— Джордж умер, моя дорогая. Боюсь, что на рассвете у него случился сердечный приступ. Вы ничего не можете сделать, разве что вести себя с подобающим случаю тактом, недостаток которого вы недавно проявили… ради Эмили, ради Уильяма хотя бы… если не ради вас самой.

— Умер? — прошептала Сибилла, как будто пытаясь понять смысл услышанного. — Не может быть! Он был… был таким цветущим, таким здоровым! Джордж… не может быть…

— Увы, боюсь, в этом не приходится сомневаться, — покачала головой Веспасия. — Предлагаю позвать вашу горничную, чтобы она приготовила вам ванну и помогла одеться. После этого оставайтесь здесь, в вашей комнате, пока не почувствуете, что пришли в себя и способны встретиться с остальными членами семьи. Затем спускайтесь вниз и предложите свою помощь во всем, в чем от вас может быть польза. Уверяю вас, это лучшее, что способно привести вас в чувство и избавить от душевных страданий.

Сибилла улыбнулась слабой тенью своей прежней улыбки.

— Это и для вас лучшее средство, тетя Веспасия?

— Пожалуй, да, — ответила старая леди и торопливо отвернулась, пытаясь побороть боль, которая с каждой минутой давала о себе знать все сильнее. — Именно это я настоятельно рекомендую и вам.

До ее слуха донесся шорох простыней, из чего она поняла, что Сибилла решила внять ее совету и встать с постели. Через несколько секунд звякнул колокольчик. Значит, сейчас сюда явится кто-то из свободных служанок.

— Я должна увидеть Уильяма и рассказать ему, — продолжила Веспасия, думая о том, что еще ей срочно нужно сделать. — К сожалению, придется заняться сразу массой дел — написать и разослать письма и все такое прочее.

Сибилла собралась что-то сказать — скорее всего, про Эмили. Однако прежде чем она успела произнести хотя бы слово, у нее, видимо, сдали нервы, и она промолчала. Заметив это, Веспасия не стала ее ни о чем расспрашивать.

Доктор появился в доме ближе к полудню. Его встретил Юстас, который сразу препроводил пришедшего в гардеробную, где Джордж лежал там же, где его утром увидели Эмили и Веспасия. Доктора оставили одного. За дверью в ожидании застыл один из лакеев, который по первому требованию должен был принести все, что требуется, вроде горячей воды и полотенец.

Юстас, не имевший желания присутствовать при таком малоприятном деле, ожидал заключения доктора в утренней комнате вместе с Веспасией. Эмили и Сибилла все еще находились каждая в своей комнате. Только что вернувшаяся от портнихи Тэсси, вся в слезах, удалилась в дамскую гостиную. Старая миссис Марч находилась в своем любимом розовом будуаре, где ее утешал Джек Рэдли, которого она затребовала к себе. Уильям оставался в оранжерее, уголок которой использовал в качестве мастерской. Он вернулся к работе над картиной, заметив, что будет лучше, если не станет никому мешать, а уединение поможет ему прийти в себя. Если быть точным, он работал одновременно над двумя живописными полотнами: пейзажем, который писал по заказу одного из своих меценатов, и портретом Сибиллы. Сегодня он взялся за пейзаж. Весенние деревья на холсте были залиты холодным апрельским солнцем. Картина отражала настроение художника, порождала мысли о хрупкости и недолговечности счастья и неизбывной неотвратимости страданий.

Дверь утренней комнаты отворилась, и на пороге появился доктор. У него было узкое морщинистое лицо, сохранившее, несмотря на возраст, приветливость и добродушие. В данный момент вид у него был безрадостный. Закрыв за собой дверь, он посмотрел сначала на Юстаса, затем на Веспасию, снова на хозяина дома и замогильным тоном сообщил:

— Причиной летального исхода было его сердце, как вы и предполагали. Единственное, что способно послужить вам утешением, — это то, что смерть была скоропостижной. Усопший отошел в мир иной без мучений.

— Что ж, пожалуй, это можно назвать утешением, — согласился Юстас. — Я передам ваши слова леди Эшворд. Благодарю вас, Тревес.

Однако доктор не спешил уходить.

— У лорда Эшворда была собака? — спросил он.

— Господи, да какое это имеет значение? — удивился тривиальности вопроса Юстас. По его мнению, момент для подобных разговоров был самый неподходящий.

