Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Старый воин вытолкнул на площадку рыжеватого пса, на ушах и морде которого шрамов было не меньше, чем у первой собаки Брэгона.

Царь оглядел собак:

— Вот и прекрасно, две пары у нас есть, а третью я, по царскому праву, выберу сам.

Он пробежал глазами ближайшую к нему стайку собак и выбрал среди брэгоновских псов огромного пятнистого зверя с загривком, как у настоящего чистопородного волка.

— Этот подойдет, — сказал он. — А что касается следующего…

И тут, как на грех, Белошей, стоявший возле Дрэма, поднял голову и в порыве нежности, нередко на него находившей, прижался мордой к руке мальчика.

Свет от костра выхватил из темноты серебристое пятно на шее собаки, давшее ей имя.

— Вот этот! — сказал Царь, указывая пальцем на Белошея. — Вот этот, белогорлый.

В первую минуту потрясенный Дрэм не поверил своим ушам. Нет, это не Белошей! Он думает про другую собаку! Но ошибки быть не могло — царский взор и указующий перст не оставляли сомнений. Дрэм взглянул на огромного пса, прижавшегося к его ноге: Белошей помахивал хвостом и доверчиво смотрел на хозяина янтарными глазами, слегка встревоженный тем, что вокруг происходит что-то непонятное.

Дрэм поглядел на его противника, старого исполосованного шрамами ветерана бесчисленных собачьих битв. Тот стоял, понурив голову, и шерсть у него на загривке заранее поднялась, будто он ясно сознавал, чего от него ждут. Предательский блеск глаз выдавал в нем убийцу. Белошей обычно вступал в драку только тогда, когда не было иного выхода, но по природе своей он не был драчлив. С упавшим сердцем Дрэм подумал о том, что Белошей погибнет, если стравить его с этим псом, погибнет именно потому, что он не убийца.

Все смотрели на Дрэма, дожидаясь, когда он вытолкнет собаку на круг. Пауза длилась не более двух ударов пульса, но Дрэму показалось, что их была сотня. Поставив на землю кувшин с медом, который все еще держал в руках, он вышел вперед — Белошей, как обычно, крутился у его ног.

Высоко вскинув голову, он повернулся лицом к Царю, Дамнориксу и толстобрюхому Брэгону.

— Мы, Новые Копья Дамнорикса, зовемся Собаками Дамнорикса, а это значит, что мы тоже можем участвовать в собачьей битве. Пусть выйдет кто-нибудь из Собак Брэгона, из его Новых Копий, и сразится со мной прямо здесь, у костра, вместо третьей пары собак.

Испуганный гул прошел по кругу, раздались встревоженные голоса. Слыханное ли дело, чтоб мальчишка, который еще даже не убил волка, осмелился поднять голос и бросить вызов в присутствии знаменитых воинов племени, в присутствии самого Царя. Но, как ни странно, дерзкий поступок Дрэма угодил под настроение хмельных соплеменников. Царь рассмеялся и ударил ладонью по колену.

— Молодец, Собака Дамнорикса! Хорошо придумал! Ну, а что нам скажут на это Собаки Брэгона?

Брэгон ухватился большими пальцами за пояс под огромным животом и свистнул. И тотчас же один за другим к нему подошли его Новые Копья, протиснувшись сквозь толпу вождей. Дрэм сосчитал — их было восемь, и среди них Кунеда, виновник вчерашней стычки из-за кобылы.

— Ну, так кто из вас принимает вызов? — спросил Брэгон.

Воцарилось молчание, тяжелое и томительное. Дрэм горящими глазами обвел лица мальчиков, переводя взгляд с одного на другое. Все восемь лиц были непроницаемы, но Дрэм хорошо понимал, что никому из Собак Брэгона не хотелось покрыть себя позором, потерпев поражение от однорукого противника. Но если бы даже и удалось одержать победу, это принесло бы немного чести. Рот пересох, и он кончиком языка облизал губы и при этом улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла как можно более оскорбительной. Но если они откажутся драться…

Он знал, что где-то здесь дед, Тэлори и Драстик, который подошел к Царскому Костру вместе с другими воинами клана, пробившись сквозь толпу. Ему казалось, что на него сейчас смотрит все племя. Дамнорикс даже не свистнул своих Собак. Но неожиданно они все вдруг оказались рядом, проскользнув, как и Собаки Брэгона, между собравшимися толпами людей. Он почувствовал, как они сгрудились у него за спиной, как плечо Вортрикса коснулось его плеча. Их объединили годы учения, тесные узы братства. И он знал, что они, что бы не случилось\" будут стоять за него, все, за исключением, быть может, Луги. А если Собаки Брэгона откажутся драться, они все равно будут стоять на его стороне, перед лицом всего племени они засмеют этих парней, убоявшихся однорукого героя. Но когда они останутся без свидетелей, они будут смотреть на его руку точно так, как они смотрели в тот первый вечер в Школе, и в их глазах он сразу же утратит завоеванное им почетное место. Дрэм хорошо знал свой мир. Это был жестокий мир, где вся стая обрушивается на слабого и где не приходится ждать ни милости, ни пощады.

Брэгон стоял, заложив руки за пояс и широко расставив ноги.

— Жаль, что никто из моих молодых Собак не бегает на трех лапах. Я все же думаю, что…

У Дрэма упало сердце. Но вдруг Луга, сидевший поблизости от него, обернулся вполоборота и, оглядев с ног до головы Кунеду, сказал с легким смешком:

— Иногда и собака о трех лапах может пригодиться. — А затем добавил, будто о чем-то постороннем: — Разве тебе не нужен помощник, чтобы управиться с лошадью?

Дрэм бросил на Лугу изумленный взгляд. Он думал — коли вообще думал об этом, — что Луга был бы рад, если бы убили Белошея и тем более если бы убили его, Дрэма. Но как только эта мысль пришла ему в голову, он понял, что это не так, однако времени на размышления не оставалось.

Для вождей и старейшин кланов этот обмен колкостями был пустой, не имеющей смысла перепалкой, но Собаки Брэгона сразу смекнули, о чем речь, как и Собаки Дамнорикса. И все они знали, что противная сторона тоже знает. И от этого было не уйти Кунеда пожал плечами, словно желал показать, что все это его мало волнует, но краска гнева, как и накануне, залила лоб, и он выхватил из-за пояса кинжал.

— Ну, хорошо, я буду драться одной рукой. Привяжите вторую мне за спину, если потребуется.

— Нет, не надо. Тогда бой будет неравный, я ведь специально тренировался драться одной рукой.

Дрэм улыбнулся, хотя чувствовал, как пот выступил над верхней губой. Все больше людей покидали свои места у костров и подходили поближе.

Собаки, чуя в воздухе что-то необычное, ощетинились и рвались, громко рыча, из хозяйских рук, пытающихся удержать их за широкие ошейники с бронзовыми бляшками.

Царь, стоя, смотрел на это зрелище, теребя за уши своего волкодава. Похожий на клюв нос придавал ему сходство с хищной птицей.

— Вот это будет настоящая собачья битва, — сказал он. — Впрочем, постойте… Третья пара как бы голая, никак не защищена. Смотрите, у собак густая грива, не хуже, чем у волка. Шерсть — по самое горло. Мне кажется, щит не нужен. Это ведь собачья битва. Нет, не надо щита. Ирдун, сходи-ка за охотничьими ремнями.

