— О, нет, — выдавила Катарина. — Прости.

— Не думай об этом… Эй! — окликнул ее Алекс. — Вот она, кажется. Я нащупал кнопку.

— Нажимай!

— Сделано!

— Ничего не происходит!

Не снимая руки с кнопки, Алекс полностью отдался жуткому величию происходящего. Его увлекала перспектива непосредственно пережить одно из сильнейших землетрясений по шкале Рихтера и одновременно одолевал иррациональный страх, что это будет последним впечатлением в его жизни.

— Алекс?..

— Прости. Я здесь. Подожди-ка! Тряска слабеет. Землетрясение утихает… по-моему.

Буквально через несколько секунд дрожь земли улеглась, и в комнате стало тихо.

— А Такэо все-таки прав, — промолвила Катарина с явным облегчением в голосе.

— Угу. — Алекс наконец отвел руку от кнопки аварийного выключения и принялся шарить вокруг, пока не нащупал дверную ручку. — Ух!

— В чем дело?

Алекс собрался с силами и навалился на ручку.

— Дверь… она не двигается.

— Сейчас помогу. Быть может, вдвоем…

— Нет, не надо, — сказал Алекс, пыхтя и изо всей силы наваливаясь на утопленную рукоятку. Наконец он выпустил ее. — Здесь и для двух рук места мало…

— Что же нам делать? — Отзвуки слов Катарины носились по безмолвной лаборатории.

Алекс отметил наступившую тишину. Не было слышно ни звуков работающих машин, ни шепота кондиционеров. Боже мой! Значит, не будет никакой вентиляции. Он поежился. Быть может, это свидетельствует лишь о том, что им придется дышать затхлым воздухом. Или же…

— Алекс?

— Все будет хорошо. — Алекс не знал, что ему делать: то ли пытаться снова открыть дверь, то ли позаботиться об экономии кислорода.

— Должна признаться, — проговорила Катарина с деланой бодростью, — что начинаю самую малость бояться.

Привалившись спиной к стене, Алекс сполз по ней, вниз.

— Все будет хорошо, — повторил он словно заклинание, надеясь, что Катарина не заметит дрожи в его голосе. — Будем сидеть тихо и ждать, пока нас спасут. — Нащупав ее руку, он пожал тонкие пальцы.

— Быть может, Такэо придет нам на помощь, — предположила она. Алекс представил себе миниатюрного Такэо.

— Нам нужен не специалист по физике частиц, а борец-сумоист.

— Ой, подожди-ка! — Катарина высвободила руку, и через мгновение вспыхнул дисплей ее мобильного телефона. — Отсюда, из подземелья, связаться ни с кем нельзя, — заключила она, — но хотя бы свет у нас будет.

Ругая себя за то, что не подумал об этом, Алекс полез в карман за собственным телефоном. Но остановился, так как Катарина уже захлопнула свой аппарат.

— Обойдемся без света, — негромко предложила она. — Лучше, чтобы ты не видел, насколько я перепугана.

— Все будет хорошо, — в третий раз повторил Алекс свою мантру, ощущая ее фальшь.

— Знаешь, теперь директор признает нашу правоту и захочет получить землетрясение, чтобы «Фермилаб» могла обзавестись новыми магнитами.

— Эпизод напоминает надувательство при страховании…

— А я и не знала, — произнесла Катарина голосом скорее удивленным, чем испуганным, — что ты у нас судебный сейсмолог… кстати, неужели подобный род деятельности действительно может существовать?

— Да. Ты права. — Алекс заставил себя усмехнуться. — Я веду себя глупо.

— Минуточку. Разве здесь, внизу, нет вентиляторов? — В голосе Катарины проступил испуг. — Я их не слышу.

— Ты заметила, — проговорил Алекс. — Да.

В этом безмолвном помещении Алекс не знал, что следует делать: или попытаться ободрить Катарину, или просто сидеть тихо. Он решил промолчать.

