Разумеется, у правительства был богатый опыт по доставке знаменитостей. Было объявлено, что Вонан появится по одной взлетно-посадочной полосе, в то время как он приземлился на другой в дальнем конце космодрома. А там, где ожидали человека из 2999-го года, опустилась другая, специально посланная из Мексики ракета. До поры до времени полиция великолепно сдерживала толпу. Но когда обе группы рванулись на взлетное поле, все смешалось — и апокалипсисты и почитатели Вонана, так что было сложно разобрать кто где. Тысячи людей обступили темно-голубую ракету, переливавшуюся в лучах январского солнца. А тем временем Вонан спокойно появился из другой ракеты в миле от этой. Он прибыл к нам с помощью вертолета и транспортатора, пока ог-нетушительные танки извергали пену на атаковавших голубую ракету. Кларик предварительно предупредил нас, что Вонана уже везут в отель, где находились мы.

Когда Вонан приближался к комнате, меня на мгновение охватила паника.

Как можно передать словами свои переживания в тот момент? Сказать, что Земля лишилась всех якорных цепей, связывавших ее со Вселенной и свободно понеслась в вакууме? Сказать, что я бессмысленно бродил по этому оторванному миру? Я утверждаю совершенно серьезно — это был момент полного страха. Моя ирония, насмешливость и независимость вдруг покинули меня. Я чувствовал себя лишенным всех своих оружий цинизма: обнаженным и ослабевшим перед надвигающейся бурей.

Мой страх был адекватен страху, когда абстрактное становится реальным. Можно говорить об обращении во времени, можно даже посылать в прошлое отдельные электроны, но это все равно остается абстрактным. Я никогда не видел этих электронов, так что не могу сказать, где они сталкиваются с прошлым. И вдруг космическое пространство разомкнулось, и на меня подул свежий ветер из будущего. Я попытался снова обрести свой скептицизм. Но это оказалось невозможно. Боже, помоги мне. Я поверил в подлинность Вонана. Что против него практицизм? К его приходу я был подобен желе. Элен Эмсилвейн застыла в восторге. Филдс нервничал. Колф и Хейман были слегка встревожены. Изменилось даже непроницаемое лицо Астер. Они чувствовали то же, что и я.

Вошел Вонан-19.

В последнее время я так часто видел его на экране, что мне казалось, что я знаком с ним. Но когда он оказался среди нас я вдруг обнаружил, что рядом присутствует нечто инородное и абсолютно неизвестное. В течение последующих месяцев это ощущение уменьшилось, но Вонан всегда будет чем-то отдаленным.

Он был гораздо ниже, чем я думал, всего на дюйм или два выше Астер Миккелсон и выглядел подавленным на фоне стоявшего с одной стороны громадного Колфа и с другой — высокого Кларика. Это была великолепная тройка. Он оглядел нас и сказал:

— Я вам очень признателен за хлопоты. Вы преувеличиваете мои достоинства.

Бог помог. Я поверил.

Все мы своего рода свидетели событий своего времени — великих и малых. Наши мысли, наши предрассудки обуславливаются событиями, которые мы впитывали с каждым вздохом. Меня формировали малые войны, происходившие во время моей жизни; детонаторы атомного оружия в детстве; травма после убийства Кеннеди; вымирание атлантических устриц; слова первой женщины, сказанные в экстазе; триумф компьютера; жжение на обнаженной коже от аризонского солнца и многое-многое другое. Общаясь с другими людьми, я чувствую наше родство. Они тоже формировались в ходе событий, повлиявших на мой духовный мир. Мы являлись определенными видами одного и того же эталона.

А что формировало Вонана?

Нечто другое. Так что у меня были поводы для страха. Матрица, из которой он возник, полностью отличалась от моей. Это был мир, где говорили на иных языках. Он опережал нас на десять столетий, претерпев невообразимые изменения культуры и движущих сил. В моем мозгу возник идеализированный образ мира Вонана с зелеными полями и переливающимися зданиями, с управляемой погодой и отпусками, проводимыми среди звезд, с непостижимыми понятиями и невообразимыми улучшениями. Я знал, что, чтобы я ни представлял себе, все это будет далеко от реальности, потому что у нас с ним разные эталоны.

Я пытался убедить себя, что глупо бояться его.

Я пытался поверить, что это человек моего времени, просто очень умный мошенник.

Я пытался вновь вооружиться своим скептицизмом. Но мне это не удалось.

Мы представились Вонану. Слегка надменный, он стоял посреди комнаты, выслушивая перечисление наших научных специализаций: психолог, биохимик, антрополог, историк.

— Я — физик, занимающийся вопросами обращения во времени, — в свою очередь сказал я и немного подождал.

— Удивительно, — отозвался Вонан. — Ваша цивилизация уже так рано дошла до обращения во времени? Сэр Гафилд, мы чуть позже должны обязательно поговорить об этом.

— Что вы подразумеваете под «так рано»? — выступив вперед, протявкал Хейман. — Не хотите ли вы сказать, что мы являемся кучкой слащавых дикарей? Вы…

— Франц, — пробормотал Колф, схватив Хеймана за руку. И тут я понял, что означала буква «Эф» в «Ф. Ричард Хейман». Хейман утихомирился. Кларик сердито посмотрел на него. Не стоило встречать гостя, предполагаемого гостя, столь воинственно.

— На завтрашнее утро у нас намечена экскурсия по финансовому району, сказал Кларик. — Полагаю, остаток дня лучше оставить незанятым. Не будет ли это…

Вонан совершенно не обратил внимания на его слова. Он сделал круг по комнате и остановился перед самым носом Астер Миккелсон.

— Простите, но я очень испачкался во время перелета. Я бы хотел умыться, — мягко сказал он. — Не окажете ли мне честь принять со мной душ?

Мы от удивления разинули рты. Разумеется, мы были в курсе, знали о манере Вонана обращаться с необычными, потрясающими просьбами, но не ожидали, что это произойдет так скоро, тем более с Астер. Мортон Филдс побагровел и дико оглянулся вокруг, явно намереваясь спасать Астер. Но она не нуждалась в этом. Без малейших колебаний она грациозно приняла приглашение Вонана. Элен улыбнулась. Колф подмигнул. Филдс сплюнул. Вонан отвесил легкий поклон — при этом он наклонил вместе с головой и спину, словно совершенно не умел кланяться — и быстро вывел Астер из комнаты. Все произошло с ошеломляющей быстротой.

— Мы не можем допустить этого! — наконец выдавил из себя Филдс.

— Но Астер не возражала, — заметила Элен. — Она сама так решила.

Хейман сжал кулаки.

— Я снимаю с себя всякую ответственность! — провозгласил он. — Все это абсурдно! Я умываю руки!

Колф и Кларик одновременно повернулись к нему.

— Франц, умерь свой пыл, — прорычал Колф.

— Доктор Хейман, я прошу вас… — почти одновременно с Колфом произнес Кларик.

— А представьте себе, если бы он попросил меня искупаться с ним? — не унимался Хейман. — Что же, мы должны во всем потакать ему? Я отказываюсь принимать участие в такой идиотской игре!

— Доктор Хейман, никто не просит вас выполнять нелепых просьб, возразил Кларик. — Мисс Миккелсон никто не принуждал к этому. Она согласилась во имя гармонии, руководствуясь… научными побуждениями. Я горжусь ею. Тем не менее, она могла отказаться, так что вы напрасно считаете…

— Простите, — безмятежно перебила его Элен Эмсилвейн. — Франц, милый, не торопись с решениями. Неужели тебе не хочется поговорить с ним о будущем тысячелетии? Но ты лишишься этой возможности. Сомневаюсь, что мистер Кларик позволит тебе пообщаться с Вонаном, если ты не возьмешь себя в руки. Ведь на твое место найдется немало желающих.

Описание такой перспективы сработало замечательно. Мысль о соперничестве подействовала на Хеймана угнетающе. Вскоре он уже бормотал, что совсем не собирался уходить, просто не продумал все до конца. Кларик дал ему немного поболтаться на этом крючке, после чего согласился забыть о неприятном инциденте.

Все это время Филдс не сводил глаз с двери, за которой исчезли Астер и Вонан. В конце концов он резко произнес:

— Вам не кажется, что следует выяснить, чем они там занимаются?

— Полагаю, что принимают душ, — отозвался Кларик.

— И вы так спокойно говорите об этом?! — взорвался Филдс. — А что, если вы отпустили ее с маньяком? В этом человеке есть немало странностей и в манере держаться, и в выражении лица, чтобы так доверять ему!

— В самом деле, доктор Филдс? — нахмурился Кларик. — Вы не смогли бы составить об этом рапорт?

— Не сейчас, — угрюмо ответил тот. — Но я считаю, что мисс Миккелсон следует подстраховать. Еще слишком рано утверждать, что этот человек из будущего усвоил нравы и табу нашего общества, и…

— Что правда, то правда, — согласилась Элен. — Может, у него такой обычай — по вторникам приносить в жертву темноволосую деву? Самое главное для нас — не забывать, что он мыслит иначе, чем мы, и по большим категориями, и по малым.

