Александра Маринина

Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира

© Алексеева М. А., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *





От автора

В этой книге продолжается серия «легких переложений» исторических пьес-хроник Шекспира. Я попробую пересказать вам «Короля Иоанна», «Эдуарда Третьего» и «Ричарда Второго» прозаическим современным языком и попутно буду сопровождать текст комментариями об исторических реалиях и о внутренней логике самих произведений. Но поскольку я пытаюсь учиться на собственных ошибках, то сделаю несколько предварительных замечаний.

Первое касается правил транслитерации. Я работаю по полному собранию сочинений Шекспира, изданному в 1957–1959 гг. Надежда Рыкова (переводчик «Короля Иоанна») и Михаил Донской («Ричард Второй») писали английские именования так, как было принято в середине прошлого века. Сегодня правила изменились, и в источниках те же самые именования пишутся иначе. Более того, имена французского происхождения Шекспир зачастую переделывал на английский манер, называя Алиенору Аквитанскую Элеонорой, лорда Биго – Биготом и т. д. Я долго мучилась в попытках найти приемлемый выход из ситуации. Наверное, я пошла не по самому правильному пути, но другого придумать пока не смогла. Итак: там, где идет переложение шекспировского текста и даются комментарии к действиям персонажей пьес, их имена пишутся так, как они выглядят в издании 1957–1959 гг. В тех местах, где описываются исторические события и реальные исторические лица, их имена даются в современной транслитерации, как они и указываются в различных источниках. Например, герцог Ланкастерский, дядя короля Ричарда Второго, у Шекспира носит имя «Джон Гант» (Gaunt), сегодня же этот человек именуется Гонтом. Прежний Серри (Surrey) – это нынешний Суррей; Маубрей (Mowbray) стал Моубреем. Если, допустим, идет пересказ сцены с участием Ганта, то я и называю его Гантом, поскольку речь идет о персонаже, созданном авторским воображением, но когда я делаю отступление и рассказываю, как было на самом деле, то пишу уже о Гонте, реальной исторической фигуре. Допускаю, что это создает определенные трудности при чтении, но зато дает возможность обратиться к источникам и собрать дополнительную информацию, если такое желание у кого-то появится. Если вы начнете искать по именам в старом написании, то не факт, что найдете.

Второе замечание, которое необходимо сделать, касается старых и новых правил использования заглавных букв в словах «Бог», «Небеса», «Господь». В середине прошлого века эти слова писались со строчных букв, поэтому в тех местах, где я прибегаю к прямому цитированию шекспировского текста по изданию 1957–1959 гг., они написаны не так, как принято сегодня. У меня нет намерения оскорбить чьи-либо религиозные чувства, просто я твердо придерживаюсь правил цитирования. В более поздних (после 1990 года) изданиях этих же переводов используется заглавная буква.

Третье: не забывайте, что мы имеем дело с пьесами, написанными, во-первых, на английском языке, а во-вторых, в стихах. В английском языке нет двух различных форм обращения «ты» и «вы», форма только одна, а переводчик должен использовать глаголы и прилагательные так, чтобы «влезать» в заданный Шекспиром стихотворный размер. Поэтому пусть вас не смущает, что в рамках даже одного монолога персонаж может обращаться к собеседнику то на «вы», то на «ты».

И последнее. Все авторские ремарки (где происходит действие, кто находится на сцене, кто входит, кто уходит и пр.) приведены так, как написаны у Шекспира в русскоязычном издании. Такие ремарки выделены другим шрифтом, чтобы вы не подумали, что я сама это нафантазировала. Кроме того, если имя персонажа в ремарке дано «разрядкой», то это имя выделено жирным шрифтом.

Король Иоанн

Неизвестный художник, XVI век, National Portrait Gallery, London.



Почему именно Иоанн? В своих исторических хрониках Шекспир последовательно описывает период от царствования Эдуарда Третьего до расцвета правления Генриха Восьмого, то есть от первой половины четырнадцатого века до первой половины века шестнадцатого. Да, имеются некоторые «пропуски»: например, ни Эдуарду Четвертому, правившему между Генрихом Шестым и Ричардом Третьим, ни Генриху Седьмому, который победил Ричарда Третьего и положил начало династии Тюдоров, отдельные пьесы драматург не посвящал, это правда. Но оба указанных персонажа все-таки присутствуют и в «Генрихе Шестом», и в «Ричарде Третьем», так что вполне обоснованно можно считать эпоху охваченной полностью. Так сказать, сплошняком, примерно с 1337 года, когда Эдуард Третий обиделся на короля Франции и решил отвоевать французскую корону, до 1533 года, когда у Генриха Восьмого в браке с Анной Болейн родилась дочь Елизавета (сценой ее крестин и заканчивается пьеса «Генрих Восьмой»).

И вдруг – «Король Иоанн», рубеж двенадцатого-тринадцатого веков. Почему? Почему Иоанн, а не, скажем, его предшественник и старший брат, король Ричард Первый, он же Ричард Львиное Сердце, личность широко известная в истории? Или не Эдуард Первый, прославившийся своими достижениями и свершениями, а также тем, что создал титул «Принц Уэльский» для тех королевских сыновей, которым предстоит наследовать корону. Да взять почти любого английского короля – политических передряг и личных драм у каждого хватит не на одну пьесу. Чего стоит один только Эдуард Второй с его вызывающе нетрадиционной личной жизнью и ужасающей кончиной! Выбор широчайший, однако Шекспир почему-то посвящает свою выбивающуюся из общей хронологии, стоящую особняком пьесу королю Иоанну Безземельному.

Если взглянуть на историю создания пьесы, то ответ напрашивается сам собой. Здесь, как и в случае с «Генрихом Шестым», имеет место быть некая написанная ранее пьеса в двух частях с длинным и сложным названием, которое начиналось словами «Беспокойное правление короля Иоанна…», а далее в названии перечислялись основные события, описанные в соответствующей части. Кто эту пьесу написал? Кто ее автор? Точно не установлено. То ли сам Шекспир баловался по молодости, потом все переделал, то ли какие другие люди создали произведение, а Шекспир взял его за основу. Высказывалось даже мнение, что сначала был написан «Король Иоанн», а потом неизвестные подражатели слепили из него «Беспокойное правление…». В общем, точно никто ничего не знает, но каждую из точек зрения поддерживают серьезные ученые-исследователи и шекспироведы. Советский литературовед-шекспировед Александр Аникст считает, например, наиболее вероятной версию с переделкой Шекспиром чужой пьесы[1]: при сравнении текстов обоих произведений видно, что события описаны одни и те же, однако стихи переписаны полностью. И смысловые акценты в тексте расставлены совсем иначе.

