Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Впереди выступал, именно — выступал, вальяжно, не глядя по сторонам, с чувством собственной значимости, крупный блондин в узких темперных брюках, балахонистом плаще и ярком шейном платке, обвивавшем крепкую шею. Волосы у него были прилизаны назад и светились в полутьме бара, в левом ухе висела серьга с золотистым таирским жемчугом. Чуть позади блондина, то пытаясь забежать вперед, то, будто испугавшись собственной прыти, отступая за его спину, вился вертлявый узкоплечий парень с испуганно-вызывающим взглядом и фиолетовым фингалом во всю левую половину лица. Он был одет в короткую куртку и прошитые серебряной нитью бесформенные штаны, заправленными в модельные сапоги. За ним, настороженно осматривая бар, двигался угрюмый черноволосый тип с короткой стрижкой и татуированными мощными руками, выглядывающими из кожаной жилетки.

Остальных Полубой не стал запоминать, просто прикинул количество. Получалось, что против семерых морпехов, плюс сам Касьян, плюс боцман Опанасенко, было почти два десятка парней, явно считающих себя (и, несомненно, не без оснований) грозой здешних улиц и подворотен. Касьян пригляделся, как эти ребятки двигаются, куда смотрят, и удовлетворенно кивнул. Соотношение сил, как он и рассчитывал, было как минимум три к одному в пользу морпехов.

В баре сразу стало тесно, посетители торопливо допивали напитки и бочком, стараясь не задеть вошедших, выскальзывали на улицу. Их пропускали беспрепятственно — целью был Опанасенко и четверо моряков в форме русского военного флота.

Бармен отложил полотенце, которым протирал стойку, а заодно и бокалы, отступил чуть назад, наверное, чтобы не упустить ни одной детали будущего представления, в успехе которого он не сомневался, и сложил руки на груди. Похоже, он собирался наблюдать за происходящим, как из первого ряда партера.

Блондин шевельнул пальцами, и его люди начали разворачиваться полукругом, охватывая пятерых русских в форме. Полубой подался вперед, надо было срочно вмешиваться. Пятеро против двух десятков — опасное сочетание, может просто не хватить глаз, и прежде чем встрянут остальные, боцман (за своих Касьян опасался меньше) вполне может словить что-то вроде вчерашнего стилета. Но первым «сработал» лейтенант… Шлюха, которую клеил Старгородский, вскочила из-за стола, отпихнула его и устремилась к выходу. На лице лейтенанта отразилась горькая обида. Он огляделся, будто недоумевая, кого так испугалась его подруга, и остановил взгляд на блондине.

— Ой! Это кто же к нам пожаловал? — спросил Старгородский, ни к кому персонально не обращаясь. Он качнул шеей, будто разминал позвонки, двумя пальцами взялся за отвороты куртки и сделал вид, будто поправляет ее на плечах, чтобы она не мешала движениям. Выпятив брюшко (похоже он даже что-то туда подложил, чтобы выглядеть менее опасным) и неприятно цыкая зубом, лейтенант направился к блондину, слегка повиливая бедрами.

Опанасенко поднялся с места, не выпуская из левой руки кружку с остатками пива. Он встретился взглядом с Полубоем и перевел глаза на татуированного верзилу. Касьян едва заметно кивнул. Еще в модуле он попросил боцмана показать того, кто ударил стилетом старшину — прощать такое было нельзя.

Вперед выскочил вертлявый с фингалом.

— Ты, мужик, привянь. Не с тебя сегодня спрос! — рявкнул он, пытаясь придать голосу угрожающие интонации.

Получилось не очень — визгливые нотки пробились сквозь нарочитый баритон. Блондин наклонил голову, исподлобья разглядывая лейтенанта.

— Что-то я тебя раньше здесь не встречал, — заявил он.

— Вот и познакомимся, — ласковым голосом ответил Старгородский, — ты зачем же мою женщину напугал? — Лейтенант вдруг побагровел, закатил глаза и заорал, что было сил: — Клещ протравленный?!! Требуху вырву!!!

Блондин отпрянул от неожиданности, затем быстро сунул руку под плащ. Вертлявый заорал фальцетом, подскакивая к Опанасенко, и боцман, не долго думая, наотмашь огрел его кружкой. Взбрыкнув ногами, вертлявый рухнул на пол.

Стоявшие до сих пор без движения громилы бросились на Опанасенко, однако их встретили десантники в морской форме, мгновенно прикрывшие боцмана.

В руке блондина появилась короткая стальная плеть с телескопическими сегментами. Коротко размахнувшись, он обрушил ее на лейтенанта. Старгородский рывком убрал корпус с траектории удара, схватил блондина за кисть, дернул на себя и боднул головой в лицо. Встречный удар отбросил блондина назад. Он взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и Старгородский врезал ему ребром ладони по открывшемуся горлу, тут же добавив с левой под вздох.

Верзила в жилетке скользнул к лейтенанту, и Полубой увидел в его руке тонкое длинное жало стилета.

Бармен моргнул — ему показалось, что здоровяк в полувоенной куртке на мгновение пропал из глаз и проявился уже рядом с татуированным.

Полубой перехватил руку с зажатым стилетом и развернул верзилу лицом к себе. Глаза у того были пустые, лицо спокойное, будто он делал привычную для себя работу. Касьян медленно сжал кулак, чувствуя, как плющатся в руке чужие пальцы. В пустых глазах плеснулся страх, потом боль. Верзила попытался левой рукой ударить Касьяна в промежность, но тот перехватил и вторую руку. Хрустнули фаланги пальцев, и верзила заорал, обдавая Полубоя вонью изо рта. Касьян медленно согнул руку со стилетом, развернул по направлению к его обладателю и резко ударил в живот. Верзила выпучил глаза. Полубой рванул стилет вверх, приподнимая дергающееся тело, захватил левой рукой жилетку и, резко развернувшись, швырнул труп в сторону набегающих от двери бандитов.

Это задержало их лишь на мгновение, но заминка стоила им дорого — с флангов в них врезались переодетые в гражданку десантники, а спереди Полубой методично выбивал мощными ударами то одного, то другого. Сейчас он был в своей стихии, и не хватало лишь привычной тяжести проверенного клинка с келимитовым напылением в руке. Впрочем, клинок вполне заменила металлическая ножка табурета, который он прихватил от стойки. Табурет развалился после второго удара, но оставшаяся в руке увесистая труба была даже удобнее. Что-то ударило в затылок Касьяну, за шиворот потекла резко пахнувшая сивухой жидкость. Полубой оглянулся. Бармен, запустивший в него бутылку, уже размахнулся, чтобы повторить бросок.

Полубой кистевым движением метнул свое оружие, попав бармену точно в лоб. Закатив глаза, тот рухнул под стойку.

— Бармена мне оставь, Касьян Матвеич! — услышал Полубой отчаянный крик Опанасенко.

Драка уже разбилась на отдельные очаги, которые десантники умело локализовали, пресекая попытки сопротивления в зародыше — Полубой еще на корабле проинструктировал всех не увлекаться эффектными приемами, а вырубать противника как можно быстрее. В условиях, когда численное превосходство было не на стороне морских пехотинцев, к тому же в тесноте ограниченного пространства, такая тактика была предпочтительней.

Бар был разгромлен — в горячке драки Касьян не заметил, как уютное помещение превратилось в руины, усеянные обломками мебели и стонущими, а то и неподвижными, как куклы, телами. Под ногами хрустели осколки световых панелей, крутящаяся дверь была выбита вместе с косяком, столы и стулья превратились в щепки.

— Полиция, алло, полиция! — надрывался в настенный коммуникатор выползший из-под стойки бармен.

Полубой перемахнул через стойку и с лета треснул его кулаком по бритому загривку. Бармен со звоном впечатался в коммуникатор и сполз по стене на пол.

Касьян оглядел бар. В темном из-за разбитых световых панелей углу Умаров лениво лупил двух уродов, еще пытающих шевелиться. Впрочем, все шевеление заключалось в том, что они норовили подняться на ноги и увернуться от кулаков сержанта.

