Шестнадцать километров. Кальхаун стал шарить в эфире в поисках признаков человеческой деятельности. Но в электромагнитном диапазоне все было тихо, лишь потрескивали разряды электромагнитной бури, бушевавшей где-то вдали. В восьми километрах от поверхности он по показаниям радара определил, что буквально продирается сквозь горный массив. Кальхаун повернул корабль так, чтобы еще раз сбросить скорость, и начал тормозить с помощью реактивного двигателя.

Вытянулись тонкие огненные струйки невероятной длины. Контролируя спуск через иллюминатор, он слегка отклонял быстро и с грохотом опускавшийся корабль до тех пор, пока тот ровно не завис над откосом горы, покрытым деревьями. Звездолет находился уже совсем близко к поверхности.

Кальхаун совершил посадку на склоне горы, высветив его бледно-голубым сиянием вырвавшегося из сопел пламени. Он выбрал место контакта, ориентируясь по ровной шапке деревьев, которая свидетельствовала о том, что под ней — нечто вроде плоскогорья. К этому времени Мургатройд совсем обезумел от боли, но Кальхаун все еще не мог оторваться от сложнейшего маневра, чтобы прийти ему на помощь и освободить хвост. Наконец ему удалось мягко посадить корабль, максимально сохранив вертикальное положение корпуса.

Тем самым было продемонстрировано если не абсолютное, то близкое к тому мастерство пилотажа. Кальхаун виртуозно ввел «Эскулап 20» в выжженный им среди чудовищных деревьев туннель. Благодаря большой скорости истечения струек пламени они не разошлись веером при соприкосновении с поверхностью, а прожгли ее, проделав еще одну скважину, на сей раз в гумусе, глинистом слое почвы и в скальных породах. Когда корабль замер, скалы разогрелись до жидкообразного состояния на добрых два десятка километров в глубину. Воцарившуюся тишину нарушил только один слабый звук — сорванная огненным вихрем ветка дерева нехотя при своем падении царапнула корпус корабля.

Кальхаун выключил реактивный двигатель. Космолет слегка пошатнулся. Было слышно, как он что-то подминал под себя, но затем прочно стабилизировался на выпущенных стойках.

— Вот теперь можно заняться и тобой, Мургатройд, — облегченно вздохнул Кальхаун.

Он врубил внешние микрофоны, намного более чувствительные, чем человеческое ухо. Ни на секунду не прекращался и поиск в эфире, но там, кроме треска от разрядов дальней грозы, по-прежнему ничего не было слышно.

Снаружи доносилась завывание ветра на вершинах ближайших гор и почти оглушающий шелест листвы. Сквозь этот гул прорывалась хаотичная смесь других звуков: трели, уханье, карканье, хрюканье — одним словом, шум и гам местной фауны. Они действовали на него как-то по-особому умиротворяюще. Кальхаун отрегулировал звучание до уровня фона, и они превратились в концерт ночных тварей, который всегда воспринимается человеческим существом как выражение полнейшего спокойствия и благополучия.

Кальхаун взглянул на фотографии города, полученные съемкой через телескоп. Типичная столица колонии, строительство которой, насколько ему было известно, началось два года назад с задачей принять поселенцев с планеты Деттра-2. Вот и место, где размещалась та самая энергорешетка, с помощью которой его пытались уничтожить, швыряя звездолет в космосе так, что тот легко мог развалиться на части, и забавлялись с ним словно с крысой, которую треплет собака. Город, который вынудил Кальхауна спускаться с задраенными иллюминаторами, делать вид, будто корабль сильно поврежден изнутри, и жертвовать своими резервами энергии в несколько сот миллионов киловатт-часов. Наконец, средоточие того, что сделало для него невозможным возвращение обратно в Медуправление.

Он внимательно всмотрелся в эти исключительно четкие снимки. Видны были самые мельчайшие детали: узор дорог, скопление жилых массивов, пышные парки между зданиями. Наконец, сама энергорешетка — сооружение из стальных балок высотой в восемьсот метров и вдвое больше в диаметре.

Но на улицах почему-то не было ни людей, ни машин. На крышах зданий не стояли вертолеты или какие-нибудь другие летательные аппараты, которые свидетельствовали бы о движении в воздушном пространстве столицы…

Получалось, что город либо опустел, либо вообще никогда не заселялся. В то же время не отмечалось никаких признаков разрушений. Дома стояли в целости и сохранности, не было видно никаких следов паники или бедствия. Дороги не поросли травой. Просто город был пуст. Или мертв.

Тем не менее кто-то в нем пытался, причем с чудовищной жестокостью и весьма эффективно, уничтожить медкорабль.

Кальхаун вновь в изумлении поднял брови и посмотрел на Мургатройда.

— Так что же все-таки случилось? — обратился он к тормалю. — У тебя, есть на этот счет мнение?

«Чи!» — пискнул Мургатройд.

Глава вторая

Конечная цель предполагаемого действия человека всегда есть достижение желанного для него. субъективного опыта. Но добиться этого хотят равно как в плане интенсивности, так и с точки зрения продолжительности. Стремление личности к различным степеням интенсивности опыта можно рассчитать достаточно быстро. Однако для оценки вероятности конкретного действия конкретного человека необходимо учитывать и стремление обеспечить различную степень продолжительности. Модификация желанности ожидаемой продолжительности зависит от чувства времени индивида, остроты его ума и точности. Измерение чувства времени. Фицджеральд. Вероятность и поведение человека
Обработанные поля, мертвого человека и прочие интересные вещи Кальхаун обнаружил позже, когда покинул корабль. Пока же он находился на борту, существовали лишь обстоятельства, вызывавшие у него недоумение. Так, утро первого дня пребывания на планете он провел, внимательно прослушивая весь спектр радиосвязи. Сигналов, порожденных человеком и его деятельностью, он не зафиксировал. Это доказывало, что жителей на Мэрис III вроде бы не было. Однако в середине утра внешние микрофоны зафиксировали рев реактивных двигателей. Кальхаун взглянул в небо и отметил тонкий, белый на голубом фоне, инверсионный след ракеты. Это означало, что она летела в атмосфере. Как, впрочем, и то, что кто-то делал с нее фотосъемку в целях обнаружения кратера, который должен был остаться на поверхности после падения медкорабля.

Таким образом, сам факт попытки отыскать его говорил в пользу обитаемости планеты, хотя полное молчание в радиодиапазоне противоречило этому. Отсутствие в городе движения транспорта свидетельствовало о том, что он был пуст или мертв, но в то же время люди там были, так как кто-то же ведь ответил на запрос Кальхауна о посадке, а позднее, когда он себя идентифицировал, попытался его убить. Стремиться уничтожить медкорабль мог лишь тот, кто не желал проведения на Мэрис III санитарно-эпидемиологической инспекции. А это автоматически означало, что в этом мире создалось положение, о котором Медслужба была обязана знать. Однако подобная ситуация здесь просто была немыслима.

Столь большому числу противоречий не было никакого логического объяснения. Цивилизованные люди поступают либо так, либо иначе. На этой планете могли проживать только цивилизованные люди, но они действовали и не так, и не иначе. Следовательно… и опять начиналась полная неразбериха.

Кальхаун надиктовал отчет о всех происшедших до этого момента событиях на аварийный автоответчик корабля. Теперь, если кто-то запросит его из космоса, он получит все эти сведения, а также сообщение о намеченном им плане действий. Он тщательно отключил все еще продолжавшие функционировать системы жизнеобеспечения для того, чтобы корабль не смогли обнаружить по исходящим от него излучениям, затем, взяв в дорогу все необходимое, вместе с Мургатройдом покинул корабль. Видимо, излишне будет уточнять, что направился он именно в город, где таилась разгадка сути проблемы, какой бы она ни была.

Кальхаун отвык ходить пешком, хотя в конечном счете это оказалось не таким уж и трудным делом. Растительность, как выяснилось, была ему немного знакома. Дело в том, что Мэрис III являлась планетой земного типа и обращалась вокруг звезды, аналогичной Солнцу. Поэтому в силу схожих условий — гравитации, воздуха, света, почв и температурных перепадов — на ней вполне естественно развились близкие к земным организмы. Кальхаун отметил, например, наличие как стелившихся по поверхности, так и более высоких растений, то есть нечто вроде земных травы, деревьев и подлеска. Аналогично обстояло дело, видимо, и с фауной. Для разного типа животных имелись соответствующие экологические ниши, к которым они соответственно приспособились.

Поэтому обстановка на Мэрис III не имела какого-то экзотического «внеземного» вида. Скорее она напоминала малознакомую часть известной планеты, нежели абсолютно неведомый мир. И все же имелись отдельные странные отличия. Например, травоядное животное без ног и передвигавшееся, как змея. Или существо размером с голубя, но с крыльями из чешуек, тонких как волокна и переливавшихся всеми цветами радуги. Были и такие представители животного мира, которые, судя по всему, жили в причудливом единении друг с другом. Кальхауну захотелось выяснить, действительно ли это симбиоз или же просто неразличимые формы одного и того же организма, как это бывает, например, с мужскими и женскими особями светлячков на Земле.

Эти наблюдения не мешали Кальхауну передвигаться к городу. Он не мог терять время, занимаясь биологией. В первый день пути ему удалось раздобыть пищу, сэкономив тем самым часть взятых с собой припасов. В этом ему помог Мургатройд. Небольшая зверушка тормаль занимала особое место в человеческом обществе. Его отличало дружелюбие, он с увлечением подражал людям, имел очень тонкую и устойчивую психику. Но кроме того, тормаль был еще и полезен. Когда Кальхаун пробирался через заросли с причудливо закрученными листьями, которые, пожалуй, и на листья-то мало чем были похожи, Мургатройд с важным видом шел рядом, имитируя его походку. Время от времени он становился на четыре лапы и что-то внимательно изучал. Но уже спустя несколько секунд неизменно вновь присоединялся к Кальхауну.

В один из таких моментов путешественник заметил, что тормаль, сломав веточку какого-то совсем неаппетитного на вид кустика, пожевал ее и, смакуя, проглотил. Кальхаун запомнил это растение. В подходящий момент он также отломил от него небольшой отросток и привязал его к коже близ локтя. Не обнаружив по прошествии нескольких минут никаких признаков аллергии, он попробовал его на язык. Тот знакомо пах папоротником и по вкусу напоминал какой-то фрукт. Итак, это растение вполне годилось в пищу, как шпинат или спаржа. Не будучи очень питательным, оно, однако, создавало ощущение сытости.