Из Царского Дворца были принесены ремни из толстой, но в то же время эластичной лошадиной кожи, какие надевают охотники, отправляясь на волчью или кабанью тропу. Дрэм скинул шафранно-желтую набедренную повязку и стоял, словно во сне, пока Вортрикс, оттеснив остальных, обвязывал ему ремнями живот, бедра и левое предплечье. Ясные блестящие глаза Вортрикса глядели непривычно хмуро, а рот был сурово сжат. Белошей ни на минуту не отходил от Дрэма — он ласково терся об него мордой и тихонько повизгивал.

Затянув последний ремень, Вортрикс сказал:

— А теперь дай мне твой кинжал и возьми мой. Мой лучше.

На самом деле кинжалы почти ничем не различались. Но Дрэм знал — если бы на битву пошел Вортрикс, он поступил бы точно так же. Отдать свой кинжал — это единственное, что он мог сделать, чтобы помочь другу.

— Хорошо, я возьму твой кинжал. А ты подержи Белошея.

Толпа отхлынула, освобождая большой круг у костра. Царь снова уселся на свою раскрашенную, застланную шкурами скамью, где у подножия сидел слепой арфист. Четыре пса в новом приступе ярости рвались из рук, и их ворчание перешло в монотонный рык, в котором была злоба и ненависть. Почти всех собак отогнали подальше, чтобы они не ввязались в драку.

— Удачной тебе охоты, мой кровный брат! — сказал Вортрикс,

Дрэм услыхал его слова сквозь град советов и наставлений, который обрушили на него товарищи и к которым он был уже не в состоянии прислушаться. Затем он вступил в пустой круг.

В толпе, сейчас отделенной от него свободным пространством, он сразу же заметил деда: старик сидел, завернувшись по самые уши в бобровый плащ, и глядел куда-то в середину круга, поскольку ему не пристало на глазах у людей выказывать интерес к молодому соплеменнику, да к тому же еще не убившему волка. На лице Драстика, стоящего возле деда, была паника. Бедняга Драстик! Он вечно принимает все так близко к сердцу. Вот и сейчас он скорее всего мучается, думая о том, что скажет матери, когда все будет кончено. Тэлори, презрев обычай, смотрел прямо на него. Свет от костра, переливающийся в складках алого плаща и искрящийся на кольцах длинной змейки, свисающей с локтя, резче оттенял смуглоту и диковатую гибкость охотника. Между ним и мальчиком протянулась ниточка, незримая для остальных, и Дрэм как бы услышал знакомый ободряющий голос.

И тогда он пошел навстречу врагу, двигаясь, как собака, на негнущихся ногах.

Они сошлись в середине круга и остановились. Туман, как ему показалось, снова начал сгущаться, и золотой дымок костра уже не так отчетливо освещал лица в дальних рядах толпы Он почувствовал, как внезапно все смолкло и только злобное монотонное рычание собак нарушало тишину. Глаза всех мужей племени сейчас были устремлены на него, это он хорошо ощущал. Но он не понимал и не знал — его мужская гордость никогда не позволила бы ему даже задуматься о таких пустяках, — как хорош он был в эту минуту, на пороге смертельной схватки. Он стоял в золотистом тумане, освещенный пламенем костра, высокий, худенький рыжеволосый мальчик, мускулистый и гибкий, как царский волкодав. И что удивительно, рука, висевшая будто перебитое крыло, нисколько не портила, а даже подчеркивала его юную мужественность.

Затем с диким рычанием мимо него промчались спущенные собаки и вцепились друг другу в глотки. Затишье кончилось.

В отличие от собак, Дрэм и его противник осторожно кружили, слегка пригнувшись и не приближаясь друг к другу. Дрэм старался следить за глазами Кунеды. «Следите за глазами, только за глазами, не смотрите на руку с кинжалом», — без конца повторял им старый Кайлан, их наставник. Кунеда первым сделал прыжок, но Дрэм за секунду до этого уловил движение глаз и успел увернуться. Он почувствовал, как кинжал полоснул воздух у самого плеча. Он тут же прыгнул, но Кунеда с молниеносной быстротой отразил удар — кинжалы стукнулись со звоном, и волна от сотрясения прошла по руке Дрэма. С обеих сторон до его слуха доносилось злобное рычание собак и рокот голосов, то нарастающий, то стихающий. Мир сузился, сосредоточившись в кружке золотистого, пахнущего морем тумана, где он теперь был один на один со своим врагом.

Однажды ему пришлось вот так драться, забыв обо всем на свете, но сейчас все выглядело иначе — не было беспорядочно сыпавшихся ударов, не было запаха крови, щекочущего ноздри. Битва напоминала скорее какой-то ритуальный поединок, но тем не менее смертельный. Однако, как и в тот раз, так и теперь, от нее почему-то зависела его алая воинская награда.

Кунеда прыгнул снова — и снова зазвенела бронза. Отдернув руку с кинжалом, Дрэм подскочил совсем близко к Кунеде и, не дав ему уйти, ранил в руку, чуть повыше локтя Неожиданно завыла собака и поднялся невообразимый шум. Сделав несколько кругов на расстоянии, мальчики вдруг сблизились, продолжая наносить и отражать удары.

Дрэм ощутил обжигающую боль в боку, будто старик Кайлан прошелся по нему хлыстом из воловьей кожи. Громко рассмеявшись, он прыжками стал приближаться к противнику, и тот невольно начал отступать. Он видел лицо Кунеды, закушенную губу, раздувающиеся ноздри. Кунеда явно терпел поражение, как и накануне с кобылой. «Это даже к лучшему, — подумал Дрэм, — так скорее все решится».

Стремительность, с которой они вцепились друг в друга, сделала их похожими на дерущихся диких котов, но затем они снова отскочили друг от друга и опять принялись осторожно кружить.

Развязка наступила неожиданно. Она едва не стала роковой для Дрэма, скорее по прихоти случая, чем из-за перевеса в ловкости его противника. Он вовремя уловил опасный огонек в глазах Кунеды и, как в прошлый раз, успел уклониться от удара. Но в ту же минуту он услыхал за спиной страшный шум и что-то рычащее навалилось на него, сбив с ног. Он налетел на двух намертво сцепившихся псов. В мгновение ока Кунеда оказался на нем. Дрэм видел, как сверкнуло занесенное над ним лезвие, и задергался, стараясь высвободить руку. Он понимал, что не может предотвратить удара и, пытаясь защитить грудь, подставил руку с кинжалом. Острое лезвие пройдя сквозь ремни из лошадиной кожи, пропороло ее от запястья до локтя, но Дрэм тут же резко выбросил руку вверх. Удар попал в цель, и кинжал вонзился в плечо Кунеды.

Царь, который все это время сидел на своей раскрашенной скамье, вдруг наклонился, казалось, прислушиваясь к тому, что говорил ему слепой арфист. Кивнув, он поднялся и теперь стоял подбоченившись, обозревая сцену битвы.

Но Дрэм всего этого не видел. Когда Кунеда, вскрикнув от боли, накренился и, с трудом переводя дыхание, встал на ноги, он услыхал голос Царя, заставивший смолкнуть остальные голоса.