— И все-таки, была? — стоял на своем доктор.

— Нет, собака была у моей матери. Но почему вы спрашиваете?

— Боюсь, что собака тоже мертва, мистер Марч.

— Но какое это имеет значение? — раздраженно спросил Юстас. — Я велю прислуге избавиться от околевшей собаки. — Почувствовав, что допустил неучтивость, не соответствующую его положению, он немного смягчился и добавил: — Благодарю вас, Тревес. Вы сделали все, что от вас требовалось, и теперь я с вашего позволения отдам распоряжения о похоронах.

— Это невозможно, мистер Марч.

— Что вы имеете в виду под словом «невозможно»? — спросил Юстас. Его лицо начало багроветь. — Конечно, возможно!

Веспасия испытующе посмотрела на хмурого эскулапа.

— В чем дело, доктор Тревес? — тихо спросила она. — Почему вы упомянули о собаке? Откуда вам о ней известно? Слуги не докладывали вам о мертвой собаке.

— Верно, мэм, не докладывали, — со вздохом подтвердил доктор. — Собаку я увидел под кроватью. Она тоже умерла от сердечного приступа. Это случилось, насколько я могу судить, примерно в то же самое время, когда скончался и лорд Эшворд. Он накормил собаку и сам выпил утренний кофе из чашки, что стояла на подносе. В любом случае обе смерти последовали одна за другой через очень короткий промежуток времени.

Кровь отлила от лица Юстаса. Он даже еле заметно содрогнулся.

— Боже праведный! Что вы хотите этим сказать?

Веспасия медленно опустилась в стоящее позади нее кресло. Она уже знала, что сейчас ответит доктор.

— Я хочу сказать, что лорд Эшворд умер от яда, который оказался в его утреннем кофе.

— Чушь! — сердито бросил Юстас. — Абсолютная чушь! Сама мысль об этом смехотворна! У бедного Джорджа случился сердечный приступ… и… собака, должно быть, опечалилась его смертью… и тоже умерла. Совпадение! Это всего лишь… несчастливое совпадение.

— Нет, сэр.

— Конечно, да! — вспыхнул Юстас. — С какой стати, скажите на милость, лорду Эшворду принимать яд?! Вы же не знаете этого человека — и высказываете столь абсурдные предположения! И, конечно же, он ни за что не стал бы давать яд собаке. Джордж любил животных. Эта чертова собачонка была очень привязана к нему. Чем раздражала мою мать — ведь это ее собака, но она все равно привязалась к Джорджу. Ему никогда не пришло бы в голову причинить животному вред. Уверяю вас, у него не было причин кончать жизнь самоубийством. Он был… — Юстас умолк, сердито глядя на Тревеса, затем заговорил снова: — Он был счастливый человек. Он был богат, имел положение в обществе, прекрасную жену и сына…

Доктор Тревес открыл было рот, чтобы что-то ему возразить, но Веспасия не дала ему это сделать.

— Я думаю, Юстас, что мистер Тревес вовсе не утверждает, что Джордж намеренно принял яд, — перебила его Веспасия.

— Идиотская чушь! — вскипел Юстас, теряя контроль над собой. — Никто не совершает самоубийства случайно, по неосторожности! Да и ни у кого в этом доме нет яда!

— Дигиталис, — наконец смог вступить в разговор доктор Тревес. — Это обычное лекарство, применяемое при сердечных заболеваниях. Насколько я понял из слов служанки, миссис Марч всегда держит некое его количество на всякий случай. Это снадобье при желании можно получить из наперстянки.

Юстас попытался взять себя в руки.

— По-вашему выходит, лорд Эшворд встал в шесть часов утра, нарвал наперстянки в саду и получил из нее дигиталис? — саркастически спросил он. — И сделал это на кухне вместе с поварами или в буфетной наверху, в обществе лакеев и горничных? После этого, если следовать вашей логике, он вернулся к себе в комнату, дождался, когда ему принесут кофе, случайно отравил собаку, а затем и самого себя? Вы безмозглый дурак, Тревес! Вы самодовольный невежественный тупица! Выписывайте быстрее свидетельство о смерти и ступайте прочь!

Веспасии стало неловко за Юстаса — и одновременно жаль его. Нет, он не справится с этой трагедией, подумала она. По всей видимости, его апломб был не более чем позой, отсюда все его самодовольство, вся его напыщенность.

