группами одновременно. С тех пор мы не заметили там никаких признаков жизни.

— По обоюдному согласию?

– Но ведь там же тысячи людей! – запротестовал Серенсен. – Ведь кто-то же должен был…

— Да, — выдавил Крис сквозь зубы.

– Почти полторы тысячи ученых со всех стран мира, – спокойно прервал его Беккер. – Плюс пятитысячный отряд войск ООН и… – Черити увидела, как он в темноте повернул голову и бросил быстрый взгляд на своего советского коллегу, прежде чем продолжить, – меньший по численности специальный отряд военно-воздушных сил США. Я предполагаю, что наши русские коллеги там также представлены.

— Ты уверен?

В темноте было невозможно различить лицо Денисова, но его молчание явилось достаточно красноречивым ответом.

– Разумеется, они тоже кого-нибудь послали, чтобы следить за происходящим, – предположила Черити.

Крис разжал ладони.

– Мы пытались, – сказал Беккер. Он продолжал, не отрываясь, глядеть на фотографию громадной, ужасной, мертвой шайбы.

– Пытались? – Майк с любопытством наклонился вперед. – Что это значит, командор?

— Уверен, — ответил он.

Беккер вздохнул, и всем стало ясно, что он собирается сделать признание. Не глядя на Майка, он ответил:

— Ты показал ей пистолет до того, как вы занялись сексом, или после?

– Мы не можем подобраться к ней. Мы потеряли четыре реактивных истребителя и шесть вертолетов, прежде чем мы это поняли. Что-то окружает этот корабль. Своеобразный защитный экран.

– Защитный экран? – Черити ясно представила, как Серенсен в сомнении морщил лоб. – Что это значит?

— Не помню. Кажется, после.

– Никакой невидимой стены и тому подобного фантастического бреда, профессор.

— Но она знала, что ты его принес?

Черити была поражена, услышав ответ Денисова. Русский говорил почти на безупречном английском:

– Что-то выводит наши машины из строя. Своего рода… поле, которое парализует всякое движение электронов. Можно преодолеть эту зону, но только пешком.

— Это была ее идея, — признался Крис.

– Ну тогда пошлите людей на собачьих упряжках, – сказал Серенсен. – Это…

– …мы уже сделали, профессор, – нетерпеливо перебил его Беккер. – За кого вы нас принимаете?

Детектив кивнула.

– И?

– Ничего, – сказал Беккер. – Диаметр этого поля составляет ровно сто пятнадцать миль. Пройдут дни, прежде чем они будут на месте.

— Почему ты повез Эмили свести счеты с жизнью именно на карусель?

– А… команды? – Черити был незнаком голос, задавший этот вопрос. Но она ясно слышала в нем нотки страха. – Ученые и солдаты. Они… все мертвы?

– Вероятно, – холодно ответил Беккер. – Мертвы или, как минимум, обездвижены. Вы это сами видите. Никаких признаков жизни.

Крис нахмурился.

Но это явно еще не все, Черити чувствовала это. Можно было придумать десяток логических объяснений тому факту, что на снимках со спутника ничего и никого не видно – и прежде всего, объяснив это тем, что вместе со всеми электроприборами в лагере вышли из строя и обогревательные приборы. А на Северном полюсе стоял лютый холод. Вряд ли у кого возникло желание прогуливаться при пятидесятиградусном морозе.

– Почему вы не используете парашютистов? – спросил все тот же самый голос, который выражал заботу о командах ученых.

— Так захотела Эмили.

Беккер тихо засмеялся. Это звучало не очень уважительно по отношению к спрашивающему.

— Это был выбор Эмили?

– Это поле имеет форму полусферы, генерал Уоткинс, – сказал он. – У нас, к сожалению, нет самолетов, которые летали бы на высоте пятидесяти миль.

– Какие-либо признаки жизни из звездолета? – спросил Серенсен. – Какие-нибудь радиосигналы, излучения?

— Да, — ответил Крис. — Мы ходили вокруг да около, пока наконец не договорились.

Беккер отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Есть кое-что другое. Мы собрали это заседание не только из-за этого… феномена.

— Почему именно карусель?

– А из-за чего? – спросил Серенсен.

— Эмили всегда там нравилось, — признался Крис. — И мне тоже.

На этот раз Беккер ответил не сразу. Черити было трудно на фоне ярко освещенного экрана различить тени остальных, но ей показалось, что прежде чем ответить, Беккер обменялся быстрым, вопросительным взглядом с президентом.

— Значит, — подытожила детектив Маррон, — вы сели на карусель, выпили, полюбовались закатом, занялись сексом…

– Через несколько часов вы все равно узнаете об этом, профессор, если, конечно, не произойдет чудо. Президент Соединенных Штатов объявит в стране чрезвычайное положение. Я боюсь, что это… – Он указал на экран, – только начало.

Крис, поколебавшись, протянул руку и выключил магнитофон.

– Начало чего? – спросил Серенсен. Его голос дрожал. Он знал ответ так же хорошо, как и любой из присутствующих здесь, подумала Черити. Риторические увертки Беккера были абсолютно излишними. Но, может быть, он просто боялся произнести это вслух.

— Солнце уже давно село. Было восемь часов вечера, — спокойно сказал он. — Я уже об этом говорил. — Он взглянул ей прямо в глаза. — Вы не верите тому, что я рассказываю?

На вопрос Серенсена ответил не Беккер, а человек рядом с ним, президент США.

– Начало войны, профессор. Как бы это ни было больно – но не имеет смысла закрывать глаза перед правдой. Мы должны принимать во внимание возможность вторжения. Боюсь, что оно давно уже началось.

Анна-Мари нажала на кнопку и, не отводя взгляда от Криса, вытащила кассету.

Голос Серенсена дрогнул:

— А должна? — поинтересовалась она.



– Но это же просто вздор. Можно найти тысячу безобидных объяснений этого феномена, и…

– У нас есть еще кое-что, профессор, – сказал Беккер, и хотя он говорил тихо, почти шептал, Серенсен сразу же умолк.

Во вторник, несмотря на протесты окружающих, Мэлани вернулась на работу. Был день сказки, поэтому в библиотеке толпились молодые мамочки, которые тут же расступились, освобождая ей проход к служебному помещению в глубине библиотеки. Пока Мэлани снимала пальто, ее не покидала мысль: неужели весть о смерти Эмили на самом деле распространилась так быстро? Или от нее исходил некий запах либо импульс, предупреждавший других матерей: «Вот мать, не сумевшая уберечь собственное дитя»?

– Вот это, – продолжал Беккер, – мы получили семь часов тому назад через спутник, за несколько секунд до того, как связь прервалась. Посмотрите внимательно.

На видеоэкране появилось другое изображение – на этот раз внутренней части корабля. Камера была направлена на гигантский железный блок, который Серенсен и Черити нашли внутри корабля. Под ярким светом прожекторов монолит не казался таким мрачным и зловещим: оказалось, что он не черный, а темно-серый, как большая часть корабля. Крошечные фигурки людей, которые ползали у его подножия и на основании, еще больше подчеркивали его гигантские размеры. В своих меховых куртках и капюшонах люди были похожи на муравьев, ползающих по циклопическому жертвенному камню.

— Мэлани! — раздался удивленный голос.

Картинка на экране сменилась. Контуры людей расплылись, а затем сформировались вновь, но только в слегка измененном виде. Беккер приказал прокрутить пленку с максимальным замедлением. Кубический ландшафт из кошмарного сна снова неподвижно застыл перед их глазами, затем вновь расплылся.

– Смотрите внимательно, – сказал Беккер. – Это единственный кадр. После этого передача сразу прервалась.

Она обернулась и увидела Розу, свою напарницу.

Вновь контуры людей расплылись, но на этот раз изменились не только они. Взгляд Черити был прикован к гигантскому серебристому кольцу, которое возвышалось на верхней стороне блока – и она ясно увидела, как и оно изменилось, немного раздалось в ширину и высоту, как будто бы… выросло? Но разве это возможно? Ведь кольцо было из сплошного титана, коллеги Серенсена однозначно установили это! Но когда появился следующий и последний кадр – ОНО НЕ БЫЛО БОЛЬШЕ ПУСТЫМ!! !

— Никто не думал, что ты придешь.

Внезапно в нем что-то начало колебаться и вздыматься… Бесформенная чернота двигалась и приобретала форму.

Черити вскрикнула, но ее крик потонул в возгласах ужаса остальных. Перед взглядами присутствующих предстало чудовище. Десятиногий монстр из черно-коричневого хитина, который отдаленно напоминал гигантского жука, но одновременно был совершенно другим, таким неописуемо чужим, что даже один его вид причинял Черити боль.

— Я ходила сюда семнадцать лет, — спокойно возразила Мэлани. — Здесь я чувствую себя уютнее всего.

Тем не менее она заставила себя хорошенько рассмотреть его, так как та часть ее души, которая не окаменела от ужаса, испытала какое-то нездоровое очарование. Чудовище было гигантским. Если в качестве масштаба взять кольцо (кольцо ли? Ведь это были ВОРОТА!), подумала она истерично, Боже мой, если эта штуковина является не чем иным, как проклятым трансмиттером материи, то это чудовище должно иметь в длину около пятнадцати метров. Его огромный череп возвышался на добрые четыре метра над замершими фигурками людей на снимке, которые его еще даже и не заметили, а каждая из его ног была толщиной с тело человека. Его силы – этой ужасной силы насекомого, которая скрывалась в теле, укрытом броней, – должно хватить, чтобы поднять в воздух танк или раздавить его.

Но это еще было не все. Это чудовище выползало из кольца не одно – что-то сидело на корточках у него на шее.

— Что ж, тогда ладно. — Похоже, Роза не знала, что сказать. — Как ты, дорогая? Держишься?

Фигура отдаленно напоминала человеческую, но у нее имелось четыре руки, и она была слишком большой, чтобы принадлежать гуманоиду. Ее тело производило впечатление примитивного каркаса, который, казалось, состоял из того же самого материала, что и панцирь животного, на котором восседало это существо. На его голове можно было различить только огромные глаза, которые даже с видеоэкрана смотрели на присутствующих, казалось, с лютой ненавистью. Одна из его четырех рук со множеством пальцев держала своеобразную узду, которая была связана с черепом гигантского жука.

Мэлани отпрянула.

В трех остальных были зажаты тонкие стержни, отливающие матовым серебром. И Черити была совершенно уверена, что это не что иное, как оружие.

— Я же пришла, разве нет?

* * *

Три часа спустя, выпив по десять чашек кофе и выкурив не менее двухсот сигарет, они собрались в более узком кругу в кабинете Беккера, пятью этажами выше секретного конференц-зала. Они еще долго говорили, но Черити с трудом могла вспомнить, о чем же конкретно. Ей никак не удавалось собраться с мыслями и разобраться, что же действительно произошло десять часов тому назад на Северном полюсе и, возможно, продолжало происходить и в настоящий момент.

Она подошла к стоящему впереди письменному столу и с дрожью опустилась на место главного библиотекаря — а что, если и оно внезапно окажется незнакомым? Но нет, кресло было таким, как всегда, чуть продавленным тяжестью ее тела, а под правым бедром давит эта надоедливая металлическая штучка. Она положила руки на стол и стала ждать.

– Вы знали это, не правда ли?

Черити подняла голову и сквозь зубы сигаретного дыма посмотрела в лицо Серенсена.

Всего один читатель с вопросом, и она излечится. Опять станет нужной.

Они вновь были одни, старый экипаж «Конкерора» и очень молчаливый молодой человек, который назвался лейтенантом Терховеном и, по всей видимости, должен был занять место Беллингера. Беккер еще долго говорил, а потом разговор протекал точно так, как она себе и представляла. Где-то в конце заседания прозвучало слово «мегатонны». Итак, безумие началось, оно означало войну. Когда все начали расходиться, Беккер приказал ей и остальным подняться в его бюро и там подождать. У Черити возникло нехорошее предчувствие по поводу этого приказа.

– Как… что вы имеете в виду, профессор? – спросила она возмущенно.

Она мило улыбнулась двум студентам, те кивнули и прошли мимо нее в зал периодики. Она сбросила туфли-лодочки и потерла облаченные в колготки ноги о холодные хромированные ножки вращающегося кресла. И снова надела туфли. Набрала на компьютере в поиске слова, чтобы просто попрактиковаться: «Процессы над салемскими ведьмами. Малахит. Королева Елизавета».

– Там наверху, в корабле, – сказал Серенсен. Он пристально посмотрел на нее. – Когда мы первый раз были внутри звездолета. Вы… Вы это почувствовали. Я наблюдал за вашим лицом, когда вы смотрели на этот блок.

— Прошу прощения.

– Почему вы не произносите это слово вслух? – сердито сказала Черити. Внезапно ей захотелось причинить кому-нибудь боль – почему бы не Серенсену. – Это трансмиттер материи.

– Чепуха, – возразил Серенсен слишком поспешно. – С естественнонаучной точки зрения это невозможно.

Мэлани обернулась на голос и увидела по ту сторону стола женщину приблизительно своих лет.

– Называйте это, как хотите, – фыркнула Черити. – Вы это только что видели собственными глазами, как и мы все.

– Я видел только фотографию, – ответил Серенсен. Он явно не понимал, откуда у нее такая внезапная враждебность по отношению к нему, но тем не менее, он продолжал защищаться, что делало его в глазах Черити немного более симпатичным. – А она может ввести в заблуждение. Может быть, это была проекция, сознательная дезинформация…

— Да. Чем могу помочь?

– Русских, профессор? – голос Найлза дрожал от иронии. – А может, за этим стоит ИРА[1], кто знает. И, так, между прочим, они изобрели силовое поле, которое превращает всю нашу технику в металлолом.

– Вы невежда, – вспылил Серенсен. – Так мы можем о…

— Я пытаюсь узнать как можно больше об Аталанте, — выдохнула женщина. — О греческой бегунье, — уточнила она. — А не о городе в штате Джорджия.

– Хватит. – Майк ударил ладонью по столу, и действительно на какое-то время воцарилась тишина. Серенсен смущенно опустил взгляд, а Найлз демонстративно отвернулся. Майк взглянул на Черити.

– Что он имел в виду, милая?

Мэлани улыбнулась.

Раздражение Черити нашло новую цель. Она ненавидела, когда он называл ее так, особенно на людях, и он это знал.

– Откуда я знаю, – сказала она. – Спроси его сам.

— Я поняла. — Ее пальцы запорхали над клавиатурой, голова закружилась, словно от затяжки сигаретой. — Аталанта упоминается в греческих мифах. Шифр книги…

Вероятно, Майк действительно сделал бы это, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался командор Беккер. Выражение его лица стало еще более угрюмым. На мгновение он остановился в проеме двери и демонстративно помахал рукой перед лицом, чтобы разогнать клубы сигаретного дыма, потом он быстро подошел к окну и включил кондиционер на полную мощность. В комнате стало значительно прохладнее, но запах сигаретного дыма остался.

– Это безумие, – продолжал Серенсен таким тоном, как будто он и не заметил приход Беккера. – Мы здесь сидим и… и говорим о войне с внеземными существами, которые…

Мэлани знала его и так: 292. Но она не успела даже ответить, как женщина облегченно закатила глаза:

– Пока, – резко прервал его Беккер, – мы еще ни о чем не говорим, профессор. Вы совершенно правы – мы видели только несколько фотографий, которые могут означать все, что угодно.

Черити удивленно подняла голову. Беккер подслушивал их разговор. Спрашивается, зачем.

— Слава богу! Моя дочь делает доклад по истории, мы не смогли отыскать ничего даже в Оксфордской библиотеке. Атлас? Три книги. А Аталанта…

– Но существует вероятность того, что… может возникнуть конфликт, – осторожно заметил Майк.

Беккер посмотрел на него глазами, лишенными всякого выражения.

«Моя дочь». Мэлани взглянула на список книг, которые выдал ее компьютер, они располагались прямо за углом. Она открыла было рот, чтобы выдать справку, но вместо этого услышала голос, совершенно не похожий на свой собственный:

– Мы в состоянии готовности №2, если вы это имеете в виду, – сказал он, немного помедлив. – Но это не обязательно означает, что должны начаться боевые действия. Все может оказаться простым недоразумением. Как излишне резкая реакция той или иной стороны. Как заблуждение… – Он беспомощно развел руки в стороны.

— Посмотрите в зале документалистики. Шифр 641.5.

– Но это безумие! – продолжал Серенсен. – Это просто кошмарный сон. Война… между двумя планетами совершенно невозможна. Даже если бы они могли прибыть сюда, это не имело бы никакого смысла.

Отдел кулинарии.

– Но они уже здесь, профессор, – сказал Беккер почти мягко.

Женщина от души ее поблагодарила и пошла искать книгу не в том месте.

– Но это недоразумение, – пробормотал Серенсен. Черити почувствовала, что профессор близок к нервному срыву. – Ведь… народ, который добился такого прогресса, что может посещать другие миры, просто не может…

Мэлани почувствовала, как внутри нее что-то боролось и высвобождалось. Эмболия, случившаяся в минувшую пятницу, сейчас, когда сосуды прочистились, медленно отравляла ее организм. Она обхватила себя руками, стараясь сдержать эту подлость. Подошел мужчина, спросил о новинках беллетристики. Рассказал, что любит Клэнси, Касслера и Кричтона[6], но хочет почитать что-нибудь новенькое.

– Стремиться к завоеванию? – Найлз возмущенно фыркнул. – О нет, конечно, нет. Он должен быть в этическом плане значительно выше, чем мы, не так ли? Думаю, так примерно рассуждали индейцы двести лет тому назад. И знаете, профессор, они ошиблись.

— Вам придется по вкусу, — порекомендовала Мэлани, — последний роман Роберта Джеймса Уоллера[7].

Серенсен вскочил, но ожидаемого протеста не последовало. Он только посмотрел на Найлза, затем отвернулся и закурил новую сигарету, хотя старая не была выкурена и до половины.

Она направила студентов в отдел детской книги; историков — в зал «сделай сам»; тех, кто хотел взять напрокат видеокассету, — в зал карт. Когда молодой человек спросил дорогу в туалет, она направила его в кладовую, где хранились невостребованные книги. И каждый раз Мэлани улыбалась, ощущая, что вызывать разочарование и неловкость намного веселее, чем делиться информацией.



– В этом нет вообще никакого смысла, – вдруг сказал Ландерс. За исключением Терховена он был до сих пор самым молчаливым среди них. Черити чуть было не забыла, что он вообще присутствовал здесь. Сейчас он поочередно смотрел то на Беккера, то, Серенсена.

– Черт возьми, мы все хорошо знаем, как выглядит этот так называемый звездолет внутри. Он гораздо примитивнее, чем если бы его построили мы.

Джордан Макфи, адвокат, рекомендованный Гари Мурхаузом, сидел за столом в кухне у Хартов. Справа от него — угрюмый Крис, за спиной которого маячила Гас.

– И? – спросил Беккер.

Адвокат приехал прямо из спортивного клуба, поэтому был в шортах и мятой сорочке; лицо разгоряченное, с виска сбегает струйка пота.

– Откуда вдруг взялся этот… этот трансмиттер материи, или как его там? Он просто не вписывается в общую картину.

Джеймс всегда полагался на первое впечатление. Предположим, уже восемь вечера… но тем не менее! Без костюма, с торчащими мокрыми волосами, с бисеринками пота — может быть, Джордану Макфи было просто жарко, но, на взгляд Джеймса, он банально нервничал. Трудно было представить в этом человеке белого рыцаря, особенно способного спасти его собственного сына.

– Здесь многое не вписывается в общую картину, – подтвердил Беккер. – Но пусть этим занимаются ученые, не правда ли? Раньше или позже мы найдем объяснение.

— Крис уже рассказал мне, — начал Джордан Макфи, — что он сообщил детективу Маррон. Поскольку он отправился туда по собственной воле и она зачитала ему его права, все, что он сказал, может быть использовано против него. Тем не менее, если понадобится, я буду бороться за то, чтобы разговор в больнице во внимание не принимался. — Он поднял глаза на Джеймса. — Уверен, у вас появились вопросы. Почему мы не начинаем?

– Если они оставят нам на это время.

Беккер сурово посмотрел на Черити.

«Сколько процессов, — хотелось спросить Джеймсу, — ты выиграл? Откуда мне знать, что ты спасешь моего сына?» Но вместо этого он проглотил свои сомнения. Мурхауз заверил, что Макфи — звезда юриспруденции, преподает в Гарварде, любая фирма к востоку от Миссисипи мечтает заполучить такого специалиста. Поначалу он решил вступить в генеральную прокуратуру штата Нью-Гемпшир, а после десяти лет службы стал адвокатом. Он славится своим обаянием, острым умом и взрывным характером. Интересно, у адвоката есть собственные дети?

– Вы здесь не для того, чтобы сеять пессимизм, капитан, – сказал он. – Положение серьезное, но мы с ним справимся, беспокоиться нечего. Ведь это только один корабль, совершенно все равно, каким бы большим он ни был. И нам наплевать, сколько гигантских жуков и прочей нечисти выползет из него, если нужно, мы взорвем его.

Да, подумала Черити, именно такого ответа она и ожидала от Беккера. В душе она даже хотела, чтобы он был прав, чтобы они сумели это сделать, если потребуется. Но она не была уверена в этом.

– Это звучит так, как будто вы только и ждете этого, Беккер! – раздраженно сказал Серенсен. Но Беккер был спокоен.

– Нет, – сказал он невозмутимо. – Если вы хотите знать, то у меня животный страх перед ними. Но если будет нужно, я готов действовать.

– Почему нас собрали здесь, командор? – спросила Черити, прежде чем Серенсен начал вновь. – Наверняка не для того, чтобы обсуждать нападение на инопланетян, или я не права?

— Каковы наши шансы выиграть суд?

Беккер слабо улыбнулся, но сразу стал серьезным.

Макфи потер подбородок.

– Нет, – сказал он. – Просто я хотел лично сообщить вам приказ, это все. «Конкерор» и два других корабля перебазируются. На всякий случай.

— Криса формально пока не назвали подозреваемым, но уже два раза допрашивали. Любое дело подобного рода квалифицируется полицией как убийство. Несмотря на алиби Криса, если прокуратура сочтет, что располагает достаточными уликами, будет предъявлено обвинение. — Джордан посмотрел прямо в глаза Джеймсу. — Я бы сказал, что такое вполне вероятно.

– Перебазируются? Куда?

Гас ахнула.

– «СС 01», – ответил Беккер.

— И что тогда? Ему ведь только семнадцать!

Черити примерно этого и ожидала, но почему? И об этом она спросила вслух.

— Мама…

— В штате Нью-Гемпшир его будут судить как совершеннолетнего.

– Потому что у нас только три боевых корабля, – ответил Беккер раздраженно. – И потому что мы хотели бы быть готовыми к любым неожиданностям. Вы же знаете план «Омега»? – В его голосе явно звучало неудовольствие.

— Что это означает? — спросил Джеймс.

Все, кроме Серенсена, сразу успокоились. Ученый недоуменно хлопал глазами.

— Если его арестуют, в течение двадцати четырех часов будет предъявлено обвинение, мы признáем или не признáем себя виновными, если необходимо, внесем залог. Потом назначат дату суда.

– План «Омега»?

— Вы намекаете, что он проведет в тюрьме целую ночь?

Черити вопросительно посмотрела на командора, и тот кивнул.

— Скорее всего, — ответил Макфи.

– План на случай серьезной угрозы, – пояснила Черити. – Конечно, не такой как сейчас, а в случае… – она намеренно насмешливо выделила слова, за что Беккер наградил ее сердитым взглядом, – невероятного предположения, что однажды возникнет серьезный конфликт между нами и братьями генерала Денисова – с другой стороны, профессор. «Сверхсекретная Станция ноль один» – это самый надежный и самый глубокий бункер в нашей стране. Предполагают, что он способен выдержать даже прямое попадание ядерной боеголовки, хотя это еще никто не проверял. Пока. План «Омега» предусматривает эвакуацию правительства Соединенных Штатов в этот бункер.

— Но это нечестно! — воскликнула Гас. — Только потому, что прокурор считает это убийством, мы обязаны играть по его правилам? Это не убийство. Это самоубийство. За него в тюрьму не сажают.

– На космическом корабле?

— Исписаны целые тома, миссис Харт, — возразил Макфи, — где обвинение поспешило и слишком поздно обнаружило, что клетка пуста. Крис с Эмили были единственными, кто может сказать, что произошло на самом деле. Итог? Эмили не может изложить свою версию, а у штата Нью-Гемпшир нет оснований доверять вашему сыну. Единственное, что они на данный момент имеют, это мертвую девушку и выпущенную пулю. Они не знают истории отношений этих ребят, им неведомо состояние их рассудка. Дело можно выиграть, если сильно захотеть. Могу вам уже сейчас сказать, что прокурор предъявит результаты вскрытия и истолкует их, как пожелает. Могу вас заверить, что обвинение предъявит отпечатки пальцев Криса на оружии. Что еще, по его мнению… Я хотел бы переговорить с Крисом более подробно.

Черити улыбнулась.

– Разумеется, нет. Но там есть надежно защищенные от бомбежек ангары. И, возможно, позднее нам понадобятся эти три корабля.

Гас придвинула стул.

– Но зачем?

— Наедине, — добавил Макфи. Он натянуто улыбнулся. — Может, вы и оплачиваете гонорар, но мой клиент — Крис.

– Ну, например, чтобы поискать себе другую планету, если наша добрая старушка Земля слишком уж пострадает в этой переделке.



– Этого достаточно, капитан, – сердито сказал Беккер. А его взгляд добавил: «Ему не обязательно знать весь план».

— Поздравляю, доктор Харт, — приветствовала Джеймса секретарша в среду утром.

План «Омега» предусматривал большее, а именно: в самом худшем случае с помощью трех кораблей эвакуировать Всемирное правительство на одну из баз на Луне или орбитальную станцию, если, конечно, она еще будет существовать.

Мгновение Джеймс непонимающе смотрел на нее. С чем, черт возьми, она его поздравляет? Когда он сегодня утром выходил из дому, Крис продолжал сидеть на диване, бессмысленно таращась в телевизор, по которому шла какая-то передача на испанском. Он сидел так со вчерашнего вечера. Гас в кухне готовила завтрак, к которому, Джеймс мог это сразу сказать, Крис даже не притронется. В данный момент его мало с чем можно поздравить.

Тем не менее, насмешливо подумала Черити, может быть, эти ребята обнаружат с орбиты местечко на Земле, куда еще не упала ни одна бомба…

Когда он направлялся к своему кабинету, коллега похлопал его по плечу.

– А… я-то здесь зачем нужен? – озадаченно спросил Серенсен.

— Всегда знал, что это случится с кем-то из нас, — усмехнулся он и пошел дальше.

Беккер холодно улыбнулся.

Джеймс прошел в приемную и закрыл за собой дверь, пока кто-нибудь еще не сказал чего-то странного. На письменном столе лежала почта, которую он не успел просмотреть еще с пятницы. А сверху открытый медицинский журнал «Нью Ингланд джорнал оф медсин». В нем ежегодно публиковался список лучших врачей в разных областях, поэтому список занимал несколько страниц. В разделе «офтальмология (хирургия)», обведенное красным, значилось имя Джеймса.

– Чтобы остаться в живых, профессор. Или вам не хочется этого? – Он сделал энергичное движение рукой, когда Серенсен хотел возразить. – Это приказ президента, Серенсен. И я ему это посоветовал. Черт побери, вы принадлежите к пяти лучшим умам человечества, что касается проблем космоса. Неужели вы всерьез полагаете, что мы бросим вас на съедение инопланетянам?

— Ну и дела! — воскликнул он, и где-то в области сердца начала зарождаться и рваться наружу улыбка.

Он снял трубку и набрал домашний номер, горя желанием поделиться новостью с Гас, но трубку никто не брал. Он взглянул на свои дипломы Гарварда, размышляя над тем, как будет смотреться заламинированная грамота.

Лексика Беккера не очень понравилась Черити, но она ничего не сказала по этому поводу, а лишь спросила:

– Когда?

Чувствуя, как повысилось настроение, Джеймс повесил куртку и направился в коридор в поисках своего первого пациента. Если кто-то из коллег и знал, где Крис провел выходные, никто об этом и словом не упомянул. Или же появление его имени в медицинском журнале вытеснило менее приятные слухи. Он остановился у смотровой, вытащил историю болезни миссис Эдны Нили и пролистал ее.

– Как можно быстрее. Вы сегодня же вылетаете назад и перебазируете «Дистроер», а затем «Конкерор». «Энтерпрайз» пока находится в доке. Но я потороплю их. Через пару дней он будет готов к полету.

— Миссис Нили, — приветствовал он, распахивая дверь, — как себя чувствуете?

Если еще будет, куда лететь, подумала Черити. Но она не решилась высказать это вслух.

— Не лучше, иначе я отменила бы визит, — призналась пожилая женщина.

Глава 5. Настоящее

— Давайте посмотрим, что мы сможем сделать, — сказал он. — Вы помните, что я говорил вам на прошлой неделе о дистрофии желтого пятна?

12 декабря 1998 г.

— Доктор, — возразила она, — я пришла сюда, потому что у меня проблемы со зрением. А не с памятью.



— Разумеется, — с легкостью согласился Джеймс. — В таком случае сделаем ангиограмму.

Доктору Тауберу понадобилось почти полчаса, чтобы удалить с ее кожи и из волос последние остатки клейкой субстанции, и при этом он не особенно церемонился. Черити знала его уже несколько лет и до сих пор была весьма довольна, что их знакомство сводилось лишь к обмену мнениями по частным вопросам. Таубер был седовласым мужчиной лет 45 с сильными руками, которые скорее подошли бы кузнецу, чем врачу. Он прекрасно знал свое дело, но явно не относился к тем врачам, которые видят свою главную задачу в том, чтобы причинить своим пациентам как можно меньше боли.

Он подвел миссис Нили к большой камере и усадил перед ней. Потом взял шприц с флуоресцеином и сделал пациентке укол в предплечье.

— Может возникнуть жжение на месте укола. Нас интересует окрашивание, — пояснил он. — Препарат из ваших вен попадет в сердце, потом кровь разнесет его по всему телу, и в конечном итоге он достигнет глаза. Здоровые кровеносные сосуды окрашиваются, а из поврежденных, в которых возникло кровоизлияние, — а как следствие, и дистрофия желтого пятна — красящее вещество начинает вытекать. Мы узнаем, где именно они расположены, и будем лечить.

И для Черити он не сделал исключения лишь потому, что она была женщиной; средство, которым доктор смазывал паутину, жгло не меньше, чем ядовитые нити. Не раз от причиняемой боли у нее вырывался стон, и когда Таубер наконец закончил и кивком головы дал ей понять, что теперь она может встать и одеться, девушка вздохнула с таким облегчением, что он неодобрительно нахмурил свои густые брови.

Джеймс знал: чтобы красящее вещество достигло глаза, понадобится двенадцать секунд. Свет, направленный в глаз, осветил флуоресцентное красящее вещество. Словно притоки реки, здоровые кровеносные сосуды сетчатки миссис Нили расходились аккуратными, тонкими линиями. Поврежденные напоминали яркие солнечные лучи, маленькие фейерверки, переходящие в лужицы белой краски.

– Ну что, больно? – сказал он таким тоном, что Черити никак не могла понять, спрашивает доктор серьезно или шутит.

Через десять минут, когда вся краска ушла, Джеймс выключил камеру.

Она заставила себя вымученно улыбнуться, осторожно встала с обитой кожей кушетки и нагнулась за своей одеждой, но затем замерла в нерешительности. Ее черные джинсы и футболка выгрязнились до такой степени, что их уже давно пора было выбросить на помойку.

— Отлично, миссис Нили, — произнес он, опускаясь перед ней на корточки. — Теперь мы знаем, где проводить лазерное лечение.

Кивком головы Таубер указал на белую ширму, стоявшую возле другого края кушетки.

— И что мне даст это лечение?

– За ней лежит свежая форма для вас, – сказал он. – Не знаю, подойдет ли она вам, да и знаки различия, вероятно, не соответствуют вашим, но это, – доктор улыбнулся, – в настоящий момент не играет больше никакой роли.

— Надеемся, что оно стабилизирует разрушенную сетчатку. Дистрофия — серьезное заболевание, но есть шанс сохранить зрение, хотя оно может оказаться уже не таким острым, как до момента, когда вас стали беспокоить глаза.

— Я не ослепну?

Он внимательно смотрел на нее, пока она огибала кушетку, затем последовал за ней.

— Нет, — пообещал он. — Такого не случится. Вы можете частично потерять центральное зрение — то, благодаря которому мы читаем или водим машину, — но будете легко передвигаться, принимать душ, готовить.

– Как только вы поговорите с Беккером, я хотел бы еще раз осмотреть вас, капитан, – сказал он. – Мне не нравится рана у вас на ноге.

Он подождал, пока миссис Нили не подарила ему замечательную улыбку.

Черити скривила губы.

— Я слышала разговоры в приемной, доктор Харт. Они сказали, что вы один из лучших. Вы меня вылечите.

– Мне тоже, – сказала она. – Но она уже почти зажила.

Они сидели почти рядом. Она потянулась и похлопала его по руке.

Джеймс взглянул в ее расширенные, деформированные глаза. Кивнул, внезапно растеряв весь пыл. Эта похвала не награда, а какая-то ошибка. Потому что Джеймс не понаслышке знал, каково было миссис Нили однажды вечером понять, что дверь уже не той формы, что была минуту назад, буквы в газете расплываются, а мир не такой, как она его помнила. Экспертный совет тут же снимет его кандидатуру, когда узнает, что его сын склонен к самоубийству, об обвинении в убийстве. Разумеется, не станешь же ты питать уважение к специалисту по глазам, который не заметил приближающегося несчастья.

Действительно, за последние три дня она практически не чувствовала боли. И только сейчас, когда Таубер напомнил ей об этом, она вновь почувствовала легкое покалывание в левом бедре. Но оно было не особенно болезненным. Быстро, прежде чем Таубер успел придраться еще к чему-нибудь, она натянула на себя полевой комбинезон и застегнула молнию. Таубер оказался прав – комбинезон был, как минимум, на три размера больше и имел знаки различия капитана второго ранга ВМС. Черт его знает, как этот комбинезон попал сюда, в бункер. Она застегнула пояс, включила бортовой компьютер и нажала на кнопку контроля. С полдюжины маленьких светодиодов замигали успокаивающим зеленым светом.



— Ты же обещала! — воскликнул Крис. — Ты уверяла, что сразу, как я выйду из больницы! Прошел уже целый день.

Гас вздохнула.

– Комбинезон в порядке, – сказал Таубер, с любопытством наблюдавший за ней. – И если это вас успокоит, капитан, его прежний владелец умер не в нем, а…

— Помню, что обещала, дорогой. Я просто не знаю, такая ли уж это хорошая идея.

– Хорошо, хорошо, – поспешно прервала его Черити. – Детали меня совершенно не интересуют.

Крис вскочил со стула.

Таубер усмехнулся, достал начатую пачку сигарет из нагрудного кармана своего кителя и предложил ей. Черити отрицательно покачала головой.

— Ты уже один раз не дала мне к ней пойти! — заявил он. — У нас есть в холодильнике успокоительное, мама? Потому что это единственный способ снова остановить меня. — Он подошел настолько близко, что чуть не выплевывал слова ей в лицо. — Я сильнее тебя, — напомнил он. — Если надо, я переступлю через тебя. Если придется, отправлюсь туда пешком.

– Боитесь умереть от рака легких? – спросил Таубер, достав себе сигарету и прикурив от дешевой одноразовой зажигалки. – Не бойтесь, моя дорогая. Я не думаю, что кто-нибудь из нас проживет достаточно долго, чтобы заполучить такую болезнь.

Гас закрыла глаза.

– Разве вы, док, не должны вселять в нас оптимизм? – спросила Черити.

— Нет. Хорошо.

Таубер пожал плечами и выпустил ей в лицо облако дыма. Поколебавшись, Черити взяла пачку и тоже закурила. После второй же затяжки она закашлялась. Ведь уже прошло три года, как она бросила курить. Но, может быть, именно сейчас наступил момент, чтобы начатьснова.

— Что хорошо?

– Неужели все так плохо?

— Я отвезу тебя.

– Хуже, – спокойно сказал Таубер. – Я не знаю, что вам сейчас расскажет Беккер, но что бы он ни сказал – не верьте ему. У нас есть еще несколько недель. Если, конечно, они не спустятся сюда к нам и не прикончат всех.

До кладбища они ехали молча. От школы до кладбища можно легко дойти пешком. Гас вспомнила, что Крис рассказывал: есть дети, которые любят приходить на кладбище в свободное время, делать домашнее задание, читать. Крис выбрался из машины. Сперва Гас смотрела в сторону, делая вид, что читает обертку от жвачки, которую нашла в щели в пассажирском сиденье. Но потом не сдержалась. Она видела, как Крис опустился на колени перед прямоугольной могильной плитой, все еще заваленной живыми цветами. Видела, как он провел пальцем по прохладным губам роз, крючковатым лепесткам орхидеи.

Черити подумала о бронированных воротах весом около двухсот тонн, о лазерных батареях с электронным управлением, о барьерах из ядовитых газов, но почему-то это ее не успокоило и не заставило усомниться в том, что она только что услышала от Таубера.

Крис встал с земли быстрее, чем она рассчитывала, и пошел назад к машине. Он подошел к ее окну, постучал, чтобы она опустила стекло.

– Люди умирают, – продолжил Таубер, когда она ничего не ответила. – Это пока еще не видно, но они умирают. Многие больны, еще больше ранено. – Он стряхнул пепел на пол и некоторое время смотрел на крошечную искорку, упавшую с кончика его сигареты и погасшую, как крошечный метеорит. – И, самое главное, они не хотят больше жить. За последние две недели у нас девятнадцать самоубийств.

— Почему нет надгробия? — спросил он.

Ничего из услышанного не удивило Черити. После прямого попадания подвал бункера представлял собой опасность номер два, это ей хорошо вбили в голову ее учителя.

– Вы были снаружи, – вдруг сказал Таубер. – Как там дела?

Гас взглянула на свежевскопанную землю.

Прежде чем ответить, Черити сделала глубокую затяжку, вызвавшую у нее на какой-то миг приятное головокружение.

— Слишком рано, — ответила она. — Но, думаю, у евреев в любом случае все по-другому. Должно пройти не менее полугода.

– Вы действительно хотите знать, док?

Крис кивнул и сунул руки в карманы куртки.

– Нет, – сказал Таубер. – Но все равно расскажите. Что стало с Нью-Йорком?

— Где голова? — спросил он.

Только сейчас она поняла, что Таубера с самого начала мучил этот вопрос – ведь он родом из этого города. Его жена, дети и вообще вся семья жили там. Если, конечно, они были еще живы. Черити не ответила.

Гас изумленно посмотрела на сына.

Таубер горько улыбнулся.

— Что ты имеешь в виду?

— Голова, — повторил он. — Куда Эмили лежит головой?

– Я понимаю, – сказал он. – Но вы можете спокойно сказать мне правду, Черити. Я так же, как и вы, выдержал тест на идиота. А то бы я не был здесь, понимаете?

Шокированная Гас оглядела кладбище. Участки были неровными, немного разными, тем не менее подавляющее большинство надгробий стояло лицом в определенную сторону.

— Кажется, в дальнем конце голова, — сказала она. — Только я не уверена.

– Конечно, – ответила Черити. – Но я… я не знаю. Город подвергся атаке, но это… это не значит, что ваша семья непременно погибла. Многие спаслись. Они успели уйти, прежде чем началась бойня.

Крис снова подошел к могиле, опустился на колени, и Гас подумала: «Ну конечно же, он хочет с ней поговорить». К ее изумлению, Крис вдруг лег на небольшой холмик. Его руки сжимали букеты цветов, покрывающие могилу, тело обхватывало почти двухметровый участок, лицом он прижимался к земле.