— Кончайте, хватит! Битва была честной, и теперь она окончена.

Он в первый момент ничего не понял, но он увидел какую-то новую искру в глазах Кунеды, который с усилием поднимался на ноги, зажав раненое плечо. И это была искра радости.

Еще некоторое время Дрэм и его противник, который больше не был его противником, стояли и смотрели друг на друга, не замечая, как разом заговорила и забурлила толпа. Хозяин одной из собак-победительниц пытался увести ее с поля, тогда как другая, вся израненная, все еще стояла над телом своего бездыханного врага, слизывая кровь с морды. На земле, окрашенной кровью, в агонии каталась третья собака с разорванным горлом. Кто-то из воинов наклонился и ударом кинжала положил конец мучениям несчастного пса.

Дрэм повернулся и двинулся туда, где сидели свои, с независимым видом раскачивая плечами, хотя ноги еще слушались плохо. Струйка крови стекала из пропоротой руки, и он делал усилие, чтобы не выронить кинжал. Белошей, вырвавшись наконец из рук, державших его за ошейник, уже мчался ему навстречу, виляя пушистым хвостом. Все вдруг оказались возле него, а Вортрикс обнимал его за плечи.

— Сердце мое полно радости, — сказал он. — Охота была что надо.

Был здесь и волосатый Кайлан, наставник из Школы Юношей, и с ним жрец, державший наготове полотняные бинты и черную мазь с резким противным запахом.

Царь стоял в окружении предводителей кланов, широко расставив ноги и слегка раскачиваясь, — чаша с медом была у него в руке.

Дорога теперь шла прямо, но она по-прежнему ехала слишком быстро. Впереди зажегся красный свет: перекресток. На светофоре уже стояли две машины, дожидаясь зеленого, и она летела прямо на них.

— Нет, нет, мы хорошо повеселились, — сказал он в ответ на протест одного из старых вождей, недовольного тем, что битве не дали завершиться естественным путем. — Зачем племени терять волка, а то и двух?

Ей оставалось только одно — но это было так страшно, что ее буквально парализовало. И только увидев над задним сиденьем ближайшей машины две детские головки, она решилась. Стиснув зубы, она резко свернула с дороги в беспросветную темноту. Навстречу неслись ветки и кусты.

— Ты, конечно, прав, но дело с кинжалом тем не менее с места не сдвинулось и, следовательно, не завершено, — возразил другой вождь. — Рассуди сам, две собаки, одна из клана Брэгона, а вторая Дамнорикса, выиграли битву, а мальчишкам ты не дал кончить драку. Значит, все остается, как было, и спор, таким образом, не решен.

Она инстинктивно расстегнула ремень безопасности, все еще держа руку на руле. Потом посмотрела вперед, на неясно вырисовывающиеся очертания деревьев, открыла дверцу и выпрыгнула из машины.

— Твои слова справедливы, Финдебар, — сказал Царь, и подобие улыбки, далеко не веселой, скользнуло по его юному бородатому лицу. — Спор пока не решен. Но так как надо ему положить конец… Мне кажется неправильным, что кинжал, обладающий такой большой магической силой, находится в руках Вождя клана, даже такого великого, как ты, брат мой Брэгон, тогда как Царь владеет всего лишь бронзовым кинжалом, ничем не отличающимся от тех, что носят за поясом простые смертные. Я не сомневаюсь, что именно по этой причине Брэгон, предводитель клана, решил передать свой серый кинжал в Царские руки.

Брэгон сделал судорожное глотательное движение и залился краской, как ивовый прут соком

За долю секунды до того, как она коснулась земли, у нее перед глазами возникли две картинки, одна другой четче. Одна — толстый ствол дерева, в которое врезалась ее машина, смявшись в гармошку, и другая — перед мысленным взором — лицо старушки с добрыми глазами, которая заставила ее открыть капот.

— Царь… Царь, верно, шутит, — выдавил он с трудом.

Потом она не видела ничего.

— Какие могут быть шутки?! Царь похоронил все шутки в отцовском погребальном костре, — сказал, улыбнувшись, рыжий великан и протянул руку за оружием.

Брэгон, теперь уже багровый, вытащил из-за пояса серый кинжал и, прижав его на мгновение ко лбу, вложил в протянутую руку.

В ответ Царь снял с пояса свой кинжал, богато инкрустированный серебром и красным янтарем, и протянул его Брэгону со словами:

— А в обмен возьми вот этот, чтобы дареный нож не нарушил дружбу между Царем и его воином.

Сразу же все страсти улеглись. Запрокинув — огромную рыжую голову, Дамнорикс разразился громовым хохотом, который был подхвачен предводителями кланов и стоящими вокруг воинами. Они хохотали так заливисто, что даже лицо Брэгона растянулось в невольной улыбке. В конце концов не так уж и плох царский подарок. На другом конце площадки старый Катлан, одобрительно хмыкнув, повернулся к стоящему возле него Тэлори-охотнику.

— Смотри-ка, у молодого быка, оказывается, на плечах голова старика. Здорово он отвел беду от кланов, да еще и заполучил для себя серый кинжал.

Глава 6

Тэлори улыбнулся своей неожиданной мрачноватой улыбкой, обнажив волчьи резцы.

Виргиния, пятница, 24 марта, 18 ч. 25 мин.

— Судя по всему, молодой бык не лишен мудрости, или же у него хороший советчик, этот слепой арфист. Мне кажется, это мудрое решение — прекратить бой и избавить брэгоновского мальчишку от позора быть побитым одноруким противником. Такая история могла бы надолго посеять вражду между кланами.

Дэниэл Джадд зарегистрировал новый почтовый ящик, впечатав логин, составленный из его собственного второго имени, девичьей фамилии жены и серединного инициала, что должно было сбить с толку чересчур любопытных. Конечно, если ЦРУ сильно захочет залезть в его почту, оно залезет, но зачем же облегчать ему задачу?

Дед бросил на него взгляд из-под лохматых золотисто-седых бровей.

— Ты думаешь, это так бы кончилось? — спросил он.

Он послал сообщение своему коллеге в Новом Орлеане. Составлено оно было очень осторожно. В эру тотального прослушивания федеральными службами он работал с постоянным чувством, что кто-то стоит у него за плечом.

— Думаю, что да, после удара в плечо. Он ведь прирожденный боец, этот ваш щенок.

Он изъяснялся эвфемизмами. Не писал слов, на которые автоматически реагировали компьютерные программы властей.

Дрэм слышал раскаты смеха там, где собрались мужчины, но он не знал, почему они смеются. Ранку на боку жрец смазал ему мазью и туго стянул распоротую руку полотняным бинтом, чтобы остановить кровь. Возле него были все его товарищи. Его мучила жажда, и он попросил пить. Луга первым вскочил, принес кувшин ячменного пива и придержал его, пока Дрэм пил, потому что тугая повязка не давала ему согнуть руку. Вглядываясь в смуглое лицо Луги, он неожиданно подумал: «Знаю я тебя, смутьян ты, конечно, большой — всегда рад заварить кашу, а потом таить злобу. Но ты из нашего братства. И если появятся чужаки и братству будет что-то грозить, ты вместе со всеми будешь стоять за него до конца, пока не исчезнет опасность». Ничего не изменилось между ним и Лугой, и завтра может вспыхнуть драка, но сегодня они улыбались, глядя друг на друга поверх кувшина, который, когда он был опорожнен, Луга поставил на землю.