Страгородский от голограммы к голограмме, таская блондина за шиворот и поясной ремень штанов, колол картинки головой верзилы, с удалым гиканьем придавая ему ускорение. Остальные пехотинцы деловито крушили оставшуюся мебель и выбрасывали через сорванную с петель дверь бесчувственные тела.

Боцман Опанасенко заглянул за стойку и с обидой посмотрел на Полубоя.

— Господин майор, просил ведь бармена мне оставить.

— Ну не получилось, — развел руками Касьян, — извини, Гаврила Афанасьевич. Он полицию хотел вызвать, а нам это совсем ни к чему.

Да, теперь, пожалуй, за один день бар в порядок не приведут — ремонт потребуется капитальный. Нужна была завершающая акция, последний штрих, так сказать! Полубой заметил кран разлива пива, поднимающийся прямо из пола. Он открыл вентиль и наклонился, ловя губами тугую пенную струю. Пиво приятно охладило. Утолив жажду, Полубой ухватился за кран и рванул на себя. Паркет под ногами затрещал — пиво подавалось откуда-то снизу, из подвала. Касьян крякнул, взялся покрепче и с усилием потянул сверкающий медью кран, отступая назад. Труба пивопровода, выламывая паркет, потянулась за ним. Выдернув около трех метров, Полубой согнул трубу дугой, потом, медленно, будто работая на публику, завязал в узел и удовлетворенно выдохнул.

— Ну ты… вы даете, господин майор! — восхитился Опапасенко.

— Что можем — то можем, — скромно отозвался Касьян. — Все, ребята, уходим!

Умаров двумя ударами вырубил упрямых бандюганов, Старгородский напоследок выбил блондином дверь туалета и, отряхивая руки, направился к выходу. Бойцы, оправляя одежду, не спеша покидали разгромленный бар. Напоследок Полубой поднял за грудки слабо ворочающегося бармена, притянул к своему лицу и, оскалившись, прошипел:

— Если еще кто тронет русских моряков — весь квартал разорю! Понял?

— Понял, — просипел бармен.

Возле входа, в обломках двери, вповалку лежали тела. Улица была пуста, лишь издалека, из подворотен и подъездов за происходящим наблюдали разбежавшиеся проститутки, сутенеры и зазывалы.

— Раненых нет? — спроси п Полубой.

— Никак нет, — ответил Умаров.

— Эх, славно оттянулись, — воскликнул Старгородский. Из носа у него капала кровь, по куртке змеился длинный разрез, но было видно, что такие мелочи не могут омрачить лейтенанту удовольствия. — Вот, помню, на Лазурной, зашли мы…

— После расскажешь, — оборвал его воспоминания Полубой.

Он уже несколько мгновений прислушивался, и теперь у него не осталось сомнений — едва слышный вой сирен становился все отчетливее. Бармен все-таки успел вызвать полицию.

Как назло на улице не было ни одного глидера.

— Бегом — марш, — скомандовал Полубой и устремился в ближайший переулок.

Позади рассыпался топот ног — морская пехота вопросов не задает: сказано — бегом, значит — бегом. Только боцман попытался выяснить, куда это они бегут, но Старгородский посоветовал ему беречь дыхание, и Опанасенко замолчал.

По самым скромным прикидкам Полубоя им предстояло пересечь около двадцати городских кварталов. Конечно, была надежда, что удастся перехватить такси, но в одну машину все не влезут, а чтобы поблизости оказалось три свободные машины — это было уже из области фантастики. Что-что, а фантазировать Полубой не любил — в любом, самом фантастическом совпадении или случайности он искал рациональное зерно и действовал исходя из собственной теории: если что-то не поддается рациональному объяснению — следует немедленно прояснить ситуацию. Ну а если что не поддается разумному толкованию, то следует от такого явления держаться подальше. В данном случае, когда он увидел впереди два полугрузовых глидера, почти перегородившие переулок, то остановился и сделал знак бойцам рассыпаться — это вполне могла быть ловушка. К примеру: бармен сообщил о драке не только полиции, но и дружкам тех, кого пехотинцы обработали в баре, и теперь команду Полубоя поджидали, чтобы не позволить насладиться заслуженной победой.

Сирены полиции, смолкшие, было, на короткий промежуток времени, завыли с новой силой, и Касьян принял решение — прорываться. Назад хода не было — полицию трогать было нельзя, но и попадать в участок тоже не хотелось. Оставался один путь — вперед. Полубой поднял руку с растопыренными пальцами и несколько раз сжал ее в кулак. Через несколько секунд бойцы собрались за углом дома, где он стоял. Последним, задыхаясь, прихромал боцман.

Полубой показал большим пальцем через плечо.

— Парни, вот там два транспортных средства, которые нам очень нужны. Однако печенкой чую — с ними не все так просто… Сзади — полиция, так что или мы берем эти шушлайки на абордаж, или сдаемся местным легавым. Что скажет командование по такому поводу, сами представляете. Потому — вперед. Андрей, помоги боцману.

Никто не задавал вопросов типа: а есть ли у тех, кто в глидерах, оружие и сколько там может быть народу. Придет время — проявятся сами и оружие предъявят.

Движением пальцев Полубой послал четверых людей на противоположную сторону переулка, дождался, пока они займут позицию, коротко выдохнул и выскочил из укрытия. Он обогнал своих людей шагов на двадцать, хотя бежать было всего ничего — от силы пятьдесят метров. Глидеры стояли, почти смыкаясь капотами так, что проскочить между ними не было никакой возможности. Но это и не входило в планы Полубоя.

Подлетев к правой машине, он рванул на себя дверцу, одновременно уклоняясь в сторону, на случай, если из салона в него выстрелят. Однако никто и не собирался в него стрелять. Из глидера на него глядел, улыбаясь во весь рот, Аверьян Потехин. Больше в машине никого не было.

— Ну, слава богу, — сказал Аверьян, и его узкие глаза превратились в почти неразличимые щели от широкой улыбки, — а я все думаю: долго ты там, за углом, прятаться будешь.

Побежавшие пехотинцы остановились, недоуменно слушая Аверьяна.

— Это что за император династии Мин? — брякнул Старгородский.

— А кто во втором? — спросил Полубой Потехина, отмахнувшись от лейтенанта.

— Денис Калюжный — наш парень. Давайте, мужики, а то полиция на подходе.

Сержант Умаров открыл дверцу второго глидера и оторопел.

На месте пилота сидел тощий ушастый парень, похожий на подростка, но не это поразило видавшего виды Умарова. Сержант даже заглянул в салон, проверяя, нет ли там кого-нибудь еще. Однако никого больше в машине не было.

— Ни х… себе — Денис!

Денис Калюжный оказался негром, причем с иссиня-черным цветом кожи, явно говорящим о том, что его предки были выходцами из Центральной Африки.

— А ты ждал хохла с оселедцем и куском сала в зубах? — напористо спросил ушастый парень.

— Ну… — только и смог выдавить сержант.

— Тогда запрыгивай, пока всех в участок не свезли!

Бойцы мигом погрузились в глидеры. Машины взмыли над заплеванным тротуаром, присели на корму и с ревом взвились в небо. Высоко подниматься не стали — попетляли между небоскребами, а когда убедились, что никто не преследует, влились в общий поток машин.

— Куда вас? — спросил Аверьян.

— В космопорт. Откуда вы взялись? — спросил в свою очередь Полубой.

— Боярин просветил. Приказал — подстраховать вас, на случай неприятностей, ну а если в участок попадете — отмазать. Хотя, правду сказать, отмазать не удалось бы.

— Почему?

— По всем полицейским частотам передают о группе террористов, переодетых в форму русского флота. Так что сидели бы вы в кутузке до посинения.

— А где сам Зазнобин?

— Скажу — не поверишь, — хохотнул Аверьян, — пусть тебе сюрприз будет.

Глидеры вышли к космопорту со стороны грузовых пакгаузов. Шаттлы, забиравшие контейнеры с крупнотоннажных транспортников, не приспособленных к посадке на планеты, доставляли грузы к гравиплатформам, которые, в свою очередь забивали контейнерами ангары, пакгаузы или распределяли их по таможенным терминалам. На первый взгляд здесь царила неразбериха, однако ни один шаттл не ждал очереди на посадку, ни одна платформа, увенчанная пирамидой контейнеров, не задерживалась перед диспетчерской башней, и ни один гравикар не простаивал в ожидании груза. На контейнерах, ангарах и пакгаузах Полубой разглядел вензель из двух перевитых букв М.

