Непонятно почему, но новость нисколько не удивила Рика; лишь добавила усталости, которая сжимала его со всех сторон.
— Думаю, в контракте предусмотрен гарантийный срок, — вяло заметил Рик. — Если коза заболеет в первые девяносто дней с момента покупки…
— Коза не заболела. Кто-то, — Айрен прокашляла горло, голос ее зазвучал хрипло и приглушенно:
— Кто-то прилетел на крышу, вытащил козу из клетки и подтащил к краю крыши.
— А потом столкнул вниз? — спросил Рик.
— Да, — кивнула Айрен.
— Ты видела, кто это сделал?
— Я хорошо ее запомнила, — кивнула Айрен. — Барбо все еще дурачился со своей лошадью; он спустился со мной, мы позвонили в полицию, но, когда они прилетели, животное уже умерло, а она сбежала. Невысокая молоденькая девушка с темными волосами и огромными черными глазами. Очень худая. Она была в плаще, блестящем как рыбья чешуя. На плече — сумка, как у почтальона. Она не пряталась от нас, даже не пыталась. Как будто ей было все равно.
— Нет. Я думаю, Рейчел хотела, чтобы ты увидела и сказала мне, кто именно убил козу. — Рик поцеловал жену. — И ты все это время стоишь здесь, на крыше?
— Примерно полчаса. Тогда все и случилось. — Айрен нежно поцеловала его в ответ. — Ужасное и бессмысленное убийство.
Рик повернулся к припаркованному кару, открыл дверцу, забрался внутрь.
— Нет, не бессмысленное, — объяснил он. — У нее были причины, с ее точки зрения. С точки зрения андроида, — уточнил он.
— Куда ты опять? Я думала, ты спустишься и побудешь со мной. По ТВ передали жуткую новость; Бастер Френдли заявил, что Мерсер — подделка. Что ты на это скажешь, Рик? Ты считаешь, что это правда?
— Все правда, — ответил Рик. — Все, о чем кто-нибудь когда-нибудь просто подумал. — Он включил мотор.
— С тобой ничего не случится?
— Со мной ничего не случится, — ответил он и добавил:
— Но я умру. И то и другое — правда. — Он захлопнул дверцу кара, помахал Айрен рукой и растворился в ночном небе.
«Раньше я мог бы посмотреть на звезды. Много лет назад. Но теперь я вижу сплошную пыль; никто не видел звезд много лет. По крайней мере, с Земли. Возможно, я отправлюсь туда, где на небе еще видны звезды». Ховеркар набирал скорость и высоту; он летел за пределы Сан-Франциско, к незаселенным территориями на Севере, куда не забредали живые существа. А если и забредали, то с единственным желанием — умереть.
Глава 21
Раннее утро высветило поверхность серой мертвой равнины, уходившей в бесконечность. Огромные камни, каждый величиной с дом, закатились в эту пустыню, чтобы встретиться друг с другом, да так и остались, будто встав на якорь. «Остатки склада под открытым небом, — подумалось Рику, — Товар давно распаковали и вывезли, а упаковочную тару — контейнеры, ящики, коробки — бросили; никому не нужная тара лежит и истлевает… Когда-то здесь зеленели поля, на лугах паслись животные. Ну разве не восхитительная мысль — «когда-то здесь паслись животные», а? А сейчас это место покажется сомнительным даже для того, чтобы умереть».
Ховер летел теперь почти над самой поверхностью равнины. «Интересно, что бы сказал мне Дейв Холден сейчас? В некотором смысле я — величайший охотник современности; никому прежде не удавалось усыпить шестерых анди «Нексус-6» за двадцатичетырехчасовой промежуток времени. И едва ли кто-либо отважится повторить мой результат. Кажется, самое время позвонить Дейву», — решил Рик.
Неожиданно он заметил, что впереди начинается каменистый склон; пролетев еще немного, Рик попытался посадить ховеркар. «Усталость, — решил он, — у меня попросту дрожат руки; нельзя сидеть за штурвалом столько времени». Посадить ховеркар на каменистую поверхность оказалось не так-то просто; машина подпрыгивала, камни катились по склону.
Когда пыль вокруг ховера осела, а водитель — Рик отдышался, он набрал номер оператора-видеофонистки Сан-Франциско.
— Соедините с госпиталем «Гора Сион», — попросил он девушку.
Через минуту на экране появилась видеофонистка госпиталя:
– Переформатирование нейронных связей, – повторил кукуратор. – Никогда не слышал. А зачем это?
— «Гора Сион» слушает.
– Чтобы не терзали воспоминания. Мозг не должен ничего помнить про прошлый цикл. Ну, почти. Конечно, какие-то смутные эмоциональные отпечатки остаются, но… В общем и целом, они не мешают. Задача была решена. В результате этих исследований появился стартап «Розенкранц и Гильденстерн живы».
— У вас находится пациент, Дейв Холден. В каком он состоянии? Могу ли я поговорить с ним?
– Расскажите про настоящего Гольденштерна, – попросил кукуратор. – Моя разведка…
— Минуту, я проверю, сэр. — Экран погас. Рик достал щепотку нюхательной смеси «Док Джонсон», размял ее пальцами, чихнул. Время шло, но ответа не поступало. Без включенного мотора температура внутри кабины ховера начала катастрофически быстро падать. — Доктор Коста сказал, что мистер Холден не отвечает на вызовы, — сообщила видеофонистка, неожиданно появившись на экране.
– Наплела много странного, – ответил Розенкранц. – Я знаю.
— Я из полицейского управления, — объяснил Рик, и развернув свое удостоверение, показал экрану.
– Кто такой Гольденштерн?
