— А как же ты? — спросила она.
Через минуту-две (по ее словам), в ужасе не веря происшедшему, она выбежала во двор к телефону-автомату и вызвала «скорую», а затем милицию.
— Со мной будет все хорошо, — ответил Погодник, и цепи на нем снова громыхнули. — Иди, Зайка, иди скорей.
Приехав, мы застали на месте происшествия следующее. Он лежал ногами к двери, головой к центру комнаты. Удар был нанесен в правую височную область головы. В ране обнаружены следы стекла. Осколки тяжелой хрустальной вазы валялись рядом. Согласно экспертизе смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами утра.
Михаил Кликин
КОГДА ГОРЫ ЗАСНУТ
На столе были остатки завтрака на двоих — две чашки, тарелки, чайник, сахарница, обрезки ветчины, хлебные крошки. Пачка сигарет «Пегас» и окурки той же марки в пепельнице.
ВРЕМЯ «Ч»
Человек не помнил, когда появились чудовища. Он не помнил, что это за место и как он здесь оказался. Человек даже своего имени не помнил. Но странные провалы в памяти сейчас ничуть его не беспокоили. Человек был занят выживанием — и ничто другое не могло отвлечь его от этой исключительно важной задачи.
Одет он был в домашние вельветовые джинсы и шерстяную рубашку. В карманах — ничего. Никаких следов насилия, кроме этой раны, на теле не было.
Необычайно яркий и острый звук заставил его крепче прижаться к горячей крыше невысокого сарая. Тая дыхание, он осторожно прополз вперед по волнистому шиферу, прислушиваясь, не повторится ли шум, и заглянул вниз.
Там стояло чудовище.
Никаких следов борьбы, беспорядка в комнате не было.
Оно мало чем отличалось от обычных людей. Но человек видел то, что обычным людям было недоступно, — черная аура обволакивала таящуюся внизу зловещую фигуру, смутно различимые алые зерна пульсировали под черепной коробкой монстра, кургузые пальцы время от времени удлинялись и превращались то в когтистые щупальца, то в пучки тонких, словно волос, жгутиков.
Никаких улик типа оторванных пуговиц, потерянных трамвайных билетов, характерного прикуса на окурках — не было.
Человек перестал дышать, крепко сжимая скользкую рукоять кухонного ножа, и, зависнув над головой чудовища, начал медленно сползать с края крыши. Он был похож на питона, готовящегося броситься на жертву с высокой ветви.
Человек знал, что чудовища меньше всего ожидают нападения сверху.
Старый шифер предательски треснул.
Тронуто из вещей ничего не было.
Монстр отшатнулся, вскидывая руки, но это уже не могло его спасти. Человек рухнул на чудовище, сбил его с ног, в падении воткнул нож в короткую голую шею, провернул лезвие в ране и выдернул его, выпустив струю черной и тяжелой, будто нефть, крови.
Они оба свалились на землю: охотник, ставший жертвой, и жертва, превратившаяся в охотника.
Кровь растекалась лужей, мешалась с горячей пылью.
А самое главное — никаких отпечатков пальцев и следов обуви тоже не было! Ни-ка-ких! Ни на вазе, ни на чашке — нигде.
Поверженное чудовище умирало, но обливающийся потом, задыхающийся человек будто не замечал этого, с дикой иступленной яростью продолжая терзать вздрагивающее тело монстра.
Потом — когда черная аура растаяла, а алые зерна погасли, — человек отступил. Он подобрал лежащий у поленницы топор, залег в канаве и оглядел окружающие строения.
Вот такая картина. А теперь остается найти убийцу.
Пока все было тихо.
Но человек точно знал: чудовища здесь, близко, они повсюду; он знал — чудовища ищут его, и потому он должен найти их раньше.
— Н-да, — сказал Звягин. — Придется найти. А то что же: стер за собой пальчики, прошелся по полу носовым платком, — и поминай как звали? Слишком просто захотел отделаться. Кстати, кухонное полотенце или половая тряпка не пропадали?
«Баня», — вспомнилось вдруг.
Нужно было идти туда. Зачем, для чего — человек не помнил. Было только ощущение важности, необходимости, правильности.
— Нет.
«Баня!»
Он пополз вперед.
Они перешли мост и двигались сейчас по Московскому проспекту к Обводному. Звягин расстегнул плащ и сощурился. Молчал, вживаясь в роль.
СЕМЬ ДНЕЙ ДО…
Баня была готова, но они не торопились уходить с открытой веранды. Полотенца и чистое белье стопкой лежали на краю стола, два эмалированных таза стояли возле входа, два дубовых веника валялись под лавкой. Небольшой пузатый телевизор, вынесенный из комнаты, опять тревожно о чем-то вещал, и они одновременно потянулись за пультом, чтобы прибавить громкость.
— Надо представить себе реально дом, квартиру… опиши-ка, — попросил он.
— Уже четвертый случай, — негромко сказал он, глядя в экран.
— Мы могли оказаться там, — тихо заметила она.
— Хороший район. Огромный четырнадцатиэтажный дом квартир на тысячу. Подъезд закрывается, трехзначный цифровой код. Два лифта. Седьмой этаж. Дверь направо от лифта. В двери глазок, два надежных замка, цепочка. Трехкомнатная квартира с улучшенной планировкой и встроенной мебелью в прихожей. Комнаты изолированные, большая кухня, в ванной и туалете кафель. Паркетные полы. Спальня выходит на северо-запад, на улицу, кухня, детская и гостиная — на юго-восток, во двор. Звукоизоляция приличная…
— Теперь не жалеешь о переезде? — Он взял ее за руку.
— Давно уже не жалею. — Она улыбнулась, но лицо ее выражало страх. — Здесь тихо. И ты каждый вечер дома.
— Ладно, давай гостиную.
— Мы могли оказаться там, — повторил он ее слова, слушая скупую речь диктора.
— Это болезнь? — спросила она, отворачиваясь от ужасной телевизионной картинки. — Помешательство? Они все сошли с ума?
— Девятнадцать квадратных метров. Окно и стеклянная дверь в лоджию — напротив входа. Вдоль стены слева до окна — полированная «стенка»: там фарфор-хрусталь, магнитофон, книги. Справа у окна телевизор, справа от двери — большой угловой диван, перед ним — низкий длинный стол типа журнального, за ним и завтракали. На стене маска черного дерева и икона начала века. Хрустальная люстра.
— А где обычно стояла ваза, которой его ударили?
— На столе.
— Жена, вернувшись, открыла оба замка?
— Нет. Язычок одного был защелкнут, а второй открыт. Как обычно, когда кто-то дома.
— Окна, форточки — закрыты?
— Похоже на кино, правда? — сказал он, сильно хмурясь. — Есть такой фильм — «Безумцы». Отдельные жители американского городка теряют разум и начинают убивать родственников и соседей.
— Дверь в лоджию и форточки в кухне и детской открыты и закреплены специально приделанными крючками.
— Если бы мы оказались там… — Она поежилась. — Возможно, ты бы меня убил.
— Или ты меня.
— Итак, — подытожил Звягин, — вырисовывается следующее.
— Ужасно… — Она выключила телевизор. Но вечер был уже испорчен. — Ужасно…
— Забудь, — сказал он. — Выкинь из головы.
Гость вошел в подъезд — знал код, или кто-то из жильцов как раз входил-выходил. Поднялся на лифте. Позвонил в дверь. Хозяин посмотрел в глазок, впустил его. Они позавтракали. Возник тяжелый разговор, спор. Гость ударил его вазой по голове. Увидел, что он мертв. Стер возможные отпечатки пальцев, протер возможные следы на полу и вышел, защелкнув за собой замок.
Это безумие случалось лишь в крупных городах. Здесь нам ничто не угрожает.
— Но там мои подруги, — напомнила она, указывая на серый экран телевизора. — И твои друзья.
— Там прошлое, — сухо сказал он. — И не самое доброе.
Первое. Гость пришел без намерения его убить. Иначе воспользовался бы не вазой, а другим оружием.
Самовар остывал; остывал дом, остывало небо, и остывала земля. Со стороны невидимых сейчас гор тянуло свежестью — это холодный воздух сползал в долину с далеких скалистых склонов. Примерно через полчаса — когда совсем уже стемнеет — недолгий шквал взметнет пыль, взобьет кроны деревьев, ударит в окна, сшибет припозднившихся птах — и уляжется, успокоенный. В это время года в этой местности каждый вечер заканчивался так — местные говорили, что это горы вздыхают, засыпая.
Второе. Гость рассудителен и хладнокровен. Совершив убийство, постарался замести следы.
— Тебе не скучно здесь? — спросила вдруг она. — Не скучно на новой работе?
Третье. У них возникло крупное разногласие по серьезному поводу. Прийти в такую ярость, чтоб бить человека вазой по голове, из-за мелочи может только пьяный или психопат. Но пьяный утром хочет опохмелиться, а не есть, психопат же не сообразит стереть следы, он будет близок к невменяемости.
Он, немного удивленный, посмотрел на нее. Ответил, пожимая плечами:
Для начала опросим всех соседей по подъезду, детей, пенсионеров: видел ли кто-нибудь незнакомого мужчину, в дверях, в лифте, на лестнице.
— Нет, конечно же. Я не скучаю. Ребята здесь любознательные, на уроках задают много вопросов, иногда получаются интересные беседы. Вчера договорился с директором насчет зала, с пятницы начну вести секцию самообороны.
— Научишь школьников убивать врага голыми руками?
— Само собой. Опрошены буквально все. Никто ничего определенного не видел и не слышал. Дом заселен всего два года назад, большинство жильцов друг друга не знает. А людей ходит много.
Он нахмурился, улавливая нотки знакомого недовольства в ее голосе. Встал, зашел ей за спину, приобнял, положил руку на мягкие волосы. Вздохнул:
— Ждал ли убитый кого-нибудь в то утро?
— Зачем ты так говоришь? Это из-за телевизора? Ты же знаешь, с прошлым покончено. Я теперь обычный обыватель, сельский учитель, очкастый интеллигент. У меня свой домик, небольшое хозяйство, красавица жена… Что еще простому человеку для счастья нужно? — Он резко выпрямился, хлопнул в ладоши: — Хватит киснуть! Пойдем в баню, пока она не остыла! В парилке, наверное, под восемьдесят уже. Сегодня я тебя пересижу — точно говорю!
Она слабо улыбнулась:
— Нет. Жена говорит, что он собирался до ее прихода починить воздушную вытяжку над газовой плитой.
— Ты каждый раз так говоришь.
— Кто же это в принципе мог быть? Порассуждаем.
Он услыхал негромкий металлический стук и успел заметить неясное движение за окном. Рефлексы, как и раньше, оказались быстрей разума: схватив со стола кухонный нож, он приготовился дать отпор ночным гостям. Но двумя секундами позже, разглядев выходящих к веранде людей, понял, что любым сопротивлением подпишет смертный приговор себе и своей жене. Выронив нож, он медленно поднял руки.
Красные точки целеуказателей дрожали на его груди.
Этот человек знал, что хозяин на несколько дней вернулся с моря домой.
— Добрый вечер, Олег Иванович, — обратились к нему из вечернего полумрака.
Высокий человек, одетый в песочного цвета камуфляж, вышел на свет садового фонаря и, чуть помедлив, будто позволив себя рассмотреть, встал на скрипучее крылечко. Он улыбнулся напряженному хозяину, кивнул побледневшей хозяйке и сказал:
Это какой-то его знакомый, или же сказал о себе, что он от знакомого. Иначе с чего приглашать его в дом и кормить завтраком.
— Не хотел вас так пугать. Вы уж извините меня за поздний визит.
В опущенной руке он держал пистолет. Простой сельский учитель вряд ли бы его опознал — это был итальянский Бенелли.
Кому еще можно открыть дверь? Почтальону, сантехнику, монтеру, врачу. Но они не станут ни завтракать, ни, тем более, убивать. Однако спокойнее проверить: Ленэнерго, санэпидемстанцию, бытовое обслуживание, — никто в то утро не мог там оказаться?
— Дело в том, — проговорил высокий человек в песочном камуфляже, — что нам срочно понадобился учитель информатики и английского языка. Добрые люди подсказали, где его найти… Вы не откажете в небольшой консультации, Олег Иванович? Очень просим!
— У тебя широкий охват, — покачал головой Юра. — Легко сказать. Но мы действительно проверили: нет, никого не было.
ТРИ ДНЯ ДО…
— Молодцы, — сказал Звягин. — Давай теперь очертим круг всех, кто знал о его возвращении. Мать. Врач в больнице. Диспетчерская служба пароходства, очевидно. Наверняка — подруги жены в парикмахерской, она просила ее подменить. Кое-кто из соседей, видимо. Родственники в Ленинграде у него еще были?
Скорей всего, это была база отдыха, в советское время принадлежащая какому-то из местных, теперь уже разорившихся заводиков. А возможно, это был детский лагерь. Разруха и запустение царили на его территории — прогнившие бараки по самые крыши заросли крапивой и лопухами, асфальт дорожек растрескался и вспучился, бетон столбов и постаментов раскрошился, будто слоистая халва, оголив ржавые петли арматуры. Спортивная площадка превратилась в болото, в глубокой чаше фонтана тянулись к свету чахлые березки, дощатая трибуна циклопических размеров провалилась сама в себя и стала похожа на остов доисторического чудища. Лишь несколько кирпичных зданий не поддались действию непогоды и времени — за ними, кажется, изредка ухаживали. Да металлический забор, щедро увитый колючей проволокой и еще более щедро обвешанный маскировочной сеткой, выглядел почти как новый — наверное, он и был новый: вряд ли советских пионеров или отдыхающих трудяг огораживали глухой трехметровой стеной с «колючкой».
— Нет.
За несколько дней Олег успел изучить почти всю территорию лагеря, не углубляясь, впрочем, в совсем уж дремучие дебри — дабы не тревожить раньше времени постоянного сопровождающего из числа бандитов. Особых препятствий Олегу не создавали: ему лишь было запрещено выходить за ограду. Внутри же периметра свободу его практически ничто не ограничивало. Он как-то раз даже обедал вместе с бандитами — когда они после бани жарили шашлык, используя в качестве мангала длинные корыта умывальников. На него посматривали косо и недобро, но прочь не гнали — только разговоры в его присутствии стали более осторожными, русских слов он почти не слышал. Тогда же удалось Олегу поглядеть и местные новости — телевизор ловил местную программу на обычную «комнатную» антенну, из чего можно было сделать вывод, что не так уж и далеко увезли их с женой от райцентра. Дорогу Олег помнил смутно — от дома его, слегка побитого и помятого, увозили в багажнике. Он только успел увидеть, как Татьяну — его жену — усаживают на заднее сиденье старой «девятки». А потом ему закрыли глаза, дали дохнуть какой-то вонючей гадости, и он потерял всякое представление о времени, хоть и оставался вроде бы в сознании — частично.
— Жена кому-нибудь еще говорила о его возвращении?
Повязку он снял сам, когда вернулся в разум. Морщась от головной боли, осмотрел незнакомое помещение: решетки на грязных окнах, оклеенные рыжей миллиметровкой стены, обшитая фанерой дверь, засиженная мухами лампочка, два хлипких табурета, тумбочка, койка… На подоконнике сидел обряженный в камуфляж громила, кончиком ножа вычищал грязь из-под ногтей.
— Нет.
— Где моя жена?
Громила только бороду поскреб, отвернувшись в сторону. Даже учителю английского языка и информатики сразу бы стало ясно, что надзирателю в переговоры с похищенным вступать запрещено.
— А дочка? В каком она классе?
И Олег решил ждать.
— В четвертом. Тоже никому не говорила. Дети в школе обычно ничего не говорят о делах своей семьи, у них свои темы и интересы.
Не прошло и часа, как за ним пришли. А к вечеру, ознакомившись с документами своего предшественника, Олег уже отлично понимал, в какую нехорошую историю он вляпался. Милая доброжелательность главаря банды могла бы обмануть провинциального учителя, но Олег обещаниям бандита не поверил — он знал, что живым из этого лагеря его не выпустят.
— Помогите нам, Олег Иванович, — ласково просил главарь, поигрывая пистолетом «бенелли». — Чем скорее вы закончите, тем быстрей мы вас отпустим. А о жене своей не беспокойтесь. Она в полной безопасности и в большем комфорте, чем мы с вами. Ваша жена — наша страховка. Ведите себя благоразумно, и с ней все будет в полном порядке…
— Все равно набирается довольно много народа.
— Я хотел бы знать, что случилось с моим предшественником, — спрашивал Олег на следующий день, гадая, знают ли похитители о том, что написано в англоязычных дневниках, к которым он получил свободный доступ.
— И ни у кого из них нет никаких побудительных мотивов для убийства. Проверяли.
— В этом нет секрета, — разводя руками, признавался одетый в песочный камуфляж собеседник. — Это был наш человек. Но одна маленькая оплошность убила его и двух моих людей. Будьте осторожны, работая с материалом, Олег Иванович. Не повторяйте чужих ошибок.
Звягин снял плащ и перебросил через руку. Скривил угол прямого рта.
«Материалом» бандиты называли стальные пузатые контейнеры, формой напоминающие тыквы. Их блестящие бока когда-то были промаркированы темно-синей краской, но шлифовальные круги сточили все надписи, по недосмотру пощадив несколько букв и непонятных знаков, похожих на восточные иероглифы. К маковкам металлических тыкв надежно приросли черные ребристые нашлепки электронных замков. На каждом — три светодиода, разъем с семью контактами, две серые кнопки и крохотный сегментный индикатор. Одолеть эту электронику и предлагалось Олегу Ивановичу — учителю информатики и английского языка. В помощь ему придавалось все хозяйство предшественника: три коробки с бумагами, два ноутбука, стопка компакт-дисков, электронный ключ и набор смарт-карт.
— А каковы могут быть побудительные мотивы убийства? Хулиганство. Деньги. Месть. Страх разоблачения. Ревность. Любовь. Оскорбление.
— Научите нас открывать эти штуки, — говорил бандит, которому Олег уже дал прозвище Бенелли. — Нам нужно, чтобы они программировались на автоматическое открытие в заданное время. Наш технический специалист не успел поделиться своими знаниями, да и не очень-то он к этому стремился. И его нечаянная смерть, прямо скажу, поставила нас в весьма затруднительное и щекотливое положение — мы ведь люди простые, университетов не кончали, с такой техникой работать не умеем. А у нас есть некоторые обязательства, и мы не можем подвести заказчика. Понимаете, Олег Иванович? Конечно же, понимаете! Не можем! А значит, и вы не можете подвести нас…
— Ваши действия? — безжалостно спросил Юра.
Два дня Олег только и делал, что разбирал бумаги, среди которых оказалось огромное количество невнятных инструкций на странной версии английского языка, да просматривал файлы, доступ к которым открывали смарт-карты, ключ и по-детски наивно зашифрованные пароли, написанные на желтых и красных стикерах.
На некоторые закрытые разделы диска, впрочем, Олег так и не сумел забраться, но это не слишком его заботило — и без того информации было больше, чем он мог усвоить.
— Первое. Был ли он когда-либо замешан в контрабанде. Если да — остались ли связи.
На одном из ноутбуков Олег нашел подборку материалов о чудовищных событиях последних двух месяцев, всколыхнувших весь мир. Триста гигабайт видеороликов, аудиологов, фотоснимков, сканов газет, скринов веб-сайтов, всевозможных текстов — все файлы были тщательно разобраны, поименованы, снабжены комментариями, пометками и перекрестными ссылками — тот, кто проделал эту работу, словно отчет готовил.
Второе. На каких судах работал раньше. Имел ли с кем-нибудь по работе столкновения. Пострадал ли кто-нибудь из-за его принципиальности, скажем.
Олег посмотрел несколько документальных роликов, похожих на те, что он уже видел в сети: резня в школьном дворе; ужасная бойня у станции метро «Комсомольская»; смертельная автомобильная давка на Кутузовском — обезумевшие люди, рвущие друг друга на куски, озверевшие, потерявшие человеческий облик обыватели — офисные работники, менеджеры, бизнесмены, домохозяйки…
«Это болезнь? Помешательство? Они все сошли с ума?..»
Третье. Были ли у него враги. Кто ему когда-либо угрожал.
Танин голос так ясно прозвучал в его голове, что он вздрогнул и обернулся. Стоящий у двери соглядатай встретил его взгляд, нахмурился и шевельнул дулом автомата.
— Это похоже на кино, — тихо сказал Олег.
Четвертое. Женщины. Не было ли у него романа с дамой, имеющей ревнивого мужа или поклонника.
«Если бы мы оказались там… Возможно, ты бы меня убил».
— Или ты меня…
Он закрыл ноутбук.
Пятое. Нет ли у него внебрачных детей.
Он должен был что-нибудь придумать.
Шестое. Нет ли с кем романа у его жены, пока он в море.
ОДИН ДЕНЬ ДО…
На этот раз Бенелли пришел сам.
Седьмое. Есть ли у него долги. Если да — то кому и сколько.
Он, немного сутулясь, по-хозяйски шагнул в холодное каменное строение без окон и с единственной дверью, которое Олег называл «лабораторией». Раньше, скорей всего, это был продуктовый склад-холодильник — он и стоял-то в пятнадцати метрах от длинного барака с облупившейся надписью «Столовая» на фасаде. Здесь, в «лаборатории», на бетонном полу под брезентом хранился «материал» — никак не меньше сотни баллонов. Работать с ними Олегу было запрещено, и даже приближаться к ним ему не позволяли. Все свои эксперименты он проводил на трех тыквообразных контейнерах, помеченных красным кругом. Они, будто цветочные горшки, были водружены на сваренные из ребристой арматуры треножники — эта композиция называлась стендом; эти баллоны считались учебными.
Восьмое. У моряков часто постоянные знакомства в комиссионках. Не было ли у него там подозрительных дел.