После нескольких долгих минут за дверью раздался глухой стук.

Катарина включила телефон, освещая массивную дверь слабым светом экранчика.

Алекс вскочил на ноги и забарабанил обеими руками. Дверь сдвинулась на миллиметр-другой. Кто-то пытался открыть ее извне. Алекс вцепился в рукоятку и потянул. Плечо его ныло, а пальцы словно выскакивали из суставов. Уголком глаза он видел, что Катарина также толкает дверь. Однако бесполезно, поскольку на двери не было ни малейшего выступа, в который она могла бы упереться. Алекс зажмурил глаза, сосредотачивая всю свою силу на утопленной рукоятке.

Дверь дрогнула и со стоном поползла в сторону.

Внутрь с радостным лаем пролез Вегенер. Опустившись на колени, Алекс обнял собаку. А потом со странным смущением указал Катарине на узкую щель:

— Леди — вперед.

С улыбкой девушка просочилась в коридор. Алекс постарался расширить отверстие и боком протиснулся из лаборатории. За дверью тьму прогоняла цепочка янтарных электро-люминесцентных стрелок, тянувшаяся по полу к выходу.

Протопав сквозь узкий зазор, Вегенер вдруг повернул внутрь установки, следуя за исчезающими вдали неярко светившимися стрелками. Удивившись поведению собаки, Алекс позвал пса обратно.

Такэо ожидал возле двери.

— Повреждения есть?

— Нет, все в порядке, — сказал Алекс.

— С вашей стороны было очень любезно отправиться за нами, — поблагодарила Катарина.

— Собака Алекса настояла.

Алекс бросил взгляд на Вегенера. Повернувшись к недрам установки, пес негромко поскуливал.

— Что это с ним случилось? — спросил Такэо.

— Не знаю. — Алекс погладил Вегенера, но тот не успокоился. — Он работал на поиске наркотиков, но кто знает? Быть может, его обучили также работе в службе спасения.

— Ты думаешь, там могут остаться люди? — спросила Катарина.

— Что такое? — Алекс был озадачен. Голос Катарины сделался совершенно иным. Более высоким и тонким. И тут он все понял. — Пригнитесь, — едва не выкрикнул он. — В воздухе много гелия.

Он наклонился. Катарина и Такэо последовали его примеру. Согнувшись, они потихоньку направились к выходу.

— Если разорвало трубопровод жидкого гелия, — произнес Такэо, — то магниты погибли. И Теватрон мертв.

— Неужели все так серьезно, — проговорила Катарина.

— Все могло закончиться куда хуже, если бы вы не отключили вовремя установку. — Такэо посмотрел на Алекса: — Похоже, именно вы залечили разрыв в ткани пространства-времени.

— Я нажал кнопку.

Когда они приблизились ко входу, вдоль лестницы ударил луч солнечного света. Ослепленный Алекс заморгал и понял, что голоса их сделались нормальными.

— Кажется, гелий рассеялся. — Он выпрямился. Катарина и Такэо — вслед за ним.

Еще несколько шагов, и луч света исчез, а от входа протянулись шевелящиеся тени. Они остановились, когда на них упал новый луч света, на сей раз от переносного фонаря.

Когда фонарь оказался совсем рядом, Алекс увидел, что он находится в руках полицейского. Позади копа шел другой человек.

— Кажется, это замдиректора? — шепнула Катарина.

— Деккер? — спросил Алекс, стараясь заглянуть мимо луча. — Да, действительно он.

В этот же самый момент и Деккер их узнал.

— Вы видели директора? — воскликнул он без преамбул.

— Нет, — ответил Алекс, — но почему…

— Я как раз разговаривал с ним по телефону, — оказавшись рядом с Алексом и его спутниками, Деккер остановился, — и тут линия отключилась. Должно быть, застрял где-то внизу. — Он посмотрел на полицейского офицера: — Я не знал, что делать и позвонил по телефону 911.

— А где находится его убежище? — спросила Катарина.

— Даже не знаю. Никогда не бывал там.

— Ладно, пойдем дальше, — предложил коп. — Поищем его внизу. Вегенер снова заскулил и повернулся носом к нутру установки. Алекс глянул на пса:

— Моя собака тоже хочет принять участие в поисках.

Катарина наклонила голову:

— Но как Вегенер мог познакомиться с запахом директора?

— Не знаю, — ответил Алекс, давая волю псу. — Теряюсь в догадках.

Уткнувшись носом в землю, Вегенер зарысил в глубь коридора. Офицер, светя фонариком, как прожектором железнодорожного локомотива, последовал за псом, а за ним — все остальные.

Несколько минут спустя, пробежав несколько коридоров, Вегенер остановился у двери. Она открывалась наружу, но была заблокирована опрокинувшимся стеллажом с оборудованием.

— Есть здесь кто-нибудь? — постучал в дверь полицейский.

— Выпустите меня отсюда, — донесся изнутри голос директора.

Алекс и Деккер подняли стеллаж и отодвинули его в сторону. Дверь открылась, из нее показался директор, ступая на нетвердых ногах. Вегенер тут же бросился внутрь и залаял.

Озадаченный Алекс последовал за псом. В комнате было совершенно темно.

— Простите, — попросил Алекс полицейского, обратившись к нему через плечо, — посветите сюда.

— Ага. Конечно. — Офицер направил луч фонарика в комнату, а потом шагнул внутрь.

Вегенер сделал стойку, нос его указывал на оставшиеся на столе небольшой пергаминовый конвертик и тонкую, как соломинка, трубку возле него.

Поглядев на указанные предметы, Алекс пожал плечами:

— Представления не имею, что это такое.

— А мне, увы, это известно, — проговорил офицер серьезным тоном. Подойдя к столу, он осветил его фонарем и, почти как Вегенер, обнюхал конвертик. А потом распрямился, повернулся, вышел из комнаты и подошел к директору, попросив его отойти в сторонку.

— Интересно, что здесь происходит, — проговорил Алекс, как только они с Вегенером вышли из комнаты.

— Похоже, нашего уважаемого директора, — пояснил шедший за ними Деккер, — сейчас арестуют за хранение наркотиков…

Алекс повернулся на месте:

— Что?

— Я ничуть не удивлен, — продолжил Деккер, включая в разговор Катарину и Такэо. — Правление уже подозревало это. Однако доказательств не было. — Он посмотрел в сторону офицера, который весьма сухо общался с директором. — До сегодняшнего дня.

Полицейский вместе с директором направились к выходу. Алекс и все остальные последовали за ними, держась на почтительном расстоянии.

— Не слишком хорошая реклама для «Фермилаб», — прошептал Алекс.

— Естественно, — негромко согласился Деккер.

Оказавшись под лучами солнца, Алекс увидел, что офицер усаживает директора в полицейскую машину.

— И что теперь будет с «Фермилаб»? — спросила Катарина.

— Полагаю, правление заменит директора, — предположил Деккер, не сводя глаз с полицейской машины. — Скорее всего, директором стану я… Только не знаю, будем ли мы теперь менять магниты. Маршальский жезл перешел к ЦЕРН.

Повернувшись, он улыбнулся Алексу и Катарине.

— Но уверяю вас, я добьюсь того, чтобы БАК и Теватрон никогда не включали одновременно.

— Чудесно, — воскликнула Катарина. — Интересно, все ли целы?

— Думаю, все, — ответил Такэо.

Однако тревога еще не оставила Алекса.

— Не знаю, — проговорил он, как бы размышляя вслух. — Не могу утверждать точно, насколько велика вероятность афтершоков[8].

— Дальнейшее пребывание здесь бесполезно, — внезапно сказал Такэо, поворачиваясь к Алексу. — Лучше вернуться за наш раскладной столик.

— Сейчас? И вы способны после всего пережитого сесть за шахматы?!

— Если вас тревожат афтершоки, можно взять утяжеленный набор фигур.

— Давайте как-нибудь в другой раз…

Такэо кивнул Алексу, а потом Катарине и направился в сторону автомобиля.

Катарина наклонилась к Вегенеру и взъерошила его шерсть.

— Ну что ж, теперь я вижу: такая специальность, как судебный сейсмолог, все-таки существует! — Распрямившись, она засмеялась.

— Что-что? — переспросил Алекс.

— Я просто подумала, — Катарина прикусила губу, — что Вегенер прекрасно подходит под твое определение хорошего сейсмолога.

— Как так?

— Избавив всех от директора, — Катарина лукаво улыбнулась, — Вегенер действительно предотвратил крупное землетрясение.

Алекс посмотрел на пса — уже как на конкурента.

— Итак, твой пес уже сейсмолог, — решительно повела рукой Катарина. — И что же? — Она тронула Алекса за плечо. — Только я сомневаюсь, как сказал бы Такэо, в том, что он умеет играть в шахматы… Ты понял намек?

На мгновение Алекс застыл в недоумении. А потом улыбнулся, осознав, что превратился в такого же фаната, как Такэо.

— Да, — ответил он. — Как будто понял.

А потом нагнулся и почесал Вегенера между ушей.




Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ
© Carl Frederick. Howl of the Seismologist. 2010. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2010 году.


ПЭТ МАКЬЮЭН

МИЛЫЙ ДОМ

Иллюстрация Николая ПАНИНА



Едва проснувшись, я ощутила зуд и, еще не открыв глаз, принялась чесать лицо.

О нет! Окончательно придя в себя, я сжала кисть в кулак. Это уже выработанный рефлекс, для достижения которого я так долго тренировалась. Если тереть кожу кулаком — меньше шансов развязать гистаминовые соединения[9] и расцарапать открытые участки нежной кожи, возбудив все эти ужасные вторичные инфекции.

Я села и сжала в кулак другую руку. Да, чесалось. Все тело. Но сыпи не было. Чудо из чудес — оглядев себя, я убедилась, что кожа гладкая и розовая. Там, где я начала было чесать, остались слабые следы, но не более.

Да что ж такое?

Пока я занималась самоисследованием, зуд усилился. Он распространялся. Во рту. В ушах. В… ну, неважно. Достаточно сказать, что без видимых причин взбунтовались все мои слизистые.

За неимением других идей я встала. Чай, сказала я себе. Ромашковый. Или белый. Белый чай обладает успокаивающим эффектом и не способен мне навредить. Мне поставляет его парень из Шри-Ланки, который выращивает его без всяких там пестицидов. И упаковывает в простую вощеную бумагу и жестяные банки. Никакого тебе пластика, красителей или консервантов. Упаковка без всяких излишеств — чернила, шеллак[10], ну, и еще что-то.

Я осторожно пробиралась на цыпочках по дому, стараясь не касаться руками кожи. Однако в результате зуд разыгрался вновь — на этот раз на подушечках пальцев ног. Не удержавшись, я закружилась в суфийском танце по служившему ковром грубому черному ворсу: и из-за трения кожи о жесткие волоски покалывающее жжение переросло в явное раздражение.

Прохладная керамическая плитка, покрывающая пол кухни, несколько уняла его, но факт оставался фактом: у меня возникла аллергическая реакция. На что? В доме — ни нитки нейлона. Пластика нет и в помине. Никаких красок, никаких запахов. Никакой синтетики вообще. В этом-то и заключается соль биома[11]: все полностью органическое и привычное мне, по крайней мере моей иммунной системе.

Я нервно осмотрела пальцы: высыпания у меня перво-наперво появляются на руках. Сначала вылезают мерзкие красные прыщички, которые врачи называют крапивницей. Затем пальцы превращаются в короткие розовые сосиски. И губы тоже. Я начинаю смахивать на представительницу тех африканских племен, что прокалывают и расплющивают губы — вот только никакие глиняные блюдца мне для этого не требуются. Только отек. Старая добрая матушка-природа. А если становится хуже — что ж, тогда у меня закупоривается горло. Или я просто вырубаюсь. Куда подевались мои шприцы с адреналином?

Я протянула руку, ухватилась за край ящичка ближайшей кухонной стойки и почувствовала, как пальцы скользнули по полудюжине маленьких твердых шишечек. Типа шрифта Брайля для слепых, только покрупнее.

Тогда я заглянула вниз. Какая-то странная сыпь: шишечки выглядели причудливо прозрачными и хрупкими, а не маленькими, жесткими и красными. Да неважно. Они усеивали шкафы, стены, потолок.

Я фыркнула: «Нет, ну ты подумай!».

Сыпь была не у меня. У дома.



Понадобилось целых пять часов, чтобы прислать ко мне дежурного медтехника — три нескончаемых часа, чтобы отыскать этого клоуна, и еще два, чтоб поднять его жалкую задницу. Знаете, как это долго, когда отчаянно сопротивляешься изводящему желанию почесаться?

Когда же он наконец объявился, у него не было даже машины. Зато были пирсинг, имплантанты и прочее дерьмо. Да у него даже противоугонная система вживлена в череп, сразу за левым ухом. Клянусь богом, парень выглядел словно киборг, запутавшийся в рыболовных снастях. В довершение всего на нем красовалась форма из полиэстера. Я поняла это сразу, стоило ему слезть со своего дурацкого мотоцикла. Но и это еще не все. Лосьон после бритья.

О боже. Миг — и мое дыхание перехватило.

А он этого даже не заметил. Этот кретин неспешно подошел к крыльцу, словно слабоумный торговец справочниками: лучезарная улыбка на блаженном лице, брови унизаны кольцами.

Я встретила его заряженным арбалетом.

Завидев оружие, он встал как вкопанный. Обе руки взмыли вверх, открыв ветерку подмышки, обрызганные каким-то дезодорантом. «Fresh Scent», «Extra Dry» или что-то в таком духе. Я захрипела, повалилась на колени и обнаружила, что целюсь в точку прямо перед собой, коей случилось быть его промежностью.

А вот это он определенно заметил.

— Эй, полегче. — Он развернулся боком, всем своим поведением давая понять, что пребывает в неведении относительно угрозы моей жизни.

— Не приближайся, — выдавила я.

— Не буду! Но вы… вы ведь вызывали медтехника?

Мой взгляд скользил как раз над стрелой арбалета.

— Так это ты? А где Чен? Или Фредо? Или Сэйла?

На это я получила сконфуженную улыбку и пожатие плечами:

— Все сотрудники заняты. Если вы готовы подождать…

— Нет! Я не могу!

— Хорошо, хорошо. — Он собрался с духом и достал визитку, которую я даже и не подумала брать. После секундного замешательства рука его опустилась. Тогда он представился: — Рей Фокс. Сокращение от Ренар. Это типа шутка[12]. Моя мама была француженкой.

Арбалет мой дрогнул, но я все-таки постаралась не сводить прицел с гениталий Фокса, пока проверяла его служебный пропуск. И вправду, Ренар.

— Лис Лис? — не смогла удержаться я, хотя воздуха у меня оставалось совсем мало.

Тупица кивнул и растянулся в улыбке, будто моя дурацкая шутка немедленно восстановила мир между нами.

— Видишь знаки? — спросила я у него и зашлась в кашле.

— Э-э… Знаки?

Я закатила глаза, которые неистово чесались.

— ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. Я расставила их повсюду.

— А… Хм, нет, я их не заметил. На мотоцикле я вроде как… Ну… — Он снова по-дурацки пожал плечами. — Извилистая горная дорога, и я вроде как слился с ней.

Замечательно. Просто замечательно.

— Ладно, а как насчет вызова? Тебе ничего не сказали?

— О чем?

Великий Боже! Кашель уже просто сотрясал мое тело. Парень уставился на меня и сделал попытку приблизиться на шаг.

Я чуть не пристрелила его на месте.

— О гипоаллергенном синдроме! — со свистом выдохнула я, стоило приступу ослабнуть. Махнув арбалетом в сторону трех знаков, я прочла ему: НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ, ЕСЛИ ВЫ ИСТОЧАЕТЕ КАКОЙ-ЛИБО ЗАПАХ! СИНТЕТИКА ЗАПРЕЩЕНА! НЕЙЛОН ЗАПРЕЩЕН!

Его темные глаза забегали.

— С какой стати я живу здесь, в горах? — вопросила я. — Зачем, по-твоему, я купила Би-ом? Идиот! У меня аллергия! Практически на все.

— Но я…

— На тебе синтетика, — объявила я. — Если я пущу тебя в свой дом, если прикоснусь к тебе, мне гарантирован анафилактический шок. — Одышка. Хрип. — Я могу умереть.

Челюсть у него отпала. Нижняя губа задрожала, при этом тихонечко зазвенев шестью хромированными кольцами, пронзавшими ее посередине.

— Вся эта вонючая дрянь на тебе… Боже мой, да я вот-вот задохнусь от одной только твоей рубашки! Даже с такого расстояния.

Он покачал головой, нижняя губа все так же дрожала.

— Мне сказали, здесь экстренный случай.

— Вот именно, идиот! Да ты посмотри на мой дом!

Лишь тогда я опустила арбалет и махнула в сторону розовой кожи-стены за спиной — румяное пространство, которое в это время года обычно становится золотисто-зеленым, потому что солнечные лучи ранней весны стимулируют загар, равно как и отнюдь не маленькую выработку энергии посредством фотосинтеза. Но сейчас вся восточная сторона розовела прыщиками. Я с трудом удержалась, чтобы не потянуться к ним и не потрогать их, потереть… почесать.

А он снова сделал шаг вперед. Я вернула арбалет в боевое положение. Он поднял руку, словно индейский вождь, однако при этом не сказал «хау», а спокойно произнес:

— Мадам, мне нужно внимательно все осмотреть.

«Мадам». Помимо всего прочего, я ощутила себя старым дерьмом. Но ведь это я вопию о помощи, в конце-то концов. Раздраженно, налившись кровью и вновь начав хрипеть, я отступила и закрыла дверь. Через роговичный глазок в ней я наблюдала, как Ренар-лис разглядывает и тычет пальцем в стену. Как достает из седельного кофра мотоцикла маленькую аптечку и берет мазки с пораженных поверхностей. Как вонзает огромный шприц в дом. Я буквально ощутила укол и предпочла отвернуться, чтоб не смотреть, как он берет образцы на биопсию. Покончив с этим, он постучался и на этот раз заботливо отошел от двери на десять шагов.

— Сколько потребуется времени? — набросилась я, приоткрыв дверь, все еще будучи начеку, хотя и оставила арбалет на кухонном столе.

— Я еще не закончил. Мне нужно посмотреть, что творится внутри.

— Черта с два!

Однако он вернулся к мотоциклу и облачился в защитный костюм: белый чистый хлопок и шелк, дыхательный аппарат, закрытый щитком шлем, перчатки и бахилы — короче, все то, что он и должен был надеть, прежде чем приближаться ко мне.

Осторожно, стараясь не вдыхать преследовавший Фокса запах, я впустила его.

К тому времени сыпь красовалась по всей гостиной — на потолке, стенах и ворсистом участке пола. Последний заинтриговал медтехника более всего. Рукой в перчатке он погладил жесткие черные волоски и просиял, когда в ответ почти половина комнаты покрылась мурашками.

— Живой ковер, — произнес он. — Круто. Но это ведь волосы не с головы? Слишком темные, — и он окинул взглядом мою русую шевелюру.

А я сама из-за внезапно атаковавших и меня мурашек словно примерзла к полу. Но его вопрос привел меня в чувство, и я залилась краской, которая посрамила бы даже положительный результат теста на стрептококки группы А[13].

К моему удивлению, он не стал углубляться в эту тему.

— А это тоже чешется? — указал он на безволосую, немного раздувшуюся полоску голого пола, кромку между внутренней и внешней поверхностями дома.

От одной только мысли об этом соответствующую область моей анатомии пронзили иглы.

— Да! — резанула я, запрещая своим рукам приближаться к той самой части тела. — Что это? И почему я чешусь? У меня же нет чертовой сыпи!

— Симпатическая реакция. Ваша нервная система реагирует на болезнь, поразившую вашу дражайшую половину.

— Мою… что?

— Дом.

— Думаю, вам лучше объясниться, мистер! Я не замужем за этим домом.

— О, нет, — ухмыльнулся он. — Ваши отношения много ближе. — Затем, увидев мою горестную реакцию, как будто образумился. — Слушайте, вы ведь знаете, что этот дом вырастили из ваших стволовых клеток?

Я кивнула.

— Нам пришлось изрядно повозиться, чтобы наладить рост и развитие генов. Подоплека же всего этого… Дом — ваш близнец. ДНК — такая же. Нервная система — тоже. И, знаете ли, бывали такие случаи, когда Би-омы и их… э-э-э… источники оказывались чересчур уж симпатическими.

— Когда я покупала свой, меня об этом не предупреждали, — заявила я.

— Ну, из-за этого вопроса до сих пор рвут волосы… — Осознав свою оплошность, он осекся и покраснел, всячески избегая смотреть на ковер. — Ой, простите пожалуйста, мадам, я ничего такого не имел в виду…

— Давай, продолжай! — Меня, подобно приливной волне, захлестнуло нетерпение. Я почти сорвалась на крик: — Что за вопрос?!

— Э-э, ну, о том… реальные это побочные эффекты или же… м-м-м… психосоматические.

Я уставилась на него, а затем, совсем уж впадая в безумие, выдавила шепотом:

— Психосоматические?

Он кивнул, словно статуэтка гавайской танцовщицы.

— А ты в курсе, что гипоаллергенный синдром сам по себе считается психосоматическим?

— Да, конечно. Я хочу сказать, у таких, как вы, все-таки столько… неврозов.

Я словно наблюдала крушение поезда в замедленной съемке: парень понимает, что вот-вот скажет, но остановиться уже не в силах.

— «У таких, как вы…» — повторила я, начиная ощущать приближающуюся опасность.

— Я вовсе не это имел в виду, — запротестовал медтехник.

— Вот как? Послушай, тебе лучше убраться подобру-поздорову.

Он не стал спорить, собрал свое барахло и вышел за порог. Я хлопнула дверью, заперлась на замок и отправилась проверять запасы овсянки. Может, успокаивающая ванна даст облегчение моей коже, и я смогу наконец поразмыслить.



Я нежилась в ванной, наслаждаясь блаженным облегчением, и посредством дыхательных упражнений пыталась восстановить контроль над легкими. Я уже была готова отключиться, когда раздался стук во входную дверь. Ради всего святого! С его ухода минуло не более получаса. Что еще ему надо?

Набросив халатик, я прокралась в переднюю и открыла Фоксу.

— Ну? — выразила нетерпение я.

А он стоял да таращился из-за запотевающего щитка шлема.

— Что это значит?

— Э-э-э…

Я даже не озаботилась вытереть овсянку. Халатик прилипал там и сям. Я закуталась в него потуже, что было явной ошибкой: глаза парня и вовсе вылезли из орбит.

— Эй, Фокс! — Я щелкнула пальцами перед щитком. — Чего! Тебе! Надо?!

— Мадам, если я вам скажу это… Боюсь, вы пристрелите меня.

Да уж, по сравнению с остальным, что я выслушивала за последние семь лет здесь, на горе, это был почти комплимент. Да, я взглянула на арбалет, признаю, но только на секундочку. Я вздохнула:

— Обещаю, что не пристрелю. Говори!

Этот придурок кивнул, но ему понадобилось еще полминуты, чтобы раскрыть рот.

— Э-э-э… извините, что побеспокоил вас.

— Ты сделал это, потому что…

— А… Я, хм, поставил предварительный диагноз. Дому.

— И?

Ему пришлось предпринять определенное усилие, чтобы посмотреть мне в глаза, но в конце концов это ему удалось.

— Это… не аллергия.

— Так. Что же это тогда?

— Э… м-м… Послушайте, я просмотрел характеристики вашего дома. Вы, наверное, помните, что компании пришлось изменить его иммунную систему?

— Да, — кивнула я, — чтобы он не реагировал чересчур сильно на то, что вызывает у меня аллергию.

— Именно. Они, то есть мы, были вынуждены избирательно нарушить антигенраспознавательную систему, чтобы она не давала реакцию на… ну, на все подряд. Особенно на искусственное — пластик, краски, духи, инсектициды…

— Естественно, — согласилась я, теряя терпение. Как-никак стоял-то он там в шелково-хлопковом скафандре — как раз для того, чтобы не вызывать у меня реакцию.

— А это подразумевало снижение иммунитета, который вы уже приобрели по отношению к определенным естественным… биологическим угрозам.

— К чему ты клонишь? — взвилась я. — Мой дом отравился?

— Формально — нет! — выпалил Ренар.

— Ну тогда что, черт возьми, не так?

— Дом заражен.

Что? Я уставилась на медтехника. Он же не отрывал взгляда от пола. Несмотря на щиток, я видела, что он весь красный. Как будто это он был болен.

— Заражен… чем?

Ренар поднял глаза, но тут же их опустил.

— Сначала я подумал, что это может быть вирус герпеса…

— Герпеса?!

От моего высокого «до» он прямо подскочил на месте, но меня уже понесло. Я завизжала:

— О чем ты толкуешь?

— Varicella zoster[14].

Zoster? Я это где-то уже слышала. Но хоть тресни, вспомнить не могла.

— Vari…

— Это детская болезнь. Была раньше. Сегодня-то вряд ли кто ею болеет, потому что у большинства детей на нее уже иммунитет.

— У большинства детей, — повторила я, подбоченясь. И вдруг обнаружила, что наклоняюсь вперед. И с безрассудной отвагой все продолжаю наклоняться, совершенно игнорируя то обстоятельство, что халатик мой распахнулся. По сути, я сделала гигантский шаг к нему, прежде чем спросила: — А что насчет дома?

Ренар облизнул губы.

— Мы… не думали, что в этом возникнет необходимость. Здесь, наверху, вероятность заражения…

Вот оно.

— Заражения — чем?

И тут в глубинах моей памяти шевельнулись латинские слова. О нет! Я вновь отступила, уставившись на парня. Затем обвела диким взглядом все стены — бледные, усеянные красными точками и пузырьками стены.

— Росинка на розовом лепестке… — Так в медицинских справочниках моей мамы описывалась сыпь. Я повернулась к Ренару: — У моего дома… ветрянка?

Он опять пожал плечами:

— Мы можем провести анализ крови. Для полной уверенности.

Я покачала головой, старательно удерживая кулаки на бедрах. Я не поддамся — ни желанию почесаться, ни необходимости вытрясти все дерьмо из этого, с позволения сказать, медтехника.

— Не надо. Просто вылечите его.