— Юстас, — произнесла она тихо, но решительно. — Доктор Тревес не утверждает, что Джордж случайно выпил яд. Как вы верно заметили, предполагать подобное — абсурдно. В таком случае напрашивается неизбежный вывод: яд в кофе положили в буфетной. Сделать это было нетрудно, а ошибиться практически невозможно, поскольку все остальные пьют чай. Бедняга Джордж не подозревал, что кофе отравлен, когда угостил им собаку, или когда сам выпил его.

Юстас резко повернулся и бросил на нее исполненный ярости взгляд.

— Но тогда… это убийство! — Голос его сорвался, и фраза закончилась жалким писком.

— Да, сэр, — согласился Тревес. — Боюсь, что это так. Мне не остается ничего другого, как сообщить в полицию.

Юстас попытался что-то сказать, но с его губ слетел лишь невнятный звук, похожий на стон.

— Конечно, — отозвалась Веспасия. — Если вы будете настолько любезны, то пригласите сюда, пожалуйста, инспектора Томаса Питта. Он очень опытный и тактичный сыщик.

— Как пожелаете, мэм, — согласился Тревес. — Мне действительно искренне жаль усопшего.

— Благодарю вас. Лакей проводит вас к телефону. А теперь я должна отдать распоряжения прислуге, чтобы послали за сестрой леди Эшворд.

— Хорошо, — кивнул Тревес. — Это очень разумная женщина. Истерики делу не помогут. Кстати, как поживает леди Эшворд? Если желаете, чтобы я позвонил ей…

— Нет, нет, не сейчас; может быть, завтра. Ее сестра ужасно благоразумна. Я не припомню, чтобы с ней когда-либо приключалась истерика.

— Превосходно. Тогда я позвоню ей завтра. Благодарю вас, леди Камминг-Гульд, — доктор отвесил вежливый кивок.

Эмили должна знать правду, хотя сделать это будет нелегко. Но сначала Веспасия сообщит ее старой миссис Марч. Та будет потрясена этим известием. При этой мысли Веспасия ощутила легкий укол злорадства: не все же миссис Марч третировать бедную Тэсси.

Старая леди находилась в своем будуаре. Гостиная на первом этаже предназначалась для дам — во всяком случае, так было раньше, когда в доме безраздельно властвовала она, а вместе с ней обитали ее дочери, две племянницы и обедневшая — и потому безгласная — двоюродная сестра. Лавиния Марч всячески цеплялась за этот последний оплот своей власти. Ее будуар являл собой удачно расположенную восьмиугольную комнату, в которой она обновила удушающе-розовое внутреннее убранство, разместила на стенах ряды фотографий родственников, украсила каждую свободную поверхность букетами сухих цветов, восковыми муляжами фруктов, чучелом совы под стеклянным колпаком и бесчисленными вышивками, салфеточками и узкими ковровыми дорожками. В жардиньерке можно было увидеть привычную аспидистру.

Теперь миссис Марч восседала здесь в розовом шезлонге. Останься она у себя в спальне, это означало бы, что она слишком далека от центральной части дома и таким образом может что-то пропустить. Веспасия закрыла за собой дверь и села на стоявший напротив шезлонга диванчик.

— Может, попросить для вас чашку свежезаваренного чая? — спросила миссис Марч, критическим взглядом рассматривая Веспасию. — Вы выглядите какой-то осунувшейся и на десяток лет старше своего возраста.

— Боюсь, у меня нет времени для чаепития, — ответила Веспасия. — Мне нужно сообщить вам весьма неприятную новость.

— Вы успеете выпить чаю, — оборвала ее миссис Марч. — Вы можете пить его и одновременно разговаривать, как обычно. И все-таки у вас решительно измученное лицо. Вы всегда благоволили Джорджу, как бы он ни вел себя. По всей видимости, сейчас вы сильно переживаете из-за него.

— Верно, — согласилась Веспасия. У нее не было никакого желания обсуждать свои душевные страдания, тем более с Лавинией Марч, которую она изрядно недолюбливала все последние сорок лет. — Тем не менее, когда я сообщу вам это печальное известие, мне придется поговорить и с остальными и подготовить их к неизбежному.