— Здесь проскочим, — сказал Потехин, внимательно глядя в сторону диспетчерской вышки, — здесь, в статис-барьере между государственной собственностью и частным полем есть лазейка. Как раз для глидера, если, конечно, знать где.

Глидер, глухо рыча двигателем, рвался вперед, качаясь из стороны в сторону, однако Аверьян удерживал его, прикрыв сопла.

— А ты знаешь?

— Наизусть изучил, — сверкнул улыбкой Аверьян, — ну а если не судьба — барьер движок мигом спалит, и ка-ак грохнемся мы со всего хода на полосу. Тогда полиции хлопот меньше, а дежурной смене больше — собирать нас по кускам.

— Смешно, аж описаться можно, — проворчал Старгородский.

— А поверх барьера? — спросил Полубой.

— Засекут и вам на модуле даже взлететь не дадут.

— А так дадут?

— Ну полиция же не знает, где вы и куда подевались. Они вас еще в городе надеются перехватить. Сами видите, в порту — тихо.

Увидев что-то, только ему ведомое, на диспетчерской вышке, Потехин рывком освободил заслонки выхлопа. Полубой, наклонившийся, было, вперед, влип в спинку сиденья. Позади, из салона, послышались сдавленные ругательства. Касьян оглянулся — там, на полу, образовалась куча-мала из его бойцов, сброшенных со скамеек вдоль борта диким ускорением.

Далеко впереди Касьян различил модуль, на котором они приземлились. Глидер покрыл расстояние до него в считанные секунды. Потехин ударил вперед из маневровых сопел и вырубил антигравы. Глидер плюхнулся на полосу, проехал несколько ярдов на днище и остановился рядом с модулем.

— Приехали, господа, — сказал Потехин, — извиняйте, если что не так.

— Спасибо, Аверьян, — Полубой пожал ему руку, — с меня причитается.

— Заметано!

Вторая машина отстала на несколько секунд. Десантники вываливались из нее почти на ходу и ныряли в открытый люк модуля.

Перед тем как закрылась крышка люка, Полубой увидел, как белозубо улыбнулся и махнул рукой Денис Калюжный, и глидеры, царапая взлетную полосу, сорвались в сторону грузовых пакгаузов.

— Лихие мужики, — одобрительно сказал Умаров, — а этот Денис… ну прямо хоть сейчас к нам, в пехоту. — В устах сержанта это была высшая похвала.

— Взлет, лейтенант! Веселей поворачивайся, — поторопил Саргородского Полубой, — если успеем в ангар «Дерзкого» нырнуть — хрен нам что сделают.

— Успеем, — успокоил его лейтенант. И они и вправду успели.

Четыре перехватчика, поднятые вслед модулю с военной базы, прикрывающей космопорт, покрутились возле дока, однако вскоре отвалили ни с чем — нарушитель теперь находился вне юрисдикции властей Сан-Анджело. То, что вскоре придется объясняться с губернатором, Небогатова, который ждал Полубоя в каюте с докладом, ничуть не беспокоило.

Глава 19

Касьян, ввалившись в каюту капитана первого ранга, слегка оторопел, но потом вспомнил слова Потехина про сюрприз и закрыл рот — в каюте, за накрытым столом, в компании с Небогатовым сидел Иван Зазнобин.

— Какими судьбами?

— Вот, заглянул на огонек, — пояснил Иван.

— Присаживайся и рассказывай, — предложил Касьяну Небогатов. Потянув носом воздух, он вопросительно взглянул на Полубоя.

Тот с досадой повел плечами.

— Местной самогонкой окатили, — пояснил он. Опуская подробности драки, Касьян рассказал, как прошел рейд возмездия, но честно признался, что если бы не люди Зазнобина — сидеть бы ему сейчас не в каюте Небогатова, где почему-то даже чаю не предлагают, а куковать в полицейском участке с перспективой загреметь на каторгу куда-нибудь в Долину Духов на Мардере.

— Так что, Иван, я теперь твой должник, — закончил рассказ Полубой.

— Сочтемся, — отмахнулся Зазнобин.

— А откуда ты узнал, где мы будем?

— Так вы еще, наверное, и приземлиться не успели, как он в гости пожаловал, — пояснил Кирилл, — а как узнал, куда ты направился, попросил разрешения связаться со своими ребятами.

— Надо сказать: парни у тебя, Иван, что надо, — сказал Полубой.

— Других не держим, — с притворной скромностью ответил Зазнобин, — а я к вам в гости решил наведаться.

— Ты представляешь, Касьян, — Небогатов хлопнул себя по коленям, — он пешком пришел.

— Это как?

— По доку.

— Меня с той стороны местный челнок высадил, — пояснил Зазнобин, — они ж с поверхности много всякого материалу доставляют, ну и смены… А у нас среди персонала свои прикормленные люди есть. Все хотят жить хорошо, ну мы им кой-чего и подкидываем… Пока дошлепал до корабля, весь вспотел. На магнитах, знаешь ли, не очень-то походишь.

— И что, охрана не остановила? — помрачнев, спросил Касьян. — Ну я им…

— Да нормально все. Твои хлопцы меня скрутили, аж в глазах потемнело, — успокоил его Иван, — приволокли в шлюз, доложили, как положено, а я уж Кириллу Владимировичу представился. Вот, сидим, чаи гоняем.

Небогатов позвал вестового и, подождав, пока тот не принесет еще один стакан с чаем, и передав Полубою початую бутылку коньяку, произнес:

— Мне тут господин Зазнобин интересные вещи рассказывает.

— Да? Какие?

— Расскажи, Иван Савельевич, — попросил Небогатов.

Зазнобин, как опытный рассказчик, не торопясь похрустел сушкой, затем отхлебнул чаю и только после этого заговорил.

Утром ему пришел вызов из дирекции компании «Макнамара», лично от главного управляющего на Сан-Анджело, Патрика О’Кифа, в котором Зазнобину, как командиру группы кораблей охраны, состоящему из «Псковитянки», «Садко» и «Колокольного звона», было предложено явиться в штаб квартиру компании. Посоветовавшись с капитанами, Зазнобин приказал отозвать экипажи из увольнения, вывести корабли из стояночного в дежурный режим, поднять мощность энергетических установок до пятидесяти процентов и поддерживать получасовую готовность к старту. Была вероятность, что в системе опять объявились приблудные пираты. Два таких отморозка полгода назад перехватили два грузовика, выбросили команды в спасательных капсулах и скрылись в неизвестном направлении. Экипажи транспортов спасли, но только тех, кого смогли обнаружить — капсулы не были оборудованы двигателями и разлетелись, затерявшись в космосе. Компания «Макнамара» весьма щепетильно относилась к совему имиджу и такого не прощала. Через месяц после инцидента О’Киф сообщил Зазнобину координаты стоянки одного из пиратских кораблей. Боярин на своей «Псковитянке», при поддержке «Колокольного звона», которым командовал Валентин Раскатов, накрыли пиратов, взяли на абордаж, а пленных передали полиции Сан-Анджело. По слухам, пленные уже рубили руду на отдаленных шахтах в горах Сьерра-Пунта.

Возможно О’Киф, неведомыми Зазнобииу путями, обнаружил и второй пиратский корабль, и поэтому следовало быть готовым к немедленному выходу.

Речь, однако, пошла совсем о другом. Вернее, о чем речь, Иван Зазнобин понял только к концу беседы. До того как перейти к главному вопросу, О’Киф живо интересовался настроением экипажей, состоянием кораблей, заботливо выспрашивал, не нужно ли чего людям Зазнобина и самому «уважаемому Ивану Савельевичу» лично, и угощал его кофе, коньком, предлагая и водку и виски, однако Иван, насторожившись при таком непривычном внимании, ограничился рюмкой коньяку.

