Среди прочих был и Барни Майерсон.

— Майерсон, — сказал он. — Скажи мне, черт возьми, что же ты при этом теряешь? Женщину, которую ты некогда любил, вернуть невозможно, и повинен в этом только ты сам. Дальше. Ты вдруг решил, что все это время ты жил неправильно. Но скажи мне, кто в этом виноват? И разве возможно исправить всю твою прошлую жизнь? И наконец, последнее — то, что ты сознательно исключил из своей жизни, не сможет вернуться к тебе в прежнем своем качестве. Ты, надеюсь, понимаешь смысл сказанного?

Молчание.

— И еще. Ты забываешь об одном немаловажном обстоятельстве, — продолжил он. — Она стремительно деградирует, и повинна в этом так называемая эволюционная терапия, изобретенная немецким костоправом, которому самое место в каком-нибудь нацистском концлагере! Она вовремя остановилась, вернее, ее вовремя остановил супруг, но даже тех двух-трех сеансов было достаточно для того, чтобы она стала другой. Как и прежде, она продолжает лепить вазочки, как и прежде, они пользуются успехом, но на деле она уже не та, что была прежде! Я думаю, она вряд ли понравилась бы тебе, встреться ты с нею сейчас. Ни прежней глубины, ни прежнего ума… Вернись она к тебе, и ты тут же захочешь уйти. Того, что было прежде, уже не будет.

Он выдержал долгую паузу и наконец услышал в ответ:

— Ты прав.

— Тогда скажи, куда бы ты хотел отправиться? — спросил он у Барни. — Марс? Если не Марс, то что — Терра?

Тот, другой, которого звали Барни Майерсон, ответил:

— Нет. Я ведь по своей воле ее покинул, мне там делать нечего.

— Хорошо, значит, не подходит и Терра… Что у нас остается? — Немного подумав, он продолжил: — Остается Проксима. Ты никогда не видел ни Проксимы, ни ее обитателей. Кстати, ты, наверное, уже догадался, что я являюсь мостом — мостом между двумя нашими системами. Они в любой момент могут прийти сюда через меня, и не приходят только потому, что я их пока не пускаю! Но их нетерпение растет с каждым днем. — Он захихикал: — Они уже выстроились в длинную очередь, прямо как дети перед входом в цирк!

— Преврати меня в камень!

— Это еще зачем?

— Чтобы я ничего не чувствовал, — ответил Барни Майерсон. — Меня уже от всего этого тошнит!

— А если я предложу тебе стать частью моего организма?

Молчание.

— Мы будем работать на пару. Как ты понимаешь, Лео мне не чета — я занимаюсь делами куда более серьезными! Все эти грязные делишки не для меня! — «Охо-хо, — подумал он про себя. — Скоро Лео меня убьет; правда, это скоро только для них, но никак не для меня…» — Я хочу познакомить тебя с одним из моих замыслов. Может быть, он как-то вдохновит тебя, пусть он и прост.

— Меня уже ничто не вдохновит.

— Я собираюсь стать планетой.

Барни рассмеялся.

— Что тебя так развеселило? — воскликнул он, оскорбившись.

— Ты окончательно свихнулся! Кто бы ты ни был — человек или что-то совсем иное, — ты тронулся, понимаешь? Тронулся!

— Я ведь даже не успел объяснить тебе, что под этим следует понимать, — сказал он с достоинством. — На этой планете я должен стать всем и каждым! Ты, конечно же, понимаешь, о какой планете идет речь.

— О Терре?

— Черт возьми, конечно же нет! Я говорю о Марсе!

— Но почему именно о Марсе?

— Он новый. Все еще в потенции, все в будущем. Я стану всеми прибывающими на него колонистами, всем его населением. Я буду определять лицо их цивилизации, или — точнее — я буду их цивилизацией!

Молчание.

— Ну давай! Скажи хоть что-нибудь!

— Объясни мне одну простую вещь — сказал наконец Барни Майерсон. — Ты можешь превратиться во что угодно, даже в целую планету, я же не могу стать и памятным жетоном! Почему это так?

— Хм… — Он смутился. — Ладно. Мне вообще-то глубоко наплевать на это, но тебе я скажу все как есть. Слушай меня внимательно и не перебивай, я хочу открыть тебе свой главный секрет. После принятия наркотика ты можешь стать чем угодно, было бы на то твое желание. Но все это, разумеется, не более чем иллюзия. Да, да, я не оговорился, именно иллюзия! Ощущение реальности происходящего связано с тем, что определенные черты видений неким образом предваряют будущее. Если подумать, ничего особенно удивительного в этом нет; вспомни о вещих снах и о скоперах. Я посетил миллион этих «миров», и потому мне известна их подлинная природа. Они — ничто. Если уж с чем-то их и сравнивать, то больше всего они похожи на электрические импульсы, с помощью которых исследователь производит раздражение тех или иных участков мозга лабораторной крысы.

— Я это уже понял, — заметил Барни.

— И несмотря на это, ты хочешь закончить жизнь в одном из этих миров?

Барни Майерсон утвердительно кивнул.

— Вот и прекрасно! Я обращу тебя в камень, лежащий у самой кромки прибоя. Ты будешь слушать шум волн — представляешь, как это здорово? И так миллионы лет! Это именно то, что тебе нужно! — «Ну и баран, — подумал он про себя. — Это же надо, он решил стать камнем!»

— Ты что, издеваться вздумал? — сказал вдруг Барни. — Объясни, что тебе от меня надо? Этого хотят проксы? За этим они тебя сюда и прислали, так?

— Меня никто не присылал! Я прибыл сюда по своей собственной воле! Уж лучше здесь, чем в межзвездном пространстве! — он засмеялся. — Ты глуп, Барни, именно поэтому ты и хочешь стать камнем! Послушай, я, кажется, все понял! Просто-напросто ты хочешь умереть!

— Умереть?

— Только не говори мне, что для тебя это новость!

— Так оно и есть, Палмер.

— Тогда слушай, что я тебе скажу. Я перенесу тебя в такой мир, где ты будешь лежать в придорожной канаве. И будешь ты даже не камнем, но гниющим трупом пса! Ты будешь мной, более того, ты уже стал мной! И убьет Лео Булеро не меня, но тебя!

«Я же буду жить, — подумал он, — и это будет моим подарком тебе, ибо я сберегу твое тело. Ты умрешь вместо меня, и в память об этом люди поставят памятник на Сигме 14-Б. Когда ты вернешься с Марса и снова займешь свой кабинет в „Пэт-Комплект“, ты уже будешь мною. Так я избегну своей участи. Все до смешного просто».

— Ладно, Майерсон, — сказал он вслух. — Можешь считать, что я оставил тебя в покое — единым организмом мы больше не являемся. Теперь мы будем существовать отдельно друг от друга. У тебя своя судьба, у меня — своя. Ты отправишься на корабль Фримэна, стартующий с Венеры, я — в родной Чумной Барак. Тамошняя жизнь меня вполне устраивает; мало того что у меня есть Энн Готорн, у меня есть и огород — а это по нашим временам, согласись, редкость. Надеюсь, что и тебе твоя будущая жизнь понравится.

Он стоял на кухне своей марсианской квартирки. На сковороде жарились здешние грибы, в воздухе пахло специями, магнитофон играл Гайдна. Мир и покой. Все, что нужно человеку, — мир и покой… Там, в межзвездной пустоте, я так привык к ним. Он зевнул, с удовольствием потянулся и сказал вслух:

— Я это сделал.

Энн Готорн, сидевшая в комнате, подняла глаза от свежего номера газеты и спросила:

— Что ты имеешь в виду, Барни?

— Это я о грибах, — ответил он. Он был Палмером Элдричем, но находился здесь, а не где-то еще. Он переживет нападение Лео и будет наслаждаться тем, что подарила ему судьба.

* * *

Барни Майерсон зажмурился. Мгновение спустя он понял, что находится на корабле. Вся мебель в комнате была привинчена к полу. Сила тяжести не походила ни на земную, ни на марсианскую — очевидно, гравитация была искусственной.

Он заметил на стене небольшой — размером с ячейку пчелиных сот — иллюминатор. Он заглянул в него и увидел огромный ослепительный диск Солнца, закрывавший собой полнеба. Он щелкнул переключателем фильтров и только тут заметил, что у него нет правой руки. Вместо нее у него был протез. Прекрасный механический протез.

Он вышел из каюты и поспешил к кабине управления. Он постучал в тяжелую, обитую стальными листами дверь металлическими костяшками своих искусственных пальцев, и дверь тут же отошла в сторону.

— Слушаю вас, мистер Элдрич, — сказал молодой светловолосый пилот.

— Мне нужно послать радиограмму.

Пилот достал из нагрудного кармана ручку, поправил закрепленный на пульте управления блокнот и приготовился писать.

— Кому, сэр?

— Лео Булеро.

— Лео… Булеро… Так. Теперь скажите, где он находится. Если на Терре, то…

— Нет. Его корабль находится где-то поблизости. Передайте ему… — Он задумался, лихорадочно перебирая в голове варианты радиограммы.

— Может быть, вы поговорите с ним сами, сэр?

— Я не хочу, чтобы он убивал меня, — отозвался Барни. — Больше мне сказать ему нечего. Помимо прочего, при этом погибну не только я, погибнет и весь экипаж этого проклятого корыта! Ты в том числе!

«Все это лишено смысла, — подумал он про себя. — Кто-то из венерианских агентов Феликса Блау видел, как я садился в этот корабль. Лео знает о том, где я нахожусь, и он не преминет привести свой план в исполнение».

— Вы хотите сказать, что конкуренция зашла так далеко? — изумился пилот.

В кабине появилась Зоя Элдрич; на ней было платье с широкой юбкой и отороченные мехом мягкие шлепанцы.

— Что происходит?

— Лео находится где-то поблизости, ООН разрешила ему сесть на боевой корабль. Мы попали в ловушку. Нам не следовало отправляться на эти дурацкие переговоры. Ох уж этот мне Хепберн-Гильберт… — Он повернулся к пилоту: — Ты все-таки попробуй с ним связаться. Ну, я пойду к себе.

— Стойте же, черт побери! — воскликнул пилот. — Вы себя ведете так, словно вас это не касается! Поговорите с ним — ведь это не мы, это вы ему нужны! — Он поднялся со своего кресла и жестом руки предложил Барни занять его.

Барни со вздохом сел и, включив передатчик, настроил его на частоту экстренной связи.

— Лео, ты мерзавец! — прокричал он в микрофон. — Тебе удалось обмануть меня, и я нисколько не сомневаюсь, что все это было задумано тобой еще до того, как я вернулся с Проксимы! — Барни исполнился праведного гнева. — Где твоя совесть, Лео? С кем ты собрался воевать? Ведь ты прекрасно понимаешь, что мы летим на грузовом корабле и оружия у нас нет! — Он на миг задумался, пытаясь понять, что ему следует говорить дальше. Сказать Лео о том, что он не Палмер Элдрич, а Барни Майерсон? Втолковать этому старому идиоту то, что Эмерсона убить невозможно?

— Что же ты молчишь! — взвизгнула Зоя.

Барни вновь взял микрофон в руку.

— Лео, позволь мне вернуться на Проксиму! Я уйду отсюда навсегда, слышишь? — Он выдержал паузу, прислушиваясь к потрескиванию динамиков. — Все понял, — сказал он наконец. — Тогда я забираю все свои слова обратно. Я никогда не покину Солнечную систему, и тебе придется свыкнуться с этим. Теперь тебе и ООН не поможет! — Он повернулся к Зое: — Как тебе моя речь?

Ответа не услышал. Одного выстрела лазерного орудия было достаточно для того, чтобы разорвать корабль практически надвое…

Барни Майерсон лежал на полу кабины управления, слушая вой сирен. «Я получил то, чего желал, — подумал он. — По крайней мере Элдрич считал, что я хочу именно этого. Жажда смерти».

Боевой перехватчик ООН вышел на позицию для второго, решающего выстрела. Он был так близко, что Барни видел даже пламя, вырывающееся из его дюз…

Он недвижно лежал на полу. Он ждал, когда к нему придет смерть.

К нему подошел Лео Булеро.

Энн Готорн поднялась с кресла.

— Так вы и есть Лео Булеро! У меня к вам множество вопросов, и прежде всего о производимом вами Кэн-Ди.

— Я не произвожу Кэн-Ди, — сухо заметил Лео, — и категорически отвергаю все и всяческие слухи об этом. Ни одно из моих коммерческих подразделений не занимается и никогда не занималось нелегальной деятельностью! — Он наклонился и хрипло прошептал: — Барни, ты принял эту штуку? Ну ты меня понимаешь, да?

— Я лучше выйду, — пробормотала Энн.

Лео вопросительно посмотрел на Барни и отрицательно покачал головой.

— Вы можете остаться. Я знаю, что вы — агент Блау. — Он раздраженно ткнул Барни Майерсона в бок и еле слышно пробормотал: — Наверняка этот мерзавец его не принял. Обыскать его, что ли? — Он принялся рыться в карманах Барни и едва ли не тут же обнаружил то, что искал. В следующее мгновение он уже снял с ампулы колпачок и заглянул вовнутрь. — Так я и знал! Он просто струсил! А мы-то все голову ломали, чего это Барни не связался с Фэйном! Тьфу! Противно даже!

— Никто не трусил, — сказал вдруг Барни. «Я был далеко-далеко, — подумал он про себя, — так далеко, что отсюда не видно». — Чу-Зи, — добавил он. — Много Чу-Зи…

— Да, но ты потерял сознание всего две минуты назад, — заметил Лео с явным презрением. — Мы оказались перед твоей дверью через мгновение после того, как ты ее запер. Ваш старший — Норм или что-то в таком роде — открыл ее своими ключами.

— Вы забываете о том, — вмешалась Энн, — что для человека, принявшего Чу-Зи, время идет существенно иначе. Он мог находиться там многие часы или даже дни! — Она бросила на Барни взгляд, полный сочувствия: — Это так?

— Я умер, — пробормотал Барни. Он сел, чувствуя, что его вот-вот вытошнит. — Ты убил меня.

— Вы имеете в виду меня? — полюбопытствовал Феликс Блау.

— Нет, — ответил Барни. На самом деле все это не имело никакого значения. Когда он примет Чу-Зи, ему тут же придет конец. Вместо него отныне и во веки вечные будет Палмер Элдрич. Его огорчала отнюдь не смерть — рано или поздно она все равно наступила бы. Нет, его смущало другое — то, что Палмер Элдрич стал бессмертным. «Смерть, — подумал он. — Смерть, неужели ты действительно не властна над ним?»

— Не знаю, как вы, мистер Булеро, но я чувствую себя оскорбленным! — возмутился Феликс Блау. — Что вы хотите этим сказать, мистер Майерсон, а? Я как-то не понимаю, на что именно вы намекаете! Мы вывели вас из этой комы, мы предприняли из-за вас это утомительное и, на мой взгляд, рискованное путешествие, а вы? — Он с опаской посмотрел на дверь и приглушенным голосом добавил: — Пусть он примет этот свой токсин, и мы тут же отправимся назад, на Терру. Иначе, боюсь, здесь может произойти что-нибудь по-настоящему ужасное.

— Ты примешь токсин, Барни? — спросил Лео.

— Нет! — ответил тот твердо.

— Но почему? — голос уставшего до смерти человека.

— Я слишком люблю жизнь, Лео. — «Будем считать, — подумал Барни про себя, — что искупление уже состоялось».

— Что с тобой происходило там? — спросил Лео.

Барни, собрав остаток сил, поднялся на ноги.

— Он вам этого все равно не скажет, — сказал Блау, отойдя к самой двери.

— Барни, ты же понимаешь, иных вариантов у нас просто не было! Я заберу тебя с Марса, можешь в этом не сомневаться. Эпилепсия же на самом деле — сущий пустяк, сегодня она есть, завтра…

— Вы только зря теряете время, — процедил сквозь зубы Блау. Открыв дверь, он еще раз взглянул на Барни. — Как вы могли на него понадеяться? Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он — человек крайне ненадежный!

— Он прав, Лео, — сказал Барни.

— Прекрасно, теперь послушай, что скажу тебе я. Ты не покинешь Марс уже никогда, Терры тебе не видать, как собственных ушей! По крайней мере я помогать тебе уже не стану!

— Я это знаю.

— Выходит, тебя это уже не волнует? Ну да, как же я мог забыть! Теперь у тебя есть этот треклятый наркотик! — Лео явно был обескуражен.

— Я не собираюсь принимать его!

— Тогда как прикажешь тебя понимать?

— Я буду просто жить, Лео, просто жить! Буду копаться в своем огороде, буду как-то обустраивать свой быт, заниматься строительством каналов и так далее, и так далее, и так далее. Мне очень жаль, что все так вышло.

— Мне тоже, — печально кивнул Лео. — Тем более что я так ничего и не понял. — Он посмотрел на Энн Готорн, надеясь увидеть ответ в ней, пожал плечами и направился к двери. На пороге он на миг остановился, начал было что-то говорить, но тут же передумал и поспешил вслед за Феликсом Блау. Через минуту шаги их смолкли и установилась тишина. Барни подошел к раковине и налил себе полный стакан воды.

— Кажется, я тебя поняла, — сказала Энн.

— Думаешь? — У воды был прекрасный вкус, особую сладость придавало ей то, что она могла очистить его от Чу-Зи…

— Часть тебя стала Палмером Элдричем — сказала Энн — а часть Палмера Элдрича стала тобой! Ни ты, ни он уже не сможете существовать друг без друга, отныне вы…

— Ты рехнулась! — пробормотал Барни, опершись на край раковины, — он все еще был слишком слаб для того, чтобы стоять на ногах.

— Элдрич получил именно то, что хотел!

— Ты ошибаешься, — покачал головой Барни. — Я вернулся назад слишком быстро, мне же следовало задержаться там еще минут на пять-десять. К тому времени, когда корабль Лео произведет второй выстрел, там буду уже не я — там будет он. Палмер Элдрич. — «Именно поэтому я и не хочу принимать эту отраву, — сказал он себе. — В скором времени то, что принято называть Палмером Элдричем, будет уничтожено».

— Кажется, я поняла тебя, — сказала Энн. — Но ты уверен в том, что твое видение будущего было правильным?

— Да.

Увиденное по большей части никак не было связано с ним самим, что свидетельствовало об объективном характере происходившего. Кому как не ему было разбираться в этих материях, ведь он был скопером, и не просто скопером, а скопером экстра-класса!

— Это понимаю не только я, — продолжил Барни. — Это понимает и Палмер Элдрич. Он сделает все от него зависящее, чтобы не допустить этого. Но это ему уже не удастся. — «Скорее всего, не удастся, — подумал он. — Что такое будущее, как не совокупность ряда возможностей?» Работа скопера состояла именно в том, чтобы выбирать из ряда вариантов или сценариев развития событий тот единственный, которому суждено было стать реальностью. Он, Барни Майерсон, делал это как бог.

— И все же на Землю вернуться тебе уже не удастся! — сказала Энн грустно. — Лео действительно не станет этим заниматься, это можно было понять по выражению его лица. Пока он жи…

— Землей я сыт по горло, — Барни сказал это, прекрасно понимая, какая жизнь может ждать его здесь, на Марсе.

И все же, если уж она могла устроить Палмера Элдрича, она должна была устроить и его самого. К Палмеру Элдричу можно было относиться по-разному, но нельзя было отрицать его мудрости: он был поистине мудр, ибо жил множеством жизней одновременно — людских, звериных и прочих. Слияние с Элдричем, происшедшее там, оставило на Барни неизгладимый след — он обрел нечто такое, что несло в себе отблески абсолютного знания. Он в свою очередь мог одарить Элдрича чем-то другим — своей интуицией, своими чувствами, своей памятью…

И все же этого, скорее всего, не произошло. Наш враг — безобразный и бесконечно чуждый нам — поселился в одном из представителей нашего вида во время его путешествия с Земли на Проксиму. Он не был похож на нас ничем, и все же он знал о нас и о смысле нашего появления в этом мире куда больше нас самих. Он или оно промеряло хладные просторы космоса в поисках определенной формы жизни, в которую оно смогло бы вселиться. Но при том оно оставалось чем-то куда больше нас — тех, кого оно избрало своим вместилищем…

На пороге его комнаты стояли двое. Это были Норм и Фрэн Шайны.

— Привет, Майерсон! Как тебе второй раунд? — Не дожидаясь приглашения, они вошли в комнату и застыли в ожидании ответа.

— Оно не будет пользоваться успехом, — ответил Барни.

— Не знаю, что тебе и сказать… — удивленно покачал головой Норм. — Мне оно показалось куда лучше Кэн-Ди, — он нахмурился и с опаской посмотрел на свою супругу. — Единственное, что мне в нем не понравилось, это то, что ты все время чувствуешь чье-то незримое присутствие — такое ощущение, будто за тобой подсматривают! На одном моменте я даже решил…

— Мистер Майерсон устал, разве ты этого не видишь? — перебила супруга Фрэн. — Расскажешь ему об этом как-нибудь в другой раз.

Норм Шайн посмотрел Барни в глаза.

— Странный ты парень, Барни. Не успел закончиться первый сеанс, как ты силой забрал Чу-Зи у мисс Готорн и уединился в своей комнате, чтобы повторить его еще раз. И после этого ты вдруг заявляешь, что Чу-Зи тебе пришлось не по вкусу. — Он недоуменно пожал плечами. — Кто знает, может быть, ты взял лишку… Это ведь дело опасное, тут надо быть осторожным! Что до меня, то я хочу повторить опыт еще раз; мне оно действительно понравилось.

— А как же это самое присутствие, о котором ты говорил?

— Я ведь тоже его чувствовала, — вмешалась в разговор Фрэн. — И я ни за что не стану принимать Чу-Зи еще раз. Может быть, вам это покажется смешным, но я его боюсь! — Она поежилась и прижалась к своему супругу, который тут же привычным движением обнял ее за талию.

— Бояться его не надо, — усмехнулся Барни. — Ему ведь тоже надо как-то жить!

— Но оно такое…

— Все дело в том, что оно — очень и очень древнее, — перебил Барни. — Отсюда и это неприятное чувство. В нашем понимании оно вечно!

— Ты говоришь так, словно лично знаком с ним, — проворчал Норм.

«В каком-то смысле так оно и есть, — подумал Барни, — ибо часть его поселилась в моей груди. Через несколько месяцев его не станет, и оно вернет мне то, что стало частью его нынешней структуры. Вернет, лишив дарованного мне прежде. Момент его смерти должен отозваться во мне болью. Трудно представить…»

Он обратился к стоявшим перед ним:

— У него есть имя, ведомое вам, хотя само оно не знает его. Лишь мы привыкли величать его этим именем. Величать на расстоянии в тысячи лет. Рано или поздно мы должны были столкнуться с ним лицом к лицу. И вот эта встреча состоялась.

— Если я правильно тебя поняла, ты говоришь о Боге, — пробормотала Энн.

Он еле заметно кивнул.

— Но почему же мы ощущаем его как зло? — спросила шепотом Фрэн Шайн.

— Значит, с нами что-то не так, — ответил Барни. Он вдруг вспомнил о том, как оно пыталось помочь ему, как оно боролось с тенетами судьбы, в которых увязли не только мы, но и оно само…

— О господи! — вздохнул Норм Шайн. В эту минуту он походил на дитятю, узнавшего вдруг о коварстве и подлости взрослых.

Глава 13

Едва унялась дрожь в ногах, Барни повел Энн Готорн наверх, на то место, где со временем должен был появиться новый огород.

— Сказать «нет» может только по-настоящему мужественный человек! — сказала Энн. — Я до последней минуты не верила в то, что ты им откажешь.

— Это ты о Лео? — спросил Барни. Он прекрасно понимал, что имеет в виду Энн, но говорить о Лео Булеро, Феликсе Блау и делах «Пэт-Комплект» ему как-то не хотелось. — Лео человек взрослый, он может постоять за себя и сам. — «Помимо прочего, — подумал он, — тот процесс ему все равно не удалось бы выиграть». Он знал это точно, ибо был провидцем.

— Свекла, — сказала Энн, поморщившись. Она сидела на бампере самоходного трактора, изучая пакетики с семенами. — Что ненавижу, так это свеклу. Ты уж, пожалуйста, ее у себя не сажай: как бы она ни мутировала, лучше она все равно не станет.

— Ты не хотела бы переселиться к нам? — спросил вдруг Барни.

— Нет. — Она стала смущенно разглядывать пульт управления трактора, соскребая с кабеля старую рассохшуюся изоляцию. — Время от времени я буду к вам заходить. Вы все-таки наши ближайшие соседи.

— Послушай, трущобы, в которых ты живешь… — Он вдруг осекся. Его потрясло то, что он стал ассоциировать себя со своим отсеком, который на деле ничем не отличался от той норы, в которой жила Энн; для того чтобы хоть как-то отремонтировать его, специалистам потребовалось бы лет пятьдесят. — Короче, если ты не хочешь переезжать, то хотя бы заходи почаще. Я жду тебя в любой день, кроме воскресенья.

— Интересно, чем отличается воскресенье от всех прочих дней?

— По воскресеньям мы читаем Библию.

— Не надо так шутить, Барни, — сказал Энн тихо.

— Я не шучу, — он действительно говорил серьезно.

— То, что ты говорил мне о Палмере Элдриче…

— Я хотел, чтобы ты кое-что поняла. Тот, о ком я говорю, действительно существует, более того, он находится именно здесь! Мы и представить себе не могли, что он может быть таким… Ну ты понимаешь, что я имею в виду, да? И второе… — он вдруг замялся.

— Ну что же ты? Договаривай до конца!

— Он не может помочь нам, разве что самую малость… Он хочет этого, но у него ничего не получается. Почему это так — я не знаю, скорее всего, этого не знает и он сам. Просто все оказалось куда сложнее, чем казалось вначале… — «А ведь у него было столько времени на раздумья — подумал он — и будет еще столько же, если, конечно, ему удастся скрыться от одного из нас, от Лео Булеро. Понимает ли Лео, с чем он борется? И если бы понимал, то стал бы менять что-либо в своих планах?»

Барни покачал головой, понимая, что этого не произошло бы в любом случае.

— То, что вошло в Элдрича, то, с чем столкнулись мы, является существом, неизмеримо превосходящим нас, людей, именно поэтому мы не понимаем ни того, что оно хочет, ни того, что оно с нами делает. Оно навеки скрыто от нас завесой тайны. Но ты серьезно заблуждаешься, Барни. Это никак не Бог. То, что не может, и то, что не знает, не есть Бог. Мы имеем дело с существом сотворенным! Но никак не с Творцом!

— Я чувствую исходящую от него благодать. Если я не прав, то как ты это объяснишь?

— Я не вижу в этом ничего странного. Он находится в каждом из нас, находится он и в том существе, о котором у нас идет речь. В нем он проявляется полнее, чем в нас… Впрочем, я лучше объясню это на примере. Хозяйка пригласила в дом гостей. Прекрасную вырезку весом в целых пять фунтов она оставляет на кухонном столе. Поболтав с подружками, она возвращается на кухню, с тем чтобы приготовить мясо, и вдруг, к своему ужасу, замечает, что мяса на столе нет! На полу сидит любимец семьи, огромный кот, тщательно вылизывающий себе шерстку.

— Кот все сожрал?

— Ты удивительно умен, Барни. Но позволь мне закончить свой рассказ. Хозяйка зовет гостей на кухню и рассказывает им о случившемся. Кто-то из гостей советует взвесить кота. Все, и гости, и хозяйка, к этому времени уже не совсем трезвы, и поэтому кота действительно начинают взвешивать. Оказывается, что он весит ровно пять фунтов. Один из гостей говорит: «Так вот она, ваша вырезка!» — Все соглашаются с этим, недовольна одна хозяйка — она никак не может понять, куда же запропастился ее кот.

— Я этот анекдот уже слышал, — сказал Барни, — и я не понимаю, какое отношение может иметь…

— Если подумать, здесь как нельзя лучше выражена суть главной проблемы онтологии.

— Но ведь это же чушь! — сказал он со злостью. — Если весы работали правильно, значит, вырезки кот не ел!

— А что ты скажешь о пресуществлении?

Барни остолбенел от неожиданности. Так вот куда она клонит!

— Да, — спокойно продолжила Энн, — кот не был вырезкой, но он мог быть в данный момент формой ее проявления в мире! Теперь слушай меня внимательно. Бог неведом тебе, потому ты не вправе говорить о том, что он вошел в Элдрича. То, о чем мы говорим, могло быть только неким Его проявлением — оно, подобно нам самим, создано по Его образу и подобию, и только! Карта страны — еще не страна, горшок — еще не горшечник! И потому, Барни, не гневи Бога понапрасну! — она улыбнулась, надеясь на то, что он поймет хоть что-то из ее слов.

— Может так статься, этому памятнику мы будем поклоняться как святыне! — пробормотал Барни. «Вот только Лео Булеро при этом вспоминать не будут, — подумал он. — Поклоняться будут тому, явленному нам, запредельному…»

— Я смотрю, тебе приятнее заниматься огородом, чем беседовать со мной, — сказала Энн. — Поползу-ка я в свою нору. Удачи тебе, Барни. — Она крепко сжала ему руку. — И запомни одну вещь. Никогда и ни перед кем не пресмыкайся. Я думаю, то, что ты величаешь Богом, в этом не нуждается. — Она поцеловала его в щеку и зашагала в сторону своего дома.

— Ты думаешь, я затеял это зря? Я сейчас об огороде. Ну так как, стоит этим заниматься или нет? — крикнул Барни ей вслед.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Я в этом ничего не понимаю.

— Ах, да! Как это я мог забыть! Ты же только о спасении души и думаешь — всего остального для тебя вроде как нет!

Глаза Энн потемнели. Она тут же развернулась и вновь подошла к Барни.

— К сожалению, это не так. С какого-то времени я перестала что-либо понимать. Меня здесь все раздражает! — Она заглянула ему в глаза. — Когда ты требовал у меня Чу-Зи, я кое-что видела, понимаешь? Видела вот этими вот глазами!

— Протез. Квадратную челюсть. Мои замечательные…

— Да, твои замечательные глаза-щели! Что это все значит, Барни? Что это значит?

— Это значит, что ты прозрела подлинную реальность, скрытую за поверхностными ее проявлениями, — ответил Барни, подумав про себя: «Говоря твоим языком, ты видела стигматы…»

Она смотрела на него не моргая.

— Ты хочешь сказать, что на самом деле… — Она отшатнулась от него с гримасой отвращения на лице. — Почему ты не такой, каким ты кажешься?! Ты ведь действительно другой!!! Зачем только я стала рассказывать тебе эту притчу о кошке…

— Хочу сообщить тебе одну вещь, которая вряд ли тебя обрадует. Когда я пытался забрать у тебя Чу-Зи, ты выглядела не краше моего. И отталкивала ты меня совсем не рукой. — «Все это в любой момент можно вернуть, — подумал он. — Он всегда с нами — пусть и не актуально, а потенциально».

— Это как проклятье… — пробормотала Энн. — На нас уже лежало проклятье первородного греха, теперь еще и это…

— Кому как не тебе знать это. Три клейма греха: мертвая рука, глаза-щели, железные зубы. Три стигмата.

Знаки его присутствия средь нас. Его — незваного. Нечаянного. И ни одного таинства, посредством которого мы смогли бы защитить себя, сведя его к чему-то одному, простому, как хлеб… как вода… Он всюду, он во всем — он смотрит нам в глаза нашими глазами…

— Что делать — такова цена, — вздохнула Энн. — В тот раз это было яблоко, теперь это — Чу-Зи…

— Да, — кивнул Барни. — И я ее уже заплатил.

«Или почти заплатил, — подумал он. — То, что было ведомо нам в своем терранском обличье, восхотело за миг до гибели поменяться со мной местами. Бог принял смерть за людей, это же хотело, чтобы за него умер человек…»

«Можно ли на этом основании считать его злом? — спросил он у себя. — Верю ли я сам в то, что было сказано мною Норму Шайну? Конечно, две тысячи лет назад происходило нечто совершенно иное, тогда это был сам Бог, здесь же речь шла о чем-то соразмерном человеку… Существо, слепленное из праха, хотело стать бессмертным. Кому из нас не хотелось бы этого? Но для этого кто-то должен был принести себя в жертву. Увы, жертвовать собою люди особенно не спешили…»

— Прощай, — сказала Энн. — Можешь сидеть в своем экскаваторе до скончания времен — желаю тебе докопаться до истины! Кто знает, может быть, к тому времени, как мы увидимся вновь, ты действительно выстроишь целую оросительную систему! — Она презрительно усмехнулась и поспешила прочь.

Барни вздохнул, взобрался по ржавой лесенке в кабину экскаватора и запустил двигатель. Тот возмущенно взвыл и глухо зарычал. Но не было в стальном теле машины былой стати и силы. «А жаль, — подумал Барни. — Я ведь толком-то и рыть еще не начал».

* * *

Он прорыл траншею длиною в полмили, когда вдруг заметил неподалеку представителя местной фауны. Он тут же выключил двигатель и, выглянув наружу, принялся рассматривать его.

Животное странным образом напоминало тощую старуху, вставшую на четвереньки. Скорее всего, это был шакал-телепат, о котором ему то и дело говорили его соседи по норе. Вне зависимости от того, к какому виду относилось это животное, можно было с уверенностью сказать, что не ело оно давненько. Оно жадно смотрело на Барни, однако боялось приближаться к экскаватору, предпочитая держаться поодаль. В мозгу Барни прозвучало нечто достаточно неожиданное: «Можно тебя съесть?»

— Господи, конечно же нет! — ответил Барни вслух. Он порылся в ящике под сиденьем и достал оттуда тяжелый гаечный ключ. Он показал его марсианскому хищнику, причем сделал это так, что шакал и без слов должен был понять истинное назначение оного ключа.

— Слезал бы ты оттуда, — обратился к нему хищник. — Иначе как я тебя съем? — Последний вопрос, очевидно, задавался шакалом самому себе, однако был услышан и Барни. Шакал бы страшно голоден и бесхитростен. — Подожду-ка я его здесь, — подумал шакал вслух. — Рано или поздно он с этой штуковины все равно слезет.

Барни развернул экскаватор и поехал в направлении Чумного Барака. Экскаватор страшно грохотал и скрежетал, при этом скорость его никак не соответствовала уровню поднимаемого им шума. Мало того, с каждой минутой он полз все медленнее и медленнее… Барни вдруг понял, что доехать на нем до норы он не сможет. Шакал, видимо, был прав, в скором времени Барни предстояло покинуть свое ржавое убежище.

«Как это символично, — подумал он с горечью, — то немыслимо высокое, что осчастливило меня своим прикосновением, сохранило мне жизнь, но вот уже презреннейшее из животных готовится забрать ее… Конец пути. Финал, которого он — гениальный скопер — не смог предвидеть. Доктор Смайл, будь он сейчас здесь, сказал бы так — „не хотел провидеть“…»

Экскаватор пронзительно взвыл, забился в конвульсиях и… замер. Жизнь покинула его.

Какое-то время Барни сидел в кабине. В нескольких метрах от него находился гнусный марсианский хищник, удивительно похожий на старуху. Шакал не сводил с него глаз.

— Ну ладно, — сказал Барни вслух. — Я иду! — Он спрыгнул с подножки экскаватора и, размахивая перед собой гаечным ключом, пошел на зверя.

Шакал ринулся к нему.

В паре шагов от него зверь вдруг взвыл и, резко изменив направление, проскочил мимо. Барни удивленно обернулся и посмотрел ему вослед.

— Нечистый, — подумал шакал вслух, отбежав на безопасное расстояние. — Ты нечистый, — проинформировал он Барни.

— Нечистый? — изумился Барни. — Что это может значить?

— Что это значит? — провещал хищник. — Ты посмотри на себя получше. Я такое есть не могу. — Мысли шакала были исполнены крайнего разочарования и отвращения.

— Наверное, все мы покажемся тебе нечистыми, — сказал Барни. — Мы ведь прилетели сюда с другой планеты. Мы здесь чужие.

— Что ты заладил: мы, мы… Я не о других. Я о тебе говорю! Ты посмотрел бы на свою правую руку — разве руки такими бывают? И вообще, ты весь какой-то не такой! Как ты это терпишь? Неужели ты не можешь как-то очистить себя?

На руку Барни смотреть не стал. Он заранее знал, что он увидит.

Стараясь сохранять хоть какое-то достоинство, он медленно пошел в сторону Чумного Барака.

* * *

Он уже собирался лечь, когда кто-то постучал в дверь.

— Эй, Майерсон! Открой!

Он надел халат и открыл дверь.

— Тот корабль прилетел снова! — радостно сообщил ему Норм Шайн, схватив его за рукав. — Тот самый, который Чу-Зи продает! Если у тебя остались скины…

— Если я им понадоблюсь, — сказал Барни, отстраняя от себя руку Шайна, — пусть они спустятся сюда сами. Так им и передайте. — С этими словами он закрыл дверь.

Норм потопал к выходу.

Барни сел за стол, достал из выдвижного ящика последнюю пачку терранских сигарет и задумчиво закурил. Сверху слышалась какая-то беготня. «Прямо как мыши — усмехнувшись, подумал он — большие-пребольшие мыши, почувствовавшие запах приманки».

Дверь его комнаты отворилась. Барни продолжал смотреть на лежавшие перед ним пачку «Кэмела» и коробок спичек.

— Мистер Майерсон.

— Я знаю наперед все, что ты мне скажешь, — ответил Барни.

Палмер Элдрич прикрыл за собой дверь и сел напротив Барни.

— Твоя прозорливость меня только радует, дружище. Я позволил тебе уйти за миг до того, как Лео сделал второй выстрел. И сделал я это сознательно. О том, как мне следует поступить, я думал целых триста лет. Впрочем, истинных причин, заставивших меня поступить именно так, я тебе называть не стану.

— Они меня и не волнуют! — буркнул в ответ Барни. Глаз он так и не поднимал.

— Ты что — не можешь смотреть на меня? — поинтересовался Палмер Элдрич.

— Я — нечистый, — сообщил в ответ Барни.

— КТО ТЕБЕ ЭТО СКАЗАЛ?

— Зверь в пустыне. Стоило ему приблизиться ко мне, как он это тут же увидел!

— Гм. Но, может быть, причиной его…

— О каких причинах ты говоришь?! Он был голоден, как слон, и готов был сожрать все, что угодно! Соврать в такой ситуации он просто не мог!

— Для неразвитого ума святость и нечистота являются вещами одного порядка. И на то и на другое налагается табу. Ритуал, основание которого…

— Иди ты, — печально покачал головой Барни. — Ты ведь и сам понимаешь, что это правда. Я жив, и я не умру на этом самом корабле, но я стал нечистым.

— И в этом повинен я?

— Ну а как ты думаешь?

После непродолжительного молчания Элдрич пожал плечами и произнес:

— Хорошо… Меня изгнали из одной звездной системы — не буду называть ее, это не имеет никакого значения, — и вот я оказался здесь. Да, тебе действительно кое-что перепало. Но это так, мелочи. Пройдет несколько лет, и ты забудешь об этом — все пройдет. Твои приятели-колонисты ничего не заметили, потому что это коснулось и их. Ведь все они попробовали эту нашу штуку.

— Скажи, — спросил Барни, — для чего ты продаешь нашим людям Чу-Зи?

— Для того чтобы продлить себя, — негромко ответило существо, сидевшее напротив.

— Это что — такая форма размножения?

— Да. Все прочие мне недоступны.

— Бог ты мой, — произнес Барни с видимым отвращением. — Все мы должны стать твоими детьми.

— Господин Майерсон, — довольно хмыкнуло существо, — пусть это вас особенно не беспокоит. У вас и так забот предостаточно: и огород, и водоснабжение… Сказать честно, я жду не дождусь смерти. Как я буду радоваться, когда Лео Булеро осуществит свой новый замысел — он стал вынашивать его после того, как ты отказался взять токсин. И вообще, я хочу, чтобы тебе было хорошо на Марсе. Что до меня, то тут все куда сложнее.

Элдрич поднялся на ноги.

— Ты можешь вернуться к прежнему состоянию, — возразил Барни. — Принять форму, в которую некогда и вошел Палмер. Какой смысл сидеть в этом теле в тот момент, когда Лео откроет огонь по твоему кораблю?

— Ты думаешь, это возможно? — усмехнулся Элдрич. — Если я там не появлюсь, меня может ждать нечто куда худшее. Подобных вещей ты не знаешь — отпущенный тебе и тебе подобным срок слишком мал для того, чтобы вы…

— Замолчи! — воскликнул Барни. — Я не хочу всего этого знать!

Он вновь поднял глаза и увидел, что Палмера Элдрича в комнате уже нет.

Он достал из пачки еще одну сигарету. «Что за бред! — подумалось ему. — И это диалог двух разумных существ! Со мной все понятно, но оно-то, оно! Кто б мог подумать, что оно будет таким скверным. И сделать с этим ничего нельзя. Поздно, слишком поздно… А этот идиот Лео считает, что он может справиться с ним с помощью какого-то дурацкого токсина! Вот он я. Тот человек, который не стал делать того, чего от него ждали другие. Нечистый. Грязный».

«Может быть, Энн сможет помочь мне? — подумал он вдруг. — Может быть, существует какой-то способ, позволяющий вернуться к изначальному своему состоянию, свободному от скверны и порока?» Сам он знал о неохристианстве слишком мало, но понимал, что надеяться он теперь может только на него. Без надежды же, как известно, человек жить не может…

Существо, поселившееся в душе Палмера Элдрича, не могло явиться ниоткуда, оно тоже было частью творения и потому оно тоже было подвластно Творцу.

Существует же такая вещь, как спасение души. Но…

Но она существует, увы, не для всех…

* * *

Полет на Марс закончился полной неудачей. Все то время, что они летели назад, Лео Булеро и Феликс Блау посвятили обсуждению новой стратегии.

— Он постоянно болтается в космосе — то он в лунных своих владениях, то он где-то на Марсе, то еще где-нибудь, — резюмировал Феликс Блау. — Все мы прекрасно понимаем, что нет ничего более хрупкого, чем корабль, летящий в межпланетном пространстве. Крошечной дырочки достаточно для того… — он сделал весьма красноречивый жест.

— Все правильно, — мрачно кивнул Лео Булеро. — Но нам следует заручиться поддержкой ООН.

По действующему законодательству, частным лицам и работникам коммерческих фирм не разрешалось иметь ничего, кроме обычных пистолетов. Им же требовалось нечто куда более мощное.

— У меня есть для вас любопытная информация, — сказал Феликс, открывая свой дипломат. — Наши люди в ООН имеют доступ в кабинет Хепберн-Гильберта. Заставить его поступить неким образом мы конечно же не сможем, но переговорить с ним нам в любом случае удастся.

Он достал из дипломата какой-то документ.

— Наш Генеральный секретарь весьма обеспокоен тем, что во время так называемых «перевоплощений», вызванных употреблением Чу-Зи, постоянной компонентой опыта является присутствие в нем Палмера Элдрича. Понять, что это может означать, несложно. Если это будет продолжаться и впредь, в лице Хепберн-Гильберта мы обретем союзника, готового к негласному сотрудничеству.

— Феликс, — перебил своего собеседника Лео, — все это, конечно, замечательно, но объясни мне одну вещь — с каких это пор у тебя вместо руки стальной протез?

Феликс посмотрел на свои руки и удивленно ахнул. После этого он перевел взгляд на Лео и ахнул еще раз.

— У тебя то же самое, дружище! Мне кажется, что и с зубами у тебя непорядок!

Так и не раскрывая рта, Лео поспешил в туалет, где на стене висело большое — в человеческий рост — зеркало.

Он посмотрел на свое отражение. Все правильно — так оно и есть. Даже глаза стали другими. Он вздохнул и, вернувшись в салон, вновь подсел к Феликсу Блау. Феликс механически перелистывал какие-то бумаги. Лео отвернулся от него и посмотрел в иллюминатор на крошечные искорки звезд, затерянные в бездонной непроницаемой тьме…

— Здорово по мозгам шибает, верно? — сказал вдруг Феликс Блау.

— И не говори, — прохрипел в ответ Лео. — Слушай, что же мы теперь будем делать?

— Мы должны относиться к этому как к должному. — Он посмотрел на людей, сидящих по соседству. У всех было то же самое. Квадратная челюсть, стальная рука, глаза-щели. И так до самой кабины пилота. У самого пилота наверняка было то же самое.

— Хоть убей, не понимаю, что все это может означать! — пожаловался Лео. — Как это могло произойти? Неужели мы оба разом сошли с ума?

— Ты принимал Чу-Зи? — дрожащим голосом спросил Феликс Блау.