— Ради всего святого, перестаньте ходить вокруг да около! Говорите прямо! — оборвала ее миссис Марч. — Вы преувеличиваете свою значимость, Веспасия. Это дом Юстаса, и он вполне в силах самостоятельно отдавать распоряжения. Что касается Эмили, то, разумеется, в ее отношении вы вольны поступать так, как вам заблагорассудится, но только лично. Я думаю, что чем раньше она вернется к матери, тем лучше.

— Напротив, я сегодня же пошлю за ее сестрой. Но прежде чем она явится, здесь понадобится присутствие мужа Шарлотты.

Брови миссис Марч удивленно поехали вверх. Они были у нее такими же густыми, как и у Юстаса, а вот глаза в отличие от него были черные.

— Неужели ваша тяжелая утрата лишила вас разума, Веспасия? Я не потерплю этого вульгарного полицейского в нашем доме! К несчастью, он приходится Эмили родственником, но ведь не мы же возложили на нее столь тяжкое бремя.

— Сейчас главное не это, — решительно заявила Веспасия. — Дело в том, что Джорджа убили.

Миссис Марч несколько секунд изумленно смотрела на нее, не проронив ни слова. Затем потянулась за фарфоровым колокольчиком, что стоял на столе, и позвонила в него.

— Я попрошу вашу служанку поухаживать за вами. Будет лучше, если вы примете ячменной воды и ляжете отдохнуть. Вы, должно быть, изрядно утомились. Будем надеяться, что это всего лишь временное недомогание. Вам следует обзавестись компаньонкой. Я всегда утверждала, что вы проводите слишком много времени в одиночестве. Вы стали жертвой нездорового влияния, но я уверена, что вы не так грешны, как другие грешны перед вами. Это очень печально. Если доктор все еще в доме, я попрошу его заняться вами.

С этими словами Лавиния Марч снова зазвонила в колокольчик, причем с такой силой, что тот едва не треснул.

— Господи, где эта глупая служанка? Неужели никто не может прийти сюда?

— Ради всего святого, положите колокольчик и прекратите нести вздор! — велела ей Веспасия. — Доктор Тревес сказал, что Джорджа отравили дигиталисом.

— Чушь! Даже если это так, то он принял яд сам, в приступе отчаяния. Все знают, что он влюблен в Сибиллу.

— Он был увлечен ею, — поправила ее Веспасия. Сей факт почти ничего не значил в эти минуты. — Любовь и мимолетное увлечение — разные вещи. Мужчины вроде Джорджа никогда не убивают себя из-за другой женщины. Он мог легко добиться Сибиллы, если бы захотел, — и, возможно, преуспел в этом.

— Непристойность вам не к лицу, Веспасия! Вульгарность сейчас абсолютно неуместна.

— Он также убил собаку, — добавила Веспасия.

— О чем вы говорите? Какую собаку? Кто убил собаку?

— Тот, кто убил Джорджа.

— Какую собаку? Какое отношение имеет к этому собака?

— Боюсь, что это ваша собака. Маленький спаниель.

— Это еще одно доказательство того, что вы несете вздор. Зачем, скажите, Джорджу понадобилось убивать мою собаку? Он обожал ее… можно сказать, лишил меня моей собачки!

— Я так полагаю, Лавиния, кто-то убил их обоих. Мартин уже послал за полицией.

Не успела миссис Марч что-то на это ответить, как дверь открылась и на пороге, бледный, как мел, появился лакей.

— К вашим услугам, мэм.

Веспасия встала.

— Я никого не вызывала. Принесите, пожалуй, для миссис Марч свежий чай.

С этими словами она прошла мимо него и зашагала по коридору в направлении лестницы.



Когда Эмили пробудилась после глубокого сна, то не сразу сообразила, где находится. Комната была обставлена в восточном стиле, главным образом в белых и зеленых тонах. Обои на стене изображали заросли бамбука, а тяжелые шторы вышиты орнаментом в виде хризантем. Солнечный свет в окна не падал, однако в комнате было светло. Затем Эмили вспомнила, что уже давно не утро, а она находится в Кардингтон-кресент, где они с Джорджем гостят у дяди Юстаса… Увы, уже в следующий миг на нее ледяной волной нахлынуло воспоминание: Джордж мертв.

Она лежала, незряче устремив взгляд в потолок, на завитушки лепнины, которые могли изображать что угодно: то ли морские волны, то ли листья на Деревьях.

— Эмили!

Она не ответила. Зачем ей надо кому-то отвечать?

— Эмили! — настойчиво повторил тот же голос.

Она села в постели. Надо ответить, это поможет ей отвлечься от тягостных мыслей, и они оставят ее хотя бы на несколько минут.

Перед ней стояла тетушка Веспасия, а у нее за спиной — служанка, которая, судя по всему, находилась в комнате все время. Эмили вспомнилось, что она видела это черное платье с белым передником еще до того, как сон смежил ее веки. Служанка принесла ей какой-то горький напиток, в котором, по всей видимости, был растворен лауданум. Так вот почему ей удалось заснуть!

— Эмили!

— Да, тетушка…

Веспасия присела на край кровати и прикоснулась к ее руке, лежавшей поверх вышитой простыни. Рука ее, рука пожилой женщины с синими прожилками вен, показалась Эмили тонкой и хрупкой. Леди Камминг-Гульд и впрямь выглядела на свой возраст — старческая кожа, морщины, запавшие глаза.

— Я отправила за Шарлоттой; мне кажется, будет правильно, если она побудет с тобой, Эмили, — заговорила она. Леди Эшворд напрягла слух, пытаясь вникнуть в смысл ее слов. — Я отправила за ней карету и надеюсь, что сегодня вечером она будет здесь, в этом доме.

— Благодарю вас, — машинально прошептала Эмили.

Будет замечательно, если сюда приедет Шарлотта. Впрочем, какая разница… Ведь уже ничего нельзя изменить. Ей же самой меньше всего хотелось принимать решения. Да что там — вообще чем-то заниматься… Веспасия еще крепче сжала ей руку, Эмили даже негромко ойкнула от боли.

— Но еще раньше, моя дорогая, сюда прибудет Томас.

— Томас? — переспросила Эмили и нахмурила брови. — Вам не следовало посылать за Томасом! Они ни за что не допустят, чтобы он… Они грубо с ним обойдутся! Господи, ну зачем вы послали за Томасом? — воскликнула она и укоризненно посмотрела на Веспасию.

Неужели тетушка настолько потрясена горем, что утратила здравый смысл? Томас Питт служил в полиции, а значит, в глазах Марчей был сродни какому-нибудь назойливому торговцу, с которым в этой жизни приходится мириться — наравне с таким неизбежным злом, как крысоловы и золотари. Эмили неожиданно испытала к ней жалость. Нет, ей никак нельзя сердиться на тетю Веспасию, которой она так восхищалась за ее независимость, что эта немолодая женщина неизменно проявляла даже здесь, в доме Марчей. Она крепко сжала в ответ сухую, старческую руку.

— Тетя Веспасия…

— Моя дорогая. — Голос Веспасии прозвучал сдавленно, как будто ей было трудно говорить. В глазах ее блеснули слезы. — Моя дорогая, Джорджа убили. Слава богу, он этого не понял и не почувствовал боли. Нет никаких сомнений в том, что это была насильственная смерть. Я послала за Томасом как за полицейским. Он здесь нужен как сыщик. Молю Бога о том, чтобы из полиции прислали именно его.

Джорджа убили! Губы Эмили произнесли эту фразу, правда, беззвучно. Джорджа? Бедный Джордж! Но кто мог пожелать его смерти?.. В следующее мгновение ответы нахлынули на нее волна за волной. Это были волны ужаса. Сибилла, потому что он отверг ее после ссоры, которую она, Эмили, подслушала минувшей ночью. Уильям, он мог приревновать, это вполне объяснимо…

Но хуже всего, если это Джек Рэдли. Что, если после той смехотворной сцены в оранжерее у него возникла какая-то безумная идея? Вдруг он счел, что за невинным флиртом кроется нечто большее? Что она… Эмили было противно даже думать на эту тему. В таком случае ее вина в том, что своим глупым кокетством она ввела Джека в заблуждение, дала ему повод мечтать о ней и тем самым подтолкнула к убийству Джорджа!

Эмили закрыла глаза, как будто погрузившись в темноту, могла изгнать из головы неприятные мысли. Однако они никуда не делись — отвратительные, недостойные и пугающе реальные. Жгучие слезы, что катились по ее щекам, тоже были бессильны смыть ее страдания, даже когда она склонила голову на плечо Веспасии. Почувствовав, что старая леди обняла ее, Эмили в следующую секунду громко разрыдалась, дав выход всему, что накопилось внутри.

Глава 5

Питт возвращался по жарким пыльным улицам среди стука лошадиных копыт, скрипа колес, оглушительных воплей десятков торговцев самым разным товаром — от цветов, шнурков и спичек до ветоши и костей. Повсюду перекрикивались девяти- и десятилетние мальчишки, расчищавшие дорогу от лошадиного навоза, чтобы джентльмены могли перейти с одного тротуара на другой, не испачкав обуви, а дамы — сохранив незапятнанной чистоту своих юбок.

Констебль Страйп ждал его у входа на станцию.

— Мистер Питт, сэр, мы вас повсюду искали! Я поручил им найти того мошенника.

Томас почувствовал тревогу в голосе констебля.

— Что произошло? Вам удалось что-то обнаружить в деле Блумсбери?

Страйп побледнел.

— Нет, сэр. По правде говоря, все намного хуже. Мне очень жаль, сэр. В самом деле очень жаль.

Питт внезапно похолодел — Шарлотта!

— Что случилось? — крикнул он и схватил Страйпа за руки с такой силой, что у констебля физиономию перекосило от боли. Но он не отвернулся, и у него на лице даже на мгновение не промелькнуло выражения возмущения, что еще больше напугало инспектора — до такой степени, что у него пересохло горло и он не смог издать ни одного звука.

— В Кардингтон-кресент совершено убийство, сэр, — медленно произнес Страйп, даже не пытаясь освободиться из железных объятий Питта. — Лорд Эшворд мертв. И леди Be… Be… леди Камминг-Гульд специально спрашивала о вас. И просила, чтобы вам передали, что она уже послала свой экипаж за мисс Шарлоттой, сэр. Мне очень жаль, мистер Питт, сэр.

Горячей волной по всему телу Томаса прокатилось чувство облегчения, так что ему чуть было не сделалось дурно. Питту стало стыдно за свой эгоизм, а за стыдом последовала острая жалость по отношению к Эмили. Он взглянул на честную физиономию Страйпа, и она показалась ему удивительно забавной и привлекательной.

Инспектор отпустил констебля.

— Спасибо, Страйп. Вы правильно сделали, что сами сообщили мне о случившемся. Лорд Эшворд — мой… был моим свояком. — Слова Питта прозвучали абсурдно. Лорд Эшворд — его свояк! Однако Страйп был слишком хорошо воспитан, чтобы рассмеяться ему в лицо. — Сестра моей жены вышла замуж за…

— Да, сэр, конечно, — поспешил согласиться с ним Страйп. — Они настаивали на вашем приезде. И вас уже ждет экипаж.

— В таком случае едем!

Томас проследовал за Страйпом по тротуару к экипажу, находившемуся у обочины на расстоянии десяти ярдов от двери станции. Лошадь стояла, опустив голову. Констебль открыл дверцу, Питт вошел внутрь, и Страйп сразу же последовал за ним, предварительно сообщив кучеру, куда ему надлежит отправиться.

Путешествие было не слишком долгим, и у Томаса было мало времени для размышлений. Он пребывал в полнейшем смятении, любые попытки спокойно и взвешенно взглянуть на происходящее тонули в горестных раздумьях об Эмили и неожиданном для него самого ощущении утраты. Ему нравился Джордж. Он был открытым и великодушным человеком, любителем красиво и ярко пожить. У кого и по какой причине могло возникнуть желание убить его? Питт мог бы понять такую смерть как следствие случайного разбойного нападения на улице или даже ссоры в каком-нибудь аристократическом клубе или на спортивном соревновании, вышедшей за рамки допустимого. Но все произошло в городском доме Джорджа, в окружении его собственного семейства!

Почему экипаж движется так медленно? Томасу казалось, что он едет целую вечность, — и тем не менее, когда они прибыли, он был совершенно не готов.

— Мистер Питт, сэр, — произнес Страйп.

— Да. — Томас вышел из экипажа и остановился на горячем тротуаре перед роскошным фасадом особняка Кардингтон-кресент.

Восхищающие своими пропорциями окна — три стекла по горизонтали, четыре по вертикали, кладка из тесаного камня, простые архитравы и массивная дверь. Он производил впечатление строения, одновременно и очень удобного, и доказавшего надежность многими столетиями своей истории. Но ныне, увы, не осталось ничего неприкосновенного. Страйп терпеливо ожидал рядом.