Надеюсь, ты в порядке, старик. Вопрос для тебя. Если бы наши друзья из Компании захотели устроить себе командировочку в Беззаботный город, какой им выбрать самый первый пункт назначения? Я полагаю, Луи Армстронг международный для них слишком многолюден. Что посоветуешь?


Свет костра отражался в зрачках Дрэма, а во рту был вкус победы, горячий и сладкий, как дикий мед. Он хорошо сражался с врагом, Белошей был цел, и он упрочил свое положение среди братьев по копью, и теперь только Волчья Охота стояла между ним и алой воинской наградой. Ждать оставалось недолго — убить волка он должен был еще до наступления весны.

Через четыре минуты пришел ответ.


Никто, кроме туристов, Армстронгом не пользуется. Пусть отправляются прямо в известное им Место.


Изящно. Этой заглавной «М» вполне достаточно. Он открыл базу данных Федерального управления авиации и ввел в строку поиска слово МЕСТО. Оказалось, эти пять букв были кодом аэропорта Лейкфронт, расположенного «в четырех морских милях к северо-востоку от делового центра Нового Орлеана».

Глава IX

Он зашел на сайт этого аэропорта и прочел спецификацию: общая авиация, особое предпочтение чартерным и частным рейсам. Идеально для черной операции, рассудил Джадд.

ЧЕРНЫЙ КАМЕШЕК

Он посмотрел на даты, интересовавшие Ника, и стал искать планы полетов всех самолетов, побывавших в Лейкфронте в этот период. Как он и ожидал, получился длинный-длинный список рейсов. Один за другим он стал проверять, не входит ли какой из них в составленный «сыскарями» список самолетов, нанимаемых ЦРУ.

После поединка в течение нескольких лун Дрэм наслаждался славой героя. Рана на руке зажила, и от нее остался розовый след, который постепенно бледнел и должен был со временем превратиться в узкую серебристую полоску. Осень между тем незаметно перешла в зиму, и на вершине Холма Собраний в солнцестояние зажглись костры. И каждый раз, когда год поворачивался к весне и волки покидали стаи, чтобы обзавестись потомством, наступала пора Волчьей Охоты.

Не нашел ни одного.

Две зимы Дрэм внимательно присматривался к своим товарищам, которые вот уже три года готовились к тому, чтобы убить своего волка. И это время настало. Настало для него и для всех его собратьев. Как он сейчас понимал, оно неотвратимо маячило перед ним с тех самых пор, как он пришел в Школу Юношей, оно темным проливом легло на его пути. И все, что находилось на дальнем берегу этого пролива, было ослепительно ярким, но и недосягаемым. Все остальные, он был уверен, испытывали те же чувства, хотя никто об этом не говорил. Но их выдавали глаза, когда они встречались с ним взглядом, вытягивая священный жребий.

Значит, придется выбрать долгий окольный путь. Он решил позвонить своему другу Мартину, обладавшему тем громадным преимуществом, что не был отягощен никакими домашними обязательствами. У него не было ни жены, ни детей, да, как сам он говорил, и друзей не осталось. За исключением Джадда.

Мартин ответил после первого же гудка. Джадд обрисовал проблему, и они договорились разделить список пополам.

Поскольку выбор новых воинов племени зависит от воли Бога Солнца, мальчики, чтобы решить, чья очередь идти на охоту, тянули жребий: из узкогорлого кувшина надо было выудить черный камешек, единственный среди белых. Каждый раз после очередной охоты из кувшина вынимали один камешек, так что там всегда оставалось столько камешков, сколько было мальчиков, которым еще предстояло убить волка, при этом неизменно один черный, а остальные белые.

Охота начиналась затемно, на следующий день после жеребьевки. Собак брать не полагалось, но зато выходили всем братством, единым охотничьим отрядом. Вместе выслеживали волка и гнали его к заливу, но убить его должен был тот, кто вытянул черный камешек. Эта охота была поединком между охотником и волком, судьбой сведенными вместе, и отныне в мире не было места для двоих.

— Как только что-нибудь найдешь — ставлю пиво.

Это было часов в шесть вечера. А в одиннадцать он увидел робкий проблеск в конце туннеля. Каждый номер рейса с литерой N отсылал к коммерческому оператору: лицензированному, известному, с красочным сайтом. Но вот один, N 4808 Р, владелец «Главная правительственная авиаслужба», имел оператора в штате Мэриленд, и сведения на его сайте приводились самые скудные, а имен руководителей не было совсем.

Медленно тянулось время охоты, но число белых камешков в узкогорлом кувшине постепенно уменьшалось. Как-то раз, прежде чем отложить один из камешков, его смазали красной охрой в память Голта, который промахнулся и теперь уже никогда не будет дурачиться и смешить всех. Для него, как и для Царя, сложили погребальный костер, но костер этот был невысокий, так как Голт был всего лишь мальчик, так и не убивший волка.

Джадд посмотрел общий регистр компаний с минимально необходимыми сведениями о каждой. «Главная правительственная» давала три фамилии служащих. Дальнейший поиск по именам этих трех мужчин выявил номера их карточек социального обеспечения, причем все трое получили их в возрасте пятидесяти лет. Сага о выдаче предполагаемых террористов научила его, что, если человек получает удостоверение соцобеспечения после пятидесяти, значит, он начинает жить под другим — фальшивым — именем.

Но сведения об этой компании содержали еще один любопытный факт, который, как он догадывался, особенно заинтересует Ника дю Кэна. Он потянулся за телефоном.

Вортрикс вытянул черный камешек и убил волка, за ним Луга, и Туэн, и толстяк Мэлган. Дрэму явно не везло — он вытаскивал одни белые камешки и вынужден был, набравшись терпения, ждать. Весна рано пришла в тот год. В горах перекликались кроншнепы, и на лесных опушках белой пеной вскипал цветущий терновник, когда они с Юрианом вытянули два последних камешка из кувшина. И снова Дрэму достался белый. После того как Юриан убил волка, переменилась погода — поднялась настоящая буря, и зарядил дождь на много дней: ливень хлестал по крыше Школы Юношей, а потом задули весенние ветры. В такую погоду только и можно было, что сидеть у очага. Если иногда кто-то и выскакивал испробовать копье, то тут же, оглушенный ветром и вымокший чуть не до нитки, влетал обратно и шел сушиться к огню. И снова наступило томительное ожидание — уходили дни, а надежды на охоту не было никакой. Дрэм извелся и от этого почти не мог есть. Он исхудал и стал похож на тощего волка: жилы были натянуты как тетива, и даже Вортрикс не пытался с ним заговаривать.



Но как-то под вечер ветер вдруг стих и предзакатное солнце опустилось в желтую туманную влагу за Холмом Собраний. Дождь тоже ушел, покинув мокрую, исхлестанную ветром землю.

Абердин, штат Вашингтон, суббота, 25 марта, 10 ч. 05 мин. по тихоокеанскому времени

— Два дня, погоди еще два дня, дай просохнуть звериным следам и тогда по ним можно будет идти, — сказал старый Кайлан.

