«Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма. 2015 г.»
На поверхности воды немедленно образовывалась корочка. Еще несколько вливаний — и лед поглотит Колетту с головой. Или, может быть, костюм ее не выдержит раньше.
♦
15 сентября 2006
Как всё-таки тесна и непредсказуема жизнь!
— Мы пришли к вам открыто, как гости, а вы ответили вероломством, — сказала она, подавленная перспективой. Все логические аргументы уже были исчерпаны. — Религиозные фанатики!.. — Мы обратились к вам за помощью, черт побери!
В первый раз в жизни пользуюсь вайфаем. Зато по закону равновесия в природе не работает телефон. И это правильно, потому что больше одного дивайса на человека работать не должно.
«Козлёнок в молоке»
— И мы намерены помочь вам, — произнес приор и обернулся к наблюдавшим за ними братьям.
16 сентября 2006
♦
Вчера увидел воочию, что город Москва делает с живыми людьми: в Свой Круг заходила Лукас. Не пьёт, не курит. Вежлива. Приветлива. Ужас.
Жизнь зашла в многообещающий тупик.
— Братья! Эти несчастные испорченные создания взывают к нам о спасении! Давайте помолимся о том, чтобы их души достигли следующего уровня существования неоскверненными порчей.
Из записных книжек
Да, а вечер с Ториным прошёл очень хорошо: народ был, но не чрезмерный, под конец все напились, но никто не безобразил. В общем хорошо.
♦
— Да будет так! — пробубнило Братство.
Жизнь прекрасна, словно пробуждение ребёнка.
Их голоса присоединились к непрерывному гудению кора, нарушаемому лишь истеричными рыданиями Колетты.
17 сентября 2006
«Любовь в эпоху перемен»
Внезапно сверху раздался громкий треск, и страшный голос провыл:
«Я банкрупт!» — подумал граф и хотел было застрелиться.
♦
— ДА БУДЕТ ИЗВЕСТНО ВСЕМ, ЧТО ТЕМНЫЙ ЗАЩИЩАЕТ ТО, ЧТО ЕМУ
Но тут вспомнил, сколько стоят пуля, порох и пыж.
Жизнь – это не телевизор, а телевизор – не театр.
ПРИНАДЛЕЖИТ! — и добавил быстро на английском: — ЗАКРОЙТЕ ГЛАЗА!
«Созидательный реванш. Семья – это много людей. 2007 г.»
Немедленно все траны подняли глаза вверх, в то время как трое пленных людей пригнули головы и крепко зажмурились.
18 сентября 2006
♦
Взрыв. Несколько тел взлетело в воздух, оставшиеся на ногах в панике побежали к выходу, не по-братски давя раненых в чрезмерной спешке. Голос сверху завывал:
В Москве говорят так: «Станция Нагорная». Затем, выдержав подходящую к случаю паузу: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Нагатинская».
Как говорил прапорщик Высовень, жизнь пронеслась мимо, обдав грязью…
В Петербурге же говорят: «Пионерская. Следующая станция — Удельная». После этого тоже делают паузу и говорят «осторожно, двери закрываются».
— Я СИЛА И СЛАВА ТЬМЫ! И КАЖДЫЙ, КТО ПРОТИВОСТОИТ МНЕ, БУДЕТ УНИЧТОЖЕН!
«Сто дней до приказа»
Тот человек, который не заметил, в чём тут разница, он может и дальше её не замечать.
♦
Раздался другой взрыв, и еще несколько членов Братства полегло. Снова раздался треск, но не сильный, сопровождаемый хрустальным звоном выбитого стекла. В комнату была вброшена веревочная лестница. Она еще не успела раскрутиться до конца, а Сква Септембер был уже на полпути вниз. Этан,
Жизнь прошла безразвратно.
18 сентября 2006
Из записных книжек
Да, а визит в Москву был очень удачный.
Гуннар и несколько солдат последовали за ним.
♦
Во-первых я напиздил полный карман разноцветных зажигалок и одну фиолетовую шариковую ручку.
Чужая жизнь. Какая суета!Как скроено и сшито неумело.Вот жизнь моя – она не прожитаИ потому логична до предела!«Время прибытия»
Во-вторых, мы со Славой (малсинком) после продолжительной беседы, в которой самым приличным словосочетанием был «пиздец кровавый», кажется договорились, что следующим летом совершаем тур Киев-Львов-Одесса-Николаев. Последовательность, продолжительность и состав участников — произвольные.
Великан немедленно направился к двери.