Чуть позже Мургатройд стал внимательно изучать один из плодов, весьма привлекательный на вид и висевший так низко, что тормаль смог сам до него дотянуться. Он обнюхал его вблизи, а затем попятился. Кальхаун взял на заметку и это растение. Отряд зверушек типа Мургатройда был специально отобран в лабораториях Управления, поскольку они обладали рядом исключительно ценных качеств. Одно из них — крайняя чувствительность желудка. Но это было лишь одним из достоинств тормалей. Их обмен веществ был очень близок к человеческому. Если он съедал что-либо без болезненных последствий, то было более чем вероятно, что это подходило и для человека. И наоборот. Но главная его ценность намного превышала эту способность определять съедобность тех или иных сомнительных продуктов.

Остановившись на первый ночной привал, Кальхаун развел костер из растения, напоминавшего по форме кактус и сочившегося маслянистой жидкостью. Он обнес костер небольшой земляной насыпью, не давая тем самым пламени перекинуться на соседние участки. Сооружение весьма напоминало нагревательную часть электронной печки. Все это выглядело как довольно необычная иллюстрация тезиса о том, что человеческий прогресс не принес ничего принципиально нового, сведясь в сущности к повышению комфортности достаточно примитивных вещей и к удобству пользования ими. В отблесках этого, круглой формы, костра Кальхаун смог даже немного почитать. Но света явно не хватало, и в конце концов медика стало клонить ко сну. В Медслужбе успехов не добьешься, если не будешь разбираться в тонкостях поведения человека. Это помогало давать точную оценку как жалобам больных, так и разглагольствованиям чиновников. Он взглянул на Мургатройда, который с серьезным видом подражал ему, «читая» листок удивительно прямоугольной формы.

— Мургатройд, — обратился к нему Кальхаун, — ты, вероятно, истолковываешь все звуки, исходя из своего субъективного опыта. Это достаточно опасно. Тем не менее если ночью услышишь, что приближается некто достаточно крупных размеров, надеюсь, что ты поднимешь тревогу. Заранее тебя благодарю.

Мургатройд важно пискнул: «Чи!»

И Кальхаун, отвернувшись, заснул.

На следующий день, где-то в середине утра, он встретил обработанное поле. Было очевидно, что его вспахали и засеяли, имея в виду колонистов, которые, как ожидалось, должны были вскоре осесть в отстроенном городе. Кальхаун внимательно осмотрел знакомые земные растения в надежде установить, с каких пор за полем перестали ухаживать. Во время этого осмотра он и обнаружил труп человека.

Тот явно умер недавно, и Кальхаун, прежде чем делать выводы технического порядка о том, как и когда это случилось, настроился на решение задачи сначала с чисто медицинской точки зрения. Судя по всему, человек умер от голода. Он был чудовищно истощен и явно не имел отношения к этому обработанному и расположенному далеко от города полю. Его одежда свидетельствовала о том, что человек был зажиточным горожанином. То обстоятельство, что он носил драгоценности, говорило о его профессии и социальном положении больше, чем находившиеся при нем другие вещи. В карманах Кальхаун обнаружил деньги, ручку и записную книжку, бумажник с фотографиями и личными документами, а также ряд других предметов, которые люди обычно носят с собой. Этот человек был чиновником одной из городских служб. И никак не должен был умереть с голоду.

И вообще, о каком голоде могла идти речь здесь, на поле! Кругом зеленела высокорослая сладкая кукуруза, початки уже созрели. Нет. он никак не мог умереть с голоду! Недалеко валялись несъедобные части по меньшей мере двух дюжин початков сладкой кукурузы, их явно употребляли в пищу всего несколько дней назад, а один початок так и остался недоеденным. Если бы желудок умершего человека не смог переварить съеденную кукурузу, то это сразу же было бы видно по вздувшемуся животу. Но этого не наблюдалось. Значит, он съел кукурузу, она нормально переварилась у него в желудке, и тем не менее он умер, и в основном от голода,

Кальхаун наморщил лоб.

— Твое мнение об этих початках, Мургатройд? — спросил он.

Протянув руку, Кальхаун сорвал один из них длиной чуть ли не в полметра, очистил, и стали видны зерна, нежные и очень аппетитные на вид. Медик протянул початок Мургатройду.

Малыш-тормаль немедленно схватил его передними лапками и с удовольствием стал уплетать за обе щеки.

— Если с ним ничего не случится, значит, человек умер не от того, что ел кукурузу, — задумчиво сказал Кальхаун. — Но если он ее съел, а это, видимо, так и есть, значит, умер не от голода. И тем не менее погиб именно от этого.

Он выжидал. Мургатройд вылущил громадный початок до последнего зернышка. Его пушистый животик несколько округлился. Кальхаун протянул ему вторую порцию, и тот с видимым удовлетворением вновь принялся за еду.

«3а всю историю тормалей, — рассуждал Кальхаун — еще никому не удалось ни одного из них отравить, поскольку их пищеварительный тракт обладает свойством качественно анализировать пищу и немедленно реагировать на все, что способно принести организму вред. Если бы эта кукуруза была несъедобной, то к этому моменту его наверняка бы вырвало».

Однако Мургатройд, казалось, вот-вот лопнет от съеденных початков. Он с заметной грустью оставил во втором из них несколько зерен, поудобнее устроился на земле и начал накручивать усы с левой стороны, облизывая их до полного блеска. То же самое он проделал с усами справа. В состоянии полного комфорта он удовлетворенно заметил: «Чи!»

— Итак, все ясно, — промолвил Кальхаун. — Этот человек умер не от голода. Мне становится уже тошно от этой головоломки!

В рюкзаке у Кальхауна, естественно, находилась небольшая переносная лаборатория. Она была до смешного миниатюрной по размерам, а приборы и инструменты вообще крохотными. Но в практической работе на медкорабле техника микроанализа была нормальных размеров. Теперь Кальхауну было необходимо сделать срез ткани трупа, чтобы путем его анализа получить необходимую информацию. Проделав это, он, как смог, захоронил умершего и снова пустился в путь по направлению к городу.

Прошло почти полчаса, прежде чем он снова заговорил. Мургатройд шел за ним следом, опираясь из-за тяжести набитого кукурузой живота на все четыре лапки. Когда позади осталось около двух километров, Кальхаун остановился и серьезным тоном заявил:

— Посмотрим, как ты себя чувствуешь, Мургатройд.

Он проверил его пульс, послушал дыхание, смерил температуру. Проанализировал образец воздуха, который выдыхал тормаль, используя возможности лаборатории для установления базового метаболизма. Малыш давно привык к подобному обращению и все процедуры переносил спокойно. Анализ всего комплекса данных показал, что здоровье Мургатройда было отменным.

— И тем не менее, — в гневе воскликнул Кальхаун, — тот человек умер от голода! В образце его ткани практически не было никаких признаков жира! Он добрался до места, где мы его нашли, с достаточным запасом сил, чтобы принимать пищу, и остался там явно из-за нее. Поел, переварил и умер от голода. В чем дело?

Мургатройд заметался, как будто чувствовал себя виноватым, поскольку в тоне Кальхауна слышались обвинительные нотки. Он тихонько свистнул: «Чи!» — и затем умоляюще взглянул на Кальхауна.

— Я не сержусь на тебя, — успокоил его медик, — но черт побери…

Он сложил оборудование своей Мини-лаборатории в рюкзак, где помимо нее находился еще примерно недельный запас пищи на двоих.

— В путь! — произнес он с горечью, однако спустя десять минут опять остановился. — Почему же он все-таки умер от голода? Может быть, он просто перестал есть?

«Чи!» — убежденно подтвердил правильность его анализа Мургатройд.

Кальхаун что-то проворчал и зашагал дальше. Человек умер не от болезни, во всяком случае, не непосредственно от нее. Анализ тканей показал, что смерть наступила не в результате того, что отказал какой-то орган тела. А не сломался ли сам организм, человек в целом, перестав осуществлять необходимые для жизни функции? Взял да и потерял всякое желание есть?

Гипотеза казалась малоубедительной.

— Это был горожанин, — рассуждал Кальхаун, — а мы находимся довольно далеко от города. В любом случае непонятно, что он тут делал?

Итак, горожанин, найденный мертвым в глухом сельском месте, наверно, каким-то образом заблудился. Но если это так, то не было сомнений в том, что уж еды-то ему во всяком случае хватало.

— Жил в городе, — недоумевал Кальхаун, — а ушел из него. Столица почти полностью пуста. В ней находятся только люди, которые хотели нас уничтожить. Поселение это новое. Поэтому сначала требовалось построить жилье, обработать и засеять поля, и только уж потом сюда должны были прибыть поселенцы с Деттры-2. Итак, город возведен, тюля обработаны и засеяны. Где же люди?

Нахмурившись, он задумчиво смотрел под ноги. Мургатройд тоже попытался принять сердитый вид, но без особого успеха.

— Так где же ответ, Мургатройд? Может быть, он покинул город из-за болезни? Или его выдворили оттуда?

«Чи», - не очень убежденно заметил Мургатройд.

— И я не знаю, — признался Кальхаун. — Что заставило его уйти из столицы? Что побудило его перестать принимать пищу? Почему он умер?

Мургатройд внимательно изучал какое-то растеньице, но пришел к выводу, что оно никакого интереса не представляло, и вернулся к Кальхауну.

— Его не убили, — продолжал рассуждать Кальхаун, — но зато кто-то пытался уничтожить нас, и этот некто находится сейчас в городе. Почему им взбрело в голову попытаться расправиться с нами? Почему они набросились именно на медкорабль? Почему они не хотели, чтобы Мед служба узнала, что здесь явная эпидемия? Смех, да и только!

«Чи!» — согласился Мургатройд.