— Одну минутку, — ответила девушка и вновь отключилась. Рик достал еще одну щепотку «Док Джонсон»; привкус ментола вызывал раздражение. Опустив стекло кара, Рик выбросил жестянку с порошком в окно. — Извините, сэр, но состояние мистера Холдена, как сказал доктор Коста, не позволяет ему ответить на ваш вызов, вне зависимости от срочности дела… л — О’кей, — согласился Рик.
– В каком смысле? Разве вы не в курсе?
Теперь, как показалось Рику, даже в воздухе запахло чем-то неприятным; он спешно поднял стекло. «Дейв действительно влип, — вздохнул Рик. — Просто удивительно, что они не прихватили и меня. Возможно, я действовал очень быстро, — заключил он. — Усыпил всех анди за один день. Они явно не ожидали от меня такой прыти. Гарри Брайант был прав, когда торопил меня».
– Я в курсе, – улыбнулся кукуратор. – Но почему он каждый день восходит над баночной вселенной как солнце? Очень убедительное солнце? Ведь настоящее солнце – это вы.
В машине становилось все холоднее; открыв дверцу, Рик выбрался на воздух. Неожиданный порыв ветра мгновенно продул одежду, пронизывая до костей; Рик начал ходить, похлопывая себя руками, чтобы согреться.
– Мы не солнце, – сказал Розенкранц. – Мы скорее черная дыра. Вокруг нас все вращается, но нас не видно даже в упор. А Гольденштерна невозможно спрятать все равно. Синхронное излучение множества банок будет ощутимо из-за психического резонанса. Так что лучше сделать на этой основе небольшое декоративное светило, про которое нельзя говорить. Метафора окончательного успеха должна быть наглядной.
«Было бы приятно поговорить с Дейвом, услышать его одобрительный отзыв. Думаю, он бы понял меня лучше, чем Мерсер. Для Мерсера все просто, потому что он принимает любое событие. Ничто ему не чуждо. Но то, что сделал я, чуждо мне самому. Все вокруг меня становится противоестественным. Я сам стал противоестественным».
– Но в чем же… э-э-э… в чем, собственно, смысл, э-э-э…
– Гольденштерна как мистерии?
Задумавшись, Рик пошел вверх по склону, но Каждый последующий шаг давался труднее предыдущего. «Я слишком устал, чтобы карабкаться вверх». Остановившись, он стер капли пота со лба, со щек; ему показалось, что пот сочится из всех пор его тела, измученного и разбитого. Ощутив ярость и злость к своему телу, он сплюнул; сплюнув как будто надеялся освободиться от презрения к самому себе. Стало чуть легче, и он продолжил восхождение по склону навстречу неизвестности. Понятный, цивилизованный мир остался где-то вдалеке и в прошлом; ничто живое не сохранилось здесь, только он — Рик.
Кукуратор благодарно кивнул – он вряд ли догадался бы так сформулировать вопрос.
Стало тепло. Не просто тепло, а неожиданно жарко, значит, прошло много времени. Он ощутил дикий голод. Он не ел бог знает сколько времени. Жара и голод призывали смириться. «Да, — согласился Рик, — я в самом деле проиграл. Из-за того, что я убивал андроидов? Или из-за Рейчел, которая убила мою козу?» Он никак не мог правильно оценить события прошедшего дня и сделать верные выводы; он продвигался вперед, все глубже погружаясь в туман галлюцинаций, заполнявших его сознание. И… неожиданно замер на самом краю обрыва, едва не свалившись в расщелину; он чудом предотвратил падение туда, где боль и беспомощность, туда, где неминуемая смерть. И никто не увидел бы, как он падает; никто не оценил бы степень всеобщей и его, Рика, деградации; никто не обратил бы внимание, что падению он противопоставил все оставшееся мужество… Усилия? Их оценят только мертвые камни и засохшие пучки травы, за которые он станет цепляться и которые полетят вместе с ним.
– Да. Именно.
В этот момент первый камень (это был настоящий камень, а не муляж из резины или мягкой пластмассы) со свистом ударил его в пах. И боль — это основополагающее знание об абсолютном одиночестве и страдании — прикоснулась к нему не абстрактно, а ужасающе реально.
– Смыслов много, – ответил Розенкранц. – Гольденштерн – это наша сельскохозяйственная ферма. Полностью автоматизированная ферма. Ну, как у вас в Сибири. Кроме того, любое запрещенное слово – это спецсимвол, на котором конденсируется агрегат «М5». ГШ-слово – одна из наших главных второсигнальных антенн. Затем, Гольденштерн – это новый человек. Достигший предела эволюции. Человек разогнанный. Homo overclocked, пришедший на смену homo zapiens. Такими когда-нибудь станете вы все.
Он резко остановился. А затем, испытывая неодолимое внутреннее стремление, он продолжил восхождение. «Камни безвольно, но неумолимо катятся вниз с горы, — подумал он. — Я сейчас также неумолимо поднимаюсь вверх, не зная, зачем я прилагаю такие усилия».
— Мерсер, — сказал он, дрожа; остановился, замер. Перед собой он отчетливо различил смутную фигуру; человек стоял неподвижно. — Уилбер Мерсер. Неужели это ты?
– Почему?
«Боже, — вдруг понял он. — Это моя тень. Мне надо поскорее спуститься вниз. Прочь с холма».
– Купленная отсрочка пройдет. Как вы полагаете, что мы делаем с банкой, когда оплаченное время кончается?
– Включаете Бетховена?
Он торопливо ринулся вниз; перейдя на бег, он тут же упал; облако пыли взметнулось над ним и заволокло все вокруг. Он вскочил и побежал еще, быстрее. Увидел припаркованный кар. «Я спустился с холма, — обрадованно произнес он, — и вернулся к ховеру». Распахнув дверцу, он втиснулся внутрь. «Интересно, кто бросил в меня камень?