♦
«Мой тебе совет: никогда не думай о жизни. Она же о нас, сука, не думает!»
18 сентября 2006
— Благодарение Богу, у нас есть небольшое преимущество! — выдохнул он. — Она запирается изнутри!
«Грибной царь»
У меня уже всё давным-давно получилось.
♦
«Приват-доцент, а отчего же мне так грустно?».
Подбежавший Гуннар опустил задвижку.
Если на твои похороны придёт больше народу, чем приходило на твои юбилеи, жизнь прожита не напрасно.
Полез искать эту цитату в интернете, а её, оказывается, никто никогда и не говорил.
— Она не слишком прочна, друг Сква. Не выдержит решительного напора.
Из записных книжек
18 сентября 2006 — Из неопубликованного
♦
Последний день фестиваля юмористических писателей Балтийского моря в городе Юрбаркас заканчивался моим выступлением. Было воскресенье, местным жителям было абсолютно нехуем заняться, так что на выступление пришёл весь город (десять тысяч человек).
Этан и вся команда захватили с собой факелы, на тот случай, если бы
В этой жизни всё имеет цену. Бесплатно только птички поют.
По счастью организаторы заранее меня предупредили, что собственной персоной я читаю только первый абзац по-русски, чтобы зрители оценили мелодический рисунок чуждой речи, а затем в дело вступит переводчик на литовский язык (рижский еврей).
«Любовь в эпоху перемен»
♦
Братья потушили лампы. Теперь этим факелам было найдено несколько иное применение. От них были зажжены фонари, висевшие на стенах, и началась медленная и опасная работа по растоплению льда и освобождения скованных пленников.
Я, слегка трясясь от чувства ответственности прочёл абзац из рассказа про айкидо и сел на лавку возле камина. Далее читал Еугенас или не помню как его там звали. Из его речи я понял только «трикратос нахуйос» (перевод, похоже был правильный). Публика смотрела на меня прищурившись, вспоминая, где она меня уже встречала за последние три дня.
Отдать свою жизнь за другого – героизм. Отдать свою жизнь другому – самопожертвование. Прожить жизнь другого человека – глупость.
Из записных книжек
Этан работал над медным чаном, где находилась Колетта.
Я незаметно вышел на лужайку.
♦
На жизнь долго обижаться нельзя.
— Пожалуйста, поторопитесь! — просила она. — Я… Я больше не чувствую своих ног.
Изнутри бывшей церкви, где я только что выступал, раздавались взрывы литовского хохота (читали рассказ про влюблённых).
«Одноклассники»
«Водки можно?» — спросил я у суровой блондинки за стойкой передвижной палатки и вынул из штанины два лита. Блондинка утвердительно кивнула головой и налила пятьдесят. В плазменном телевизоре по евроньюз показывали осаду школы в Беслане. «Родина» — подумал я с нежностью. Ветер носил по лужайке использованные одноразовые пакеты от гамбургеров.
♦
— Сколько у нас есть времени? — спросил Септембер у Гуннара.
Бывают дни сердечной отваги, когда жизнь подвластна желаниям, а судьба кажется пластилином, из которого можно вылепить всё, что захочешь. В молодости такие дни не редкость, с возрастом их становится всё меньше, а старость – это когда понимаешь: жизнь уже не может измениться, она может только закончиться.
Через некоторое время публика стала расходиться по домам, ну и я тоже пошёл, хотя в тех местах у меня никакого дома не было.
«Любовь в эпоху перемен»
— Трудно сказать, — рыцарь глядел на запертую дверь. — Они не солдаты, и не станут действовать как солдаты. Но до тех, кто убежал отсюда, скоро дойдет, что наш вид далек от сверхъестественного, и некоторые могли нас узнать.
До обитаемых районов идти было довольно далеко — минут сорок наверное. Ну и чтобы было не скучно, со мной всю дорогу пиздел американский литовец: русского языка он никогда не знал, но зато и того литовского, которому его научили родители в Америке, никто тут в бывшей колонии не понимал, так что проще всего ему было разговаривать со мной: я всё же когда-то проработал пять лет в американском офисе в Казахстане.
♦
Жизнь, в сущности, – чудовищная, но, увы, одобренная жестоким творцом подлость по отношению к человеческому телу, стареющему быстро и отвратительно. Но ещё страшней и нелепей – когда по ночам в развалинах плоти бродят, светясь, призраки молодых желаний и надежд.
Четверо воинов поднимали и переворачивали медные чаны. Пленники выскользнули из ник, все еще схваченные ледяными панцирями. Но теперь оттаивание пошло быстрее.
Ну пришли мы в ночной бар (у них там на десять тысяч жителей есть ночной бар — европа, хули там) и сели бухать. Они, значит, все бухают, а я один сел сбоку и не то чтобы затосковал, а просто взял сразу двести и задумался.
«Гипсовый трубач»
♦
— Решиться им будет не легко, — продолжил Гуннар. — Если мы действительно слуги Тьмы, о чем свидетельствует наша возможность вызывать гром и молнии, я не думаю, что они решатся атаковать нас снова. Но они могут рассматривать нас как смертных слуг Тьмы, в этом случае…
Вы злой! И жизнь вас за это накажет.
«Господи! — задумался я. — Господи, Боже ж ты мой. Ну сделай, пожалуйста, какое-нибудь чудо, что-нибудь прекрасное, потому что иначе это ведь жопа какая-то! Пожалуйста!»
«Гипсовый трубач»
Ну и что происходит? Нихуя ничего не происходит: просто подсаживается к моему столу блондинка, уже вторая в этом небольшом тексте (блондинок в Литве ровно столько же, сколько не блондинок, на них никто не обращает внимания) и говорит: «А вы разговариваете по-русски?» Это я?! Разговариваю ли я блядь по-русски?!
♦
— К черту Тьму! Сколько у нас времени?
Как говаривал замполит Агариков, жизнь любит наоборот…
Ну ладно, потом как-нибудь потом допишу, в следующий раз — история довольно длинная (но ебаться там никто так и не будет).
«Грибной царь»
Раздался глухой удар, как будто кто-то пытался высадить дверь, задвижка затрещала. Затем последовала серия тяжелых ударов и все затихло.
19 сентября 2006 — Из неопубликованного 2
♦
— Вот тебе и ответ, — прорычал великан. Он обернулся к центру комнаты.
Да, а почему собственно двести.
В сущности, жизнь и есть дуэль с судьбою через платок.
В Литве я, как единственный представитель бывшей Империи, тщательно заботился о том, чтобы поддержать образ Настоящего Русского Писателя. То есть без водки меня никто никогда там не видел. Но и пьяным тоже: более ста я обычно за один раз не заказывал.
Растопление было почти что завершено, и Вильямс, Колетта и неподвижный мистер дю Кане были почти свободны.
«Любовь в эпоху перемен»
А тут, как раз в этом ночном баре, я пошёл заказывать пятьдесят и по дороге меня остановил один из выдающихся литовских прозаиков, Херкус, кажется его звали. Я с ним познакомился в предыдущем году на шведском острове Готланд и он был там чрезвычайно приветлив. Однако по какой-то причине в родной стране он совершенно меня позабыл и на две-три попытки с ним поздороваться посмотрел с недоумением и так и не поздоровался.
♦
Но в этот раз он меня почему-то узнал: «О, Димка! — воскликнул он. — Садись к нам бухать!»
— Знаете, — сказал Этан, шутливо удаляя остатки льда с ее лодыжек, — вы выглядите ужасно, будто искупались в мартини.
Так устроена жизнь: если ты поднял человека из грязи, ничего, кроме грязи, от него и не жди!
«К нам» — это потому что рядом с ним сидел молодой человек, очень похожий на журналиста из кинофильма крепкий орешек (как выяснилось позже, он действительно был сотрудником какой-то прессы). «Ага, Херкус, — ответил я приветливо. — сейчас вот только водки возьму.» «Да у нас есть!» — воскликнул Херкус (тут я заметил, что он изрядно пьян), указывая на графин. «Нее, — подумал я мрачно. — Я уж лучше своёво выпью». Не люблю я этого воодушевления.
— Ох, я бы сейчас от этого не отказалась, — ответила она. — Слава
«Грибной царь»
Ну, взял пятьдесят, сел. Улыбаюсь. Возникло молчание. Журналист (тоже уже пьяный) тщательно меня осмотрел, собрал у себя на лбу тяжёлые складки: «На каком языке предпочитаете разговаривать?» «Ну, раз уж вы, как я вижу, говорите по-русски, — сказал я наивно, — то я предпочёл бы по-русски — очень, знаете ли, устал от английского за последние дни». «Тебе нравится говорить по-русски» — уточнил журналист, собрав даже ещё больше складок на лбу. «Да, — охотно подтвердил я. — Поскольку русский — это мой родной язык, то говорить на нём мне легко и приятно».
♦
Простая эта истина журналисту отчего-то чрезвычайно не понравилась. «И ты, наверное, хочешь, чтобы мы тут тоже все разговаривали по-русски?» «Да нет, что вы! — сказал я доброжелательно и выпил водку. — Вы смело можете говорить на том языке, на котором вам удобно. Впрочем мне уже пора, меня там заждались. Было очень приятно побеседовать».
Богу, что на нас были эти костюмы.
Жизнь идёт, кажется, к тому, что у людей вся энергия сомнений будет уходить не на выбор между добром и злом, между Богом и дьяволом, а на буридановы терзания между разными упаковками одного и того же съедобного дерьма.
Я вежливо откланялся и направился в другой зал. «Щщщщщкатертю дорощщщка» — почти беззвучно прошипел мне в спину журналист. Я притворился, что не услышал и ушёл как последний солдат уже не страшной армии. Было мне смешно и противно.
«Грибной царь»
Никто меня конечно нигде не ждал, так что я взял у другой стойки сразу двести и подсел к мрачнейшему юмористу Рикку Корхунену. Рикку пил не то чтобы беспробудно, но очень удивительно: он, например, заказывал по пятьдесят грамм коньяку, егермайстера и бейлиса, внимательно на на них смотрел и затем выпивал одним духом.
Он стал растирать ей ноги, и она не возражала.
♦
«Давай выпьем, Рикку, — сказал я. — За советско-финскую дружбу». Рикку пожал плечами и мы выпили.
Так всегда в жизни: ищешь своё, а цепляется чужое!
— Я в порядке, сказала она наконец. — Помогите учителю.
«Грибной царь»
19 сентября 2006 — Из неопубликованного 3
♦
По реке Немунас плыл пароходик, ну, такой, с музычкой. Это потом я, хлопнув себя по лбу, сообразил, что Немунас — это и есть тот самый Неман, который отцы наши и деды форсировали без всяких плавучих средств, чтобы спасти человечество от коричневой чумы.
Этан посмотрел на сеньора дю Кане, который тихо и спокойно лежал на каменном полу.
Жизнь – это всего-навсего экскремент Абсолютного Духа.
Я тоже был на этом пароходике — мы как раз только что посетили крепость, организованную великими князьями Ягайлой и Свидригайлой будто бы с оборонительными целями. На самом же деле, как призналась экскурсовод, крепость служила в основном как оптовый перевалочный склад на пути из варяг в греки.
«Козлёнок в молоке»
— Но твой отец… он?..
Внутри чистенько, цветочки, всё как в европе. А так крепость как крепость — у нас таких в псковской-новгородской области понатыкано через каждые двести метров. И никто их за достопримечательности не почитает: насрано, нассано, ебутся и пишут слово «цой».
♦
Увы, жизнь всегда ухудшается, как только начинаешь её целенаправленно улучшать!
— Ничего. — Она опустилась перед ним на колени, и Этан услышал, как она шепчет ему на ухо. — Свободный кредит… расширение сферы влияния…
«Козлёнок в молоке»
♦
На пароходике почему-то не подавали водки, а вместо неё предлагали бесплатное пиво. Но мы с организмом считаем так: если уж взялся пить водку, то и пей водку. А если водки нету, то не пей. В общем я был скептичен и поэтому вяло жевал копчёные свиные уши — местный деликатес. В Петербурге, кстати, такие уши предлагают почему-то только в китайских ресторанах, а больше нигде, что странно: лучше закуски к пиву для некошерно-неверного человека трудно придумать.
Сначала у старика пошевелилась рука, затем нога, и мистер дю Кане сел. Поморгав, он взглянул на свою дочь. Она помогла ему подняться на ноги.
Жизнь полна глумливыми символами и подлыми совпадениями!
«Козлёнок в молоке»
Заметив, видимо, мой скепсис, ко мне подошла пожилая женщина и решила меня развлечь: «Вы ведь из Ленинграда?» — спросила женщина. Я задумался. «Ну, уже видимо да» — согласился я. «Как хорошо! — обрадовалась женщина. — А я там в восьмидесятом году („ровесница“ — подумал я) училась в текстильном техникуме!» Это была уже четвёртая женщина за три дня, которая училась в текстильном техникуме в Ленинграде — удивительная всё же была национальная политика в бывшем Советском Союзе.
— Ну, моя дорогая, живы мы или умерли?
♦
Да, друг мой, жизнь – это череда глумливых совпадений!
Тут разговор решил погибнуть, но я напрягся и протащил его ещё на некоторое расстояние: похвалил копчёные уши, окружающий пейзаж и даже тот джаз, который исполняли три музыканта, и его тоже похвалил.
— Это все еще спорный вопрос, отец, но больше похоже на первое.
«Замыслил я побег…»
Нигде нет столько джаза, сколько его есть в Литве. Там на завтрак джаз, на обед побольше джаза, ну и дальше до утра.
♦
Больше, чем джаза в Литве только баскетбола. Если приезжий не знает, чем занимается каунасский жальгирис, его расстреливают на месте, потом вешают, потом закапывают в землю, потом выкапывают и грязного скармливают речным ракам, а потом его самого этими раками кормят, перемешав их с собственными этого человека головными мозгами. Если же вам никто не рассказывал, что делают с теми, кто не знает, что такое «сабонис», то вам повезло: возможно что вы не кричите по ночам и не ходите под себя.
Жизнь вообще лучше всего пережидать, а не переживать…
— Понятно. Жаль, — он щелкнул языком. — Мне очень хотелось узнать, какие цветы в другом мире.
«Замыслил я побег…»
Женщина наконец ушла, а пароходик всё плыл и плыл куда-то.
♦
— Там только души цветов, я говорила тебе об этом, отец. Ну, давай, разомнись немножко. Вот так… Он умеет впадать в защитный транс, — ответила она на удивленный взгляд Этана. — Входит в него всегда, когда его нервная система перегружена. Это не в первый раз спасает ему жизнь.
Писатель Рикку Корхунен у противоположного борта неторопливо охмурял блондинку с выдающимся бюстом. «Вот же финская морда!» — подумал я с завистью.
В жизни всегда есть место подлому.
«Гипсовый трубач»
Затем стал размышлять, как бы прекратить весь этот джаз: перевернуть пароход, выброситься за борт самому или же просто вырвать у солиста банджо и растоптать? Последний вариант был самым осуществимым, но мне не хватало солдатских кирзовых сапог для концептуальности.
Раздался громкий удар и дверь неистово содрогнулась.
♦
За этими приятными размышлениями я и заснул.
Мне вообще иногда кажется, что жизнь – это просто какое-то специальное издевательство над мечтами.
— Мы, кажется, злоупотребляем гостеприимством, — предположил Этан.
«Одноклассники»
20 сентября 2006 — Последнее
«Слушай, Дима, — задумчиво спросил меня Рикку, когда в восемь часов утра мы возвращались из ночного бара в гостиницу, и надолго замолчал. Я не стал его подгонять: финн нетороплив — это знает даже режиссёр Рогожкин. — Вот эта девушка…» Рикку снова задумался.
♦
Септембер стоял лицом к двери и молчаливо ждал. В руке он держал маленький, крепко перевязанный кожаный сверток. Из него торчал короткий фитиль. Септембер постоянно перекладывал его из одной ладони в другую, туда и обратно.
Мимо пронесли за руки-за ноги литовского журналиста.
«Ну, с которой ты разговаривал до утра… Извини, мне просто действительно интересно… (тут я вынужден перейти на английский, на котором мы собственно и разговаривали, потому что боюсь что-нибудь неправильно сформулировать, а Рикку действительно думал над этим вопросом) — Why did you? Were you actually fascinated with her Really Big Tits?»
А что, если бы человеку, кроме основной жизни, давалась ещё одна – для работы над ошибками? Тогда все свои просчёты и нелепицы можно обвести карандашом, подобрать однокоренные промахи и оставшееся до звонка время наслаждаться переменчивым заоконным пейзажем. Но в том-то и штука, что мы совершаем ошибки и работаем над ними одновременно. Мало этого, исправляя одни глупости, мы тут же делаем другие. И так длится до конца, до последнего звонка, когда нужно сдавать свою единственную тетрадь…
— Давайте-ка отойдем подальше, ребята.
«Ю ноу, Рикку», — ответил я и тоже надолго задумался. Рикку удовлетворённо кивнул: серьёзный вопрос требует такого же серьёзного ответа. (теперь можно обратно на русский — себя я обратно переводить умею) — «Сиськи у неё да —, сказал я, внимательно всё обдумав, — хорошие сиськи. Но это типа бонус. То есть он не обязательный. Если бы у ней вообще не было никаких сисек, я бы всё равно пиздел бы с ней до утра».
«Работа над ошибками»
♦
Последовал еще один удар, и дверь опасно подалась внутрь. Вильямс уже вылезал через разбитое верхнее окно. Геллеспонт дю Кане был на полпути к нему, а Этан с Колеттой ждали внизу.
Рикку посмотрел на меня с большим уважением, но, кажется, не поверил. Тем более, что мы всё равно уже пришли.
Человека можно обречь на бессмысленную суету, но заставить считать свою единственную, неповторимую жизнь бессмысленной, к счастью, невозможно.
«Порнократия. Томление духа. 1988 г.»
— Ну теперь полезли, — сказал он наконец.
20 сентября 2006
♦
Большинство моих знакомых, когда я говорю им, что собираюсь пару месяцев пожить в Южной Корее, с недоумением спрашивают: «А что ты там будешь делать?»
Иди и больше никогда близко не подходи к границе моей жизни!
Она неуверенно посмотрела на висевшую перед ней веревочную лестницу.
Почти про все страны известно что там делать: в Египте нырять и смотреть пирамиды, в Турции — покупать дублёнки, в Таиланде — ебать морковок, в Гоа — курить траву, в Японии — есть суши, ну и так далее.
«Женщины без границ (он, она, они)»
И всего две страны есть на земном шаре, в которых делать абсолютно нехуй: Южная Корея и Монголия.
♦
— Я… я не знаю. Я не создана для подобных упражнений.
Именно поэтому-то я и еду в Южную Корею.
Закурю, возьму себя в руки,Втиснусь в правильную канву.Если жизнь – это вид разлуки,Значит, я хорошо живу!«История любви»
Одно только плохо — меня после этого никогда уже не впустят в Корею Северную.
♦
— Вы что, захотели снова окунуться в это псевдомартини? Лезьте. Я вам помогу.
Жизнь безжалостна, как нож гинеколога!
20 сентября 2006
«Подземный художник»
Два месяца я этого не делал, и думал, что уже вылечился, но всё же сорвался: притворился, что это будто бы случайно и включил песню про як-цуп-цоп.
♦
Он подставил руку под ее внушительный крепкий зад, и слегка подтолкнул ее вверх. Затем полез сам. Он не представлял, что будет делать, если не удержится. Пока она лезла и ворчала, он взбирался и молился.
Мало есть вещей, которые я ненавижу больше, чем эту песню.
Мы идём по переулку,Переулку Первой встречи,Миновав Проспект Желаний,Напрямик в Тупик Любви…«Время прибытия»
♦
В русских народных сказках упоминалась такая специальная балалайка, на которой если заиграть, то все будут плясать пока не сдохнут. Вот это и есть та самая балалайка — мы её проебали, а подобрали её финны.
Гуннар взбирался следом за ними.
– Как жизнь?
– Как в вагине у богини!
Септембер направился к свободному концу лестницы. Треск и грохот наполнили комнату — и дверь ввалилась внутрь. Толпа кричащих ученых-братьев ввалилась в комнату. Они увидели Септембера, спокойно стоящего под лестницей, и онемели.
«Одноклассники»
21 сентября 2006
♦
Сегодня чуть было не забыл сумку в корейском консульстве. Но мне этого сделать не позволили: «Сумка! — закричали одновременно все консульские работники. — Сумкааа!!!»
На этот раз у некоторых были ножи, возможно, позаимствованные из монастырской кухни. Братья быстро утеряли свою интеллектуальную сдержанность. Септембер освободил запал и сунул его в ближайшую лампу.
Жизнь – трагедия, сочинённая комедиографом.
«Гипсовый трубач»
Не завидую я им. И это ведь консульство всего лишь тихой и безобидной страны, которая не сделала никому ничего плохого, кроме монитора элжи и автомобиля дэу.
Подержав сверток еще секунду в руках, он мягко его бросил к ногам ученой братии.
♦
Жизнь любит опоясывающие рифмы…
25 сентября 2006
Те замерли, с удивлением наблюдая за действиями Септембера и кожаным свертком. Тогда Септембер резко развернулся и одолел половину лестницы прежде, чем братия опомнилась и послала ему вослед ножи.
«Желание быть русским. Безупречный поэт»
Сап прав в том, что есть игра в которую мы всё равно играем независимо от того играем ли мы в неё или не играем. Она от нас независима. Мы можем притворяться, что мы в неё играем или притворяться что не играем. Один хуй — игра (не игра) продолжается.
♦
Мы можем решить, что у игры есть правила — игре это похуй. Мы можем решить что мы выиграли — и тогда нам ура. А может быть и проебали — тогда нам увы. Но в любом случае это интересует только нас. Игре на это опять же насрать.