Управляющий зашел издалека. Для начала он обрисовал экономическую ситуацию в освоенном человечеством космосе, на которую Зазнобину, говоря по правде, было глубоко наплевать, после чего перешел к политике. Ивану и политика была до лампочки, но с таким коньяком, как ему предложили, он мог слушать про что угодно, хоть о способах обогащения руды на предприятиях «Макнамары». Вопрос, который ему неожиданно задал О’Киф, не застал Зазнобина врасплох по причине индифферентного отношения к теме разговора.

— А вас, уважаемый Иван Савельевич, устраивает ли подобное положение вещей.

Сказать «нет» — значит признаться, что он всегда готов вернуться к прежней, весьма неуважаемой профессии флибустьера, сказать «да» — подставиться под очевидный вопрос: а почему?

Зазнобин выбрал нейтральный вариант.

— Ну… как сказать. Если подумать, то ничего хорошего нет, однако что уж тут. Как есть — так идет.

О’Киф нахмурился, пытаясь понять, что хотел сказать Зазнобин, однако, решив, что с подобной публикой церемонии ни к чему, перестал ходить вокруг да около. В конце концов, в пираты этот русский подался за наживой, а значит, и разговор надо строить исходя из его интересов.

— Ну оставим в покое политику, это дело грязное, — доверительно, словно сообщил нечто секретное, сказал О’Киф, — другое дело — прибыль. Прибыль, — он поднял палец, — капитал, деньги, вот что правит миром. Вас вот, к примеру, устраивает ваше нынешнее положение, капитан?

— Ну… вроде и ничего, однако если присмотреться, то и так себе, — снова увильнул Зазнобин от прямого ответа. Он никак не мог сообразить, ждать ли повышения премиальных или долгая прелюдия была нужна, чтобы урезать содержание экипажей его кораблей.

Оказалось — ни то, ни другое.

Управляющий выразил пожелание, чтобы следующие его слова остались между собеседниками, и сделал паузу, ожидая согласия на продолжение разговора. Иван неопределенно взмахнул рукой с таким видом, что жест можно было истолковать и как обещание хранить тайну, и как нежелание принимать лишних обязательств. Решив удовлетвориться, О’Киф подлил в рюмку Зазнобина коньяку и перешел к сути.

— Есть возможность поправить ваше финансовое положение и при этом приобрести гораздо более высокий социальный статус, которого вы, капитан, несомненно заслуживаете.

— Это как?

Теряя терпение О’Киф заговорил словами, понятными собеседнику, которого он считал неотесанным чурбаном с захолустной планетки, чудом выбившимся в капитаны корабля.

— Заработать хотите?

Зазнобин просиял.

— Кто же не хочет. Лишние деньги, они того, никому еще не мешали. А про какой статуй вы там сказали?

— Социальный статус? Это значит, что все у вас будет, мой дорогой Иван Савельевич. Все, о чем может мечтать человек: деньги, власть, бабы! — сказал О’Киф и налил себе коньяку, чтобы успокоиться.

— Деньги? Бабы? Ха! Так чего ж вы тут бодягу развели? А что от меня требуется?

— Поступить на службу в одну организацию, которую не совсем устраивает существующий порядок вещей. Организация не совсем легальная, и некоторые государства, управляемые, скажем прямо, недальновидными людьми, желают прервать ее деятельность. Но мы-то с вами понимаем, что сегодня ты на нелегальном положении, а завтра — совсем наоборот. Не так ли?

— А как же служба на «Макнамару»? — спросил Зазнобин.

— Видите ли, мой друг, в данном случае наша компания может поступиться толикой своих интересов ради Достижения всеобщего блага. Я не требую от вас немедленного ответа — вам придется поговорить с капитанами других кораблей, с экипажами, но надеюсь, вы понимаете, что подобные предложения делаются только один раз. Не упустите свою удачу, капитан!

Теперь роли переменились: Зазнобин выспрашивал, что за работа да сколько лично он и его люди получат за нее, а управляющий не скупился на посулы и назвал такую цифру премиальных, что Зазнобин насторожился. Цифра только его контракта превышала все, что он вместе с командой своей «Псковитянки» получал за год у «Макнамары». За такие деньги работа не могла быть простой — так Иван и сказал.

О’Киф не долго темнил.

— Вам, Иван Савельевич, будет предложено заняться прежним ремеслом, — сказал управляющий и, видя, что Зазнобин вытаращил глаза, счел за благо объясниться, — не подумайте, что я толкаю вас на скользкую дорожку, капитан. Однако надо сказать, что пират… э-э… вольная охота во все времена была делом людей, я бы сказал, с искоркой романтики в душе, однако не чуждых земных радостей. В то же время, в э-э… вольные охотники шли люди решительные, смелые, предприимчивые. Умеющие повелевать и знающие, как выбраться наверх из серой толпы! Вы — именно такой человек, это я понял сразу, как только вас увидел капитан. Ваше волевое лицо, ваша твердость, ваш ум и талант…

Зазнобин не верил своим ушам — неужели это все про него?

— …самоотверженность и в то же время осмотрительность, умение ладить с людьми, одновременно строго спрашивая с них — вот предпосылки человека, способного занять куда более высокий пост, чем мостик ржавой лоха… даже такого прекрасного корабля, как «Псковитянка».

Зазнобин допил чай, отставил стакан, давая понять, что закругляется, и развел руками.

— Ну как я мог отказаться?

— Да, предложение заманчивое, — согласился Небогатов, — но ведь не просто же так пиратствовать тебе предлагали? Видмо, были какие-то условия.

— Кирилл Владимирович, ты прямо в корень зришь! Самое интересное началось, когда я спросил, в какие сроки и где я должен начать действовать. «Псковитянка», «Садко» и «Колокольный звон» должны будут присоединиться и прибыть в указанный район через полтора месяца, то есть в начале весны, если считать по календарю Нового Петербурга. О’Киф, видимо, чтобы развеять мои сомнения, что не один я такой жадный до денег и баб, назвал несколько имен. Это, так сказать, мои бывшие коллеги. Причем из тех, чья слава больше похожа на известность палача или наемного убийцы. Гвендинор Слезливый, Ариман Ломейни, Ким Дук-Удавка — этих я знаю, но и о других слышал. У каждого в подчинении от трех до десяти кораблей. Если сложить все силы вместе, получится эскадра в сто сорок вымпелов. Это по грубым прикидкам.

— Однако, — Небогатов, не скрывая удивления, откинулся на спинку кресла, — они что, собираются захватить какую-нибудь планету?

— Нет. Эти силы соберутся на короткое время, чтобы координировать свои действия. А в предстоящих операциях не будет ничего нового — разбой на коммерческих линиях. Самое интересное я услышал под конец нашей беседы. — Зазнобин замолчал, выдерживая паузу.

— Ну, Иван, не томи! — сказал Полубой и, подкрепляя свои слова, плеснул в стакан Зазнобина коньяку.

Тот, не взглянув на коньяк, подался вперед.

— Районы операций: Новый Петербург-Кедр-Святослав; Новый Магдебург-Бремен-Габсбург; Киото-Великая Окинава-Нью Нагасаки и Эль-Хадр-Мекка-Дамаск.

В каюте повисло молчание. Небогатов раскурил папиросу, выпустил несколько колец и взглянул на Полубоя. Касьян кивнул.

— Да, это понял даже я. Государства, участвующие в подготовке к нападению на базы Александра Великого. Ты заметил — Содружество отсутствует.

— Ну да. Они же отозвали свои корабли. В каждом районе будут действовать около трех десятков пиратов. Это — перебои в поставках, людские потери и, как возможный результат — политический кризис. Даже если объединенный флот успеет приблизиться к базам гетайров, его отзовут для наведения порядка. Ну, видимо, отзовут не все. Мы останемся, Лига — серединка на половинку, а вот султанат отзовет точно. У него не такой большой флот.

— Что ты ответил? — спросил Полубой. Зазнобин взял стакан, изящно оттопырив мизинец, выцедил коньяк и, вытерев губы тыльной стороной ладони, блаженно улыбнулся.

— Да ничего по существу. Я хоть и валенок волховский, но перед тем, как подписываться на самоубийство, должен все хорошенько обдумать, — он хитро подмигнул офицерам.

— Стало быть, тебя нанимали гетайры, — задумчиво сказал Полубой, — а значит, компания «Макнамара»… — Он вопросительно посмотрел на Небогатова.