— Мне не нравится то, как все это выглядит, — подытожил Кальхаун. — Например, в любой экологической системе всегда есть животные, поедающие падаль. И уж по меньшей мере некоторые из них летают. Но тогда, если бы город был полон трупов, мы бы их быстренько приметили. А мы и признаков стервятников не отмечаем. С другой стороны, если бы в городе жили люди и там бы свирепствовала эпидемия, то они бы встретили медкорабль с распростертыми объятиями. Но найденный нами мертвым человек не покинул город по какой-то естественной причине, как и не умер естественным образом. Итак, у нас получается следующее: опустевший город, непостижимая смерть и еще менее понятная попытка разделаться с нами! Что все это значит, Мургатройд, я тебя спрашиваю?

Мургатройд схватил руку Кальхауна и потянул за нее. Он был огорчен. Кальхаун продолжал говорить, замедляя шаги.

— В природе не существует парадоксов, — мрачно заявил он. — Все явления, происходящие естественным путем, никогда не противоречат друг другу. Проблемы такого рода возникают только тогда, когда люди пытаются поступать таким образом, когда одно действие не соответствует другому. Например, бороться с эпидемией и пытаться уничтожить медкорабль, если в данном случае дело обстоит именно таким образом. Или же жить в городе и не появляться на его улицах, если опять же мы столкнулись с подобной ситуацией. Или же умереть с голоду, когда пищеварительный тракт в порядке, а еда на расстоянии вытянутой руки. Ведь все произошло именно так! В космопорте сработали грязно, Мургатройд. Я чувствую, что здесь за каждым углом притаилось что-то мерзкое, малыш. Будь повнимательнее.

«Чи!» — одобрил Мургатройд.

Кальхаун теперь шел быстрым шагом, и тормаль, отпустив его руку, двигался впереди в роли дозорного.

Кальхаун перевалил вершину округлого холма, а впереди по курсу их движения возникла новая череда холмов.

Через час они уже достигли гребня самого отдаленного из них. Эти холмы в пятьсот-шестьсот метров высотой были остатками древней горной гряды. Кальхаун остановился на вершине. И место, и момент располагали к тому, чтобы оглядеться вокруг и оценить обстановку. Прямо перед ним на многие километры расстилалась слегка волнистая местность. На горизонте голубизной отсвечивало море. Немного левее космонавт увидел что-то белое и блестящее. Он чертыхнулся.

Это была столица Мэрис III. Город, построенный для поселенцев с Деттры-2, чтобы разрядить там демографическую обстановку. Его задумали как ядро нового мира, великолепного, красивого, высокоцивилизованного, который в будущем, несомненно, вошел бы в состав уже освоенных человечеством планет. Предполагалось, что с самого начала здесь должны будут проживать сотни тысяч человек. Вокруг города виднелись обработанные поля, а его воздушное пространство должно было сейчас кишеть летательными аппаратами жителей.

Кальхаун наблюдал за столицей в бинокль высокой кратности. Воссоздаваемая им картина была несравнима с той, что давали фотографии, сделанные из космоса через электронный телескоп, и все же Кальхаун смог заметить немало нового и интересного. Город был превосходно построен. Он не подвергся никаким разрушениям и был абсолютно нов, но без малейших признаков жизни. Он не казался вымершим, скорее выглядел как замороженный. Пусто в небе. Пусто на дорогах. Прямо перед Кальхауном уходило вдаль прямое, как стрела, шоссе. Если бы по нему двигались машины, он заметил бы, по крайней мере, перемещавшиеся цветные пятнышки. Их не было.

Кальхаун сжал зубы и начал осматривать местность вокруг холма. Он ясно видел зоны, в которых на многих квадратных километрах была распахана почва, хотя добиться этого было не так-то просто. Сначала следовало расчистить почву тракторами, затем на участок запускались большие машины-стерилизаторы, которые прочесывали его во всех направлениях, уничтожая все семена и корни местных сортов и даже бактерии. Потом почву следовало «насытить» культурами микроскопических организмов, которые поглощали азот, выделяли фосфор и жили обычно в симбиозе с земными растениями. Те в свою очередь проходили предварительные испытания на предмет определения их способности выдержать конкуренцию местной бактериологической среды, и только после этого поля засевались или засаживались деревьями.

Здесь именно так все и происходило. Кальхаун отметил тот самый зеленый, не поддающийся никакой имитации цвет, который человек узнает сразу. То были растения, чьи далекие предки развились на Земле, а затем перекочевали вместе с ее сыновьями со старой планеты на половину освоенной Галактики.

— Видна особая тщательность в обработке полей, которая доказывает, что этим занимались добросовестные люди, — пришел к выводу Кальхаун после длительного изучения угодий в бинокль. — Вот они, прямо передо мной, очень тщательно обработанные поля. Однако вполне очевидно, что уже несколько недель ими никто не занимается, хотя урожай на вид неплохой. Если город закончил строительство и с часу на час ожидается прибытие поселенцев, то должны быть люди, которым поручено следить за состоянием сельского хозяйства до тех пор, пока не появятся первые колонисты. Но до них явно никому нет дела!

Мургатройд тоже огляделся вокруг с видом знатока в такой же, как ему казалось, манере, как и Кальхаун.

— Короче, — продолжал космонавт, — здесь что-то произошло такое, что мне совсем не по вкусу. Население, видимо, сведено практически до нуля, иначе поля не имели бы такого запущенного вида. Человек благодаря современной технике может обрабатывать сколь угодно большие пространства. Никто не возделывает поле, чтобы затем забросить его. Вероятно, произошли значительные корректировки в планах. Тот, кто манипулировал посадочной решеткой, не хотел никакой помощи. Он вообще не желал посетителей. Но в Медслужбе была зарегистрирована просьба об инспекции вновь построенного на Мэрис III города. Значит, с тех пор либо решительно изменились настроения тех, кто запросил эту поездку сюда, либо люди, управляющие энергорешеткой, не те, кто просил о помощи.

Мургатройд с глубокой убежденностью воскликнул: «Чи!»

— Этот захороненный мною бедняга, возможно, смог бы прояснить нам ситуацию. А что, если люди здесь разделились на два лагеря? Одни не хотят никакого содействия Медслужбы и попытались уничтожить нас потому, что мы его предлагали, а другие нуждаются в нашей помощи. Если это так, то налицо определенный антагонизм…

Нахмурившись, Кальхаун вглядывался в простиравшуюся перед ним до горизонта местность. В этот момент Мургатройд находился несколько позади него. Он поднялся на задние лапы и внимательно смотрел куда-то вбок. Он совсем как человек приложил лапку козырьком к глазам и вопросительно смотрел на что-то, видное только ему. Но Кальхаун ничего этого не заметил.

— Объясни мне все это, Мургатройд, — продолжал он резонерствовать. — Пусть это будет даже самая сумасбродная идея. Человек умирает, не имея на то причин. Другие люди живут, но настолько пустоголовы, что пытаются расплющить нас о стенки медкорабля. Что-то оказалось фатальным для того человека. Кто-то попытался стать фатальным фактором для нас. Имеется ли здесь какая-нибудь связь?

Однако Мургатройд был целиком поглощен изучением зарослей, тянувшихся слева от него. Кальхаун стал спускаться по склону. Мургатройд же с места не сдвинулся и с чрезвычайным любопытством продолжал разглядывать кустарник. Кальхаун продолжал идти, повернувшись к кустарнику спиной.

Оттуда послышался густой мелодичный звук. От полученного удара Кальхаун резко покачнулся, споткнулся, а затем как подкошенный рухнул. Он лежал абсолютно неподвижно, в его спине торчала деревянная стрела.

Мургатройд заголосил. Он подбежал к тому месту, где упал Кальхаун, начал возбужденно метаться из стороны в сторону, испуская короткие пронзительные выкрики. Он, как это делают в отчаянии люди, заломил лапки-ручонки, затем потянул на себя тело Кальхауна, но тот никак не реагировал на его действия и стенания.

Из кустов вышла девушка. Она была очень худа и с трудом волочила какое-то странное, абсолютно примитивное оружие. Подойдя к Кальхауну, незнакомка наклонилась и протянула руку, чтобы выдернуть деревянную стрелу, которая поразила космонавта в спину.

Но тот внезапно повернулся на бок и резко дернул девушку за руку. Она упала, Кальхаун прижал ее к земле, без труда преодолевая ее слабое сопротивление. Захваченная врасплох, девушка дышала все тяжелее. Мургатройд, охваченный беспокойством, прыгал вокруг них.

Кальхаун вдруг отпустил девушку и стал внимательно всматриваться в ее изможденное лицо. Молодая женщина, которая пыталась застрелить его из засады, буквально задыхалась.

— Говоря откровенно, — произнес Кальхаун профессиональным тоном, — как врач, я бы посоветовал вам отлеживаться сейчас в постели вместо того, чтобы бродить по этим местам, пытаясь прибить незнакомого человека. Когда начались эти приступы удушья? Сейчас проверю пульс и температуру. Мургатройд и я как раз и ищем кого-нибудь вроде вас. Единственный человек, которого я встретил на этой планете, кроме вас, говорить уже не мог.

Он снял со спины рюкзак и нетерпеливо вырвал застрявшую в нем остроконечную стрелу. Содержимое рюкзака погасило ее убойную силу. Кальхаун достал свою походную мини-лабораторию и с головой ушел в работу, готовясь быстро выяснить состояние здоровья покушавшейся ча него дев\\ шки.

Та чувствовала себя скверно. Ее худоба была более чем очевидна. Она трудно, с хрипами дышала, глубоко запавшие глаза совсем потускнели. Незнакомка продолжала задыхаться все сильнее и сильнее, пока совсем не потеряла сознание.

— Теперь твоя очередь поработать, Мургатройд, — сухо бросил Кальхаун. — Ты и предназначаешься для подобных случаев.

Он принялся быстро готовить все необходимое, продолжая:

— Помимо деликатного желудка и исключительной иммунной системы у тебя, Мургатройд, есть еще и инстинкт сторожевой собаки. Мне совсем не понравилось, что ты позволил этой больной девушке выстрелить в меня. А ну посмотри, нет ли поблизости еще кого-нибудь?

«Чи!» — пронзительно воскликнул Мургатройд. Но он явно не понял приказа. Он видел, как Кальхаун взял из вены потерявшей сознание местной жительницы небольшую порцию крови и, соблюдая чрезвычайную осторожность, перелил половину ее в почти микроскопическую ампулу из набора лаборатории. Потом подошел к тормалю.