– В каком смысле?
Там никого не было. И почему меня беспокоит этот вопрос? В меня однажды уже попали камнем во время слияния. Когда я воспользовался своим эмпатоскопом. Но тогда камень ударил всех и каждого. Сейчас произошло нечто новое. Или нет? Просто на сей раз камень попал только в меня. В одного».
– Ну, так у нас говорят. Усыпляете? Отключаете от жизнеобеспечения?
Задрожав, Рик достал из запасника запечатанную баночку нюхательной смеси. Он торопливо содрал ленту, открыл баночку и взял большую щепотку; Рик отдыхал — ноги торчали из открытой дверцы ховера, хотя сам он сидел внутри. Трудно найти более неподходящее место. Не стоило сюда лететь. К тому же он не в силах лететь обратно.
– Подумайте еще раз…
«Если бы я только мог поговорить с Дейвом, — вздохнул Рик. — Я бы пришел в норму. Запросто выбрался бы отсюда, вернулся бы домой и залег в постель. У меня, как и прежде, все еще есть работа, есть электрическая овца. Скоро появятся новые анди, которых предстоит усыпить; карьера не завершена; я еще не усыпил своего последнего анди. Возможно, я переживаю из-за них. Испугался, что анди вымерли».
– Ага, – сказал кукуратор, – вот что… Вы… Вы ее разгоняете?
Он посмотрел на часы — девять тридцать.
– Конечно, – ответил Розенкранц. – Мозг, съезжающий с первого таера во тьму забвения, становится одной из наших рабочих ламп. Знаете, как выглядит будущее человечества? Напряженно гудящие на полках подземных оранжерей мозги, разогнанные на полную мощность. Понятно, надо оставить на поверхности возобновляемый биоресурс, но совсем небольшой. Цивилизация становится зеленой и бездымной. Мы сделали расчеты – даже не нужны новые мозги, достаточно разогнать те, что уже в банках. Но любители вечности все прибывают и прибывают. Поэтому мы не торопим события. Мы выполняем свои обязательства и никуда не спешим. Мы честные партнеры. Рано или поздно срок кончится у всех…
Подняв трубку видеофона, он набрал номер Дворца Правосудия на Ломбард-стрит.
– Понятно… А что чувствуют ваши лампы?
— Соедините с инспектором Брайантом, — сказал он мисс Уайлд, видеофонистке Управления.
– Вы, как государственный деятель, должны понимать, что это неважно, – ответил Розенкранц. – Совершенно не важно, что они чувствуют. Обычные человеческие переживания, не хуже и не лучше.
— Инспектор Брайант вышел. Он находится в своем каре, но я не могу с ним связаться. Видимо, он вышел из кабины.
– Но с ними происходит одно и то же?
— Он не говорил, куда направляется?
Розенкранц кивнул.
— Да, говорил. Что-то насчет андроидов, которых вы усыпили прошлой ночью.
– Экономнее гнать все стадо через одну симуляцию. Я имею в виду, синхронно. Но вот повторять эту симуляцию раз за разом нельзя – упадет выработка агрегата «М-5». Нейронные связи и контуры надо обновлять. Нужен коллективный сон, меняющийся каждую ночь. И еще, конечно, необходима имитация родовой травмы в каждом цикле, это Судоплатонов вам верно объяснил. В конце или в начале – не играет роли.
— Соедините меня с моей секретаршей, — попросил Рик.
– Моя разведка доносила, – сказал кукуратор, – что Гольденштерн успевает прожить целую жизнь с заката до рассвета. Но почти все его жизни обычные – серые, мучительные и малоинтересные.
Оранжевое треугольное лицо Энн Марстен мгновенно появилось на экране видеофона.
– Да, – ответил Розенкранц. – Тут существенно не содержание, а скорость. Бесконечные ряды банок, работающих с максимальной нагрузкой. И никто уже не помнит, что снилось вчера. Мы только начали движение к этому идеалу. Но уверенно к нему приближаемся.
— Ага, мистер Декард. Инспектор Брайант пытался с вами связаться. Кажется, он внес ваше имя в список отличившихся и передал его Высшему Руководству. Вы ведь усыпили шестерых анди…
– А что такое тюрьма «Новая Жизнь», про которую говорил Ахмад? Кто там сидит? Чем они занимаются?
— Я знаю, что я сделал.
– Те, кто там сидит, не знают, что они в тюрьме, – улыбнулся Розенкранц. – Их там очень много. И со всеми происходит одно и то же… Неужели не догадались?
— Никому не удавалось прежде… О, мистер Декард, звонила ваша жена. Пыталась узнать, все ли в порядке. Кстати, вы в полном порядке?
– Догадываюсь, – вздохнул кукуратор. – Гольденштерн, выходит, тоже трудится?
Он ничего не ответил…
– Трудится, конечно. И вы трудитесь. Все в этом мире работники, разве духовник вам не объяснял?
— Все же, — сказала мисс Марстен, — вам следует позвонить ей. Она просила передать, что ждет вас дома.
– У меня тогда еще вопрос. Шейх Ахмад говорил про древнего змея… Про мозгового червя, стоящего за человеческой историей. Это правда?
— Вы слышали, что случилось с моей козой?
– Да. Мы называем его «языком».
— Нет, я даже не слышала, что она у вас была.
– Почему?
— Они прихватили мою козу, — сообщил Рик.
– Ну, во-первых, он чем-то похож по форме. Во-вторых, что важнее, это и есть создатель второй сигнальной системы. Того самого языка, на котором творит ваш великий Шарабан-Мухлюев. Без второй сигнальной системы не будет никакого баблоса. В-третьих… В общем, как с мистерией Гольденштерна. Больше смыслов, чем поместится в вашей голове.