Если эта версия верна, то вполне можно предположить, что Шекспир взял придуманную кем-то фабулу, последовательность событий и поступков, чтобы не заморачиваться, а стихотворный текст создал сам. Была бы уже готовая фабула про какого-нибудь другого короля – так и пьеса Шекспира была бы другой. А тут уж что попалось – то и попалось. Как думаете, может так быть?

Но как бы там ни было, мы сейчас будем «переписывать» понятным современным языком шекспировский вариант событий и посмотрим, каким же видел великий драматург короля Иоанна Первого. Чтобы лучше понимать ход событий и характер главного героя, давайте вспомним, что вообще достоверно известно об этом монархе.

Итак, Иоанн. Последний, самый младший сынок короля Генриха Второго и королевы Алиеноры Аквитанской. Всего детей у этой пары было восемь: пятеро сыновей и три дочери. Самый первый сын, Вильгельм, умер в раннем детстве, задолго до рождения Иоанна, так что до пятнадцатилетнего возраста младший сын был четвертым сыном. Иными словами, шансы на трон у него были нулевыми. Следующим (после смерти отца) корону должен был надеть старший брат Генрих. За ним шли братья Ричард и Джеффри (Жоффруа), а уж потом, если сильно повезет, настанет очередь Иоанна, но на это надежды не было практически никакой. И что обиднее всего: при разделе наследства всем братьям достались немалые земли, а Иоанну – ничего. Так папа Генрих Второй решил. Вот и попробуйте представить себе, каким должен был вырасти в королевской семье мальчик, который с самого рождения знал, что ему «не положено». У других братьев есть земли, которыми они могут править (Генрих станет королем Англии, герцогом Нормандии и графом Анжуйским, Ричард – герцогом Аквитании, Джеффри будет управлять Бретанью, которую получил при женитьбе в качестве приданого), а у Иоанна – шиш с маслом.

Когда принцу было 15 лет, внезапно умер самый старший из братьев, Генрих Молодой Король, и Иоанн стал третьим в очереди за короной. Еще через три года на турнире погибает брат Джеффри, и Иоанн становится вторым. Отец, король Генрих Второй, еще жив, но упорно морочит сыновьям Ричарду и Иоанну голову, не желая окончательно назвать наследника престола. Наконец, спустя еще три года, в 1189 году, старый король умирает, и трон занимает Ричард. Все по правилам, по старшинству. Иоанн – следующий. Но ведь ждать придется неизвестно сколько: во-первых, Ричард еще достаточно молод, ему всего 31 год, во-вторых, у него же могут родиться дети, сыновья. Да, на момент коронации Ричард еще не женат, но какие его годы! В общем, перспективы у Иоанна весьма туманные. Когда Ричард Львиное Сердце отправился в крестовый поход и на обратном пути попал в плен, Иоанн не упустил возможность и принялся распространять слухи о том, что брат-король якобы мертв. Поверили, конечно, не все, и провозгласить себя новым королем Иоанну не удалось, но сама по себе попытка характеризует принца достаточно ярко. Более того, когда стало достоверно известно, что Ричард не погиб, находится в плену у императора Священной Римской империи (им в те годы был король Германии Генрих Шестой) и за него просят выкуп, Иоанн… Думаете, кинулся собирать деньги? Ничего подобного. Он вступил в сговор с королем Франции, и они вместе предложили императору сумму в два раза больше за то, чтобы тот как можно дольше держал Ричарда у себя в плену. Вот вам и братская любовь.

Первым претендентом на престол Иоанн пробыл 10 лет. Потом Ричард умер от раны, полученной в военном сражении, и Иоанн-таки стал королем Англии. Тоже, как и Ричард, в 31 год. Дождался своего часа. Но и тут не обошлось без засады. Дело в том, что погибший на турнире брат Джеффри был, как мы уже упоминали, женат, и в браке с Констанцией Бретонской у него родился сын Артур. Так вот, по правилам именно Артур как прямой потомок следующего (после Ричарда Львиное Сердце) брата должен был стать королем Англии, а вовсе не Иоанн. Более того, Ричард, отправляясь в крестовый поход, сам назвал двухлетнего малютку Артура Бретонского наследником английского престола. Правда, перед самой кончиной он вроде бы передумал и передал трон брату Иоанну. Это нужно помнить, поскольку и Артур, и его мать Констанция являются персонажами пьесы.

Известный английский историк и публицист Питер Акройд считает, что Иоанну не повезло с хронистами: «Оба монастырских хрониста царствования Иоанна – Роджер Вендоверский и Матфей Парижский – были одинаково враждебны к нему»[2]. В хрониках Иоанна рисуют завистливым, злым, жестоким и безжалостным, лживым и наглым. Один из хронистов написал, что когда Иоанн умер, даже «ад был осквернен его прибытием»[3]. Рядом всегда был блистательный воин Ричард, любимец матери, высоченный красавец, и в его тени младший брат чувствовал себя обделенным. Мало того, что Ричарду досталась огромная и богатейшая Аквитания, так он еще и ростом выше сантиметров на тридцать! Когда в конце XVIII века вскрыли могилу короля Иоанна в Вустерском соборе и измерили скелетированные останки, выяснилось, что рост его был всего 1 метр 65 сантиметров.

Кроме того, отмечается еще одна весьма любопытная черта его характера: этот человек всегда рассчитывал взять то, что ему хочется, нахрапом, но как только встречал хотя бы малейшее сопротивление, тут же отступал и сдавался. Известен эпизод, когда Иоанн захотел поставить настоятелем одного монастыря «своего» человека, монахи воспротивились, им кандидат не нравился. Тогда Иоанн повелел сжечь монастырь. А приказ выполнять никто не кинулся… И что же король? Да ничего. Смягчился и всех простил.

Ну для начала вроде бы достаточно. Остальные детали мы рассмотрим, как говорится, по ходу пьесы. Только попробуем определиться со временем. Иоанн взошел на престол в 1199 году. Судя по происходящему в первом акте, события имеют место в 1200–1201 году. Соответственно, возраст действующих лиц мы будем определять с некоторым «допуском».

Акт первый

Сцена 1

Нортгемптон. Тронный зал во дворце

Входят король Иоанн, королева Элеонора, Пембрук. Эссекс, Солсбери и другие, а также Шатильон.