Мургатройд дернулся, когда Кальхаун сделал ему инъекцию. Однако никакой боли он не почувствовал, так как в возрасте менее недели ему специально нейтрализовали нервы сбоку на небольшом участке тела.

— Между нами, медиками, говоря, — сказал ему Кальхаун, — ты должен понимать, что речь идет о симптомах ишемии — нехватке кислорода. Это не очень понятно, учитывая свежайший воздух, которым мы здесь так привольно дышим. Еще один парадокс, Мургатройд! Но, кроме всего прочего, этот случай носит срочный характер. Как мы можем облегчить приступ ишемии, если у нас нет с собой прибора с кислородом?

Он посмотрел на лежавшую девушку. Тип ее худобы был тот же, что и у человека, найденного им мертвым в поле. Пациенты, страдающие одной и той же болезнью, иногда обретают некоторую странную похожесть друг на друга, болезнь у этой девушки, видимо, не зашла еще так далеко, как у того городского служащего. Девушка даже пыталась его убить, но использованное ею при покушении средство не шло ни в какое сравнение с тем. что применяли операторы энергорешетки. Девушка явно была не из их числа. Вполне вероятно, что она даже скрывалась от них.

Кальхаун попытался все логически осмыслить. Он даже ругнулся, охваченный внезапной и горестной яростью. Но тут же взял себя в руки, боясь, что его услышит особа женского пола. Но беспокоился он явно напрасно. Та по-прежнему находилась в глубоком обмороке.

Глава третья

Характеристика поведения человека, которую обычно определяют как «самоуважение», имеет любопытную особенность смягчать неблагоприятные для него последствия, которые пытается породить вероятность, благодаря его отходу от действий, приписываемых «невезению». С другой стороны, та же самая характеристика поведения человека стремится рассеять и разделить неблагоприятные последствия в рамках каждой группы. Члены группы, исповедующие принцип «самоуважения», следовательно, увеличивают математическую возможность благоприятствия для них всех. Это объясняет нестабильность тех культур, в которых перестают действовать принципы, ведущие к такому типу поведения. Декадентствующее общество навлекает на себя «невезучесть» как результат действия законов вероятностей. Фицджеральд. Вероятность и поведение человека
Девушка приходила в себя очень медленно. Это было очень похоже на освобождение от абсолютно изматывающего сна. Открыв глаза, она безвольно повела ими вокруг себя, пока случайно ее взгляд не остановился на Кальхауне. И в этом взгляде тут же вспыхнули горечь и неукротимый гнев. Ее рука неловко схватилась за висевший на поясе нож. Но как оружие он явно никуда не годился. Его несомненно взяли с кухни, а ручка для сильного удара была слишком узкой. Кальхаун, наклонившись, изъял его. Оказалось, что нож и заточен был неумело.

— Как врач, — сказал он, — я обязан запретить вам пытаться убить меня этим кинжалом. Это не отвечает вашим интересам. — Он добавил: — Меня зовут Кальхаун. Я из Медслужбы этого сектора Галактики и прибыл на планету для проведения медицинской инспекции. Но, видимо, какие-то парни из города не желают появления здесь медкорабля. Поэтому они постарались уничтожить меня, размазав как масло по стенкам корабля с помощью энергополя посадочной решетки. Мне пришлось спускаться по существу в аварийном варианте, и я хотел бы узнать, что за всем этим кроется.

В глазах девушки все еще продолжал пылать гнев, но появились и признаки сомнения.

— Вот мои документы, — добавил Кальхаун.

Он протянул незнакомке свои бумаги. В них указывалось, что при согласии планетарных властей медик наделялся большими полномочиями.

— Конечно, любые документы можно выкрасть, — заметил он, — но у меня есть доказательство, что я тот, за кого себя выдаю. Вы что-нибудь слышали о тормалях? Так вот, Мургатройд и есть мой поручитель.

Он подозвал своего пушистого дружка. Мургатройд подошел и вежливо протянул лапку-ручонку девушке, приветствуя ее фальцетом: «Чи!»

Он ухватился за запястье девушки и стал с большой торжественностью подражать тому, что проделал перед этим Кальхаун.

Тот наблюдал за ними. Девушка внимательно разглядывала Мургатройда. О тормалях говорили во всей ойкумене. Их обнаружили на одной из планет в районе звезды Денеб. Это были милые домашние зверушки, обладающие исключительной сопротивляемостью к болезням, которые люди в ходе межзвездных перелетов разносили по всей Галактике. Один из исследователей Медслужбы, имя которого теперь уже никто и не помнил, изучил способность тормалей жить в ассоциации с людьми. Он сделал открытие такой важности, после которого использовать их в качестве просто приятных спутников человека стало непозволительной роскошью. Простым смертным пришлось смириться с тем, что они не могут позволить иметь при себе этих очаровательных и изысканных компаньонов. Поэтому-то Мургатройд и выступал сейчас как поручитель Кальхауна.

Девушка еле слышно прошептала:

— Если бы вы прибыли чуть раньше… а теперь уже слишком поздно. Я… думала, что вы явились сюда из города.

— Я иду туда, — отозвался Кальхаун.

— Они вас убьют.

— Ну что же, — согласился он, — возможно, так и будет. Но в данный момент для меня важно только одно: вы больны, а я — сотрудник Медслужбы. Я подозреваю, что на планете свирепствует какая-то эпидемия и что по неизвестным мне причинам люди, находящиеся в городе, не хотят, чтобы Медслужба знала об этом. Судя по всему, эпидемия, какой бы она ни была, затронула и вас. Помимо всего прочего имеется и это весьма любопытное оружие, из которого вы стреляли в меня.

Девушка, явно в испуге, пояснила:

— Этим занимается один из членов нашей группы. Речь идет о старинных видах оружия — луках, стрелах… Против вас я применила арбалет. Ему не нужно дополнительной энергии, даже взрывчатых веществ. Когда мы убежали из города, он рискнул вернуться туда и вооружил нас тем, что смог там достать.

Кальхаун утвердительно кивнул. Разговор на несколько отвлеченную тему всегда полезен, когда врач начинает беседовать с пациентом. Но то, что она рассказала, представлялось не лишенным интереса. Какая-то группа людей бежала из города. Они нуждались в оружии, один из них вернулся туда, чтобы его раздобыть. Этому человеку было известно, где он может найти модели старинного оружия. Наверняка у какого-нибудь коллекционера. Кажется, он имеет дело со служащими. На самом деле к этому времени уже не существовало классов, четко различимых по характеру труда, по крайней мере в большинстве миров. Но имелись социальные группы, объединенные общностью вкусов, что вело к сходным видам деятельности и создавало близость по духу. Теперь Кальхаун знал, к какому социальному слою относилась его пленница. Он вспомнил о давно устаревшем термине «высшие слои среднего класса», который с чисто экономической точки зрения уже ничего не значил, но для медицины был вес еще важен.

— Я бы хотел узнать о вас поподробнее, — очень спокойным тоном попросил Кальхаун. — Как вас зовут?

— Хелен Джонс, — ответила та, превозмогая слабость.

Кальхаун записывал ее ответы на карманный магнитофон. Профессия: статистик. Входила в состав административного персонала, необходимого в период строительства города. Когда оно было завершено, большинство рабочих вернулись на родину — планету Деттра, но служащие остались для решения организационных вопрошало прибытия поселенцев.

— Минуточку, — сказал Кальхаун. — Вы входили в группу служащих, оставшихся в городе в ожидании колонистов. Но вы только что сказали, что бежали из него. В то же время там до настоящего времени находятся люди, во всяком случае, те, кто обслуживает энергорешетку. У меня достаточно веские основания считать именно так. Они что, также являлись частью административного персонала? А если нет, то откуда они появились?

Девушка слабо покачала головой.

— Так кто же они? — повторил Кальхаун.

— Не знаю, — печально отозвалась она. — Они прибыли уже после того, как разразилась эпидемия.

— Так! — воскликнул Кальхаун. — Продолжайте. Когда эта эпидемия начались? Каким образом?

Она продолжала еле слышным голосом:

— Болезнь появилась в группе работников, которые последними ожидали прибытия корабля для возвращения на родину. В тот период в городе насчитывалось около тысячи человек самых различных профессий и социального статуса. Сначала заболели те, кто был занят в сельском хозяйстве.

Распространялось заболевание быстро, почти стремительно, а вскоре возникли первые подозрения, что речь идет об эпидемии. Начальные симптомы болезни проявлялись очень скрытно. Те, кого она настигала, чувствовали упадок сил, затем у них появлялось равнодушие ко всему. Они уходили в себя. В первую очередь это выражалось в том, что люди переставали чем-либо интересоваться.

Позже возникли трудности с дыханием. Поначалу это не было слишком заметно. Люди, которым недоставало энергии для того, чтобы общаться друг с другом, не слишком напрягались, и поэтому им было не так-то легко заметить нелады с дыханием. Феномен был обнаружен кем-то из медперсонала. Раздраженный одним из пациентов, врач вдруг заметил, что не только больной, но и сам он задыхается без видимых на то причин. Встревоженный столь крайними проявлениями болезни, медик сделал необходимые анализы. Его базовый метаболизм оказался на чрезвычайно низком уровне.

— Подождите-ка, — удивился Кальхаун. — Вы по профессии статистик, а говорите на медицинские темы со знанием дела.

— Ким, — с усилием произнесла девушка, — входил в состав медперсонала. Он был… Мы должны были пожениться.

Кальхаун понимающе кивнул:

— Продолжайте.

Но у девушки, казалось, снова перехватило дыхание. Какое-то время она лежала молча, а потом с трудом продолжила рассказ:

— Среди жертв эпидемии затруднение с дыханием прогрессировало. В конце концов они стали задыхаться при простой попытке встать на ноги. Стало невероятно трудно ходить, даже очень медленно. Через некоторое время люди вообще перестали подниматься. Им недоставало сил. Затем они погружались в бессознательное состояние и умирали.

— А что думают об этом врачи? — поинтересовался Кальхаун.

