— Тамара, дурак.
В зале установилось молчание. Все ждали реакции строптивого подчиненного начальника. Тот резко вскочил и вышел.
Олег сделал три шага по направлению ко входу в Магазин. Он выглядел зловещим пещерным проломом в доисторической скале.
— Тата! Таточка! Ты здесь? — ласково прогундосил Олег. Анжела невольно прыснула со смеху. «Похож на актера из того бразильского сериала! Уматный!» Ответа не было.
— Так что в данный момент продолжаем начатое. За работу, господа.
— Тата! Отзовись! Тишина.
«Заснула, видать», — решил Олег.
Засов поддался легко. С протяжным скрипом распахнулась дверь.
— Татка! — Олег щелкнул зажигалкой. Колышущееся пламя осветило пустую комнату. С постера на вошедшего глянули недобрые лица бойцов Великой Отечественной.
17.09.2001
— Ее тут нету! — крикнул Олег, обернувшись в темноту.
— Да вижу! — откликнулась Анжела. Теперь она стояла у него за спиной, совсем близко.
— А ведь была!
Мужчине было под пятьдесят, но волосы с годами не поредели. Серый костюм соответствовал суровому выражению его лица. Ружар смотрел, как он удаляется от их столика и выходит из кафе. Он проследил за ним взглядом до самой ограды Дворца правосудия на другой стороне бульвара. Там полицейский, торопливо поднесший руку к фуражке, поприветствовал представителя власти и пропустил его во двор.
— Так типа была.
— Может, в ту дверь пошла? — предположил Олег, указывая в сторону приоткрытого входа в подвал. Из темной утробы засквозило смрадом. Отбил земной поклон и тотчас погас огонек зажигалки.
Журналист схватил кружку и одним глотком допил пиво. Он уже собирался уйти, но начавший вибрировать мобильный телефон задержал его. Парижский номер. Он ответил.
— Да чего она, дура туда лезть? Стремно там! — пожала плечами Анжела.
— Знаешь, давай лучше думать, что туда она точно не полезла, — постановил Олег.
— А куда тогда делась?
— Здравствуйте, господин Ружар! — Резкий женский голос, слегка искаженный и металлический. До чего же дрянное качество связи!
— Хэ зэ.
— Здравствуйте… Мадам…
Загадка! Олег не любил загадки. Ненавидел даже с самого раннего детства, со времен книжонок с любознательными карапузами и болтливыми лесными зверями. Потому что сама идея тупая. Неужели сразу нельзя сказать правильный ответ?
— Давай позвоним ее бабушке и все выясним, — предложила Анжела.
— Как прошло ваше интервью с судьей Тивье?
— Гони номер.
— Сейчас. Только ты звони со своего. У меня денег децл.
Его собеседница поторопилась задать вопрос, но так и не представилась. Вероятно, не уловила вопросительной интонации Ружара из-за плохого соединения. Или из-за окружающего шума. Он слышал город вокруг нее, прохожих, автомобильные гудки, звук моторов. Мысленно Ружар отметил, что она, должно быть, где-то недалеко, если знает, что он встречался с представителем судебной власти. Он подошел к окну кафе и попытался разглядеть ближайшие телефонные будки. Насчитал четыре. Ни одной женщины и масса народу вокруг. Возвращаются домой в конце дня.
Они стояли в нескольких метрах от двери в Магазин и курили одну субтильную сигарету на двоих. Медленно всходила луна.
— Как ее зовут? Бабушку? — шепотом спросил Олег. Под Анжелину диктовку он набирал номер Алисиной квартиры. Анжела тем временем прикидывала, где бы пописать.
— А я знаю? — зло сказала она. Звонок ясности не прибавил.
— Как ваша книга про того мусульманского интеллектуала? Продвигается? Должно быть, это не так просто, сейчас столько работы. Даже если сюжет потенциально очень… выигрышный.
— Ну что там? — поинтересовалась Анжела, выходя из кустов. Оказавшийся неожиданно артистичным, Олег уже покончил с кривляньями, скорее галантными, чем озабоченными, не то наоборот.
— Я…
— Бабца, походу, в ауте, — ответствовал Олег. — Малая еще не приходила, хотя обычно в девять как штык. Где лазит — неясно.
— А ты?
— Не беспокойтесь, я знаю, что вы делаете это не ради денег.
— Натрындел, что назначил ей свидание. Что, типа, родители напрягли на поручение. Типа родственник-инвалид, ля-ля тополя, и я из-за этого опоздал, а Таты уже не было. Что сам волнуюсь. Попросил, чтобы позвонила, когда что-нибудь выяснится. Ну и все такое.
— А она?
— Я не привык разговаривать с людьми, которые не представляются. — Журналист вернулся к барной стойке, чтобы расплатиться.
— Сказала, будет звонить в милицию.
— Типа эти помогут… — презрительно процедила Анжела. С молоком матери она впитала растворенную в пролетарской среде ненависть к блюстителям закона — чувство сие имело в кругу этих бедных, многажды обманутых людей столько же эмоциональных оттенков, сколько в иных кругах приписывается чувству любовному.
— О, простите! О чем я только думала! Такая бестактность! Меня зовут Мартина. Я одна из ваших пылких обожательниц. Я восхищена вашим стилем…
Оба шустро зашагали к городу. Похолодало, причем как-то вдруг, рывком, будто на небе включили кондиционер. Но идти было приятно — ходьба согревала. А вот останавливаться не хотелось совсем, казалось, кто-то преследует, смотрит из темноты. Как в фильме про Холмса.
Взвесив свежие впечатления, Анжела пришла к выводу, что нисколько не хотела бы, чтобы Олег был ее парнем. Тормознутый он какой-то, беспонтовый. Видит же — девушка устала. Мог бы предложить… ну… понести ее на руках. Или отмочить что-нибудь прикольное. Рассказать… Продолжать мысль Анжела не стала — в голове как будто замерзло все, инеем покрылось.
