– Они тебе сразу понравились, Бигмен? Ничто тебя не заставляло?

– Я уверен, что ничто не заставляло. Просто они мне понравились.

– Просто понравились. Через две минуты после того, как ты увидел первую м-лягушку, ты кормил ее. Помнишь?

– Ну и что тут плохого?

– А чем ты ее кормил?

– Тем, что ей нравится. Горохом в жи… – Голос маленького человека смолк.

– Совершенно верно. Это было настоящее техническое масло. Оно так и пахло. Как же тебе пришло в голову обмакнуть в него горох? Ты всегда кормишь тавотом или техническим маслом животных? Знаешь какое-нибудь животное, которое ело бы тавот?

– Пески Марса! – слабо сказал Бигмен.

– Разве не очевидно, что м-лягушка захотела тавота, ты был под рукой, и она заставила тебя дать ей… и ты в это время не был хозяином самого себя?

Бигмен прошептал:

– Я бы ни за что не догадался. Но теперь, после твоего объяснения, все так ясно. Я себя ужасно чувствую.

– Почему?

– Ужасно, когда мысли животного в твоей голове. Это грязно. – Его проказливое маленькое лицо выразило отвращение.

Лаки сказал:

– К несчастью, это хуже, чем просто грязно.

И он повернулся к инструментам.

Приборы показали, что расстояние между кораблями меньше полумили, и в этот момент на радаре появилось изображение корабля Эванса.

Лаки сказал в передатчик:

– Эванс, мы тебя видим. Двигаться можешь? Или твой корабль лишен движения?

В ответном голосе слышалось сильное чувство:

– Земля помоги мне, Лаки, я делал все, чтобы предупредить тебя. Ты пойман! Пойман, как и я!

И как бы подчеркивая его крик, «Хильда» полетела в сторону, от сильного удара моторы ее вышли из строя!

9. Из глубины

Впоследствии в памяти Бигмена события следующих нескольких часов виделись как в перевернутый телескоп – далекий кошмар невероятных происшествий.

Неожиданным ударом Бигмена отбросило к стене. Очень долго, как ему показалось, – на самом деле прошло не больше секунды – лежал он, расставив руки и тяжело дыша.

Лаки от приборов крикнул:

– Главный генератор не работает.

Бигмен с трудом встал на накренившемся полу.

– Что случилось?

– Мы повреждены ударом. Это очевидно. Но я не знаю, насколько сильно.

Бигмен сказал:

– Огни горят.

– Знаю. Включились запасные генераторы.

– А главный двигатель?

– Не знаю. Пытаюсь проверить.

Где-то внизу и сзади хрипло кашлянул двигатель. Не слышно ровного гудения, вместо него дребезг, от которого у Бигмена заболели зубы.

«Хильда» встряхнулась, как раненое животное, и выпрямилась. Моторы снова стихли.

Передатчик что-то повторял, и у Бигмена хватило сил добраться до него.

– Старр, – послышалось из передатчика, – Лаки Старр! Говорит Эванс. Отвечай.

– Лаки говорит. Что нас ударило?

– Это не имеет значения, – послышался усталый голос. – Больше оно вас не побеспокоит. Позволит вам просто остаться здесь и умереть. Почему вы не держались подальше? Я ведь просил.

– Твой корабль поврежден, Эванс?

– Да, уже двенадцать часов. Ни света, ни энергии – совсем немного, но я сумел оживить радио. Впрочем его ненадолго хватит. Очистители воздуха разбиты, а запасов кислорода мало. Прощай, Лаки.

– Выбраться можешь?

– Механизм шлюза не действует. У меня есть подводный костюм, но если я попытаюсь выбраться, меня раздавит.

Бигмен знал, что имеет в виду Эванс, и невольно вздрогнул. Шлюзы подводных кораблей устроены так, что вода поступает в камеру очень-очень медленно. Открыть шлюз на дне в попытке выбраться означает получить удар воды под давлением в сотни тонн. Человек, даже в стальном костюме, будет раздавлен, как пустая жестянка под прессом.

Лаки сказал:

– Мы можем двигаться. Я иду к тебе. Соединим шлюзы.

– Спасибо, но зачем? Если вы двинетесь, вас ударит снова. Но даже если не ударит, какая разница, где умереть: быстро в моем корабле или медленно в вашем?

Лаки гневно ответил:

– Если понадобится, мы умрем, но не раньше, чем понадобится. Все когда-нибудь умрут; этого не избежишь, но сдаваться не обязательно.

Он повернулся к Бигмену.

– Отправляйся в машинное отделение и посмотри, что там неисправно. Мне нужно знать, можно ли отремонтировать двигатель.

В машинном отделении, работая с «горячим» микрокотлом при помощи манипуляторов, которые, к счастью, не вышли из строя, Бигмен чувствовал, как корабль ползет по дну, слышал хрип моторов. Один раз он услышал удар, корпус «Хильды» заскрипел, как будто большой снаряд ударил в дно в ста метрах от корабля.

Корабль остановился, шум мотора перешел в хриплый шепот. В воображении он видел, как выдвинулось удлинение входного шлюза «Хильды», прижалось к корпусу другого корабля как раз над шлюзом, плотно прилипло. Он слышал, как откачивается вода из трубы, соединившей два корабля, увидел, как потускнел свет в машинном отделении: вся энергия уходила к насосам. Лу Эванс сможет перейти из своего корабля в «Хильду» без всякой защиты.

Бигмен вернулся в рубку и обнаружил там Лу Эванса. Лицо его под светлой щетиной было измучено и осунулось. Он слабо улыбнулся Бигмену.

– Продолжай, Лу, – сказал Лаки.

Эванс сказал:

– Вначале была просто дикая догадка. Я собрал сведения о всех людях, с которыми случались эти странные происшествия. Единственное, что у них оказалось общего, – любовь к м-лягушкам. Они есть у всех на Венере, но каждый из этих держал их полный дом. Я не хотел выглядеть дураком, объявляя о своей теории без надежных доказательств. Если бы они у меня были… Во всяком случае я решил поймать м-лягушку на знании того, что знаю только я или еще несколько, возможно меньше людей.

Лаки сказал:

– И ты решил использовать данные о дрожжах.

– Это было очевидно. Мне нужно было что-то неизвестное другим, иначе как бы я мог быть уверен, что они узнали именно от меня? Данные о дрожжах – идеальный материал для этого. Когда не удалось получить их законным путем, я украл их. Взял одну из м-лягушек в штабквартре, посадил рядом со своим столом и стал просматривать документы. Некоторые даже читал вслух. Когда через два дня произошел несчастный случай именно с той разновидностью, о которой я читал, я уверился, что за всем этим стоят м-лягушки. Однако…

– Однако, – подбодрил его Лаки.

– Однако я был все же недостаточно умен, – сказал Эванс, – я допустил их в свой мозг. Разложил красный ковер и пригласил войти, а теперь не могу выгнать. Охранники пришли за документами. Было известно, что я побывал в помещении, поэтому очень вежливый агент пришел расспросить меня. Я немедленно вернул бумаги и попытался объяснить. И не смог.

– Не смог? Как это?

– Не смог. Физически не смог. Нужные слова не произносились. Я не мог ни слова сказать о м-лягушках. Я даже испытывал побуждения к самоубийству, но поборол их. Они не могли заставить меня сделать что-то настолько несвойственное моему характеру. И тогда я подумал: если я только смог бы вылететь с Венеры, уйти как можно дальше от м-лягушек, я разорвал бы их хватку. Поэтому я сделал то, что должно было вызвать мой немедленный отзыв. Послал обвинения себя в подкупе и подписался именем Морриса.

– Да, – мрачно сказал Лаки, – об этом я догадался.

– Как? – Эванс удивился.

– Моррис рассказал нам твою историю, когда мы прибыли в Афродиту. Закончил он словами о том, что подготовил отчет для центральной штаб-квартиры. Он не сказал, что послал отчет, только что подготовил его. Но послание было отправлено, это я знал. А кто, кроме Морриса, знал код Совета и все обстоятельства этого случая? Только ты.

Эванс кивнул и горько сказал:

– И вместо того, чтобы отозвать меня, прислали тебя. Так?

– Я настоял на этом, Лу. Я не мог поверить в обвинения тебя в подкупе.

Эванс обхватил голову руками.

– Хуже ты ничего не мог сделать, Лаки. Когда ты сообщил, что летишь, я попросил тебя держаться подальше. Почему – я не мог сказать. Физически был неспособен. Но м-лягушки, должно быть, поняли по моим мыслям, кто ты такой. Они прочли мое мнение о твоих способностях и попытались убить тебя.

– И почти преуспели, – прошептал Лаки.

– Преуспеют на этот раз. Мне жаль, Лаки, но я ничего не мог сделать. Когда они парализовали человека у шлюза, я не мог сдержать импульс сбежать в море. И, конечно, ты последовал за мной. Я послужил наживкой, а ты жертвой. Опять я попытался удержать тебя, но ничего не мог объяснить…

Он глубоко, с дрожью вздохнул.

– Но теперь я могу об этом говорить. Блок с моего мозга снят. Они, вероятно, решили, что не стоит тратить умственную энергию, потому что мы захвачены, потому что мы все равно что мертвы и им нечего нас опасаться.

Бигмен, слушавший до сих пор с выражением недоверчивого изумления, сказал:

– Пески Марса, что происходит? Почему мы все равно что мертвы?

Эванс. все еще закрывая лицо руками, ничего не ответил.

Лаки, нахмурившийся и задумчивый, сказал:

– Мы под оранжевым пятном, огромным оранжевым пятном из венерианских глубин.

– Такое большое пятно, что может накрыть корабль?

– Пятно двух миль в диаметре! – ответил Лаки. – Две мили в ширину. Нас ударило в первый раз и почти разбило вторым ударом, когда мы двигались к кораблю Эванса, потоком воды. Только и всего! Потоком воды с силой взрыва глубоководной бомбы.

– Но как мы могли попасть под него, не видя его?

Лаки сказал:

– Эванс предполагает, что оно находится под умственным контролем м-лягушек, и я думаю, он прав. Оно может погасить флуоресценцию, сжав светящиеся клетки. Может приподнять край полога, чтобы впустить нас, – и вот мы под ним. И если мы попробуем двинуться или пробиться наружу, пятно снова ударит нас, а оно не промахивается.

Лаки подумал, потом внезапно добавил:

– Нет, промахивается! Оно промахнулось, когда «Хильда» шла к твоему кораблю и всего лишь на четверти скорости. – Он повернулся к Бигмену, глаза его сузились. – Бигмен, можно ли отремонтировать основной двигатель?

Бигмен почти забыл о машинах. Он пришел в себя и сказал:

– О… блок микрокотла не задет, его можно поправить, да и с остальными машинами я справлюсь, если понадобится.

– Сколько это займет времени?

– Вероятно, часы.

– Тогда принимайся за работу. Я выхожу в море.

Эванс удивленно взглянул на него.

– Что ты хочешь сказать?

– Отправляюсь к пятну. – Он уже был возле шкафа с костюмами, проверяя запас энергии и кислорода.

Абсолютная темнота вызывала обманчивое ощущение безопасности. Опасность казалась далекой. Но Лаки хорошо знал, что под ним океанское дно, а во все стороны и вверх от него находится двухмильная перевернутая чаша живой резиноподобной плоти.

Двигатель костюма отбрасывал воду вниз, и Лаки, подготовив свое оружие, медленно поднимался. Он не переставал удивляться подводному бластеру. Как ни изобретателен был человек на своей родной планете, чуждое окружение Венеры, казалось, в сотни раз усилило эту изобретательность.

Некогда новый континент – Америка – расцвел так ярко, как никогда не могла расцвести древняя Европа; теперь же Венера показывали Земле свои способности. Например, купола городов. Никогда на Земле силовые поля не вплетали так искусно в сталь. Тот самый костюм, в котором он находится, не выдержал бы давления многих тонн воды, если бы не микрополя, тонко вплетенные в его ткани (конечно, если это давление будет возрастать медленно). Во многих других отношениях костюм был чудом инженерного искусства. Его двигатель для передвижения под водой, снабжение кислородом, приборы управления – все это восхитительно.

А оружие!

Тут же мысли Лаки перешли на чудовище над ним. Это тоже венерианское изобретение. Изобретение планетарной эволюции. Может ли такое существо возникнуть на Земле? Конечно, не на суше. Живая ткань не выдержит давления свыше сорока тонн в земном тяготении. У гигантских бронтозавров мезозойского периода ноги были как древесные стволы, и тем не менее им приходилось погружаться в болота, чтобы вода помогала им своей подъемной силой передвигаться.

Вот ответ: подъемная сила воды. В океанах могут возникнуть существа любого размера. Киты на Земле больше любого когда-либо жившего динозавра. Но Лаки подсчитал, что чудовищное пятно над ним должно весить двести миллионов тонн. Два миллиона больших китов, взятые вместе, едва ли перевесят это чудовище. Лаки подумал, сколько ему лет. Сколько лет нужно расти, чтобы достичь такого веса? Сто лет? Тысячу? Кто может сказать?

Но размер может означать и гибель животного. Даже в океане. Чем оно больше, тем медленнее его реакции. Нервным импульсам для прохождения нужно время.

Эванс считал, что чудовище не стало больше бить по ним струей воды, потому что, лишив из возможности передвигаться, потеряло к ним интерес – вернее, потеряли интерес м-лягушки, управлявшие движением гигантского пятна. Но, возможно, это и не так. Просто чудовищу нужно время, чтобы снова наполнить свой гигантский водный мешок. И время, чтобы прицелиться.

Больше того, чудовище сейчас вряд ли в лучшей форме. Оно приспособлено к глубинам, к толще воды в шесть и более миль над собой. Здесь его эффективность снижается. Во второй попытке оно промахнулось по «Хильде», вероятно, потому, что не полностью оправилось от первого удара.

Но теперь оно ждет; его водный мешок медленно заполняется; и насколько может в мелких водах, оно собирается с силами. И вот он, Лаки, человек, весящий сто девяносто фунтов, должен остановить махину в двести миллионов тонн живого веса.

Лаки посмотрел вверх. Но ничего не увидел. Он нажал контакт на левой перчатке, и из металлического конца пальца вырвался столб ослепительно белого света. Свет пробил туманную пустоту и закончился ничем. Достиг ли он в конце чудовища? Или просто иссякла сила света?

Трижды чудовище ударило потоком воды. Первый раз, когда был разбит корабль Эванса. Второй раз – поврежден корабль Лаки. (Но не так тяжело; может, чудовище слабеет?). В третий раз оно ударило преждевременно и промахнулось.

Лаки поднял оружие. Неуклюжее, с толстой рукояткой. В этой рукоятке сотни миль провода и крошечный генератор, дававший очень высокое напряжение. Лаки направил оружие вверх и сжал кулак.

На мгновение ничего – но он знал, что проволока толщиной в волос прорезает сейчас насыщенный углекислотой океан…

Затем она ударила, и Лаки увидел результат. В тот момент, как проволока коснулась препятствия, по ней со скоростью света устремился электрический ток и ударил, как разряд молнии. Проволока раскалилась и начала испарять воду. Ее окружил не просто пар – вода закипела, высвобождая двуокись углерода. Лаки почувствовал, как его раскачивает течением.

А вверху, над испаряющейся кипящей волной, над раскаленной проволокой расцвел огненный шар. Там проволока коснулась живой плоти и высвободила чудовищную энергию. Она прожгла в живой горе дыру в десять футов шириной и такой же глубиной.

Лаки мрачно улыбнулся. По сравнению с огромным телом чудовища это всего лишь булавочный укол, но пятно его почувствует – минут через десять. Нервные импульсы медленно движутся в этой плоти. Когда болевой импульс достигнет крошечного мозга пятна, оно отвлечется от кораблей на дне и обратится к своему новому мучителю.

Но, мрачно подумал Лаки, чудовище не найдет его. За десять минут он изменит позицию. Через десять минут он…

Лаки не закончил свою мысль. Прошло не больше минуты, а чудовище нанесло ответный удар.

Страшный водяной удар потащил Лаки все вниз и вниз.

10. Гора плоти

От удара чувства Лаки смешались. Любой костюм из обычного металла был бы разорван и смят. Любого человека обычного склада понесло бы на дно без чувств, и здесь он бы погиб от сотрясения и толчка.

Но Лаки отчаянно сопротивлялся. Борясь с могучим потоком, он поднес левую руку к груди, чтобы увидеть показания приборов, контролировавших состояние костюма.

Он застонал. Все указатели вышли из строя, их тонкие стрелки неподвижно застыли. Но кислород как будто поступал беспрепятственно (легкие подсказали бы ему, если бы было не так), а костюм, по-видимому, не дал течи. Он надеялся, что и двигатель в порядке.

Нет смысла пытаться слепо выбираться из потока, рассчитывая лишь на силу. Силы ему определенно не хватит. Надо ждать, рассчитывая на одно: поток воды, опускаясь, быстро теряет скорость. Вода по воде – это очень сильное трение. По краям потока оно усиливается, создает завихрения и проникает внутрь. Если поток, вырываясь из мешка чудовища, достигает пятисот футов в ширину, то у дна он всего пятидесяти футов, в зависимости, конечно, от первоначальной скорости и глубины.

И первоначальная скорость тоже уменьшится. Конечно, и тогда с ней не стоит шутить. Лаки это почувствовал, когда водный поток на излете ударил корабль.

Все зависит от того, как далеко от центра потока он находится, насколько прямым оказалось попадание.

Чем дольше он будет ждать, тем лучше его шансы – разумеется, если он не будет ждать слишком долго. Положив руку на управление двигателем, Лаки продолжал опускаться, стараясь сохранить спокойствие, пытаясь догадаться, далеко ли еще до дна, ожидая в каждый момент последнего удара, который он может и не ощутить.

И вот, досчитав до десяти, он включил свой двигатель. Маленькие скоростные винты у него на плечах завертелись и начали гнать воду под прямым углом к основному потоку. Лаки почувствовал, что его тело движется в другом направлении.

Если он в самом центре, это не поможет. Энергии его двигателя не хватит, чтобы преодолеть могучий поток, увлекающий его вниз. Но если он в стороне от центра, скорость потока должна уже значительно уменьшиться и зона завихрений где-то близко.

И как бы в ответ на эти мысли тело его завертелось, и он, испытывая тошноту и головокружение, понял, что спасен.

Двигатель продолжал работать, теперь отбрасываемые им струи воды направлялись вниз; Лаки посветил в сторону океанского дна. И как раз вовремя: он увидел, как в пятидесяти футах под ним ил, покрывавший дно, взорвался и закрыл все окружающее мутью.

Всего лишь за секунду до удара о дно Лаки вышел из основного потока.

Теперь он поплыл вверх, так быстро, как позволяли двигатели костюма. Он отчаянно торопился. В темноте его шлема (темнота внутри темноты внутри темноты) губы Лаки сжались в узкую линию, брови опустились.

Он старался ни о чем не думать. Достаточно он думал в первые секунды после удара. Он недооценил врага. Лаки считал, что в него целится гигантское пятно, но ведь это не так. М-лягушки сверху, с поверхности океана, через крошечный мозг оранжевого пятна контролировали его действия. Целились они! Им не нужно было следовать чувствам пятна, чтобы понять, что происходит. Им нужно было только заглянуть в мозг Лаки, да и целились они в источник мыслей – в его мозг.

Значит дело не в том, чтобы уколами заставить чудовище уйти от «Хильды» и спуститься по длинному подводному склону в глубины, породившие его. Чудовище придется убить.

И как можно быстрее!

Ни «Хильда», ни костюм Лаки не выдержат еще одного прямого удара. Индикаторы вышли из строя, за ними последуют все системы. Или будут повреждены контейнеры с жидким кислородом.

Лаки продолжал двигаться вверх – к единственному безопасному месту. Хотя он никогда не выдел выпускную трубу пятна, он решил, что она должна быть гибкой и выступающей, чтобы ее можно было направлять в разные стороны. Но вряд ли чудовище может направить ее против себя. Во-первых, тем самым оно бы покалечило себя. Во-вторых, напор воды помешает трубе так сильно изогнуться, чтобы направиться вверх.

Значит, нужно подняться к внутренней поверхности тела чудовища, где его водяное оружие не сможет достать Лаки; и нужно это сделать раньше, чем пятно сможет снова наполнить свой водяной мешок для другого удара.

Лаки посветил вверх. Ему не хотелось этого делать: казалось, что при свете он станет уязвимее. Он говорил себе, что ошибается. Не зрение управляет движениями пятна.

В пятидесяти или больше футах над ним показалась неровная сероватая поверхность, вся изрытая глубокими складками. Кожа чудовища, упругая и крепкая, как подводный костюм Лаки. И тут же Лаки столкнулся с препятствием, почувствовал, как слегка подается плоть.

Впервые за долгое время Лаки облегченно вздохнул. В первый раз после того, как покинул корабль, он ощутил себя в относительной безопасности. Однако ненадолго. В любой момент пятно (вернее, маленькие хозяева мозга, которые контролируют его) может напасть на корабль. Он не должен этого допустить.

Лаки со смесью удивления и отвращения провел пальцами по окружающей его поверхности.

Тут и там на внутренней поверхности тела чудовища виднелись отверстия шириной в шесть футов; Лаки видел – по пузырькам и твердым частичкам, – как в них устремлялась вода. На больших интервалах находились разрезы, которые время от времени превращались в десятифутовые щели, под сильным напором выбрасывавшие вспененную воду.

Очевидно, так чудовище питается. Выбрасывает желудочный сок в ту часть океана, что заперта под его огромным телом, затем всасывает эту воду и извлекает все питательные вещества, затем снова выбрасывает воду вместе с собственными отходами.

Очевидно, оно не может долго оставаться на одном месте, иначе концентрация отходов станет опасной для него самого. Вероятно, по своей воле оно бы здесь не оставалось, но им управляют м-лягушки…

Лаки дернулся, но не по своей воле и в удивлении повернул фонарик. Он с ужасом понял цель глубоких складок, которые заметил на поверхности тела чудовища. Одна такая складка образовалась непосредственно рядом с ним и втягивала его в глубину. Края складки терлись друг о друга, и в целом это был размалывающий механизм, при помощи которого пятно измельчало слишком большие частицы пищи, которые не могли быть всосаны непосредственно порами.

Лаки не стал ждать. Он не хотел испытывать свой костюм на прочность: ведь мышцы чудовища обладают фантастической силой. Возможно, костюм и выдержит, но его устройства – определенно нет.

Он повернулся, так чтобы потоки воды из двигателей были направлены прямо в чудовище, и включил двигатели на полную мощность. С резким чавкающим звуком он высвободился и отлетел в сторону. Потом снова вернулся.

Но не стал трогать кожу чудовища. Напротив, поплыл под туловищем от края к центру.

Неожиданно он наткнулся на вырост в теле пятна, который уходил вниз, насколько хватало света фонарика. Вырост представлял из себя дрожащую трубу.

Это была выпускная труба.

Лаки видел, что это такое: гигантская пещера длиной в сто ярдов, из нее со страшной силой вырывалась вода. Лаки осторожно обогнул ее. Несомненно, вверху, у основания трубы, самое безопасное место, и тем не менее он неохотно направлялся туда.

Впрочем, он знал, что ищет. Лаки отплыл от трубы и поплыл туда, где плоть чудовища вздымалась еще выше, к самому центру перевернутой чаши. Тут оно и было!

Вначале Лаки услышал глубокий гул, такой низкий, что его едва улавливало ухо. В сущности его внимание привлек не гул, а сопровождавшая его вибрация. Потом он увидел утолщение плоти чудовища. Это утолщение, огромное, шириной не меньше выпускной трубы, свисавшее на тридцать футов вниз, сжималось и разжималось.

Это центр организма, его сердце или то, что заменяет ему сердце. Лаки почувствовал головокружение, прикинув, каким мощным должно оно быть. Сокращения сердца длятся не менее пяти минут, и за это время через кровеносные каналы, способные вместить «Хильду», прокачиваются тысячи кубических ярдов крови. Мощности сердца должно хватить, чтобы гнать кровь на расстояние в мили.

Что за удивительный механизм, подумал Лаки. Если бы только можно было захватить такое существо живьем и изучить его физиологию!

Где-то в этом выросте должен располагаться и мозг пятна. Мозг? Вероятно, всего комок нервных клеток, без которых чудовище вполне может жить.

Возможно. Но жить без сердца оно не может. Сердце завершило одно биение. Центральное вздутие сильно сократилось. Теперь сердце пять или больше минут будет отдыхать, потом вздутие расширится, и кровь снова устремится в него.

Лаки поднял свое оружие, осветил сердце фонариком и начал опускаться. Не стоит слишком приближаться. С другой стороны, он боялся промахнуться.

На мгновение он почувствовал сожаление. С научной точки зрения убить такое чудо природы – почти преступление.

Собственная ли это мысль или она внушена находящимися вверху м-лягушками?

Он не смеет дольше ждать. Лаки сжал рукоять. Проволока устремилась вверх. Коснулась тела, и Лаки ослеп от ярчайшей вспышки: стена сердца чудовища была разрезана.

Много минут вода кипела в судорогах горы плоти. Вся его гигантская масса извивалась и дергалась. Лаки, которого бросало в разные стороны, был беспомощен.

Он попытался вызвать «Хильду», но в ответ услышал только шум, из которого заключил, что корабль тоже бросает из стороны в сторону.

Но смерть, когда она приходит, постепенно проникает в каждую унцию даже стомиллионнотонной жизни. Постепенно вода успокоилась.

Лаки медленно, медленно и до смерти устало начал опускаться.

Он снова вызвал «Хильду».

– Оно мертво, – сказал он. – Пошлите мне направляющий луч.

Лаки позволил Бигмену снять с себя костюм и даже устало улыбнулся в ответ на его беспокойный взгляд.

– Я думал, больше не увижу тебя, Лаки, – сказал Бигмен и шумно глотнул.

– Если собираешься заплакать, – сказал Лаки, – отвернись. Я не затем выбрался из океана, чтобы тут промокнуть. Как главный двигатель?

– Будет в порядке, – вмешался Эванс, – но на это потребуется еще время. Последние пинки разрушили то, что мы делали.

– Что ж, – сказал Лаки, – придется продолжать. – Он с усталым вздохом сел. – Все прошло не совсем так, как я ожидал.

– Как это? – спросил Эванс.

– Ну, я думал уколами заставить пятно переместиться. Не получилось, пришлось убить его. В результате его мертвое тело сейчас опускается на «Хильду», как опавшая палатка.

11. На поверхность?

– Ты хочешь сказать, что мы в ловушке? – с ужасом спросил Бигмен.

– Можно сформулировать и так, – холодно ответил Лаки. – Можно сказать также, что мы в безопасности здесь, если хочешь. Несомненно, здесь мы в большей безопасности, чем где-нибудь на Венере. Никто не может сделать нам что-нибудь физически, пока над нами эта гора плоти. А восстановив двигатель, мы прорвемся наружу. Бигмен, принимайся за двигатели; Эванс, давай выпьем кофе и поговорим. У нас больше может не быть возможности для спокойного разговора.

Лаки приветствовал отдых: в данный момент ему нечего было делать, только говорить и думать.

Эванс, однако, был встревожен. В углах его фарфорово-голубых глаз собрались морщинки.

Лаки сказал:

– Ты встревожен?

– Да. Что мы будем делать?

– Я тоже об этом думаю. Похоже, нам остается только рассказать всю историю о м-лягушкам кому-нибудь, кто не под контролем.

– А кто это?

– На Венере такого нет. Это точно.

Эванс смотрел на друга.

– Ты хочешь сказать, что на Венере все под контролем?

– Нет, но все могут быть. В конце концов человеческий мозг может управляться этими существами по-разному. – Лаки откинулся в пилотском вращающемся кресле и скрестил ноги. – Во-первых, на короткий период может устанавливаться полный контроль над мозгом человека. Полный! В этот период человек может поступать противоположно своей натуре, совершать поступки, которые угрожают его жизни и жизни окружающих: например, пилоты каботажного судна, на котором мы с Бигменом прилетели на Венеру.

Эванс мрачно сказал:

– Это не мой случай.

– Знаю. Этого не понял Моррис. Он считал, что ты не под контролем просто потому, что у тебя не было амнезии. Но есть и второй тип контроля, под которым находился ты. Контроль менее жесткий, поэтому человек сохраняет память. Но именно потому, что контроль менее жесток, человек не может совершить поступок, противоречащий его натуре: тебя, например, не могли заставить совершить самоубийство. Но зато контроль длится дольше – не часы, а дни. ММ-лягушки выигрывают во времени то, что проигрывают в интенсивности. Но может существовать и третий тип контроля.

– Какой же?

– Еще менее интенсивный, чем во втором случае. Настолько тонкий, что жертва даже не осознает его, но все же позволяющий прочитывать мозг и снимать с него всю информацию. Например, Лайман Тернер.

– Главный инженер Афродиты?

– Да. Это его случай. Разве не ясно? Вчера у шлюза городского купола сидел человек, зажав в руке рычаг, открывающий шлюз; он представлял опасность для всего города, однако был так защищен, так окружен сигнализацией, что никто не мог приблизиться к нему, пока Бигмен не пробрался через вентиляционный ствол. Разве это не странно?

– Нет. Почему это странно?

– Этот человек работал всего несколько месяцев. Он даже не инженер. Это клерк. Откуда он получил информацию, как защититься? Как смог он так хорошо узнать систему защиты и действия шлюза?

Эванс поджал губы и негромко свистнул.

– В этом что-то есть.

– Но это не пришло в голову Тернеру. Я как раз перед тем, как уйти на «Хильде», расспрашивал его. Конечно, я не сказал ему, зачем мне это. Он сам рассказал мне о неопытности этого человека, но не заметил явной неувязки. Но у кого должна быть необходимая информация? У кого, как не у главного инженера?

– Верно. Верно.

– Допустим, Тернер находится под этим самым тонким контролем. Информацию можно взять из его мозга. Его смогли очень осторожно настроить так, что он не видел никакой неувязки в случившемся. Понимаешь? А теперь Моррис…

– Моррис тоже? – спросил пораженный Эванс.

– Возможно. Он убежден, что это сирианцы, охотящиеся за дрожжами. И ничего другого не видит. Естественная это ограниченность или его мягко убедили в этом? Он слишком быстро заподозрил тебя, Лу, – слишком легко. Член Совета не должен так легко подозревать другого члена Совета.

– Космос! Но кто же тогда в безопасности, Лаки?

Лаки взглянул на пустую чашку кофе и сказал:

– Никто на Венере. Такова моя точка зрения. Надо передать сведения в другое место.

– Как же это возможно?

– Хороший вопрос. Как? – И Лаки задумался.

Эванс сказал:

– Физически мы не можем уйти. «Хильда» приспособлена только для океана. Она не может двигаться в воздухе, тем более в космосе. А если мы вернемся в город, чтобы найти более подходящее судно, нам никогда оттуда не выбраться.

– Ты прав, – сказал Лаки, – но нам не обязательно покидать Венеру самим. Нужно отправить информацию.

– Если ты имеешь в виду корабельное радио, – сказал Эванс, – то оно тоже исключается. То, что у нас есть, предназначено исключительно для Венеры. За ее пределы оно не выйдет. Больше того, аппаратура так устроена, что волна отражается от поверхности океана вниз, так что пользоваться ею можно только под водой. Но даже если бы мы смогли передавать, передача не достигнет Земли.

– Но нам и не нужно добираться до Земли, – заметил Лаки. – Между нами и Землей есть подходящий объект.

Вначале Эванс удивился. Потом сказал:

– А, ты имеешь в виду космическую станцию.

– Конечно. Две космические станции вращаются вокруг Венеры. Земля может быть на удалении от тридцати до пятидесяти миллионов миль, но станции – всего в двух тысячах миль. А я уверен, что на них нет м-лягушек. Моррис сказал, что они не переносят свободный кислород, а я уверен, что на станциях, учитывая необходимую на них экономию пространства, вряд ли станут создавать для них специальные насыщенные двуокисью углерода помещения. Если бы нам удалось передать сообщение на станцию, а они бы передали на Землю, вопрос был бы решен.

– Верно, Лаки! – возбужденно сказал Эванс. – Ты нашел выход. Их контроль не может распространяться на две тысячи миль в пространстве… – Но тут его лицо снова омрачилось. – Не выйдет. Корабельное радио все равно не пробьется через океанскую поверхность.

– Ну, может, не отсюда. Поднимемся на поверхность и передадим прямо в атмосферу.

– На поверхность?

– Да, а что?

– Но они здесь. М-лягушки.

– Знаю.

– Мы будем под контролем.

– Неужели? Пока они не имели дела с теми, кто о них знает, знает, чего ждать, и способен сопротивляться контролю. Большинство жертв ни о чем не подозревали. А ты, например, буквально сам пригласил их в свой мозг, говоря твоими словами. Я же все знаю и не собираюсь никого приглашать.

– Говорю тебе, ты не сможешь. Ты не знаешь, каково это.

– Можешь предложить другой выход?

Прежде чем Эванс смог ответить, вошел Бигмен, раскатывая рукава.

– Все в порядке, – сказал он. – Я гарантирую работу двигателей.

Лаки кивнул и подошел к управлению, а Эванс в нерешительности остался на месте.

Снова послышался гул моторов, глубокий и сильный. Приглушенный звук показался музыкой, и все ощутили, как палуба под ногами двинулась: такое чувство никогда не испытываешь на космическом корабле.

«Хильда» двинулась сквозь пузырчатую воду, попавшую под гигантское туловище, и начала набирать скорость.

Бигмен беспокойно спросил:

– Сколько у нас места?

– Примерно полмили, – ответил Лаки.

– А если не прорвемся? Просто ударим и застрянем, как топор в пне?

– Выберемся и попробуем снова, – сказал Лаки.

Некоторое время все молчали, наконец Эванс негромко сказал:

– Здесь, под пятном, как в подвальной комнате.

Он будто говорил с собой.

– Как в чем? – переспросил Лаки.

– В подвальной комнате, – все еще отвлеченно ответил Эванс. – Их строят на Венере. Маленькие транзитовые купола под морским дном, как бомбоубежища на Земле. Предполагается, что в них можно спастись от воды, если море прорвет купол, например, при венеротрясении. Не знаю, использовали ли их хоть единожды, но лучшие жилые дома всегда рекламируют свои подвальные комнаты.

Лаки слушал, но молчал.

Звук мотора стал выше.

– Держись! – сказал Лаки.

«Хильда» задрожала, и внезапное, неумолимое замедление скорости прижало Лаки к инструментальной доске. Кулаки Бигмена и Эванса побелели – приходилось изо всех сил держаться за поручни.

Корабль замедлил движение, но не остановился. Моторы напрягались, генераторы визгливо протестовали, так что Лаки сочувственно сморщился, но «Хильда» продолжала прорываться сквозь кожу и мышцы, сквозь пустые кровеносные сосуды и бесполезные нервы, должно быть, напоминавшие двухфутовой толщины кабели. Лаки, угрюмый, сжав зубы, продолжал держать указатель скорости на максимуме.

Прошли долгие минуты, машины триумфально взвыли, и они прорвались – через тело чудовища в открытое море.

Молча, спокойно и ровно «Хильда» поднималась сквозь мутные, насыщенные двуокисью углерода воды венерианского океана. Все трое ее пассажиров молчали, как будто очарованные той смелостью, с какой штурмовали только что крепость враждебной венерианской жизни. Эванс не сказал ни слова с тех пор, как они выбрались из-под пятна. Лаки оставил приборы и сидел, постукивая пальцами по колену. Даже неукротимый Бигмен отошел к заднему иллюминатору с его широким полем зрения.

Неожиданно Бигмен позвал:

– Лаки, посмотри.

Лаки встал рядом с Бигменом. Вместе они молча смотрели в иллюминатор. Половину поля зрения занимали небольшие фосфоресцирующие огоньки, но во второй половине виднелась стена, чудовищная стена, покрытая разноцветными световыми полосами.

– Это пятно, Лаки? – спросил Бигмен. – Когда мы спускались, оно так не светилось. Как оно может светиться сейчас: ведь оно мертвое?

Лаки задумчиво ответил:

– Да, это пятно. Мне кажется, весь океан собрался на пир.

Бигмен взглянул внимательнее и почувствовал легкую тошноту. Конечно! Сотни миллионов тонн мяса, пригодного к употреблению; свет, который они видят, это вся жизнь мелководья питается мертвым чудовищем.

Мимо иллюминатора проносились все новые создания, и все в одном направлении. В сторону кормы, к чудовищному телу, которое только что оставила «Хильда».

Преобладали рыбы-стрелы всех размеров. Каждая обладала прямой белой светящейся линией, обозначавшей позвоночник (точнее, это был не позвоночник, а вырост рогового вещества, шедший вдоль всей спины). На одном конце линии виднелось бледно-желтое М, обозначавшее голову. Бигмену показалось, что действительно бесконечное количество живых стрел проносятся мимо корабля; в воображении он видел их острые челюсти, прожорливые и похожие на пустые пещеры.

– Великая Галактика! – сказал Лаки.

– Пески Марса! – прошептал Бигмен. – Океан, наверно, опустел. Все живое собралось в одном месте.

Лаки сказал:

– При скорости, с какой пожирают мясо рыбы-стрелы, через двенадцать часов от пятна ничего не останется.

Сзади послышался голос Эванса:

– Лаки, я хочу поговорить с тобой.

Лаки обернулся.

– Конечно. В чем дело, Лу?

– Когда ты предложил подняться на поверхность, ты спросил, есть ли у меня альтернатива.

– Да. Ты не ответил.

– Теперь могу ответить. Ответ у меня в руках: мы идем обратно в город.