— Ким сможет компетентно ответить вам на этот вопрос, — ответила совершенно измотанная девушка. — Медики работали как одержимые. Они пробовали все, буквально все! Им удалось воспроизвести симптомы болезни на подопытных животных, но они не смогли выделить возбудитель или то, что являлось причиной болезни… Ким говорил мне, что они так и не сумели получить чистую культуру. В это было невозможно поверить. Самая совершенная техника оказалась бессильной установить причину болезни, хотя та и была заразной. Да еще какой!

Кальхаун задумался. Появление нового патогенного организма было делом возможным, хотя и маловероятным. Но тот факт, что, даже используя нормальные бактериологические методы, его так и не смогли обнаружить, означал, что вопрос, несомненно, относится к компетенции Медслужбы.

К тому же и описание эпидемии было весьма странным. Однако в городе находились люди, не желавшие вмешательства медкорабля. Девушка пока о них не упоминала, но говорила о своем бегстве из города и о том, что кто-то возвращался туда, чтобы добыть для их группы оружие. Она и выстрелила-то в него потому, что считала его прибывшим из столицы.

Откуда же это стремление не допустить специалиста Медслужбы, такого, как Кальхаун, к изучению эпидемии? В условиях, когда пораженные болезнью люди бежали из города, чтобы умереть в глуши, какие мотивы могли побудить оставшихся в столице попытаться уничтожить медкорабль, который мог бы помочь им покончить с разгулом смерти? Обычно люди, попадающие в условия эпидемии, больше всего боятся инфицирования. Поэтому те, кто находился сейчас в городе, должны были быть так же заинтересованы в помощи Медслужбы, как и те, кто уже подвергся заболеванию. Что же происходит на этой планете?

— Вы сказали, что на планете остались около тысячи человек, — заметил Кальхаун. — Они обеспечивали уход за посевами и ожидали прибытия постоянных жителей на Мэрис III. Что произошло после того, как эпидемия была обнаружена?

— Прибыл первый корабль колонистов с Деттры-2, - продолжала рассказывать девушка голосом, в котором не звучало даже проблеска надежды. — Мы не стали включать энергорешетку для посадки и дали описание характера эпидемии. После этого корабль вернулся на родину.

Кальхаун кивнул, соглашаясь с тем, что так и следовало поступить.

— Тем временем прибыл второй корабль. Нас оставалось еще что-то около двухсот человек. Но более чем у половины появились первые признаки заболевания. Корабль спустился в аварийном режиме на реактивных двигателях, поскольку к тому времени среди нас уже не было никого, кто мог бы управлять решеткой.

Часто останавливаясь, Хелен рассказала о том, как корабль опустился непосредственно возле энергорешетки в столице, которая агонизировала, по существу так и не став городом. Никакой толпы встречавших корабль не было. Люди, которые еще не были поражены болезнью, покинули город, некоторые попрятались в новых домах в надежде избежать заражения путем самоизоляции. Но они продолжали поддерживать между собой связь. Почти все, кто на тот момент был еще жив, наблюдали за спуском корабля через визоры пульта управления энергорешеткой.

Корабль совершил посадку. Из него вышли люди, внешне мало походившие на медиков, да и действия их никак не соответствовали поведению врачей. Они немедленно отключили визоры пульта управления энергорешеткой. Восстановить этот контакт оказалось невозможно, поэтому отдельные изолированные группы жителей взволнованно переговаривались между собой через личные средства связи, в отчаянной надежде обмениваясь информацией. Случилось так, что в то время, когда один из жителей был на связи с группой знакомых, к нему пришли прилетевшие на планету люди. Он, оставив включенным видеофон, пошел им открывать. Все надеялись, что это были исследователи, которых послали выявить причину эпидемии и положить ей конец. Понятно, с каким мучительным беспокойством люди, с которыми этот человек разговаривал по видеофону, всматривались в то, что происходило в доме их собеседника. К их ужасу, прибывшие хладнокровно убили и хозяина дома, и членов его семьи.

Все пораженные болезнью или просто напуганные ею и разбросанные по городу группами по два-три человека вне себя от страха немедленно установили контакты друг с другом. Они допускали, что, возможно, произошла какая-то ошибка или недоразумение, надеясь, что это не было преступлением и что просто произошел какой-то непонятный инцидент. Но происшествие оказалось отнюдь не случайным. И хотя не хотелось даже думать об этом, но те, кто еще был жив, пришли к выводу, что принято решение подавить эпидемию на Мэрис III, поступив с ними, как с животными: все заболевшие и те, кто подвергался опасности заражения, должны быть уничтожены, с тем чтобы болезнь не распространилась на вновь прибывших.

Требовались, однако, доказательства, подтверждающие столь чудовищную версию. С наступлением ночи город лишили энергии, а всю связь между жителями прервали. В сумерках, которые на Мэрис III наступают особенно быстро, повсюду воцарилась абсолютная тишина, которую нарушали лишь предсмертные крики. Эхо этих криков разносилось по пустым улицам.

Немногие из уцелевших после бойни в ту ночь скрылись под покровом темноты. Потом они бежали из города в одиночку и группами, унося с собой инфекцию. Некоторые помогали выбраться в сельскую местность тем близким и друзьям, которые оказались слишком обессиленными, чтобы идти самостоятельно. Бегство не спасало их от смерти, поскольку в любом случае все они были обречены. Но они не хотели, чтобы их вот так, как скот, забили. И они попытались убежать любой ценой.

— С вами все произошло как-то иначе, — заметил Кальхаун. — Когда вы подцепили эту болезнь, или уж не знаю, что это такое?

— Так вы не знаете, что это такое? — угасшим голосом спросила Хелен.

— Пока нет, — признался Кальхаун. — У меня слишком мало информации. Попытаюсь восполнить этот пробел.

Он не стал пересказывать ей то, что узнал после анализа тканей трупа.

Девушка поведала, что случилось с ней самой. Первым проявлением болезни стало равнодушие ко всему. Сначала она могла, — сделав над собой усилие, выходить из этого состояния, но положение непрерывно ухудшалось. С каждым новым днем ей требовалось все больше и больше сил для того, чтобы заставить себя хоть на что-то обратить внимание. Она заметила, что любое действие стало даваться ей с большим трудом. Она не чувствовала какого-либо недомогания или неудобства, ей даже не хотелось ни есть, ни пить. Приходилось внутренне мобилизовываться, чтобы осознать необходимость хоть что-либо делать.

Симптомы были очень схожи с теми, которые испытывает человек, слишком долго находящийся на чрезмерной высоте, где не хватает кислорода. Еще больше это напоминало ощущение человека в полете, которому перекрыли кислород, хотя кабина его летательного аппарата не герметизирована. В этом случае он впадает в обморочное состояние, а затем умирает, не понимая, что постепенно теряет сознание. Обычно это происходит в течение нескольких минут, но в данном случае процесс протекал неизмеримо медленнее. Он затягивался на недели, хотя по сути это было одно и то же.

— Я заразилась до того, как мы убежали из города, — мрачно сказала Хелен. — Но тогда я об этом не догадывалась. Теперь я уверена, что мне осталось жить всего лишь несколько суток, и то только в том случае, если я буду достаточно настойчиво стремиться к этому. Но с каждым уходящим днем я буду все менее способна на это, а потом не смогу сделать даже малейшего усилия.

Кальхаун поглядел на миниатюрный магнитофон. Его многоканальная лента исправно перематывалась с одной катушки на другую, фиксируя разговор.

— У вас, однако, хватило сил, чтобы попытаться пристрелить меня, — буркнул он.

Медик взглянул на оружие. Оно состояло из пружины, приделанной к трубке, похожей на ствол спортивного ружья, и рычажного механизма, взводившего пружину для выстрела. Кальхаун спросил:

— Кто заряжал оружие?

Хелен, поколебавшись, ответила:

— Ким… Ким Волпоул.

— Вы сейчас одна? Жив ли еще кто-нибудь из вашей группы?

Она опять заколебалась.

— Некоторые пришли к выводу, что не стоит разлучаться. В любом случае надежды остаться в живых нет, так как все мы инфицированы. Ким входит в нашу группу. Он из нас самый сильный. Именно он достал для меня это оружие. Как, впрочем, и для других.

Кальхаун задал еще ряд внешне безобидных вопросов. Она рассказала ему о жизни этой группы беглецов, объединенных тем, что всех их уже поразила эпидемия. Вначале их было одиннадцать. Двое умерли, трое находились сейчас в стадии финальной летаргии. Их невозможно было уже накормить. Они медленно угасали. Самым крепким оставался Ким Волпоул, который и рискнул сходить в город и добыть для других оружие. Он возглавлял всю группу и был не только самым сильным, но и, по словам девушки, самым сообразительным из всех.

Все они ожидали смерти. Но тс, кто прилетел на планету, не были расположены терять время. Они посылали из города группы охотников, которые выслеживали беглецов и безжалостно их истребляли.

— Возможно, для того, — пояснила девушка совершенно равнодушным голосом, — чтобы сжечь наши тела и избежать тем самым дальнейшего распространения эпидемии. Они убивают нас, так. как не должны ждать. Это кажется ужасным, что мы вынуждены отстаивать право умереть естественным путем. Поэтому-то я и выстрелила в вас. Я не должна была этого делать, но…

Хелен замолчала, не зная, что сказать еще. Кальхаун показал жестом, что прекрасно ее понимает.

В настоящее время беглецы оказывали друг другу содействие просто ради того, чтобы избежать насильственной смерти. Совершенно изнуренные, они собирались вместе с наступлением темноты, и те, кому еще доставало сил, помогали, чем могли, остальным. Днем все, способные еще передвигаться, разбредались по своим укрытиям. Если охотники из города и находили кого-нибудь из них, то другие могли благодаря этой тактике избежать участи быть пристреленными. Более сильного мотива поведения у них не было. Они всего-навсего пытались умереть с достоинством, а не как пораженные болезнью животные. Это отвечало традиции, и Кальхаун одобрял такой подход. Такие люди, видимо, в какой-то мере разбирались в науке о роли вероятности в поведении человека. Они лишь по-другому называли это — этика. Но чужеземцы, те, кто прибыл на планету, были людьми другого типа — захватчиками. Вполне вероятно, что они были пришельцами из другого мира.

— Мне это не по вкусу, — холодно произнес Кальхаун. — Минуточку.

Он подошел к Мургатройду. Тормаль сидел с несколько грустным видом. Кальхаун проверил ритм его дыхания, прослушал работу сердца. Мургатройд никак не реагировал на его действия, ограничившись своим традиционным «чи».