— Кто, мистер Декард? Бандиты, которые воруют животных? Мы только что получили рапорт: новая банда тинейджеров…
– Язык бессмертен?
— Нет. Бандиты, которые воруют жизни.
– И да и нет. Он жив до тех пор, пока жив содержащий его человеческий мозг. Раньше мозг умирал вместе с телом – и в этом была проблема. Миграция языка из мозга в мозг была рискованным обременительным делом и сопровождалась смертью прежнего носителя. Но сейчас… Древнему змею больше не нужно менять дом.
— Я не поняла, мистер Декард. — Мисс Марстен внимательно посмотрела на Рика. — Вы ужасно выглядите, мистер Декард. Очень утомлены. И… Боже, у вас подбородок в крови.
– Значит, стать одним из вас уже нельзя?
Он провел ладонью по щеке и подбородку, посмотрел: действительно кровь. Видимо, в него попало несколько камней.
– Почему же, – ответил Розенкранц. – Миграция перестала быть необходимостью. Но она остается возможностью. Вы добрались до этой комнаты и заявили о своем желании влиться в наши ряды. Это осуществимо. Язык вполне может в вас войти, покинув прежний мозг.
— Вы выглядите как Уилбер Мерсер, — сообщила мисс Марстен.
– И кто согласится на такое? Кто перестанет быть богом?
– Я, – ответил Розенкранц. – Я жду того, кто займет мое место, отпустив меня на свободу… Именно поэтому я и подметаю пол в тревожном боксе. Я жду, когда на очередной банке замигает лампочка. Вдруг повезет…
— Да, — согласился Рик, — я и есть Уилбер Мерсер; я навечно слился с ним, теперь мы едины. Я сижу здесь, надеясь, что нам удастся вновь разделиться. По-моему, это место возле границы с Орегоном.
– А что случится с вами? С вашим мозгом?
— Может, прислать за вами патрульный ховер?
– Не занимайте себя этим вопросом, – сказал Розенкранц. – Я весьма древнее существо, провел много времени в загробных скитаниях и давно нашел для себя долину покоя и последний приют…
— Нет, — ответил Рик. — Я больше не работаю в Управлении.
Кукуратор вежливо улыбнулся, как делал всегда, когда слышал непонятную чепуху.
— Вы переутомились, мистер Декард, — ласково произнесла секретарь. — Сейчас вам потребуется одно — как следует выспаться. Я передам инспектору Брайанту, что вы дома, отдыхаете. И, пожалуйста, позвоните домой жене. Она очень, очень волновалась. Вам я могу сказать: вы оба в ужасном состоянии.
– Увы, судьба не отпускает меня, – продолжал Розенкранц. – Найти преемника непросто. Понимаете ли вы, каково мне столько лет глядеть на эти мигающие белые лампочки – и ошибаться опять и опять?
Кукуратор пожал плечами.
— Из-за козы, — ответил Рик. — Анди здесь ни при чем; Рейчел ошиблась — я усыпил их без труда. И специал ошибся, заявив, что я не смогу вновь слиться с Мерсером. Прав оказался только Мерсер.
– Вы вот даже нарядились практически Розенкранцем, – продолжал Розенкранц ворчливо. – Немного с вашей стороны самоуверенно, вы не находите?
— Будет лучше, если вы вернетесь в Зону Залива, мистер Декард. Сюда, где много людей. Думаю, возле границы с Орегоном никто не живет? Вы ведь там один?
Кукуратор улыбнулся еще вежливей, чем в прошлый раз. Те, кто знали его, испугались бы этой улыбки.
– Наступает важнейшая минута вашей жизни, – сказал Розенкранц. – Но вы думаете не о том. Банки, Гольденштерны, баблос – это просто. Сложно другое. Вы хоть понимаете, какие моральные проблемы встают перед окончательными бенефициарами существующего миропорядка?
— Странно, — рассказывал Рик, — но возникла абсолютная, полная, реальная иллюзия, что я стал Мерсером; понимаете, в меня даже швыряли камни. Но я ощутил нечто совершенно отличное от того, что чувствуешь, когда сжимаешь рукоятки эмпатоскопа. Вы чувствуете Мерсера, когда сжимаете рукоятки эмпатоскопа? В данном слиянии я был один. Я остался один.
– Мне надоело понимать, – ответил кукуратор. – Я хочу стать. Таким как вы. Одним из вас.
— Говорят, что Мерсер — обман.
– Но хоть в этом вы уверены?
— Мерсер не подделка и не обман, — ответил Рик, — до тех пор, пока обманом не стала вся наша жизнь.
– Уверен. Абсолютно уверен.
– А как же ваш рай? Ваш уютный садик? Ваша рыжая девочка?
«Холм, — вспомнил Рик. — Пыль, многочисленные камни, каждый отдельный камень чем-то отличается от всех остальных».
– Мой рай – это шалаш по сравнению с тем, что вы мне показали. Канава с нечистотами.
— Боюсь, — сказал Рик, — что теперь смогу существовать только как Уилбер Мерсер. Единожды слившись с ним, невозможно его покинуть.
– А три божественных телефона?
«Неужели мне предстоит вновь взбираться по склону? Да, бесконечный подъем. Я, как и Мерсер, в ловушке у вечности».
– Я полагал, что сила там. Но я не знал. Я же говорю, теперь я видел. Я правда заглянул за край. Я готов.
— До свидания, — попрощался Рик.
– В таком случае, – сказал Розенкранц, – бесчеловечно заставлять вас ждать. Если вы хотите стать моим сменщиком, вам следует пройти испытание.
— Вы позвоните жене? Обещаете?
– В чем оно?
— Да, — кивнул он, — спасибо за все, Энн. — Он положил трубку.
– Вы должны победить меня в поединке и найти вход в наш мир. Догадаться, где он. Шагнуть в нужную сторону.
– Как именно? Я что, войду в лабиринт?
«В постель, отдыхать. Последний раз я лежал в постели вместе с Рейчел. Я нарушил закон. Связь с андроидом — серьезное правонарушение, как на Земле, так и на колониальных планетах. Она, должно быть, уже скрылась в здании корпорации. Сиэтл, семейное дело Роузенов — людей и андроидов. Жаль, что я не могу посмеяться над тобой так же, как посмеялась надо мной ты, Рейчел. Вас, андроидов, не беспокоят даже мелочи, которые не дают покоя людям. Если бы я убил тебя прошлой ночью, моя коза осталась бы живой. Серьезная ошибка. Я должен был усыпить тебя. Нет, я ошибся чуть раньше, когда переспал с тобой. Хотя и ты оказалась права только в том, что я изменюсь. Но я изменился не так, как хотелось бы тебе. Я изменился в худшую сторону», — заключил он.
– Примерно, – сказал Розенкранц. – В определенный момент вам нужно будет сделать правильный выбор. Если вы сделаете его верно, вы победите. Гольденштерн станет Розенкранцем.
«Но теперь мне все равно. Теперь я спокоен. После того, что произошло со мной на склоне, когда я начал восхождение к вершине. Интересно, что произойдет, если я, не останавливаясь, доберусь до самой вершины холма? Ведь там, на вершине, Мерсер заканчивает путь к Цели и умирает, Именно там триумфальное восхождение Мерсера заявит о себе в полный голос, там — в конце пути великого звездного цикла».
– Можно подробности?
«Но если я — Мерсер, — раздумывал Рик. — Я не могу умереть, даже через десять тысяч лет. Мерсер бессмертен».
Розенкранц отрицательно покачал головой.
Он в очередной раз взял трубку видеофона, чтобы позвонить жене.
– Вы уже знаете все необходимое. Все было вам открыто.
И застыл в удивлении.
– Когда?
– Совсем недавно.
Глава 22
– Это как-то связано с… э-э… мистерией Гольденштерна?
– И да и нет.
Рик положил трубку на место, забыв, что хотел набрать свой номер; он неотрывно следил за движущейся невдалеке от ховера точкой. «Животное», — решил он. Сердце заколотилось и застонало от радостного предчувствия. «Я знаю, что там прыгает; я не видел существа живым, зато хорошо помню по фильмам…»
– Вы говорите загадками, – сказал кукуратор.
«Но в каталоге «Сидни» они обозначены буквой «В», сейчас проверю». — Трясущимися руками он вытащил помятый каталог «Сидни», раскрыл:
– Именно, – ответил Розенкранц. – Загадками, сказами, баснями и легендами. У нас, вампиров, это национальное…
«ЖАБЫ (Буфониды), все виды……б».
Он залез на стол и снял с люстры ножны с рапирой.
– Вы хотите драться прямо сейчас? – спросил кукуратор.
«Они вымерли много лет назад. Жабы и ослы — любимые существа Уилбера Мерсера. Но на первом месте — жабы».
– Ну да, – ответил Розенкранц. – Когда же еще? Давайте только допьем это замечательное вино, и убивайте меня к чертовой матери.
«Мне нужна коробка».
Спустившись на пол, он свободной рукой налил обе рюмки до краев и протянул одну кукуратору. Кукуратор положил на эфес правую ладонь и взял рюмку левой.
– Боитесь внезапного нападения? – засмеялся Розенкранц. – Не бойтесь. Я уже говорил вам, что я на вашей стороне.
Рик засуетился, заглянул на заднее сиденье ховера — пусто; он выскочил из кара, подбежал к грузовому отсеку, открыл ключом замок, поднял крышку — картонная коробка, в которой лежит запасной топливной насос. Рик поднял коробку, вытряхнул из нее насос, положил на дно тряпку и медленно двинулся следом за жабой. Не спуская с нее глаз.
– Если я проиграю, я умру?
Жаба, как он отметил, здорово приспособилась к окружающему пейзажу; она почти сливалась с ним. Рик заметил ее только по облачкам пыли; видимо, изменение климата повлияло на окраску жабы. «Что нужно сделать, когда находишь животное, считавшееся вымершим?» — Он не просто так задал себе этот вопрос, он попытался вспомнить, что говорит об этом основной каталог «Синди». Память подсказала, что нашедшему полагается премия и какой-то орден, который вручает представитель ООН. «Кажется, награда составляет сумму в миллион долларов», — присвистнул Рик. «А если находишь любимое животное Мерсера? Боже мой. — Он покачал головой. — Это невозможно! Я готов поверить, что свихнулся из-за этой пыли. Что я — специал, воспринимающий происходящее больным сознанием… Как пустоголовый Изидор, для которого Мерсер оживил паука. Видимо, в моей голове начался процесс, который погубил Изидора. Неужели Мерсер виновник этого? Но ведь Мерсер — я. Выходит, я сам виноват; нет, я нашел жабу. Нашел, потому что смотрю на мир глазами Мерсера».
– Нет, – сказал Розенкранц. – Но вы зашли слишком далеко, чтобы вернуться туда, откуда пришли.
Рик присел на корточки, наклонился к жабе. Она выкопала лапками ямку, спряталась в ней; жизненные процессы приостановились в ее организме, и она впала в спячку. Глаза ее поблекли; жаба не замечала присутствия Рика, который с ужасом подумал, что животное погибло в двух шагах от своего спасителя.
– Я понимаю. Но я же не частное лицо. Я управляю Добрым Государством. Отвечаю за жизнь и безопасность многих людей. Кто меня заменит?
«Странно, — сглотнул Рик, — она прыгала всего секунду назад».
– Может быть, Шкуро… Нет, лучше Судоплатонов. Точно, Судоплатонов.
Поставив картонную коробку, Рик осторожно стряхнул с жабы пыль. Кажется, она ничего не замечает, но в то же время и не сопротивляется.
– Но…
Подняв жабу, Рик почувствовал характерный холодок ее тела, сморщенного и сухого. И не просто холодок — настоящий холод, как будто жаба выползла из подземной пещеры, расположенной в глубинах Земли. Впервые в жизни выползла из подземного грота, надеясь погреться на солнышке.
– Не волнуйтесь, смуты не будет. На время переходного периода ваши государственные функции возьмет на себя искусственный интеллект. Ваши проявления, бро, довольно несложны – мы смоделировали их на пятнадцати мегатюрингах. Достаточно переключить пару разъемов, и никто ничего не заметит. Даже ваша рыжая девочка.
Жаба задергала лапками, лениво сопротивляясь; Рик не понял — хочет ли она вырваться или только поиграть с человеком?
– Ахмада вы тоже смоделировали?
Розенкранц кивнул.
«Очень крупная жаба, — отметил Рик. — Наверное, взрослая. Она выжила в борьбе за существование, да еще в труднейших условиях! Интересно, где она находит воду, чтобы откладывать икру! Наверное, под землей. Вот что способен видеть Мерсер, — заключил Рик, опустил жабу в коробку и осторожно понес к ховеру. — Он умеет разглядеть даже ту жизнь, которая тщательно прячется в пыли мертвого мира. В любой точке Вселенной Мерсер находит таинственные признаки жизни. Теперь мне понятно; единожды взглянув вокруг глазами Мерсера, я не смогу смотреть на мир иначе, чем смотрит он. И ни один андроид, — грозно подумал Рик, — не сможет отрезать лапу этому существу». — Он вспомнил, что анди сделали с пауком пустоголового.
– На Ахмада понадобилось почти двадцать. Но он пока настоящий, потому что больше не скребется в нашу дверь. А ваш трамвай уже подан к перрону.
Рик осторожно поставил коробку в кабине ховера на сиденье рядом с собой, крепко сжал руль. «Странное ощущение, — улыбнулся он, — как будто я вновь стал маленьким ребенком».
– Я не очень помню карбоновые метафоры, – сказал кукуратор.
Тяжесть, преследовавшая его всю ночь, неожиданно отступила. «Сейчас я порадую Айрен, — улыбнулся Рик, хватаясь за трубку видеофона. Набрав две первые цифры, он остановился, подумал и решил:
– Надеюсь, – ответил Розенкранц, – что вы отрежете мне голову.
— Сделаю ей подарок! Полет до дома займет тридцать — сорок минут».
Кукуратора посетила нехорошая догадка.
Он решительно включил мотор и резко, будто застегивая молнию, взлетел, разворачивая ховер в направлении Сан-Франциско. Семьсот миль на юг.
– Говорите, достаточно переключить пару разъемов? – спросил он. – А может быть, вы уже их переключили?
– Может быть, – улыбнулся Розенкранц. – Все может быть. Но мое предложение в силе. Не думайте о плохом. Вы действительно в состоянии стать одним из нас – я не лгу. Мимо входа в наш мир ежедневно проходят очень многие. Но они этого не понимают. А вас буквально ткнули мордой в дверь. Вы слышали все необходимое. Ваше подсознание все помнит. Настройтесь на победу. Одержите ее. И отпустите меня на волю…
Айрен Декард сидела возле «Пенфилда», раздумывая, какую набрать комбинацию цифр. Но не решалась; она чувствовала себя настолько больной и вялой, что боялась прикоснуться к кодирующему устройству. Какое-то препятствие лишило ее дороги в будущее, лишило всех возможностей, которые могли появиться на этой дороге. «Если бы рядом сидел Рик, он бы набрал мне 3, — думала Айрен, — и у меня бы возникло желание поэкспериментировать. Я бы набрала код радости или, в крайнем случае, 888 — «Желание смотреть телевизор». Интересно, что там показывают?»
Розенкранц поставил бокал на стол, вынул рапиру из ножен и отсалютовал кукуратору.
Она вновь провалилась в задумчивость, размышляя, куда мог подеваться ее Рик.
– Я готов.
«Возможно, уже торопится домой; но, с другой стороны, он с не меньшим успехом может домой и не торопиться, — заключила Айрен; ей показалось, что кости стало ломить, а суставы затрещали. — Наверное, от старости».
Кукуратор допил вино и обнажил свое оружие. Неужели действительно будем фехтовать, подумал он. Он же знает, что я это люблю и умею. Должен знать…
В дверь квартиры постучали.
Клинки соприкоснулись, и звон стали привел кукуратора в чувство. Он сразу стал спокоен и собран. Розенкранц сделал несколько осторожных выпадов – он фехтовал прилично, но кукуратор отразил его атаки без труда. Розенкранц начал действовать наглее – и его клинок полоснул кукуратора по руке выше локтя.
Забыв про «Пенфилд», она вскочила, неожиданно сообразив, что может обходиться без кода. «Если это Рик — то набирать свой код самой уже не придется». Она подбежала к двери и широко ее распахнула.
Розенкранц совсем не думал о защите. Когда он снова пошел в атаку, второй выпад оказался слишком открытым. Кукуратор отбил рапиру и нежно кольнул врага в сердце.
Действительно, в дверях стоял Рик, щека его была расцарапана, а одежда измята и серого цвета. И руки, и лицо — пыль покрывала Рика с ног до головы, только глаза светились радостью, как у мальчишки, который целый день играл на улице, в пыли, а когда его позвали домой, вернулся как ни в чем не бывало. Отдохнуть, умыться и рассказать о чудесах прошедшего дня.
Розенкранц выронил оружие. На его груди проступило красное колечко, похожее на след чмокнувших его губ. Он зашатался, побледнел, но удержался на ногах. Доковыляв до стола, он налил себе еще вина из кувшина, с трагическим пафосом выпил – и повалился на пол.
— Я так рада видеть тебя, — сказала Айрен.
– Прекратите паясничать, – сказал кукуратор, подходя к нему. – Здесь не театр, а вы не Гамлет. Вы Розенкранц. По литературным первоисточникам вас должны повесить. Вы сами говорили…
— У меня кое-что есть, — хитро сообщил Рик. Он осторожно, двумя руками держал картонную коробку. Войдя в квартиру, остановился, не решаясь ее поставить. «Похоже, — подумала Айрен, — в коробке спрятано что-то хрупкое и дорогое».
Розенкранц не отвечал.
— Я сварю тебе кофе, — предложила она. Нажав на плите кнопку «кофе», Айрен несколько секунд спустя наполнила огромную кружку Рика и поставила ее на кухонный стол. Не выпуская коробки из рук, он уселся возле стола; округлившиеся глаза по-прежнему выражали радостное удивление.
Кукуратор заметил, что в комнате стало холодно, и поглядел на камин. Тот уже не горел. Мало того, из него куда-то исчезли дрова. В черном зеве теперь не было даже золы – только паутина и пыль.
За все годы совместной жизни она впервые видела его в столь возбужденном, приподнятом состоянии. Что-то крайне важное произошло с момента их последней встречи, с того времени, как он улетел, бросив ее на крыше. Теперь Рик вернулся и принес с собой таинственную коробку;
Кукуратор снова поглядел на Розенкранца.
Айрен понимала, что именно в коробке разгадка внезапного появления мужа.
На полу возле стола лежал высохший древний труп, очень напоминающий мумию Лаэрта. Метаморфоза произошла, пока кукуратор смотрел на камин.
— Я очень хочу спать, — заявил он. — Лягу прямо сейчас и буду спать до вечера. Я договорился с Гарри Брайантом. Сегодня выходной день. И я собираюсь выспаться. — Осторожно поставив коробку на стол, Рик взял чашку кофе и старательно, до последней капли выпил, потому что этого хотела Айрен.
Он пошел к мумии, занося руку для контрольного удара. Но свет вдруг померк, и в лицо кукуратору дунул ветер, полный острых игл. Ему показалось, что его бьют по щекам сотни мягких крыльев с коготками. Он закричал от неожиданности, бросил рапиру и закрылся руками.
Усевшись напротив мужа, она спросила:
Ветер тут же стих. Кукуратор открыл глаза. Комната с камином исчезла. Он стоял в голом поле с редкой скудной растительностью.
— Что у тебя в коробке, Рик?
Панорама была знакома: похожая пустошь лежала вокруг его Сада. Так декораторы воплотили его слова «ну такая типа библейская пустыня». Вот только здесь никакого Сада уже не было.
— Жаба.
Была пара футбольных ворот без сетки на стандартном расстоянии друг от друга. Одни стояли за спиной кукуратора. А в других, уцепившись когтистыми лапами за верхнюю перекладину, висело то самое жуткое рогатое существо, которое явилось ему несколько минут назад. Оно все так же куталось в крылья. В воздухе перед ним висел футбольный мяч.
— Можно посмотреть? Он снял крышку.
– Один-ноль! – прогремел над полем залихватский бас футбольного комментатора. – А теперь по просьбе зрителей пенальти!
— Ой! — воскликнула Айрен, заглянув в коробку; существо почему-то испугало ее. — Она не кусается?
Черт солнышком крутанулся на воротах, раздался хлопок, и мяч сильно ударил кукуратора в колено. Черт крутанулся в воздухе еще раз, опять хлопнуло, и второй мяч долбанул кукуратора в плечо. Третий врезался в живот. Мячи били сильно как ядра – и летели так быстро, что кукуратор не видел их до удара.
— Можешь вытащить. Она не кусается; у жаб нет зубов. — Рик осторожно вытащил жабу из коробки и протянул жене.
Кукуратор почувствовал, что ему трудно дышать. Дело было не в этом издевательском футболе. Наверное, на рапире Розенкранца, кольнувшей его в руку, была какая-то ядовитая софтинка.
— Я считала, что жабы вымерли, — сказала Айрен, переворачивая жабу на спину; она внимательно осмотрела лапы животного. — Интересно, жабы могут прыгать так же, как лягушки? То есть я хотела спросить, не спрыгнет ли жаба внезапно с моей ладони?
— У жаб слабые лапы, — пояснил Рик. — Это основное различие между жабами и лягушками. И еще вода. Лягушки живут возле воды, а жабы могут существовать в пустынях. Эту жабу я как раз нашел в пустыне, на границе с Орегоном. Там все давно уже вымерло.
Жизнь и дыхание уходили из кукуратора, улетали к игривому монстру, висящему на соседних воротах. Нападать на него было бессмысленно – кукуратор понимал, что даже не добежит до врага. А если и добежит, ворота превратятся во что-то другое…
Рик потянулся, чтобы забрать жабу, но Айрен что-то нащупала у нее на животе; продолжая держать существо кверху лапами, Айрен ногтем повернула зажим и сняла маленькую контрольную панель.
Был только один выход.
— О-о, — лицо Рика застыло. — Да, вижу, ты права. — Совершенно подавленный, он растерянно уставился на подделку; забрав жабу из рук Айрен, потрогал беспомощные лапы животного, осмотрел его со всех сторон, как будто не зная, что делать с жабой дальше… в итоге он положил ее обратно в коробку.
– Я уважаю вашу силу, – закричал кукуратор, увернувшись от очередного мяча. – И мне есть чем ответить. Но мой ответ затронет физическую реальность. Настоящую реальность за пределами вашего балагана. Боюсь, вам это не понравится.
— Интересно, как она могла оказаться в пустынной части Калифорнии, на границе с Орегоном? Наверное, кто-то выпустил там свою электрическую жабу. Другого объяснения у меня нет.
– Не бойтесь, – закричал черт со всех сторон сразу. – Победите меня! Пересильте любым путем! Ну? Где моя смерть? Где моя свобода?
— Наверное, мне не следовало говорить… что жаба электрическая, — Айрен погладила Рика по руке; она чувствовала себя виноватой, видя, как он воспринял ее находчивость.
Новый мяч ударил кукуратора в лицо, и его оглушило. Рот и нос наполнились кровью. Сомнений не было – его пытались убить.
Сейчас или никогда.
— Ничего, — ответил Рик. — Все нормально. Я даже рад. Иначе… — Он замолчал. — Я предпочитаю знать правду.
Кукуратор чиркнул себя по запястью, и на нем книжкой раскрылся боевой алюминиевый кейс. Цифры и символы в левой части экрана загорались медленно, невозможно медленно.
— Хочешь, я включу «Пенфилд»? Ты почувствуешь себя лучше. Ты всегда черпал из него силы, пользуясь им чаще меня.
– Ну давай, Берни, давай, – прошептал кукуратор. – Вся надежда только на тебя… Берни, не подведи…
— Со мной все о’кей. — Он покачал головой, как будто пытаясь вытрясти из головы ненужные мысли. — Паук, которого Мерсер дал пустоголовому, Изидору, — скорее всего, такая же подделка. Но какое это имеет значение? У электрических животных свои собственные жизни. Хотя мы можем относить на их счет все, что нам вздумается.
Как всегда в минуту смертельной угрозы, сознание кукуратора работало четко и быстро. Все было просто. Сила, бросившая ему вызов, могла быть только другим мозгом. Этот мозг где-то находился, и система уже знала, где именно.
— Ты выглядишь так, как будто прошагал сотню миль, — сказала Айрен.
Кто кого? Тот, кто быстрее. А быстрее тот, кто меньше рефлексирует.
— Прошедший день оказался слишком длинным для меня, — кивнул Рик, — Отправляйся в постель спать. Он ошарашенно посмотрел на жену;
Экран мигнул – и сообщил, что цель захвачена.
— Но он уже закончился, не так ли?
Больше не раздумывая, кукуратор ткнул пальцем в кнопку.
Рик доверчиво посмотрел ей в глаза, ожидая, что Айрен ответит со всей определенностью; она, конечно же, все знает. Казалось, он сомневался в собственных словах, или они ничего не значили? Слова обрели реальность лишь тогда, когда она подтвердила их, согласившись с мужем.
Его ударил еще один футбольный мяч, и чемоданчик пропал. Кукуратор упал сначала на колени, потом на бок. Он больше не чувствовал своего тела. Но дело было сделано.
— Закончился, — кивнула она.
В небе сверкнула высокая зарница – это луч с «Bernie» дошел через систему орбитальных рефлекторов и отразился в локальном зеркале. Синяя искра щелкнула между тучами и землей – и на месте футбольных ворот с висящим на них демоном пыхнул легкий огненный гриб. Повеяло близким жаром и вонью испарившейся органики.
Кукуратор улыбнулся и закрыл глаза. Это был подходящий момент, чтобы умереть.
— Боже, что за марафонская дистанция, — произнес Рик севшим голосом, — начав бег, я не мог сойти с дистанции; меня подбадривали и подталкивали, пока я не добежал до четы Бати и не покончил с ними. А потом мне нечем было заняться. И еще… — Он настороженно замолчал, несомненно удивившись тому, что хотел сказать вслух. — Тот отрезок жизни, после того как я покончил со всеми, оказался еще страшней. Я не мог остановиться, потому что лишил себя последней точки, за которой следует остановиться. Ты была права утром, назвав меня грязным копом.
Но он не умер.
— Но я сказала так сгоряча; я чертовски рада, что ты вернулся домой цел и невредим. — Она поцеловала его, что, судя по всему, порадовало Рика; лицо вновь осветила улыбка, такая же яркая, как… до того, как Айрен обнаружила, что жаба электрическая.
Когда он пришел в себя, Прекрасный заходил. Было еще светло. Пыль и дым от взрыва уже рассосались в воздухе. Кукуратор с удивлением понял, что к нему вернулись силы – он чувствовал себя отлично. Значит, дело было не в рапире и не в мячах, а просто в гипнозе этой твари.
— Ты считаешь, что я поступал гадко? — спросил он. — Сегодня, когда работал?
Кукуратор поднялся на ноги.
Впереди дымилась вспученная на краях воронка, и он неспешно направился к ней – рассмотреть детали. Сначала он даже насвистывал, но через несколько шагов в голову ему пришла неприятная мысль.
Стоп-стоп, как же это понимать?
След от небесного удара не может быть здесь. Синяя молния должна была сжечь хранилище с напавшим на него мозгом. Почему воронка появилась в симуляции?
Розенкранц жив и продолжает свои игры? Или это означает что-то другое? Может быть, сила показывает ему, что он победил?
Место, куда ударил луч, походило на высверленную в железке дырку в венчике ржавых опилок. Вспученный край, рыхлый склон и черная оплавленная шахта.