Королева Элеонора – это Алиенора Аквитанская, вдова короля Генриха Второго и мать королей Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного. Женщина яркая, сильная, властная. До брака с Генрихом она в течение четырнадцати лет была супругой короля Франции Людовика Седьмого. Точная дата ее рождения неизвестна, то ли 1123 год, то ли 1125, но принято считать «по среднему»: 1124 год. Таким образом, к моменту начала действия в пьесе ей должно быть около 75 лет. Даже в нашу эпоху такой возраст считается весьма солидным, а уж в период раннего Средневековья – тем паче.

Граф Пембрук – это Уильям Маршал, который, по мнению современников, являлся величайшим рыцарем христианского мира. Ему должно быть в тот момент примерно 53–54 года. Маршал всю жизнь был предан Алиеноре, пользовался ее безусловным доверием и ни разу за всю свою долгую службу это доверие не обманул. Был человеком чрезвычайно высоких моральных стандартов, и такие понятия, как верность слову и честь, были для него не пустым звуком. Об Уильяме Маршале много написано у Э. Чедвик, можете сами прочитать, если заинтересуетесь.

Граф Эссекс – Джеффри Фиц-Питер (или Фицпетер), 1-й граф Эссекс, главный юстициарий Англии (нечто вроде министра юстиции; в общем, главный по применению законов). Ему примерно 38 лет плюс-минус год. Эссекс обладал даром налаживать финансирование непомерных расходов короля Ричарда, и это его качество высоко ценил Иоанн, который с самого начала своего правления осыпал Фиц-Питера разными благодеяниями и пожалованиями, а в ответ граф преданно служил новому королю до конца своих дней.

Граф Солсбери – Уильям Длинный Меч (или Уильям Лонгсуорд – от англ. Long Sward, что означает «Длинный Меч»). Это крайне любопытная фигура, внебрачный сын покойного короля Генриха Второго от его любовницы, графини Иды де Тосни. На сцене ему должно быть примерно 24 года. Король Генрих сына признал, отправил на воспитание в достойную семью, пожаловал имение, а король Ричард женил единокровного братца на богатой наследнице с титулом, благодаря чему Уильям стал графом Солсбери. Прозвище «Длинный Меч» он получил за воинские доблести и умение обращаться с оружием.

Ну а Шатильон, как вы уже и сами поняли, это посол французского короля Филиппа, сына покойного Людовика Седьмого от третьего брака.

– С чем пожаловали, господин посол Франции? – спрашивает Иоанн. – Что имеете сообщить?

– Король Франции передает привет и просит сказать тому, кто называет себя английским королем…

– Называет себя? – возмущенно перебивает посла Элеонора. – Странное начало.

– Мама, пусть посол договорит, – успокаивает ее король.

Посол излагает требования французского монарха: признать законные права Артура Бретонского на английский престол и передать ему трон, Англию, Ирландию и все английские владения на материке.

– А если я откажусь? – спрашивает Иоанн.

– Тогда – война. Будем брать силой то, что принадлежит нам по праву.

– Ну, война – так война. Посмотрим, кто кого.

– Считайте, что вызов брошен. Больше мне сказать нечего, – отвечает посол.

– Передай своему королю, что я вызов принял. Можешь идти. Очень скоро король Франции на своей шкуре испытает всю мощь английского оружия. Пембрук, проводи посла с почетом.

Тесс Герритсен



СНОВА УМЕРЕТЬ

Шатильон и Пембрук уходят.





Риццоли и Айлз - 11

Королева Алиенора Аквитанская. Из издания «The Pictorial Edition of the Works of Shakspere», London, 1839.





Элеонора недовольна результатом переговоров.

Перевод: Rovus



– Ну что, сынок? Теперь видишь, что я была права? Констанция не уймется, пока не поднимет весь белый свет на защиту прав своего Артура. А ведь мы могли это предотвратить, если бы начали мирные переговоры. Вместо этого нам придется воевать, и два великих королевства, наше и французское, будут истекать кровью. Что хорошего-то?

ГЛАВА ПЕРВАЯ



– У нас есть власть, и право тоже наше, – самоуверенно отвечает Иоанн.

ДЕЛЬТА ОКАВАНГО, БОТСВАНА¹

– Лучше бы ты меня слушал, – вздыхает Элеонора. – Я плохого не посоветую. Никто, кроме Бога, не узнает, что ты прислушиваешься к мнению матери, твоей репутации мои советы не угрожают.



Можем считать, что первые мазки на картине положены: Элеонора – спокойная мудрая миротворица, предпочитающая переговоры и взаимные уступки, а не войну, а Иоанн скор на выводы и решения, грубоват, хамоват и самонадеян. Более того, он считает ниже своего королевского и мужского достоинства прислушиваться к тому, что говорит женщина, даже если это его мать, человек с более чем полувековым опытом пребывания в королевском статусе.

В косых лучах рассвета я обнаруживаю его - едва различимый, точно водяной знак, вдавленный в грязь. Если бы сейчас был полдень, когда африканское солнце палило жарко и ярко, я бы вообще его не заметила, но ранним утром тень отбрасывают даже нечеткие впадинки и ямки. Поэтому когда я вышла из палатки, одинокий след сразу же бросился в глаза. Я присела рядом с ним и внезапно ощутила озноб, осознав, что лишь тонкий слой парусины защищал нас, пока мы спали.



Входит шериф и шепчется с Эссексом.

Ричард вылез из палатки и радостно закряхтел, поднимаясь на ноги и потягиваясь, вдыхая запахи покрытой росой травы, древесного дыма и завтрака, готовящегося на костре. Запахи Африки. Это приключение было мечтой Ричарда, всегда лишь его мечтой, не моей. Я – безотказная подружка, по умолчанию работающая в режиме «Конечно же, я это сделаю, дорогой». Даже если это означает двадцать восемь часов в трех разных самолетах, из Лондона в Йоханнесбург, оттуда в Маун², а затем в буш³ на самолете, трясущемся, будто ящик с гвоздями, и управляемом похмельным пилотом. Даже если это означает две недели жить в палатке, отмахиваться от комаров и мочиться в кусты.



«Даже если это означает, что я могу умереть», - думаю я, рассматривая этот след, впечатанный в грязь лишь в трех футах⁴ от того места, где мы с Ричардом спали прошлой ночью.