Открыв глаза, Мэгги увидела одну только белую стену. Ни полосок, ни царапин — глазу не за что зацепиться, чтобы хотя бы точно знать, стена это или просто пустое пространство.

Дрэм сидел у очага и начищал копье для Волчьей Охоты. Услышав слова наставника, он поднял голову.

Она повернула голову и почувствовала страшную боль в шее, у основания черепа. Должно быть, она издала какой-то звук, потому что через минуту пустое пространство заполнила собой медсестра.

— Ты говоришь два дня, но через два дня снова начнется буря. Осталось всего несколько дней, когда еще можно охотиться. Дай согласие, старейшина этого дома, и я завтра же пойду.

— Ну что, доброе утро?

Кайлан, казалось, размышлял, хмуро вглядываясь желтыми, как у волка, глазами в лицо сидящего перед ним мальчика Наконец он кивнул лохматой головой:

— Доброе утро, — ответила Мэгги. Получилось невнятно.

— Ну, что ж, быть по-твоему. Это ведь твой след, след твоего волка. Пусть он тебя и ведет.

— Вы знаете, где вы?

Охотничий отряд подняли затемно, чтобы подготовиться к походу до того, как начнет светать. Как всегда, в такой день проснулся весь Дом Юношей, и на Дрэма, когда он стоял обнаженный перед очагом в окружении своей братии, из темных углов смотрели любопытные глаза. Стянув ремешком волосы на затылке, чтобы они не лезли на глаза, он повернулся к Вортриксу, который, как и в тот раз, перед собачьей битвой у Царского Костра, опоясал его ремнем из мягкой, пропахшей потом конской кожи, а затем, пропустив ремень через ногу, укрепил его пониже локтя:

Мэгги попыталась отрицательно покачать головой, что вызвало новый взрыв боли в шее; она застонала.

— Не слишком туго?

— Ладно. Давайте начнем с самого начала. Как вас зовут?

Дрэм подергал рукой и присел.

— Мэгги Костелло, — с усилием проскрипела Мэгги.

Медсестра сверилась со своими записями.

— Нет, в самый раз.

— Хорошо. Кто у нас президент Соединенных Штатов?

Этот вопрос вызвал шквал воспоминаний и эмоций. Перед ее мысленным взором пронеслась уютная «берлога» в Белом доме, Стюарт Гольдштейн, Стивен Бейкер…

— Не волнуйтесь, это совсем новый президент. Сколько штатов в Соединенных Штатах Америки?

Глаза их встретились в дымном свете свисающего с потолка светильника: ясные голубые глаза Вортрикса и глаза Дрэма, сейчас совсем золотые от нахлынувших воспоминаний. Возле них были все их товарищи, все, кроме одного, и Дрэм, поглядев на них, вдруг увидел в огне очага лицо с лягушачьим ртом, маленькую бесплотную тень и почувствовал, как мурашки забегали у него по спине. Точно такая же дрожь прошла по его телу, когда он стоял перед погребальным костром Голта. Отправляясь на Волчью Охоту, каждый из них знал, что может не вернуться, но только сейчас, в это мгновение, он понял, как никогда ясно, что из-за руки шансов вернуться у него меньше, чем у других… Завтра, быть может, они сложат погребальный костер и для него… Но он отмахнулся от этих мыслей. Он представил себе, как он возвращается на закате со следами волчьей крови на груди и на лбу, а через плечо у него перекинута шкура.

— Где я?

— Мы до этого дойдем. Мне нужно задать вам эти вопросы в тот момент, когда вы очнулись. Такова процедура. Сколько…

Протянув руку, он достал со стойки за потолочной балкой широкое копье, предназначенное специально для Волчьей Охоты, и направился к двери. Вслед за ним остальные подхватили свои копья и легкие плетеные щиты, а Вортрикс вынул из глиняной плошки дымящийся факел.

— Пятьдесят. Стивен Бейкер победил в прошлом ноябре, получив перевес в триста тридцать голосов над Марком Честером. А теперь, пожалуйста, скажите, где я?

Кайлан ждал у входа. Свирепый старый Кайлан, никогда не расстающийся со своей плеткой, становился непривычно мягким в такие минуты. Положив руку на плечо Дрэма, он сказал:

У медсестры сначала глаза расширились от удивления, но потом она улыбнулась:

— Вы в больнице Грейс Харбор, в Абердине, мисс Костелло. Знаете, почему вы здесь?

— Покажи волчьему племени, что не зря я тебя учил. Доброй охоты, сынок! Начинало светать, и островерхие дерновые крыши уже прорезались в

— Я попала в автокатастрофу.

— Правильно. Вчера вечером. — Она посмотрела на часы. — Почти шестнадцать часов назад. Вам повезло, что вы остались в живых. Полицейский, который вас обнаружил, сказал, что капот вашей машины сплющился в лепешку. Вы не хотите, чтобы мы связались с кем-нибудь из ваших близких? Или членов семьи?

фосфоресцирующем бледно-зеленом небе, когда Дрэм и его спутники, пройдя через двор, подошли к Дому Вождя. При свете факела, который нес Вортрикс, Дрэму его тень, шагающая перед ним, казалась черным гигантским пауком Мудир вышел им навстречу и ждал их у порога. На голове у него была шапочка из перьев беркута, а на груди висел янтарный Солнечный Крест, сразу же вобравший в себя теплоту факельного света.

— Пока нет, спасибо.

— Кого ты привел сюда, к священному порогу Дома Вождя? — спросил Мудир, когда они остановились перед ним.

Мэгги попросила принести ей телефон. Медсестра вышла и уже через секунду вернулась.

И на этот ритуальный вопрос Вортрикс-факелоносец ответил согласно ритуалу;

— Мисс Костелло, вы уверены, что у вас был телефон?

— Новое Копье, для того чтобы ты пометил его знаком Волчьей Охоты, святой жрец.

— Да, он всегда при мне, — сказала она невнятно. — Он должен быть у меня в сумке.

— Пусть он встанет на колени.

— У нас здесь есть дорожная сумка. А еще две сережки, бальзам для губ… — Она явно читала какой-то список. — Телефона нет.

Дрэм опустился на колени на священную землю, где священными были пороги всех домов, а порог Дамнорикса самым святым из святых. Старый жрец нарисовал углем и охрой три тонких линии Волчьего Узора у него на лбу. Затем он коснулся янтарным Солнечным Крестом, висящим у него на шее, груди и лба Дрэма, чуть повыше волчьих знаков. Рука, державшая Солнечный Крест, несмотря на свою силу, была такой хрупкой и прозрачной, что, казалось, через нее просвечивает свет от факела.

У нее росли подозрения — подобно тому, как расползается пятно.

— Иди и убей волка, который дожидается тебя, сын мой. Да осветит Солнце своим светом этот день.

— А блокнот есть в этом вашем списке? Ноутбук? Бумажник?

Медсестра просмотрела список от начала до конца.

Дрэм поднялся с колен, осененный Знаком Волка и уже отдалившийся от мира людей.

— Нет. — С извиняющимся видом она покачала головой.

— Как ты решил действовать? — спросил его Вортрикс, когда позади осталась спящая деревня.