После этого Кальхаун решительно заявил:

— Я помогу вам добраться до места, где вы собираетесь. Мургатройд уже заболел. Я инфицировал его, организм тут же отреагировал. Мне нужно встретиться с другими членами вашей группы еще до наступления ночи.

Девушка едва сумела подняться на ноги. Даже простой разговор с Кальхауном ее сильно утомил. Тем не менее она большим усилием воли заставила себя, хотя и медленно, но двинуться по тропинке, вьющейся по склону холма. Кальхаун поднял странное оружие и задумчиво изучил его. Затем он взвел пружину, вставил в нужное место стрелу и устремился с арбалетом в руках вслед за Хелен. Мургатройд потащился сзади.

Пройдя метров четыреста, девушка зашаталась и остановилась, опершись о ствол стройного дерева. Было очевидно, что она еле-еле держалась на ногах и нуждалась в отдыхе.

— Я понесу вас на руках, — безапелляционно решил Кальхаун. — А вы будете показывать мне дорогу.

Он приподнял ее, словно ребенка, и продолжил свой путь. Хелен была легкой, как пушинка. Кальхаун так и не выбросил ее необычное оружие, хотя оно и мешало ему при ходьбе.

Мургатройд тянулся за ними. Кальхаун поднялся на небольшой холм, затем спустился в узкий овраг. Раздвинув заросли кустарника, он увидел полянку, где были сооружены убежища примерно для десяти человек. Примитивные шалаши, составленные из нескольких палок с наброшенными поверх ветками, предназначались лишь для того, чтобы как-то прикрыть тех из беглецов, кто, совсем обессилев от болезни, ожидал скорой смерти.

Но на полянке до их прихода произошло нечто ужасное. Кальхаун увидел это раньше, чем девушка. На подстилке из листьев возле одного из шалашей лежали три человека. Видимо, это были те члены группы, которые уже впали в состояние комы. Но Кальхаун заметил и нечто большее, чем просто лежавшие без движения тела. Он быстро повернулся, чтобы девушка не увидела этого, а затем, мягко опустив ее, требовательно произнес:

— Лежите спокойно. Не двигайтесь и не поворачивайтесь.

Он подошел к шалашу удостовериться в том, что обнаружил издали. В нем вскипела ярость: людям, к которым он шел, чтобы оказать им помощь, кто-то перерезал горло. Он прикрыл тела ветками и вернулся к Хелен.

— Кто-то из тех, кто вас преследует, обнаружил укрытие, — хрипло произнес он. — Люди, впавшие в кому, убиты. Я советую вам не смотреть в ту сторону. Кроме того, я думаю, что их убийца сейчас пытается выяснить местонахождение остальных членов группы.

Кальхаун с сосредоточенным видом прошелся по полянке, отыскивая на почве следы. Почти вся она была покрыта ползучими растениями, но на обочине Кальхаун обнаружил несколько четко выделявшихся вмятин, показывавших, что кто-то именно здесь уходил в лес. Он поставил рядом с ними свою ногу и перенес на нее тяжесть всего корпуса: его след оказался менее глубоким. Значит, следы принадлежали человеку более крупному, чем Кальхаун. Из этого также следовало, что их не мог оставить никто из ослабленных больных.

Точно такие же следы он обнаружил и в. другом месте, там, где человек выходил на поляну.

— Он один, — ледяным голосом прокомментировал Кальхаун. — Совершенно не позаботился о мерах предосторожности, зная, что административный персонал, находившийся на планете в момент вспышки эпидемии, не вооружен. Он также уверен в том, что они настолько слабы, что какой-либо опасности для него не представляют.

Хелен не побледнела, когда он сообщил ей о погибших, так как у нее и без того уже не было ни кровинки в лице. Она только рассеянно взглянула на Кальхауна, а затем, посуровев, вскинула глаза вверх и устремила взгляд в небо.

— Через час зайдет солнце, — возвестил Кальхаун, напряженный словно пружина. — Если эти люди, захватчики, намерены сжигать тела всех погибших от эпидемии, то он непременно возвратится сюда, чтобы сделать это с тремя загубленными им людьми. Чтобы не спугнуть остальных, он не будет разводить костер раньше чем стемнеет. Но он вернется!

Мургатройд удивленно воскликнул: «Чи!» Он растерянно рассматривал свои лапки так, как если бы они были для него чужими. Он задыхался.

Кальхаун обследовал его. Дыхание участилось, а сердце билось так же, как и у Хелен. Температура тела не только не поднялась, а, наоборот, упала. Чувствуя угрызения совести, Кальхаун обратился к тормалю:

— Мы с тобой, Мургатройд, при исполнении служебных обязанностей пережили кое-какие неприятные моменты. Но я страдаю больше, чем ты. Тебе не приходится злоупотреблять моим доверием, а я обязан злоупотреблять твоим!

Мургатройд пискнул: «Чи!» — и захныкал. Кальхаун заботливо и осторожно положил его на подстилку из листьев в одном из свободных шалашей.

— Лежи тихо, — приказал он. — Тебе нельзя сейчас уставать.

Он отошел, а Мургатройд тихо и жалобно заныл, но, явно утомленный, остался лежать на указанном ему месте.

— Давайте я перенесу вас отсюда, — сказал Кальхаун девушке, — чтобы по возвращении человек из города не заметил вас. Сам я тоже спрячусь, чтобы ваши друзья не перепутали меня с ним. Рассчитываю на вас и надеюсь, что потом вы все им объясните. Честно говоря, я намерен устроить засаду. — И, как бы разъясняя, добавил: — Не решаюсь пойти по его следам, поскольку он может вернуться сюда и другим путем.

Кальхаун поднял девушку и отнес ее в такое места), откуда она, оставаясь укрытой, могла обозревать всю поляну. Сам же он устроился неподалеку от Хелен. Он остался неудовлетворенным принятыми им вынужденными мерами. Пойти на розыски убийцы, оставив беззащитными Хелен и Мургатройда, он не мог, а тот, будучи все это время на свободе, мог набрести еще на одну жертву. Однако в любом случае в этот момент жизнь Мургатройда была важнее жизни любого человеческого существа на Мэрис III. Теперь все зависело от тормаля.

Но Кальхаун все равно был недоволен собой.

Воцарилась тишина, прерываемая лишь шумом, производимым дикими животными. Кальхаун услышал чей-то посвист. Позднее он узнал, что. его издают ползающие существа, по виду напоминавшие земных черепах. Низкий жужжащий звук исходил из глоток крохотных животных, которые хотя и не полностью, на все же чем-то походили на птиц. Нечто вроде рулад испускали животные, подобные кабанам, хотя таковыми не являлись. Это продолжалось до тех пор, пока солнце Мэрис не исчезло за ближайшими холмами. Установилась напряженная тишина — словно прелюдия к чему-то тягостному и тревожному. При заходе солнца на Мэрис III дневные существа замолкали, а ночные еще не пробуждались к активной жизни, поэтому все на какое-то время замерло, застыло.

В этой тишине и полусвете вдалеке послышались слабые и прерывистые звуки, которые перешли в приглушенный шепот. Затем из кустов вышел высокий и худой молодой человек, ведя под руку невероятно слабого старика, который едва переставлял ноги. Когда Хелен открыла было рот, чтобы позвать их, Кальхаун сделал предостерегающий жест. Те, медленно передвигаясь, вышли на поляну. Старик, несмотря на поддержку, шатался из стороны в сторону, а парень, казалось, совсем выбился из сил. Он усадил старика, а сам, задыхаясь, остался стоять.

За ними показались женщина и мужчина, помогавшие друг другу идти. В сумерках трудно было различить их бледные и осунувшиеся лица.

В проходе между кустарниками, шатаясь от слабости, показался пятый. Он носил густую черную бороду. Чувствовалось, что когда-то это был физически очень сильный мужчина, но болезнь сломила его.

Все пришедшие поприветствовали друг друга, но как-то безучастно. Они еще не заметили, что их товарищи были зверски убиты.

Худой молодой человек, собрав все силы, направился к шалашу, где лежали трупы. Захныкал Мургатройд.

В тот же миг послышался другой, на сей раз весьма сильный шум. Широко раздвинув кусты, на поляну вышел уверенный в себе человек. Он был хорошо упитан, имел отличный цвет лица. Кальхаун автоматически отметил про себя, что у него превосходное здоровье, что он несколько грузноват и принадлежит к тому типу людей, у которых бывает очень мало проблем, поскольку живут они легко и весело, только сегодняшним днем.

Кальхаун поднялся. Под покровом сгущавшейся темноты он стал пробираться вперед, в то время как крепыш из города широко улыбался группе ходячих скелетов.

— Так, значит, вернулись? — загудел тот дружелюбным тоном. — Вот и прекрасно, избавили меня от лишних хлопот. Ох и хорошенькое же дельце я проверну сейчас!

— Уверенный в себе, он неспешно положил руку на подвешенный к поясу бластер.

— А ну, брось оружие! — раздался позади него голос Кальхауна. — Брось, тебе говорю!

Грузный человек стремительно вполоборота развернулся. Он увидел Кальхауна и нацеленное на него оружие и сразу же понял, что это не ружье и вообще не то оружие, которым пользуются современные люди. Для него гораздо большее значение имел тот факт, что Кальхаун был одет в униформу и внешне совершенно здоров.

С профессиональной сноровкой человек выхватил бластер. Но выстрел из старинного арбалета опередил его.

Глава четвертая

Статистически установлено, что все поступки влекут для совершающего их человека последствия. Так же, исходя из статистики, следует полагать, что на последствия какого-то действия со значительной долей вероятности оказывают влияние общие характеристики совершенного действия. Так, например, существует большая вероятность того, что насилие повлечет за собой насильственные последствия и что по крайней мере некоторые из них должны отразиться на прибегающем к этому насилию человеке. Тот, кто приносит насилие, сам себя подвергает вероятности того, что случайные, сказывающиеся на нем последствия его поступков будут для него не только неблагоприятными, но также и насильственными. Фицджеральд. Вероятность и поведение человека
Мургатройду ввели капельку крови девушки примерно за три часа до захода солнца. Однако одно из самых ценных генетических свойств тормаля состояло в том, что он реагировал на бактериологическую инфекцию так же, как человеческое существо на лекарства. Если лекарство приложить к коже человека, то оно редко оказывает какое-либо воздействие на организм. Через слизистую оболочку оно проникает в него лучше. Еще эффективнее оно при приеме внутрь. Но максимальное влияние лекарственных средств отмечается тогда, когда их вводят в вену или в мышечную ткань. В этом случае сотая доля грамма почти любого медикаментозного средства оказывает такое же воздействие на организм, как один его проглоченный грамм. Результат получают сразу, устраняя к тому же разрушающее воздействие желудочного сока.