– Государь, – говорит Эссекс, – к вам там два человека пришли, просятся на прием, хотят, чтобы вы разрешили их спор. Ну, спор у них действительно странный, прямо скажем. Я лично с таким еще не сталкивался. Что им сказать?

- Запах воздуха, Милли! – ликует Ричард. – Нигде он не пахнет, так как тут!

– Пусть войдут, – разрешает король.

- Здесь был лев, - произношу я.

Шериф уходит. А король продолжает размышлять над планом предстоящего военного похода в рамках только что объявленной войны с Францией.

- Я желал бы запечатать его в бутылку и отвезти домой. Вот это был бы сувенир. Запах буша!

– Деньги на войну возьмем у монастырей и аббатств…



Он не слушает меня. Он чересчур поглощен Африкой, слишком погружен в свою фантазию о великом белом искателе приключений, в которой все великолепное и фантастическое, даже вчерашний ужин, - консервированную свинину и бобы, - Ричард объявил «самым бесподобным ужином, который он когда-либо ел!»

Входят Роберт Фоконбридж и Филипп, его побочный брат.

Я повторяю громче:



- Здесь был лев, Ричард. Он был прямо возле нашей палатки. Он мог ворваться внутрь.

(«Побочным братом» Шекспир именует незаконнорожденного, как вы и сами догадались).

Я хочу встревожить его, хочу, чтобы он сказал: «О, Боже, Милли, это серьезно».

– Вы кто такие? – вопрошает Иоанн, отрываясь от решения извечного вопроса: где взять денег?

Вместо этого он беззаботно кричит членам нашей группы, находящимся неподалеку:

Первым дает пояснения Филипп, которого Шекспир в дальнейшем именует не по имени, а Бастардом.

- Эй, посмотрите-ка сюда! Прошлой ночью у нас тут был лев!

– Я полагаю, что я – старший сын Роберта Фоконбриджа, «который в рыцари на поле битвы был Львиным Сердцем славно посвящен».

Первыми к нам заявляются две девушки из Кейптауна, чья палатка разбита по соседству с нашей. У Сильвии и Вивиан голландские фамилии, которые я не могу ни разобрать, ни произнести. Обеим чуть больше двадцати, загорелые длинноногие блондинки, и поначалу я с трудом их различала, пока, в конце концов, Сильвия раздраженно не огрызнулась:

В переводе Н. Рыковой[4] остается непонятным, к кому относится слово «который»: к отцу или к сыну. Кого король Ричард в рыцари-то посвящал? Придется смотреть в английский первоисточник.

- Мы не близняшки, Милли! Ты что, не видишь, у Вивиан голубые глаза, а у меня зеленые?



…and eldest son,
As I suppose, to Robert Faulconbridge —
A soldier by the honour-giving hand
Of Coeur-de-lion knighted in the field[5].



Когда девушки приседают на корточки подле меня, чтобы изучить отпечаток лапы, я замечаю, что пахнут они тоже по-разному. Вивиан-с-голубыми-глазами пахнет душистой травой, свежим, чистым ароматом юности. Сильвия пахнет цитронелловым⁵ лосьоном от комаров, который она всегда накладывает толстым слоем, потому что «ДЭТА»⁶ - это яд. Ты же об этом знаешь, ведь так?» Они присаживаются с двух сторон от меня, похожие на двух светловолосых богинь, и я не могу не заметить, как Ричард в очередной раз таращится на ложбинку между грудей Сильвии, которую так откровенно обнажает глубокий вырез ее майки. Для девушки, которая столь добросовестно натирается средством от комаров, она оставляет незащищенной слишком много кожи.

Судя по тире, в рыцари посвящали сына. Или все-таки отца? Давайте считать. Ричард Львиное Сердце был королем с 1189 по 1199 гг. В рыцари мальчиков посвящали лет в 15–16, иногда и раньше. Если предположить, что ритуал посвящения имел место в самый первый год правления Ричарда, то с того момента прошло самое большее 11–12 лет. Получается, этому рыцарю должно быть приблизительно лет 27 плюс-минус. Мог ли у молодого мужчины такого возраста быть взрослый сын? Разумеется, нет. Значит, речь точно идет не об отце, Роберте Фоконбридже-старшем, а о его сыне Филиппе Бастарде.

Разумеется, Эллиот быстро присоединяется к нам. Он никогда не отходит далеко от блондинок, с которыми познакомился лишь несколько недель назад в Кейптауне. Он привязался к ним, словно преданный щенок, надеющийся на кусочек внимания.

– Так, я понял. А ты кто? – обращается Иоанн ко второму просителю.

– Я сын и наследник того же Фоконбриджа, – отвечает Роберт-младший.

- Это свежий отпечаток? – спрашивает Эллиот с беспокойством. По крайней мере, хоть кто-то разделяет мое чувство тревоги.

– А вот теперь не понял, – озадаченно тянет король. – Он – старший сын, а наследник – ты? Как это может быть? Или у вас разные матери?

- Вчера я его не видел, - отвечает Ричард. – Должно быть, лев прошел здесь прошлой ночью. Представляю, каково это, выйти в туалет до кустиков и наткнуться на него.

– Нет, ваше величество, вот мать-то как раз у нас одна, – поясняет Бастард, – это всем известно. Думаю, что отец тоже один, но тут уж никто наверняка не скажет, кроме самой матери да Господа Бога. «А дети разве могут точно знать?»

Он завывает и хватает рукой Эллиота, который испуганно вздрагивает. Это заставляет Ричарда и блондинок рассмеяться, потому что Эллиот – всеобщий объект насмешек, дерганый американец, карманы которого топорщатся от влажных салфеток и спрея от насекомых, солнцезащитного крема и антисептика, лекарства от аллергии и йода в таблетках, и прочих всевозможных средств, помогающих остаться в живых.

– Грубый бесстыдник! Как ты можешь такое говорить о своей матери и позорить ее честь? – с негодованием взрывается Элеонора.

Я не присоединяюсь к их смеху.

– Кто, я? – удивляется Бастард, сделав «бровки домиком». – Ничего подобного я не делаю. А вот мой брат – да, именно он и хочет доказать, что мать меня с кем-то нагуляла и я незаконнорожденный. И если у него это получится, он откусит у меня не меньше пятисот фунтов дохода в год. Очень надеюсь, что Господь сохранит мне землю, а моей матери – честь.

- Кого-нибудь могли убить, - замечаю я.

Король Иоанн откровенно веселится.

- Но ведь на настоящем сафари все так и бывает, - беспечно произносит Сильвия. – Ты в буше, окруженный львами.