По телу Мэгги пробежала дрожь.

— Тропа под горой, пожалуй, самое верное место, думаю, там мы найдем след.

— Мне нужно позвонить. Срочно.

— Ну, для этого у вас будет достаточно времени.

Дрэм шел впереди, на небольшом расстоянии от своих спутников. Когда они спускались с горы по ячменным полям, он неожиданно задрал голову и потянул носом свежий утренний воздух. Нюх у него был почти собачий, и он легко по запаху мог различить бегущую воду, меловые обнажения или северную часть ствола у дерева. Утро пахло свежестью и прохладой, и, как только стихали порывы теплого ветра, наступала тишина, в которой чуткий нос Дрэма пока не улавливал волчьего духа. Он все время ощущал знаки, нарисованные на лбу, словно уголь и красная глина давила ему на кожу. Свет разгорался, когда они. наконец вышли на дорогу под крутым северным откосом Меловой. После прошедших дождей древняя тропа еще не успела просохнуть, ноги скользили и вязли в мокрой земле. И повсюду сверкали огромные лужи, где в неярких красках утренней зари отражались сплетенные ветки орешника и прутьев ивы. Но для наметанного глаза — мальчишек, с копьями в руках пробивающихся через густой кустарник, эта древняя тропа хранила следы и заметы всего, что здесь произошло со вчерашнего вечера, с тех пор как прекратился дождь.

Медсестра подошла к кровати и взяла правую руку Мэгги. В вене торчала игла, соединенная длинной трубочкой с капельницей. Сестра проверила ее, потом померила Мэгги давление.

— Плохо дело, да? — спросила Мэгги.

Обшарив дорогу неторопливым, оценивающим взглядом, Дрэм двинулся по ней, с привычной легкостью указывая приметы: вот здесь, слева направо, пробежал еж, а там недолго шло по тропе стадо оленей, и у самой реки в кусты нырнули четыре взрослых оленя и с ними три годовика. Чуть подальше лисица проскочила через дорогу испить воды на закате, ее следы пересекались со следами охотника, который прошел этой дорогой немного позже, неся добычу на левом плече. Дрэм ясно видел, где тот остановился, чтобы поменять плечо — он оставил улику: кровавое пятно на ноздреватой земле. Когда охотник возобновил путь, по его изменившимся следам можно было легко догадаться, что он переложил ношу на правое плечо. И тут же сразу за этим местом, на клочке мелкого желтого песка, отчетливо проступали отпечатки звериных лап, похожих на следы большой собаки.

— Вы выпали из мчавшегося на полной скорости автомобиля. У вас сломаны два ребра, хотя руки и ноги целы. Сейчас мы проверяем, что у вас с головой. Пока отдыхайте.

Дрэм и Вортрикс заметили их одновременно.

Старушка на стоянке около школы, спрятавшись за капотом, повредила ей двигатель. А потом ее сообщники ехали за Мэгги по шоссе и смотрели, как она свернула навстречу гибели. Они бросились к машине, чтобы украсть важные для нее вещи, и удрали еще до приезда «скорой».

— Вот он, твой волк, — сказал тихо Вортрикс.

Она попыталась понять, какая информация оказалась в руках тех, кто хотел ее убить. Телефон. Списки звонков — это просто катастрофа: сплошной Белый дом. Еще там есть звонки Нику дю Кэну и, возможно, Ури. В ноутбуке практически ничего нет. Но вот в блокноте — там все, что рассказал директор школы.

Дрэм кивнул. Опустившись на одно колено, он низко наклонился, чтобы получше разглядеть следы. Света все еще было мало, хотя он непрерывно прибывал. Следы были свежие — волк, должно быть, прошел здесь перед самым рассветом и, судя по глубине отпечатков, бежал он легкой ленивой рысцой. Скорее всего, он успел поживиться добычей и, сытый, возвращался к себе в логово.

Она повернулась на бок и, не обращая внимания на боль в груди, потянулась к столику, на котором стоял разлапистый бежевый телефон. Она попыталась его ухватить, но пальцы нащупали пустоту. Подтянувшись к краю кровати, она повторила попытку, и на сей раз получилось: трубка оказалась у нее в руках. За шнур она подтянула телефон поближе и набрала девятку. В трубке тотчас возник компьютерный голос.

Мальчики обступили Дрэма как и положено опытным охотникам, они старались встать так, чтобы их случайно не выдала тень.

«К сожалению, у вас нет кредита для звонка. Для получения кредита, пожалуйста, свяжитесь со своим оператором…»

— Ну, что, пойдешь по следу? — спросил нетерпеливо Луга. — Или без собачки ты не можешь решить, что делать?

Черт. Бумажник у нее украли вместе со всем содержимым. И, разумеется, она не помнит номера своей кредитной карточки.

— Пойду, когда буду готов, — ответил спокойно Дрэм, продолжая изучать следы, чтобы узнать по ним как можно больше о своем волке. Это был крупный самец, и по тому, как отклонялись следы от тропы, Дрэм сделал вывод, что волк шел к речной отмели и, перейдя через нее, направился к лесу, подступавшему к долине на другом берегу реки. Наконец он поднялся с колен — рука крепко сжимала ясеневое древко копья, а сердце екнуло, как всегда, перед началом охоты. Вслед за ним двинулся весь отряд, и вскоре они скрылись в кустах орешника, усыпанного набухшими почками.

Собрав все силы, она набрала ноль.

В небе занялась заря, и тропа, теперь хорошо видимая, была пустынной, потом прилетела сорока и, сев на край лужи, стала пить из нее.

— Пожалуйста, звонок за счет адресата.

— Простите?

Мальчики переправились вброд на другой берег и там снова отыскали отпечатки волчьих лап на рыхлой земле. Все утро, пока солнце поднималось в умытую штормами синь, а над Большой Меловой в хаотическом беспорядке медленно проплывали свет и тени, Дрэм и его товарищи упорно продолжали идти по следу матерого волка, продираясь сквозь лесные заросли, угадывая его путь то по пестрой шерстинке, застрявшей в ветках боярышника, то по примятым травинкам, то по тревожным крикам сойки далеко впереди — то есть по сотне признаков, видимых лишь взору опытного охотника. Кусты орешника, дикие плодовые деревья и ольха, налитая красным весенним соком, уступили место низкорослым дубам, и, по мере того как мальчики уходили все дальше от опушки, углубляясь в сырые дебри, все чаще их обступали заросли остролиста и тиса. Это был низкий темный лес, в зеленоватых сумерках которого таились бурые тени и серый туман.

Она все еще плохо говорит, невнятно. Пришлось повторить.

С быстротой и легкостью собак, выслеживающих зверя, они двигались в этом сумеречном мире, куда блики солнца проникали либо сквозь переплетенные над головой дубовые ветки с лопающимися почками, ли о сквозь черные, как грачиные крылья, ветки упавшего тиса, а пробившись, блики слепили глаза с такой резкостью, что, казалось, будто они вырезаны мечом, безжалостно отсекшим все остальные лучи света, которые могли бы хоть немного рассеять мрак окружающего леса. А летом, когда все было покрыто листвой, сюда не попадало ни капли солнца, и ни одно его пятнышко, ни один светлый штрих не нарушал царящую здесь тьму. Холодный тяжелый дух стоял в тусклых просветах между деревьями, и нигде не было птиц. И вдруг неожиданно, где-то совсем близко, тревожно прокричала сойка.

