— Ваши демонстранты приезжают?

— Да, если хотите знать. Это не секрет.

— Сколько?

— Нас будет двенадцать — по одному на каждого члена команды охотников.

— И что вы будете делать? Устроите лежачую забастовку перед траулером?

— Очень смешно, мистер Маклауд, — Адамс опять скривился. — Я знаю, что мы не сможем остановить их. По крайней мере, не в этом году. Но мы можем повлиять на общественное мнение. В нашем распоряжении пресса и телевидение, и мы вещаем на всю страну. Если мы сможем убедить шотландское правительство отозвать их охотничью лицензию, то тогда все это станет незаконным. Таким, как вы, просто запрещено будет ходить на утесы и убивать бедных птиц.

— И вы сказали все это в интервью «Гебридиан»?

— Да, сказал.

— Это сделало вас популярным.

— Моей ошибкой было позволить им напечатать мою фотографию. Потерял анонимность.

— И что же произошло?

— Я отправился в Несс разведать ситуацию. Обычно траулер отплывает из Сторновэя, но мужчины Кробоста едут туда из Порт-оф-Несса. Я хотел сделать несколько фотографий местности — так, на всякий случай. Допускаю, что было несколько неосмотрительно остановиться на ланч в «Кросс Инн»: кто-то узнал меня по фотографии в газете. И знаете, мистер Маклауд, я не привык, чтобы со мной так разговаривали.

Фин подавил непрошеную усмешку:

— Вы с кем-то там говорили?

— Я пару раз заблудился и был вынужден спрашивать дорогу. Последний человек, с которым я говорил до нападения, был из маленькой гончарной мастерской под Кробостом. Странный господин, такой заросший. Я не уверен, что он был трезв. Я спросил, как мне найти дорогу к гавани. Он объяснил, и я вернулся к машине. Она стояла всего лишь в двадцати ярдах ниже по дороге. Вот тогда-то это и произошло.

— Что именно?

Адамс поерзал на кровати и вздрогнул — Фин не смог понять, от воспоминаний или от боли.

— Меня обогнал белый фургон. «Форд-транзит» или что-то в этом роде. Забавно, но я в тот день уже видел его пару раз. Думаю, он следовал за мной, ожидая подходящего момента. Короче, фургон съехал на обочину прямо передо мной, водительская дверца открылась, и из автомобиля вышел крупный мужчина, в котором я потом опознал Ангуса Макритчи. Мне показалось, что в фургоне были и другие люди. Но сам я больше никого не видел.

— Он что-нибудь говорил?

— Ни слова. По крайней мере, не тогда. Он просто начал бить меня. Я был так удивлен, что у меня даже не было возможности убежать. Кажется, после второго удара колени у меня подломились, и я рухнул, как карточный домик. Тогда он начал бить меня по ребрам и в живот. Я свернулся, чтобы хоть как-то защититься, и он несколько раз ударил меня по рукам, — Адамс закатал рукава и показал синяки. — Милые люди ваши птицеубийцы.

Фин не понаслышке знал, каково это — получить на орехи от Ангела Макритчи. Он не пожелал бы такого опыта никому, даже такому наивному человеку, как Крис Адамс.

— Макритчи нельзя назвать типичным жителем Кробоста. Это может удивить вас, но и на птиц он охотиться не ходил — он обычно был за кока.

— О, меня это сильно утешает, — голос Адамса сочился сарказмом.

Фин проигнорировал это:

— Что случилось потом?

— Он наклонился и прошептал мне на ухо, что если я не соберу чемоданы и не уеду, то он засунет мне в глотку целую олушу. Потом он вернулся в машину и уехал.

— Вы запомнили номер?

— Что удивительно, запомнил. Не знаю, как я сохранил способность думать, но номер сохранился у меня памяти.

— А что свидетель?

— Рядом было несколько домов. Как можно было ничего не услышать, я не знаю, но люди именно это и утверждали. Я видел, как колыхались занавески на окнах. Да еще тот парень из гончарной мастерской… Он вышел, помог мне подняться, а потом провел меня к себе домой и дал напиться воды. Хоть он и утверждал, что ничего не видел, я ему не верю. По моему настоянию он вызвал полицию, но очень неохотно, должен сказать.

— Но если Макритчи угрожал засунуть вам в горло олушу, почему вы все еще были здесь вечером в субботу, мистер Адамс?

— Потому что я не смог купить билет на паром раньше, чем на понедельник. Потом кто-то, обладающий исключительно хорошим вкусом, убил Макритчи, и сейчас вы, ребята, не позволяете мне уехать.

— По поводу чего вы вряд ли сильно переживаете: теперь у вас появилась возможность беспрепятственно устроить свою демонстрацию.

— Думаю, мистер Маклауд, у меня достаточно поводов для недовольства. Взять хотя бы два сломанных ребра! И вообще, если бы полиция лучше работала, то, возможно, ваш мистер Макритчи был бы еще жив. Сидеть в тюремной камере все же лучше, чем быть разделанным в лодочном сарае.

В этом Фин не мог с ним не согласиться.

— Мистер Адамс, где вы были вечером в субботу?

— В этой комнате, ел рыбный ужин на вынос. И к сожалению, нет никого, кто мог бы это подтвердить. Ваши люди не один раз любезно напомнили мне об этом.

Фин задумчиво кивнул. Возможно, физически Адамс и был способен расправиться с Макритчи — при других обстоятельствах. Но с двумя сломанными ребрами? Едва ли.

— Вы любите рыбу, мистер Адамс?

Он удивился такому вопросу:

— Я не ем мясо.

Фин поднялся:

— Вы знаете, как долго умирает рыба, буквально задыхаясь от недостатка кислорода, когда ее вытаскивают сетью на борт траулера? — Он не ждал ответа. — На целую вечность дольше, чем птенец олуши в петле.

IV

Диспетчерская была оборудована в большом конференц-зале, расположенном в дальнем конце второго этажа полицейского участка Сторновэя. Два ее окна выходили на Кеннет-стрит и крыши домов, круто спускавшихся к гавани. Далеко за мачтами рыболовецких лодок со спущенными на ночь парусами виднелись башни замка Льюс, скрытые деревьями, растущими на другой стороне гавани. Вдоль стен стояли рабочие столы, к ним ползли убранные в кожухи провода, питающие телефоны, компьютерные терминалы и стрекочущие принтеры. На стене были развешаны цветные фотографии с места преступления, а специальная белая доска была убористо исписана синим маркером. На маленьком столе тихо гудел проектор.

Когда Фин пришел и сел за один из четырех терминалов ХОЛМС, в зале уже находилось около дюжины полицейских. Они отвечали на телефонные звонки или печатали что-то на компьютерах. Фин хотел просмотреть все материалы, касающиеся не только убийства Макритчи, но также предъявленных ему обвинений в изнасиловании и избиении. Кроме того, он откопал документы по делу об убийстве Джона Сиврайта, чтобы освежить в памяти десятки свидетельств, судебных протоколов и отчетов патологоанатомов. Но он был утомлен и потому не уверен в ясности своих размышлений. Количество полицейских в диспетчерской сократилось до трех. День был длинным, а ночь перед этим — бессонной. Фин впервые после приезда вспомнил Мону и ее угрозу: «Не думай, что я буду здесь, когда ты вернешься». И свой ответ: «Возможно, так будет лучше». Эти короткие фразы положили конец их отношениям. Ни он, ни она этого не планировали и будут жалеть о расставании, особенно о четырнадцати впустую потраченных годах брака. Но сейчас Фин испытывал огромное облегчение: груз безмолвной печали будто исчез с его плеч, хотя впереди маячила неопределенность будущего. Впрочем, об этом он решил пока не думать.

— Как продвигается дело? — Ганн, сидя в кресле, подкатился к Фину.

Тот откинулся на стуле и потер глаза:

— Качусь под горку, Джордж. Думаю, на сегодня хватит.

— Тогда я проведу вас до отеля. Ваша сумка все равно в багажнике моей машины.

Они прошли через арсенал и административную часть здания, с бледно-желтыми стенами и пастельно-лиловым ковром. На лестнице им встретился старший инспектор Смит.

— Как это любезно с вашей стороны — прийти к нам с отчетом после вскрытия.

— Никакого отчета нет, — Фин помолчал, а потом добавил: — Сэр. — Он давным-давно понял, что молчаливая надменность — единственный способ бороться с сарказмом старших по званию.

— Я говорил с патологоанатомом: судя по всему, сходство с эдинбургским делом есть, — Смит поднялся на несколько ступеней выше, чтобы казаться выше.

— Сходство неубедительное, — заметил Фин.

Мгновение Смит задумчиво смотрел на него:

— Надеюсь, вы изложите мне ваши соображения по этому поводу завтра, Маклауд. Я не намерен терпеть вас здесь дольше необходимого. Вам понятно?

— Да, сэр.

Фин развернулся, чтобы уйти, но Смит еще не закончил:

— ХОЛМС выявила еще одну возможную зацепку. Я хочу, чтобы вы с сержантом Ганном завтра это проверили. Ганн вам все расскажет.

Он развернулся и удалился, не оглядываясь, шагая через две ступеньки. Фин и Ганн спустились на первый этаж.

— Он отправляет нас двоих, значит, не придает этому делу особой важности, — заметил Фин.

Ганн криво улыбнулся:

— Это ваши слова, мистер Маклауд, не мои.

— Тут есть связь с эдинбургским делом?

— Если честно, я не думаю.

— Так в чем, собственно, суть?

Ганн придержал перед Фином дверь, и они направились к черному ходу мимо помещения для оформления задержанных. Солнце начало садиться, на парковке лежали длинные косые тени.

— Полгода назад Макритчи привлекали к ответственности за вторжение в чужие владения — поместье одного англичанина в юго-западной части острова. Хозяин берет большие деньги с гостей за участие в ловле лосося, так что старается защитить реку от браконьеров. Около года назад он нанял в Лондоне бывшего военного — форменного головореза. В рыболовстве не смыслит, но если попадешься ему, то мало не покажется.

Они забрали сумку Фина из машины.

— Значит, он поймал Макритчи?

Ганн захлопнул багажник, и полицейские направились вниз по дороге, ведущей к гавани.

— И не только поймал, мистер Маклауд. Когда Макритчи оказался у нас, он уже был изрядно потрепан. Но при этом не собирался подавать жалобу на побои: не хотел терять лицо. Макритчи, может, и был крепким парнем, но этот тип из Лондона — профессионал. С такими не имеет значения, насколько ты крупный. Шансов выстоять против них просто нет.

— Так где тут связь? — Фина грела мысль, что Макритчи задали жару, но он не мог понять, к чему клонит Ганн.

— Около трех недель назад на этого парня из Лондона напали неизвестные в масках и основательно его избили. Прямо в поместье!

Полицейские прошли мимо благотворительного магазина «Фэб Фэйр Трэйдер» на углу Кеннет-стрит и Черч-стрит. Вывеска на его окне гласила: «Мир честной торговли: торговать, а не мошенничать».

— Так значит, мудрый компьютер предположил, что Макритчи решил поквитаться с бывшим военным. Только что с того? Потом этот головорез вычислил его и убил?

— Думаю, так и есть.

— В общем, Смит нашел хороший повод убрать нас на некоторое время с глаз долой.

— Это будет неплохая поездка на юго-запад. Вы же знаете Уиг, мистер Маклауд?

— Конечно, знаю, Джордж. Летом мы часто устраивали там пикники. А на местном пляже мы с отцом запускали воздушных змеев. — Фину вспомнились мили ровного песка с вкраплениями валунов, простиравшиеся до далеких волноломов. И ветер, который поднимал их самодельного воздушного змея в голубую высь, трепал волосы и путался в складках одежды. И улыбка отца, его яркие голубые глаза, такие светлые на загорелом лице. А еще ему вспомнилось, как он огорчался, если прилив был высоким: вся песчаная полоса скрывалась под двумя футами бирюзовой морской воды, и приходилось просто сидеть посреди дюн и есть сэндвичи.

Высокий прилив прорвался во внутреннюю гавань. Рыболовецкие лодки, привязанные у причала на Кромвель-стрит, казалось, нависали над Фином и Ганном, пока они шли к пристани Норт-Бич мимо леса мачт, радаров и спутниковых тарелок. Сторновэй протянулся вдоль косы, отделявшей внутреннюю гавань от глубоководных пирсов внешней гавани, где швартовались паромы и нефтяные танкеры. Гостиница «Краун», где Фин забронировал номер, располагалась в самом удачном месте косы, между Пойнт-стрит и Норт-Бич. Из нее открывался прекрасный вид на внутреннюю гавань и замок Льюс. Здесь мало что изменилось: несколько заведений сменили владельцев, да несколько магазинов перекрасили. Шляпная мастерская все еще работала, и в ее витрине красовались причудливые творения, которые украшали головы во время воскресных служб: шляпы были обязательным атрибутом для льюисских прихожанок. Часовая башня здания городского совета возвышалась над покатыми шиферными крышами и слуховыми окнами. Мужчины обошли нагромождение корзин для лобстеров и хитросплетения зеленых рыболовных сетей. Капитаны и команды разгружали фургоны и внедорожники, перенося припасы на траулеры и маленькие рыболовецкие лодки. День еще не кончился, но все уже готовились к завтрашнему выходу в море. Чайки кружили в небе, как клочки белой бумаги; они ловили последние лучи солнца и жалобно взывали к богам.

Мужчины остановились на Пойнт-стрит напротив входа в отель. Фин хорошо помнил эту пешеходную улицу с нарядными цветочными клумбами и коваными скамейками. Пойнт-стрит, известную среди местных как Теснина, по пятницам и субботам заполняла молодежь. За неимением других развлечений все подростки собирались здесь. Парни и девушки сбивались в группы, пили баночное пиво, курили травку и ели рыбу и бургеры из ближайших кафе. Фин сам провел тут много вечеров, стоя со школьными друзьями в дверях какого-нибудь магазина и прячась от дождя, пока кто-то из старших товарищей ходил за покупками. Тогда это казалось захватывающим приключением: девушки, выпивка, а если повезет — затяжка от какого-нибудь косяка. Когда магазины закрывались, был даже шанс увидеть драку, а то и две. А если повезет, можно было услышать про какую-нибудь вечеринку и пойти на нее. Каждое новое поколение следовало по стопам предыдущего, словно тень родителя. Но сейчас Теснина была почти пуста.

Ганн вручил Фину его сумку:

— Увидимся утром, мистер Маклауд.

— Пойдем выпьем, Джордж. Я угощаю.

Ганн взглянул на часы:

— Разве что по одной.

Фин зарегистрировался и отнес сумку в номер. Когда он спустился, на барной стойке уже стояли две кружки, заказанные Ганном. Гостиничный бар в этот час пустовал; из бара попроще, этажом ниже, доносились звуки музыки и оживленный гомон рыбаков и строителей с только что открытой после ремонта судостроительной верфи в Арнише. Все праздновали окончание рабочего дня. Над барной стойкой висела табличка, повествующая о скандале с несовершеннолетним принцем Уэльским. Во время школьной экскурсии по Западным островам он заказал здесь шерри-бренди. Четырнадцатилетнего Чарльза быстро увезли обратно в школу «Гордонстаун» на материке. Да, в жизни многое изменилось.

— Вы успели просмотреть все материалы? — спросил Ганн.

— Большую часть.

Пиво было холодным и бодрящим, и Фин сделал большой глоток из своей кружки.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Вообще-то да. Свидетель, который видел, как Макритчи с Донной Мюррей в ночь ее изнасилования ушли в разные стороны…

Ганн нахмурился:

— Экан Стюарт. А что такое?

— Вы же не работали над делом по нападению на Адамса?

— Нет, им занимался сержант Фрэзер.

— Наверно, не стоит ожидать, что ХОЛМС увидит все возможные взаимосвязи. Вы знаете Экана Стюарта?

— Странноватый тип, старый наркоман. Держит гончарную мастерскую неподалеку от въезда в Кробост. Летом продает свои горшки туристам, сколько я себя помню.

— С тех пор как я был ребенком, — добавил Фин. — Рядом с гончарней был избит Крис Адамс. Стюарт говорил с ним за несколько минут до нападения и поднял с дороги после того, как Макритчи уехал. Он утверждает, что ничего не видел. Оба раза он обеспечил Макритчи железное алиби. Может, эти двое как-то связаны?

— Вполне возможно, что Макритчи снабжал Стюарта наркотиками, — высказал предположение Ганн. — Мы подозревали его в этом, хотя он ни разу не попался.

— Думаю, завтра мне стоит поговорить с нашим мистером Стюартом, — Фин сделал еще один глоток из кружки. — Джордж, днем ты упомянул, что на Макритчи имели зуб не только те, над кем он издевался в школе.

— Так считает его брат. Но это только слухи.

— Рыжий Мердо? — Ганн утвердительно кивнул. — И что же это за слухи?

— Не знаю, насколько им можно верить, мистер Маклауд. Мердо считает, что у его брата были разногласия с одноклассником — Калумом Макдональдом. Много лет назад с ним произошел несчастный случай, так что он теперь инвалид и работает за ткацким станком в сарае позади своего дома. Правда, я не знаю, что именно между ними произошло.

Фин аккуратно поставил кружку обратно на барную стойку: ему стало не по себе от воспоминания:

— Зато я знаю.

Ганн напрасно ждал объяснения. Потом Фин, будто выйдя из транса, проговорил:

— Даже если бы он не был искалечен… — он вспомнил выражение лица мальчика, когда тот падал. — Сомневаюсь, что Калум Макдональд мог нанести кому-нибудь такие повреждения.

— Мердо думает, что, вероятно, он привлек кого-то еще.

Фин взглянул на сержанта, гадая, возможно ли, чтобы такая мысль вообще пришла Калуму в голову. В конце концов он проговорил:

— Не думаю.

Ганн снова подождал объяснения, но быстро понял, что не получит его. Он посмотрел на часы:

— Мне пора.

Он допил пиво и надел пиджак.

— Кстати, как вам Адамс?

Фин замер на мгновение, восстанавливая в памяти образ высокого хлипкого защитника животных:

— Человек с двумя сломанными ребрами не смог бы совладать с Макритчи. Но тут есть один момент, который я поначалу упустил из виду.

— Какой?

— Адамс — гей.

Ганн пожал плечами:

— Ну, этим вы меня не удивили, мистер Маклауд. — И тут ему в голову пришла мысль, заставившая его нахмуриться. — Вы же не хотите сказать, что Макритчи был геем?

— Нет. Но жертва убийства в Эдинбурге, Сиврайт, был.

Глава шестая

Фин шел через бар в каком-то трансе. Вокруг гремела музыка, споря с шумом голосов и пьяным смехом. Краем глаза полицейский видел мерцающие огни игрового автомата; тот издавал какие-то электронные звуки. Фин заказал пива и оперся на стойку в ожидании кружки. Ему казалось, что его окружает невидимая и непроницаемая оболочка, что он просто не существует. Он собирался выпить, съесть рыбу с картошкой и лечь спать, но не выдержал одиночества бара при гостинице. Фин спустился в бар, открытый для всех, чтобы отвлечься от собственных мыслей. Теперь он заново понимал, как легко быть одиноким в толпе. Кто бы ни были все эти люди вокруг, он их не знал и был для них чужим.

Девушка за стойкой поставила кружку в лужицу пива. Фин бросил деньги в ту же лужицу и заметил, как девушка на него посмотрела. Она смахнула деньги в руку, принесла тряпку и вытерла стойку бара. Фин победно улыбнулся, а девушка в ответ скорчила кислую рожу. Полицейскому стало еще тоскливее. Он поднес пиво к губам, но остановился, так и не отпив. У стола перед окном собралась группа рабочих, кое-кто — все еще в комбинезонах. На столе стояло много пивных кружек. Рабочие болтали по-гэльски и хрипло смеялись. Внимание Фина привлек голос одного из них; это было похоже на знакомую песню: слышишь обрывки, но не можешь узнать мелодию. Потом он увидел лицо и дернулся, как будто его ударили под дых.

Артэр изменился. Он выглядел лет на десять старше Фина и набрал столько веса, что даже его широкому в кости телу приходилось нелегко. Тонкие детские черты потерялись на круглом красном лице, а волосы, когда-то густые и черные, поседели и поредели. Лопнувшие сосуды на щеках говорили о чрезмерной любви к выпивке, и только глаза оставались чистыми, пронзительными, все того же теплого коричневого цвета. Артэр как раз допивал виски и вдруг увидел Фина. Он аккуратно опустил стакан и уставился на бывшего друга с недоверием.

— Эй, Хрипун! — окликнул его один из рабочих. — Что такое? Ты что, призрака увидел?

— Ну да, — Артэр встал. Они с Фином долго смотрели друг на друга поверх голов посетителей бара. Гуляки за столом Артэра тоже начали поворачиваться к нему.

— Срань господня! — пробормотал Хрипун. — Чертов Фин Маклауд! — Он выбрался из-за стола, растолкал всех посетителей и, к большому смущению Фина, крепко обнял его. Полицейский пролил пиво на пол. Но вот Артэр отошел на шаг и взглянул ему в лицо:

— Ну и где ты был все эти годы?

— То тут, то там… — Фин продолжал смущаться.

— Скорее там, — заметил Артэр немного странным тоном. — Точно не здесь. — Он перевел взгляд на кружку Фина с остатками пива. — Давай я тебя угощу.

— Нет-нет! Спасибо, не надо.

Артэр позвал девушку за стойкой:

— Мне еще порцию, Мирад.

Он снова повернулся к Фину:

— Ну, а чем ты занимался?

Фин даже представить себе не мог, что встреча выйдет такой неловкой. Он пожал плечами. Что сказать? Как уместить восемнадцать лет в одну фразу?

— То тем, то этим.

Артэр улыбнулся, но несколько принужденно, и странный тон никуда не делся:

— Ну, видимо, ты был очень занят, — он взял свой виски со стойки. — Говорят, ты теперь в полиции? — Фин кивнул. — Копом ты мог и на острове стать. Тогда мы бы могли веселиться все эти годы! А как же университет?

— Я вылетел со второго курса.

— Черт! Мой старик столько времени потратил, к экзаменам тебя готовил, а ты все просрал?

Фин кивнул:

— Это точно.

— Ну, ты хотя бы смог это признать, — Артэр закашлялся и понял, что задыхается. Он вытащил из кармана ингалятор и два раза вдохнул. Его дыхательные пути расширились, и он глубоко втянул воздух — так, что в горле заклокотало.

— Так-то лучше. Ничего не меняется, да?

Фин усмехнулся:

— Ну да.

Артэр взял Фина за локоть и отвел к столику в дальнем углу бара. Он слегка спотыкался, и Фин понял, что та порция виски, которую он видел, была не первой.

— Нам с тобой надо поговорить.

— Правда?

— Конечно, правда! Мы, черт возьми, восемнадцать лет не виделись!

Бывшие друзья сели за столик, и Артэр всмотрелся в лицо Фина:

— Слушай, это нечестно! Ты как будто ни на день не постарел. А посмотри на меня!.. Я стал большим и толстым, как свинья. Тебе, наверное, хорошо работается в полиции!

— Не очень. Я пытаюсь что-то изменить в жизни. Вот, пошел в Открытый университет.

Артэр покачал головой:

— Вот незадача! Ну, со мной-то все понятно. Но ты был на голову выше! Ты был создан для большего!

— А ты чем занимался? — Фин чувствовал, что обязан спросить, хотя на самом деле не так уж хотел это знать. Он вообще ничего не хотел знать об этом человеке. Лучше помнить Артэра таким, каким тот был в юности. Сейчас Фин как будто говорил с незнакомцем.

Артэр резко выдохнул, выражая презрение к себе.

— Я закончил обучение в «Льюис Оффшор», как раз когда они закрылись. Но мне повезло снова к ним попасть, когда они открылись в девяносто первом. А в мае девяносто девятого года они снова закрылись — их ликвидировали, и все оказались на улице. Теперь они снова открылись, делают ветровые турбины. Представляешь, по всему острову поставят ветряные мельницы! Так нам будет хватать энергии. Но это убьет туристический бизнес! Кто захочет приезжать сюда, чтобы смотреть на лес ветряных мельниц?.. — С кислой улыбкой Артэр поднял стакан и выплеснул жидкое золото себе в горло. — Маршели говорит, мне повезло, что меня опять взяли работать. — Это имя заставило Фина вздрогнуть. Артэр продолжал улыбаться без всякой радости. — Знаешь что, дружище? Мне повезло. Правда. Ты себе не представляешь, как мне повезло! Хочешь еще выпить?

Фин покачал головой. Артэр отодвинул стул и отправился к барной стойке за добавкой. Полицейский остался сидеть, глядя в стол. Было невероятно печально видеть друга детства в таком состоянии. Жизнь пронеслась мимо, как автобус дождливым вечером в Нессе. Если водитель не увидел тебя и не затормозил, оставалось лишь в тоске идти домой одному, под ветром и дождем. Фин подумал, что в чем-то похож на Артэра: так же думает о том, что могло бы быть, но чего теперь никогда не случится. Поздно, автобус уехал. Видеть сейчас бывшего друга — все равно что смотреться в зеркало. Фину не очень нравилось такое зрелище.

Артэр плюхнулся на свое место. Полицейский увидел, что тот взял двойную порцию виски.

— Знаешь, я думал, пока стоял у стойки… Я назвал ее по имени, и ты сразу изменился в лице. Ты поэтому не был здесь столько лет, да? Из-за Маршели?

Фин покачал головой:

— Нет.

Но он не был уверен, что сказал правду.

Артэр перегнулся через стол, заглянул ему в глаза:

— Ни звонков, ни писем… Ничего. Сначала мне было просто обидно, потом я разозлился. Но долго злиться я не мог и стал чувствовать себя виноватым. Может, ты решил, что я отнял ее у тебя? — Он беспомощно пожал плечами, не зная, что еще сказать. — Понимаешь?

— Это не так, Артэр. Между мной и Маршели все было кончено.

Артэр все никак не отводил глаза, и Фину стало неуютно.

— Знаешь, я в это никогда не верил. Конечно, я в конце концов получил Маршели, но вы с ней… Вы должны были быть вместе. Просто должны.

Он наконец отвел глаза и выпил еще виски.

— Ты женат?

— Да, — Фин замялся всего на мгновение.

— А дети?

Месяц назад ответ был однозначный — да. Но сейчас он больше не мог называть себя отцом. Впрочем, эту историю Фин не хотел сейчас рассказывать. Он покачал головой.

— У нас сын. В этом году окончил школу. Весь в отца! Учился не очень. Я пытаюсь устроить его работать на турбинный завод, — Артэр слегка наклонил голову, улыбка его стала доброй. — Хороший парень. На этой неделе плывет с нами на Скалу, будет убивать гуг. Это его первый раз, — он ухмыльнулся. — А знаешь, мы с тобой впервые отправились туда в таком же возрасте! — Артэр осушил стакан и опустил его на стол. Фин видел, как помутнели его глаза. И тут бывший друг серьезно взглянул на него:

— Ты поэтому не возвращался? Да?

Фин давно боялся этого вопроса. Но с того момента, как он решил лететь на Льюис, он понимал: встреча с прошлым неизбежна.

— Поэтому?.. — переспросил он.

— Из-за того, что случилось в тот год на Скале.

Фин поспешно отвел глаза.

— Я не знаю, — ответил он. — Правда, не знаю.

— Если так, то оно того не стоило.

— Если бы я был осторожнее… — Фин понял, что начинает заламывать руки, и положил их ладонями на столешницу.

— Что было, то было. Это был несчастный случай. Никто не виноват. И никто тебя ни в чем не винит, Фин.

Тот быстро поймал взгляд Артэра. Может быть, не винит никто, кроме него? Но в его поведении не было враждебности. Казалось, он сказал именно то, что думал.

— Ну что, ты готов заправиться?

В кружке Фина оставалось на два пальца пива, но он затряс головой:

— Нет, мне хватит.

— Фин, — Артэр опять наклонился к нему, — выпивки много не бывает. — Его лицо расплылось в нездоровой усмешке. — Я возьму еще — на посошок. — И он снова ушел к барной стойке.

Фин сидел с кружкой в руках, а в голове его теснились воспоминания. Ан-Скерр, Маршели… Громкие голоса заставили его поднять глаза. Приятели Артэра махали у двери: они собирались уходить. Артэр помахал им в ответ и поковылял обратно к столу, с очередной двойной порцией виски. Стул жалобно заскрипел под его весом. На губах подвыпившего гуляки появилась неуверенная улыбка; казалось, тень ее порхает по лицу, как бабочка.

— Я тут подумал… Помнишь нашего учителя истории во втором классе?

— Шед? Уильям Шед?

— Точно! Помнишь, у него была щель между передними зубами, и на каждом «эс» он присвистывал?

Фин вспомнил это очень ясно, хотя не думал о Уильяме Шеде больше двадцати лет. Вспомнил и засмеялся.

— Он заставлял нас по очереди читать параграфы из учебника…

— И все свистели на «эс», как он.

— А он говорил: «Перестаньте свистеть!» — подхватил Фин, произнося все «эс» со свистом. Оба захохотали, как школьники.

— А помнишь, — спросил Артэр, — как он решил нас рассадить и за ухо потащил меня к другой парте?

— Ну да! Ты пытался взять свою сумку, а он решил, что ты хочешь сбежать. В итоге вы боролись перед всем классом!

Артэр едва мог говорить от хохота.

— А ты, идиот, сидел и смеялся!

— Еще бы! Он свистел: «Ну все, сынок!»

Артэр снова захохотал, по его красным щекам текли слезы. В конце концов он понял, что не может вдохнуть, и вытащил ингалятор. Смех чудесным образом снял напряжение Фина, помог ему смириться с тем, что бывший друг стал незнакомцем. Они снова, как школьники, смеялись над детскими воспоминаниями. Не важно, насколько по-разному сложилась их жизнь за прошедшие годы. Общие воспоминания — это то, чего у них никто никогда не отнимет. Это связь на всю жизнь.

Мало-помалу друзья приходили в себя, смех стихал. Они посмотрели друг на друга серьезно, по-взрослому… И тут с дрожащих губ Артэра снова сорвался смех, и все началось сначала. Посетители бара начали оборачиваться. Им тоже хотелось посмеяться над хорошей шуткой, только они ничего бы не поняли.

Но вот наконец Артэр успокоился и смог посмотреть на часы.

— О черт! Мне пора.

— Ты в Несс? — Тот кивнул. — Как поедешь?

— Машина стоит у пристани.

— И ты сядешь за руль?

— Ну, сама она ездить не умеет.

— Тебе нельзя сейчас за руль. Ты убьешься… Или убьешь кого-нибудь.

— Ах да! — Артэр погрозил Фину пальцем. — Ты же полицейский! И что теперь? Арестуешь меня?

— Давай ключи. Я тебя отвезу.

Артэр перестал улыбаться.

— Ты серьезно?

— Серьезно.

Тот пожал плечами, выудил из кармана ключи от машины и бросил их на стол.

— Повезло мне! Полиция доставит прямо к дому!



Небо стало темно-синим, солнце исчезло за тучами цвета олова, что собрались на западном горизонте. С середины августа ночи быстро удлиняются, и все же на улице было светлее, чем бывает в Лондоне даже в разгар лета. Начался отлив, и лодки опустились ниже пристани. Через пару часов, чтобы попасть на них, понадобятся лестницы.

Автомобилем Артэра оказался плохо покрашенный «воксхолл-астра». В его салоне пахло, как от старых кроссовок, забытых под дождем. На зеркале заднего вида висел старый освежитель воздуха в форме сосны, но он давно выдохся и не справлялся с задачей. Обивка сидений была вытерта и порвана, спидометр готовился пойти на второй круг отсчета пробега. Фин не мог не отметить иронию в том, как они с бывшим другом поменялись местами. Отец Артэра был учителем, имел неплохой доход, принадлежал к среднему классу и водил сверкающий «хиллман-авенджер». Родители Фина перебивались скудными доходами с фермы и пособием по безработице, их семейной машиной был старый «форд-англия». Теперь Артэр сам работал на заводе в Сторновэе и водил машину, которая не пройдет следующий техосмотр. А Фин стал офицером полиции и водил «мицубиси-сегун». Он взял на заметку: ни в коем случае нельзя говорить Артэру, что за машина у него самого.

Фин сел за руль, пристегнулся и повернул ключ зажигания в замке. Мотор кашлянул, прошипел пару раз и заглох.

— Черт! Ему бы не помешал мой ингалятор. Тут есть маленький трюк: дави на газ и сцепление изо всех сил. Как только мотор заведется, отпускай педали, и все будет отлично. А что ты сейчас водишь, Фин?

Тот сосредоточился на «маленьком трюке», а когда машина завелась, сказал небрежно:

— «Форд-эскорт». В городе редко нужна машина. — Ложь оставила во рту неприятный привкус.

Фин выехал на Кромвель-стрит и повернул на север, к Бейхед. Движения на улицах практически не было. В сумерках фары были почти бесполезны, и он едва не пропустил «лежачего полицейского» на дороге у детского парка. Машина миновала неровность слишком быстро и жалобно задребезжала.

— Эй, осторожно! Мне на этой старушке еще ездить, — Артэр глубоко вздохнул, салон наполнился запахом виски. — Ты так и не сказал, зачем приехал.

— Ты не спрашивал.

Он наградил Фина взглядом, которого тот старательно избегал.

— Теперь спрашиваю.

— Меня подключили к расследованию смерти Ангела Макритчи.

Артэр повернулся на сиденье и уставился на него с интересом:

— Шутишь?! Я думал, ты служишь в Глазго.

— В Эдинбурге.

— Тогда почему тебя вызвали сюда? Потому что ты знал убитого?

Фин кивнул.

— В Эдинбурге я расследовал дело, которое… Похоже на это убийство. У преступника тот же modus operandi, то есть…

— Почерк. Я знаю. Я читаю детективы, знаешь ли! — Артэр хмыкнул. — Смешно! Ты приехал расследовать убийство парня, который в детстве колотил нас всех. — Тут ему в голову пришла новая мысль: — А ты его видел? Ты был на этой… как ее… аутопсии?

— На вскрытии? Да.

— И как…

— Ты не хочешь этого знать.

— А может, хочу! Я никогда не любил Ангела Макритчи, — он помолчал немного перед тем, как выдать окончательное мнение: — Ублюдок! Тот, кто это сделал, заслужил медаль.

Фин вел машину по дороге через болото на Барвас. На западе небо окрасилось в тускло-розовый и темный пурпурно-серый, а на востоке почернело. Над морем, словно клубящийся дым, собирались тучи. К тому времени, как машина миновала хижину с зеленой крышей, ее уже почти не было видно. Фин наконец заметил, что Артэр похрапывает на сиденье. В Барвасе горели фонари. Полицейский свернул на север, в сторону Несса. Пьяный Артэр что-то бормотал во сне, и у Фина оставалось двадцать минут, чтобы подумать. Двадцать минут, чтобы представить, как он окажется лицом к лицу с Маршели впервые после похорон своей тетки. Впервые за восемнадцать лет. Фин не знал, чего ожидать. Раз даже Артэр так изменился… Сможет ли он узнать ту девочку с голубыми бантами в косичках?

