— Да, я его заметил.



— Это вышколенный слуга. Он неусыпно следит за моим комфортом. При этом у него нет ни капли любви ко мне. Я с ним вежлив. Я ему хорошо плачу. Но я никогда не думаю о его жизни, он меня совершенно не интересует, как представитель человечества. Мне неизвестен его характер или, можно сказать, известен в пределах характеристики, написанной его предыдущим хозяином. Вы бы могли сказать, что нас с ним по-человечески ничто не связывает. Скажите мне, стала бы работа, которую он выполняет, совершаться лучше, если бы между нами возникла какая-то любовь, возможная между людьми, принадлежащими к различным классам общества?

Вариант

— Я убежден в этом.

9—11 В отвергнутой беловой рукописи мотылек выглядит чуть иначе:

— Я же считаю, что его отношение к работе нисколько не изменилось бы.



Так мотылек невольно блещет
За лапки пойман шалуном
Как хороши эти «лапки»!



— Вы забываете о том, что он по-другому тогда отнесся бы к вам, попади вы в критическое состояние.

XLI

— Что вы имеете в виду?



Но наконец она вздохнула
И встала со скамьи своей;
Пошла, но только повернула
⁴ В аллею, прямо перед ней,
Блистая взорами, Евгений
Стоит подобно грозной тени,
И, как огнем обожжена,
⁸ Остановилася она.
Но следствия нежданной встречи
Сегодня, милые друзья,
Пересказать не в силах я;
¹² Мне должно после долгой речи
И погулять и отдохнуть:
Докончу после как-нибудь.





— Какое-либо изменение в вашем состоянии духа, здоровья. Тот момент в вашей жизни, когда вам потребовалась бы от него не помощь метрдотеля, но помощь брата. От слуги вы никогда не получите эту высшую помощь, которую можно оказать только под влиянием искренней человеческой любви.

5—6 Следует отметить, что в этот летний день 1820 г. Татьяна воспринимает Онегина как некий демонический образ готического романа или байронической поэмы, то есть скорее в духе гл. 3, XII, где дается перечень читанного Онегиным в 1820 г. (то же, что читали барышни в 1824-м, когда Пушкин сочинял эту строфу), а не в духе гл 3, IX, где приводится список излюбленных книг Татьяны до весны 1821 г., когда в кабинете Онегина она впервые познакомится с Мэтьюрином и Байроном (гл. 7).

— Это все, что вы хотели сказать?



— Да, я сказал все.

8 Остановилася она. — Это повторится во сне Татьяны (гл. 5, XI, 14). Между прочим, небезынтересно отметить один из случаев, когда русская строка в ЕО, состоящая из восьми слогов при точном переводе на английский сокращается как минимум до двух. Другой такой пример: «Благословенные края» в «Путешествии Онегина» (XXIII, 14)

— Тогда я позволю себе пригласить вас наверх. Я покажу вам превосходные гравюры. Я их отыскал еще в Бирмингеме, когда жил там. Прошу вас сюда, это мой рабочий кабинет.

С другой стороны, в ЕО существуют и такие примеры, когда строка русского текста в восемь слогов обретает точный эквивалент в гекзаметре на английском.



Они вошли в комнату, как бы разделенную на две, сплошь заставленную полками с книгами и освещенную невыносимо ярким электрическим светом. Окна с одной стороны комнаты выходили в парк, окна, расположенные подругой стороне, смотрели в небольшой сад, принадлежащий соседнему дому. Была одна интересная особенность: дверь, через которую они вошли в кабинет, была не видна из более отдаленной половины комнаты, которая была и меньше по размерам. Большая комната от меньшей отделялась выступом стены. В большой комнате стоял стол, заваленный книгами, письмами, рукописями. В простенке между дальними окнами находилась клетка, в которой лазил по прутьям крупный попугай серого цвета. Он медленно взбирался к верху клетки, цепляясь за проволоку лапами и клювом.

12—14 В переводе Трессана третья песнь «Неистового Роланда» Ариосто (если пользоваться языком, на котором его читал Пушкин) завершается следующим образом: «Vous en apprendrez le sujet [внезапный крик в гостинице]; mais ce ne sera que dans le chant suivant, car il est temps que ma voix se repose»[540].

В одном месте поэмы говорится о «poissons souvent troublés dans leurs amours secrets»[541] (песнь VII), что всегда приводило меня в недоумение. А в песне X (всего их сорок шесть) Анжелика лежит, распростершись на каком-то песке «toute nue… sans un seul voile qui put couvrir les lys et les roses vermeilles placés à propos»[542], галльская символика, которую читатель может также встретить в первых русских силлабо-тонических стихах (Тредиаковского, Ломоносова), как и в отрывке из «Первого снега» П. Вяземского, который Пушкин вспоминает в связи с гл. 5, III (см. мой коммент. к гл. 5, III, 6), где, впрочем, она относится к физиономическому цветнику:

— У вас есть компаньон? — удивился отец Марчисон.



Румяных щек твоих свежей алеют розы,
И лилия свежей белеет на челе.



— Это простой попугай, — сухо ответил профессор. — Я купил его с определенной целью, когда занимался изучением подражательных способностей птиц. Желаете сигарету?

Ср.: Томас Кемпион, «Четвертая книга песен», VII:



Ее лицо подобно саду,
Где роз и лилий собран цвет…



— Спасибо.



***

Они уселись. Отец Марчисон поглядывал на попугая, который, увидя вошедших, остановил свой процесс влезания и замер в характерной позе, уцепившись за перекладину клетки. Он внимательно смотрел на святого отца круглыми глазами, не лишенными умного выражения, но начисто лишенными выражения симпатии. Затем он перевел взгляд на профессора, курившего сигару. Святой отец тоже посмотрел на профессора. Тот сидел, откинув голову, задрав свою черную козлиную бородку, и при этом быстро шевелил нижней губой вверх-вниз, что вызывало забавное подрагивание бородки. Святой отец негромко засмеялся.

Пушкин датировал окончание главы, написав название месяца по-русски (а не по-французски, как ранее) — «2 окт. 1825».

— В чем дело? — быстро спросил профессор.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Мне подумалось, каким сильным должно быть критическое состояние, чтобы побудить вас искать поддержку в любви вашего метрдотеля.

Эпиграф

Гильдей усмехнулся.


La morale est dans la nature des choses.
Necker


— Вы правы. А вот, кстати, и сам он.



La morale est dans la nature des choses. / Necker[543]: «La morale doit être placée au-dessus du calcul La morale est la nature des choses dans l\'ordre intellectuel; et comme, dans l\'ordre physique, le calcul part de la nature des choses, et ne peut y apporter aucun changement, il doit, dans l\'ordre intellectuel, partir de la même donnée, c\'est-à-dire, de la morale» (Mme de Staël, «De la Littérature», 1818 edn., vol. 2, pt. II, ch. 6; p. 226) [544].

Слуга вошел в кабинет с чашками кофе. Он поставил их и сразу неслышно исчез, словно улетучился сквозь стену.

«Vous avez trop d\'esprit, disoit un jour M. Necker à Mirabeau, pour ne pas reconnoître tôt ou tard que la morale est dans la nature des choses» (Mme de Staël, «Considérations sur les principaux événemens de la Révolution française», 1818, pt. II, ch. 20; «OEuvres», vol. 12, p. 404)[545].

— Скажу вам, что это существо замечательное. Почти не человек, — заметил Гильдей.

Пушкин закончил четвертую главу 3 января 1826 г., через несколько дней после того, как узнал о восстании декабристов. Поэтому любопытно отметить, что отрывку, из которого взята цитата для эпиграфа, непосредственно предшествует вот что: «J\'ai eu entre les mains une lettre de Mirabeau, écrite pour être montrée au roi; il y offroit tous les moyens pour rendre à la France une monarchie forte et digne, mais limitée… Je ne voudrois pas avoir travaillé [сказал Мирабо^{85}] seulement à une vaste destruction» [546]. A слов через сорок идет цитата из Неккера.

— Мне прислуживает паренек из Ист-Энда, — сказал отец Марчисон. — Он закупает провизию в лавках, приносит уголь и растапливает камин, чистит мои ботинки с тупыми носками. Вы знаете, мне с ним очень хорошо. Я знаю все его маленькие беды и желания, он тоже знает некоторые из моих забот. Он не так молчалив, как ваш слуга. Он даже болтлив и, когда увлечется каким-нибудь делом, то шумно сопит. Но я уверен, что он всегда мне придет на помощь и в случаях, которые не входят в его обязанности.



Вариант

— Вкусы людей не совпадают. Мне, например, было бы очень неприятно ощущать присутствие любящего меня человека, его постоянно направленный на меня любящий взгляд.

В беловой рукописи (ПБ 14) четвертой главе предпослано два эпиграфа:

— А как же вы миритесь с постоянным присутствием этой птицы? — Он показал на клетку, где попугай, взобравшийся на жердочку, поднял одну лапу как бы для благословения и неотрывно смотрел на профессора.



[Ma dimmi] al tempo de\' dolci sospiri
A che e come concedette amore
Che conosceste i dubbiosi desiri?



Dante inf[erno] Cant[o] V[547][c 118–120]

— Это совсем другое. Взгляд попугая — это взгляд имитатора. Цель этого внимательного взгляда — уловить особенности чужого поведения и скопировать их. Я испытал сегодня кое-что приятное: насладился теплом и свежестью весеннего вечера, с удовольствием послушал вашу умную проповедь, но у меня не было желания испытать еще и какие-то особые любовные чувства. Я не отрицаю, что возможна какая-то сентиментальность в разумных пределах… — он подергал свою бородку, словно предостерегая себя от уклона в эту самую сентиментальность, — но чуть только она станет переходить в более интенсивное чувство, мне сразу делается неприятно. Я даже уверен, что поддайся я такому чувству, и оно меня толкнет на совершение жестких поступков. Кроме того, оно мне будет мешать в моей работе.

и



Собранье пламенных замет
Богатой жизни юных лет.



Ба [ратынский]

— Я так не думаю.

Первый написан еще и на титульном листе беловой рукописи третьей главы (см. коммент. к ее эпиграфу). Второй эпиграф написан также на обложке первой беловой рукописи первой главы (Одесса, 1823; см. коммент. к эпиграфам гл. 1). Он взят из поэмы Баратынского «Пиры» (стихи 252–253) и перефразирован в завершающих стихах (15–17) посвящения (издание 1837 г.) без указания адресата, но с именем Плетнева в отдельном издании четвертой и пятой глав (1828).

— У меня работа особого характера, моей работе любовные переживания мешают. Нет уж, продолжим все как прежде: я буду приносить благодеяния человечеству, не любя его, а оно будет принимать от меня дары, не любя меня. Это будет лучше всего.

Он отхлебнул кофе из чашки, помолчал и затем более вызывающим тоном сказал:

I–VI

— У меня нет ни времени, ни склонностей к сентиментальности.

Первые шесть строф в полных изданиях Пушкин благоразумно опустил. К 1833 г. он уже был женат на Наталье Гончаровой столько же лет, сколько в 1824 г. князь N. — на Татьяне Лариной (около двух). Первые четыре строфы появились в «Московском вестнике» (1827, ч. 5, № 20, с. 365–367) под заголовком «Женщины: Отрывок из „Евгения Онегина“»; беловая копия в МБ (3515). Строфы V и VI представлены в черновых вариантах в тетради 2370, л. 31, 32 об. и 41 об. Вот эти шесть отвергнутых строф:

Вскоре после этого святой отец стал прощаться. Гильдей проводил его до парадной двери, и там они постояли некоторое время. Отец Марчисон смотрел на деревья парка, высящиеся за оградой на противоположной стороне влажного шоссе.



— Я вижу, что как раз напротив вашего дома расположен один из входов в парк, — сказал он, думая о чем-то другом.

I

— Да, и я этим иногда пользуюсь, чтобы немного прогуляться. Во время ходьбы по аллеям иногда приходят в голову свежие мысли. Разрешите пожелать вам доброй ночи. Буду вас ждать еще.



В начале жизни мною правил
Прелестный, хитрый, слабый пол;
Тогда в закон себе я ставил
⁴ Его единый произвол.
Душа лишь только разгоралась,
И сердцу женщина являлась
Каким-то чистым божеством.
⁸ Владея чувствами, умом,
Она сияла совершенством.
Пред ней я таял в тишине:
Ее любовь казалась мне
¹² Недосягаемым блаженством.
Жить, умереть у милых ног —
Иного я желать не мог.



— Я с удовольствием встречусь с вами.



Святой отец удалился, шагая большими шагами. Гильдей смотрел ему вслед, стоя у парадной своего дома.

II

С этого вечера отец Марчисон стал бывать в доме 100 на площади Гайд Парка. В сердце святого отца умещалась любовь ко многим знакомым ему людям и симпатия, нежность ко всему живому, а когда он стал чаще встречаться с профессором Гильдеем, то в его любвеобильном сердце отыскался уголок и для этого несчастного, по его мнению, человека. Отец Марчисон искренне жалел этого удивительно трудолюбивого человека, одаренного сильным умом и отважным характером, проявлявшимся в том, что Гильдей никогда не поддавался отчаянью, не просил у кого-либо помощи, никогда не жаловался на трудности и всегда шел прямым путем к цели. Казалось бы, что такого человека и нет причин жалеть, но отец Марчисон жалел профессора Гильдея по той причине, что тот ограничивает интересы своей жизни, лишает себя многих ее богатств, о чем знает хорошо отец Марчисон и о чем ничего не хочет знать суровый труженик науки. Святой отец все это откровенно высказывал самому Гильдею. У них с момента первой встречи сложились отношения, не допускающие никакой фальши.



То вдруг ее я ненавидел,
И трепетал, и слезы лил,
С тоской и ужасом в ней видел
⁴ Созданье злобных, тайных сил;
Ее пронзительные взоры,
Улыбка, голос, разговоры —
Все было в ней отравлено,
⁸ Изменой злой напоено,
Все в ней алкало слез и стона,
Питалось кровию моей…
То вдруг я мрамор видел в ней,
¹² Перед мольбой Пигмалиона
Еще холодный и немой,
Но вскоре жаркой и живой.



В один из вечеров, когда они мирно беседовали, отец Марчисон обратил внимание Гильдея на некоторую курьезную закономерность: очень часто бывает, когда человек, не проявляющий к чему-то страстного желания, без особого труда получает это, и, напротив, тот, кто жаждет, стремится, ищет со всей страстью, он-то как раз ничего и не получает.



В ответ на это Гильдей сказал с иронической усмешкой:

5—7 Здесь есть забавная перекличка с той интонацией, о которой я писал в своем комментарии к портрету Ольги (гл. 8, XXIII, 5–8),

— По этому закону на меня должен был хлынуть поток любви, потому что я не жажду ее, не стремлюсь к ней и не ищу ее со всей страстью.



— Не зарекайтесь.

III

— Да нет, я просто уверен, что иначе и не буду относиться к этой человеческой слабости.



Словами вещего поэта
Сказать и мне позволено:
Темира, Дафна и Лилета
⁴ Как сон забыты мной давно.
Но есть одна меж их толпою…
Я долго был пленен одною —
Но был ли я любим, и кем,
⁸ И где, и долго ли? … за чем
Вам это знать? не в этом дело,
Что было, то прошло, то вздор;
А дело в том, что с этих пор
¹² Во мне уж сердце охладело,
Закрылось для любви оно,
И все в нем пусто и темно.



Отец Марчисон промолчал. Он занялся концами пояса, охватывающего его черную сутану, и, завершив это занятие, сказал тихо и задумчиво, как бы говоря не с Гильдеем и не с самим собой, а отвечая на вопрос кого-то, кого не было рядом с ними:

Факсимиле этого черновика (2370, л. 41) опубликовано Томашевским («Пушкин и французская литература». — Лит. наcл., 1937, т. 31–32, с. 23). На полях справа, вдоль стихов 9—14, Пушкин нарисовал профиль Вольтера в ночном колпаке, а ниже, на той же странице, — Мирабо и еще одного Вольтера, теперь уже без колпака.

— Да, я чувствую именно это — жалость.



— Жалость? По отношению к кому?

3 Темира, Дафна и Лилета. — Из оды Дельвига «Фани», тогда еще существовавшей в рукописи (написана около 1815 г.), опубликованной Гофманом в 1922 г.:

Но и тут святой отец не стал отвечать, он чувствовал, что вопрос профессора задан всуе, все он прекрасно понял.



Темира, Дафна и Лилета
Давно, как сон, забыты мной,
И их для памяти поэта
Хранит лишь стих удачный мой!



Вот такими были любопытные взаимоотношения профессора и святого отца. Впервые строптивый ученый был дружески связан с человеком, который во всем был ему противоположен, а в придачу еще и жалел его.

Все, что тревожило святого отца в судьбе профессора, вызывало сострадание к нему, жалость — все это было в высшей степени безразлично самому профессору Гильдею и совершенно не занимало его мысли, когда он расставался с отцом Марчисоном. Странная, непонятная черта в характере ученого — полнейшее равнодушие.

«Темира» («Thémire») и «Дафна» («Daphné») — имена, часто упоминавшиеся французскими аркадайцами (Грессе, Гудар де ла Мотт и т. д.). «Лилета», или «Лила», была любимой пастушкой Батюшкова^{86}.



IV

II



Дознался я, что дамы сами,
Душевной тайне изменя,
Не могут надивиться нами,
⁴ Себя по совести ценя.
Восторги наши своенравны
Им очень кажутся забавны;
И право с нашей стороны,
⁸ Мы непростительно смешны.
Закабалясь неосторожно,
Мы их любви в награду ждем,
Любовь в безумии зовем,
¹² Как будто требовать возможно
От мотыльков иль от лилей
И чувств глубоких и страстей.



Прошло около полутора лет. В один из осенних вечеров отец Марчисон решил навестить своего знакомого. В доме 100 на площади Гайд-парка он справился у светловолосого и худощавого метрдотеля (которого звали Питтингом), дома ли его хозяин?



— Да, сэр, он дома. Прошу вас.

Вариант

Как всегда, бесшумно он шел впереди отца Марчисона по довольно узкой лестнице. Осторожно открыв дверь библиотеки, он сказал мягким бесцветным голосом:

Сохранилась черновая редакция строфы IV (2370, л. 34):

— Отец Марчисон.



Смешон конечно важный модник,
Систематический Фоблас,
Красавиц записной угодник —
⁴ Хоть поделом он мучит вас.
Но жалок тот, кто без искусства,
Души возвышенные чувства,
<Прелестной> веруя мечте,
⁸ Приносит в жертву красоте,
И расточась неосторожно,
Одной любви в награду ждет,
Любовь в безумии зовет
¹² Как будто требовать в<озможно>
От мотыльков иль от лилей
Глубоких чувств или страстей.



Гильдей сидел в кресле перед камином, где слабо горел огонь. Худые руки профессора с длинными пальцами лежали на коленях, голова была склонена на грудь, что придавало ему вид глубоко задумавшегося человека. Питтинг повторил чуточку громче:



— Сэр, вас хочет видеть отец Марчисон.

Профессор вздрогнул и быстро повернулся к уже переступившему порог библиотеки святому отцу.

2 Фоблас — см. коммент. к гл. 1, XII, 9—10.

— Страшно рад вас видеть! Идите сюда к огню.

ПСС 1949 (с. 529) дает еще один незаконченный вариант, который, как сообщается, следует в черновике за вариантом строфы IV:

Святой отец взглянул в лицо профессору, и ему показалось, что тот выглядит крайне усталым.



Блажен, кто делит наслажденье,
Умен, кто чувствовал один,
И был невольного влеченья
⁴ Самолюбивый властелин,
Кто принимал без увлеченья
И оставлял без сожаленья,
Когда крылатая любовь
<…> предавалась вновь.



— Ваш вид мне не очень нравится сегодня. Что с вами?

Томашевский (Акад. 1937, с. 338) также приводит черновик строфы IV в рукописи 22/3366 («Список Соболевского») с пометой (авторской?): «Avant les voyages» (то есть перед «Путешествием Онегина»).

— Вот как?



— Да, вы, наверное, очень много работаете. Я слышал, вы готовитесь к научной конференции в Париже. Подготовка к этой поездке заставляет вас переутомляться?

V

— Нисколько! Мой доклад уже готов. Я мог бы вам тут же изложить его от начала до конца. Садитесь, пожалуйста.



Признаться ль вам, я наслажденье
В то время лишь одно имел;
Мне было мило ослепленье,
⁴ Об нем я после пожалел.
Но я заманчивой загадкой
Не долго мучился украдкой
<И сами помогли оне>,
⁸ Шепнули сами слово мне;
<Давно> известное по свету,
И даже никому оно
Уж не казалось и смешно.
¹² Так <разгадав загадку эту>,
Сказал я только-то, друзья,
Куда как недогадлив я.



Отец Марчисон подсел к огню, а Гильдей снова глубоко упрятался в свое кресло и уставился на угли в камине, не говоря больше ни слова. Казалось, что он снова погрузился в размышления. Отец Марчисон посмотрел на своего друга, не стал его тревожить, достал свою трубку, набил ее табаком и закурил. Глаза Гильдея не отрываясь смотрели на огонь в камине. Отец Марчисон задумчиво оглядывал библиотеку: стены, полностью закрытые множеством книг в солидных переплетах, стол, заваленный бумагами, окна с тяжелыми гардинами из старинной парчи синего цвета, клетку в простенке между окнами. Клетка была накрыта тканью. Святой отец подумал о причине этого. Никогда прежде, когда он беседовал здесь в библиотеке с профессором Гильдеем, клетка Наполеона (так звали попугая) не была накрыта тряпкой. Он еще смотрел на эту зеленую тряпку, когда Гильдей вдруг поднял голову, воздел руки с колен, переплел их пальцы и задал неожиданный вопрос:



— Находите вы меня соблазнительным?

8 …слово… — Галлицизм, le mot de l\'énigme[548]. Интересно, что же это была за простая разгадка. Возможно, такая: «Le fruit de l\'amour mondain n\'est autre chose que la jouissance…» (Pierre de Bourdeilles, Seigneur de Brantôme, «Recueil des dames», pt. II: «Les Dames galantes», Discours II) [549].

См. также гл. 7, XXV, 2.

Святой отец посмотрел на профессора ошеломленно.



— Боже! Что я слышу из ваших уст?! И как понять ваш вопрос? Соблазнительны ли вы для другого пола?

VI

— Вот это я не знаю, — сказал профессор угрюмым тоном и снова стал смотреть в камин. — Вот это я не знаю!..



Страстей мятежные заботы
Прошли, не возвратятся вновь!
Души бесчувств<енной> др<емоты>
4 Не возмутит уже любовь —
Пустая красота порока
Блестит и нравится до срока.
Пора! проступки юных дней —
8 Загладить жизнию моей! —
Молча играя очернила
Мои нач<альные> лета.
Ей подмогала клевета
12 И дружбу только что смешила;
Но к счастью суд <молвы> слепой
Опровергается порой!..



Святой отец смотрел на Гильдея со все возрастающим удивлением.

VII

— Вы не знаете это?! — он положил трубку.



Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем ее вернее губим
⁴ Средь обольстительных сетей.
Разврат, бывало, хладнокровный
Наукой славился любовной,
Сам о себе везде трубя
⁸ И наслаждаясь не любя.
Но эта важная забава
Достойна старых обезьян
Хваленых дедовских времян:
¹² Ловласов обветшала слава
Со славой красных каблуков
И величавых париков.



— Ну, скажем так: считаете ли вы, что во мне есть что-то соблазнительное, что может неотразимо привлечь ко мне какое-либо… какое-либо живое существо, человека или, допустим, животное?



— Неотразимо привлечь, независимо от вашего желания или нежелания?

— Совершенно точно вы уловили мою мысль. И можно даже сказать еще точнее: если я этого совсем не желаю.

12 Ловласов обветшала слава… — Слово французского происхождения, произведенное от имени ричардсоновского злодея из романа «Кларисса Гарлоу»: un lovelace (-ove- как — ov- в слове «совет»; — асе- как — ас- в слове «лаплас»).

Святой отец сложил свои довольно чувственные губы бутончиком, отчего вокруг его голубых глаз пошли мелкие морщинки, и, подумав, сказал:

VIII

— Не могу сказать, чтобы это было совсем невозможно. Человек слаб по природе своей, он привязчив. Вы глумитесь постоянно над людьми, а это их не отвращает. Я нисколько не удивился бы, если бы некоторые женщины, обладающие интеллектом, постоянно ищущие людей известных, знаменитых, заинтересовались вами. Ваша репутация, ваше известное в ученых кругах имя…

— Да, да, это так, — нетерпеливо перебил Гильдей. — Все это я знаю сам. Все это я знаю.



Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
⁴ В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
⁸ У девочки в тринадцать лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
¹² Обманы, сплетни, кольцы, слезы,
Надзоры теток, матерей,
И дружба тяжкая мужей!



Он резко вытянул вперед руки со сплетенными пальцами, так что хрустнули суставы. Лицо его было хмурым. Приняв прежнюю позу в кресле, он сказал:



— Мне кажется, что… — он замялся, кашлянул резким, нервным кашлем, — мне кажется, что это крайне неприятно, когда что-нибудь, что вам не нравится, полюбит вас и буквально преследует своей любовью; я слышал, что так может быть. Вы согласны?

1, 9 Кому не скучно <…> Кого не утомят… — Эти риторические местоимения по-русски звучат практически как междометия. <…>

Он повернулся немного в кресле, скрестил ноги и пристально посмотрел в глаза отцу Марчисону.



— Что-нибудь?! — удивленно спросил святой отец.