Оператор в Белом доме, должно быть, ждал ее звонка.

Дрэм застыл на мгновение, сердце беспокойно сжалось. Затем он побежал, делая широкие обходные круги, чтобы против ветра подойти к месту, откуда донесся тревожный птичий крик. Остальные старались не отстать от него.

Это был какой-то странный бег молчаливых теней среди деревьев.

— Мисс Костелло, это вы? Мне дали указание соединить вас прямо с президентом.

Свет, более яркий, пробивался впереди меж темных, оплетенных лианами стволов. Дрэм пригнулся и, скользнув под нависающие ветви огромного тесного тиса, очутился на краю вырубки. Посреди открытого пространства буйно разросшиеся кусты боярышника, бузины и калины почти скрывали от глаз какую-то низкую, выступающую вперед насыпь из песка и камней, образовавшуюся, очевидно, в давние времена в результате обвала после зимних дождей. Насыпь эта как бы ограничивала вырубку на дальнем конце. Дрэм был уверен — как если бы он ясно видел вход в пещеру, — что там, под нависшей глыбой, в густом кустарнике, находится логово волка, чьи следы привели их сюда. Он незаметно сделал знак своим спутникам и сразу же почувствовал, хотя их не выдало ни одно движение, как они в мгновение ока рассеялись в разные стороны, чтобы затем стянуться кольцом вокруг вырубки.

Возникла короткая пауза, и вот наконец щелчок.

Дрэм, скорчившись, неподвижно застыл в бурой мгле под ветками тиса, рука его с такой силой сжимала древко копья, что побелели костяшки пальцев, ноздри раздувались, и, когда ветер доносил волчий запах, по телу его, как у собаки, пробегала дрожь.

— Мэгги? Где ты?

— Это долгая история.

Какие-то, казалось бы, незаметные сигналы — то шорох ветки, то вдруг дождик из пыльцы куманики — говорили ему о том, что его товарищи окружили вырубку. Теперь все зависело от нею. Он выпрямился, и в то же мгновение поднялись все остальные. Он видел, как они двинулись вперед, стягивая кольцо вокруг насыпи, где волк, должно быть, почуяв их приближение, следил за ними. Кончилось молчание, и все разом зашумели. Голоса, сливаясь в единую мелодию, поднимались к верхушкам деревьев: тай-йи-йаа-йи! Вместе с голосами воспарялось и сердце Дрэма, которое, пока он продирался через высокую траву и куманику, в каком-то яростном восторге отстукивало ритм: тай-йи-йи! Иа-а-йи-тай-йи-йи!

— У тебя усталый голос. Что-нибудь случилось?

— Пожалуй, вы были правы, господин президент. Насчет Стюарта. Вчера кто-то повредил тормоза в моей машине: меня хотели убить.

И вдруг неожиданно волк оказался перед ним. Ломая с шумом ветки, он выскочил на вырубку, но при виде охотников замер и, прижав уши, поводил теперь из стороны в сторону морщинистой мордой — огромный самец с полосатой шкурой, грозно вздыбивший шерсть. Затем, словно он знал, с кем из охотников ему придется иметь дело, он посмотрел Дрэму прямо в глаза, будто поджидал его. Так он стоял довольно долго, готовясь к прыжку и не отводя от взгляда мальчика своих кровожадных янтарных глаз, как бы приветствуя давнего знакомого. Остальные остановились на небольшом расстоянии, держа наготове копья. Но Дрэм уже никого не видел, никого, кроме своего волка. Один на один, жизнь за жизнь. Сейчас волк стоял между ним и алой воинской славой.

— Боже милосердный! Где ты сейчас?

Он прыгнул и побежал зверю навстречу, пригибаясь низко к земле и отведя руку с копьем назад для удара. Он видел разверстые челюсти и болтающийся язык, и ему вдруг показалось, что волк ухмыльнулся и затем тоже сделал прыжок.

— В больнице в Абердине. В вашем родном штате.

Дрэм так никогда и не узнал, что же произошло. Все случилось ошеломляюще быстро. Он наступил на что-то острое, может быть торчащий корень, который прошел через мягкую сыромятную кожу его башмака и вонзился глубоко в ногу.

— Тебя надо оттуда вывезти. Я позвоню губернатору…

— Нет, сэр. При всем моем к вам уважении, это будет неправильно. Тем самым вы подтвердите, что я работаю на вас. Кроме того, сэр, я нащупала ниточку, по которой должна следовать.

От боли он едва не потерял сознание. Все это продолжалось какую-то долю секунды, но, пытаясь восстановить равновесие, он упустил время, и волк бросился на него.

— В Абердине? Какое отношение ко всему этому имеет Абердин?

Он не успел еще ничего осознать, как в поле зрения появилась оскаленная пасть, заполнившая собой все пространство, — он видел желтые клыки и мокрое черное горло. Небо и кусты закружились перед глазами. Зверь навалился на него всем телом, и рвущая боль обожгла правое плечо. Ноздри его ощущали запах смерти. Горячее дыхание опалило ему лицо, когда он сделал отчаянную попытку ухватить копье поближе к груди, изо всех сил стараясь защитить горло, но в то же время какой-то другой Дрэм, его двойник, смотрел на все происходящее спокойно, как бы со стороны, и видел ясно, будто в прозрачном небе летнего вечера, неотвратимость своего жребия. \"Это конец. Для меня сложат костер, как для Голта… \"

— Роберт Джексон, сэр. Вы с ним вместе учились в школе.

Он слышал крики и краем сознания ощутил удар копья, занесенный кем-то сверху. Ему казалось, что над ним идет битва, и, как сквозь сон, он почувствовал, что волк отодвинулся куда-то от его горла. Он слышал, как рычание неожиданно перешло в повизгивание — и исчезла тяжесть. Он слышал звук ломающихся веток и шум в кустах и снова крики, но уже где-то вдали.

Президент замолчал. С минуту Мэгги внимательно прислушивалась к его молчанию.

— Роберт Эндрю Джексон? — наконец заговорил он. — Это он?

А потом настала странная жуткая тишина. И тогда он, не до конца понимая, что делает, попытался встать на колени. Он вздрагивал и ловил ртом воздух, все еще сжимая в руке копье. Откуда-то сверху спустилась рука Вортрикса и помогла ему подняться на ноги.

— Вы его не узнали, когда видели по телевизору?

— Он был совсем не похож. Ты уверена?

Кровь хлестала из пропоротого клыком плеча, окрашивая руку Вортрикса, точь-в-точь как в тот день, три года назад, когда они стали побратимами. В этой наступившей тишине они смотрели друг на друга и вдруг, устыдившись того, что теперь разделяло их, смущенно опустили глаза. Остальные мальчики, с трудом переводя дыхание, стояли вокруг.

— Уверена, сэр. — У нее получилось «увеена, шэр».

Кто-то сказал:

— В школе я называл его Эндрю. Я как-то не вижу связи… Что все это значит, черт побери, Мэгги?

— Зверь исчез. Берлога пустая. Вряд ли он вернется.

— Хотела бы я знать, господин президент. Но я это выясню.