По ее невозмутимому тону трудно было судить, шутит она или нет; хотя я предполагал, что нет. А переживания Филдса можно было легко объяснить: потерпев неудачу в своих попытках завладеть Астер, он расстроился, что она с такой готовностью ушла с Вонаном. Он был так расстроен, что Кларик неожиданно поведал нам о том, чего, ясно, не собирался рассказывать.

— Мой персонал постоянно следит за Вонаном по монитору. — Кларик резко повернулся к психологу. — Мы располагаем аудио, видео и осязательным изображением. Не думаю, что он догадывается об этом. Я буду очень, вам признателен, если вы не допустите, чтобы он узнал. Так что мисс Миккелсон ничто не угрожает.

Филдс отшатнулся. Думаю, что это случилось со всеми.

— Смотрите, — невинно произнес Кларик. Он подключил видеотелефон и набрал соответствующий номер. Сразу же вспыхнул экран на стене, продемонстрировав нам то, что фиксировали датчики. Перед нами возникло цветное в трех измерениях изображение Астер Миккелсон и Вонана-19.

Они были обнажены. Вонан стоял спиной к камере, а Астер — лицом. У нее было тощее, узкобедрое тело с грудью двенадцатилетней девочки.

Она находилась под молекулярным душем. Она терла его спину.

Глава 8

Вечером Кларик организовал в честь Вонана-19 праздничный обед в здании Везли-Братон, находившемся в ведомстве промышленного магната, на берегу Гудзона. Строительство Братона было завершено два или три года назад. Это была работа талантливого молодого архитектора Альберта Нгамбви, который сейчас проектировал важнейший африканский город в лесах Итури. Об этом столько говорили, что даже я об этом слышал, находясь в калифорнийской изоляции. Это возбудило мое любопытство. Большую часть дня я просматривал глупую книгу об этом доме.

Вертолет должен был покинуть стоянку, которая находилась на крыше нашего отеля, ровно в 6.30, и мы должны будем незаметно прибыть в место назначения. Нас были вынуждены перевозить с места на место подобно контрабанде. Сотни репортеров и других представителей средств массовой информации пытались повсюду следовать за Вонаном, даже несмотря на то, что существовала договоренность о присутствии шести журналистов каждый день. Кроме того, Вонана преследовал гнев апокалипсистов, которые кричали, что не верят ему. Ко всему этому добавилась еще одна головная боль — появление почитателей Вонана, которые видели в нем апостола закона и порядка. Учитывая все это, мы должны были действовать оперативно.

Около шести все начали собираться в главном номере. Когда я пришел, там уже были Колф и Элен. Колф был одет для приема на самом высоком уровне. На него было страшно посмотреть: монументальную громадину его тела обволакивала туника, переливавшаяся всеми цветами радуги, в то время как гигантский кушак, который в полночь становился голубым, привлекал внимание к его животу. Седые волосы были старательно прилизаны на макушке. Широкая грудь усыпана академическими медалями разных стран. Я узнал лишь одну, потому что у меня тоже была такая — французский Legion des curies. Колф преуспел во многих глупостях.

Элен, наоборот, казалась слишком умеренной в наряде. На ней было лоснящееся гладкое платье, сделанное из какого-то скромного полимера, который был одновременно и прозрачным и светонепроницаемым. Если смотреть на Элен под определенным углом, то она казалось голой, но это могло продолжаться лишь мгновение до того, как длинные цепи увертливых молекул меняли свою ориентацию и скрывали ее плоть. Это казалось интригующим, притягательным и в то же время сделанным со вкусом. На шее у Элен висел любопытный амулет, очевидно похожий на толос. Он казался абсолютно невинным.

Ее макияж состоял из зеленой перламутровой помады и темных ободков вокруг глаз.

Вскоре подошел Филдс, одетый в повседневный костюм. Потом пришел Хейман. На нем было плотно облегающее обмундирование, которое вышло из моды, по крайней мере, лет двадцать. Оба выглядели встревоженными. Немного погодя в комнату вошла Астер, облаченная в простое, облегающее в бедрах платье, и с маленьким турмалином на лбу. При ее появлении в комнате воцарилось напряженное молчание.

Я дернулся, чувствуя себя виноватым и не имея сил посмотреть ей в глаза, потому что, как и все остальные, следил за ней. Хотя это была и не моя идея подключить датчики, чтобы узнать, чем она занималась в душе. Ее грудь и плоские мальчишеские бедра больше не были для меня секретом. Филдс снова гневно сжал кулаки. Хейман покраснел и уткнулся взглядом в пол из губчатого стекла. Но Элен, которая не признавала таких вещей, как стыд и скромность, тепло поприветствовала Астер. Колф, который так часто грешил за свою долгую жизнь, что там просто не оставалось места для угрызений совести, радостно прогудел:

— Вам понравилось мыться?

— Это было удивительно, — тихо отозвалась Астер. Однако не стала вдаваться в подробности. Я видел, что Филдсу просто не терпелось узнать, спала ли она с Вонаном-19. Для меня вопрос оставался спорным.

Наш гость уже продемонстрировал удивительный и неразборчивый сексуальный голод, но, с другой стороны, Астер, похоже, отлично удалось защитить свою целомудренность даже от мужчины, с которым она вместе мылась. Она выглядела веселой и посвежевшей, словно в течение прошедших трех часов никаких фундаментальных нарушений в ее организме не произошло. Я очень надеялся, что она переспала с Вонаном — это пошло бы на пользу сдержанной и одинокой женщине.

Через пять минут Кларик привел Вонана. Мы поднялись на вертодром, где уже поджидали вертолеты. Вертолетов было четыре: один — для репортеров, один — для нас и Вонана; один — для группы представителей Белого дома и один — для службы безопасности. Наш вертолет улетал третьим. Тихо заурчали турбины, и, поднявшись в вечернее небо, мы устремились в северном направлении. Мы не могли видеть остальные вертолеты во время полета. Вонан-19 с интересом поглядывал из окна на переливавшийся огнями город.

— Простите, каково население этого города? — спросил он.

— Включая пригороды, около тридцати миллионов, — ответил Хейман.

— И все они люди?

Вопрос слегка озадачил нас. После небольшой паузы Филдс сказал:

— Если вы имели в виду пришельцев из других миров, то таковых среди нас нет. На земле нет других разумных существ. Мы никогда не сталкивались с какими-либо разумными формами жизни в системе Галактики. А ответы со стороны звезд еще не получили.

— Нет, — возразил Вонан. — Я имел в виду не инопланетян. Я имел в виду землян. Сколько из тридцати миллионов полнокровных людей, и сколько приближенцев?

— Приближенцев? Вы говорите о роботах? — спросила Элен.

— В смысле синтетических живых форм — нет, — терпеливо отозвался Вонан. — Я имел в виду тех, кто с генетической точки зрения полностью не подходит под статус человека. Так у вас еще нет приближенцев? Я должен был спросить иначе. Вы еще не создали жизни из менее живых форм? Они не… не… Ну, я не знаю, как объяснить другими словами.

Мы встревожено переглянулись. Практически это был первый разговор с Вонаном для каждого из нас. Я снова похолодел от ужаса, чувствуя, что рядом присутствует нечто инородное. Каждый скептически-рационально настроенный атом моего организма твердил, что Вонан всего лишь одаренный мошенник, но, когда он сказал о населении Земли, состоящем из людей и приближенцев, была какая-то несокрушимая сила в его попытках объяснить, что он имел в виду. Тем временем Гудзон, находившийся под нами, медленно вытекал в море. Постепенно зона города начала угасать, и показались черные островки общественного леса. Мы стали снижаться к частной взлетно-посадочной полосе Везли-Братона — сооружения, занимавшего сотни акров к северу от города. Говорят, что Братон приобрел огромный участок неразделанной земли, уходящий к востоку от Миссисипи. Я верю этому.

Дом просто излучал свет, находясь в четверти мили от места нашего приземления. Он возвышался прямо над рекой, сияя зелеными огнями, посылавшими свои лучи к звездам. Скользящая дорожка понесла нас вверх через причудливый сад, сделанный изо льда мастерской рукой. Приблизившись, мы смогли понять структурный замысел Нгамбви: концентрические полупрозрачные каркасы, поддерживавшие остроконечный павильон, превышали окружавшие его деревья. Восемь или девять перекрывавшихся сводов, образовывавших крышу, вращались таким образом, что форма здания А постоянно менялась. На высоте ста футов от самого высокого свода висел огромный маяк живого света. Это был огромный желтый шар, который поворачивался и кружился в водовороте на своем тонком пьедестале. Гирлянды крошечных громкоговорителей, украшавших ветки длинных монументальных деревьев, доносили до нас нежные, вибрирующие звуки музыки. Скользящая дорожка доставила нас к дому. Дверь открылась, подобно разинутому рту, приготовившемуся проглотить нас. Я на миг поймал свое отражение в зеркальной поверхности дверей. На меня смотрел серьезный, слегка полный человек, которому, судя по выражению лица, было явно не по себе.