— Я бы не делал скоропалительных выводов, — не согласился Кирилл, — это может исходить и лично от Патрика О’Кифа. Но так или иначе — предупредить адмиралтейство мы обязаны.

— Ладно, господа военные, — сказал Зазнобин, поднимаясь, — это уже ваши проблемы, а мне пора. Вам я, конечно, скажу: мы не ввяжемся в эту историю. Слишком уж она воняет. К тому же, как я слышал, гетайры эти — язычники все поголовно, ну а честным православным с ними не по пути.

— Как будешь выбираться? — спросил Небогатов. — За нами, видимо, теперь смотрят во все глаза.

— Есть способ. Если хочешь — продемонстрирую. Однако капитану первого ранга не удалось увидеть, как Зазнобин решил выбраться с эсминца — в коридоре его остановил первый помощник Гаркуша и доложил, что губернатор Старберт немедленно требует на связь кэптена Небогатова.

Кирилл развел руками.

— Все из-за тебя, Касьян. Ты там от города хоть чего-то оставил нетронутым?

— Цел его городишко, — проворчал Полубой, — хотя и следовало красного петуха подпустить.

Простившись с Зазнобиным, Небогатов направился в рубку.

В шлюзе, надевая видавший виды скафандр, Иван показал Касьяну кислородный лайфшот, которым иногда пользовались ныряльщики.

— Вот с этой штукой я от вас и уйду, — пояснил он. Полубой почесал подбородок, но тут же просиял:

— Понял!

— Ага. На пятнадцать минут хватит, а там меня ребята подберут. Сам понимаешь, если жизнеобеспечение включить — засекут моментально, а так я — считай, невидимка.

Они обнялись. Касьян похлопал по гулкой броне скафандра и вышел из шлюза. Сквозь панорамный экран он видел, как Зазнобин, неуклюже из-за магнитных присосок, вышел из шлюза, взобрался на балки арматуры и зашагал по выносной причальной стреле.

Обернувшись, Зазнобин махнул рукой, присел и, сильно толкнувшись, поплыл в открытый космос.

Глава 20

Метель захлопнула дверь за спиной Бергера, отсекая его от круговерти летящего снега. Придерживая подбородком охапку поленьев, он толкнул плечом дверь в холл, прошел к камину и вывалил поленья поближе к стене. Тихон, дремавший в кресле, приоткрыл глаза и укоризненно посмотрел на Бергера. Чего, мол, расшумелся?

— Ты и так целый день спишь, — пробормотал Константин Карлович.

Мороз стоял градусов под двадцать пять, да еще с ветром. Немудрено, что Бергер, выскочивший в сарай за дровами в одной меховой душегрейке, замерз до посинения. Растирая на ходу уши, он направился к бару, плеснул в бокал немного коньяку и выпил залпом. Постояв, прислушиваясь к ощущениям, он удовлетворенно кивнул и вернулся к камину. Присев, он выбрал полено без сучков, маленьким топориком расщепил его на несколько частей и сложил в камине колодцем. Пристроив внутрь заготовленную загодя бересту, поднес длинную каминную спичку. Огонь облизал бересту, распустился пышным цветком.

Бергер любил разжигать камин, но признавал только дрова — никакого торфа, угля или, не дай бог, газа. Дымок должен отдавать древесной смолой, вот тогда это настоящий огонь. Аккуратно подложив еще пару поленьев и, подождав немного, чтобы убедиться в том, что огонь разгорелся, он сходил на кухню и заварил чай с мелиссой. Поставив на поднос чайник, стакан в серебряном подстаканнике, он прошел к столику возле кресла перед камином и поставил на него поднос. Если уж придется провести половину ночи в раздумьях, то лучше это делать с комфортом. Поколебавшись, Бергер принес на столик коньяк и бокал, согнал с кресла кота и, опустившись в него сам, с удовлетворением вздохнул.

Итак, прежде всего выпить крепкого чаю — первое средство от сна, вернее от отупляющей дремоты. Спать Бергер не мог уже трое суток — приходилось включать гипноизлучатель, а он этого не любил. После такого сна наутро всегда ощущение, будто ты вчера изрядно повеселился в компании Касьяна Полубоя, причем выпивал с ним на равных.

Бергер уже понял, что бессонница — последствия той информации, которую ему ввел «царь». Может быть, блок-схема укладывалась слишком долго, может быть еще что, но стоило Бергеру прилечь, как подсознание услужливо повторяло факты, выводы и рекомендации, с которыми он ознакомился. Вот и сейчас сначала перед глазами всплыли обрывки информации, потом они оформились во что-то цельное, расцветились диаграммами и графиками, запестрели отчетами и докладами и Бергер уже то ли забылся в тяжелой дремоте, то ли грезил наяву…

…следует признать, что отсутствие должного внимания к проблеме исчезновения кораблей на периферии освоенного пространства в системе планеты Зоврос явилось одним из факторов, отрицательно влияющих на своевременное распознавание и идентификацию глобальной угрозы.

Факты, допустим, он знал и до этого — они не составляли большого секрета, за исключением некоторых, однако чтобы интерпретировать их настолько однозначно, нужен был именно сверхмощный компьютер, вернее, искусственный мозг, который располагался на самых нижних уровнях комплекса Министерства Обороны.

Да, многое было упущено из виду, многое списывали на трагическую случайность, нелепые слухи не брались в расчет, но и задача была другая — освоить то, что было открыто. Заселить внеземелье, дать людям пространство, свободу передвижения и выбора, где жить. Разведывательные корабли исчезали не только в системе Зовроса, ну а то, что никто не озаботился подсчитать, в каком секторе потери наиболее ощутимы, так этому есть разумное объяснение: мы считали свои потери, Содружество — свои, Лига — свои и так далее. Какое, например, нам было дело, сколько судов потеряла Лига, если на большинстве наших планет жили впроголодь и буквально боролись за выживание? И так было везде. Просто не было ни времени, ни ресурсов, чтобы посмотреть, что там дальше, живет ли кто за пределами освоенного мира, как живет, как он отнесется к людям. Друг он или враг!

Каким, скажите на милость, образом можно было увязать исчезновение пяти с лишним десятков кораблей, как коммерческих, так и военных и научно-исследовательских в системе Зовроса за последние сто пятьдесят лет, с пандемией психических расстройств, охватившей северо-восточный архипелаг Зовроса около семидесяти лет назад? Или с чего было вдруг решить, что союз с периферийной планеткой Фионимар пойдет на пользу не только империи, но и всему человечеству?

Крупные государственные образования, провозгласившие приоритетом независимость и безопасность человеческой цивилизации, декларировали защиту освоенного пространства союзными усилиями, однако практическое исполнение данного заявления ограничилось разведывательными полетами научно-исследовательских кораблей вдоль границы освоенного космоса.

Фронтир оставался неизменным на протяжении трехсот семнадцати лет, что объяснялось избыточными усилиями по экспансии человечества в первоначальный период освоения. Границы были растянуты сверх всяких логически объяснимых пределов ввиду открывшегося с возможностью межзвездных перелетов потенциалом расширения заселяемых миров.

А время-то какое было? Если бы не взяли империю в кулак, не позволяя разбросанным за тысячи парсеков колониям кучковаться по интересам и в конце концов разбежаться, остались бы с десятком планет. Маленькие, но гордые? Нет, это не для нас. Гордость должна подкрепляться силой, иначе это пшик, туфта, пыль в глаза. Пыль сотрут, разглядят, кто есть кто, и сожрут без соли и хрена. Это понимало и Содружество, и Лига, и Ниппон и султанат, а потому все были заняты исключительно собой.

Отсутствие контактов с внеземными цивилизациями породило уверенность, что Вселенная если и населена разумными существами, то вероятность встречи с их представителями является сугубо прикладной темой по сравнению с терроформированием вновь открытых планет, заселением их, налаживанием инфраструктур межзвездного сообщества, включающих связь и сообщение с находящимися на периферии Келлингова меридиана колониями.