И тут же послышался второй голос:

— Тебе что-нибудь нужно, Мэгги?

— Это не обычный волк. Это какой-то оборотень. Иначе он живым бы не ушел после твоего удара, Вортрикс.

— У меня украли бумажник и телефон.

Дрэм в изнеможении оперся на копье и снова взглянул на Вортрикса:

— Ладно, Санчес все пришлет.

— Ты напрасно вмешался. Решать надо было нам с волком вдвоем.

— Спасибо, сэр. Скажите ему, чтобы был осторожен.

Во рту у него пересохло, и говорил он прерывающимся шепотом, как будто его кто-то душил.

— Ты сама будь осторожна. Я не могу потерять еще одного человека, которому я доверяю. Их и так почти не осталось.

Вортрикс был мертвенно бледен, и даже губы у него посерели. Он посмотрел на Дрэма невидящими глазами и покачал головой, ничего не ответив. Сказать ему было нечего — Дрэм знал, и ничего нельзя было сделать. И если бы он, предположим, остановил льющуюся из раны кровь и, снова выследив волка, убил бы его до заката — ибо волка полагалось убивать до заката, — это все равно ничего бы не изменило, поскольку вмешался Вортрикс.

— Спасибо, господин президент.

Убийство волка — это всегда поединок. Так требует обычай.

После телефонного разговора она, должно быть, впала в забытье. А когда очнулась, на столике лежало сообщение для нее от мистера Дуга из «Старбакс». Она улыбнулась стараниям Дуга соблюдать осторожность.

Заскрипела, открываясь, дверь. Мэгги взглянула, попыталась сфокусировать взгляд и увидела, что в палату входит женщина средних лет. Черты ее лица были неразличимы в темноте.

Будущее представлялось Дрэму нереальным и бесконечно далеким. Кто-то принес горсть мха для того, чтобы приложить к ране. Он протянул руку, просунув ее через ремень, и с трудом заставил себя принять вертикальное положение. Он поглядел на мальчиков. Они отводили глаза, боясь встретиться с ним взглядом. Он заметил, что они, по какому-то молчаливому соглашению, раздвинули круг возле него, чтобы он мог уйти. Его товарищи по Школе Юношей таким образом проявили милосердие, и это было все, что они могли для него сделать. Они давали ему возможность уйти в лес, чтобы избежать позора, а лес сам должен был решать — жить ему или умереть, хотя надежды выжить почти не было. Теперь он был волен искать убежища в лесу, как в ту памятную ночь, с которой все началось, шесть весен назад. Это был бы самый легкий для него путь, но после той ночи вот уже шесть весен как он не сдавался перед трудностями.

— Какой сюрприз — снова увидеть вас, дорогая моя, — заговорила она.

Он сражался так долго и так упорно, что сейчас уже был не в состоянии прекратить борьбу. Он не мог выбрать легкий путь, хотя жаждал его всем сердцем.

Мэгги сжала кулак — жест бесполезный для человека с двумя сломанными ребрами и трубкой в вене, но она сделала это рефлекторно, от страха и ярости, охвативших ее.

— Лес кругом, — сказал Луга.

Женщина подошла ближе. В руке у нее был шприц. Мэгги отпрянула.

Дрэм покачал головой.

— Не пугайтесь так, Мэгги, милая. У меня здесь то, что снимает боль.

— Нет, — сказал он. Больше он не мог произнести ни слова из-за сухости во рту.

Мэгги потянулась к чашке кофе, все еще горячего, которая стояла у нее на столике. Если удастся ее взять и выплеснуть горячую жидкость в лицо…

Он собрался с силами и вскинул копье на плечо. Все еще прижимая к груди мох, он двинулся обратно. Остальные шли сзади чуть поодаль, и только Вортрикс был рядом с ним.

Но тут она разглядела лицо этой женщины. Да, седые волосы, но нет, совсем не похожа на ту обманчиво добрую старушку у школы, которая испортила ей машину.

Глава Х

БРАТ МОЙ, БРАТ

— Совершенно нечего бояться, милая.

Когда стало темнеть, Дрэм, взглянув в последний раз на старого Кайлана и на Школу Юношей, направился к своей хижине.

— Простите, — пролепетала Мэгги. — Я приняла вас за другую.

— Нетрудно и перепутать. Когда вас привезли, я была в бригаде скорой помощи. Какой ужас вы перенесли! Врач считает, что вы должны принимать болеутоляющее. Хотите, внутривенно, — она показала шприц, — хотите, выпьете таблетки. Как вам больше нравится?

Все сидели за ужином у очага на тех же местах, что и прежде. Они разом подняли головы и уставились на него, когда он остановился на пороге, освещенный слабым отсветом огня: на лбу у него еще сохранились следы Волчьего Узора, а на плече зияла рана с запекшейся кровью. И всем вдруг показалось, что перед ними не человек, а дух. Он сразу понял это по их лицам; в глазах матери промелькнул страх. Он и был теперь дух, так как для своих соплеменников он больше не существовал. Если мальчик промахнулся и не убил волка, оставшись при этом в живых, — для племени он умирал. Таков был обычай.

Мэгги выбрала таблетки. Взяла у медсестры бумажный стаканчик с водой, положила таблетки на язык и сделала большой глоток.

— Отлично, милая.

Белошей, вскочивший вместе с другими собаками при его появлении, пронзительно взвизгнул и бросился к нему, как-то странно пригибаясь к земле. Обычно пес встречал его радостным лаем. Но молчание было нарушено. Мать тут же поднялась на ноги.

Как только медсестра отвернулась, Мэгги выплюнула таблетки и сунула их под подушку. И стала ждать, когда за посетительницей закроется дверь.

— Что с тобой? Ты ранен? Что с плечом?

Вот, закрылась. Кто бы ни был человек, пытавшийся ее убить, он, безусловно, повторит попытку. Нельзя оставаться здесь ни минуты. Пока она здесь лежит, задушить ее или отравить ничего не стоит.

Дрэм оглядел хижину. Станок, стоящий у двери, был пуст, но на полу возле него лежал свернутый кусок ткани, алой, в тонкую темно-зеленую клетку цвета можжевеловых листочков. Сердце больно кольнуло под ребром.

Морщась от боли, она выдернула из вены иглу и приложила салфетку, чтобы остановить кровь. Потом сбросила теплое одеяло. На ней была обычная больничная рубашка. Напрягая все силы, она спустила сначала одну ногу, потом другую и заскользила вниз, пока ноги не коснулись пола. Она осторожно перенесла на них вес и с облегчением поняла, что может ходить.

Он сказал хрипло:

На стуле стояла ее дорожная сумка. Она расстегнула сумку, вытащила брюки и рубашку. На то, чтобы одеться, у нее ушло почти десять минут. Записка от Санчеса лежала у кровати; Мэгги забрала ее и двинулась к двери. Проходя мимо зеркала, в ужасе застыла, увидев свое отражение. На правой щеке — красная ссадина, под глазами — темные круги.

— Если это для меня, мать, можешь сделать новый плащ Драстику. Я промахнулся, волк ушел.

Она прошла по коридору мимо поста медсестер — оттуда не донеслось ни шороха. Она была почти у двери на лестницу, когда услышала у себя за спиной голос: