— Деньги? Я… как бы… нет…

Как я и ожидал, Архимед мгновенно скис. Все-таки у творческих людей настроение скачет как необъезженный рысак. Изобретатель издал вздох, способный разорвать даже сердце ростовщика.

— Теперь это немыслимо! Я не представляю, как буду смотреть ей в глаза! Конечно, три парохода уже практически достроены, и я уверен, что компания начнет приносить прибыль… Но ведь сначала придется ждать, пока сойдет лед! Да и тогда придется некоторое время работать в убыток себе. О-о-ох…

Я выдержал паузу, достаточную, чтобы несчастный изобретатель успел осознать всю безнадежность своего положения и погрузиться на достаточную глубину уныния. Когда нужное состояние было достигнуто, я сказал с напускным равнодушием:

— Вообще, по-хорошему, вы с Николасом должны бы поделить ответственность — все-таки за штурвалом был он.

— А толку? Николас не богаче меня. Да, у него есть дом, но он купил его для своей матери, работал, не разгибая спины, много лет. У меня просто язык не повернется просить его заложить этот дом.

— Я не о том! — отмахнулся я. — Ты помнишь, фру Бокомялле рассказывала семейное предание о золотых табличках индейских шаманов?

— А… Ты об этом? — Архимед снисходительно улыбнулся. — Но это всего лишь легенда. Неужели ты рассчитываешь их найти? Конрад, извини, ты казался мне… ну более серьезным, что ли…

— Я не рассчитываю, я уверен, что найду их! — отрезал я. — А что до серьезности… Скажи, кто из твоих знакомых верил, что летучий корабль возможно построить? Просто даже из тех, с кем ты об этом говорил? Хоть один человек, кроме тебя самого, в это верил?

— Хм… Ну, допустим, таблички существуют. Точнее, существовали. И Николас имеет моральное право на них. Но мы ведь все равно не знаем, где их искать.

— Вы — не знаете. Но есть кое-кто, знающий это, — сказал я.

— И кто же он такой?

— Я!

— Ты?!

— М-да… Я ожидал какой-то более внятной реакции, — кисло протянул я. — Что-нибудь вроде «Ты наш спаситель, Конрад!» или хотя бы «Какой ты молодец, Конрад!».

— Извини, скажу прямо: мне надо работать, Конрад! Не пойти ли тебе заняться чем-нибудь более полезным, Конрад!

Изобретатель отвернулся и стал с демонстративно деловым видом проверять, хорошо ли закреплен на телегах корабль.

— Архимед, я совершенно точно знаю, где искать эти чертовы таблички!

— Ну так пойди и забери их. Зачем тебе я?

— Затем, что мне надо попасть на северное побережье Норвегии как можно быстрее. Мне некогда ждать, пока сойдет снег и высохнут дороги…

— Поверь коту, друг Архимед: он правду говорит! Ему лишь одному известно, где золото лежит!

— Иезус Мария! — Я едва не выскочил из своих сапог. — Опять ты?!

— Вернулся, верный долгу я, хоть и отвергнут был, — с пафосом продекламировал Хосе Альфонсо. — Предать друзей не смог бы я, мне стал бы свет немил!

— Это еще что такое? — недоуменно уставился на меня Архимед. — Ты чревовещанием, что ли, увлекаешься?

— Даже мое чрево отказалось бы произносить такие стихи, — не удержался я от шпильки в адрес призрака. — И с каких это пор мы стали друзьями?

— Как больно ранят иногда слова, что скажешь сгоряча! Подумай — стоит ли вот так рубить сплеча!

— Это, конечно, мило, — хмыкнул Архимед, — но мне и впрямь некогда. Нужно доставить корабль на верфь и узнать, что случилось с движителями…

— Я сейчас отойду на десяток шагов, чтобы исключить подозрения. Хосе, если ты и правда мне друг — докажи. Уговори этого упрямого осла поверить мне.

Архимед и Хосе попытались что-то возразить, но я демонстративно закрыл уши лапами и пошел прочь. В конце концов, обойдусь и без Архимеда. Хотя, конечно, его изобретение могло сильно сэкономить время. А с другой стороны, если вспомнить наше совместное плавание на «Медной бочке» — с равными шансами угробить нас всех. В худшем случае отправлюсь в путь не сейчас, а в конце марта…

— Конрад…

Я обернулся. Архимед помялся и, испуганно косясь по сторонам, произнес:

— Как сторонник позитивизма и научно-технического прогресса я, конечно, отрицаю такое явление, как призраки. Но… будем считать, что я тебе верю. Доказательства… э… мм… скажем, мне привели достаточно убедительные доказательства. Но ты точно знаешь, где золото? Ты уверен?

— Абсолютно! — уверенно соврал я. — Так ты согласен отправиться со мной?

— А у меня есть выбор?

— Ты о чем…

— А… Э-э… мм… неважно!

— Эй, Хосе Альфонсо! Что ты такого наговорил господину Анунакису?

Но дух опять куда-то исчез либо предпочел обойти мой вопрос молчанием. Надо попросить у Коллет какое-нибудь средство, чтобы хоть знать точно, рядом призрачный рифмоплет или нет. А то ведь как-то даже неловко бывает.

— Хорошо, тогда надо как можно быстрее отремонтировать корабль. Поехали!

— Э-э… мм… — все так же заторможено промямлил Архимед. — Дело в том, что нам нужно найти новых биндюжников.

— А прежние… — Я почувствовал, как потусторонний холодок пробежал у меня по спине. Так вот почему изобретатель так испуган! — Только не говори мне… Он что, их всех?!..

— Да… Он их очень напугал. Они все разбежались, и мне не удалось ни одного остановить. Да я и сам бы убежал, но не могу же я бросить корабль! Эх, пропал задаток!

— Иезус Мария! А я уж было подумал… Ладно, до верфи мы и сами как-нибудь доедем, а там найти бродяг за пару талеров не составит труда.

Как я и предполагал, корабль в старую верфь, которую арендовала под строительство пароходов компания «Анунакис и К°», мы доставили без проблем и так же без проблем — при помощи нескольких дюжих бездельников, — разумеется, выгрузили его и поместили на стапель. На соседних стапелях высились три новеньких парохода — с моей точки зрения, совершенно готовых к плаванию. Тем не менее вокруг них продолжали суетиться плотники. Архимед немедленно исчез в трюме летучего корабля и вскоре до меня донесся лязг железа и невнятное бормотание. Я почувствовал себя сугубо посторонним в этом мирке, ярко пахнущем свежеструганым деревом и краской. К тому же мне совсем не хотелось присутствовать рядом, когда Архимед начнет выяснять, почему его демоны капризничают.

Не то чтобы я боялся, просто хватит с меня и призрачного поэта. Если какой-нибудь демон вырвется и тоже решит включить себя в число моих друзей — для меня это, право слово, будет уже перебор!

Из верфи я направился прямиком к дому фру Бокомялле в надежде застать там Николаса. По правде говоря, я ожидал увидеть его на верфи, но, когда добрая женщина впустила меня в дом и провела в комнату сына, я понял, почему его там не оказалось. Холодный душ, устроенный Коллет, не прошел для ярла даром. Николас лежал на постели, скрытый до самого острого подбородка тремя пуховыми одеялами. На стуле рядом исходила паром кружка с горячим молоком.

— Только недолго, херр Котт. Ники так сильно простудился — просто ужас. Ведь говорила же я ему — надевай шапку! Но разве этот несносный мальчишка слушает свою старую больную мать?

— Мама! — страдальчески вякнул из-под перины доблестный ярл Синебрюх. — Я уже давно не мальчишка!

— Проследите, прошу вас, чтобы мальчик выпил молоко с медом, пока оно горячее! Я на вас надеюсь! — игнорируя возмущение сына, проворковала фру Бокомялле. — Ах, если бы Ники был хоть вполовину таким ответственным, как вы…

— Как же мне хреново… — пожаловался Николас, когда шаги матери стихли в другом конце коридора. — Ты не представляешь!

— Да уж, — сочувственно покивал я. — Ты уж извини Коллет. Она не со зла это делает, просто сила у нее огромная, а о последствиях никак не научится думать.

— Да при чем тут Коллет?! Что я, в первый раз, что ли, вымок? Я ж моряк, если ты не забыл. Подумаешь — чихнул пару раз! Но мама… Знаешь, я ведь последние лет десять жил на «Перепелке», добрая ей память! А тут… В общем, даже не предполагал, что так тяжело придется!

— Все равно, со здоровьем шутки плохи! Так ведь бывает, что вроде человек слегка покашлял-почихал, а потом враз слег с чахоткой. Когда-то мне довелось участвовать в зимней кампании под… как же тот город-то назывался? А, неважно! В общем, где-то в Германии было дело. Неожиданно ударила оттепель, да такая мерзкая — с холодным ветром и дождем. Так кампания та через пару дней и закончилась — половина нашего войска сразу слегла, а второй половине наш костоправ профилактики ради отворил кровь, и мы были не боеспособнее осенних мух.

— Дьявол! Конрад, не морочь мне голову своими байками! У меня даже жара нет! Я прекрасно себя чувствую. К тому же я ненавижу молоко с медом! Но мама…

— Фру Бокомялле совершенно права, — чувствуя себя последним лицемером, вздохнул я. — Жаль, что ты расхворался. Я-то рассчитывал, что ты сможешь принять участие в одном путешествии…

— Что? Ты куда-то отправляешься? Сейчас?

— Да, откладывать мне не хотелось бы — время дорого. Эх! Я очень на тебя рассчитывал. Если честно, то поездка касается тебя даже в большей степени, чем меня. Но если ты болен…

— Конрад, я сейчас тебя придушу — тогда поверишь, что я здоров?

— Ну-ну! Тебе вредно волнова… Эй-эй! Я же шучу! — Мне едва удалось увернуться от длинных рук Николаса. Я уж и забыл, как стремительно он достает при необходимости пистолеты. — Ну слушай. Вы с Архимедом сегодня здорово покуролесили. Ущерб теперь придется оплачивать Анне, а казна не то чтобы пуста, но всем деньгам было предначертано куда более разумное применение. В том числе часть денег должна была пойти на финансирование «Анунакис и К°»… Кстати, почему такое название? Я понимаю, королеве не по чину использовать свое имя в названии компании, но почему тебя не упомянули?

— Я сам отказался. Сказал, что меня хорошо знают местные моряки и купцы, а это может повредить репутации компании. Да какая разница?! Черт! Неужели денег не будет? Это что же, строительство пароходов придется остановить? Сейчас?! Когда все почти готово?!

— Сам понимаешь, спустить корабли на воду — это половина дела. Когда еще местные купцы привыкнут к ним, решатся доверить товар — может, и не в эту навигацию. Успокойся! — прикрикнул я на начавшего было вставать Николаса. — У нас с Архимедом возник план, как поправить дело. Вернее, у меня свой интерес, но попутно решим и проблему с деньгами.

— Что за план?

— Помнишь, твоя матушка рассказывала предание о золотых табличках, что привезли из путешествия твои далекие предки? Ты тогда согласился со мной, что таких совпадений быть не может — это именно те самые таблички, про которые рассказал старый шаман, что превращался в тушканчика. Значит, есть шанс, что на них есть рецепт тинктуры, которая поможет мне вернуть человеческий облик. Это и есть мой интерес. А ваш с Архимедом интерес в том, что таблички представляют большую ценность. Даже если рецепты, записанные на них, — полная чушь, сами по себе-то они из чистого золота. Помнишь, что говорится в предании? Викинги привезли два раза по дюжине табличек, каждая из которых была шириною в фут и длиною в полтора, а толщиною — в палец взрослого мужчины. Королева меня до конца не выслушала, она думает, что речь идет о нескольких листочках из золота, но таблички-то больше похожи на настоящие слитки! Двадцать четыре слитка! С лихвой хватит возместить ущерб горожанам и на строительство кораблей останется.

— Это, конечно, производит впечатление, но ведь никто не знает, где теперь эти таблички.

— Я знаю. Теперь — знаю. Я отправляюсь за ними на летучем корабле. Архимед уже дал согласие, а тебя я хочу пригласить в качестве капитана корабля, ну и как законного наследника золота викингов. Дело абсолютно верное. Согласен?

— Спрашиваешь! Да пусть бы дело было даже абсолютно безнадежным — мне лишь бы куда-нибудь выбраться отсюда! Я понимаю, что матушка мне добра желает, но мне не пять лет!

— Отлично. — Я удовлетворенно потер лапы. — А теперь пей молоко.

— Что?!

— Фру Бокомялле оставила нас наедине под мою ответственность. Я к таким вещам отношусь очень серьезно. Не заставляй меня прибегать к шантажу! Ты ведь хочешь отправиться с нами?

— Ты же не хотел прибегать к шантажу!

— А это еще не шантаж. Это дружеское предупреждение.

Оставив отчаянно (но шепотом) ругающегося Николаса наедине с кружкой молока, я отправился во дворец. Нужно было подготовиться к походу — возможно, последнему в моей нелепой жизни. Странные ощущения.

Заглянув на конюшню и наказав слугам ближайшие несколько дней уделять особое внимание Иголке, я отправился в башню, на свой чердак. Собственно, на самом деле как-то особо готовиться мне не было необходимости. Как у любого человека, жизнь которого почти вся состоит из походов и путешествий, все потребное для жизни имущество у меня умещалось в паре седельных сумок и небольшом вьюке. Даже сравнительно спокойная жизнь при дворе не изменила этой привычки, видимо теперь уже въевшейся в мою кровь, — никаким лишним скарбом я так и не оброс. Да и что может понадобиться коту?

Прихватив по дороге одного из дворцовых слуг, я поручил ему распаковать, вычистить и проветрить седельную сумку, которую брал с собой в Либерхоффе. В поездке эту обязанность на себя добровольно взвалил Андрэ, когда обратил внимание на мои ежедневные мучения: даже просто развязать узел, имея вместо рук кошачьи лапы, — это, скажу я вам, задача не из простых. К сожалению, доброе сердце не заменит ловких рук, а с этим у великана было туговато. Так что к моменту нашего возвращения в Бублинг содержимое сумки окончательно перемешалось и сбилось в невнятный ком. Пока слуга разбирал и развешивал вещи, я вытащил из сундука пергамент с перерисованной с гобелена панорамой Бурдафедльсстадюра. Ошибки быть не могло — таблички с рецептом моего спасения находились где-то там.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

повествующая о необычайном корабле, придуманном Архимедом Анунакисом, и не менее удивительных событиях, сопровождавших отбытие благородного Конрада фон Котта в путешествие

Запись в дневнике Конрада фон Котта от 25 февраля

16… года от P. X.

Расставание всегда навевает грусть. Даже когда расстаешься ненадолго, но с дорогим сердцу человеком. А уж когда покидаешь человека, которого — как странно мне это писать! — любишь всей душой… За суетой отплытия чувства мои были приглушены и неярки, но, когда провожающие скрылись из виду, тоска, коей мне до сих пор не доводилось испытывать, овладела мною. Увижу ли я еще когда-нибудь этот милый профиль с острым носиком и упрямо сжатыми губами, эти зеленые глаза, способные наполнить тебя спокойствием морской лагуны или метнуть сноп молний…

Примечание на полях. Но вообще-то немного отдохнуть от непредсказуемого характера Коллет не помешает…



— А демонов на этот раз ты хорошо зачаровал? — строго посмотрела на изобретателя Коллет. — Смотри! Если они вырвутся на свободу где-нибудь в дороге, спасать вас будет некому!

Архимед обреченно кивнул, даже не трудясь уточнить, к чему именно относится этот кивок. Вопрос в том или ином виде задавался ведьмой уже раз в десятый, и в конце концов у изобретателя просто не осталось сил заново объяснять, что никаких демонов он не зачаровывал и корабль его движется механическими средствами. Меня, если честно, поражала неспособность Коллет понять достаточно простое устройство машины, поднимавшей корабль в воздух. А оно было действительно гениально простым — четыре трубы, установленные по периметру корабля, пронизывали корпус насквозь. Внутри труб было установлено по два маленьких ветряка, вроде тех, что можно увидеть на ветряных мельницах, только железных. И здесь они не улавливали ветер, а, наоборот, создавали его. Довольно простой механизм из нескольких блоков и ремней заставлял эти «ветряки» вращаться с огромной скоростью и гнать воздух сверху вниз, под днище корабля. Кто хоть раз оказывался в естественных скальных «коридорах» или в узких переулках, знает, с какой силой дует ветер, зажатый меж стен. Чувствуешь, словно на тебя давит огромная мощная ладонь. Вот четыре такие «ладони» и приподнимали летучий корабль над землей. Свисающая с борта плотная «юбка» из толстых, сшитых между собой шкур волочилась по земле, не давая четырем рукотворным ураганам вырваться на свободу. Приводилось все это в движение паровым котлом вроде того, что был установлен на «Медной бочке». По-моему, проще некуда! Даже я понял после четвертого объяснения, но Коллет продолжала упорно считать, что корабль на весу держат зачарованные Архимедом демоны. У меня даже появилось подозрение, что она придерживается этой версии из чистого упрямства — лишь бы не признать, что ошиблась.

— Да не волнуйся ты так, — попытался я успокоить ведьму. — Нет здесь никаких демонов, неужели ты не понимаешь?

— Господи, даже кот уже понял! — пробормотал Архимед. — Давай, Конрад! Может, у тебя лучше получится объяснить?

— Ай! Просто не надо вдаваться в технические подробности, — отмахнулся я. — Зачем Коллет знать, что там и куда вращается? Она же не часовщик, а ведьма — так ведь, дорогая? Просто поверь — ветер вызывается обычным механизмом, никаких демонов на корабле нет. Ну единственно, конечно, в паровой машине сидят такие же водные элементали, как были и на «Медной бочке», но ты ведь их не считаешь опасными.

Мое объяснение наконец успокоило Коллет, и она перестала метаться по палубе, словно зверь в клетке. Вот что значит доходчиво все объяснить! Правда, Архимед почему-то заскрипел зубами и поспешно скрылся в трюме. Наверняка забыл что-то сделать — эти изобретатели такие рассеянные!

— Не хочется отпускать вас одних, — призналась Коллет. — Архимед, конечно, гений, но слишком уж оторван от реальности. Сам помнишь, как мы чуть не погибли из-за его «точных» расчетов. Тревожно мне как-то… сама не пойму отчего.

— А уж как я был бы рад! Но ты же действительно не можешь… — грустно констатировал я. Кроме того очевидного факта, что мне было бы приятно путешествовать бок о бок с Коллет, навевало печаль и то, что под рукой не будет мага смертоубийственной силы. Пусть даже и с вздорным характером. Увы, дела в Гремзольде неожиданно пошли вразнос, словно недавнее происшествие с летучим кораблем стало тем камнем, что столкнул лавину. И выплаты компенсаций пострадавшим — хотя, по скромному моему разумению, за такие суммы можно было бы заново отстроить целый квартал, а не одну улицу — оказались сущей мелочью по сравнению с остальными проблемами. С западных окраин пришли тревожные вести о скопившихся на границе с Регендом войсках. Пока регендцы на территорию Гремзольда не совались, но не просто же так они встали лагерем? Одновременно в восточных лесах заявила о себе сильная банда разбойников, гонявшая муниципальную стражу, словно пугливых оленей. Но хуже всего было то, что в Бублинг из Рима заявился некий кардинал Скорцо. Повод для его приезда был настолько смехотворным, что сразу стало ясно — прислали его с какой-то тайной миссией. Впрочем, тайной миссия оставалась недолго — сразу после личной беседы с гостем кардинал Пузорини явился к королеве, попросил вызвать Коллет и рассказал, зачем на самом деле явился Скорцо. А явился тот — ни много ни мало — за головой Коллет. История с превращением городского совета Кадиса в свиней хоть и была замята, но получила продолжение. Инквизиция потребовала признать придворного мага Гремзольда — то есть Коллет — виновной в колдовстве и арестовать. К счастью, с доказательствами вины у инквизиции было туго. Заклинание рассеялось, кто на самом деле колдовал, из-за паники никто не заметил, и даже доказать, что это именно наш отряд устроил бардак в Кадисе, было довольно трудно. Потому кардинал Скорцо должен был поселиться во дворце и получить доказательства, что Коллет действительно колдунья. Покинуть Бублинг в такой ситуации Коллет не могла.

— А мне вот не рад! — обиженно пробубнил Андрэ. — Нечестно!

Узнав, что мы с Архимедом и Николасом вновь отправляемся в путешествие, его величество воспылал страстным желанием составить нам компанию. Он даже довольно складно наплел что-то про долг короля по отношению к своим подданным и стремление совершить великий подвиг, но настоящая причина была очевидна всем. Бедолага просто не знал, куда деться из нелепой, ситуации, в которой оказался из-за приезда Алле-гу. Юная тролльша, судя по всему, твердо вознамерилась стать «любимой женой Анн-дрэ» и добивалась этого со всей непосредственностью дикарки. Анну ситуация одновременно и забавляла, и сердила, потому она оказывала Алле-гу покровительство и всячески третировала Андрэ. Вот бедный король и хотел сбежать от семейных проблем.

И хотя присутствие на корабле верного друга (особенно столь могучего, как Андрэ) также было бы весьма желательно, я с Анной ссориться не рискнул и твердо заявил Андрэ, что на этот раз он остается в Бублинге.

Была и еще одна причина, по которой я не хотел брать с собой Андрэ. В разговоре с Анной и мэтром Бахусом из будущего проскользнула фраза, что это Андрэ сообщил о моей смерти. Оставляя гиганта в Бублинге, я делал первый шаг в изменении своего будущего. Действительно, если в том будущем, где я упаду в пропасть, со мной будет путешествовать Андрэ, а в этот раз он со мной рядом не будет, история неизбежно сильно поменяется. Не может не поменяться!

Таким образом, в путешествие отправлялись я, Архимед и Николас. И Иголка, против присутствия которой поначалу категорически высказался Архимед, мотивируя это тем, что корабль слишком маленький. Впрочем, изобретатель быстро сообразил, что идти наравне с человеком я в нынешнем своем положении не могу, а значит, в случае чего, тащить меня на плечах предстоит именно ему. Это его озарение сразу сняло все возражения относительно лошади на корабле.

К тому же больше в команду заманить никого не удалось. Бывалые моряки, не боявшиеся ни штормов — пусть даже и речных, — ни полиции, ни даже адского первача, что до сих пор оставался основным пойлом в тавернах Нижнего Города, бледнели и отказывались ступить ногой хотя бы и на трап странного судна. Так что пытаться уговорить их отправиться в скандинавскую Тмутаракань мы единодушно признали занятием безнадежным. Впрочем, по уверениям Архимеда, корабль был даже проще в управлении, чем незабвенная «Медная бочка», так что наших сил должно было вполне хватить.

— Ну что же, пришла пора отправляться, — торжественно произнес вернувшийся из трюма Архимед. — Давление пара в норме, самое время отчалить.

— Долгие проводы — лишние слезы, — согласилась Коллет, наклоняясь, чтобы обнять меня. — Возвращайтесь с победой.

— Или хотя бы просто возвращайтесь, — хмыкнула Анна. — Вы мне нужны в любом виде. Так что не вздумайте геройски сложить головы! Я вам запрещаю! Андрэ, ты… Андрэ?

Но Андрэ то ли окончательно разобиделся на нас, то ли побоялся расчувствоваться… а скорее всего, — заметил в толпе торговца пирожками. В общем, монарха нигде не было видно, и пришлось отправляться в путь, не попрощавшись с ним.

— Отдать концы! — браво скомандовал из рубки Николас. Архимед отвязал канат, корабль заметно вздрогнул и заскользил вправо. Собравшаяся поглазеть на такое диво толпа ахнула и прянула в стороны. Но Николас быстро закрутил штурвал, передвинул какой-то рычаг, и корабль, качнувшись в другую сторону, замер в равновесии, мелко подрагивая. Я бросил последний взгляд на стоящую в окружении рыцарей и придворных дам Коллет, стащил с головы шляпу, помахал…

— Полный вперед! — скомандовал сам себе Николас и потянул за свисающую с потолка цепь. Раздался оглушительный свист, вокруг корабля вздыбилось облако снега, и мы поплыли! Без всякой воды! Прямо через заснеженное поле!

За те несколько дней, что мы готовились к путешествию, я успел уже побывать на борту летучего корабля. Но ни разу еще не видел его в действии. Ощущение было без всякого преувеличения потрясающее! Хотя и дико было видеть, как деревья и кусты проплывают мимо, а самые мелкие просто исчезают под «юбкой», совершенно не влияя на ход корабля. Позади нас оставался след из голой земли — вихри напрочь сдували толстый слой снега.

— Здорово! — крикнул я Архимеду. Тот не услышал меня сквозь свист, издаваемый его изобретением, но, видимо, понял и согласно закивал.

Налюбовавшись на стремительный полет (а корабль все-таки именно летел) своего детища, изобретатель сменил за штурвалом Николаса. Теперь настала очередь ярла любоваться необычной для моряка картиной…

К вечеру картина уже не радовала ни Николаса, ни меня, ни даже Архимеда. Бедная моя голова раскалывалась от не умолкающего свиста рукотворных вихрей. Размяв две половинки свечи, я заткнул воском уши, но свист проникал даже через эти затычки — Одиссеевым сиренам было до него далеко. Люди страдали меньше, но, когда стало темнеть и корабль пришлось остановить, мы все дружно вздохнули с облегчением.

— Да, этот вопрос я как-то упустил, — признался Архимед, наблюдая, как я с болезненным шипением вытаскиваю из ушей восковые пробки. — Надо что-то придумать.

— Да уж придумай, пожалуйста! — проворчал Николас. — А то мы этак скоро оглохнем.

Изобретатель согласно кивнул и задумался.

— Свист, который мы слышим, в основном от верхней части труб, которые выходят на палубу. Внизу шум должен быть столь же громким, но там его заглушают шкуры. Выходом было бы и на палубе чем-то заглушить его, но здесь трубы шкурами не замотать — надо, чтобы воздух засасывало беспрепятственно. Однако, как учит нас опыт, звуки можно направлять. Если мы не можем заглушить свист, надо его направить в сторону от нас.

— И ты знаешь, как это сделать? — Во мне проснулась надежда сохранить слух и здравый рассудок до конца путешествия.

— Думаю, это будет несложно — можно удлинить трубы, в которых установлены ветряки, тогда основной шум будет направлен вверх, над нашими головами.

— Тогда с утра надо этим заняться…

— Чудесна эта весть! Так, значит, завтра на корабле наступит тишина! И я смогу порадовать вас новыми стихами!

Николас мгновенно оказался на ногах, целясь по углам кают-компании невесть откуда взявшимися пистолетами.

— Кто это сказал?! Покажись!

— Иезус Мария! А я-то надеялся, ты останешься в Бублинге!

— Прекрасен город Бублинг! В нем погостить подольше счастлив был бы я! Но мне пришлось смирить свои желанья. Примчался на корабль без опозданья, ведь для меня всего дороже вы — мои друзья!

— Конрад…

— Успокойся, Николас. Это действительно в некотором роде… гм… друг. Тем более что пристрелить его, к сожалению, невозможно. Он уже мертвый.

— Черт… — Николас спрятал оружие, хотя и продолжал недоверчиво шарить взглядом по кают-компании. — Как такое может быть?

— Позволь представить тебе Хосе Альфонсо Фигейро да Бухоралеса, призрака поэта. Или, точнее, поэта-призрака. Как я понимаю, дальше он поплывет с нами.

— После говорящего кота и говорящей крысы меня вообще-то ничего не должно уже удивлять, — проворчал Николас. — Но тебе опять удалось это сделать.

Я широко зевнул и растянулся на своей койке.

— Давайте-ка спать, друзья. Завтра предстоит встать пораньше, чтобы эту штуку с трубами, которую придумал наш уважаемый изобретатель, успеть закончить до рассвета. Мы не должны терять ни часа из светлого времени суток…

Я и не предполагал, насколько пораньше нам придется встать! Посреди ночи нас подняло истошное петушиное «кукареку!». Не проснувшись еще толком, я привычно рявкнул:

— Гай, я тебя когда-нибудь придушу! Гай?!

— Ты что, опять взял этого чертова петуха с собой?

— Ты с ума сошел? — жалобно простонал Николас. — Он меня еще в прошлое путешествие чуть в могилу не свел!

— Спокойно, спокойно! — поспешил я успокоить спутников. — Я совершенно точно оставил Гая Транквилла во дворце. Просто мы вчера, наверное, остановились возле какой-нибудь деревни…

— Что-то мне не верится, — возразил Архимед. — Крик вроде из трюма шел.

Я вынужденно согласился — если даже для несовершенного человеческого слуха это было очевидно, то мне сомневаться не приходилось. Оставалась слабая надежда, что в трюм забрался какой-то другой петух, с которым меня не связывает дружба, и его можно будет с чистой совестью зажарить… ну или хотя бы просто прогнать.

Нет, это наверняка не Транквилл. Откуда бы ему взяться? И как бы он смог добраться из дворца на верфь? Просто какой-то другой петух… Чем больше я себя успокаивал, тем отчетливее понимал — это Транквилл. Еще одного такого петуха просто не может быть. Я считаю Бога слишком хорошим шутником, чтобы он стал повторять одну и ту же шутку дважды. Но все-таки — вдруг мне повезет?

Глупо было надеяться…

Когда ругающийся и зевающий Николас открыл люк, из трюма немедленно высунулась знакомая встрепанная голова со свисающим набок гребнем. Транквилл внимательно посмотрел на меня правым глазом и спросил:

— Говорить, что я случайно здесь оказался, глупо, да?

— Транквилл, какого черта?!

— Это я хочу тебя спросить, какого черта?! Почему ты хотел улизнуть без меня? Разве так поступают с друзьями?

Я с трудом подавил тяжкий вздох. Что-то у меня в последнее время развелось слишком много друзей, от которых не знаешь куда деться. Теперь для полного счастья не хватало только…

— Николас, Архимед… вы тоже это слышите? Пожалуйста, скажите, что мне просто чудится…

— Знаешь, я думал, мне послышалось, пока ты не сказал, — ответил Архимед. — Но двоим одно и то же послышаться не может. В трюме еще кто-то есть!

— Я даже догадываюсь кто, — мрачно ответил я и начал спускаться по трапу.

— А я даже боюсь догадываться, — не менее мрачно ответил Николас, спускаясь следом. — Королева чудесная женщина, но даже у нее терпение должно когда-нибудь иссякнуть. В лучшем случае нас посадят в дворцовую темницу.

— Я бы не надеялся на такой исход, — возразил я, спустившись с трапа и придирчиво оглядывая тюки с грузом. — Я, конечно, как потомственный дворянин, могу рассчитывать на это, но, как главному виновнику, мне, скорее всего, отрубят голову. А вас с Архимедом, как простолюдинов, отправят на каторгу.

— Это вопиющая социальная несправедливость! — возмутился Николас. — Вечно вам, благородным, все самое лучшее!

— На каторге тоже неплохо, — пожал плечами Архимед. — У меня давно разработаны чертежи нескольких механизмов, облегчающих добычу руды…

— А! Вот он! — Я наконец разглядел между сложенными у борта мешками один, отличающийся необычной для мешка добротностью ткани, и вонзил в него когти.

— Ы-ы-ы-ы! — басом взвыл «мешок», выкатился на середину трюма и резво вскочил на ноги. — Кто здеся?! Бицца давай!

Все-таки от старых привычек избавиться тяжело.

— Я так и думал. Андрэ, ну а ты-то почему здесь?

— А? Господин капитан? Это вы? — Король задумчиво почесал в затылке. — А где это «здесь»?

— В трюме летучего корабля!

— А! Ну дык это… Посмотреть хотел на демонов, которые его в воздухе держать будут! — простодушно объяснил Андрэ. — Страсть как интересно же! Тока не нашел никого. Все облазил — ан нету. А потом, видать, сморило…

— Дело плохо, — подытожил Николас. — Если бы его величество сам пробрался на корабль, чтобы сбежать, Анна, может быть, нас и простила бы. Но раз он случайно здесь оказался, нам ничто не поможет.

— Скажем правду… Хотя да, глупо — в такой бред никто не поверит…

— Ну королева-то его не первый день знает, так что вполне поверит. — Я попытался вложить в свои слова максимум уверенности. Которой, если честно, совсем не испытывал.

— А? Вы отправляетесь уже?

— Видишь ли, Андрэ, пока ты спал, прошли уже почти сутки…

— Да правда, что ли? То-то я такой голодный! А-а-а… а тогда почему вы не отправляетесь? Неужто из-за меня?

— Собственно, мы еще вчера покинули Бублинг, Андрэ, — вздохнул я. — И сейчас мы на расстоянии дневного перелета от него… Эх! Ладно, к вечеру мы тебя доставим назад…

— Господин капитан! Если вы ради меня собираетесь возвращаться — я не приму такую жертву! Я ведь понимаю, как важен для вас каждый день. Я сам виноват, что так вышло, и готов нести всю толщину ответственности!

— Это ты, насмотревшись на придворных, возомнил себя таким же хитрецом? — ухмыльнулся я. — Так ты ошибаешься. Прежде всего, запомни — ложь нельзя произносить так напыщенно, тем более подслушанными где-то чужими словами. Чтобы тебе поверили, врать надо легко и просто, между делом…

— Чему ты его учишь?! — возмутился Архимед. — Не умеет врать, и слава богу! Радоваться надо встрече со столь чистым душой человеком!

— Я тебя умоляю! Он не человек, он — король! Король, не умеющий врать, — это ж курам на смех! Как он править будет? Впрочем, вернемся к нашим баранам… Андрэ!

— А? Дык это… Я же говорю! Не хочу, значит, чтобы вы жертвовали собой! Вот! Готов нести полную полноту! То есть полную толщину! Толстую полноту!

— Андрэ…

— Ну а че? Я не могу, что ли, благородных чувств чувствовать? — обиделся король. — У меня их, может быть, и побольше, чем у всяких благородных. Просто я их выразить не умею! Но очень даже чувствую!

— Можешь, можешь, — успокоил я его. — Но я не могу принять такую жертву. Да и Анне сейчас нужна твоя поддержка. Так что поворачиваем…

— Не надо! — убежденно возразил Андрэ. — Или я сбегу! Вот честное слово — один сбегу!

— Ага…

— Правда ваша, господин капитан! Не умею я врать-то. И завсегда из-за того страдаю. Не хочу я во дворец возвращаться! Совсем они меня заклевали! Возьмите меня с собой, а? Я вам пригожусь!

— Интересно — чем это?

— Ну а я почем знаю? Мое дело — предложить, а вы уж думайте, где я могу быть надобен. А только че вы там ни надумаете, во дворец я однозначно не вернусь!

— Ладно, ладно! — вздохнул я. — Убедил. Никто тебя силой в Бублинг не повезет.

— Вот спасибо-то! — расплылся в довольной улыбке гигант. — Я ведь все понимаю! Я потом Анне все объясню. А сейчас мне бы хоть чуть-чуть отдохнуть от всего этого…

— Угу. Сейчас отдохнешь.

Я обернулся к Архимеду и Николасу:

— Вот вам и помощник нашелся. Начинайте трубы наращивать, а то уже рассвет скоро.

К тому моменту, когда солнце показалось из-за горизонта, все четыре воздушные трубы прибавили в высоте вдвое. Правда, внешне корабль стал еще более странным, но с этим пришлось смириться.

— Выглядит как приют сумасшедшего алхимика, — хмыкнул Николас, разглядывая итог наших трудов. — Кстати, хорошее название для корабля — «Сумасшедший алхимик»!

— Ты на кого это намекаешь? — обиделся Архимед. — Я вовсе не алхимик! Я — механик! И не сумасшедший!

— А чего ты тогда взъерепенился? — пожал плечами ярл. — Значит, никакого намека и не было. Ну что? Отправляемся?

— Постойте, постойте, друзья! Ведь плыть без названья нельзя!

— Тебя не спросили, — проворчал Николас. — Я же предложил «Сумасшедшего алхимика» — никто вроде не возражал…

— Как это — никто?! Я возражал!

— Твои возражения мы отметаем как нелогичные. Ты же сам сказал, что не алхимик и не сумасшедший, значит, никакого намека на тебя в названии нет. А само по себе — отличное название, по-моему!

— Совершенно не имеющее отношения ни к мореплаванию, ни к чему-либо вообще!

— Предложи свое!

— Да легко! Надо какое-нибудь грозное имя, чтобы отражало его суть… Ну, например, «Отважный»!

— Банально.

— «Беспощадный»!

— Иезус Мария, к кому?!

— О! «Гремящий»!

— Угу. Вот это полностью отражает суть! Гремящий и смердящий!

— «Поцелуй муз, запечатленный на косточке граната в садах Парнаса».

— Хосе, лучше молчи!

— «Гремящий медведь»!

— С чего бы медведю греметь? Он что, гороховое поле объел?

— Тогда просто — «Медведь»!

— «Орел»!

— «Попугай»!

— Очень грозное имя!

— Зато попугаи умные! Я во дворце с одним разговаривал — он такие слова знает, что я их даже сразу забыл.

— Андрэ, ты тоже лучше молчи.

— Да вы посмотрите на корабль со стороны — куда ему грозное имя? У него что, очень грозный вид? Это не орел… скорее пингвин.

— А пингвин как выглядит?

— Ну-у-у… примерно как наш корабль. А ты что, пингвинов не видел?

— Нет, откуда?

— Я тоже, — признался я. — Слышал, что есть такая птица, от путешественников, но сам никогда не видел. Говорят, она обитает во льдах… О!

— А ведь верно! — оживился Архимед. — Я тоже про пингвинов только слышал, но если они живут на севере… Ах, черт! Они на севере как раз не живут! Наоборот, на юге.

— Ерунда! — отмахнулся Николас. — Главное, что они во льдах живут! И мы плывем к ледяным берегам. Мне нравится!

— Да, неплохо… Но как-то слишком просто. Надо второе слово, отражающее суть корабля.

— Как его создатель, требую, чтобы оно было грозным! Это вопрос уважения к кораблю и к самим себе!

— Ладно, пусть будет «Грозный пингвин»!

— Отлично! Сим нарекаю тебя…

Николас отцепил от пояса фляжку и плеснул немного рома на палубу. Потом окинул нашу разношерстную команду взглядом и скомандовал:

— Ладно, а теперь — по местам!

На самом деле «мест» на корабле было только два — у штурвала и у топки. У штурвала, соответственно, встал сам Николас, а к топке поставили Андрэ. Король попытался было от этой «чести» отбояриться, но Архимед легко подавил бунт, пообещав лишить его величество кексов к завтраку. Сам изобретатель, впрочем, тоже остался возле паровой машины, поскольку уже знаком был с нестандартным образом мышления Андрэ и побаивался оставлять его наедине с тонким механизмом. Да и к зиме грек оказался совершенно не приспособлен, а в машинном отделении было теплее всего. Я бы и сам предпочел сидеть возле пышущего жаром котла, но там же устроился и Гай, немедленно затеявший спор с Хосе Альфонсо. Как неожиданно выяснилось, призрак тоже понимал язык зверей и птиц, чем петух немедленно и воспользовался. Учитывая, что на его схоластические тирады поэт отвечал в своем привычном стиле — корявыми пафосными стихами, — я вскоре не выдержал и убрался в рубку.

— Ничего не скажешь, замечательно начинается путешествие! — проворчал я, устраиваясь в углу.

— Хочешь сказать, в прошлый раз было иначе? — хмыкнул Николас, не оборачиваясь. — Когда ко мне в таверне подкатили громила, ведьма и говорящий кот с говорящей крысой в придачу, это, я тебе скажу, выглядело не менее дико.

Я тоже усмехнулся, вспомнив события прошлой весны.

— Да, с этим не поспоришь. Но сейчас и ставки выше. В прошлый раз у нас в команде была сильная ведьма, да и противники были пожиже. Ты же слышал про посланца преисподней? Не думаю, что его послали только ради меня — за что такая честь? Нет, я об этом думал, и вот что мне приходит в голову: его послали с какой-то серьезной миссией, а я просто оказался на пути. Ну вроде как господа отправились медведя затравить, а слуги по пути зайцев настреляли.

— Не стоит себя так принижать…

— Это просто реальный взгляд на вещи. Я ведь не император, повелевающий народами, не герой, совершающий грандиозные подвиги, не священник, слова которого улавливают сердца тысяч людей. В общем, от меня не зависит ничего в масштабах мира.

— Коллет?

— Именно этого я и боюсь. Ее могущество велико и продолжает расти. Но она добрая девочка и все усилия тратит на благо людей. Как такого человека повернуть ко Злу? Да очень просто — уничтожь ее мир, ее друзей. Покажи, что служение Добру ничего не дает, ни от чего не спасает… Ты же ее знаешь — она вспыльчивая, как ее алхимические порошки. Если Коллет начнет мстить — мало никому не покажется.

— Инквизитор этот еще притащился.

— Вот-вот. Понимаешь, что начнется, если Коллет разозлить? Конечно, она пустит в ход всю свою мощь. И тут вылезет этот сморчок и завопит: «Ведьма! Вяжи ведьму!» Конечно, она его раскатает в лепешку. Естественно, Рим этого не стерпит и ударит по Гремзольду всеми силами. Возможно даже отлучение всей страны. А это уже не шутки — это война со всем миром. Не то чтобы я думал, будто Коллет это не по силам — с нее станет и со всем миром воевать. Но это как раз и отличный способ привести ее в конце концов на сторону Тьмы.

— Тебе надо было поговорить с Коллет. Если она будет знать…

— Ничего не изменится, — закончил я за Николаса. — Она будет делать то, что считает должным. Даже если это приведет ее прямиком в ад.

— А ты не думаешь, что она вполне могла бы защитить тебя от этого посланца?

— Кто знает? — развел я лапами. — А вдруг он окажется сильнее? В любом случае семь поколений благородных предков в гробах перевернулись бы, стань я прятаться от опасности за спиной слабой женщины!

— Гм… Конрад, твои логические построения дырявы, как рыбацкая сеть.

— При чем тут логика? Я же не ученый схоласт. Просто я так это чувствую.

— Оно и видно.

— Ты, чем поучать старших, лучше вперед смотри внимательнее. Здесь тебе не море и не река: врежемся в дерево — костей не соберем.

— Чем указывать капитану корабля, что делать, иди-ка ты лучше на бушприт!

— А иди-ка ты сам туда!

— Я серьезно. Отсюда плохой обзор — и вправду можно на что-нибудь налететь. Конечно, я на нашем корабле даже стены прошибал, но раз на раз не приходится. Так что иди на бушприт, будешь оттуда мне сигналить, если по курсу окажется что-то.

Я высунул нос за дверь, и меня аж передернуло от холода.

— Николас, я тебе этого не забуду!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

повествующая о непредвиденных трудностях, что поджидали команду «Грозного пингвина» в путешествии по северным морям, и о храбрости и стойкости, благодаря которым благородный Конрад фон Котт и его товарищи преодолели их

Запись в дневнике Конрада фон Котта

от 18 марта 16… года от P. X.

Жизнь неоднократно убеждала меня — во всем происходящем есть свой смысл, даже если мы иногда не в силах понять его. Но в это плавание довелось мне столкнуться с двумя явлениями, которым я не в состоянии подобрать объяснение. Первое из них — известное в среде путешественников, моряков и некоторых географов явление под названием Гольфстрим. Каким образом часть воды, окруженная со всех сторон ледяной водой, остается теплой, понять я так и не смог.

Второе же, что понять я не в силах, — зачем вообще Богу пришло в голову создавать такие холодные места?!

Примечание на полях. Архимед попытался ответить на мой вопрос, опрометчиво заявив, что наука давно нашла на него ответ. Не знаю, не знаю, но из того, что он нес, я понял только отдельные слова. Если наука все так путано объясняет, то зачем она вообще нужна?



— Бр-р-р-р, ну и холод! — В клубах морозного пара в кают-компанию ввалился Андрэ. — Кошмар!

Я злобно посмотрел на него, но ничего не сказал — не мог, трясло меня так, что опасался откусить язык. В соседнем углу что-то неразборчиво-агрессивное прохрипел кулек из одежды, пледов, мешковины и, кажется, даже полотенец. Внутри кулька находился Архимед. Последние четыре часа изобретатель занимался тем, что скалывал лед с бортов и снастей корабля. Но он хотя бы двигался! Я же провел все это время на носу корабля, выкрикивая в сторону рубки «Право руля!» или «Лево руля!». Николасу я уже не завидовал: стекло на окне рубки покрылось толстым слоем ледяных узоров, и, чтобы слышать мои команды, приходилось держать либо окно, либо дверь рубки открытыми. Так что внутри было, по-моему, даже холоднее, чем на палубе.

— Ух! Пока от кочегарки досюда дошел, чуть себе все не отморозил! — жизнерадостно продолжил Андрэ. — А вы чего такие кислые?

Мне захотелось покусать короля. И расцарапать ему его королевский зад, чтобы месяц спал стоя! Я с трудом подавил это желание, несколько раз повторив про себя: Андрэ не виноват, что в этих местах так холодно. И что он слишком глуп, чтобы доверить ему какую-либо работу, кроме как кидать уголь в топку. Ну не за штурвал же его ставить, в самом деле! Когда началось обледенение надводной части корабля и появилась опасность оверкиля, Архимед поставил гиганта скалывать лед. Однако первыми же ударами тот сколол не только лед, но и изрядную часть фальшборта. Дальнейшие попытки научить короля этому тонкому ремеслу обошлись сравнительно дешево — разнесенным в щепу трапом, обрубленным такелажем и небольшой пробоиной в надводной части борта. Пробоина-то Архимеда и подкосила. Махнув на бестолкового монарха рукой, изобретатель взялся за топор сам, а Андрэ вернулся в кочегарку. Вид его довольной физиономии навел меня на нехорошие мысли, но, подумав, я выбросил из головы подозрения: король слишком простодушен для столь коварной игры. Тем не менее получалось, что единственным, кто путешествовал в более-менее сносных условиях, был дурачок Андрэ. Что наводило на мысль, а того ли человека считают дурачком?

Вообще, путешествие наше поначалу протекало без особых трудностей, из-за чего мы расслабились и обленились. Действительно, управление летучим кораблем не требовало каких-то особых усилий. «Грозный пингвин» спокойно скользил над землей в ту сторону, в которую направлял его рулевой, игнорируя холмы, снежные сугробы, русла рек и мелкий кустарник. Паруса за ненадобностью так ни разу и не поставили, двигались исключительно за счет паровой тяги, проблем с дровами на этот раз не предвиделось — ведь двигались по-над сушей. Единственное неудобство доставляли леса: их приходилось облетать стороной. Ну и остановки возле городов неизбежно превращались в бесплатный цирк для обывателей. Сначала Архимеду приходилось долго убеждать всех, что мы не колдуны и корабль двигается исключительно естественным образом. Откровенно говоря, получалось это у него плохо. Да чего уж там говорить о горожанах, если даже меня его объяснения не особо убеждали. Когда же ему удавалось более-менее объяснить, что опасности от нашего судна никакой нет, толпы любопытных бездельников разбредались по кораблю, норовя залезть в самые неподходящие места, а то и стащить что-нибудь. Один раз нам даже пришлось возвращаться назад из-за двух сорванцов, спрятавшихся в трюме и обнаруженных исключительно благодаря беспокойному духу Хосе Альфонсо. Дрожащих от пережитого ужаса мальчишек сдали на руки родителям, но ушел на это почти целый день. В другом городке, уже в Германии, местный священник предал нас анафеме и объявил слугами дьявола, после чего несколько миль за «Грозным пингвином» гналась вооруженная толпа прихожан, желавших нас непременно «спасти» через сожжение на костре.

Вскоре мы достигли Гронингена. Я планировал и дальше двигаться по суше, сколько возможно, но Николас объяснил, что, перебравшись в Скандинавию, мы окажемся по другую сторону Скандинавских гор, то есть еще дальше от нашей цели. Хоть сами горы и нельзя назвать особо высокими, но для летучего корабля они представляли непреодолимую преграду, тем более что, даже миновав их, нам пришлось бы долго искать спуск к Норвежскому морю из-за обрывистых фьордов. Доводы показались нам вполне разумными, потому решили добраться до Гронингена, а дальше плыть морем.

Как вскоре выяснилось, все наше путешествие до этого момента можно было смело назвать увеселительной прогулкой. Никто из нас, включая и самого Николаса, раньше не плавал в столь северных широтах. Никто не мог предположить, что здесь так холодно!

— Ничего страшного, — глядя на плавающие в воде льдинки, оптимистично заявил Архимед на четвертый день плавания. — Это лишь повод продемонстрировать вам, какое значение имеет наука для счастья человечества!

— Продемонстрируй, — мрачно согласился Николас, шмыгая покрасневшим носом. — Сделай счастливыми часть человечества в лице меня. Твоя наука может согреть воздух?

— Зачем, если природа уже сделала это за нас! — с пафосом воскликнул Архимед, поднимая к небесам указующий перст. — А наука дает нам знание об этом.

— Ты о чем вообще? По мне, так природа в этих местах сделала все, чтобы человек бежал отсюда без оглядки.

— Совершенно точно установлено, что в этих водах имеется теплое течение, именуемое Гольфстримом. Про него впервые написал Понс де Леон — испанский мореплаватель — в начале прошлого века. Позже его рассказ неоднократно подтверждался другими моряками, и они помогли составить примерную карту, на которой отмечено это благословенное теплое течение.

— Слава богу! — облегченно выдохнул облако морозного пара Андрэ. — Куда плыть-то? У тебя небось и карта есть?

— Э-э-э… — замялся изобретатель, сраженный вопросом сильно поумневшего на морозе гиганта. — Вообще-то я надеялся, что у Николаса есть. В конце концов, он же моряк!

Николас печально вздохнул:

— У меня-то карта есть. Но это список с карты одного купца, которая, в свою очередь, срисована была для него с какой-то карты, которой лет двести минимум пользовались в его роду. Так что никакого Гольфстрима на ней нет. Впрочем, как и других течений. Вот — сам смотри…

Мы по очереди полюбовались на карту. Карта была красивая, но совершенно ни о чем мне не говорила, поскольку выше капитана мне сделать карьеру не довелось, планированием сражений я не занимался и карты видел лишь издали.

— Видимо… где-то здесь, — промямлил Архимед, обводя пальцем некую местность на карте.

— Ой, а давайте мы туда не поплывем! — неожиданно встрял Андрэ, внимательно разглядывавший карту.

— Иезус Мария! Ты умеешь читать карты?!

— А че тут уметь-то? Гляньте сами — вона тут прямо нарисовано чудище, глотающее корабль. Зачем же нам в такое место плыть?

На карте действительно была старательно изображена некая тварь, похожая на помесь кита и кальмара. Порождение нездоровой фантазии картографа с некоторой даже чувственностью опутывало щупальцами кораблик.