– Вот прямодушный малый! И на каком же основании твой младший брат требует наследство? Какие у него аргументы?

- Не похоже, что это был особо крупный лев, - говорит Вивиан, внимательно изучая след. – Может, самка, как считаете?

– Понятия не имею, – пожимает плечами Бастард. – Хочет получить землю, вот и клевещет, что я, дескать, незаконный. А кто же, кроме нашей матери, может точно знать, насколько мы оба законные сыновья? Вопрос, как говорится, открытый. Может, с ней и вправду потрудился надо мной кто-то посторонний, но уж потрудился он на славу: я получился ничуть не хуже братца. Посмотрите на нас, ваше величество, и сравните. Видите разницу? Если мы оба рождены от сэра Роберта и брат пошел в отца, то как же мне свезло-то, что я на него не похож!

- Самец или самка, они оба способны тебя убить, - отвечает Эллиот.

Сильвия игриво шлепает его по щеке.

Шуточка вышла слегка замысловатая и сальная, но король от души хохочет (Иоанн действительно обладал хорошим, хотя и крайне злым чувством юмора.)

- Ого. Ты боишься?

- Нет. Нет, я просто полагал, что Джонни преувеличивал, когда в первый день проводил с нами инструктаж. Оставайтесь в «Джипе». Оставайтесь в палатке. Или умрете.

– Ну ты даешь! Вот же отмочил!

- Если ты вообще не хотел рисковать, Эллиот, может тогда тебе лучше стоило сходить в зоопарк, - говорит Ричард, и блондинки смеются в ответ на его едкое замечание.

Элеонора внимательно разглядывает Бастарда.

– А он ведь чем-то похож на Львиное Сердце, – задумчиво произносит она, обращаясь к сыну. – И голос, и лицо, и сложение такое же мощное…

Слава Ричарду, альфа-самцу. Также как и герои, которых он описывает в своих романах, он - мужчина, который все держит под контролем и спасает ситуацию. Или думает, что спасает. Здесь, посреди дикой природы, на самом деле он - всего лишь очередной беспомощный житель Лондона, строящий из себя эксперта по выживанию. Это еще одна вещь, которая раздражает меня сегодняшним утром, не считая того, что я голодна, не выспалась, а теперь еще меня обнаружили комары. Комары всегда меня находят. Каждый раз, когда я выхожу наружу, для них словно раздается звон колокольчика, зовущий к ужину, и вот я уже хлопаю себя по шее и лицу.

– Да, – соглашается Иоанн, – я тоже все время смотрю на него и вижу Ричарда. Ну прямо вылитый!

Ричард зовет следопыта-африканца:

И обращается ко второму брату:

- Кларенс, иди сюда! Взгляни, кто прошлой ночью прошел через лагерь.

– Ну а теперь ты, младший, доказывай свои права.

Кларенс пьет кофе у костра вместе с мистером и миссис Мацунага. Теперь он подходит к нам, держа в руке оловянную чашку с кофе, и приседает, чтобы рассмотреть след.

Роберт, младший брат, начинает, как водится, издалека: мол, мой отец был связан с вашим старшим братом Ричардом Львиное Сердце верной службой…

- Он свежий, - заявляет Ричард, новоявленный эксперт по бушу. – Должно быть, лев был здесь прошлой ночью.

– Этими песнями ты землю себе не оттягаешь, – презрительно перебивает его Бастард. – Доказывай, что наша мать связалась с королем Ричардом!

Роберт приступает к изложению.

- Не лев, - возражает Кларенс. Он, прищурившись, смотрит на нас, его эбонитовое лицо лоснится в лучах утреннего солнца. – Леопард.

- Почему ты так уверен? Это всего лишь отпечаток одной лапы.

– Случилось так, что король послал отца на переговоры с германским королем, который в то время был императором Священной Римской империи, а сам немедленно поселился в нашем замке. Мне неловко рассказывать эти постыдные подробности, но от правды никуда не денешься. Мой отец и сам говорил, что в момент зачатия старшего ребенка их с матерью разделяло огромное расстояние, поэтому старший сын точно не от него. Не мог же младенец родиться на четырнадцать недель раньше срока! Отец настолько твердо был уверен, что старший ребенок – не его, что на смертном одре завещал все земли мне. Вот я и хочу, ваше величество, получить свое наследство согласно воле отца.

Кларенс рисует в воздухе след.

И снова что-то не сходится. Если Ричард Львиное Сердце закрутил роман с женой Фоконбриджа уже будучи королем, то случиться это могло никак не раньше 1189 года. Отводим положенные девять месяцев на беременность, прикидываем год рождения Бастарда, и что получаем? Что перед нами сейчас на сцене стоят два мальчика, одному из которых хорошо если 11 лет, а второй еще младше? Никак не выходит! Ох уж этот Шекспир… На самом деле Филипп де Фоконбридж родился, как указывают источники, около 1175–1180 года. Он действительно считается (хотя и не всеми) незаконнорожденным сыном Ричарда Львиное Сердце. Согласно Википедии, Ричард признал сына и даже в 1190 году благословил его брак. А вот имя матери в той же Википедии не указано, написано: «неизвестна». Так что юношей сейчас на сцене мы видим вполне уже взрослых, да вот только отцом Филиппа никак не мог быть «король Ричард»: ему в те годы еще долго предстояло ходить в роли всего лишь принца. И вряд ли этот принц мог отправить кого-то на переговоры к самому императору. Генрих Второй, отец Ричарда и Иоанна, не позволял сыновьям быть слишком самостоятельными и править в своих землях, и это его стремление до самого конца удержать в своих руках всю полноту власти стало причиной множества войн, которые вели сыновья и с отцом, и между собой.

- Видите, это передняя лапа. Форма круглая, как у леопарда. – Он поднимается и разглядывает землю. – И это единственное животное, которое охотится в одиночку. Да, это леопард.

Иоанн долго не размышляет, решение у него уже готово.

Мистер Мацунага делает фотографии следа своим гигантским «Никоном» с телевиком⁷, больше похожим на аппарат для космического запуска. Он и его жена носят одинаковые куртки-сафари⁸, брюки цвета хаки, шарфы из хлопка и широкополые шляпы. Их одежда совпадает до мельчайших деталей. Это заставляет меня задуматься: просыпаются ли они с утра с мыслью «а давай-ка сегодня рассмешим мир»?