Деревенские улицы были пустынны, только в окнах домов горел желтый свет. Откуда-то с лаем выскочила собака, пришлось ее объехать. Запах торфяного дыма проникал в салон машины через систему вентиляции. Фин вспомнил долгие поездки на автобусе, когда они с Артэром возвращались в свои школьные общежития в Сторновэй. В свете фонарей было видно, что рот спящего приоткрылся, из угла губ стекала струйка слюны. Пьяное бегство от мира… Фин освободился физически, уехав с острова. Его друг нашел другой путь к свободе.

Подъехав к Кроссу, Фин понял, что не знает, где Артэр живет. Он протянул руку и потряс того за плечо. Пьяный закряхтел, открыл один глаз и вытер рот тыльной стороной ладони. Он смотрел сквозь ветровое стекло невидящим взглядом и, казалось, не понимал, где находится. Но вот он сел прямо.

— Быстро доехали!

— Я не знаю, где ты живешь.

Артэр обернулся с выражением полного недоверия на лице:

— Ты чего?.. Не мог ты этого забыть! Я там всю жизнь живу!

— А!.. — Фину не пришло в голову, что Артэр с Маршели живут в доме Макиннесов.

— Знаю, знаю. Грустно, да? До сих пор живу в доме, в котором родился, — в его голос вернулась горечь. — Я, знаешь ли, не мог сбежать.

— Твоя мать?

— Ну да.

— Она еще жива?

— Нет, я вызвал таксидермиста, набил из нее чучело и посадил в кресло перед камином — для украшения. Конечно, она жива! Иначе зачем бы я тут торчал все эти годы?! — он резко выдохнул, и салон наполнил запах перегара. — Боже мой! Я восемнадцать лет кормлю старуху с ложечки три раза в день, ношу ее в туалет, меняю ей подгузники… Простите, урологические прокладки! И знаешь, что меня больше всего бесит? Может, она и беспомощна, но говорит не хуже нас с тобой, и голова у нее варит дай бог каждому. Она просто рада, что превратила мою жизнь в кошмар!

Фин молчал, не зная, что сказать. Интересно, кто кормит и переодевает мать Артэра, пока тот работает? И тут бывший друг будто прочел его мысли:

— Вот с Маршели она хорошо ладит.

Фин представил, каково жилось его школьным друзьям все эти годы. Прикованные к дому, обязанные ухаживать за старой женщиной… Мать Артэра стала практически беспомощна после инсульта, который перенесла, когда Артэр был еще подростком. И тот снова заговорил в унисон с мыслями Фина:

— И после всех этих лет у нее не хватает совести умереть и дать нам наконец пожить нормально!

Фин повернул на однополосную дорогу, ведущую к огням Кробоста, что растянулись на полмили. Проезжая мимо церкви, он заметил свет в окнах дома священника. За холмом дорога резко поднималась к построенному на склоне бунгало Макиннесов. Свет, падавший из окон дома, освещал торфяные брикеты, аккуратно уложенные «елочкой». Казалось, их выкладывал сам отец Артэра. В паре сотен ярдов впереди Фин увидел на фоне ночного неба темные очертания родительского дома. В нем не было ни света, ни жизни.

Полицейский сбросил скорость, свернул подъездную дорогу и остановил машину перед гаражом. Лунный свет заставлял океан сверкать как расплавленное серебро. В кухне горел свет, и через окно Фин увидел женскую фигуру возле раковины. Внезапно он осознал, что это Маршели. Ее длинные светлые волосы выглядели темнее, чем он их помнил; она убрала их от лица и собрала в тугой хвост на затылке. На лице Маршели не было косметики. Она казалась бледной и усталой, синие глаза потеряли свой блеск, под ними залегли тени. Женщина услышала звук подъезжающей машины и подняла голову. Но Фин как раз погасил фары, и она увидела только свое отражение в стекле. Маршели быстро отвернулась, словно была разочарована тем, что увидела. И в этот момент Фин снова увидел ту девочку, которая так ему понравилась с их самой первой встречи.

Глава седьмая

Прошел год, прежде чем я осмелился тайком от родителей пойти в субботу в гости к Маршели.

Лгать мне приходилось нечасто, но если приходилось, я старался, чтобы ложь звучала убедительно. Я слышал, как другие ребята вешали лапшу на уши родителям и учителям; даже мне было понятно, что это вранье. И естественно, взрослые тоже все понимали — это было видно по их лицам. Поэтому важно было придумать нечто правдоподобное. А уж потом, если все получалось, можно было периодически пользоваться тем же трюком, когда того требовали обстоятельства. Поэтому мои родители ничуть не усомнились в моих словах, когда я сказал, что собираюсь идти играть к Артэру тем субботним утром. В конце концов, какой смысл шестилетнему ребенку врать?

Конечно, про Артэра я сказал по-английски, потому что на гэльском мы дома больше не говорили. Отец, без особой, правда, охоты, купил телевизор, и я часами просиживал перед ним как приклеенный. В том возрасте я впитывал информацию как губка, и выучить язык оказалось гораздо проще, чем я думал. Просто теперь для всего было два названия, тогда как раньше существовало только одно.