Внутри дома царил полный хаос. Нгамбви, похоже, союзничал с сатаной: непостижимые углы; несоответствие линий. Из вестибюля, где мы находились, были видны десятки комнат, разветвлявшихся во все концы, так что было невозможно уловить рисунок, потому что сами комнаты находились в постоянном движении, меняя не только свои формы, но и положение друг относительно друга. Повсюду образовывались, исчезали и вновь возникали стены. Полы вдруг поднимались и становились потолками, в то время как под ними появлялись новые комнаты. Мне казалось, что в недрах земли скрипят и клацают огромные механизмы, но все это делалось плавно и беззвучно. Структура вестибюля была относительно стабильной, если не считать овальной ниши с розовыми, липкими стеклами из кожеподобного материала, которые резко пикировали и вновь поднимались прямо у нас за спиной. Они изгибались так, что цельнотянутая поверхность переходила в движущуюся полосу. Можно было идти по стене и, миновав поворотную точку, перейти из одной комнаты в другую, поскольку явного выхода не было. Я рассмеялся. Один сумасшедший спроектировал этот дом, другой — жил в нем, кто-то продолжает упорно гордиться этим перемещающимся искусством.

— Восхитительно! — прогудел Ллойд Колф. — Невероятно! Что вы думаете по поводу всего этого? — спросил он у Вонана.

Вонан слабо улыбнулся:

— Довольно занимательно. А терапевтическое обслуживание здесь хорошее?

— Терапевтическое обслуживание?

— Это же дом для умалишенных. Другими словами, бедлам.

— Этот дом одного из самых богатых людей, — сухо пояснил Хейман, Сделанный по проекту молодого талантливого архитектора Альбертса Нгамбви. Это считается вехой художественного исполнения.

— Очаровательно, — сокрушительно произнес Апокалипсист-19.

Вестибюль снова изменился, и мы стали двигаться по липкой поверхности, пока вдруг не оказались в другом помещении. Праздник был в полном разгаре. В ромбовидном зале огромных размеров и непостижимого объема собралось около сотни людей. Они создавали ужасающий шум, хотя, благодаря каким-то ухищрениям акустической инженерии, мы ничего не слышали, пока не миновали критическую зону движущейся полосы. После чего мы сразу оказались в толпе элегантно одетых людей, которые, очевидно, начали празднество задолго до появления почетного гостя. Они танцевали, пели, пили. Они выдыхали облака многоцветного дыма. Время от времени их освещали прожекторы. Оглядев помещение, я сразу же узнал десятки лиц. Это были актеры, финансисты, политические деятели, повесы и космонавты. Братон произвел тщательный отбор в обществе, выбрав только самых выдающихся, ярких и необычных людей. Меня очень удивило, что многих я знаю по именам. И тут я понял, что это было своеобразным мерилом успеха Братона, умудрившегося собрать под одной крышей личностей, которых сможет узнать даже такой профессор-отшельник, как я.

Из расположенного высоко в стене отверстия хлестал стремительный поток искрящегося красного вина, переходя в пенящуюся широкую реку, пересекавшую по диагонали зал, словно это была вода для свиней. Под ним стояла темноволосая девочка, одетая лишь в серебряные обручи, хохоча от удовольствия. Я попытался узнать ее имя.

— Диона Сотели, — сказала Элен. — Очень богатая наследница.

Двое симпатичных юношей в зеркальных смокингах дергали изo-всех сил за руки девушку, пытаясь вытащить, но она ускользнула от них, снова бросившись проказничать под винный поток. Спустя мгновение они присоединились к ней. Неподалеку радостно завизжала роскошная темнокожая женщина с украшенными драгоценными камнями ноздрями, когда огромная металлическая фигура прижала ее к своей груди. На полу лежал обритый наголо мужчина, на котором сидело сразу три девочки в возрасте около двадцати лет, пытаясь, как я понял, расстегнуть его брюки. Рядом на незнакомом мне языке хрипло пели четверо ученых с жидкими бородками. Колф бросился к ним, приветствуя их каким-то таинственными знаками. У подножия какой-то ужасной поворачивающейся конструкции из эбенового черного дерева, нефрита и латуни тихо плакала женщина с золотистой кожей. В прокуренном воздухе парили какие-то механические создания с клацающими крыльями и павлиньими хвостами. Они ужасно скрипели, сбрасывая помет на гостей. Пара человекообразных обезьян, связанных смыкающейся слоновой костью, весело спаривались на пересечении двух острых углов стены. Это была какая-то Ниневия. Это был Вавилон.

Я стоял потрясенный, чувствуя одновременно и отвращение, и удовольствие, подобное удовольствию, которое получает человек при виде любой всеобъемлющей наглости. Было ли это торжество типичным у Везли Братона? Или же все это было устроено в честь Вонана-19? Люди себя так не вели при обычных обстоятельствах. Хотя, все были абсолютно естественными. Стоило добавить немного грязи и сменить место действия, получилось бы неплохое выступление апокалипсистов, а не собрание элиты общества. Я заметил Кларика — он был в ужасе. Он стоял с одной стороны исчезнувшего прохода, большой и остроносый. Некрасивые черты его лица утратили былое очарование, изображая только испуг. Он собирался привести Вонана не в такое место.

Кстати, а где находился наш пришелец? Придя в шок, оказавшись в таком дурдоме, мы совершенно упустили его из виду. Вонан был прав, утверждая, что это бедлам.

И тут я заметил, что он стоял на берегу реки из вина. Девочка в серебряных обручах опустилась на колени, погрузив тело в малиновую жидкость и быстро провела рукой по своему телу. Подчиняясь мягкой команде, обручи разомкнулись и упали. Один обруч она протянула Вонану, швырнув остальные в воздух. Их подхватили механические птицы и начали пожирать. Богатая наследница, будучи теперь абсолютно голой, восторженно захлопала в ладоши. Один из молодых людей в зеркальных сюртуках, достал из кармана флягу и начал поливать грудь и лоно девушки. Она, в знак благодарности, сделала ему реверанс и снова повернулась к Вонану-19, предлагая ему выпить вина из ее ладоней. Он сделал глоток.

В это время левая часть зала конвульсивно задергалась, пол поднялся на двадцать футов, и откуда-то со стороны потолка появились новые участники торжества. При этом исчезли Кларик, Филдс и Астер. Я ре шил держаться поближе к Вонану, поскольку остальные члены комиссии позабыли о своих обязанностях. Вместе со своими бородатыми учеными Колф просто умирал от смеха. Ошарашенная Элен пыталась зафиксировать каждый нюанс происходящего. Хеймана куда-то утащила сладострастная брюнетка с ногтями, похожими на когти. Я стал пробираться сквозь толпу. Какой-то бесцветный молодой человек схватил мою руку и поцеловал ее. В шести дюймах от моих ботинок случился приступ рвоты с нетвердо стоявшей на ногах вдовой. Из пола сразу же возник золотистый жук, диаметром где-то в фут и, со звуком удовольствия, все слизал. Когда он уходил, я заметил размещенные под крыльями механизмы. Через мгновение я был возле Вонана.

Его губы были испачканы вином, однако улыбка по-прежнему оставалась волшебной. Заметив меня, он оставил девчонку Сотели, пытавшуюся затащить его в винную реку, и сказал:

— Сэр Гафилд, это замечательно. Я очень доволен вечером. — На его лбу появилась морщина. — Насколько я помню, «сэр Гафилд» — это не правильная форма обращения. Вы же Лео. Лео, я очень доволен вечером. Этот дом — сама комедия!

Вакханалия, царившая вокруг нас, становилась все яростней. На уровне глаз летали капли живого света. Я видел, как один из выдающихся гостей, поймал каплю и съел ее. Первое столкновение началось между двумя сопровождающими обрюзгшей женщины, в которой я с отвращением узнал королеву красоты моей молодости. Рядом с нами катались две девушки и неистово рвали одежду друг друга. Вокруг них образовался круг зевак, которые ритмично хлопали, когда обнажался очередной участок кожи. Внезапно вспыхнули розовые ягодицы, и ссора перешла в свободные сапфические объятия. Вонана, похоже, очаровали обнаженные ноги девушек; таз завоевательницы и сосущие звуки их соединенных губ. Но в это время к нам подошел какой-то человек.

— Вы знаете этого человека? — спросил меня Апокалипсист. У меня появилось неприятное ощущение, что Апокалипсист обладал способностью смотреть в двух направлениях. Но было ли это так?

Подошедший оказался полным мужчиной, приблизительно одного роста с Вонаном, но в два раза толще. Громоздкое тело служило подставкой для массивной вытянутой головы, которая, минуя шею, прорастала прямо из плеч. У него полностью отсутствовали волосы — не было даже бровей и ресниц поэтому он казался более обнаженным, чем действительно обнаженные люди, встречавшиеся вокруг. Не обращая на меня внимания, он протянул Вонану свою огромную лапу и сказал:

— Так вы и есть человек из будущего? Рад познакомиться. Меня зовут Везли Братон.

— О, хозяин! Добрый вечер! — Вонан одарил его одним из вариантов своей улыбки — менее ослепительной и более вежливой, и почти сразу же убрала ее. На первый план выступили глаза — пронзительные и холодные. Мягко кивнув в мою сторону, Вонан сказал:

— Думаю, что вы знаете Лео Гафилда?