— Как дела? — спросил Бенелли. Даже по голосу чувствовалось, что он сильно чем-то раздражен.
Здоровяк-охранник вскочил, опрокинув складной шезлонг, вытянулся по стойке «смирно», вытаращил глаза.
Девятое. Играет ли в карты, склонен ли к финансовым аферам.
— Плохие новости, Олег Иванович, — не дожидаясь ответа на свой вопрос, объявил Бенелли. — Вы должны ускорить свою работу. Результат нам нужен через три дня.
— Но я ничего не могу гарантировать, — Олег медленно повернулся. — Я же, кажется, уже много раз говорил об этом. Я просто учитель. А здесь военная техника непонятного назначения и неизвестно чьего производства.
— Зато у вас очень хорошая мотивация, — сказал Бенелли. — Почти такая же хорошая, как у меня самого. Думаю, вы все же справитесь.
Десятое. Был ли он когда-нибудь кем-нибудь обижен, ущемлен, обманут, обойден по службе.
Олег пожал плечами и вернулся к работе. Он, подключив ноутбук к интерфейсу электронного замка, в очередной раз считывал инженерные коды и пытался их расшифровать.
— Ваша жена просила передать вам привет, — как бы между прочим сказал Бенелли.
Ну как? — деловито спросил Звягин. — И выяснив все это, останется лишь узнать, кому стало известно, что он дома.
— Спасибо, — ответил Олег, листая замасленную брошюрку с таблицами кодов.
Минут на пять в «лаборатории» установилось напряженное молчание.
— А ты не слишком широко раскидываешь сеть, пап? — поддел Юра. — Вместо того, чтобы выдать версию или хотя бы несколько версий, предлагаешь подозревать всех подряд? Так работать невозможно. Тебе придется полгорода перетрясти. Это не наши методы.
Олег не выдержал первый.
— Смотрел я в детстве такое кино — «Кто вы, доктор Зорге?». Среди прочего там показывалось, как японская контрразведка вычислила его, бывшего, казалось, вне всяких подозрений. Они просто составили схему, в которую включили абсолютно всех, кто мог иметь какое-то отношение к утечке информации. И скрупулезно прорабатывали каждую кандидатуру. Только и всего.
— Как она там? — спросил он, откладывая брошюру.
— С ней все хорошо, — недобро улыбнувшись, сказал Бенелли. — Думайте не о ней, а о своей работе.
— Только и всего, — сказал сын. — Странно, что когда ты смотришь кино про врачей, то воспринимаешь его не как руководство к действию, а как повод для издевок над нелепицами. «Только и всего». Один пустяк — по этому делу у нас чуть-чуть меньше людей и средств, чем у японской контрразведки для охраны государственных тайн. Можно обратить на это внимание Литейного, но боюсь, что он нас не поймет.
— Да я только об этом и думаю! — раздраженно ответил Олег.
— Пинкертоны! — рассердился отец. — Не могут найти убийцу, а в оправдание приводят доводы, что у них меньше сил, чем у японской контрразведки! Тогда перечитай «Шерлока Холмса» и определи преступника: нет следов и ничего не взято — значит, он умный и богатый, скорее всего академик, причем интересуется моряками. И иди арестовывать академика-гидролога.
Ноутбук пискнул. Олег посмотрел на монитор, потер лоб, квитировал появившееся на экране предупреждение и, сверяясь с потертой и помятой распечаткой, ввел нужную последовательность команд. Один из светодиодов на корпусе замка моргнул и сменил цвет с зеленого на желтый — контроллер перешел в режим программирования.
— Отлично, — не сдержал радости Олег.
— Ну я ведь тебе не советую вместо учебника по анатомии читать «Доктора Айболита», — расстроился Юра.
— Что? — тут же подался вперед Бенелли. — Получилось?
— По существу — на мои предложения ответы есть?
— Кое-что начало получаться, — сказал Олег. — Но говорить о каком-то успехе рано.
— Три дня, учитель! — напомнил Бенелли — Три дня!
— Представь себе. По-твоему, мы зря шестнадцать суток землю роем? Он был очень спокойный, уравновешенный, миролюбивый человек, несколько пассивный даже, как утверждают. Осторожен, дисциплинирован, никогда не нарушал никаких правил, со всеми жил в мире. Честен. Морально устойчив, что называется. Ничего подозрительного, ничего предосудительного за ним не водилось. Никаких врагов, никаких обид. Короче — ни один из перечисленных тобой пунктов не подходит.
— Послушайте, — Олег повернулся лицом к своим похитителям. — Давайте играть в открытую. Я знаю, что за вещество находится в ваших контейнерах, и догадываюсь, как вы собираетесь его использовать. А вы, видимо, знаете, что я все это теперь знаю. Я уверен, что вы убьете меня, когда я закончу работу, — независимо от ее результата. И жену мою вряд ли пощадите. И я задаюсь вопросом: ради чего я помогаю вам? Почему я должен стать соучастником очередного вашего преступления? Таким же убийцей, как и вы…
По железнодорожному мосту над Обводным погромыхивая тянулся дневной поезд «Ленинград — Москва». Звягин проводил его взглядом, сказал:
— Кажется, вы собираетесь торговаться, Олег Иванович, — хмыкнул Бенелли. — Вот уж не ожидал. А впрочем… Вы ведь не очень давно здесь, да? Раньше жили в Москве? Это заметно по вашему говору — я хоть университетов и не кончал, но в университетах учился. Да-да, мы с вами, можно сказать, земляки. Я двадцать лет прожил в столице. Изучал, так сказать, врага изнутри… Значит, хотите играть в открытую? Пожалуйста! Да, в скором времени мы планируем очередную акцию. Да, мирные люди погибнут, простые горожане, — но они постоянно гибнут, тысячами, как лемминги. Планировал ли я убить вас после того, как вы закончите работу? Скорее да, чем нет. Вашу жену? Скорее нет, чем да… Чем мы можем принудить вас к сотрудничеству? Пытками и угрозой страшной смерти. Обещаниями отыскать всех ваших родственников. Этого разве не достаточно?.. — Бенелли показал зубы. — Что еще вы хотите знать? Спрашивайте.