– Твой брат рожден в законном браке, – говорит он Роберту, – значит, он считается законным сыном. Если твоя мать согрешила – ну что ж, бывает, дело житейское. Такое может случиться с любым женатым мужчиной. Если ребенок рожден в браке, отец не имеет права его отвергнуть и признать незаконнорожденным, а в остальном уж пусть с женой разбирается внутри семьи. Хотя я вполне допускаю, что твой брат рожден именно от короля Ричарда. Поэтому вот мое решение: пункт первый – твой старший брат рожден от моего брата Ричарда; пункт второй – твой брат является законным наследником твоего отца, поскольку он старший.

Когда солнце поднимается выше, стирая тени, так четко обрисовывающие контур лапы, остальные тоже принимаются делать снимки, сражаясь с резким светом. Даже Эллиот достает свою камеру, но я думаю, это лишь потому, что все остальные фотографируют, и ему не хочется быть белой вороной.

Роберт возмущен:

Я – единственная, кто не бежит за фотоаппаратом. Ричард сделает достаточно снимков для нас обоих, а он пользуется «Кэноном» той же марки, что и фотографы «Нэшнл Джиогрэфик»⁹! Я перехожу в тень, но даже здесь, укрывшись от солнца, чувствую, как из подмышек струйками стекает пот. Уже накатывает жара. В буше жарко каждый день.

– Неужели предсмертная воля моего отца ничего не значит?

– Ой, а много эта воля значила, когда меня зачали и родили? – ехидничает Бастард.

- Теперь понимаете, почему я говорю, чтобы ночью вы оставались в палатках? – спрашивает Джонни Постхумус.

Тут дело берет в свои руки Элеонора, которая видит, что поспешное непродуманное решение короля уже приводит к сваре, а в дальнейшем может породить и новых врагов Иоанна. Зачем же, отправляясь в военный поход, оставлять на родной земле зерна, которые легко могут перерасти в междоусобицу? А вот если братьев разделить и держать подальше друг от друга, пользы выйдет куда больше.

Наш гид по бушу подобрался так тихо, что я и не заметила, как он вернулся с реки. Я оборачиваюсь и вижу Джонни, стоящего позади меня. Постхумус - довольно мрачное имя¹⁰, но он сказал нам, что это достаточно распространенная фамилия среди африканеров¹¹, из которых он происходил. В его лице я отчетливо вижу черты его выносливых голландских предков. У него соломенного цвета волосы, голубые глаза и крепкие, дочерна загорелые ноги в шортах цвета хаки. Казалось, что его не беспокоили ни комары, ни жара: он не носил шляпу и не пользовался мазями или спреями от насекомых. Жизнь в Африке наградила его толстой кожей и иммунитетом против местных трудностей.

– Скажи-ка, дружок, кем ты хочешь быть? Хочешь получить земельные угодья, стать помещиком и протирать штаны за учетными книгами, весь в скуке и пыли? Или удостоиться высокой чести быть официально признанным потомком великого короля Ричарда?

- Она прошла здесь как раз перед рассветом, - поясняет Джонни и показывает на заросли у границы нашего лагеря. – Вышла из тех кустов, подошла к костру и уставилась на меня. Великолепная девочка, крупная и здоровая.

Филипп Бастард тут же начинает высмеивать внешние данные своего младшего брата: мол, если бы я был таким, как он, то отдал бы последний грош, последний клочок земли за то, «чтобы себе вернуть свое лицо!» Метафора не особо удачная, прямо скажем, но суть ясна: хочу быть тем, кем являюсь на самом деле.

Я поражена его спокойствием.

Элеонора такую позицию полностью одобряет.

- Вы на самом деле ее видели?

– Ты молодец! Ну как, готов отдать брату имение? Мы готовим поход на Францию, пойдешь с нами искать удачи?

- Я разводил костер для завтрака, когда она появилась.

- И что Вы сделали?

А Бастард-то совсем не глуп, он быстро понял, кто тут главный и на кого имеет смысл делать ставку. В переводе Н. Рыковой последняя реплика Элеоноры звучит так:



– Мы готовим
Поход на Францию – пойдешь за мной?



- Я сделал ровно то, что и вам следует сделать в подобной ситуации. Встал в полный рост. Дал ей хорошенько рассмотреть свое лицо. У животных, на которых они охотятся, таких как зебры и антилопы, глаза расположены по краям головы, а у хищника глаза всегда спереди. Всегда показывайте кошке свое лицо. Дайте ей увидеть, где расположены ваши глаза, и она поймет, что вы тоже хищники. Она дважды подумает, прежде чем напасть. – Джонни обводит взглядом всех семерых клиентов, которые платили ему за то, чтобы он сохранял им жизнь в этой глуши. – Помните это, ясно? Мы увидим больше диких кошек, когда пройдем глубже в буш. Если столкнетесь с одной из них, поднимитесь в полный рост и пытайтесь казаться большим. Смотрите прямо на них. И самое главное, не убегайте. Тогда у вас появится неплохой шанс выжить.

Обратите внимание: поход готовят «они», то есть король, его матушка-королева и многие военачальники, а идти Бастарду предлагается «за ней», а не «за ними». На самом деле это небольшая вольность переводчика. В английском оригинале Элеонора в этой реплике про «мы готовим поход» вообще не упоминает, она говорит: «Хочешь отдаться на милость судьбы, отказаться от земель (отдать ему свои земли) и идти за мной? Я солдат и сейчас собираюсь идти на Францию». Но тут уж действительно именно «за мной», а не «за нами». И на Францию собирается идти она, Элеонора, а не «мы».

- Вы стояли здесь лицом к лицу с леопардом, - замечает Ричард. – Почему Вы ее не использовали?



Wilt thou forsake thy fortune,
Bequeath thy land to him, and follow me?
I am a soldier and now bound to France.



Он показывает на винтовку, которая всегда перекинута через плечо Джонни. Тот качает головой.

В ответ на предложение королевы Бастард радостно восклицает:

- Я не стану стрелять в леопарда. Я не стану убивать ни одну большую кошку.



– Вперед, за счастьем! Брат, владей землей.
Полтысячи твоей достались роже,
А ей цена – пять пенсов, не дороже. —
За вами до могилы, госпожа!



- Но разве не для этого нужно оружие? Не для самозащиты?

Ну вот, не за королем он собрался идти, а за старой королевой. Понимает, что к чему, стало быть.

- В мире их осталось слишком мало. Это их земля, и мы на нее вторглись. Если бы на меня напал леопард, не думаю, что смог бы убить его. Даже ради спасения собственной жизни.

