С той ночи дым стал неотъемлемой частью моей сущности, сколько бы я ни мыла волосы и ни терла кожу, меня все равно преследовал его запах. Он окутал мою ДНК и изменил меня. Она сказала, что убила их ради меня. Она думала, что я этого хотела, чтобы нас никто не мог разлучить, чтобы она могла меня защищать. Я провела всю жизнь, мучаясь вопросом: что может толкнуть человека на подобный поступок? Она сказала, что они ее не любили. Я не знаю, правда это или нет. Существуют разные виды любви, и одним словом ее не описать. Некоторые ощутить и заметить легче, некоторые более опасны. Говорят, ничто не может сравниться с материнской любовью. Но если ее нет, то ничто не может сравниться с ненавистью ребенка.
Охранник нес на плече тело Флегмина. Вероятно, это был тот самый гаморреанец, который разговаривал на кухне с Рие-Ииесом. Охранник подковылял поближе, сопя и пыхтя. Он издал несколько хрюкающих звуков и уставился на Ж\'Квилле в ожидании.
Ж\'Квилле лихорадочно соображал: насколько тупым может быть этот охранник? Если уж он поверил Рие-Йиесу, то ему можно сказать что угодно. Гаморреанец снова хрюкнул, на этот раз нетерпеливо. Випхиду удалось различить слово «мертвый». Он встал.
Внезапно взвывшая на улице сирена кареты «Скорой помощи» пугает меня и выметает из головы воспоминания. Я смотрю на квадратик на потолке больничной палаты, немного отличающийся от остальных, но мне требуется несколько секунд, чтобы понять – мои глаза открыты. Кажется, это не сон, кажется, это по-настоящему. Кажется, веки просто решили подняться сами собой. Вокруг темно, у меня не получается повернуть голову, но я могу смотреть – я уверена в этом. Я моргаю, снова моргаю. Каждый раз, опуская веки, я боюсь, что они не поднимутся, но они поднимаются. Глаза медленно привыкают к темноте, из которой постепенно проступают очертания комнаты. Окно в точности там, где я и предполагала, хотя и меньше, чем мне казалось. Рядом с кроватью стоит стол, на нем открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, всего несколько штук. Сразу за бесполезным вытянутым передо мной телом виднеется дверь. Я слышу, что за ней кто-то есть, и вижу, как поворачивается ручка двери. Инстинкт велит закрыть глаза, поэтому я вновь погружаюсь во мрак и возвращаюсь в мир, где меня можно видеть, но нельзя услышать.
— Он не мертв. Он… э-э… медитирует, ушел в глубокий транс. Мыслит о немыслимом.
Охранник согнулся над монахом, сморщь нос, учуяв запах крови, и коротко, удивленно фыркнул. Ж\'Квилле облизнул пересохшие губы — Кровь? Да нет, он хотел узнать, сумеет л достичь финальной стадии просветления. Он решил немного проверить себя, узнать, готов ли он прежде чем просить своих друзей хирургически удалить ему мозг.
Сейчас
31 декабря 2016 года
Охранник покрутил головой, хрюкнул и показал сначала на голову монаха, а потом на его грудь. Ж\'Квилле пожал плечами.
— А мозги у него там и находятся. В груди. Так их легче доставать.
В коридоре стоят какие-то люди. Я не могу понять, кто они, так что держу глаза закрытыми. Вслушиваюсь в слова, в эти рваные потоки звука, струящиеся в щель между деревянной створкой и стеной. Дверь приоткрывается еще чуть-чуть, и стремительная речь становится достаточно четкой, чтобы я поняла: у меня нет никакого желания слышать эти голоса.
Охранник нахмурил брови, посопел, потом проворчал что-то, похожее на: «Здесь нельзя медитировать». Потом он наклонился и взвалил тело на второе плечо.
– Да, конечно я справлюсь. Идите домой, поспите несколько часов. Зачем нам всем встречать Новый год так по-уродски. Увидимся утром.
Ж\'Квилле проводил гаморреанца взглядом и вздохнул с облегчением. Он потрогал термичес-кий детонатор. Забравшись в ближайшую ком-нату для гостей, подошел к окну. Подняв сереж-ку, он долго любовался игрой солнечный лучей, преломленных гранями чистого драгопенного камня. Потом он положил украшение на подо-конник. Открыл мешочек. Аккуратно пока термический детонатор в руках. Он знал, что именно нужно сделать. Ему был дан второй шанс избавиться от Джаббы — и на этот раз он сдела-ет все как надо.
Это Эдвард.
Я все так же не открываю глаз и стараюсь сохранять спокойствие. Он закрывает дверь, и я слышу, как поворачивается замок. Свет он не включает, медленно подходит к кровати.