— Зачем вы это делаете?
— Кто-то мог ему завидовать. Просить деньги в долг. Напомнить о какой-нибудь услуге, которую некогда оказал.
— О, это очень непростой вопрос, Олег Иванович. Лично я этим занимаюсь исключительно ради самого себя: мне уже обещана высокая должность в неком государстве на побережье Африки и круглая сумма наличностью и золотом. А те, кто стоит за нами… У них свои цели… Политические. Финансовые. Военные. И, даже страшно сказать, научные.
— Проверяли. Не подходит.
— Что это за газ?
— Хм. А скажи-ка, моряки обычно страхуют жизнь, — он был застрахован?
— Вам назвать формулу? Способ производства? — Бенелли рассмеялся. — Для меня, Олег Иванович, это не газ. Это просто материал.
— Откуда он у вас?
— На десять тысяч.
— А вы знаете, что такое грант? Так вот, я и моя команда в долгой и кровавой борьбе выиграли очень большой грант. И теперь те люди, что выбрали меня, требуют своего.
— Вам вот так запросто передали это оружие?
— Деньги, очевидно, получит жена?
— Запросто? — Саркастически улыбающийся Бенелли мотнул головой. — Передали? Нет, конечно! Длинная цепь тщательно спланированных случайностей, чтобы никто ничего не мог заподозрить, — и материал оказался у меня, здесь, на этой территории. Думаете, почему я не могу вызвать еще одного технического специалиста вместо погибшего? Да потому что люди, устроившие мне доступ к материалу, обрубили все концы.
— И кто эти люди?
— Семья.
— Да откуда мне знать, Олег Иванович! Вы что, смеетесь надо мной?! Думаете, я какой-то там мировой воротила? Мне лишь на секунду дозволили заглянуть под уголок огромного одеяла, под которым идет такая возня, что вся планета содрогается… И я, знаете ли, теперь не уверен, что буду жить в этой своей Африке. Возможно, мы с вами сейчас находимся в одинаковом положении. У меня, впрочем, есть план…
— Да, план обычно есть у всех, — негромко сказал Олег.
— А тебе не кажется странным, что жена после «скорой» вызвала милицию? Обычно в таких случаях милицию вызывает сама «скорая» по прибытии на место. Смотри: она еще не верит, что муж умер, в ужасе надеется вернуть его к жизни, зовет врачей, — мысль о милиции должна прийти позднее. В каком она была состоянии, когда вы приехали?
— Что?
— Нет, ничего… Просто… — Олег вернулся за клавиатуру ноутбука и сформировал управляющий код. — Я подумал тут, а почему бы вам просто не взорвать эти баллоны. Можно их распилить, в конце концов. Зачем вам нужен я? Зачем вся эта возня с электроникой, с замками?
— Истерика… «Скорая» успела тут же, ей дали нашатырь, накапали каких-то капель.
— А вы разве не знаете? — искренне удивился Бенелли. — У вас же куча документации — там должно быть написано, что материал защищен от подобного грубого вмешательства. Повреждение внешней оболочки приводит к уничтожению материала. Это какая-то химия, что ли — температура внутри мгновенно поднимается, и газ разлагается.
— Да… — вспомнил Олег. — Читал что-то такое… Там очень странный язык. Похожий на английский. Но другой…
— Видишь. В первые минуты такого потрясения человек парализован горем, он еще не в состоянии думать о преступнике, розыске, мести… Считаю этот ее поступок психологически малодостоверным. Словно она заранее знала о случившемся… Предлагаю версию: у нее есть никому не известный партнер, подчинивший ее своей воле, который и убил, чтоб жениться на ней и завладеть всем добром.
— В цивилизованном мире химическое оружие запрещено, — заметил Бенелли. — Все разработки ведутся в странах третьего мира. Под контролем, конечно же, тех, кто дает на это деньги. Вы думаете, почему американцы убили Саддама и какое такое оружие они искали в Ираке?
— Высокая температура… — пробормотал Олег, уже не слушая словоохотливого собеседника. — Да-да… Я же читал… Это такая защита…
— «Леди Макбет Мценского уезда». Ясно. Мой шеф очень одобрил бы ход твоих рассуждений. Это тоже отработано. Нет.
— Что? — не сразу понял его Бенелли. — А, ну да. Защита, если кто-то непосвященный полезет туда, куда ему не положено. А еще эти электронные нашлепки посылают сигналы своим хозяевам. И те контролируют, где находится материал, сколько его было использовано, когда сработали замки, и черт знает что еще. Потому открывать контейнеры нужно только так, как велит инструкция, — это одно из условий сделки. А мы, черт бы побрал, лишились единственного человека, кто умел это делать.
— Что же с ним случилось?
— Точно ли?
— Он дохнул газа.
— И? — Олег нажал клавишу ввода.
— Женщина не может скрыть от подруг, с которыми работает годами, своих чувств при приезде мужа и в его отсутствие. Она натура открытая, говорлива, общительна, и чтобы никто в парикмахерской, где они вечно откровенничают о своих женских делах, ни о чем даже не догадывался — невозможно.
— И убил двух моих людей.
— Стоп, — резко сказал Звягин. — Он наследует матери, так? Может быть еще кто-то, кто в случае его смерти получает ее имущество? Его десятилетняя дочь, а еще? Есть у матери близкий человек? Нет ли у нее чего-нибудь редкого и ценного, вроде старинной вазы, например, стоимости которой она сама даже не представляет? А?
— Вы его застрелили?
Ноутбук пискнул.
— Красивая версия, — оценил сын. — Изящная. Но ссора из-за наследства — распространенный вариант, к сожалению. Имущество матери довольно скромное, в больнице она составила завещание на сына, и никого у нее больше на свете нет. Отработано.
— Нет. Те двое тоже надышались. Они разодрали друг друга в мясо. Мы их трупы даже растащить не смогли, так они сцепились.
Светодиоды на черной нашлепке погасли. На сегментном индикаторе засветились цифры — пошел обратный отсчет— «10», «9», «8»…
— Трудный у вас хлеб, — признал Звягин. — «Доверяй, но проверяй». Даже родных, для кого это трагедия…
— Что это? — спросил Бенелли, подавшись вперед и вытянув шею. — Ты сумел, да? Смог?!
— А что делать. Бывает всякое. Когда вы проводите больному такие процедуры, что он от боли зеленеет — для его же пользы стараетесь. Иногда и мы касаемся больных мест — чтоб излечить от большего зла.
— Кажется, да, — тихо ответил Олег, не зная, должен ли он сейчас радоваться. — Открывать их я вроде бы научился. Но как настроить таймер, я даже не представляю.
Черная нашлепка треснула. На сегментном индикаторе загорелся «0».
— Красиво говоришь, стажер… Ну и что вы теперь предпринимаете?
ДЕСЯТЬ ЧАСОВ ДО…
— Ищем, — дипломатично отвечал Юра.
Странный человек был этот Бенелли. Совсем не похожий ни на расчетливого террориста, ни на равнодушного убийцу. Он выглядел как бизнесмен средней руки, вел себя словно герой шпионского боевика, говорил как выпускник МГИМО. Причудливо, должно быть, сложилась его судьба, раз теперь он занимается тем, чем занимается.
Огромный фургон, с ревом газуя перед светофором, обдал их черными клубами выхлопа.
А вот люди, что его окружали, выглядели как обычные бандиты…
— Никаких условий для воскресной прогулки, — зло сказал Звягин. — Чему ты улыбаешься — что я еще не сказал тебе, кто убил?!
Олег покосился на своего охранника. Тот зевал: ночь у них обоих выдалась бессонная, трудовая; они провели ее в «лаборатории» — Олег копался в файлах и бумагах, так и этак двигая разложенные на полу документы, словно пасьянс из них складывал, а приставленный к нему бородатый здоровяк шумно боролся со сном, иногда проигрывая и ненадолго затихая.
Под утро пасьянс окончательно сложился…
— Ты очень правильно рассуждал, — утешил Юра.
Олег еще раз все внимательно оглядел, бегло перечитал не по-русски писанные строки, еще раз все обдумывая, отыскивая слабые места в своем плане.
«…в малых концентрациях — тревога, страх, тоска, злоба… расстройства личности… психоз: галлюцинации, бред, сумеречное помрачение сознания… немотивированная агрессия, неистовая злоба… полная трансформация психики…»
«…физические свойства… бесцветен, не имеет запаха… фазовая диаграмма… сжижение… абсорбция… быстро разлагается при температурах выше 140 по шкале Фаренгейта… мгновенное разложение при температуре 167 градусов и выше…»
«…программирование контроллера осуществляется… консоль управления… во время авторизации генерируется 128-битовое слово… ответный сеанс со станцией… раунд шифрования… подтверждение пароля…»
Олег понимал, что не сумеет выполнить поставленную перед ним задачу, не сможет запрограммировать контейнеры с «материалом» на открытие в определенное время. И не только потому, что это было технически очень сложно, а в данных обстоятельствах практически невозможно. Нет. Проблема была не в технике. Основная проблема крылась в нем самом — теперь он боялся ответственности. Его в дрожь бросало от мысли, что он может стать соучастником страшного преступления. И он не планировал продолжать работу, чем бы там ему ни угрожали.
Пора было ставить точку…
Олег смешал бумаги, встал и потянулся, хрустя суставами.
Он мог бы сейчас в две секунды расправиться с зевающим, всякую бдительность потерявшим охранником, завладеть оружием, вступить в перестрелку с бандитами, не подозревающими о боевом опыте очкастого учителя английского языка… Но Татьяна… Танечка… Танища…
Нет, действовать нужно иначе. Хитрей. И надежней.
Он не зря прожил эту бессонную ночь.
У него был план.
Олег понимал, что шансов выжить у него немного.
Но он собирался спасти свою Татьяну.
А с ней и сотни незнакомых ему людей.
СЕМЬ ЧАСОВ ДО
Просить встречи долго не пришлось. Олег лишь сообщил охраннику, что хочет увидеть главного, и уже через десять минут Бенелли принимал его в своих апартаментах.
— У меня хорошие новости, — с ходу сообщил Олег, цепко осматривая помещение, в котором ему еще не приходилось бывать. — Я, кажется, разобрался с таймером.
— Отлично, Олег Иванович, — сказал Бенелли, поднимаясь с продавленного низкого кресла и протягивая обе руки гостю. — Я, когда только вас увидел, сразу понял, что с задачей вы справитесь.
— Ну, я еще не вполне справился…
— Но и время у вас пока есть.
— Это да…
Они помолчали, внимательно осматривая друг друга, сдержанно друг другу улыбаясь — сейчас они были похожи на двух оскалившихся хищников. Олег, вспомнив, что он обычный учитель, первый опустил глаза.
— Вы пришли, чтобы сообщить мне это? — спросил Бенелли.
— Да… — кивнул Олег. — Нет. Не совсем… Я… Я хочу поговорить…
— Поторговаться? О, я вижу, что сегодня вы настроены более решительно.
— Я хочу попросить о свидании, — выпалил Олег заготовленную фразу. — Я должен увидеть свою жену и поговорить с ней наедине.
— Это невозможно, — качая головой, сказал Бенелли, но Олега было уже не остановить.
— Мне нужно знать, что с ней все в порядке. Я должен убедиться! Я знаю, что вы не отпустите меня живым, так что считайте, что это мое последнее желание! Да, я ставлю вам условие. — Он задрожал всем телом. — Ставлю ультиматум! И вы ничего от меня не получите, если не выполните мою просьбу!
Бенелли, скрестив руки на груди, внимательно слушал нервные вопли пленника и саркастически улыбался.
— Вы ни черта от меня не получите! — продолжал истерить Олег. — И ничего вы со мной не сделаете! Я знаю, что обречен! Мне уже не страшно! Вот сейчас я пойду и повешусь! И гори все синим пламенем! И ничего вы не сможете! Вы меня скрутите, а я откушу себе язык! Я вены себе перепилю! Ничего не получите! Вы…
Бенелли медленно размахнулся и несильно шлепнул Олега по скуле. Тот дернул головой и подавился непроизнесенными словами.
— Хватит паясничать, — сказал Бенелли. В глазах его читалось холодное бешенство. — Чего конкретно ты хочешь?
— Вы взяли нас, когда мы собирались идти в баню, — прохрипел Олег. — Я хочу в баню. С женой. Париться.
— Это и есть твое последнее желание? — недоверчиво хмыкнул Бенелли. — Ив чем тут подвох, учитель? Уж не надумал ли ты вместе с женушкой красиво уйти из жизни? Если так, то ты должен знать — я решил отпустить ее, когда все закончится и если все пройдет гладко. Она ничего не видела, она ничего не знает и не представляет для нас никакой опасности, — пускай живет… Может, этот добрый поступок зачтется мне на том свете… Так что ты подумай сейчас, Олег Иванович, всем своим высшим образованием подумай. Хорошо поразмысли. Не мы ее убьем, если что-то пойдет не так. Не мы. Ты…
— Я хотел бы получить гарантии, что ее не тронут, — севшим голосом сказал Олег. — Но я понимаю, что гарантий быть не может.
— Верно. Кроме моего слова — никаких гарантий.
— Истопите баню. Устройте свидание с женой. — Олег снял очки, потер переносицу пальцем. — А чтобы вы не подозревали обман, я проведу демонстрацию. Перед самым свиданием я покажу вам, чего добился, объясню вкратце, как работать с материалом, чтобы сделать эту вашу проклятую часовую бомбу. Но потом дайте мне возможность как следует попариться. Мне и моей жене. Только после бани я подготовлю полный отчет. А уж тогда делайте со мной, что хотите, — но чтобы быстро. Без мучений. Ладно?.. Я… — У Олега перехватило дыхание, он заморгал, выжимая слезы из глаз. — Боюсь… Боюсь боли…
Долго, очень долго смотрел Бенелли на ссутулившегося, будто бы сломавшегося учителя. Видимо, чувствовал какой-то подвох. Сказал, наконец:
— Ну хорошо, баню со свиданием мы вам устроим. Но не пытайся нас обмануть. Я распоряжусь, чтобы к тебе приставили еще одного сторожа. А баню, пока вы там паритесь, мои люди возьмут под охрану.
— Это пожалуйста, — легко согласился приободрившийся Олег. — Только интим наш не нарушайте. И вот еще что: устройте нам холодное пиво, какую-нибудь закуску и пару веников, лучше чтобы дубовые были.
— Наглеешь, — одобрительно сказал Бенелли.
— Беру от жизни все, — ответил Олег и надел очки.
СОРОК МИНУТ ДО…
За подготовкой бани Олегу позволили следить лично. Он, впрочем, не слишком этим злоупотреблял: единственный раз попросил вооруженного до зубов истопника нагнать жару не только в парилке, но и в моечной, пояснив, что они с женой только так и моются — жена с детства к русской бане приучена, а он сам в студенческие времена, будучи членом сборной университета по шахматам, частенько посещал сауну на спортивной кафедре — так вот и привык.
Вернувшись в «лабораторию», Олег еще раз переворошил бумаги и занялся подготовкой стендов к последней демонстрации. Думал он, впрочем, совсем о другом, так что дело двигалось плохо. Смущали его и новые надзиратели — молчаливые смуглые близнецы с обритыми татуированными черепами — очень уж серьезно они относились к своей работе: ни на секунду не выпускали его из вида, далеко не отходили, оружие держали наготове. Олег попытался было разговорить их, но тщетно — они лишь мрачней стали да, переглянувшись, стволы повыше подняли. Кажется, они не понимали по-русски…
Помыкавшись по «лаборатории» какое-то время, Олег решил еще раз прогуляться до бани, проверить, все ли там идет так, как было договорено. Особенно его интересовало, сделали ли уже скобы под навесной замок на дверь парилки.
Бенелли, когда услышал про эти скобы, сильно удивился. Но Олегу удалось его убедить, что просьба эта вполне невинная и понятная: запертая дверь парилки должна была защитить Татьяну от возможных выходок одичавших бандитов.