Построение государства — вот какой был приоритет и на науку, а тем более с такой отвлеченной темой, как поиск братьев (или, наоборот, НЕбратьев) по разуму отводились гроши. Это было естественно, это все понимали, и никто не спорил — ни разведка, ни вооруженные силы. А если бы не опасность, что встреченный разум окажется враждебным — и тех грошей не было бы. Даже институты переключились на более насущные задачи: увеличить производство зерна, мяса, сублимационных и синтезированных продуктов. Опять же недостаток людских ресурсов. Какими только способами не пытались увеличить рождаемость. В парламенте шли серьезные дебаты, стоит ли разрешить полигамные браки на всей территории империи — где-то не хватало мужчин, а где молодые женщины были в дефиците. Слава богу, Патриарх вмешался, пристыдил. Выкрутились, заселили планеты, накормили народ и только вздохнули, как на тебе…

Возможность сбора и аналитической обработки получаемой информации разведывательного характера в интересах всего человечества была упущена, поскольку структуры, отвечающие за данную область в каждом отдельно взятом государстве были ориентированы на взаимопроникновение и защиту прежде всего интересов собственного государственного образования как в тактическом, так и в стратегическом плане.

Оказалось, не только мы выкрутились. Все вздохнули с облегчением, и начались обычные дрязги: вы у нас урвали во-он тот сектор. Что, вы первые успели? Ну и что? Он гораздо ближе к нам, и население там не православное в массе своей. Отдайте добром. Не отдаете?

И началось: строительство флота — тридцать лет как в лихорадке, все бегают, будто наскипидаренные — Отечество в опасности. Православное отечество, демократическое, исламское, неприсоединившееся и даже синтоистское.

Бергер очнулся на минуту — оказывается, он автоматически прихлебывал чай, который некстати закончился. Константин Карлович заварил еще, но, сообразив, что пора подкрепиться, глотнул коньяку. Пусть говорят, что хотят, но в разумных дозах алкоголь бодрит. Тем более хороший коньяк. Хотя бы до поры до времени. Закурив папиросу, Бергер снова прикрыл глаза.

Политическая составляющая сообщества, не связанная ответственностью перед человечеством в целом, не приняла во внимание вероятность выхода на контакт с иными цивилизациями.

Ну эта публика вообще не любит ответственности. У нас, или на Регуле, да и в той же империи Ниппон хотя бы государь спросить может, а если, не приведи Господь, демократия? Вот клянется такой деятель, что если оплошает — ляжет, к примеру, на рельсы! И что же, ляжет? Никогда! Будет кричать громче всех: я отвечаю, но спросите: чем ответишь перед страной, перед народом? В отставку уйдешь? А мы будем разгребать то, что ты наворочал? Нет, дружок, головой отвечать надо, в крайнем случае — свободой. За иные ошибки надо платить полной мерой!

Ха, политическая составляющая! Им не до контакта с цивилизацией, им протащить свои задницы в парламент, а там и трава не расти. Она когда-нибудь за что-нибудь отвечала? За все ошибки политиков платит народ, а теперь, похоже, расплачиваться придется всем миром.

Исходя из вышеизложенного можно считать, что контакт с представителями гуманоидных цивилизаций, имевший место на планете Хлайб, является скорее случайным успехом, не обусловленным предыдущими действиями.

Знать бы где упасть — соломки бы подстелили. Хорошо, наверное, ворочать мозгами, растекшимися мысью даже не по древу, а по десяти с лишним гектарам, гонять нейроны туда-сюда, сопоставлять данные, подчитывать вероятности. Поставили конкретную задачу — думаешь, размышляешь, а если мало данных — требуешь добавить. Посмотрел бы я, как можно работать, думать, когда результат был нужен позавчера, сказали тебе об этом сегодня, а от ответа зависит будущее миллионов, и если ответ будет неправильный, то лучше взять лучевик, ткнуть в висок и … только сделать это надо быстро, чтобы не передумать или не увидеть, как гибнет все, во что ты верил.

Случайный успех… если бы не Касьян и его зверушки, и такого успеха не было бы. Ну пропали люди на Хлайбе. Может, Керрор раскрыл и уничтожил охотников, может местная мафия, мало ли что. Успех, он успех и есть, а случайный или закономерный — после разберемся.

…в связи с чем наибольший интерес представляет существо, выполняющее главенствующую роль в отношениях с представителями других видов. К сожалению, анализ ДНК и психонейрофизических параметров останков не представляется возможным из-за полного распада тканей, включая мозг, нервные окончания, а также костные образования. Обращает на себя внимание эффект пирокинеза, следствием которого и явилось разрушение организма данного существа.

Да, здесь ты прав, подземный затворник. Те, с кем Касьян и Сандерс бились врукопашную — не самое страшное. Они, скорее всего — охрана, а стало быть, расходный материал. А этот, сгоревший в секунды до пепла, сумел мгновенно сломать, поработить психику двух подготовленных профессионалов, не говоря уже о Лив Уилер. Касьян говорил: еще немного и я бы собственные кишки на кулак намотал и радовался бы при этом, как ребенок. И ведь никаких вопросов: кто вы, люди, какие у вас проблемы, что привело вас ко мне. Конечно, если они изучают нас несколько десятилетий, а то и столетий, то уже во всем разобрались, но вот так сразу убивать? Не попытавшись использовать, не выбив информацию? Впрочем, и выбивать бы не потребовалось — сами бы рассказали, да еще горюя, что не все помнили, не обо всем знали.

…визуальное, подкрепленное акустическим воздействие, как следует из доклада участвующих в контакте респондентов, является основным видом влияния на сознание контактеров. Но уместно так же предположение о наличии особого рода способов влияния, включающих гипноз, телепатию, а также неизученные виды экстрасенсорного воздействия.

А если информацию он считал так же мгновенно, как нейтрализовал волю к сопротивлению? Чем можно будет защититься от такого воздействия? Ну от визуального и акустического, в общем-то, не сложно, это можно отработать, проверить на м-м… добровольцах. Тут главное — успеть закрыть глаза, заткнуть уши. Фильтры какие-нибудь, слуховые реверберы по типу тех, что у спецназа, а вот телепатия… и скорость. Скорость реакции, скорость движения. Если верить Касьяну, а он врать не будет — не способен человек двигаться с такой скоростью, и никакие миомерные мышцы не помогут. Убили его риталусы, но где столько риталусов набрать? Еще вопрос: если это существо настолько вооружено самой, так сказать, природой, то насколько обогнала нас его техника? Приятно, конечно, представить, что, удовлетворившись способностями организма, они не уделяли должного внимания техническому прогрессу, но это было бы слишком хорошо. И потом, судя по докладу Касьяна, окружавшая его охрана была вооружена вполне соответственно, а следовательно, и технически они, как минимум, не уступают, а скорее всего, превосходят нас. Какого же черта они медлят? Почему не берут человечество за жабры?

…«тролль», употребляемое контактером, было описано в данных, переданных беспилотной капсулой с научно-исследовательского корабля «Гленн», исчезнувшего в системе планеты Зоврос девяносто три года назад. Также прилагалась видеозапись контакта с вышеупомянутым существом, к сожалению не сохранившая достаточного объема полезной информации по причине прохождения капсулы через скопление радиоактивного газа в системе Трой-11. Однако то, что материалы с научно-исследовательского корабля «Гленн» были доведены до заинтересованных сторон только пять лет назад, является еще одним доказательством неприемлемого отношения к проблеме контакта.

Только им на Зовросе и дел, что передавать научной общественности побитые капсулы с непонятными записями. Чудо еще, что сохранилось хоть что-то. Если бы Таир не сделал запрос относительно археологической экспедиции, изучавшей какие-то древности на Зовросе, и того не было бы.

А название «тролль» вполне подходит. Касьян их подробно описал. По его словам, рукопашники они не слишком сильные, во всяком случае, сравнимы по силе и скорости реакции с человеком, но против них бились два профессионала. Какой Касьян в драке я знаю, Сандерс, очевидно, тоже неплох, но где набрать армию, состоящую исключительно из Полубоев и Сандерсов?

…фон Борнштайн неоценимую помощь. Поставленное перманентным конфликтом с тиранией Зовроса в тяжелое положение королевство Фионимар, если исходить из задач, поставленных перед баронессой фон Борнштайн, готово пойти на контакт с существом, не являющимся представителем человеческой цивилизации, либо использовать знания, на данный момент закрытые для человечества. Следовательно, сотрудничество с разведкой королевства Фионимар, по возможности ограниченное исследованием проблемы пришельцев, следует перевести в разряд первоочередных задач разведывательных служб империи.

Да, это задача из первоочередных, только что мы сможем предложить Фионимару? Поделиться выводами и сказать, что человечество в опасности, что вам в случае конфликта тоже не удастся отсидеться в стороне, воззвать, наконец, к совести — люди вы или нет? Неужели не дорога вам цивилизация, вскормившая вас, выведшая к звездам? А они скажут: плевать нам на цивилизацию. Будет ли война с пришельцами, еще на воде вилами писано, а Зоврос — вот он. Зубы точит, агрессию готовит. Помогать оружием, ссужать деньги или, может, послать ограниченный контингент? Никто на это не пойдет…

Забросить удочку Вилкинсону? В Бюро не дураки и должны были засуетиться после доклада Сандерса. Надо будет «царю» намекнуть, что не плохо бы прощупать, что думают по этому поводу в Бюро, но это не мне решать.

…полученным сведениям более двухсот лет. Согласно информации, поступившей в последнее время, исследования, проводимые как над крупными социальными структурами (регулирование развития цивилизации на Зовросе), попытка контроля над ограниченной территорией (миссия «Хлайб»), так и отдельными людьми (операция «Секта»), переходят в активную фазу, включающую психологическое воздействие с целью полного подчинения личности. Выделение из сообщества групп людей, а возможно и целых этнических образований, подкрепленное инфильтрованными в высшие эшелоны власти, бизнеса и средств массовой информации агентов, с задачей расколоть общество по расовому, социальному либо экономическому мотивам, представляется следующим этапом развития внечеловеческой экспансии. Военное противостояние на данном этапе может включать в себя попытки пресечь межсистемные связи и затруднить вспомоществование удаленным колониям с целью отделения их. Также возможно появление разнообразных обществ закрытого типа, провозглашающих своей целью демагогические понятия, доступные всеобщему осознанию.

Вот это что-то знакомое. Что мы поимели с появлением Александра Великого, идеально подходящего под определение «общество закрытого типа»? Попытки пресечь межсистемные связи в чистом виде! А уж какую демагогию развели, так дальше и некуда. И общественное мнение, которому «открывают глаза» на то, что происходит, послушно включается в процесс обожествления гетайров и их предводителя. Пока еще в спектакле заняты знакомые лица, человеческие, так сказать, а вот режиссер, который за кулисами… что он готовит к финалу пьесы и сколько актов еще продлится представление?

…дальнейшем перерастет в прямой конфликт, к которому человечество не подготовлено, даже с учетом объединения вооруженных сил под единым командованием, чего в принципе ожидать не приходится. Численность населения освоенного пространства не может идти в сравнение с численностью населения поливидовой цивилизации, представители которой, под управлением существ, по многим физическим параметрам и техническому оснащению превосходящих человека, имеют общую социальную структуру, общие интересы и общую цель, каковой является исключительно экспансия с последующим включением в цивилизационное пространство новых разумных видов. Одним из этих разумных видов должен стать человек.

Прелестно… Лучезарные перспективы.

Стакан снова был пуст, но чаю больше не хотелось. Бергер, не жалея, плеснул коньяку, отпил глоток и посмотрел на огонь. Где-то он читал, что цивилизация выходит к звездам только при определенных условиях, и одним из них является численность населения. Тесно становится на материнской планете. Тесно не только физически, но и духовно. Вот когда число разумных существ, которым духовно тесно дома, переваливает за определенное число, стремление к звездам уже не остановить никакими доводами. Что нам пытались внушить: на Земле места еще много; еще не все проблемы решены; еще нет материальной и технической базы; еще некому вести нас в путь по Вселенной, однако мы вышли к звездам, и вряд ли кто жалеет об этом. Сколько нас было тогда? Около двадцати миллиардов? Если в поливидовой цивилизации всего два вида — это уже двукратный перевес, но это вряд ли. Это было бы слишком хорошо. Так сколько же разумных, полуразумных и дикарей они ведут против нас? Каким оружием они располагают, подготовлены ли плацдармы, пути снабжения, резервы?

…не более ста лет с возможным вектором движения от системы Зовроса к центру Келлингова меридиана. Наиболее предпочтительным противодействием на первых порах представляется создание некоей буферной зоны, перекрывающей подходы со стороны первоначально утраченных человечеством систем к занимаемому Российской Империей сектору пространства. Поскольку расположение буферной зоны предполагается в секторах, подконтрольных Содружеству Американской Конституцией, султаната Регул и Лиги Неприсоединившихся Государств, исключается всякое использование вооруженных сил Российской Империи в организации буферной зоны и оснащении ее ресурсами, людьми и техническим оборудованием. Использование непрямой поддержки с задействованием секретных служб является наиболее предпочтительным.

Не более ста лет. Похоже, он еще успеет увидеть, когда, где и как они нанесут первый удар. Отодвинуть начало войны не в наших силах, но вот подготовиться вполне возможно. Бесполезно предупреждать, кричать на всю освоенную Вселенную об угрозе — мы утонем в объяснениях, в бесконечных переговорах, в бессмысленных призывах объединяться, надо готовиться самим, чтобы перенести неизбежный первый удар с наименьшими потерями.

Да, буферная зона — это единственное, что сможет если не отвести удар, то смягчить его. Партизанская война на просторах вселенной, как это ни глупо и архаично звучит, может оказаться действенной. Бить в спину, громить коммуникации, не позволять расслабиться, а самим в это время готовиться к драке. Перенимать технологии, оценивать тактику и искать противодействие. Время — вот что необходимо будет выиграть прежде всего!

…вне закона, но не нарушившие принципы сосуществования, принятые за норму в человеческом сообществе. Романтизация выбранного образа жизни будет способствовать притоку желающих, независимо от конфессиональной и этнической принадлежности, вступить в независимое братство. Вместе с тем, исходя из дальнейших задач по движению к объединению человечества под флагом Российской Империи после отражения внешней угрозы, ключевые посты и так называемые «избранные должности» в буферной зоне следует любыми средствами оставлять за выходцами из Российской Империи.

Касьян Полубой — первый, кто приходит на ум. Герой, но не слишком удачливый и не до конца оцененный командованием. Организаторских способностей ему не занимать, а что касается гибкости, стратегического мышления… но ведь он будет не один.

Ну до отражения внешней угрозы еще далеко, поскольку сама угроза только чисто умозрительное, но похоже, верное заключение. Неизвестно, когда начнется война, а уж когда закончится и чем закончится… Нет, закончиться она может только нашей победой! А там уже будет видно, объединять ли человечество под одним флагом или оставить как есть. Главное, чтобы человечество БЫЛО!

Камин почти погас, развалившийся на ковре Тихон поглядывал на Бергера, словно приглашал заканчивать эти полуночные бдения и двигаться в постель. Если Бергер включал гипноизлучатель, кот уходил из спальни, выражая таким образом протест, однако и сегодня ему придется устраиваться здесь, в кресле. Бергер уже понял, что снова придется воспользоваться гипносном.

Душ слегка расслабил его, однако голова была по-прежнему чугунная, и он не сразу сообразил, что неприятный звук, пробившийся сквозь плеск воды, идет из холла. Выключив воду, Бергер выскочил из ванной и нажал клавишу приема.

«Царь» выглядел спокойным и даже расслабленным и только слегка приподнял бровь при виде голого Бергера.

— Константин Карлович, боюсь, вам сегодня не придется отдохнуть — вы мне нужны.

— Буду через полчаса, — сказал Бергер.

— Нет. Вы будете ждать сопровождение. Вас доставят сюда, на проспект Александра Первого, семнадцать, — Леонидов пожевал губами. Как понял Бергер — в сомнении, сообщать ему причину вызова или дождаться приезда. Видимо, сомнения были отринуты, потому что Леонидов продолжил: — В особняк генерала Амбарцумяна.

Бергер вдруг ощутил озноб, словно метель ворвалась в дом и окутала его, голого, колючим морозным одеялом.