- Но к нам же это не относится? – Эллиот издает нервный смешок и оглядывается на нашу группу путешественников. – Вы бы застрелили леопарда, чтобы защитить нас, правда?

– За мной до могилы? Давай лучше ты пойдешь первым, – шутит Элеонора.

Джонни отвечает с иронической улыбкой.

– У нас, у деревенских, принято знатных людей пропускать вперед, – парирует Бастард.

- Посмотрим.

Тут Иоанн, кажется, вспоминает, что он все-таки король, а не статист.



– Как тебя зовут? – спрашивает он Бастарда.

К полудню мы собираем все пожитки и готовы ехать дальше. Джонни ведет машину, а Кларенс едет на сиденье следопыта, приделанном к передней части бампера. Мне оно кажется шатким насестом, ноги открыто болтаются снаружи, представляя собой легкую добычу для любого льва, который захочет его схватить. Но Джонни уверяет, что пока мы остаемся в автомобиле, нам ничего не угрожает, потому что хищники считают всех нас частью одного огромного животного. «Но стоит выйти из машины, и вы станете ужином. Всем понятно?»

– Филипп.

Да, сэр. Сообщение доставлено.

– Что ж, раз ты так похож на моего брата, короля Ричарда, то прими и его гордое имя. Преклони колени. Ты больше не Филипп. Отныне ты сэр Ричард, признанный Плантагенет!

Здесь совсем нет дорог, только трава слегка примята там, где прежде уже проезжали шины, спрессовав скудную почву. След от одного внедорожника оставляет вмятину на местности, которая держится несколько месяцев, говорит Джонни, но я не верю в то, что многие из них забираются так далеко в Дельту. Мы уже в трех днях езды от взлетно-посадочной площадки буша, откуда мы и отправились в путь, но до сих пор не видели ни одной машины в этой глухомани.

Дикая природа оказалась совсем не такой, как я себе представляла четыре месяца назад, сидя в нашей лондонской квартире, пока дождь брызгал в окна. Когда Ричард подозвал меня к своему компьютеру и показал сафари в Ботсване, которое он хотел забронировать на нашу годовщину, я увидела фотографии львов и бегемотов, носорогов и леопардов – животных, знакомых всем по зоопаркам и заповедникам. Вот так я все себе и представляла: гигантский зоопарк-сафари с комфортабельными домиками и дорогами. Как минимум, с дорогами. Согласно вебсайту, здесь был «кемпинг в буше», но я воображала себе прекрасные большие шатры с душем и туалетами. Мне и в голову не приходило, что я стану платить за возможность посидеть на корточках в кустиках.

И даже в такую торжественную минуту Бастард не может удержаться, чтобы не съязвить, обращаясь к брату:

– Слушай, нам обоим страшно повезло, что твой папаша, сэр Роберт, не принимал участия в моем зачатии! Ты получил свое наследство, а я – высокую честь.

Ричард не против проживания без удобств. Он в восторге от Африки, в еще большем восторге, чем от горы Килиманджаро, и пока мы едем, его фотоаппарат беспрестанно щелкает. Позади нас Ричарду щелчок за щелчком вторит камера мистера Мацунаги, но с объективом побольше. Ричард не хочет этого признавать, но он завидует, и когда мы вернемся в Лондон, он, скорее всего, сразу примется искать в Интернете стоимость снаряжения мистера Мацунаги. Вот как сражаются современные мужчины, не копьем и мечом, а кредитными картами. Моя платина бьет твое золото. Бедняга Эллиот со своей бесполой «Минолтой» выбывает из этой гонки, но не думаю, что его это заботит, потому что он снова пристроился на заднем сиденье с Вивиан и Сильвией. Я бросаю взгляд на них троих, мельком отметив решительное лицо миссис Мацунага. Еще одна безотказная подружка. Уверена, что сидение в кустиках явно было не ее идеей.

Элеоноре новообретенный внучок нравится все больше.

- Львы! Львы! – кричит Ричард. – Вон там!



– Вот остроумие Плантагенета!
Тебе я бабка, Ричард, помни это.



Камеры щелкают быстрее, когда мы подъезжаем так близко, что я могу разглядеть черных мух, облепивших бок самца. Неподалеку находятся три самки, развалившиеся в тени дерева. Внезапно позади меня раздаются возгласы на японском, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть мистера Мацунагу, вскочившего на ноги. Жена вцепилась в его куртку-сафари, отчаянно пытаясь не дать ему выскочить из машины, стремясь сделать снимки получше.

В ответ Бастард произносит короткий, но очень яркий монолог, суть которого сводится к следующему: неважно, каким путем достигается цель, если она в итоге все-таки достигается. Главное – быть самим собой и не терять права быть таким, каков ты есть.

- Сядьте. Опуститесь! – в голосе Джонни звучит сталь, которую не смог бы проигнорировать ни человек, ни зверь. – Сейчас же!



– Как ты ни взял – а приз отныне твой;
Как ни стрелял – задета цель твоя.
Кем ни рожден, а я уж верно Я!



Мистер Мацануга мгновенно падает назад на свое место. Кажется, вздрогнули даже львы, которые уставились на механического монстра с восемнадцатью руками.

– Иди, Фоконбридж, владей землей по воле короля Иоанна Безземельного, – говорит король. – Сэр Ричард, за мной! Матушка, нам пора заняться французской кампанией.

- Помните, о чем я Вам говорил, Исао? – ругает его Джонни. – Если выйдете из этой машины, умрете.

Бастард искренне желает счастья своему младшему брату.

- Я переволновался. Я забыл, - бормочет мистер Мацунага, виновато склонив голову.



- Послушайте, я всего лишь стараюсь уберечь вас. - Джонни делает глубокий вдох и тихо произносит: - Простите за то, что накричал. Но в прошлом году мой коллега поехал на сафари с двумя клиентами. Прежде, чем он успел их остановить, они оба выскочили из внедорожника, чтобы сделать фотографии. Львы схватили их в мгновение ока.

Уходят все, кроме Бастарда.

- Вы имеете в виду… они убили их? – спрашивает Эллиот.



- Это то, что львы запрограммированы делать, Эллиот. Так что, наслаждайтесь видом, на здоровье, но внутри машины, договорились?