— Что вам надо? — Раздраженный ироничным тоном этой «Мартины», Ружар резко перебил ее.
Наконец добрались до трассы. Навстречу, обливая щурящуюся парочку дальним светом фар, несся «КамАЗ». За ним — две легковушки.
— Вышел ежик из тумана — кончилась марихуана, — продекламировала Анжела, приободрившись.
Взяв сдачу, он вышел на площадь Луи-Лепен в надежде обнаружить стоящую в телефонной будке женщину.
Тата проснулась. Но вовсе не от звенящего трубного звука, которым, рулада за руладой, пытался разбудить ее златокудрый ангел Страшного суда, подстрекаемый нашим братом. Но от звука человеческого голоса. Точнее, двух голосов. Мужских, далеких. Галлюцинация?
Чиркнула, еще раз чиркнула Тата последней спичкой.
— Ничего. Установить связь. Я уверена, что мы скоро созвонимся и поговорим. Удачного вечера.
Обросший сверху неопрятным лишайником низкий свод тоннеля осветился оранжевым сполохом и с привычной уже неторопливостью пополз на север.
Справа от Таты, как раз на высоте ее груди, начинался узкий коричневый желоб шириною в полметра.
На этих словах соединение было прервано.
Желоб шел вверх под значительным и никакого комфорта взбирающемуся не обещающим углом. Но главное было дальше: через пару метров желоб нырял в тоннельчик поменьше, вымощенный старинным красным кирпичом, и этот второй тоже шел вверх! Все эти дива Тата успела рассмотреть, пока пылал бумажный шар из скомканных страниц органайзера. Тата разложила карты.
«Что там, наверху, скажите!» Так горячо прижимала она к груди, к сарафанному кармашку, где лежал один-одинешенек я, свою руку, что я почувствовал, как пульсирует кровь в ее ладонях.
Ружар довольно долго неподвижно стоял возле кафе, безуспешно пытаясь различить хоть какой-нибудь силуэт, который он мог бы ассоциировать с именем «Мартина», возможно фальшивым. Он не в первый раз сталкивался с подобными анонимными звонками, хотя обычно они были менее угрожающими. Журналист инстинктивно избегал придавать им слишком большое значение. Чаще всего это звонили фантазеры или люди, испытывающие чувство фрустрации; для них запугивание было последним способом защиты, одновременно являясь лучшим доказательством их собственной уязвимости.
На сей раз обошлось без перебранок — пред Татины очи явилась самая умилительная пара нашего околотка, супруги с Десятки Кубков. Ведя за руки детей, они выступили из мрака и нежно обнялись, а на небесах засияла их ручная вполнеба радуга. Пока Тата разглядывала эту идиллию, дети, взявшись за руки, станцевали перед Татой свой варварский танец, громко восклицая и смеясь.
Увиденное обнадеживало.
И все же этот звонок показался ему странным. Он не уловил никакой агрессии, никакого напряжения, как раз наоборот. Его таинственная собеседница хорошо осведомлена. Она знала номер его мобильника, что неудивительно для людей определенного круга, к которому, похоже, «Мартина» и принадлежит. Еще более показателен тот факт, что ей известно имя и должность лица, с которым он провел часть вечера. К тому же она упомянула книгу, над которой журналист работает, а об этом известно лишь ограниченному числу людей.
Тате стоило многих трудов забраться на желоб. И еще больших — удержаться на его осклизлой, обросшей грибком поверхности. Карабкаться на четвереньках вверх было страшновато — некстати вспоминались синяки, набитые на горках, что громоздились космическими ракетами на детской площадке перед домом Татиных родителей. Сколько раз дошкольницей она пыталась забраться наверх беззаконно, снизу вверх, по нержавеющему горкиному языку! Сколько раз шлепалась, раздирая коленки! Если бы не далекие голоса, Тата никогда бы не отважилась. Сумка, которую она повесила на шею, перед тем как начать восхождение, мешала движению, волосы норовили сразу в рот…
Тата благополучно переползла с желоба в тоннельчик и уже на четвереньках, упираясь локтями в ледяные стены, добралась до самого конца лаза. Каково же было ее разочарование, когда она обнаружила, что листва, черная холодная листва поблекших боярышников, которая скрывала от нее близкие человеческие голоса, находится уже там, с той стороны, что лаз оканчивается узкой площадкой, отделенной от свободы прочной железной клетью решетки!
Конечно, все было взаимосвязано и касалось темы, близкой к его нынешним профессиональным интересам: экспансии радикального исламизма, его пропаганды и жестокости. Так что сведения «Мартины» не случайны.
Тата подергала грязные прутья.
Сопоставление его темы с мусульманским фундаментализмом, проведенное незнакомкой, имеющей доступ к сведениям, в большей или меньшей степени преданным гласности. Возможно, она политический или полицейский эмиссар. Высокопоставленный чиновник какого-нибудь министерства, сотрудничающий с заграницей, или даже сотрудник из Дворца Матиньон. Все может быть.
Она сказала, что перезвонит. К чему гадать?
Решетка, конечно, не поддалась.
Ночной шум гипнотически подействовал на Тату. Она присела на корточки, а потом, когда затекли ноги, на попу. Она закрыла глаза.
И все же «Мартина» имела основания интересоваться его работой. Ежедневная газета занимала все его время, и книга не двигалась. Ему требовался помощник.
«Кажется, она снова вот-вот заснет!» — скептически прогундосил Четверка Кубков (недаром некоторые гадальщики зовут его Владыкой Пессимизма!).
«На минуточку, всего на одну минуту!» — пообещала Тата, сладко зевая.
Высокая молодая темноволосая женщина с матовой кожей стремительно прошла мимо Ружара и свернула к цветочному рынку. Он смотрел на нее, пока она не скрылась в первой лавчонке. Ее силуэт кого-то ему напомнил. Потребовалось несколько секунд, чтобы в его памяти возникла другая девушка — та восхитительная марокканка, правда слегка неловкая и вспыльчивая, с которой прошлой весной его познакомил Лепланте. Ее имя начиналось на «А». Амаль… Или что-то вроде. Ну да, Амаль. Летом она звонила ему.
Звенел соловьями, шелестел дубами близкий летний парк. «Добро пожаловать в вечность!» — слышалось в плеске листвы. Тата улеглась, ничем уже не смущаясь, на каменный пол, вцепилась правой рукой в решетку и вновь задремала. Бояться, что люди, эти самые, с голосами, уйдут навсегда и она вновь останется один на один с немотствующей городской клоакой, у нее уже не было сил.
Быть может, теперь она готова поработать?
К счастью, речистые парковые незнакомцы не торопились.
Если бы Тата сумела крысой протиснуться в щель между прутьями и зоркой совой воспарить над укромной поляной, где на унесенной с аллеи парковой скамье сидели двое мужчин лет около тридцати, она бы увидела вот что.
Журналист пошарил в памяти своего мобильного телефона. Он давно привык систематически записывать номера всех, кто ему звонил. Найдя, что искал, он, набирая номер, отметил, что следует записать телефон «Мартины».
На одном краю скамьи полулежал полный, коротко стриженный блондин с одутловатым начальственным лицом.
На другом краю, заложив ногу за ногу, курил высокий, щуплый шатен наружности самой что ни на есть интеллигентной, но без стигматов безденежья. Его узкое лицо с впалыми скулами было покрыто веснушками.
Между ними, на исписанных признаниями и чаяниями досках скамейки, сиял многодюймовым экраном ноутбук шикарной разновидности.
Крутился волчком, вихлял всеми своими окружностями и рассыпался на нем в прах, чтобы тотчас вновь собраться в прежнем образе, логотип фирмы, торгующей интернет-магазинами под ключ.
В вагоне метро Амель прислонилась к дальней двери, повернувшись спиной к другим пассажирам. Нынче вечером она не испытывала желания встречаться взглядом с этой сворой. Усталость, чувство, что поступила неправильно, отчаяние. Быть может, смирение. Ее тонко очерченные губы приоткрылись, она дохнула на стекло. Ее отражение почти исчезло во влажной дымке, остались одни глаза. Несмотря на темноту туннеля, все еще можно было различить их зеленую глубину. Какой же у нее грустный взгляд.
«Мы заставим их покупать!» — беззвучно пообещал ролик.
Экран, на который, впрочем, никто уже не смотрел, освещал лица и фигуры сидящих нереальным, но все же нестрашным светом. И по усталой удовлетворенности, которая сквозила в движениях обоих, даже сове стало бы ясно, что ужин, с его бифштексами бизнес-схем и вином прибыльных обещаний, уже съеден, грядут разве что десерт да сигары.
В голове, фраза за фразой, бесконечно прокручивался недавний телефонный разговор с Ружаром. Когда он повесил трубку, она несколько секунд соображала, с кем только что говорила. С великим Ружаром. Знаменитым Ружаром, который призывал «начать сначала на хорошей основе». Она вдруг разнервничалась. «Амель, а не Амаль». Она снова была на взводе. «Пишется через „е“».
— Сам-то ты веришь в этот «веб два ноль», Саша? — спросил толстяк, грузно поворачивая вполоборота к визави свою крупную голову.
И снова придралась к пустяку.
— Да не знаю, Боря, — пожимая плечами, ответил второй. — Чтобы во что-то верить, нужно это «что-то» любить или хотя бы употреблять.
— Ничего себе заявление от продавца интернет-магазинов!
Он опять ошибся, ну и что? Разве не ей хотелось все поменять, не она изо дня в день молилась, чтобы прекратить общение с этими пресными мещанками, которые, требуя оплаты за каждую строчку, полагают, что пишут в интересах женщин? «Может, тебе лучше заняться деторождением, милочка… Ты такая пикантная. Такая экзотическая мордашка». Сколько раз она это слышала и все же не смогла удержаться, чтобы не поставить на место журналиста, слывущего специалистом в расследованиях. Когда он взял на себя труд побеседовать с ней. И все из-за неверно произнесенного имени.
— Знаешь, в традиционных индийских ресторанах большинство поваров — вегетарианцы. Что не мешает им прекрасно готовить свинину и баранину.
Еще минуту товарищи сидели в тишине. В хороших сигаретах шатена уютно потрескивал табак. Наконец Борис нарушил тишину, подзвученную комариным звоном.
«Амель, это Амель, а не Амаль».
— Ладно… Первый час. Что-то я подмерз, — сказал он, медленно подымаясь.
Зашуршал пластиковый пакет — это шатен складывал в него документы в файликах, диски, прайс-листы.
От этого-то шороха Тата и проснулась. Она быстро стряхнула с себя забытье. Села. И поняла всем телом сразу: пора, иначе будет поздно.
Тревожные мысли не покидали ее. Им необходимо было выплеснуться. Она просмотрела записную книжку своего мобильного телефона. Мелькнул номер родителей. Две недели назад звонил отец. Ему хотелось новостей. Она сообщила их ему. И все. Так она расплачивалась с ним и матерью за отсутствие родительского тепла. Сестра? Опять выслушивать рассказы о ее проблемах? А подружки? Они остались там, в прошлой жизни. Сильвен. Он старается, этого она отрицать не может. Но как рассказать ему об этом событии?! Нет, конечно же, она не решится! Да и время не то: на работе у него со вторника что-то не ладится. Слишком большая нагрузка, вечером он придет в стрессовом состоянии.
— Эй! Эй! Помогите, пожалуйста! — пропищала она. У решетки выросли две фигуры — широкая и узкая.
— Алло! Кто кричал?
— Я тут застряла. Не получается выйти!
Она не создана для этой профессии. Слишком чувствительная. Слишком незрелая. Слишком глупая. «Пишется через, „е“». Не настолько умная, чтобы ухватиться за первый в жизни шанс, данный ей настоящим профи.
— Ни фига себе! Как тебя зовут?
— Тамара.
— Я вам перезвоню. — И Ружар разъединился.
— Ну ты и забралась, мать… — пробормотал Борис.
— А чего, все по классике, — хохотнув, сказал Саша, он сразу заметил — девочка сильно напугана. — Помнишь, Борька, мы с тобой в школе учили: «В той башне высокой и тесной царица Тамара жила: прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла…» Не знаю, как насчет характера, но башня у Тамары действительно тесная…
Тата вытерла замурзанный рот тыльной стороной ладони и улыбнулась.
19.09.2001
— Слушай, тут замок!
Насер Делиль свернул с улицы Жан-Жорес на улицу Криме. Он шел быстрым шагом и вскоре достиг Ла-Виллет. День угасал, жара спала, кто-то наслаждался концом лета.
— Сбегаю к машине за фонариком, — тяжелой медвежьей пробежкой Борис бросился к грунтовке, где стоял, наползая на увитую копытнем кочку, его старенький джип.
— Топор из багажника захвати!
Внезапная волна ненависти, вызванной несправедливостью этой мирной беспечности, окатила ливанца. Эти люди не знают, что такое боль, настоящая боль.
Провозившись с замком что-то около четверти часа, они все же вскрыли решетку, развинтив при помощи гаечного ключа ее крепление к каменному проему канализационного возвышения — при взгляде сзади оно напоминало суфлерскую будку. И вот, аплодисменты, аплодисменты, плоский народец! Тата выбралась наружу и, кое-как доковыляв, присела на край скамейки — ноги не держали. Саша накинул на ободранные плечи девочки ветровку.
— Честно говоря, мать, ты похожа на бомжиху сумасшедшую, — Боря протянул Тате леденец с антиникотиновым действием. — Ты где живешь вообще?
Пока не знают.
— На Комсомольской, — одними губами сказала Тата.
А потом король жезлов и король динариев повезли Тату домой через летний город, никак не желающий засыпать.
Раздраженный зрелищем, Делиль повернул назад и, последний раз оглянувшись, переступил наконец порог здания, где ему предстояло провести ближайшие дни. Лабиринт, который через всю Европу нынче вечером привел его в этот квартал, гарантировал Делилю относительное спокойствие.
Он пренебрег лифтом и поднялся на четвертый этаж по лестнице. Найдя нужную дверь, он постучал, как было условлено.
Шумел и плевался в стеклянный прямоугольник оконца горячий душ — Тата смывала с себя подземелье.
У кухонной плиты Алиса капала корвалол в стакан с морковным соком. Последняя капля нехотя выкатилась из жерла аптечного пузырька, когда Алисе вдруг вспомнилось: она не позвонила Олегу. А ведь мальчишка, поди, места себе не находит!
Улыбающийся Джафар сразу открыл ему. Они обнялись — два товарища по оружию, явно довольные встречей после долгой разлуки. Молодой обращенный был немного выше Делиля. Всклокоченная рыжая борода покрывала осунувшееся и огрубевшее за последние месяцы лицо. Казалось, даже его тело стало крепче.
На часах было начало третьего. Улицы притихли. И даже фонари как будто потускнели.
Насер сказал ему об этом:
Алиса подошла к телефону, сняла трубку, но набрать номер не решилась. Все-таки у юноши родители. И родственник-инвалид. Все — в однокомнатной квартире. А тут еще звонки… «Позвоню-ка утром», — рассудила наша благоразумная Алиса.
— С весны ты как будто стал более мускулистым. Тренируешься?
Легко, бесшумно, насколько вообще могут быть бесшумными трамваи, пролетел в депо последний из могикан. Привычно громыхнул на развилке. Этот далекий звук был хорошо знаком Алисе, знатной полуночнице.
— Каждый день.
Дом, где жил Олег, стоял как раз напротив разъезда. Сквозь липкий сон юноши прокатился рвущий звон реборды. Олег вынырнул из дремы, матюгнулся, повернулся лицом к стене и снова засопел. Между тем, быстро распрощавшись с Анжелой, он славно провел вечер — вначале рассекал по Лос-Анджелесу на гоночной машине, проворно орудуя джойстиком. Когда надоело — воевал вурдалаков в германских чащобах. Потом решил заценить, что по телеку — на МTV была передача про «Аэросмит», на другом канале — повтор матча Греция—Норвегия, попал как раз на послематчевые пенальти. За полночь он отправился на кухню — на сковороде прели оставленные матерью с ужина кругляшки жареного кабачка. Он съел все.
— Хорошо. Закрой дверь.
Потом, двадцать восемь лет спустя, Олегу придется расплатиться за свою подлость. В войске Чингисхана, уверял меня книгочей Иеро-фант, самой жестокой была казнь «за обман доверившегося тебе». Отшельник, Повешенный и Смерть клянутся, что и наша кара будет суровой, хотя, конечно, не такой, как в войске Чингисхана. Обещают поставить тему на контроль. Когда я сосчитал, сколько дней в двадцати восьми годах, из моей груди вырвался разочарованный вздох. Я — поклонник быстрых воздаяний. И в любви, и вообще. Ведь, бедствуя через долгие двадцать восемь лет, Олег, тогда уже какой-нибудь Олег Игоревич, с плешью на затылке, гнилым дыханием и язвой желудка, едва ли вспомнит о Тате, нескладной большеротой девочке из соседнего двора. А значит, его страдания едва ли можно будет назвать расплатой, карой за обман. Впрочем, Отшельник считает — можно. Он старший среди нас, и я ему верю.
Делиль расстался с чемоданом на колесиках и подошел к выходящему на улицу окну, закрытому желтыми занавесками. Не раздвигая их, он некоторое время смотрел вниз. Затем обернулся к Джафару и попросил показать квартиру.
Что же до Таты, с ней все устроится хорошо. Еще три с половиной года она будет отставать от развитых сверстниц в бойкости, цепкости и общественной вменяемости, производя на учителей и соседей неверное впечатление аутичной особы, застрявшей в золотом детстве, как Винни-Пух в кроличьей норе. Но вот ей стукнет пятнадцать, и все переменится — она вытянется и повзрослеет за одно-единственное лето. В университет она поступит без особого труда, мимоходом доведя до развода репетитора по физике. Но в университете Тата не задержится. Вот мы видим Тамару в белом халате медички. Она жадно поедает расстегай в студенческом кафе напротив медицинского. За соседним столиком аккуратно расчленяет чебурек кареглазый король жезлов, интерн Института неотложной хирургии. Он жадно глядит на Тату, но одолеть робость не силах. Тата же как будто не замечает его, она листает затрепанный конспект по цитологии. Лишь через два года король жезлов станет ее первым мужем. Однажды, застрявши в лифте, Тата поведает ему о своем подземном путешествии в трубку мобильного телефона. В ответ тот расскажет ей, как в бытность свою медбратом в дагестанском полевом госпитале, он обнаружил тикающую бомбу прямо под хирургическим столом, а на столе, как назло, операция…
Еще долго Тата не отважится поговорить с нами. Ведь мы, плоский народец, для нее навсегда повенчаны теперь с тухлыми, жижей хлюпающими галереями. Но пройдет много лет после Татиной свадьбы, может быть, пять или десять, и мы вновь возникнем в ее жизни вместе с отошедшими к ней по завещанию недорогими драгоценностями бабушки Алисы. Она нахмурит лоб и осторожно возьмет нас в руки. Чтобы не выпустить уже никогда.
Она была маленькой и очень скромно обставленной.
Утром была суббота. Алиса ожидала клиентку. Наконец простужено хрюкнул дверной звонок.
— Обычно здесь живет дочь Салаха. Жилье принадлежит городу. Чтобы не вызвать подозрений, она каждый день будет приходить за почтой, но спать будет у одного из своих братьев. Ты ее не увидишь.
— Мину-у-уточку! — пропела Алиса из ванной.
За клиентку горячо ходатайствовала бывшая коллега Алисы Егоровны, в славном прошлом — начальница машбюро, ныне прилежная огородница.
Из гостиной, где стоял покрытый пледом диван и телевизор со спутниковой антенной, Джафар повел своего товарища в спальню.
«А моя, представляешь, влюбилась в одного, он чем-то на Зимина похож, помнишь, замдиректора? Этот тип удрал в Аргентину по контракту, бросил ее, а она по нему уже полгода сохнет, хотя он старше на десять лет плюс двое детей от первого брака. Пишет ей письма такие… знаешь, скользкие… Увертливые! Чтоб дурында не подумала, что он что-нибудь ей обещает!» «Посмотрим, что можно сделать…» — уклончиво отвечала Алиса.
Мы зачуяли бедняжку загодя, еще на рассвете — благо после ночных перипетий никто не мог заснуть, даже природа нашего Королевства не желала погружаться в млечные туманы иномирья. Палец с французским маникюром еще только робко нацеливался на зеленую клавишу звонка, а мы уже были во всеоружии.
Все ее убранство составляли не слишком широкая двуспальная кровать, заваленный учебниками и вспомогательными материалами письменный стол и матерчатый платяной шкаф. Они прошли в ванную, где находился душ и полупустой шкафчик, и в завершение заглянули в кухню.
Закончив краткий осмотр, Делиль удовлетворенно кивнул:
Девушка, блондинка с конским хвостом, носила хорошо скроенный костюм и держалась настороженно. Застенчиво прижимала к груди кожаный портфель. Пахла духами, мороженым пломбир и салоном новой малолитражки. Лишь темные тени под влажными глазами да красные жилки, которыми были испещрены белки, намекали на адские бездны — они дымили серой за зеркальным офисным фасадом. Слова она выговаривала с усилием, словно бы недавно излечилась от немоты. «Русалочка» — окрестил ее я.
— Мне говорили, у вас вопрос, — доброжелательно начала Алиса, заранее отсекая возможность приступить к гаданию без объяснений со стороны гостьи. — Так что там произошло?
— Я пробуду здесь взаперти максимум две недели. Ты позаботился о продуктах?
— Я увлеклась… одним человеком… — сказала Русалочка. Он — очень тонкая натура… Такой необычный… Сердечный…
Джафар утвердительно кивнул.
«Ага, похоже, снова мне на выход…» — вздохнул я и тотчас перехватил исполненный презрительной зависти взгляд Короля Мечей. Он считал, его всегда обходят и недооценивают.
Так и вышло — Алиса начала перебирать колоду, быстро отыскала меня и молча выложила лицом вверх на алую шелковую скатерть. Зажгла свечу.
— Хорошо. Теперь последние инструкции. Никогда не звони мне, это ни к чему. Если будут проблемы, дашь сигнал снаружи и исчезнешь. И никаких визитов. Только раз в шесть дней приноси мне продукты и свежие газеты. Арабские, если можно. Если установится связь, как было оговорено, ты немедленно придешь ко мне за новыми инструкциями. Ты хорошо понял?
— Но этот человек… он, кажется, не разведен… Вот я хочу знать, — продолжала Русалочка. — Какое… будущее?
— Сейчас мы спросим об этом Ангела Таро.
— Да, Насер.
— Простите?
— Мы спросим карты, — спокойно повторила Алиса.
— Как все прошло в Лондоне и в Испании?
Я уже был готов мчаться к Заоблачным Вратам, позаимствовав у своего Рыцаря серую в яблоках лошадь, когда наконец случилось.
— Очень хорошо. Меня хорошо приняли, и я многому научился.
Алиса принялась тасовать колоду.
— Иншалла. Ты всегда был одним из наших лучших членов. — Лицо ливанца разгладилось. — А теперь иди, брат мой… И будь осмотрителен.
Королева Кубков, пробудившаяся от своего телевизионного забытья, в сердцах отшвырнула свой монструозный кубок. Плеснуло веером ультрамариновое искрящее зелье. Дребезжа, как какая-нибудь жестянка, теряя на ходу самоцветы, кубок покатился по ступеням, уводящим прочь от ее трона.
Тем временем моя королева встала во весь рост, собрала воедино свои магические силы, воздела вверх руки и, нащупав в воздухе туго натянутые волшебные струны, связывающие наш сказочный мир с миром нарисованных на дорогой бумаге картинок, сиречь с физическими телами карт из Алисиной колоды, обняла их, притиснула друг к другу — получился сноп как будто бы колосьев. Напрягши все свое тело, которое стало вдруг золотым и бриллиантовым, с первородной мощью валькирии она дернула охапку вниз. Вот так вот!
Когда Джафар закрыл дверь и крепко запер ее, Делиль погасил в гостиной все светильники и снова занял свой пост возле окна. И вскоре увидел, как его сообщник удаляется по улице. Никто не пошел за ним следом.
Мы, плоский народец, конечно, предчувствовали: грядет. Когда кто-то из нас решается на пируэт, мы все начинаем нервничать — повышается напряжение волшебного поля, жарко делается, душно. Самые чуткие из Старших Арканов слышат даже нечто вроде низкого дребезжания, будто в соседней квартире режут старую чугунную батарею пилой-«болгаркой».
Карта Королевы Кубков выскользнула из колоды, преодолела силу земного притяжения и пружинисто вылетела из нее, как лосось из северной реки.
Она перевернулась в воздухе, повинуясь колдовскому расчету, лизнула сухонькую руку Алисы краем рубашки и упала на скатерть, прямиком на меня, гордого сигнификатора гадания. Спиной ко всем, лицом ко мне. Ко мне.
«Я Вас любил. Люблю. И буду впредь. Не дай Вам бог любимой быть другими!» — шепотом процитировал я, припадая на одно колено. Я был взлохмачен и небрит с похмелья.
Жан-Лу Сервье погасил старинную лампу над письменным столом и, не вставая, отодвинул стул. Он был у себя дома, возле Бастилии, и только что завершил составление отчета по аудиторской проверке, заказанной лондонским фондом венчурного капитала. Это означало конец утомительной работы. Он нуждался в передышке. Слишком много дел одновременно, слишком много суеты.
Королева Кубков сложила свои белые прохладные руки у меня на макушке и, улыбаясь сквозь слезящийся прищур, подняла глаза к небу. Как был, на коленях, я бережно привлек ее к себе и поцеловал в самое лоно.
— Вы тоже, кажется… волнуетесь? — спросила Алису Русалочка. От нее не укрылись проделки карты-отщепенки, но она сочла их следствием Алисиной неловкости.
Несмотря на повышение курса американского доллара, охватившая мир паранойя, усиленная средствами массовой информации, похоже, ненадолго нарушила жизнь людей. Они очень скоро как ни в чем не бывало вновь принялись за работу, чтобы забыть, сделать вид, будто ничего не случилось. Может быть, им было наплевать или у них имелись более неотложные проблемы.
— Это волнуется Королева Кубков. У нее чувства, перемены.
— Вы так говорите, будто они живые, — пробормотала Русалочка.
The show must go on.
[91]
Тим Пратт
Сервье окинул взглядом свою потонувшую в легком полумраке комнату, освещаемую лишь уличным светом. Кое-какие предметы, на которые натыкался взгляд, последовали за ним из Лондона. Они напоминали ему обставленный почти так же кабинет в доме 13 по Болтон-стрит. Картины с изображением моря, типично английская обивка мебели и покрытые паласами полы. Из застекленной двери, почти всегда открытой во дворик их дома на Мейфер, веяло свежестью. У него сохранились очень отчетливые, ощутимые, яркие, почти физические воспоминания.
НЕВЕРОЯТНЫЕ МЕЧТЫ
Именно в этой комнате он простился с Верой. На следующий день он на три недели уезжал из Лондона. Работа — подходящее оправдание. Она оставалась. Чтобы уйти тихо и спокойно, в его отсутствие. В тот вечер она снова отвергла все его доводы. «Раз и навсегда», «последняя капля» — что-то в этом роде. И когда, уже смягчившись — с облегчением? — она уютно устроилась у него на коленях, глядя в окно, выходящее в их дворик, он осознал, что заполняющий его ноздри привычный запах вскоре улетучится. Что ощущение нежности на кончиках его пальцев, касающихся кожи той, которая еще несколько часов будет разделять его жизнь, вскоре покинет область чувственного, чтобы перейти во владения памяти.
Что эти их тихие слезы — последние.
Сервье вспомнил, как его губы через пуловер касались плеча молодой женщины. Последний сухой поцелуй с покалыванием ворсинок шерсти, прежде чем захлопнуть чемодан. И их историю. Сегодня, спустя несколько месяцев, сидя за таким же столом с шероховатым стеклом, перед другим окном, в новом кабинете, он наконец вновь ощутил потребность горько посетовать на своего самого верного спутника — одиночество.
В ретро-кинотеатре показывали «Иметь и не иметь». Пит возвращался домой с последнего сеанса и вдруг заметил новую вывеску.
Он замер посреди тротуара и в недоумении уставился на витрину, чудом втиснутую между магазином подарков и булочной. Подошел поближе, заглянул внутрь и увидел полки с фильмами, старые киноафиши на стенах и большой телевизор. На потертой двери красовалась табличка: НЕВЕРОЯТНЫЕ МЕЧТЫ. Похоже, торговали тут не первый день.
21.09.2001
Вот так сюрприз! Пит знал каждую видеоточку в округе, от крупных сетей и маленьких лавочек рядом с университетом, где работали студенты-киношники, до крошечного порномагазинчика в центре: там иногда удавалось откопать классические итальянские ужастики и контрабандные азиатские ленты. Однако ни о каких «Невероятных мечтах» он и слыхом не слыхивал, хотя проходил по этой улице дважды в неделю. Кино для Пита составляло смысл жизни, было его религией. Как получилось, что он упустил из виду магазин в трех кварталах от дома? Он вошел, дверь звякнула колокольчиком. Люминесцентные лампы освещали скромный торговый зал: три стеллажа с дисками и один, вдоль стены, с видеокассетами.
— Если что — обращайтесь, — буркнула девушка за прилавком. Пит подумал, что она похожа на птенца — короткие светлые волосы топорщатся, будто цыплячий пух.
Понсо устал. Прислонившись спиной к машине, он рассеянно следил за хорошо отлаженной деятельностью своих коллег. Окна, проемы в серых заграждениях, выходящих на улицу, как и обе оконечности этой улицы, находились под наблюдением групп содействия полиции. Подкрепление было вызвано, чтобы дать возможность спокойно работать специализированным бригадам. Среди людей в форме повсюду сновали полицейские с ночной добычей, офицеры службы общей информации, территориального надзора и служащие технической полиции.
Он рассеянно кивнул и направился прямиком к разделу с классикой. В отношении кино он был всеяден, но о видеомагазине можно судить по ассортименту классики, так же, как о державе — по состоянию тюрем. Он бегло просматривал знакомые названия и вдруг заметил диск с ярлычком «Новинка».
Накануне, после того как один телевизионный канал прокрутил фильм о доме, где проживал один из объектов оперативной разработки, другой показал репортаж о террористе, арестованном в Бельгии двумя днями раньше. В репортаже говорилось о его передаче под трибунал. До сих пор вся информация содержалась в тайне.
Дрожащими руками Пит достал коробку. Не может быть: «Великолепные Амберсоны» Орсона Уэллса, режиссерская версия!
— Это что, шутка? — вырвалось у него.
Реакция предполагаемых террористов, узнавших своего сообщника по одежде, последовала незамедлительно. Они тут же предупредили оставшихся членов ячейки и занялись зачисткой. Но вместо того чтобы все уничтожить и уйти, они потеряли время, копируя информационные файлы. Удача.
— Где? — вскинулась продавщица.
Это промедление ускорило завершение операции «Божественное дуновение».
Пит шагнул к прилавку, потрясая коробкой. Девушка в ожидании неприятностей насторожилась и подобралась.
— Простите, вот здесь указано, что это режиссерская версия «Великолепных Амберсонов» с восстановленными фрагментами утраченной пленки.
Первоначально никто из полицейских не желал двинуться с места. Судебная полиция уклонилась, поскольку до сих пор дело не было передано в ее руки и она рисковала не попасть на заключительное фото. Так что не могло быть и речи о том, что она предоставит свои специализированные подразделения. Попытке захвата предшествовали стычки среди низовых звеньев руководителей службы. В конце концов, в этой общей массе именно группа Понсо, плохо оснащенная для такого рода работы, получила приказ идти на контакт. Худо-бедно, удалось привести всех к согласию.
— Ну да, — смягчившись, ответила она. — Диск поступил пару недель назад. Вы не знали? Раньше существовала только версия для кинопроката, которую изуродовали на студии…
Из здания, где скрывалась часть исламистов, вышел Менье и направился к своему начальнику.
— Но режиссерский вариант уничтожили, — возразил Пит. — От последних пятидесяти минут не осталось ничего, кроме раскадровки.
— Что там?
Девушка пожала плечами.
Помощник Понсо сверился с записями:
— Все так думали, но в прошлом году пленку обнаружили где-то на складских задворках.
Неужели новость обошла Пита стороной? Ведь такая находка — голубая мечта киномана, все интернет-форумы должны гудеть, как улей.
— Какие-то документы они сожгли, а что-то бросили в сортир. Но на большую часть у них не хватило времени. Теперь у нас есть даже дубликаты.
— Как же она нашлась?
— Тем лучше.
— Вообще, забавная получилась история. Уэллс рассказывает об этом в интервью, записанном на диске. Правда, он сбивается то и дело, но с девяностолетнего старца что возьмешь? Он…
— И я только что видел Тригона. Он ушел из другой квартиры и возвращается к нам. Он сообщил мне, что компьютерщик сбежал, даже не сделав попытки хоть что-нибудь уничтожить.
— Вы ошибаетесь, — прервал ее Пит. — Если только Уэллс не вещает с того света. Он умер в восьмидесятых.
Продавщица раскрыла рот от удивления, но, спохватившись, натянуто улыбнулась. Пит почти слышал, как она повторяет про себя заветные мантры: «Пункт первый — клиент всегда прав; пункт второй — если клиент не прав, смотри пункт первый».
— Ладно. Надо предупредить англичан. В любом случае он удрал отсюда.
— Разумеется, как скажете. Возьмете диск напрокат?
— Да, — ответил он. — Только я у вас еще не записан.
— Если вы здесь живете, достаточно оставить номер телефона, ну, и еще нужен какой-нибудь документ с вашим адресом.
Менье кивнул. Достав пачку сигарет, он прикурил и какое-то время обозревал окрестности. Люди смотрели на него из окон, а около зоны заграждения, охраняемой бригадами содействия полиции, скопились любопытные. Сегодня зрелище было бесплатным. Время от времени из толпы слышались крики и ругательства. Вот об этом, вероятно, никогда не скажут журналисты, которых тоже собралось в достаточном количестве.
— Кажется, у меня есть платежные квитанции, — порывшись в бумажнике, Пит протянул девушке корешок.
Потом заполнил анкету, и продавщица стала вводить данные в компьютер. Пока она этим занималась, Пит сказал:
Помолчав несколько секунд, Менье вздохнул и выпустил струйку дыма:
— Слушайте, может, я и похож на психа, но… я бы слышал. Я знаю о кино почти все.
— Стоящие мужики, эти ребята с улицы Нелатон.
[92] Нет, ты посмотри, как они храбрятся. Вчера вечером они не так гордились своей работой. — Не дождавшись реакции, он продолжал: — Эх, достать бы мне того придурка, что слил информацию этим навозникам с телевидения.
— Дело ваше, хотите — верьте, хотите — нет, — отвечала продавщица, постукивая пальцами по коробке. — С вас три доллара восемнадцать центов.
Вместо ответа Понсо ткнул пальцем в груду строительных лесов у своих ног:
Пит снова вынул бумажник, но среди старых чеков, квитанций и прочего хлама не оказалось ни одной купюры.
— Кстати, не забыть бы вернуть парням из отдела оперативного обмена данными. Ночью они воспользовались этим, чтобы выбить дверь квартиры фундаменталистов. Тарана у них не было. Это не их работа. Нормально.
— Карточки принимаете? Девушка наморщила нос.
Прямо перед ними двое агентов-криминалистов при помощи шофера Генерального секретариата содействия полиции загружали в фургон захваченные во время обыска компьютеры. Другие несли туда же папки и картонные коробки.
— Оплата карточкой при покупке от пяти долларов. Извините, так положено.
— Тогда я еще что-нибудь возьму.
Внимание полицейских привлекло быстрое движение справа. Зеруаль. Как всегда, с капюшоном на голове, так ему больше нравится. Он бежал к ним и что-то кричал:
Она посмотрела на стенные часы. Почти десять.
— Возвращаемся в контору, на юге только что рванул завод! Химический!
— Понимаю, вы уже закрываетесь. Я быстро.
Менье грязно выругался. Лицо Понсо окаменело. Он легко подобрал тяжелую груду и в сопровождении двоих подчиненных направился к служебной машине. Адреналин прогнал его усталость.
— Ладно, давайте.
Не показывать тревоги.
Пит подошел к полке с фантастикой, и его чуть удар не хватил. «Я, робот» — но не нынешний, посредственный, с Уиллом Смитом, а более ранний. Автор сценария — Харлан Эллисон. Действительно, был такой сценарий по роману Азимова, и его даже издали отдельной книгой, а вот фильм в производство не пошел.
Только бы они ничего не пропустили.
Безразличный к волнению, охватившему некоторых его коллег, служащий секретариата содействия полиции закрыл заднюю дверцу пикапа, сел за руль и тронулся с места. Он мчался, не отпуская газ, до самой окраины столицы, но, вместо того чтобы поехать по кольцевой и добраться до штаба управления в пятнадцатом округе, поехал в Кремлен-Бисетр.
— Студенты небось наснимали, — пробормотал Пит.
Несколько минут спустя в глубине тупика Этьен-Доле перед ним распахнулись ворота склада. В помещении располагались два длинных стола, заваленных оборудованием. Люди, одетые в белые халаты, собрались вокруг фургона, чтобы выгрузить из него конфискованное в ходе операции в предыдущую ночь.
Да и название кинокомпании ни о чем не говорило. Что там еще: обладатель «Оскара» за лучший сценарий-адаптацию? Студенческая шутка? Ничего себе — прямо-таки фильм из другой реальности. Пожалуй, стоит посмотреть. Хотя опять же у Пита не укладывалось в голове, как он мог ничего не слышать об этом? Может, в самом деле, работа старшекурсников? Пит взял диск, подошел к кассе и достал кредитную карточку.
Эти несколько необычные специалисты действовали в строгой последовательности. Одни сразу принялись фотографировать для идентификации еще нетронутые печати, чтобы затем передать вещественное доказательство другим, обязанным зарегистрировать и скопировать их. Особое внимание придавалось дублированию жестких дисков персональных компьютеров. В конце этой цепочки трое специалистов восстанавливали целостность упаковки и деталей, а затем вновь грузили конфискат в пикап.
Продавщица посмотрела подозрительно:
После прибытия пикапа службы содействия полиции прошло чуть более получаса, и вот уже он покинул ангар. Чтобы объяснить свое опоздание, шофер солжет. Он сошлется на то, что якобы хотел срезать путь и заехал в зону законсервированного строительства, вблизи Шатийона. Стройка и правда существовала — его неофициальные работодатели из службы внешней разведки отлично осведомлены.
— «Виза»? Извините. Мы принимаем только «Вебер» и «Фостер-кард».
22.09.2001
Пит в изумлении уставился на девушку:
Взрыв на химическом заводе, более двадцати погибших. — […] Вчера утром городские постройки сметены волной, вызванной взрывом на нефтехимическом заводе, расположенном в нескольких километрах от центра. Вокруг, в радиусе многих десятков километров, все разрушено…
Задержание исламистов во Франции полицейскими Управления территориального надзора. — […] Действуя по поручению прокуратуры по антитеррористическому надзору, полицейские управления территориального надзора на рассвете задержали в окрестностях Парижа большое количество мужчин и женщин, подозреваемых в причастности к исламистскому движению. Предварительное следствие, начатое во Франции в конце августа в связи с предполагаемыми угрозами в отношении зарубежных стран, в том числе Соединенных Штатов…
— Но это же самая распространенная карта. В жизни бы не подумал, что…
Она опять взглянула на часы — теперь уже явно с намеком:
— Извините, не я здесь распоряжаюсь.
Прежде чем закрыть ворота своего гаража, Линкс внимательно осмотрелся вокруг. Никого. Он заперся и, не теряя времени, принялся разгружать багажник пикапа. Утро он потратил на приобретение того, что ему могло понадобиться. В разных магазинах. Рулоны черного полиэтилена, листы изоляционного пенопласта, цемент, арматура, инструменты и мелкая фурнитура быстро оказались в подвале. Теперь агент мог приступать к работам, но прежде он позволил себе передышку.