Мургатройду ввели в нечувствительное для боли место на его теле полкубика крови девушки, в которой содержался неведомый возбудитель эпидемии на Мэрис III. Эффект от инъекции был неизмеримо большим, чем если бы проникновение инфицирующих элементов произошло притиранием через кожу или с пищей. К тому же в двух последних случаях не было бы вообще никаких последствий, поскольку тормаль обладает исключительным иммунитетом против обычной инфекции. Как в их пищеварительной системе срабатывал механизм отторжения любой несъедобной пищи, точно так же клетки его тела обладали способностью немедленно выделять антитела при контакте с токсином патогенных организмов. Именно поэтому тормали были исключительно невосприимчивы к инфекционным болезням, передававшимся обычными путями. Однако если, к примеру, патогенная культура бактерий вводилась ему в кровь, то антитела начинал вырабатывать весь его организм, поскольку в этом случае он подвергался агрессии весь в целом. Инкубационный период практически отсутствовал.

Мургатройда инфицировали после обеда, а к концу дня он уже бурно отреагировал на токсины. Но уже через два часа после наступления темноты он поднялся с подстилки и звонко заявил о себе: «Чи-чи-чи!»

До этого он был погружен в глубокий сон. Очнувшись, тормаль увидел костер на поляне и сидевших вокруг него еле-еле живых и невероятно худых беглецов, которые беседовали с Кальхауном. В голосе врача чувствовалась горечь.

— Все обстоит не так, как вы думаете! В данном случае мы столкнулись с настоящим парадоксом, а это означает, что кто-то пытается вмешаться в нормальный ход развития Вселенной. Эти люди из города вовсе не стремятся бороться с эпидемией — они сотрудничают с ней! Они должны были бы воспринять прибытие медкорабля с радостью. Вместо Этого они попытались меня уничтожить, чтобы воспрепятствовать исполнению мною обязанностей, к которым я подготовлен! Эти люди действуют вопреки логике функционирования Вселенной. Судя по тому, что мне рассказала Хелен, они прибыли сюда для того, чтобы помочь эпидемии покончить со всеми жителями планеты. Поэтому они сразу же устроили резню, от которой вы бежали из города.

Изможденные и измотанные люди; к которым обращался Кальхаун, слушали его, почти не проявляя интереса.

— Захватчики, а их надо называть именно так, — горячась продолжал Кальхаун, — видимо, обладают иммунитетом к этой болезни. Они знают об этом и посему ничем не рискуют, устраивая охоту на вас. Город полностью инфицирован, но они этим совсем не обеспокоены. Вы погибаете, а они думают только о том, чтобы ускорить вашу смерть. Прибываю я, космический врач, который может быть полезен в борьбе с эпидемией, но они пытаются меня ликвидировать. Они должны знать, что это за болезнь, как она протекает, но их, как представляется, заботит лишь то обстоятельство, что она убивает недостаточно быстро. Подобное поведение человека неразумно.

Мургатройд огляделся. Теперь он окончательно пришел в себя и обнаружил, что, пока спал, все вокруг полностью изменилось.

— Эпидемия всегда неприятная штука, но она естественна для природы. Здесь же эпидемия и неприятна, и неестественна. Мы имеем дело с вмешательством человека в нормальное течение событий, а в том, что это преступники, никаких сомнений нет. Я почти уверен в том, что кто-то направляет этот процесс с самого начала. Именно поэтому я выстрелил в этого убийцу из города из вашего оружия, а не воспользовался бластером. Я хотел только ранить его, чтобы затем хорошенько порасспросить обо всем. Однако оружие оказалось весьма неточным при стрельбе, и я убил его. Содержимое его карманов не очень много дает с точки зрения информации. Единственное, что заслуживает внимания, — это ключи от машины. Но это говорит лишь о том, что он оставил ее где-то неподалеку, чтобы вернуться к ней по окончании охоты.

Худой молодой человек печально заметил:

— Это не уроженец нашей планеты Деттра. Мода всюду разная, а этот человек одет для нас непривычно. У него униформа с застежками, которыми мы не пользуемся. Это пришелец из солнечной системы, которая полностью отличается от нашей.

Мургатройд, увидев Кальхауна, подбежал к нему и радостно обхватил за ноги. Счастливый тем, что вновь обрел друга, тормаль устроил целый концерт, испуская пронзительные крики. Похожие на скелеты жертвы изумленно глядели на него.

— Позвольте представить вам Мургатройда, — сказал Кальхаун с безмерным облегчением. — Он был намеренно инфицирован и выздоровел. Поэтому и вы можете оправиться от болезни! Побольше бы света…

Он проверил ритм дыхания Мургатройда, послушал, как работает его сердце. Тот был безукоризненно здоров, что нормально для всех хорошо ухоженных животных, но столь феноменально проявляется у тормалей. Кальхаун взглянул на него с глубоким удовлетворением.

— Очень хорошо! — констатировал он. — А теперь приступим к делу!

Он вытянул из костра пылающую смолистую ветку, передал ее молодому человеку и подал сигнал следовать за собой. Мургатройд с удовольствием пошел за ним. Кальхаун остановился у одного из свободных шалашей, открыл свою походную лабораторию и наклонился над Мургатройдом. Тот воспринял действия врача совершенно спокойно. Разогнувшись, Кальхаун взглянул на жидкость красного цвета, набранную в шприц.

— Почти двадцать кубиков, — заметил он. — То, что я делаю, — это крайняя мера. Но мы вполне можем считать, что попали в действительно чрезвычайное положение.

Молодой человек обратился к нему:

— Но мы обязаны сообщить, что вы сами себя обрекли. Период инкубации болезни составляет примерно шесть дней. У медиков, входивших в административный персонал, он длился дольше.

Кальхаун открыл одно из отделений аптечки. В пламени факела сверкнули крохотные пробирки и пипетки. Соблюдая предосторожность, он перелил красную жидкость в миниатюрный фильтр, проткнув при этом пластиковую самозатягивающуюся мембрану, затем обратился к парню:

— Вы, кажется, имеете отношение к медицине. Судя по вашей речи…

— Да, — ответил Ким, — я проходил интернатуру, был почти врачом, а сейчас стал почти трупом.

— Насчет последнего я сомневаюсь. — ответил Кальхаун. — Мне нужно немного дистиллированной воды… это против свертываемости крови. — Он добавил каплю в окрашенную в красный цвет жидкость, встряхнул фильтр, взбалтывая раствор. Прибор по своим размерам был чуть длиннее его большого пальца. — Теперь немного агломерата… — Он добавил ничтожное количества другого вещества, взятого из почти микроскопической ампулы. Снова встряхнул фильтр. — Вы, должно быть, представляете, что я сейчас делаю. В приличной лаборатории можно было бы быстро установить структуру и формулу антитела, столь любезно предоставленного нам Мургатройдом. Вслед за этим мы занялись бы его синтезированием, и через сутки в камерах, где проходила бы эта реакция, набралось бы вполне достаточное количество вакцины. Но о какой лаборатории может идти речь в наших условиях?

— Лаборатория имеется в городе, — сказал Ким безнадежным тоном. — Она предназначалась для будущих колонистов. Был там и необходимый высококвалифицированный персонал. Когда разразилась эпидемия, наши медики сделали все, что смогли. Они не только перебрали все известные варианты культур, но и работали с образцами различных тканей умерших. Но ни разу, даже с помощью электронного микроскопа, не удалось выделить тот базовый организм, который мог бы явиться возбудителем. — Он с какой-то горделивой утомленностью добавил: — Те, кто работал, подвергли себя угрозе заражения, но исполнили свой долг до конца, пока не свалились от болезни. Их места тут же занимали другие врачи. Весь персонал трудился, не щадя жизни.

Кальхаун еще раз взглянул при мерцающем свете факела на стеклянную пробирку фильтра.

— Агломерация почти завершилась, — констатировал он. — Я подозреваю, что где-то были проведены блестящие лабораторные работы, которые позволили оккупантам быть совершенно уверенными в своем полном иммунитете к этой инфекции. С таким настроем они и прибыли сюда и немедленно принялись проводить «чистку» города от жителей, завершая то, что не успела натворить эпидемия. Я также предполагаю, что в какой-то лаборатории отлично поработали над тем, чтобы возбудителя эпидемии было невозможно обнаружить. А я не люблю, когда вынужден что-то вот так подозревать!

Он снова посмотрел на пробирку фильтра.

— Некто, — холодно продолжил Кальхаун, — счел, что мое прибытие сюда представляло неблагоприятное обстоятельство как для него самого, так и для цели, которую он поставил перед собой. Думаю, что именно так и было. Поэтому он и попытался меня уничтожить. Не удалось. Боюсь, что и я в свою очередь рассматриваю его существование как неблагоприятное обстоятельство. — Он сделал паузу и насмешливо продолжил: — Сотрудничать с эпидемией технически очень сложно. Для этого нужно столько же информации о ней, сколько и для борьбы. Но в отличие от борьбы сотрудничество с эпидемией невозможно осуществлять на расстоянии. Посему логично предположить, что человек, который руководит проектом уничтожения людей, — тот же самый, кто и породил эту эпидемию. — Снова немного помолчав, он закончил ледяным тоном: — Я не уполномочен судить о виновности или невиновности кого бы то ни было и определять его судьбу. Но как сотрудник Медслужбы я наделен властью принимать меры против всего, что может поставить под угрозу общественное здравоохранение!

При неверном свете факела он начал надавливать на поршень фильтра. Собственно говоря, фильтром являлся сам поршень, и вскоре на его тыльной стороне стал медленно нарастать слой легкой и прозрачной жидкости.