Далее следует длинный монолог Бастарда, язвительный и слегка циничный. Юноше придется привыкать к своему новому статусу, он же теперь не просто так, а настоящий «сэр». Он любую девушку может превратить в леди, женившись на ней. Можно ходить задрав нос, не обращать внимания на тех, кто ниже рангом, и даже не помнить их имен. Придется «обычай круга знатного усвоить», поскольку общество тебя оттолкнет, если не будешь соответствовать. «Боюсь, что мне, пожалуй, не суметь…» – самокритично рассуждает Бастард. Ведь нужно перенять не только манеры и правила поведения, но и научиться «источать сладчайший яд из сердца, из души». Что ж, надо будет – он научится и этому, но не для того, чтобы обманывать других, а исключительно чтобы самому не пасть жертвой обмана и лживой лести и облегчить себе существование в свете.

– О! А что это за всадница скачет? – удивляется он. – И почему одна, без сопровождения?

Джонни издает смешок, чтобы снять напряжение, но мы все еще напуганы, - группа непослушных детей, которые внезапно стали дисциплинированными. Теперь щелчки фотокамер вызывают противоречивые чувства, эти снимки маскируют наш дискомфорт. Мы все в шоке от того, как Джонни накинулся на мистера Мацунагу. Я разглядываю спину Джонни, которая находится прямо передо мной, вены на его шее вздулись, словно толстые побеги лозы. Он снова запускает двигатель. Мы покидаем львов и направляемся к месту нашей следующей стоянки.





Входят леди Фоконбридж и Джемс Герни.



На закате приходит время для выпивки. Разбив пять палаток и разведя костер, следопыт Кларенс открывает алюминиевый ящик с алкоголем, который весь день грохотал в задней части грузовика, и расставляет бутылки с джином и виски, водкой и «Амарулой». Последний я особенно любила – сладкий сливочный ликер из плодов африканского дерева марула¹². На вкус он был как тысяча пьяных калорий кофе и шоколада, как то, что ребенок глотнул бы тайком, пока его мать отвернулась. Кларенс подмигивает мне, словно непослушному ребенку, протягивая стакан, потому что все остальные потягивают взрослые напитки вроде теплого джина с тоником или чистого виски. Это та часть дня, когда я думаю: «Да, хорошо быть в Африке». Когда все трудности этого дня, насекомые и напряженность между мной и Ричардом растворяются в приятной хмельной дымке, я усаживаюсь на складной стул и наблюдаю за тем, как садится солнце. За тем, как Кларенс готовит незамысловатый ужин из тушенки, хлеба и фруктов, а Джонни натягивает проволоку с колокольчиками вокруг периметра, которая предупредит нас, если кто-то забредет в лагерь. Я замечаю, как силуэт Джонни, двигающийся против закатного солнца, внезапно поднимает голову, словно принюхиваясь и впитывая тысячи запахов, о которых я даже не подозреваю. Он словно еще одно создание буша, так органично вписывающееся в это дикое место, что я почти ожидаю, что он откроет рот и заревет как лев.

Про леди Фоконбридж и так все ясно, это мать Бастарда и его младшего брата. А Джемс Герни – просто слуга.

– Да это же матушка! – радостно восклицает Бастард. – Приветствую! А что случилось? Для чего вы так спешите ко двору?

Я поворачиваюсь к Кларенсу, который помешивает в котелке бурлящее рагу.

– Где твой брат? – грозно вопрошает леди Фоконбридж. – Где этот негодяй, который повсюду позорит мою честь?

- Давно Вы работаете с Джонни? – спрашиваю я.

– Брат? – ерничает Бастард. – Это кто, Роберт, что ли? Законный сын сэра Роберта?

- С Джонни? Первый раз.

Мать возмущена.

– Ты что себе позволяешь? Вы оба – законные сыновья сэра Роберта.

Бастард просит Джемса Герни выйти на минутку.

- И прежде Вы никогда не были его следопытом?

– Конечно, господин Филипп, – отвечает Герни.

Кларенс энергично посыпает перцем рагу.

– Какой на фиг Филипп? Ох, Джемс, тут такие дела пошли… Ладно, иди, я тебе потом расскажу.

- Мой кузен – следопыт Джонни. Но на этой неделе Абрахам поехал на похороны в свою деревню. Он попросил меня заменить его.

- А что Абрахам говорит о Джонни?

Герни уходит, и Бастард начинает приставать к матери с вопросом: а кто мой папа?

Кларенс усмехается, его белые зубы сверкают в сумерках.

– Мать, ясно же как божий день, что я не сын Фоконбриджа! Ты вспомни, каким он был, и посмотри, каков я. «Ну мог ли он такого породить? Мы знаем, как и что он мог». Так кого же, матушка, мне благодарить за богатырскую стать и мощные мускулы?

- О, мой кузен рассказывает о нем множество историй. Множество. Он считает, что Джонни следовало бы родиться шангааном¹³, потому что он такой же, как мы. Только белолицый.

Вопрос, конечно, хороший. Правильный. А главное – своевременный. А что, нельзя было задать его раньше, как только возникли какие-то сомнения? Сомнения-то возникли явно не сегодня, ведь отец уже умер, и ситуация с наследством давняя, и различия во внешнем виде братьев бросаются в глаза, недаром же Бастард постоянно издевается над Робертом, акцентируя внимание на том, что он тощий и невысокий. Почему Филипп только сейчас спрашивает у матери, кто был его отцом? Понятно, что для драматического эффекта. Но с жизненной логикой как-то плоховато.

- Шангааном? Это Ваше племя?

– Ах вот как ты заговорил? С братом спелся? Ты должен защищать мою честь ради своего же блага, а ты что творишь?

Он кивает.

– Да ладно тебе, мам! Уже всем и так понятно, что я не сын Фоконбриджа. Я официально признал свое рождение незаконным, отказался от притязаний на наследство. Но все-таки от кого ты меня родила – мне непонятно. Скажи хоть, он был приличный человек?

- Мы пришли из провинции Лимпопо. Из Южной Африки.

– Ты отрекся от рода Фоконбриджей? – в ужасе переспрашивает леди.

- Так вот на каком языке вы с ним иногда разговариваете?

– Отрекся, – подтверждает ее сын.

Он издает виноватый смешок.

Ну, коль так, – отпираться дальше бессмысленно, и леди признается, что действительно закрутила любовь с Ричардом Львиное Сердце.

- Когда мы не хотим, чтобы вы знали, о чем мы говорим.

– Он так долго и так красиво ухаживал, что я не выдержала и пустила его на супружеское ложе. Пусть Бог простит мне этот грех, я проявила слабость, – кается она.