— Только понаслышке, — прорычал Братон. Он все еще протягивал руку. Вонан не взял ее. Выжидательный взгляд Братона постепенно стал свидетельствовать о разочаровании и, даже, едва сдерживаемой ярости. Почувствовав это, я сам схватил его руку и прокричал:

— Мистер Братон, было очень любезно с вашей стороны пригласить нас. Это удивительный дом. — После чего я тихо добавил:

— Он не знает всех наших обычаев. Не думаю, что он умеет пожимать руки.

Похоже, магнат смягчился. Отпустив мою руку, он сказал:

— Вонан, как вы находите это место?

— Очаровательно. Его утонченность очень мила. Я восхищен вкусом вашего архитектора, его строгостью и классицизмом стиля.

Я не знаю, говорил ли он это искренне или просто смеялся. Братон, по всей видимости, принял этот комплимент за чистую монету. Он схватил одной рукой Апокалипсиста, другой меня и сказал:

— Ребята, я хочу показать вам обратную сторону медали. Думаю, что вас это заинтересует, профессор. А Вонана и наверняка. Пошли!

Я боялся, что Вонан продемонстрирует что-нибудь подобное произошедшему на Испанской лестнице, заставив Братона отлететь на несколько ярдов за то, что тот схватил его за руку. Но, нет. Гость позволил человеку прикоснуться к себе. Таща нас за собой, Братон проложил путь сквозь хаос торжества. Невидимый оркестр сыграл заключительный аккорд и быстро перешел в музыку, которой я раньше не слышал. Звуки исходили изо всех углов комнаты. На помосте танцевала девушка, наряженная египетской принцессой. Братон схватил ее за голые ягодицы и отставил в сторону, словно это был стул. Вслед за ним мы поднялись на помост. Он сделал какой-то знак и мы резко провалились сквозь пол.

— Мы опустились на двести футов, — пояснил Братон. — Здесь находится ведущий контрольный пункт. Посмотрите!

Он величественно взмахнул руками. Мы находились среди множества экранов, транслировавших празднество. Действия калейдоскопически развертывались сразу в десятке комнат. Я видел, как покачивался несчастный Кларик, когда к нему на плечи забиралась какая-то роковая женщина. Мортону Филдсу угрожала какая-то толстушка с широким, плоским носом. Элен Эмсилвейн что-то диктовала в амулет, висевший на ее шее, пытаясь как можно точнее описать происходящее. В то время как Колф вовсю наслаждался, глухо хохоча, пока перед ним раболепствовала большеглазая девочка. Хеймана я вообще не мог найти. Стоявшая в центре зала Астер Миккелсон безмятежно взирала на творившееся вокруг нее. По-видимому, сгибающиеся под изобилием блюд столы передвигались по комнатам по собственному усмотрению. Я видел, как гости брали лакомые кусочки, набивая ими себя и угощая других. Я видел комнату, где с потолка свисали краны с вином и ликером, чтобы каждый мог попробовать их содержимое. Я видел полностью затемненную комнату, где тоже кто-то находился. Я видел комнату, где гости сидели, обернув головы повязками какого-то сенсорно-разрушительно аппарата.

— Смотрите! — воскликнул Братон.

Мы посмотрели (Вонан — с интересом, а я — с предчувствием беды), как Братон с маниакальным блеском в глазах дергал выключатели, замыкал контакты и набирал какие-то команды на компьютере. В комнатах то зажигались, то гасли огни; полы и потолки менялись местами; крошечные искусственные существа как безумные врезались в визжавших и хохотавших гостей. Вдруг по зданию пронесся такой ужасающий звук, что его трудно было назвать музыкой. Мне показалось, что сама Земля взорвалась в знак протеста, и расплавленная лава поглотит нас всех.

— Пять тысяч киловатт в час, — заявил Братон.

Он развернул противовесный серебряный шар, диаметров в один фут, и легонько толкнул его вперед по усыпанному драгоценными камнями треку. Одна из стен контрольного пункта мгновенно исчезла, открыв гигантскую шахту магнитно-гидравлического генератора, спускавшуюся на другой подземный уровень. Стрелки монитора бешено запрыгали, циферблаты замигали зелеными, красными и малиновыми огнями. На лице Братона от восторга выступил пот. Он был почти в истерике, рассказывая об инженерных нюансах силовой станции, находившейся под его дворцом. Он распевал нам хоралы о киловаттах. Он хватался за толстые кабели и терзал их подобно мракобесу. Он потащил нас вниз, чтобы показать сердце генератора. Мы опускались все глубже и глубже, следуя за гномо-подобным магнатом. Я с трудом припомнил, что Везли Братон организовал компанию, которая обеспечивала электроэнергией полконтинента. У меня складывалось впечатление, что вся мощь этой, не имеющей себе равных, монополии сконцентрировалась у наших ног и использовалась лишь для того, чтобы установить и поддерживать архитектурное сооружение Альберта Нгамбви. На этом уровне было необыкновенно жарко. По моим щекам струился пот. Братон обнажил безволосую грудь, на которой были отчетливо видны мускулы. Один Вонан-19 никак не реагировал на жару. Он вертелся возле Братона, почти ничего не говоря, а лишь наблюдая. Ему совершенно не передавалось настроение хозяина.

Мы достигли дна. Братон нежно погладил выпуклый бок своего генератора, словно это было бедро женщины. И тут он понял, что Вонан-19 не особенно восхищается этим парадом чудес. Он резко повернулся и спросил:

— А в вашем времени есть что-нибудь подобное? У вас есть дом, который бы мог тягаться с моим?

— Сомневаюсь, — мягко ответил Вонан.

— Ну, а как там живут люди? В больших домах? Или в маленьких?

— Мы стремимся к простоте.

— Так вы никогда не видели ничего подобного?! Этому нет равного в следующем тысячелетии? — Бра-тон помолчал. — Но… в вашем времени мой дом еще существует?

— Я ничего не слышал об этом.

— Нгамбви обещал, что он простоит тысячелетие! Да, какое там — пять тысячелетий! Ничто не сможет разрушить этого места. Послушайте, Вонан, подумайте хорошенько. Он должен где-нибудь находиться. Ну, как памятник прошлого… как музей античной культуры…

— Может быть, — безразлично отозвался Вонан. — Понимаете, этот район находится за пределами центра. Я не располагаю точной информацией, что там происходит. Как бы то ни было, мне кажется, что первобытные варвары этого здания обидятся на людей, которые жили в период Очищения. Тогда многое изменилось и погибло, благодаря нетерпимости.

— Первобытные… варвары… — пробормотал Бра-тон. С ним чуть не случился удар. Я очень пожалел, что рядом не было Кларика, который помог бы мне выкрутиться из сложившейся ситуации.

Неожиданно Вонан сам решил загладить свою ошибку.

— Было бы здорово восстановить место, подобное этому, — улыбнулся он. — Мы смогли бы проводить здесь фестивали, интересные церемонии в честь возвращения. Мы даже смогли бы снова возвращать зимы, если только нам удастся научиться возвращать весну. И тогда бы мы танцевали и резвились в вашем доме, мистер Братон. Но, думаю, что все это исчезло несколько сот лет назад. Но я не уверен. Не, уверен.

— Вы смеетесь надо мной? — проревел Братон. — Смеетесь над моим домом? Так я для вас дикарь? Вы…

Я быстро вмешался:

— Мистер Братон, наверное, как специалисту по электричеству вам будет небезынтересно узнать об источниках энергии во времена Вонана-19. Несколько недель назад в одном из своих интервью он сказал пару слов о самостоятельном энергетическом питании источников, включая полную энергетическую конверсию. Может быть, он что-нибудь расскажет подробнее, если вы попросите.

Братон сразу же позабыл про свой гнев. Он вытер пот, стекавший прямо в глаза из-за отсутствия бровей и проворчал:

— Что это такое? Расскажите мне!

Вонан сомкнул руки, но ладонями наружу, что явно свидетельствовало о его инородности.

— Сожалею, но я плохо разбираюсь в технических вопросах.

— Ну, хоть что-то расскажите!

— Да, — произнес я, подумав о Джеке Брайнте и надеясь, что это был подходящий момент узнать то, что я должен был узнать. — Расскажите, Вонан, о независимой энергетической системе. Когда это начали использовать?

— О… очень давно. По крайней мере, в мои дни она уже существовала.

— Но как давно?

— Триста лет назад? — спросил он сам себя. — Пятьсот? Восемьсот? Подобные вещи очень трудно рассчитывать. Это было давно… очень давно.

— А что это? — спросил Братон. — Какова величина каждой генерирующей единицы?

— Она очень мала, — уклончиво отозвался Вонан. Он положил руку на плечо Братона. — Может, мы пойдем наверх? Я пропущу все самое интересное на вашем празднике.