— Подтвердите, пожалуйста… Вы сказали, что в городе имеется лаборатория, но медикам не удалось выделить возбудителя?

— Именно так, — ответил Ким угасшим голосом. — Было проведено полное биологическое обследование планеты. Ничего нового обнаружено не было. Флора полости рта и кишечника была обычной. Впрочем, никакое инородное существо и не смогло бы конкурировать с организмами, с которыми род человеческий живет совместно в течение тысячелетий своего развития. Поэтому мы не нашли в культурах пациентов ничего такого, что нам не было бы известно.

— Может быть, произошла мутация, — прокомментировал его сообщение Кальхаун. Он внимательно наблюдал, как увеличивалось количество прозрачной сыворотки позади поршня. Ее набралось уже двенадцать кубических сантиметров. Под поршнем же образовался достаточно плотный слой алгомерированных кровяных шариков. Кальхаун с удивительной ловкостью вытянул из пробирки прозрачную жидкость. — Приходится работать в условиях, весьма далеких от стерильности, — произнес он с некоторым неудовольствием, — но мы вынуждены пойти на этот риск. В любом случае у меня такое предчувствие, что все получится, как надо. Патогенный механизм, который не создается одним, поддающимся идентификации элементом… противоестествен. Тут пахнет злым умыслом. Мне кажется, что не так уж необоснована гипотеза о том, что кто-то подготовил как саму эпидемию, так и вакцину против нее. Все было сделано с расчетом на то, чтобы ввести в заблуждение медиков, которые могли бы попытаться найти способ борьбы с ней.

— И это им удалось, — мрачно констатировал Ким.

— Ну а если, — продолжал Кальхаун, — предположить, что возбудитель болезни не может быть выделен в виде чистой культуры. Не исключено, что механизм возбуждения эпидемии вовсе и не обнаруживается тогда, когда работают с чистыми культурами. Есть основания подозревать во всем этом нечто особенное. Мургатройд был очень болен. В прошлом мне известен лишь один случай, когда тормаль столь же бурно реагировал на инъекцию, как в этот раз. Нам пришлось тогда попотеть.

— Если бы я выжил, — серьезно сказал Ким, — меня бы заинтересовало, что тогда произошло.

— Поскольку вы не умрете, — парировал Кальхаун, — я, так и быть, расскажу вам об этом. Речь шла о паре организмов. По отдельности они были почти безобидны, никто не обращал на них внимания. Но когда они соединялись, их токсины давали комбинацию, являющуюся сильным ядом. Это называется синергетикой. Вместе они создавали синергетичсскую пару, которая, образовавшись, обладала колоссальной взрывной силой. Только дьявол мог додуматься до такого!

Они вернулись на поляну в сопровождении Мургатройда, который на ходу почесывал место укола на боку.

— Сначала вы, — сказал Кальхаун, обращаясь к Хелен Джонс. — Это сыворотка из антител. Возможно, хотя и не обязательно, потом уколотое место будет немного зудеть. Вашу руку, пожалуйста.

Девушка оголила свою невероятной худобы руку. Он ввел ей около кубика жидкости, которая совсем недавно вместе с кровяными шариками и примерно сорока другими основными элементами циркулировала в венах Мургатройда. Кровяные шарики агломерировались и были отделены фильтром, а большая часть других элементов изменилась под воздействием антикоагулянтов. Буквально за — несколько минут в походной лаборатории была подготовлена сыворотка, ничем не уступавшая той, которую добыли бы с помощью любой другой техники, предназначенной для работы на животных. По логике затем следовало бы выделить антитела, содержавшиеся в ней, выявить их химическую структуру, а после этого приступить к ее синтезу и смесь синтезированных антител ввести жертвам эпидемии. Но Кальхаун имел дело с группой обреченных на смерть людей. И он мог рассчитывать только на свою походную лабораторию, чтобы сотворить для них чудо в малом масштабе. Никаких возможностей для массового производства сыворотки у него не было.

— Кто следующий? — спросил Кальхаун. — Ким, объясните им, о чем идет речь.

Молодой человек подставил собственную руку.

— Если все обстоит так, как он говорит, то мы вылечимся. Если он ошибается, то все равно более ужасного, чем то, что мы переживаем сейчас, случиться уже не может.

И Кальхаун быстро одному за другим сделал инъекцию того, что должно было быть вакциной от неустановленной болезни, вызванной, по его предположениям, не одиночным возбудителем, а их объединением. Синергетика — это совокупное действие. Уголь сам по себе горит вяло, а жидкий кислород вообще не горит. Но при их соединении происходит мощный взрыв. Сера — давно известное и простое лекарство, от которого еще никто головы не терял. Бокал вина сам по себе тоже неопасен. Но вместе они — словно настоящий динамит. Синергетика в медицине наступает тогда, когда один элемент с определенным эффектом действия соединяется со вторым, обладающим другим эффектом, а новообразование дает последствия, свойственные третьему элементу, усиленные во много раз.

— Думаю, что завтра утром все будут чувствовать себя лучше, а может быть, и совсем вылечатся. Останется слабость, но это уже следствие недостаточного в недавнем прошлом питания, — заявил Кальхаун, завершив процедуру. — Если все так и будет, то вот мой вам совет: уходите от города так далеко, как сможете, причем на длительное время. Считаю, что предстоит переселение планеты. Подозреваю, что сейчас в пути находятся корабли, полные колонистов, но они не с планеты Деттра, которая построила этот город. И я уверен, что у вас, независимо от того, останетесь вы больными или нет, возникнут проблемы, если вы войдете в контакт с новыми поселенцами.

Они устало переглянулись. Это была удивительная группа. На вид все они казались полумертвыми от голода, но глаза не выдавали их страданий. Они выглядели невообразимо усталыми людьми, но никто из них не опустился. Они принадлежали к той особой породе человеческих существ, которые поддерживают цивилизованность вопреки биологической инерции рода, так как сами заставляют себя делать то, что необходимо. Жертвенность этой части человечества малопривлекательна, но именно они обеспечивают его непрерывное развитие. Порой дело доходит даже до абсурда. Для того чтобы умирающий решил принять ванну, необходима такая большая сила воли, что о ней непозволительно говорить как о чем-то рациональном. Взаимно помогать друг другу достойно умереть — это скорее вопрос самоуважения, чем решение, диктуемое разумом. Как врач медкорабля, Кальхаун чувствовал к ним симпатию. Они входили в число тех, на кого можно было положиться в экстремальных ситуациях, в то время как люди, мечтающие только о деньгах, в таких ситуациях пытаются уйти в сторону, а та часть населения, которая не обладает столь высоким пониманием смысла времени и прогресса, вообще начинает сеять беспорядки, предается грабежам или занимается чем-нибудь и еще похуже.

В данный момент эти люди ждали смерти, но не слишком о ней пеклись.

— То, что случилось на вашей планете, беспрецедентно, — пояснил Кальхаун. — Тысячу, а может быть, и более лет тому назад жил-был король во Франции — была такая страна на старушке-Земле, — который попытался тогда выкорчевать болезнь, называвшуюся проказой, убивая всякого, кто ею заболевал. Действительно, от прокаженных исходили лишь одни неприятности. Они не работали, нуждались в благотворительности, умирали где попало, и только такие же, как и они, прокаженные осмеливались дотрагиваться до них. Они расстраивали нормальную человеческую жизнь. На Мэрис III все обстоит по-другому. Человек, которого я убил, хотел вашей смерти по каким-то иным причинам. Он и его коллеги хотели избавиться от вас немедленно.

Ким Волпоул устало заметил:

— Он хотел сжечь наши трупы в целях санитарии.

— Чепуха! — воскликнул Кальхаун. — Город весь инфицирован. Вы там жили, питались, дышали, ходили. Никто не решился бы поселиться в таком городе, если бы не знал, как ему самому уберечься от этой эпидемии. Вспомните: ваши собственные колонисты не решились высадиться на этой планете и предпочли вернуться на Деттру. Эти люди ни за что не появились бы здесь, если бы не знали, что это для них абсолютно безопасно!

Все замолчали.

— Если эта эпидемия — преднамеренное преступление, — продолжал развивать свою мысль Кальхаун, — то вы являетесь опасными свидетелями. Необходимо покончить с ней до того, как сюда явятся колонисты с какой-то иной планеты.

Чернобородый пробормотал:

— Чудовищно! Это так чудовищно!

— Согласен, — ответил Кальхаун. — Но сегодня ведь не существует никакого межзвездного правительства, как в старые времена на Земле не существовало общепланетарного. Поэтому если кто-нибудь решится на пиратские действия против колонии, готовой к заселению, то он ничуть не рискует столкнуться с какой-либо сильной властью, которая на законных основаниях могла бы выгнать его как захватчика. Единственным средством восстановить прежнее положение была бы война. Но никто не расположен затевать межзвездную войну, по крайней мере с теми средствами уничтожения, которые находятся сегодня на вооружении! Если агрессорам удастся ликвидировать местное население, они вполне могут рассчитывать на то, что останутся здесь навсегда. Конечно, это пиратство, но никто и ничего не сможет предпринять против них. — После большой паузы он с иронией подвел итоги: — Естественно, их можно убедить в том, что они совершили ошибку.

Тем не менее в данной ситуации об этом даже не стоило и задумываться. В расчете вероятностей поведения человека интерес к своей собственной личности является очень существенным фактором. Дети-несмышленыши и неотесанные варвары всегда четко представляют, какую справедливость должны соблюдать по отношению к ним, но никогда не задумываются о том, какой справедливости ожидают от них. И даже сейчас, когда человек расселился вплоть до периферии Галактики, значительная часть населения все еще оставалась на уровне цивилизованности, свойственной веку железа. В своей эмоциональной жизни большинство людей продолжали весьма комфортно чувствовать себя в роли таких варваров или детей. Это был фактор, который следовало обязательно учитывать в профессии Кальхауна и который играл заметную роль в вопросах инфицирования, здоровья, да и собственно жизни.

— Всем придется прятаться. Возможно, постоянно, — посоветовал он своим собеседникам. — Это будет частично зависеть от того, что случится со мной, так как, несмотря ни на что, я все же намерен идти в город. Там, я считаю, возникла действительно серьезная проблема гигиенического порядка…

Ким иронически заметил: