А другой:
— Прежде, чем ты меня посадишь, я тебя выгоню отсюда!
Заходит один из работников управления.
Спрашиваю:
— Что это такое?
— Начальник управления с секретарем парткома беседуют.
Управлением во Владимире много лет руководил генерал-майор Алексей Сергеевич Стрекалов. До этого он служил в Таджикистане, руководил Ленинабадским управлением, потом стал замом в республиканском комитете госбезопасности.
Сергей Алмазов:
— Секретарь парткома, выбранный уже на новой волне, по ряду вопросов занял принципиальную и, я бы сказал, верную позицию. Соответственно, стал предъявлять претензии к начальнику управления. Стрекалов пришел как раз по партийному набору. И он возмущался: как секретарь парткома смеет! А дела были не очень красивые… Ленинский субботник. Хозяйственник говорит: ребята, надо напилить досочек такого-то размера. Напилили. Оказывается, доски пошли на дачу Стрекалову. Конечно, это возмущало людей… Такие эпизоды накладывались на общий непрофессионализм, барство…
Я доложил Иваненко. Сходили к начальнику нашего управления: Стрекалова надо убирать. Написали справку и идем к Виталию Андреевичу Пономареву, заместителю председателя КГБ по кадрам. А он пришел в комитет по тому же партнабору.
Он читал справку Инспекторского управления, ахал, охал:
— Что же с ним делать-то, а? Может быть, мы его на край выдвинем?
Это значит поставить во главе краевого управления — Ставропольского или Краснодарского, то есть поднять на ступень выше. Я, откровенно говоря, чуть со стула не упал. Такая кадровая линия влияла на ситуацию в нашей среде.
Выборы президента России
В один из субботних весенних дней 1991 года, меньше чем за месяц до выборов первого президента России, Александр Владимирович Руцкой, председатель Комитета Верховного Совета РСФСР по делам инвалидов, ветеранов войны и труда, социальной защиты военнослужащих и членов их семей, как обычно, находился со своими помощниками в Белом доме. Неожиданно последовал звонок от председателя Верховного Совета Ельцина, который пригласил зайти.
Руцкой вернулся только через два с лишним часа.
— А знаете, что он мне предложил? — торжествующе спросил он с порога. И, не дожидаясь ответа, выпалил: — Вице-президента!
— Ну и как?
— Я согласился, — важно сказал Руцкой. — Правда, я его предупредил, что китайским болванчиком не буду, что у меня есть свое мнение по многим вопросам, и я буду его отстаивать.
Стивен Кинг
— Ну и что он?
Институт
— Он сказал, что такой человек ему и нужен. Но еще я сказал, — добавил Руцкой, — что, что бы ни случилось, я пойду с ним до конца. Ведь я офицер…
Stephen King
Список вероятных кандидатов в вице-президенты, предложенный Ельцину, был длинным. Московский мэр Гавриил Харитонович Попов сам предлагал себя. Борису Николаевичу нравился академик Юрий Алексеевич Рыжов, ректор Московского авиационного института, популярный среди интеллигенции.
THE INSTITUTE
«Я кожей чувствовал, как напряженно ждут моего решения два человека: Геннадий Бурбулис и Руслан Хасбулатов, — вспоминал Борис Ельцин. — Но ни один из них меня не устраивал. Что греха таить, я опасался чисто иррациональной антипатии народа. Меня не устраивал невыигрышный имидж обоих».
Фото автора на обложке: Shane Leonard
К Руслану Имрановичу Хасбулатову тогда не было никакой антипатии. Его мало знали и рассматривали как верного сотрудника Бориса Николаевича. Ельцин, скорее, не хотел забирать Хасбулатова из Верховного Совета, боясь утратить контроль над депутатами.
Печатается с разрешения автора и литературных агентств The Lotts Agency и Andrew Nurnberg.
© Stephen King, 2019
Потом станет ясно, что кандидатуре вице-президента вообще напрасно придавали столь большое значение. В июне 1991 года голосовали именно за Ельцина, кандидатура вице мало кого интересовала. Но это стало ясно после выборов, а до голосования казалось, что нельзя упустить ни одного шанса.
© Jacket Design by Will Staehle / Unusual Corporation
Вроде бы Геннадий Николаевич Харин, давний помощник Ельцина, и Людмила Григорьевна Пихоя, которая писала президенту речи, уговорили Бориса Николаевича взять в вице Руцкого:
© Jacket Artwork: Train by Ayrat A / Shutterstock; Boy by Kosmos111 / Shutterstock; Room by Koksharov Dmitry / Shutterstock; Tracks by Karin Claus / Shutterstock
— Мы получим часть голосов коммунистов… Ельцин — красивый, высокий, а рядом с ним будет Руцкой в военной форме, со звездой Героя, с усами, наконец. Все бабы наши.
Школа перевода В. Баканова, 2020
«Руцкой был просто создан для избирательной кампании, — согласился Ельцин. — Он как будто родился специально для того, чтобы быть запечатленным на глянцевых цветных плакатах, участвовать в телевизионных трансляциях, выступать перед большим скоплением народа. Внешность заслуженного артиста, боевой летчик — Герой Советского Союза, говорит резко и красиво. Одним словом — орел!..»
© Издание на русском языке AST Publishers, 2020
Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.
Если исходить исключительно из задач избирательной кампании, то казалось, что Ельцин просто не мог сделать лучшего выбора. Руцкой находился тогда в центре событий. Его рейтинг рос стремительно, к нему было приковано внимание демократически настроенных коммунистов. Он стал любимцем прессы. Расчет состоял в том, чтобы привлечь на сторону Ельцина те слои, которым импонировал Руцкой — «демократический коммунист», герой, афганец… Тем более, что Рыжков взял себе в напарники другого героя афганской войны — генерала Бориса Всеволодовича Громова.
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
Ельцин, правда, собирался пригласить на роль вице-президента Бакатина, недавнего министра внутренних дел, весьма популярного в ту пору. Переговорить с ним поручили Сергею Вадимовичу Степашину.
* * *
Он спросил Вадима Викторовича:
— Как бы вы отнеслись к предложению Ельцина идти с ним на выборы в качестве вице-президента?
Стивен Кинг – один из самых популярных писателей нашего времени.
Бакатин поблагодарил и отказался:
Его читают подростки и взрослые, женщины и мужчины, – все, кто стремится лучше познать себя и других, а также изменчивый и несправедливый мир, в котором мы живем.
— Думать на эту тему уже не имеет смысла — я только что подал заявление в избирком с просьбой зарегистрировать мою кандидатуру.
Стивену Кингу подвластны все жанры: он – автор великолепных романов, потрясающих повестей и блистательных рассказов.
То ли он верил в свою победу, то ли выполнял просьбу Горбачева, который мечтал провалить Ельцина и надеялся, что Бакатин оттянет ельцинские голоса. Вадим Викторович совершил ошибку. И для него, и для всех было бы лучше, если бы он в 1991 году стал вице-президентом России. Скорее всего, страна избежала бы трагических событий октября 1993 года.
Среди шедевров Мастера – полное мистики и саспенса «Сияние», приоткрывающая тайны человеческого сознания «Мертвая зона», удивительно трогательная и в то же время невероятно жесткая «Зеленая миля», леденящая кровь «Кэрри», «жемчужина» фэнтези «Темная башня» и многое-многое другое…
Бакатин выставил свою кандидатуру на первых президентских выборах в России в июне 1991 года, став соперником Ельцина. Вадим Викторович находился в расцвете сил, жаждал активной политической деятельности и видел себя на первых ролях. Он был человеком известным, заметным, хотя, возможно, переоценивал степень своей популярности. Бакатин представляется человеком самоуверенным, несколько кокетливым, не забывающим о том, что он нравится женщинам. Он показал себя дельным администратором и порядочным человеком и явно заслуживал заметной работы, хотя, с другой стороны, для чего-то большего ему явно не хватало образа самостоятельного политика.
* * *
Пресса и телевидение поддерживали Бакатина, о нем доброжелательно писали и говорили. В лагере Ельцина за ним ревниво следили. Обижались на то, что он посмел конкурировать с Борисом Николаевичем. А после подсчета голосов выяснилось, что из всех кандидатов Бакатин собрал наименьшее количество голосов — всего 3,42 процента.
Посвящаю внукам: Итану, Эйдану и Райану
Специалисты считают, что на выборах Вадим Викторович наделал много ошибок. Отказался от помощи профессионалов, которые занимались имиджем политиков. Запретил выпускать пропагандистские листовки и плакаты. Неудачно выступал, речи у него получались слишком длинными и академичными.
Одни избиратели, глядя на послужной список кандидата, воспринимали его как партаппаратчика, хотя по сути он им и не был. Другим Бакатин казался нерешительным человеком с расплывчатой программой. Кандидатом в вице-президенты он предложил Рамазана Хаджимуратовича Абдулатипова, отнюдь не у всех вызывавшего симпатию.
Олег Максимович Попцов, первый руководитель российского телевидения, считал, что сам Бакатин вел предвыборную кампанию вяло. Но его главная проблема состояла в том, что те люди, которые в принципе симпатизировали Бакатину, голосовали за Ельцина. А противники Ельцина, естественно, не хотели поддерживать Бакатина.
На выборах 12 июня Ельцин собрал 57,35 процента голосов.
И воззвал Самсон к Господу и сказал: Господи Боже! вспомни меня и укрепи меня только теперь, о Боже! чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои… И сдвинул Самсон с места два средних столба, на которых утвержден был дом, упершись в них, в один правою рукою своею, а в другой левою. И сказал Самсон: умри, душа моя, с Филистимлянами! И уперся [всею] силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем. И было умерших, которых умертвил [Самсон] при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей. Книга Судей, глава 16
Теперь Борис Николаевич еще увереннее отстаивал свою точку зрения.
Когда Горбачев попросил у Верховного Совета СССР дополнительных полномочий, потому что власти никто не подчиняется, Ельцин резко возразил:
— Такого объема законодательно оформленной власти не имели ни Сталин, ни Брежнев. Крайне опасно, что президентская власть у нас формируется под личные качества и гарантии конкретного человека. Фактически центр стремится конституционно оформить неограниченный авторитарный режим.
…а кто соблазнит одного из малых сих… тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. От Матфея, глава 18
Через несколько лет сходные обвинения Борис Николаевич услышит в свой адрес. И тогда, и потом эти обвинения были чистой демагогией — ни Горбачев, ни Ельцин диктаторами не стали. Угроза исходила совсем с другой стороны. Ее можно было ощутить.
***
17 июня 1991 года на сессии Верховного Совета СССР выступил маршал Сергей Ахромеев, недавний начальник генштаба, которого Горбачев сделал своим советником:
Согласно данным Национального центра по проблемам пропавших без вести и подвергающихся эксплуатации детей, ежегодно в США пропадает 800 000 детей. Большинство находятся. Тысячи – нет.
— Наша страна насильственно, вопреки воле народов, выраженной на референдуме 17 марта сего года, расчленяется. Некоторые руководители республик, и в первую очередь Ельцин Борис Николаевич, на словах выступают за Союз, а на деле разрывают его на части. СССР распадается. И высшие органы власти или не хотят, или не могут предотвратить гибель нашего Отечества. В такой опасной обстановке наша страна находилась только в 1941–1945 годах. Но тогда Сталин сказал народу правду о нависшей смертельной опасности, и общими усилиями народа под руководством КПСС угроза гибели Отечества была преодолена. Президент СССР в настоящей обстановке бездействует, а Верховный Совет позволяет ему бездействовать, не желая замечать всего, что происходит вокруг.
Никогда раньше маршал, привыкший к военной дисциплине, не позволял себе критиковать верховного главнокомандующего. Это был сигнал. До путча оставалось всего два месяца. 17 июня и председатель КГБ Крючков выступил на закрытом заседании Верховного Совета СССР с пугающей речью.
Геннадий Бурбулис:
— Практически весь девяносто первый год был заряжен темой чрезвычайщины. Крючков официально с трибуны Верховного Совета говорил, как опасна говорливая демократизация. Они до последнего не понимали природу многотысячных митингов. Кому это дозволено? А почему мы на это спокойно смотрим? У них была какая-то, я бы сказал, экзистенциальная травма в восприятии событий тех месяцев.
Ночной обходчик
Горбачев тоже промахнулся с вице. В декабре 1990 года на Съезде народных депутатов предстояло избрать вице-президента СССР.
1
У Георгия Шахназарова возникло неожиданное предложение:
Самолет, на котором Тим Джемисон должен был полчаса назад вылететь навстречу ярким огням и небоскребам Нью-Йорка, все еще стоял у гейта. Когда в забитый салон эконом-класса вошли сотрудник авиакомпании «Дельта» и блондинка с бейджиком службы безопасности на шее, среди пассажиров поднялся недовольный ропот.
— А почему бы вам не удовлетворить амбиции Ельцина? Скажем, сделать его вице-президентом?
– Прошу минутку вашего внимания! – обратился к ним сотрудник авиакомпании.
Михаил Сергеевич отрезал:
– Надолго рейс задержат? – спросил кто-то. – Только говорите как есть, без прикрас.
— Не годится он для этой роли, да и не пойдет. Ты его не знаешь. Ему нужна вся власть.
– Ненадолго. Капитан самолета просил вас заверить, что мы прибудем практически вовремя. Но кому-то придется освободить одно место для сотрудника правоохранительных органов, который должен срочно вылететь в Нью-Йорк.
Горбачев перебрал много кандидатур. Недавний секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев вызвал бы яростные протесты консерваторов. Министр иностранных дел Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе отпал, потому что в первый же день работы съезда сделал резкое заявление об уходе в отставку. От кандидатуры Нурсултана Абишевича Назарбаева, будущего президента Казахстана, Горбачев тоже отказался.
Все дружно застонали, и Тим увидел, как несколько человек вооружились мобильниками – мало ли какие неприятности возникнут.
Возникли две новые фамилии: академик Евгений Максимович Примаков и Геннадий Иванович Янаев, к тому времени член политбюро и секретарь ЦК.
– Авиакомпания «Дельта» предлагает добровольцу бесплатный билет до Нью-Йорка на рейс в шесть сорок пять утра…
Пассажиры снова застонали. Кто-то сказал:
Бывший комсомольский функционер, веселый, компанейский человек, Янаев понравился Горбачеву и мгновенно взлетел на самый верх. Горбачев полагал, что сравнительно молодой Янаев, не примкнувший ни к левым, ни к правым, не встретит возражений у депутатов. Да и ему самому не доставит хлопот. Едва ли Горбачев хотел видеть на посту вице-президента самостоятельную и равноценную фигуру, с которой бы пришлось считаться.
– Да лучше сразу пристрелите…
Горбачев посоветовался с недавним членом политбюро Вадимом Андреевичем Медведевым.
Сотрудник авиакомпании как ни в чем не бывало продолжал:
— Янаев, — ответил Медведев, — возможно, будет вам помогать, но он не прибавит вам политического капитала. Я бы отдал предпочтение Примакову.
– Также мы предоставляем бесплатный отель и денежную компенсацию в размере четырехсот долларов. Очень выгодное предложение! Желающие есть?
Михаил Сергеевич выбрал Янаева. Совершил ошибку. Назарбаев или Примаков не предали бы своего президента. Августовского путча бы не случилось, и, может быть, сохранился бы Советский Союз.
Желающих не было. Блондинка молча осмотрела многолюдный эконом-класс внимательным, но безжизненным взглядом.
Горбачев неустанно призывал руководителей республик к терпению и здравому смыслу, к отказу от политической истерии. Накануне отъезда в отпуск откровенничал с Назарбаевым и Ельциным, фактически делил с ними власть.
– Восемьсот долларов, – сказал сотрудник «Дельты». – Плюс отель и бесплатный билет.
А через несколько дней поделился с Черняевым впечатлениями:
– Прямо телевикторина какая-то, – проворчал сидевший перед Тимом мужчина.
Желающих все равно не нашлось.
— Ох, Толя, до чего же мелкая, пошлая, провинциальная публика. Что тот, что другой! Смотришь на них и думаешь — с кем, для кого?.. Бросить бы все. Но на них ведь бросить-то придется. Устал я.
– Тысяча четыреста?..
10 июля 1991 года на торжественном заседании Съезда народных депутатов РСФСР в Кремлевском Дворце съездов Борис Николаевич Ельцин принес присягу и вступил в должность президента России.
По-прежнему никого. Интересно, но в целом неудивительно. Дело было даже не в том, что на рейс в 6:45 утра вставать пришлось бы в несусветную рань. Просто в салоне с Тимом оказались главным образом семьи, летевшие домой после посещения флоридских достопримечательностей, обгоревшие на солнце парочки – любители пляжного отдыха – да мясистые, недовольные дядьки с багровыми физиономиями, которые точно не стали бы жертвовать своими делами в Нью-Йорке ради тысячи баксов.
Церемонию открыл исполнявший обязанности главы Верховного Совета России Хасбулатов. Выступил депутат и известный актер Олег Валерианович Басилашвили. Президентскую присягу Борис Николаевич произнес, положив руку на Конституцию РСФСР и Декларацию о государственном суверенитете России.
В самом хвосте самолета кто-то крикнул:
Ельцин приносил присягу один. Руцкой сидел в зале, тогда как в Соединенных Штатах вице-президент стоит рядом с президентом. Но кто же всерьез принимал Руцкого в расчет? Это откровенное пренебрежение дорого обойдется Ельцину и его окружению.
– За «мустанг» с откидным верхом и два билета на Арубу хоть оба наших места забирайте!
Ельцина благословил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II:
В салоне засмеялись – не слишком дружелюбно.
Сотрудник авиакомпании поглядел на блондинку с бейджиком, но ждать от нее помощи не приходилось. Женщина продолжала молча скользить взглядом по салону. Он вздохнул и выкрикнул:
— Вы принимаете на себя огромную ответственность, вы берете на себя не честь и славу, а берете огромный подвиг и крест, ответственность перед Богом, перед историей и перед народом, который вас избрал.
– Тысяча шестьсот долларов!
По православным канонам, когда патриарх благословлял первого президента, Борис Николаевич должен был поцеловать благословляющую его руку. Но не решился или не захотел.
Тим Джемисон вдруг подумал: сойти бы с этого самолета да двинуть на север автостопом. И хоть такая мысль пришла ему на ум впервые, он почему-то сразу представил себе это путешествие, причем в подробностях. Вот он стоит на шоссе 301 где-нибудь в округе Эрнандо, подняв большой палец. На улице жара, кругом роятся мухи, за спиной здоровенный щит с рекламой частного адвоката-разводилы, а из бумбокса на ступеньке ближайшего трейлера орет «Беги со всех ног» группы «REO Speedwagon». Рано или поздно Тима подберет фермер Джон на грузовике с дощатым кузовом, полным дынь, и фигуркой Иисуса на приборной панели. Самое приятное во всей этой ситуации – даже не наличка в кармане; самое приятное – стоять в одиночестве на дороге, за много миль от этой летающей консервной банки, пропахшей духами, потом и лаком для волос.
Он сказал еще несколько слов:
К тому же всегда приятно срубить деньжат с государства.
— Впервые в тысячелетней истории России президент торжественно присягает своим гражданам. Нет выше чести, чем та, которая оказывается человеку народом…
Тим встал во весь свой средний рост (около пяти футов десяти дюймов), поправил очки на переносице и поднял руку.
Ельцин выглядел внушительно — высокий, широкоплечий, седовласый. Отец нации. Поздравлявший его Горбачев казался неуверенным и неловким. Невиданная в нашей стране церемония произвела впечатление. Инаугурация сопровождалась хоровым исполнением «Славься» из оперы Михаила Ивановича Глинки «Жизнь за царя».
– Две тысячи плюс наличные за билет, сэр, – и место ваше.
Избрание Ельцина оставило пост председателя Верховного Совета России вакантным. Началась мучительная борьба за это кресло.
2
Ельцин предложил вместо себя Хасбулатова:
Бесплатный отель оказался клоповником в конце самой загруженной взлетно-посадочной полосы международного аэропорта Тампы. Тим заснул под рев самолетов и проснулся под него же. Спустился в столовую, позавтракал вареным яйцом и двумя резиновыми оладьями – не бог весть что, но ел с аппетитом. Затем вернулся в комнату и там просидел до девяти утра, дожидаясь открытия банков.
— Я пришел к выводу, что это как раз тот человек, который нужен для руководства Верховным Советом. Это экономист. Специалист по переходу к рыночной экономике, с которой мы столкнемся в самые ближайшие дни. Это экономист, который знает вопросы перевода автономий и регионов на экономическую самостоятельность. Это ученый, и, конечно, человек с таким уровнем интеллекта очень нужен в руководстве Верховного Совета.
Обналичить чек не составило труда: в банке уже знали о его приходе и заранее одобрили операцию. Спрятав в левый передний карман две тысячи, выданные купюрами по двадцать и пятьдесят долларов, Тим получил на посту охраны свою сумку, вызвал «убер» и отправился в Эллентон. Там он расплатился с водителем, дошел до ближайшего указателя на трассу 301-N и начал «голосовать». Спустя пятнадцать минут его подобрал дедок на пикапе – правда, без дынь и дощатого кузова, но в общем и целом вчерашнее видение было весьма точным.
Но избрать Руслана Имрановича председателем оказалось непросто.
– Куда путь держишь, друг? – спросил старикан.
– Да вот, в Нью-Йорк собрался, – ответил Тим.
Дед харкнул в окно черной табачной слюной.
Гавриил Попов предупреждал:
– Кто ж в своем уме туда едет, а?
— Руслан Имранович — прекрасный заместитель, но его ни в коем случае нельзя делать первым лицом…
– Не знаю, – ответил Тим, хотя сам-то, конечно, знал: бывший коллега ему рассказал, что в Большом Яблоке всегда есть спрос на частную охрану. Тима там с руками оторвут – многие компании по достоинству оценят его огромный опыт и не станут придавать большого значения той заварушке в духе Руба Голдберга[1], что загубила карьеру Тима во флоридской полиции. – Сегодня мне бы хоть до Джорджии доехать. Может, там и останусь.
Как в воду смотрел. После провала августовского путча Хасбулатова изберут, а через два года это станет причиной опаснейшего кризиса.
– Вот это я понимаю! Джорджия – другое дело, особо для тех, кто любит персики. Я-то персики не очень, понос у меня от них. Ничего, что я музыку включу?
– Ничего, конечно.
– Только сразу предупреждаю: я на всю громкость слушаю. Туговат на ухо, знаешь ли.
Игра на нескольких досках
– Да мне лишь бы ехать.
Юлия Бекичева, Олег Бондаренко
Укрепление российского руководства подстегивало желание генерала Иваненко как можно скорее превратить республиканский комитет госбезопасности в действующий орган. Но на каждом шагу он встречал сопротивление. На Лубянке он вовсе не был чужим человеком, как многие видные деятели из ельцинского окружения. Он был своим. Но постоянно утыкался в невидимую, но весьма ощутимую стену.
Вместо «REO Speedwagon» из колонок зазвучал Уэй-лон Дженнингс, но Тим не возражал. После Уэйлона пели Шутер Дженнингс и Марти Стюарт. Двое в заляпанном грязью «додж-рэме» молча слушали музыку и смотрели на шоссе. Через семьдесят миль старикан съехал на обочину, высадил Тима и козырнул: «Ну, бывай!»
Жизнь и тайны мистера Хефнера
К первоначальным тринадцати сотрудникам КГБ РСФСР добавили еще семь. Виктор Валентинович ходил по руководящим кабинетам на Лубянке и убеждал коллег:
В тот вечер Тим так и не добрался до Джорджии. Ночь он провел в очередном клоповнике рядом с придорожным ларьком, где торговали апельсиновым соком. А вот на следующий день Тима занесло в Брансуик (там изобрели какое-то особое, очень вкусное мясное рагу), и он на две недели устроился рабочим на завод по переработке мусора – так же запросто, как сошел с самолета в Тампе. Деньги ему были без надобности, а вот время не помешало бы: перемены ведь не случаются в одночасье. К тому же прямо рядом с закусочной «Денниз» оказался неплохой боулинг. Ну как устоишь перед таким соблазном?
— Давайте двигаться дальше. Разрабатывать структуру аппарата КГБ Российской Федерации. Готовить приказ о передаче в подчинение России территориальных органов КГБ в Российской Федерации.
3
Я наслаждаюсь фантазиями публики относительно моего образа жизни. Я наслаждаюсь ими почти так же, как и моей реальной жизнью. Хью Хефнер
Добавив к своему нежданному богатству двухнедельную зарплату, Тим вышел на брансуикскую обочину трассы I-95 c чувством приятной уверенности в ближайшем будущем, какое нечасто посещает скитальцев. Он простоял на солнцепеке больше часа и уже думал вернуться в «Денниз» за стаканчиком холодного сладкого чая, когда рядом остановился универсал «вольво». Заднее сиденье и багажник машины были забиты картонными коробками. Пожилая дама за рулем опустила стекло и уставилась на Тима сквозь толстые стекла очков.
— А что вы слышали в ответ? — спросил я Иваненко.
Компромат на мистера Хефнера
– Не здоровяк, но мышцы вроде крепкие, – сказала она. – Вы, часом, не маньяк? Не психбольной?
– Нет, мэм, – ответил Тим, а сам подумал: неужели я бы признался?
— Очевидно, в тот момент у Крючкова на уме уже были другие планы. Поэтому он всячески затягивал решение всех вопросов. Душеспасительные беседы вел — о сохранении Советского Союза. Обещал: вы можете пользоваться нашей инфраструктурой и нашей информацией, вы можете ставить Бориса Николаевича в известность о процессах, происходящих в России… Но с определенными ограничениями. Пришла информация о том, что в одной из областей наши военные оставили без охраны артиллерийские снаряды. Бросили целые штабеля. На железнодорожной станции, без охраны. Я эту информацию включил в сводку. Президент России должен знать, какое безобразие в армии происходит. Так руководители КГБ СССР меня заставили это вычеркнуть из сводки: он эти сведения использует в борьбе с союзным руководством… Но устно я все равно доложил.
25 января 1981 года в редакцию одного из крупнейших эротических журналов Америки Penthouse[1] пришло письмо с интригующим содержанием:
– Хотя, конечно, вы бы мне не признались. До Южной Каролины со мной доедете? Судя по размеру вашей сумки – да.
Крючков ни с кем не желал делиться своими богатствами. Исходил из того, что все должен знать только он сам. Остальные узнают лишь то, что он сочтет нужным им сообщить.
Другая машина, громко сигналя, обогнула «вольво» и помчалась дальше. Старушка не обратила на это никакого внимания и продолжила разглядывать Тима.
Председатель КГБ Латвии генерал Эдмунд Волдемарович Ехансон так же безуспешно пытался получать какую-то информацию от КГБ Союза. Ему было крайне важно продемонстрировать новому руководству республики свою полезность. У власти в Латвии уже находились люди, критически относившиеся к политике Москвы. Имело смысл заинтересовать их сотрудничеством с комитетом.
«Уважаемый мистер МакКаб! Возможно, Вас, кого-нибудь из Ваших редакторов, или даже самого мистера Гуччионе[2] заинтересует некоторая информация о мистере Хью Хефнере — основателе журнала Playboy, а также владельце особняка с одноименным названием. С апреля 1981 года я исполнял в вышеуказанном особняке обязанности дворецкого, однако, в декабре 1984 года был уволен. Меня вышвырнули, не выслушав, а потому свое прощальное слово мистеру Хефнеру я хочу сказать со страниц Вашего журнала. Я достаточно слышал, видел и могу рассказать кое-что интересное. Свяжитесь со мной по указанному номеру телефона».
– Доеду, мэм. Хоть до самого Нью-Йорка.
«Во время встречи с Крючковым, — рассказывал Ехансон, — я упомянул, что неплохо бы снабжать руководство республики информацией, имеющейся в распоряжении КГБ СССР, о происходящих в мире процессах. Крючков пообещал снабжать нас аналитическими данными, с которыми я мог бы знакомить первых лиц республики».
– Я вас довезу до Южной Каролины – не вглубь, а до окраины сего дремучего штата, – но при условии, что вы мне немного подсобите. Услуга за услугу, если вы понимаете, о чем я.
Эдмунд Ехансон, бывший комсомольский работник, окончивший Высшую партийную школу при ЦК, воспринимался в Москве как свой человек. С ним связывались немалые надежды на сохранение контроля над выходившей из подчинения Латвией.
О лучшем подарке давний конкурент Хью, основатель журнала Penthouse Боб Гуччионе не мог и мечтать. И хотя с того момента, как Рональд Рейган[3] занял президентское кресло, а власть, действуя заодно с церковью, устроила охоту на ведьм, среди которых оказались Playboy, Penthouse и Hustler[4], не подбросить дровишек в разгорающийся под Хефнером костер Боб не мог.
– Рука руку моет, – ухмыльнулся Тим.
И что же?
Уже на следующий день бывший сотрудник Хью, удобно устроившись на одном из диванов редакции, рассказывал о том, что происходит за воротами знаменитого особняка Playboy.
– Мыть мы ничего не будем, но залезайте.
«Пару раз такие материалы из Москвы я в самом деле получил, — вспоминал Ехансон. — Если в первый раз они в самом деле были интересны, то потом становились все слабее и невыразительнее. До меня дошло, что нам перестают доверять. Как-то, снова будучи у Крючкова, сказал, что наша договоренность не действует — получаемая информация носит формальный характер. И показал ему один из присланных нам материалов — это были газетные статьи».
«— Что за публика бывает в доме Хефнера?
Тим сел в машину. Старушку звали Марджори Келлерман, она заведовала библиотекой Брансуика и была членом некоего Юго-Восточного библиотечного общества – совершенно нищего, потому что «Трамп и его приспешники все заграбастали. В культуре они смыслят ровно столько же, сколько осел – в алгебре».
— Я не имею права показывать руководству республики такие материалы, — объяснил Ехансон, — потому что они изобличают слабость КГБ СССР. Решат, что комитет и не располагает материалами, с которыми стоит знакомиться.
— В основном это знаменитости, девушки Playboy и те, кто хочет засветиться в обществе первых и вторых, обзавестись полезными связями, набить на халяву желудок. Мистер Хью в этом смысле исключительно щедр, обеспечивает своим гостям вдоволь еды и напитков. Пока я там работал, в особняк дважды в неделю наведывался парень по имени Джон. Я обратил на него внимание, потому что он постоянно похвалялся тем, что уже восемь лет нигде не работает, сам же каждый раз приезжал на новеньких дорогих автомобилях, крутился среди гостей, мог заполучить любую девушку из „кроликов“. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что он снабжал желающих наркотой.
Крючков просмотрел материалы, усмехнулся и позвонил начальнику первого главного управления (внешняя разведка):
Через шестьдесят пять миль, еще в пределах Джорджии, она остановилась возле убогой хибары – местной библиотеки. Тим выгрузил коробки с книгами и на тележке отвез их внутрь, а оттуда привез еще дюжину коробок. Марджори Келлерман сказала, что их необходимо доставить в публичную библиотеку города Йемасси, Южная Каролина, до которого ехать миль сорок на север. Однако вскоре после Хардивилла они встали в пробке: обе полосы были забиты машинами.
— Вы видели своими глазами, что там продают наркотики?
— Слушай, мы же договорились. Ведь с Латвией у нас нормальные отношения, надо давать им то, что нужно!
– Ох, как я этого не люблю! – воскликнула Марджори. – И это вечно случается в Южной Каролине, где местные власти зажали денег на расширение шоссе. Где-то впереди авария, а на двух полосах машинам не разъехаться. Проторчу здесь полдня, это как пить дать. Мистер Джемисон, я освобождаю вас от обязанностей. На вашем месте я бы покинула эту машину, вернулась пешком до съезда на Хардивилл и попытала счастья на семнадцатом шоссе.
— Понятно, что никто не стал бы продавать их у всех на виду, как продают сливы на рынке. Курящих косяки ребят там было полно. Если требовалось что-то потяжелее, народ уходил в ванную или игровую комнату. За руку я, конечно, никого не ловил, но всем было понятно, что там происходит.
«Но при всех обещаниях, что теперь все будет в порядке, ничего не изменилось, — констатировал Ехансон. — Продолжала поступать пустая формальная информация, и я все больше убеждался, что соответствующие службы не питают большого доверия к руководству республики»…
– А как же коробки?
— Вы видели, чтобы Хефнер сам баловался наркотиками?
Я спросил Виктора Иваненко:
– О, не беспокойтесь, я подыщу себе другого крепкого грузчика. – Она улыбнулась. – Буду с вами откровенна: увидев вас на обочине, под палящим солнцем, я решила, что пора немного поискушать судьбу.
— Напраслину возводить не стану. Видел только то, что он курил смеси.
— А как насчет девушек? Они что-нибудь употребляют?
— В протоколе, подписанном 6 мая, сказано: «Передать территориальные органы в ведение КГБ РСФСР». Неужели вы думали, что Крючков готов был весь российский аппарат госбезопасности отдать Борису Николаевичу Ельцину?
– Ну, раз вам точно не нужна помощь… – В пробке у Тима вдруг разыгралась клаустрофобия, прямо как в том самолете «Дельты». – А если все-таки нужна, я останусь. Мне спешить особо некуда.
— Я же говорю, что в особняке постоянно ошиваются какие-то неприятные личности вроде Джона. Думаю, эти ребята приносят и обменивают наркотики на секс, а уж что с этим делают девочки — отдают Хью или оставляют себе — понятия не имею. Болтают разное.
— Вы говорили, что девушки обязаны спать с гостями. Что случится, если кто-нибудь из них откажется?
— Это было наше предложение. Что это за комитет госбезопасности России, если ему не подчиняются территориальные органы? Крючков был против. Но пошел на компромисс. Видимо, он уже представлял, что впереди чрезвычайные события и рассчитывал, что российский комитет так и останется на бумаге.
– Ничего, я справлюсь, – ответила Марджори. – Приятно было познакомиться, мистер Джемисон.
— Зависит от того, кто эти девушки и, как долго они живут в „семье“. Мало ли способов надавить, запугать…
Иваненко постоянно ходил к руководству КГБ СССР.
– Взаимно, миссис Келлерман.
— До начала интервью вы рассказали мне о девушке, которая хотела покончить с собой. О той, что стояла на балконе…
И слышал от Крючкова одно и то же:
– Может, помочь вам деньгами? Уж долларов десять у меня найдется…
— Да. И подобное случалось не только с ней. Цыпочка приехала из Канады. Она вышла замуж, несколько месяцев пожила тихой семейной жизнью, а потом ей, видимо, стало скучно. Отправила свои фотографии в журнал, понравилась мистеру Хефнеру, затем приехала в Лос-Анджелес, а уж через время, кажется, через полгода, ее пригласили жить в особняк. То, о чем я вам рассказывал, произошло в пятницу. Цыпочка стояла на балконе — он находится как раз перед большим залом, в котором в тот вечер веселились около двух сотен гостей. Она вдруг сорвала с себя одежду и начала вопить, будто резаная. Кричала, что мистер Хью удерживает ее силой и, что, если он сию же минуту не даст ей уйти, она покончит с собой, спрыгнув с балкона. Это продолжалось несколько минут, пока парни из охраны не схватили красотку и не оттащили ее в комнату. Она и там продолжила вопить что было сил, бросилась было к окну, но ребята держали ее крепко. После всего, что она там устроила, еще долго ходила в сопровождении охранников.
— Подожди, подожди. Вы там освойтесь, вникните…
Тим был тронут и удивлен – причем не впервые – добротой и щедростью простых людей, особенно тех, у кого за душой почти ничего нет. Все-таки Америка – по-прежнему славная страна, что бы там ни говорили некоторые (а порой и он сам).
— Вы говорили, что в особняке есть комната, где практикуют групповые секс-игрища.
Иначе говоря, приходите завтра. Игра.
– Нет-нет, что вы! Но спасибо за щедрое предложение.
— Все началось с тех пор, как мистер Хью связался с Сандрой. Грязная девица. Уверен, что с Бобби ничего подобного не было. Бобби скорее умерла бы, но такое не позволила.
Крючков наставлял председателя КГБ России:
Тим пожал ей руку, вышел из машины и отправился пешком по обочине к съезду на Хардивилл. Там удача ему не улыбнулась, и он прошагал еще пару миль до перекрестка с внутриштатной магистралью 92, где стоял указатель на ближайший городок под названием Дюпрей. Дело шло к вечеру, и Тим решил не ехать дальше, а поискать ночлег. В этих краях, конечно, рассчитывать на приличную гостиницу не приходилось, но лучше уж спать в клоповнике, чем укрыться в каком-нибудь амбаре или кормить комаров под открытым небом. Так Тим задумал посетить славный город Дюпрей.
— Мистера Хефнера совсем не волнует, что у него под носом продают наркотики? Оставим моральную и коснемся юридической стороны вопроса. Ваш бывший начальник ничего не боится?
— Ты думай больше о будущем Советского Союза.
Великие дела начинаются с малого.
— Однажды его пытались вывести на чистую воду, но как только появились сотрудники ФБР[5], всех гостей из особняка точно корова языком слизала. Помню, прислали какого-то молодчика. Считаю, что было бы куда больше толку, если бы из ФБР пришла девушка, провела вечерок — другой в особняке, пообщалась бы с местной публикой, заглянула в комнаты, присмотрелась к гостям. Короче говоря, в тот раз арестовали его личную помощницу и нескольких сотрудников из тех, что работали в доме. Насколько мне известно, мой бывший босс обратился в суд и дело было решено в его пользу».
Иваненко отвечал:
Напрасно мистер L, а именно так представил читателям своего собеседника Penthouse, надеялся напакостить Хефнеру своими откровениями. Опубликованное интервью стало каплей в море по сравнению с теми неприятностями, которые обрушились на Хью в семидесятые и восьмидесятые годы. Конфликт с властью и церковью, обвинение в торговле порнографией, убийство одной из самых молодых моделей Playboy, наконец, инсульт.
4
— Все это правильно. Советский Союз — наше достояние, но в стране идут демократические процессы, а мы остаемся на обочине. Мы должны соответствовать духу времени, создавать законодательную базу.
Когда я увидел Esquire
Час спустя он сидел на камне у переезда и ждал, когда откроют дорогу: мимо шел бесконечный на вид товарняк. Поезд направлялся в сторону Дюпрея размеренно и величаво, на скорости тридцать миль в час: крытые товарные вагоны, автомобилевозы (груженные разбитыми, а не новыми машинами), цистерны, платформы и полувагоны с неизвестно какими ядовитыми веществами на борту (в случае крушения поезда они наверняка могли вызвать лесной пожар или отравить население Дюпрея зловонными и даже смертоносными испарениями). Наконец мимо проехал оранжевый тормозной вагон: сидевший на раскладном стуле мужчина в комбинезоне читал книжку в бумажной обложке и курил. Он оторвался от книги и помахал Тиму. Тим помахал в ответ.
Председатель КГБ пытался играть сразу на нескольких досках.
Хеф появился на свет в Чикаго и рос в пору, когда улицы по вечерам освещались газовыми фонарями, когда цоканье лошадиных копыт оповещало горожан о приближении повозок с углем и молоком. Хью и его брат Кит родились в религиозной семье. Мама — школьная учительница, отец — бухгалтер в одной из городских компаний.
До городка, стоявшего на пересечении внутриштатной магистрали 92 (в пределах населенного пункта именуемой Мэйн-стрит) и двух других улиц, оставалось еще две мили. Дюпрей, судя по всему, благополучно избежал засилья крупных сетевых магазинов: Тиму попался только «Вестерн ауто», да и тот давно стоял заколоченный. Зато имелись продуктовая лавка, аптека, хозяйственный (где торговали всем понемножку) и два салона красоты. Еще Тим заметил кинотеатр с табличкой «ПРОДАЕТСЯ» на козырьке, магазин автозапчастей с гордой вывеской «Автомир Дюпрея» и закусочную «У Беверли». Три церкви – одна методистская, две неопознанных конфессий, все из разряда «приди-к-Иисусу». На парковках в центре Тим насчитал от силы десятка два машин, включая фермерские пикапы. Людей на улицах почти не было.
В январе 1991 года он пригласил к себе своего первого заместителя Виктора Федоровича Грушко.
Улица Чикаго, 1920 год / Library of Congress
Пройдя три квартала и еще одну церковь, он заметил впереди «Мотель Дюпрея». Сразу за ним – там, где Мэйн-стрит, вероятно, вновь превращалась в магистраль 92, – маячили второй переезд, депо и вереница построек с поблескивавшими на солнце металлическими крышами. За ними опять начинался густой сосновый лес. В общем, Дюпрей напомнил Тиму городок из какой-нибудь ностальгической кантри-песни Алана Джексона или Джорджа Стрейта. Вывеска на мотеле была древней и ржавой – он вполне мог быть закрыт, как и кинотеатр. Но поскольку другой ночлег Тиму явно не светил, он все же направился к мотелю.
На Лубянке знали, что генерал-полковник Грушко — любимец Крючкова. Он окончил Московский государственный институт международных отношений и был распределен в министерство иностранных дел, начинал в посольстве в Норвегии. Молодого дипломата пригласили на работу в КГБ, и в 1960 году Грушко приступил к занятиям в учебном заведении для разведчиков, которое в служебной переписке в конспиративных целях называли 101-й школой. Как знающего иностранный язык и имеющего опыт дипломатической работы, через год его отправили в первое главное управление КГБ (внешняя разведка).
По воспоминаниям соседей родители Хефнера являли собой классический пример выходцев из пуританских семей. Она — женщина замкнутая, благочестивая, и он — молчаливый, почти безэмоциональный глава семейства, 24 часа в сутки размышляющий только о работе.
Тим прошел мимо местной администрации и остановился возле кирпичного здания с заросшими плющом стенами. На аккуратно подстриженной лужайке красовалась табличка: «Управление шерифа округа Фэрли». Округ – судя по окружному центру – был совсем нищий.
Духу свободы не было места под крышей дома Хефнеров. Не сквернословить, не пить, не слушать по воскресеньям радио, не играть в карты, не…, не…, не… Следовало жить, в почтении и смирении склонив голову перед Господом, по словам родителей — строгим и наделенным властью карать за грехи.
Грушко трудился в третьем (англо-скандинавском) отделе, который занимался Англией, Ирландией, Австралией, Новой Зеландией и скандинавскими странами. В 1972 году стал заместителем начальника, затем возглавил отдел. В 1980 году Крючков сделал Грушко своим заместителем.
Много лет спустя Хью рассказывал в одном из интервью:
У входа стояли две полицейские машины. Одна – довольно новый седан, вторая – старенький, заляпанный грязью «фораннер» с проблесковым маячком на приборной панели. Тим глянул на вход в управление – мимолетным взглядом путника с тугой стопкой наличных в кармане – и зашагал было дальше… Потом вдруг замер и подошел поближе к двойным дверям, по бокам от которых висели доски для объявлений. Тима заинтересовало одно объявление, и он решил убедиться, что ему не померещилось.
Когда Виктор Федорович вошел в кабинет председателя, Владимир Александрович интригующе заметил:
«Я часто слышал от родителей о Боге, о его суровости, но никогда о том, что Бог милостив и щедр. В нашей семье не имели понятия что такое ласка. Ни отец, ни мать никогда не говорили, что любят меня. Я не знал родительских объятий. Мама не целовала меня на ночь. У нее было что-то вроде фобии: она панически боялась микробов.
В наш-то век… Такого просто быть не может!
— Хочу познакомить вас с весьма интересным собеседником.
Однако вот же, рядом с плакатом «ЕСЛИ ТЫ ДУМАЛ, ЧТО В ЮЖНОЙ КАРОЛИНЕ ЛЕГАЛИЗОВАНА МАРИХУАНА, ПОДУМАЙ ЕЩЕ РАЗ», черным по белому написано: «ТРЕБУЕТСЯ НОЧНОЙ ОБХОДЧИК. ОБРАЩАТЬСЯ К ШЕРИФУ».
Им оказался человек из ельцинского окружения — первый заместитель главы нового российского правительства Юрий Владимирович Скоков.
Наверное, именно поэтому, как бы странно это ни звучало, я находил тепло и особое удовольствие, укрываясь своим любимым шерстяным одеялом. То была самая дорогая вещь, которой я обладал в детстве. На полях этого, служившего мне защитой, куска ткани, были изображены кролики. Тогда же, в детстве, я, как, наверное, многие мои сверстники мечтал о щенке — живом, игривом создании, но из-за все той же боязни микробов моя мать была категорически против того, чтобы в нашем доме появилось какое бы то ни было животное.
Ого, подумал Тим, вот так привет из прошлого!
Сын профессионального сотрудника госбезопасности, Скоков окончил Ленинградский электротехнический институт имени В. И. Ульянова, работал в научно-иследовательском институте № 2 министерства обороны, защитил диссертацию, затем перебрался в Краснодар, где в краевом управлении КГБ служил его отец.
И все-таки моя мечта сбылась. Однажды я заболел отитом и лежал, мучаясь от непереносимой боли. Чтобы как-то приободрить меня, родители принесли мне собаку. Животное оказалось слабеньким и буквально через пять дней мой новый друг захворал, да так, что утратил способность самостоятельно передвигаться. Я закутал щенка в свое любимое одеяло с кроликами и не переставал надеяться на его выздоровление. Когда он, в конце концов, умер, мама заявила, что одеяло полно болезнетворных бактерий и сожгла его».
Он собрался продолжить путь, но снова замер на месте и задумался. Как раз в эту секунду двери участка распахнулись, и оттуда, поправляя фуражку, вышел длинный и тощий рыжеволосый коп. Лучи заходящего солнца сверкнули на его значке. Он окинул взглядом рабочие ботинки Тима, пропыленные джинсы и голубую хлопчатобумажную рубашку. Присмотрелся к сумке, висевшей у Тима на плече, затем поднял глаза к его лицу.
Журналист, беседовавший с Хефнером, вспомнил, как Хью помолчал несколько минут и затем добавил:
Со временем его перевели в Москву, и он возглавил научно-производственное объединение «Квант», где побывал первый секретарь Московского горкома Борис Ельцин, который запомнил Скокова. Юрий Владимирович был избран народным депутатом СССР, а в 1990-м Ельцин сделал его первым заместителем председателя Совета министров России. Он выполнял некоторые деликатные поручения Бориса Ельцина.
«Порой мне кажется, что и теперь я — тот самый маленький мальчик, который отчаянно ищет любви».
– Чем могу помочь, сэр?
«Скоков — реальный «теневой» премьер-министр, которого я всегда как бы имел в виду, — вспоминал Борис Николаевич. — Пусть «теневой» премьер подстегивает премьера реального».
Уже в раннем детстве у Хью проявился художественный талант. Когда им с братом было скучно болтаться по дому, матушка отправляла мальчиков на задний двор, всучив ребятам глину — желтую, белую, красную, и карандаши с бумагой. Хеф и сам не замечал, как, увлеченный рисованием, переносился из мира реального в мир фантазий. Для того, чтобы вернуть сына на грешную землю, отцу приходилось громко окрикнуть его. Кит же в таких случаях сильно толкал брата локтем в бок.
Тим вдруг ощутил ту же внезапную решимость, что посетила его недавно на борту самолета.
«Мы с Китом были очень дружны и во многом похожи, только я на два года был старше брата. Кит во всем старался мне подражать, смотрел на меня снизу вверх. У нас были одинаковые интересы — мы оба серьезно интересовались животными, а уж потом — когда стали постарше — серьезно увлеклись девушками».
Крючков свел Грушко со Скоковым и рекомендовал договориться о регулярных контактах. Из разговора следовало, что и Ельцин наделил Скокова соответствующими полномочиями. Когда Скоков покинул кабинет председателя КГБ, Грушко осведомился, в чем состоит смысл контактов с представителем российского правительства.
– Наверное, ничем, но мало ли.
— Оставляю это на ваше со Скоковым усмотрение, — уклончиво ответил Крючков. — Цель состоит в обмене мнениями для лучшего взаимопонимания. Контакт рассматривайте как рабочий, а меня информируйте лишь тогда, когда сочтете необходимым.
Старательный во всем, что любил, Хью к стыду и отчаянию своей матери, никак не мог преуспеть в школе. Казалось, с учебниками и тетрадками он неизменно брал из дома рассеянность. Впрочем, сам Хью не видел в своей рассеянности большой беды. Другое дело — проклятая застенчивость, порядком мешавшая ему жить. Как бы там ни было, ни рассеянность, ни застенчивость не смогли помешать Хефнеру, когда, оказавшись в гостях у одноклассника в сороковые годы, мальчик увидел один из выпусков легендарного журнала Esquire[6], на страницах которого красовались рисованные девушки в стиле пинап[7]. Но не только девушки увлекли юного Хью. Esquire позволил ему заглянуть в неведомый до того дня мир: реклама дорогих сигар и роскошных автомобилей, произведения Эрнеста Хемингуэя[8] и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда[9], интервью со знаменитостями — все, что, в том числе, годы спустя, представил своим читателям Playboy.
5
Скоков и Грушко встречались два-три раза в месяц. «Вскоре у нас сложились хорошие отношения, позволявшие отлично понимать друг друга», — вспоминал покойный генерал Грушко. Он по-свойски снабжал Скокова кое-какой разведывательной информацией, интересной для российского руководства. Юрий Федорович столь же доверительно делился планами Ельцина.
«Я хотел сделать журнал, похожий на тот, довоенный Esquire, — рассказывал Хефнер журналистам. — После войны это издание сменило свой облик, а напрасно. В нем было все, что нужно мужчине».
Рыжий коп – помощник шерифа по имени Тэггарт Фарадей – пригласил Тима в участок, где в нос сразу ударил привычный запах хлорки и аммиака, доносившийся из четырех камер для задержанных. Познакомив Тима с Вероникой Гибсон, женщиной среднего возраста, которая в тот день дежурила на телефоне, Фарадей попросил у Тима водительские права и еще какой-нибудь документ, удостоверяющий личность. Тим тут же достал права и удостоверение сотрудника полиции Сарасоты – даже не пытаясь скрывать, что срок его действия истек девять месяцев назад. Как только полицейские увидели карточку, их отношение к гостю сразу изменилось.
Вероятно, Борис Николаевич рассчитывал таким способом быть в курсе намерений руководителей КГБ, найти там людей, симпатизирующих новому российскому руководству, — при случае помогут. Но ничего из этого не вышло. Грушко входил в число самых близких к председателю КГБ людей. Но Ельцин и Скоков так и не выяснили заранее, что Крючков готовит создание ГКЧП.
Было бы неправильно утверждать, что только журнал оказал влияние на становление издателя Хью Хефнера. Книги… Он читал все что попадалось ему под руку, позже начал относиться к литературе более избирательно. Однажды на глаза Хью попались труды американского сексопатолога Альфреда Кинси[10] «Половое поведение самца человека» и «Половое поведение самки человека».
– Вы, стало быть, не местный, – сказала Ронни Гибсон.
Являясь не только сексопатологом, но и специалистом в области энтомологии и зоологии, профессор Кинси продолжительное время изучал орехотворок[11] и, в том числе, различные способы их спаривания. В то же время он задался вопросом, — насколько обширен список сексуальных практик человека. Проинтервьюировав своих земляков, Кинси пришел к выводу, что несмотря на строгие, царящие в обществе нравы, человеческая природа все равно возьмет свое. Так, многие из опрошенных сообщили, что занимались сексом до брака с разными партнерами и даже разными предметами.
Во время августовского путча, вспоминал Ельцин, «Скоков как мое доверенное лицо встречался с представителями армии и МВД — Грачевым и Громовым. Эти контакты были совершенно секретны и имели для нас решающее значение — хотя бы даже в моральном плане. При этом Скоков держался скромно, незаметно, что тоже не могло не импонировать».
– Не местный. Однако собираюсь им стать – если возьмете меня обходчиком.