Мы встали на дорожку, которая понесла нас наверх. Братон продолжал терроризировать Вонана вопросами, пока мы мчались к контрольному пункту. Я тоже пытался вставлять вопросы, чтобы установить, когда же произошел переворот, надеясь, что смогу облегчить душу Джека сообщением, что это произойдет в далеком будущем. Вонан весело уклонялся от наших расспросов, отвечая, в основном, не по существу. У меня снова возникли подозрения. Как я мог попасться на эту удочку и интересоваться у него будущим, если он всего-навсего мошенник. В контрольной комнате Вонан нашел самый простой выход избежать огня нашей инквизиции. Он подошел к одной из панелей и, широко улыбнувшись Братону, сказал:

— Ваша комната просто изумительна. Она мне очень понравилась. — Он повернул три выключателя и нажал четыре кнопки, после чего развернулся на девяносто градусов и исчез в длинном проходе.

Братон взревел. В помещении стало темно. Отблески огней проносились подобно демонам. Сверху донесся вой остановившихся музыкальных инструментов. Потом треск и грохот. Под нами столкнулись две скользящие дорожки. В районе генератора раздался жуткий крик. Снова ожили наши экраны, показав освещенный бледным светом главный зал, где гости свалились в одну растрепанную кучу. Замигали красные сигнальные огни. Дом исказился. Комнаты сталкивались. Братон как сумасшедший, метался над контрольным пультом управления, нажимая то одну, то другую кнопку. Но, похоже, тем самым он еще более усиливал разрушение. Мне стало интересно, взорвется ли генератор? Неужели все обрушится на нас? В моей голове пронеслись такие ругательства, что Колф пришел бы в восторг. Сверху и снизу нас продолжали скрежетать механизмы. На экране показалось изображение Элен Эмсилвейн, которая повисла на плечах у испуганного Санди Кларика. Слышались взволнованные крики и ругательства. Надо было уходить. Но где же Вонан-19? В темноте я упустил его из виду. Я инстинктивно рванулся вперед в поисках выхода из контрольного пункта, и тут заметил дверь. Это была аритмично двигавшаяся впадина. Карабкаясь, я насчитал пять полных циклов, после чего, надеясь, что рассчитал приблизительно время, прыгнул. Это оказалось вовремя, иначе меня бы раздавило.

— Вонан! — проорал я.

Комнату, в которую я вошел, наполнял зеленоватый туман. Потолок накренился под не правдоподобным углом. На полу валялись гости Братона некоторые были без сознания, некоторые ранены. Одна пара сомкнулась в страстных объятиях. Мне показалось, что слева от меня промелькнул Вонан, я ошибся — там находилась стена. Панель управления среагировала на мое нажатие, пропустив меня в другую комнату. Я вынужден был присесть, потому что потолок находился на высоте пяти футов. Проползая под ним, я толкнул занавешивающий экран, и оказался в главном танцевальном холле. Водопад вина перешел в фонтан, выплевывая искрящуюся жидкость в потолок. Гости были разбросаны кто где, вцепившись для уверенности и спокойствия друг в друга. По полу, убирая осколки, ползали механические насекомые. Около полдюжины насекомых поймали одну из металлических птиц Бра-тона и крошечными клювами рвали ее на части. Никого из членов нашей группы не было видно. Из-под дома донесся высокий воющий звук.

Я приготовился к смерти, считая абсурдным погибнуть в доме одного ненормального по вине другого, выполняя при этом совершенно нормальную миссию. Но я продолжал пробираться сквозь звуки и дым, мимо элегантно одетых гостей, мимо двигавшихся стен и рушившихся полов. Мне снова показалось, что впереди промелькнул Вонан. С упорством маньяка я последовал за ним, считая своим долгом разыскать пришельца и вывести из здания, пока оно, руководствуясь собственными капризами, не сравняло себя с землей. Но я столкнулся с барьером, через который пробрать не мог. Невидимый и герметичный, он прочно отгораживал меня от Вонана, которого я теперь отчетливо видел.

— Вонан! — кричал я.

Он разговаривал с высокой привлекательной женщиной средних лет, которую, по всей видимости, мало волновали происходящие вокруг события.

— Вонан! Это я, Лео Гафилд!

Но он не мог меня слышать. Предложив женщине руку, он провел ее сквозь хаос. Я стучал кулаками в невидимую стену.

— Здесь нет выхода, — раздался за спиной сиплый женский голос. — Вам не удастся проломить ее даже за миллион лет.

Я обернулся. Позади меня стоял какой-то серебряный образ. Это была худощавая девушка, в возрасте около девятнадцати лет. Ее волосы отливали серебром. Глаза напоминали серебряные зеркала. Губы тоже были серебряными. Тело прикрывало серебряное платье. Когда я присмотрелся, то понял, что это было совсем не платье, а слой серебряной краски, сквозь который проступали ягодицы, пупок и два мускульных кольца на плоском животе. Она была покрыта серебром с головы до ног, так что в мерцавшем свете казалась сияющей, нереальной и недоступной. Я ни разу не видел ее во время праздника.

— Что произошло? — спросила она.

— Братон привел нас в контрольный пункт управления. Когда мы отвернулись, Вонан нажал несколько кнопок. Думаю, что дом взорвется.

Она дотронулась серебряной рукой до серебряных губ.

— Нет, он не взорвется. Но лучше как-нибудь выбраться отсюда. Если изменения беспорядочные, то может задавить любого, пока все не уладится. Пошли со мной.

— Ты знаешь, как отсюда выбраться?

— Разумеется, — отозвалась она. — Просто надо идти вперед. Через три комнаты должен быть выход… если его, конечно, не сдвинуло.

Я не стал расспрашивать почему. Она нырнула во внезапно распахнувшийся люк и, загипнотизированный ею, я последовал за ней. Вскоре я начал задыхаться. Мы продвигались по извивавшимся, подобно змеям, проходам; перелезали через пьяных, преодолевали препятствия, которые то возникали, то исчезали, благодаря бездумному нажатию пальца. Я не видел ничего более прекрасного, чем ожившая переливающаяся статуя — эта девочка в серебре. Голая и худенькая, она быстро продвигалась сквозь дом. Вдруг она остановилась возле видневшейся в стене полосы и сказала:

— Здесь. — Где?

— Здесь. — Стена раздвинулась. Она подтолкнула меня в проем, совершив вокруг меня быстрый пируэт. Она на что-то нажала, и мы оказались на улице.

Порыв январского ветра ударил нас, как меч.

Я совсем забыл про погоду. В течение вечера мы были надежно укрыты от нее. И теперь мы попались ей на растерзание: я — в легком вечернем костюме, девушка — в своей наготе, укрытой лишь легким молекулярным слом краски. Она споткнулась и упала в сугроб. Я помог подняться ей на ноги. Куда мы могли пойти? Позади нас оставался взбесившийся дом. До этого момента девушка отлично знала, что делать, но когда на нее налетел промозглый, колючий ветер, она затряслась, как в параличе, совершенно растерявшись и испугавшись.

— Стоянка, — сказал я.

Мы рванулись туда. Она находилась в четверти мили от дома, но нам пришлось не катить по скользящей дорожке, а бежать по промерзлой земле, искусственным снежным сугробам и покрытым льдом рекам. Меня это настолько возбудило, что я почти не замечал холода, который жестоко наказал девушку. Пока мы добрались, она несколько раз падала. Все виды транспорта — и богатых людей, и не очень — были надежно укрыты. Кое-как нам удалось прорваться сквозь защитный слой. Из-за нарушений в общей системе, служащие брантоновской стоянки вышли из-под контроля, поэтому даже не попытались остановить нас. Я потащил девушку к ближайшему лимузину, распахнул дверь, втолкнул ее туда и плюхнулся рядом.

Внутри было тепло и уютно. Девушка, тяжело дыша, вей сжалась.

— Обними меня! — взмолилась она. — Я замерзаю! Ради всего святого, обними меня.

Я крепко прижал ее к своей груди. Она немного успокоилась. Она снова согрелась, и к ней вернулось былое самообладание. Я почувствовал, как ее руки обвились вокруг моей шеи. Я с готовностью сдался перед ее серебряными соблазнами. Я нащупал ее губы своими губами, и вдруг ощутил металлический привкус. Меня обвили холодные бедра. Появилось ощущение, что я занимаюсь любовью с каким-то искусственным механизмом. Но слой краски был не толще кожи. Ощущение прошло, когда я добрался до теплой плоти. Во время любовных игр ее серебряные волосы вдруг упали, обнажив абсолютно лысую несеребряную голову. Это был парик. Теперь я знал, кто это. Это была дочь Братона. Отсутствие волос — это его гены. Она вздохнула, но вскоре я позабыл обо всем на свете.

Глава 9

— Мы потеряли контроль над ситуацией, — сказал Кларик. — В следующий раз надо следить за происходящим. Кто из вас был с Вонаном, когда он нажал на контрольные кнопки?

— Я, — отозвался я. — Но предотвратить случившееся было абсолютно невозможно. Он действовал слишком быстро. Ни я, ни Братон просто не ожидали, что он сделает это.

— С него вообще нельзя спускать глаз, — с болью произнес Кларик. Надо учитывать, что он может совершить все самое ужасное в любой момент. Неужели я раньше не подчеркивал это?

— Мы абсолютно рациональные люди, — сказал Хейман. — Нам не так-то просто приспособиться к иррациональному существу.

Прошли ровно сутки после погрома на удивительной вилле Везли Братона. Удивительно, но жертв не было. Кларик связался с правительственными войсками, которые успели вовремя вытащить всех гостей из волновавшегося и раскачивающегося дома. Как оказалось, Вонан-19 при этом спокойно стоял на улице и наблюдал за ужимками здания. Кларик пробормотал, что ущерб составил несколько сотен тысяч долларов, и платить будет правительство. Я не испытывал ненависти к Кларику за то, что он задабривал Везли Братона. Это была его работа. Однако утилитарный магнат пострадал справедливо. Он сам захотел показать человеку из будущего свои достопримечательности. Разумеется, он знал о похождениях Вонана-19 в столицах Европы. Он сам настоял на проведении торжества, и сам потащил Вонана в контрольный пункт управления. Я не чувствовал к нему сострадания. Так же как и к гостям, чей разгул закончился катаклизмом. Они пришли поглазеть на пришельца и покорчить из себя шутов. Им это удалось. Так что дурного в том, что Вонан решил, в свою очередь, посмеяться над ними?

Хотя недовольство Кларика в отношении нас было справедливым, мы несли ответственность за то, чтобы подобного не происходило. Но в первый раз мы не очень-то хорошо справились со своими обязанностями.

Слегка помрачневшие, мы приготовились продолжить наши экскурсии.

В тот день мы должны были посетить нью-йоркскую фондовую биржу. Я не знаю, каким образом она попала в путеводитель Вонана. Разумеется, сам он об этом не просил. Наверное, по мнению какого-нибудь столичного бюрократа, считалось отличной пропагандой показать футуристическому туристу бастион капиталистической системы. Со своей стороны я мало чем отличался от пришельца из незнакомого мира, потому что никогда не приближался к фондовой бирже, тем более не имел с нею дел. Прошу понять правильно, это не снобизм академика. Если бы у меня было время и желание, я бы непременно поиграл на бирже. Но у меня была отличная зарплата, не считая частных доходов, чего мне вполне хватало. Жизнь слишком коротка, чтобы все познать на собственном опыте. Я обходился своими доходами и всю энергию отдавал работе. Поэтому я готовился к экскурсии как к чему-то неизвестному. Я чувствовал себя, как школьник перед выпускным вечером.

Кларика отозвали на совещание в Вашингтон. Нашим правительственным пастухом на день стал неразговорчивый молодой человек по фамилии Холлидей, который страшно обрадовался такому назначению. В одиннадцать часов утра мы всей толпой — Вонан был седьмым из нас — направились в нижний город: набор официальных прихлебателей, шесть репортеров и охрана. Согласно предварительной договоренности во время нашего визита фондовая биржа будет закрыта для остальных посетителей. С Вонаном и так было немало хлопот.

Наша автоколонна из блестящих лимузинов величественно остановилась у огромного здания. Когда нас пропускали внутрь контрольного управления биржи, на лице Вонана было выражение вежливой скуки. В течение дня он не произнес ни слова. Между прочим, мы вообще мало что слышали от него с момента возвращения после фиаско Братона. Я боялся его молчания. Какое очередное несчастье оно предвещало? В тот момент он, похоже, полностью отсутствовал: не было ни проницательности в глазах, ни улыбки. Когда мы подходили к посетительской галерее, он казался обыкновенным, невзрачным мужчиной.

Это было место огромной важности. Не приходилось сомневаться, что там обитали менялы.

Мы посмотрели вниз, где находилась комната длиной в тысячу, а высотой в пятьдесят футов. В центре располагалась внушительная шахта основного финансового компьютера. Это была глянцевая колонна диаметром в двадцать ярдов, которая прорастала из пола и исчезала в потолке. Каждое брокерское заведение мира имело прямое включение с этой машиной. Кто знал, сколько там находилось щелкающих и стрекочущих реле, невероятно крошечных центров памяти; телефонных линий и информационных колебательных контуров? Достаточно было один раз пальнуть из лазерного орудия, чтобы разрушить коммуникативную систему, объединяющую финансовую структуру цивилизации. Я осторожно оглянулся на Вонана-19, пытаясь понять, какая очередная гадость была у него на уме. Он был спокоен и держался чуть в стороне, совершенно не интересуясь биржей.

Вокруг центрального стержня компьютерной шахты располагалось тридцать или сорок клеткоподобных структур, в которых находились группы возбужденных, жестикулирующих брокеров. Повсюду, как безумные, сновали мальчики-курьеры, пиная ногами кучи разбросанных бумаг. Над головой от одной стены к другой тянулась желтая полоса тикера, разматывая информацию, которую основной компьютер передавал отовсюду. Мне казалось странным, что на фондовой бирже суетилось столько людей, что на полу валялось столько бумаги, словно это был не 1999, а 1949 год. Но следовало учитывать брокерскую приверженность к традициям. Люди, занимающиеся финансовыми вопросами всегда очень консервативны, и это была больше не идеология, а привычка. Они не любят менять установленный порядок.

Нас вышли приветствовать около полудюжины должностных лиц биржи — это были бодрые люди с серыми волосами, одетые в старомодные деловые костюмы. Полагаю, они были непостижимо богаты, но я не мог и не смогу понять, что заставляло их, при таких состояниях, лучшие дни своей жизни проводить в подобном здании. Они были очень приветливы. Думаю, что такой же теплый и сердечный прием ждал и делегацию из социалистических стран, которые еще не приняли видоизмененный капитализм — ну, например, группу фанатиков из Монголии. Они представились, одинаково радуясь и появлению представителей ученого мира, и человека, который утверждал, что прибыл из будущего.

Президент фондовой биржи Самуил Нортон выступил с короткой приветственной речью. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина средних лет с простыми манерами, который, очевидно, был очень доволен своим положением. Он рассказал нам об истории организации, привел некоторые веские статистические данные относительно здания центрального управления биржи, которое было построено в 1980 году, и в заключение сказал:

— Наш гид ознакомит вас с производимыми операциями более подробно. Когда она закончит, буду счастлив ответить на все возникшие вопросы особенно, которые будут касаться невидимой части работы нашей системы, что, думаю, заинтересует вас особо.

Гидом оказалась привлекательная девушка двадцати с небольшим лет с огненной гривой волос и в серой форме, искусно скрывавшей ее женские достоинства. Она подозвала нас к краю балкона и сказала:

— Внизу вы видите традиционное помещение нью-йоркской фондовой биржи. В настоящее время здесь извлекается выгода из четырех тысяч ста двадцати пяти общих и льготных акций. Контролируются торговые сделки, заключаемые где-нибудь в других местах.

В центре зала находится шахта основного компьютера. Он уходит вниз на тринадцать этажей и вверх — на восемь. Пятьдесят один из ста этажей здания полностью или частично используются для его обслуживания, включая программирующие уровни, расшифровывающие и запоминающие. Каждая сделка, состоявшаяся в здании биржи или на любой вспомогательной бирже в других городах, фиксируется компьютером со скоростью света. В настоящее время существует одиннадцать основных вспомогательных бирж: в Сан-Франциско, Чикаго, Лондоне, Цюрихе, Милане, Москве, Токио, Гонконге, Рио-де-Жанейро, Аддис-Абебе и… ах, да… Сиднее. Поскольку они охватывают все временные зоны, это позволяет заключать надежные сделки в течение двадцати четырех часов. Однако нью-йоркская фондовая биржа открыта только с десяти до полчетвертого. Все невписывающиеся в график сделки фиксируются и анализируются до начала рабочего дня на следующее утро. Наш дневной объем составляет около трехсот пятидесяти акций. Это приблизительно в два раза больше, чем на вспомогательных биржах. Всего на одно поколение назад такие цифры казались фантастическими.

Как же производятся надежные сделки?

Предположим, мистер Вонан, вам захотелось приобрести сто акций Космической транзитной корпорации XYZ. Из вечерней сводки вы узнали, что рыночная цена одной акции составляет около сорока долларов. Таким образом, вам придется внести около четырех тысяч долларов. Первое, что вы сделаете свяжетесь со своим брокером, что, разумеется, можно сделать лишь нажатием пальцев на кнопки телефона. Вы отдадите ему соответствующие распоряжения, и он незамедлительно передаст их на биржу. Особый информационный банк, фиксирующий сделки Космической транзитной XYZ, примет его звонок и отметит ваше распоряжение. Компьютер проведет аукцион, как это делалось с 1972 года. Предложения продать Космическую транзитную противопоставляются предложениям купить. Со скоростью света устанавливается, что на продажу имеется сто акций по сорок, и существует покупатель. Сделка совершается, о чем брокер сообщает вам. Вы выплачиваете ему небольшую сумму. Плюс плата за компьютерные услуги. Часть этих денег идет в скрытый фонд, состоящий из так называемых специалистов, которые предварительно урегулируют соотношение предложений продать и купить.

Поскольку все операции производятся через компьютер, вы можете получить информацию с любой биржи. Все, что вы видите, демонстрирует великолепную традицию биржи. И хотя в этом нет особой необходимости, мы содержим штат брокеров, которые, по собственному усмотрению, покупают и продают акции, как в старые добрые времена. Здесь происходит докомпьютерный процесс. Позвольте продемонстрировать вам совершение одной сделки…

Ровным и внятным голосом она поведала нам, что означала вся происходившая внизу суета. Я был удивлен, осознав, что все это происходило по принципу шарады: сделки были нереальными, но к концу дня все счета аннулировались. Компьютер, действительно, все улаживал. Шум, ненужная бумага, неистовое жестикулирование — все это воссоздавало архаическое прошлое, разыгрываемое людьми, чьи жизни давно утратили всякий смысл. Все это очаровывало и подавляло — и ритуал денег, и обстановка всей работы. Старые брокеры, которые уже давно не являлись предметом всеобщего удивления, и огромнейшая шахта компьютера, который заменил брокеров десятилетие назад, все вместе являлось как бы символом процветающего общества.

Гид продолжала жужжать про биржевой тикер и убытки Доу-Джонс. Она расшифровывала египетские иероглифы, проплывающие на экране; рассказывала о биржевых спекулянтах, игравших на понижении и повышении цен; о краткосрочных сделках; о необходимости разницы между себестоимостью и продажной ценой и о многих других удивительных и странных вещах. В заключение она показала нам компьютерный выпуск и позволила нам заглянуть вовнутрь этого дурдома, где сделки производились с невероятной скоростью, а биллионы долларов переходили из рук в руки в одно мгновение.

Я был в ужасе от таких размахов. Поскольку у меня никогда не возникало желания позвонить своему брокеру, если вообще у меня был таковой, и связаться с информационными банками. Продается сотня Джи-Эф-Эр! Покупается две сотни Цэ-цэ-цэ! Ммо! Поднялось вдвое. Это был смысл жизни, сущность бытия. Его бешеный ритм полностью захватил меня. Мне хотелось рвануться к компьютерной шахте и обнять его глянцевую громадину. Я видел его линии, распространявшиеся по всему миру, добираясь даже до реформистского социалистического братства в Москве, проповедуя доллар в разных городах, даже, возможно, на Луне, на наших будущих станциях на планетах, на самих звездах… триумф капитализма!

Гид исчезла. Вперед вновь выступил президент фондовой биржи Нортон, сияя от удовольствия, и сказал:

— Ну, а теперь, если я смогу помочь вам разобраться с возникшими проблемами…

— Да, — мягко перебил его Вонан. — Объясните, пожалуйста, зачем нужна фондовая биржа?

Президент побагровел. С ним явно был шок. После столь подробных объяснений… почетный гость вдруг спросил, для чего все это нужно? Мы тоже слегка встревожились. Никто из нас не предполагал, что Вонан абсолютно несведущ в вопросах назначения такого предприятия. Как он мог допустить, чтобы его привели на биржу, если не знал, что это такое? Почему он не поинтересовался заранее? Я еще раз понял, что ес ли он являлся настоящим пришельцем, то, должно быть, считал нас занимательными человекообразными обезьянами, чьи планы и схемы были очень забавны. Его не столько интересовало посещение фондовой биржи, сколько тот факт, что наше правительство искренне желало, чтобы он побывал там.

— Хорошо, — сказал руководитель биржи, — насколько я понял, мистер Вонан, во времени, из которого вы… вы прибыли, таких вещей как биржа не существует?

— По крайней мере, я ничего не знаю об этом.

— Но, может быть, у нее какое-нибудь другое название?

— Я не могу подобрать эквивалента. Выражение ужаса.

— Но как вам удается перемещать единицы корпоративной собственности?

Непонимание. Лучистая, немного насмешливая улыбка Вонана-19.

— У вас есть корпоративная собственность?

— Простите, — отозвался Вонан, — до своего путешествия сюда я очень старательно изучал ваш язык, но в моих познаниях немало белых пятен. Может быть, вы поясните некоторые из своих основных терминов?

Раздражение президента стало исчезать. Его щеки покрылись пятнами, глаза забегали, подобно диким зверям, попавшим в клетку. Нечто подобное я наблюдал на лице Везли Братона, когда тот узнал от Вонана, что его волшебная вилла, созданная для того, чтобы простоять века, подобно Парфенону и Тадж-Махалу, к 2999 году исчезнет и будет забыта, а если бы и сохранилась, то считалась бы проявлением причудливой глупости. Нортон не мог понять непонимание Вонана, и это действовало ему на нервы.

— Корпорация это… — сказал Нортон, -..компания. Это группа людей, объединившихся для совместного получения выгоды. Для производства товаров, для оказания определенного вида услуг, для…

— Выгода, — вяло повторил Вонан. — А что такое выгода?

Нортон закусил губу и отер рукавом вспотевший лоб. После некоторых раздумий он сказал:

— Выгода — это то, на сколько доходы превышают цены. Избыточная стоимость, как обычно говорят. Основной целью корпорации является получение выгоды, которую можно будет разделить между владельцами корпорации. Таким образом, она будет считаться наиболее продуктивной, если твердые цены будут выше, а цена одной единицы производства ниже, чем рыночная цена продукта. Люди предпочитают корпорации простым сотрудничествам, потому…

— Я не совсем понял, — перебил его Вонан. — Если можно, то объясните, пожалуйста, более простыми терминами. Смыслом корпорации является выгода, так? Которую делят между собой владельцы? Но кто такой владелец?

— Я как раз подошел к этому. Говоря юридическим языком….

— И чем так важна выгода, если владельцы так хотят ее получить?

Я почувствовал, что начиналась настоящая травля. Я встревоженно посмотрел сначала на Колфа, потом на Элен, а потом на Хеймана. Но их это, похоже, не смущало. Холлидей слегка нахмурился, но, скорее всего, считал вопросы Вонана-19 более невинными, чем я.

Ноздри представителя фондовой биржи задергались. Он с трудом сдерживал гнев. Один из репортеров, оживившись при виде смятения Нортона, направил камеру прямо ему в лицо. Но президент закрыл ее рукой.

— Насколько я понял, — медленно спросил Нортон, — в ваше время концепция корпорации не известна?

Также исчез и инстинкт получения выгоды? И деньги тоже исчезли из употребления?

— Я вынужден на все ответить «да», — вежливо отозвался Вонан. — По крайней мере, если я правильно понял эти термины, у нас нет эквивалента им.

— И это случилось в Америке? — обескураженно воскликнул Нортон.

— У нас просто нет Америки, — сказал Вонан. — Я прибыл из Центра. Эти два названия не совпадают. Мне вообще трудно сравнить, хотя бы приблизительно…

— Америка исчезла? Как такое могло случиться? Когда это случилось?

— Думаю, что во времена Очищения. Тогда изменилось многое. Это было очень давно. Я не помню Америки.

Ф. Ричард Хейман почувствовал возможность узнать многое из истории от до умопомрачения уклончивого Вонана. Он оглянулся и сказал:

— Что касается периода Очищения, о котором вы упоминали. Я бы хотел узнать…

Но его прервал негодующий Самуил Нортон:

— Америка исчезла? Капитализм исчез? Этого не может быть! Я же говорю вам…

Один из его помощников торопливо подошел к нему и что-то пробормотал на ухо. Президент кивнул. Приняв от другого помощника фиолетовую капсулу, он проглотил ее. Раздался короткий писк. Скорее всего это было какое-то успокаивающее лекарство. Нортон глубоко задышал, пытаясь взять себя в руки.

После чего обратился к Вонану, но уже более сдержанно:

— Не собираюсь скрывать, что мне трудно поверить во все это. Мир без Америки? Мир, в котором нет денег? Прошу вас, ответьте на один вопрос: ведь весь мир не стал коммунистическим?

Наступила, как это обычно говорят, многозначительная пауза, во время которой камера и магнитофоны старательно фиксировали на лицах обескураженные, злые и встревоженные выражения. Я чувствовал приближение беды. В конце концов Вонан сказал:

— Это еще один термин, смысл которого я не понимаю. Прошу простить мою непосвященность. Боюсь, что мой мир совсем не похож на ваш. Как бы то ни было, — тут он продемонстрировал свою ослепительную улыбку, сглаживая ядовитость своих слов, — это ваш мир, а не мой, что я и собираюсь здесь обсудить. Пожалуйста, объясните, для чего вам нужна фондовая биржа?

Но Нормана терзала навязчивая мысль о мире Апокалипсиста.

— Одну секундочку. Объясните мне сначала, как у вас приобретаются товары… ну обрисуйте хоть немного вашу экономику…

— У нас у каждого есть все, в чем он нуждается. Наши запросы учитываются. Ну, а по поводу корпоративного сотрудничества…

Нортон в отчаянии отвернулся. Перед нами возникли перспективы невообразимого будущего: мир без экономики, мир, в котором исполняются все желания. Было ли такое возможно? Или это был плод богатого воображения мошенника? Что бы то ни было, но я не поверил. Однако Нортон сошел с рельсов. Он сделал жест одному из представителей фондовой биржи, который тут же радостно выступил вперед и сказал:

— Начнем с самого начала. У нас есть компания по производству каких-то товаров. Ею владеет группа людей. Говоря юридическим языком, это понятие известно как обязательство. Подразумевается, что владельцы компании несут ответственность за все не правильные или незаконные действия. Чтобы избавиться от подобных обязательств, они создали мнимую сущность под названием корпорация, которая и несет ответственность за любое действие, которое может обернуться против них во время производства. Поскольку каждый владелец имеет свою долю собственности в корпорации, мы можем выпустить акции, являющиеся сертификатами, которые представляют долю заинтересованности в выгоде в…

И так далее, и так далее. Он изложил основной курс экономики.

Вонан смотрел с сияющей улыбкой. Он молчал, пока человек не дошел до того, что в случае, когда владелец захочет продать свою долю в компании, для него будет целесообразней воспользоваться системой акций, которая позволит продать долю лицу, предложившему наивысшую цену. Тогда Вонан тихо и уничтожающе заметил, что он не до конца понял такие понятия как собственность, корпорация и выгода, которую человек может получить через биржу. Я был уверен, что говорил он это специально, чтобы окончательно вывести людей из себя. Он разыгрывал из себя утописта. Добиваясь длинных объяснений об устройстве нашего общества, он играючи констатировал факт своего непонимания надуманности внутренней системы и предлагал свою версию, давая понять, что все это временно и не имеет особого значения. Обычно спокойные работники фондовой биржи заволновались. Они не могли даже предположить, что кто-то может придерживаться такой издевательски-невинной точки зрения. Ведь даже дети знали, что такое деньги и чем занимаются корпорации, хотя они не всегда улавливали смысл понятия «ограниченная ответственность».

Мне совершенно не хотелось вмешиваться в сложившуюся ситуацию. Я лениво глазел по сторонам. Остановив свой взгляд на желтой ленте биржевого ти-кера, я вдруг прочитал:

— Фондовая биржа принимает человека из 2999 года.

После чего последовало:

— В данный момент он находится на балконе для посетителей.

Дальше шли сообщения о биржевых сделках и об изменениях в средних числах. Но дело было сделано. В зале биржи все остановилось. Тысячи лиц обернулись к балкону. Начали раздаваться крики. Брокеры махали руками и радостно приветствовали Вонана. Они сбились в одну кучу, кричали, издавали какие-то непонятные звуки, показывали пальцами. Чего они хотели? Узнать среднестатистические данные на январь 2999 года? Или просто посмотреть на человека из будущего? Вонан стоял уже у края балкона, подняв вверх руки, словно благословляя капитализм. Может быть, это был последний обряд такого рода… обряд помазания финансовых динозавров.

— Они ведут себя странным образом, — сказал Нортон, — Мне это не нравится.

— Давайте уведем Вонана. — встревожено сказал Холлидей. — Похоже, начинаются волнения.

По воздуху поплыла лента тикера. Взбунтовавшиеся брокеры хватали ее длинные полосы, танцевали с ними и посылали в сторону балкона. Я расслышал некоторые крики в общем гаме: они хотели, чтобы Вонан спустился вниз. Вонан продолжал отвечать на их приветствия.

«Дневной объем: 197, 452, 000», — продолжал сообщать тикер.

Началась всеобщая неразбериха. Брокеры устремились на балкон, чтобы найти Вонана. Наша группа оказалась в замешательстве. Я уже начинал понимать, что надо быстро покидать место действия. Схватив за руку стоявшую рядом Астер Миккелсон, я хрипло прошептал:

— Пошли, пока не случилось беды! Это опять проделки Вонана!

— Но он же ничего не сделал!

Ничего не ответив, я потащил ее за собой. Перед нами открылась дверь и мы быстро нырнули туда. Я оглянулся. За мной следовал Вонан в окружении охранников. Мы спустились в длинный коридор, который проходил через все здание. Позади раздавались приглушенные крики. Увидев дверь с табличкой «Вход воспрещен», я распахнул ее. Это был еще один балкон, с которого открывался вид лишь на внутренности главного компьютера. Извилистые пряди информации конвульсивно перемещались от одного резервуара к другому. Между загадочными отверстиями носились взад-вперед девушки в коротеньких халатиках. С потолка свисало что-то, похожее на кишки. Астер расхохоталась. Я рванул ее за собой, и мы снова оказались в коридоре. На нас с жужжанием двигалась самоуправляемая тележка. Мы посторонились. Интересно, что в тот момент сообщала лента? Брокеры сошли с ума?

— Вот там, — воскликнула Астер. — Еще одна дверь!

Мы оказались на краю шахты моментального спуска и зашли в кабину. Вниз, вниз, вниз… и на улицу. В теплую аркаду Уолл-стрит. Сзади нас завыли сирены. Я остановился, пытаясь отдышаться, и тут заметил, что Вонан все еще следовал за мной вместе с Холлидеем и репортерами.

— В машины! — приказал Холлидей.

Мы благополучно смылись. Вечером мы узнали, что среднее число во время нашего визита на биржу уменьшилось на 8.51 единицы, а с двумя пожилыми брокерами случилось сильное психическое расстройство. Когда мы возвращались в Нью-Йорк, Вонан безразлично обратился к Хейману:

— Вам придется еще раз пояснить для меня суть капитализма. Это, похоже, очень интригует.

Глава 10

В Чикаго у нас имеются такие сооружения простодушных времен, как автоматизированный публичный дом. Кларик немного злобно покосился на Вонана, позволяя ему посетить подобное заведение. Но Вонан сам попросил об этом, так что можно было особо не опасаться каких-либо взрывоопасных последствий. Как бы то ни было, поскольку подобные места считались легальными и фешенебельными, причин для отказа не было, если, конечно, не вставать на путь пуританства.

Но Вонан не был пуританином. В этом можно было не сомневаться. Судя по хвастливому заявлению Элен на третий вечер нашего сотрудничества, прошло немного времени, как Вонану захотелось воспользоваться ее сексуальными услугами. Хотя это был слабый довод в пользу того, что он все-таки спал с Астер. Правда ни он, ни сама Астер не обмолвились об этом ни словом. Продемонстрировав ненасытный интерес к нашим сексуальным нравам, Вонан не мог оставить без внимания компьютеризированный бордель. При этом он лукаво заметил Кларику, что это будет составной частью его посвящения в таинства капиталистической системы. Поскольку Кларика не было с нами во время посещения фондовой биржи, то он не заметил насмешки.

Меня избрали сопровождающим. Похоже, Кларик очень стеснялся просить меня об этом. Но было немыслимо отпускать Вонана одного, а меня Кларик достаточно хорошо знал, чтобы предположить, что я стану возражать против посещения подобного места.

Правда, если уж на то пошло, Колф тоже бы согласился, но он был слишком темпераментным в таких делах. А Филдс и Хейман не подходили из-за своего исключительного морального облика. Так что мы с Вонаном прибыли в эротический лабиринт вдвоем, когда уже начало темнеть.

Здание было одновременно и великолепным, и строгим — эбеновая башня с Северной стороны, около тридцати этажей, полное отсутствие окон и украшенный абстрактными мозаичными рисунками фасад. На дверях не было никаких вывесок, свидетельствовавших о назначении здания. Терзаемый дурными предчувствиями, я провел Вонана через климатическое поле, пытаясь предположить, какого рода бардак он планирует устроить внутри.

Сам я никогда не бывал в подобных местах. Позвольте слегка похвастаться, но у меня никогда не возникало необходимости покупать сексуального партнера. У меня всегда имелся достаточный запас, так что я обходился собственными силами, не нуждаясь в иных quid pro quo.[4] Почему секс не считают таким же предметом потребления, как еду и питье? Неужели для человека это не жизненно важно? Или государство не получает значительного годового дохода, разрешая существовать публичным эротическим зданиям, старательно контролируя и облагая их огромными налогами? В течение долгих лет это являлось национальным доходом населения, который одержал победу над традиционным пуританством. Мне вообще интересно, стали бы публичные дома частью нашего существования, если бы с них не взимались такие налоги.

Я не стал посвящать Вонана-19 в такие подробности. Он, похоже, и так был озадачен таким понятием как «деньги» и возможностью тратить их на секс. Когда мы вошли, он вежливо спросил:

— А зачем горожанам подобные места?

— Чтобы удовлетворить свои сексуальные потребности.

— Лео, и они платят деньги за удовлетворение? Деньги, которые приобретают, выполняя другие услуги?

— Да.

— А почему нельзя прямо делать что-то взамен на сексуальное удовлетворение?

Я коротко объяснил, что деньги являются посредником в любом обмене, и их преимущества при товарообмене. Вонан улыбнулся.

— Очень интересная система, — сказал он. — Я расскажу об этом, когда вернусь домой. Но зачем платить деньги взамен сексуального удовлетворения? Это же несправедливо. Девчонки, которых покупают, получают и деньги, и сексуальное удовлетворение. Значит, им платят дважды.

— Они не получают сексуального удовлетворения, — ответил я. — Они получают просто деньги.

— Но они же участвуют в половом акте. Значит, получают выгоду от мужчины, который приходит сюда.

— Нет, Вонан. Они просто позволяют себя использовать. Это не сделка ради удовольствия. Понимаешь, они доступны любому, а это сводит на нет любое удовольствие.