— Да, — кивнул Леонидов, — вы правильно поняли. Начальник контрразведки империи найден в невменяемом состоянии. Судя по всему имела место попытка насильственной ментоскопии. Сопровождение будет у вас с минуты на минуту. Поторопитесь, Константин Карлович.

Глава 21

Отец Герман передал кадило служке, поддернул рукава одеяния и положил мощную длань на бритый загривок стоящего перед ним голого по пояс татуированного детины. В церкви наступила тишина, только еле слышно потрескивали свечи перед ликами святых. Бледная рука священника резко контрастировала с темной кожей мужчины.

Повинуясь, детина наклонился и погрузил голову в купель. Священник приложил некоторое усилие, удерживая в купели голову, потом вынул руку и вытер пальцы поданным служкой полотенцем.

Татуированный вынырнул, вращая глазами и отдуваясь. Стерев воду и с лица, он оглянулся. Иван Зазнобин взял со стола серебряный крестик на тесьме и с улыбкой надел ему на шею.

— Ну, раб Божий Юрий, теперь перекрестись, как положено. Не забыл?

Детина сложил троеперстие и медленно перекрестился справа налево, настороженно наблюдая за реакцией священника и Зазнобина. Со стороны стоящих вокруг купели мужиков с «Псковитянки» послышались одобрительные возгласы.

— Молодец! — воскликнул Иван и сам размашисто перекрестился.

Священник последовал его примеру и подал Ивану свидетельство о крещении.

— Ну, Иване, как крестный отвечаешь теперь за обращенного в православие отрока Юрия перед людьми и перед Богом.

— И перед собой, — добавил Зазнобин и спрятал свидетельство в карман.

Отрок Юрий, которому было лет тридцать, взял на ладонь крестик, внимательно его рассмотрел, как ребенок подаренную игрушку, затем надел через голову поданную Зазнобиным полотняную рубаху свободного покроя и счастливо улыбнулся. Лицо его, также как и тело сплошь покрытое татуировкой, расплылось, губы приоткрылись, показывая отсутствие четырех передних зубов.

— Ну, доволен? — Иван обнял его.

— Нет, это не то слово, которое я хочу сказать, — ответил новообращенный. По сильному акценту и тому, как он подбирал слова, можно было понять, что русский язык для него не родной. Собственно, и весь вид его смуглого, с вывернутыми губами лица говорил о полинезийской крови предков, — радость, счастье и… я не могу сказать — нет таких слов.

— И не надо ничего говорить. Пойдем к мужикам.

Моряки с «Псковитянки», «Садко» и «Колокольного звона», которым не хватило места в церкви, поджидали окончания обряда на церковном дворе. Разговоры смолкли, и взгляды обратились к Зазнобину. Иван вытолкнул вперед смущенного крестника в белой рубахе, и толпа взорвалась приветственными криками. Выждав некоторое время, Иван поднял руку. Крики постепенно стихли.

— Братья! Сегодня к нам присоединился еще один человек, пожелавший принять православную веру. Вот он, этот отрок!

— А чего он такой немытый? — выкрикнул кто-то, явно успевший хватить пивка, но скорее — водочки для разминки перед праздником.

— Каким цветом Господь осветил его шкуру, такая и сгодится. Главное — чтобы душа была белая и чистая. Я вижу, некоторые уже успели принять по сто граммов и не виню — ждать всегда тяжко, — усмехнулся Иван, — однако есть у меня к вам, братья, серьезный разговор.

Толпа подалась к паперти — если уж командир «Псковитянки» решил сообщить что-то, отложив традиционное веселье в честь нового брата во Христе, значит, дело и впрямь серьезное.

Зазнобин оглядел обращенные к нему лица. В основном это были выходцы с планет, подконтрольных Российской империи, однако встречались и желтые с узким разрезом, и черные и смуглые. Это были те, кто захотел служить в командах ушкуйников и принял православную веру — без этого условия будь ты хоть самым лучшим комендором или штурманом во Вселенной, не служить тебе на русских кораблях. Вернее, на кораблях тех, кто называет себя «ушкуйниками».

— Не знаю, как вам, братья, а мне надоело просиживать штаны и сопровождать ржавые лоханки Макнамары от пункта А в пункт Б. Правильно, когда мы согласились на эту работу, выхода не было: или мы работаем на компанию, или нам перекрывают кислород. Сами помните — эсминцы Содружества были на подлете к системе, и деваться нам было некуда. Но теперь дело другое. Появилась возможность вспомнить старое ремесло, если, конечно, мы еще не окончательно приржавели к этой убогой планете. Деньги предлагают такие, что месяц работы окупит пять лет безделья. Как, разомнем косточки, мужики? Не стыдно вам отсылать домой копейки, когда можно взять кошель с золотом и поделиться им с родней, которая прозябает на Волхове, на Ильмене или на Лесной?

— Давно пора, Иван Савельевич!

— Сколько можно выхлопом атмосферу коптить, пора и по другим системам пробежаться!

— Стало быть, решено! — Зазнобин поднял руку. — Сегодня — гуляем, а завтра — подготовка кораблей, проверка систем, закупка продовольствия, ну сами знаете, что делать. Валентин Петрович и Станислав Тимофеевич, прошу ко мне. Обговорим условия.

Капитаны «Садко» и «Колокольного звона» — Валентин Раскатов и Станислав Юхтин отделились от толпы, которая повалила к воротам церкви, и поднялись по широким ступеням к Зазнобину.

Иван вернулся в церковь, перекрестившись на входе. Отец Герман ждал его и поманил за собой в маленькую неприметную дверцу рядом с царскими вратами. Зазнобин пропустил вперед Юхтина и Раскатова и, оглядев полупустую церковь, вошел следом за ними.

Коротким узким коридором священник проводил их в маленькую комнатку с побеленными стенами, грубым столом, накрытым гобеленом с распятием Христа сундуком у стены и лампадой в красном углу. Спросив, не надо ли чего и получив отрицательный ответ, он с едва видимой иронией извинился перед гостями, что мебели маловато — спит он на сундуке, плоть умерщвляет, поклонился и вышел, оставив капитанов одних.

Зазнобин откинул гобелен с сундука и поднял крышку, под которой обнаружился пульт системы подавления электромагнитных излучений. Иван поколдовал над пультом, прислушался к возникшему комариному гудению аппаратуры, удовлетворенно кивнул и повернулся к капитанам.

— Ну, други, а теперь поговорим по существу.

— Вроде вчера все решили, — сказал Раскатов, присаживаясь на край стола.

— Ага, мы решили, да за нас перерешили, — проворчал Зазнобин.

— Давай не темни, Иван. — Юхтин устроился на сундуке, собрал в кулак светлую бороду и сверкнул зелеными глазами: — Что, за глотку взяли?

— Еще как вязли, — подтвердил Зазнобин. — Капитан Небогатов правильно рассудил — нанимают нас гетайры.

— Язычники, — скривился Раскатов.

— Да, язычники. Когда я сегодня передал О’Кифу наше решение — что нам и здесь неплохо, он прямо заявил: Макнамара нас увольняет, но из системы нам уйти не дадут. Там, — Зазнобин поднял палец к потолку, — ждут нас две группы кораблей Александра Великого, по пять единиц. Одной командует Ким Дук-Удавка, а второй — Гвендинор Слезливый. Это на случай, если мы попытаемся уйти. Не знаю, как Ким, а Слезливый с удовольствием перережет нам глотки. Вот так, мужики.

— А если здесь попробовать отсидеться? — спросил осторожный Юхтин.

— Не получится. О’Киф дал понять, что губернатор не потерпит нашего присутствия. Мы не можем драться против всей планеты. Всех на каторгу, корабли — на слом, или Макнамаре под грузовики пойдут.

Раскатов крякнул, вскочил с табурета и истово перекрестился на икону.

— Как знал, что этим кончится. Эх, выпить бы! Может — башка соображать начнет.

— Все уже сообразили, Валентин, — сказал Юхтин, — и сообразили правильно. Поступаем к Александру, но нос по ветру держать будем. Командам — ни слова. Не удержится кто: под рюмкой или из похвальбы сболтнет, и все, кранты. Я так думаю, Иван, что раскидают нас по эскадрам, так что соображай, как нам вместе собраться. Сигнал какой нужен или знак.