— Да, — повторил Питт, расплатился с кучером и проследовал к парадной двери, вызвав тем самым величайшее смущение и растерянность Страйпа.

Полиция должна была входить в дом через двери, предназначенные для торговцев и разносчиков. Инспектор решительно отказывался соблюдать подобные правила, однако Страйпу ничего об этом не было известно. Последнему приходилось иметь дело с преступным миром дешевых доходных домов и кишащих крысами лабиринтов трущоб, подобных Сент-Джайлсу, району, расположенному в нескольких шагах от Блумсбери, или, в лучшем случае, с мелкими буржуа, клерками, лавочниками и мастеровыми, претендующими на некоторую респектабельность, но, как бы то ни было, располагающими только одной входной дверью.

Питт дернул шнурок звонка, и мгновение спустя на пороге появился дворецкий, как всегда невозмутимо мрачный. Ну, конечно, тетушка Веспасия должна была поставить его в известность, что инспектор никогда не пользуется черным ходом. Дворецкий окинул Питта внимательным взглядом и, обратив внимание на высокий рост сыщика, его непослушные волосы, оттопыренные карманы, сразу же сделал правильный вывод.

— Инспектор Питт? Пожалуйста, проходите. Подождите немного. Мистер Марч скоро выйдет.

— Спасибо. Но я бы хотел, чтобы констебль Страйп прошел в комнаты для прислуги и начал бы допрашивать слуг, если вы не возражаете.

Мгновение дворецкий колебался, но затем осознал неизбежность предстоящей процедуры.

— Я провожу его, — медленно произнес он, чтобы убедиться, что они оба понимают, что слуги находятся в круге его ответственности, и он не собирается с себя ее снимать.

— Да, конечно, — кивнул Питт.

— Тогда пройдемте сюда.

Он повернулся и провел Томаса по изысканному, изобилующему украшениями холлу в комнату, явно перегруженную мебелью. Строгие кожаные кресла у письменного стола красного дерева, японские лакированные столики, черные и ярких оттенков красного цвета, коллекция индийского боевого оружия — трофеи службы Ее величеству и Империи кого-то из предков, беспорядочно развешанные на стенах напротив китайской шелковой ширмы.

Дальнейшие действия вызвали у дворецкого некоторое замешательство. Откровенно говоря, он не знал, как ему поступить с полицейским, стоящим у входа в дом, и в конце концов оставил его без единого слова. Он должен забрать Страйпа от входа и препроводить его в комнаты для прислуги и притом сделать так, чтобы он не испугал никого из девушек тринадцати-четырнадцати лет, чтобы слуги не ударили в грязь лицом и чтобы никто не вылезал без очереди и не говорил ничего лишнего.

Питт продолжал стоять. Комната, в общем, не отличалась от множества других, которые ему приходилось видеть раньше, — довольно типичная для своей эпохи и социального класса. От других комнат ее, возможно, отличало только необычное смешение стилей, словно в ее оформлении принимали участие три абсолютно разных по характеру и вкусам человека. С одной стороны, это был, вероятно, здравомыслящий, но весьма приземленный и крайне упрямый мужчина; с другой — некая дама с претензиями на высокую культуру; и с третьей — консервативный поклонник классической традиции и семейных ценностей.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Юстас Марч, энергичный румяный мужчина лет пятидесяти пяти. В данный момент этого джентльмена разрывали крайне противоречивые чувства, заставлявшие его играть непривычную роль.

— Добрый день, э-э…

— Питт.

— Добрый день, Питт. Тут у нас трагедия. Доктор — полный идиот. За вами не следовало и посылать. Это абсолютно семейное, внутреннее дело. Мой племянник, точнее, один из кузенов моей супруги, еще точнее, внучатый племянник моей тещи… — Он встретился взглядом с Питтом и покраснел. — Но я полагаю, вам все известно. Как бы то ни было, бедняга мертв. — Юстас Марч замолчал, сделал глубокий вдох и поспешно продолжил: — Мне очень неприятно это говорить, но он оказался в совершенно безнадежной ситуации из-за своей женитьбы и, по всей видимости, став жертвой глубочайшей депрессии, покончил с собой. Ужасно, ужасно… У него довольно эксцентричная семья. Но вы же не знаете других ее членов…

— Я знал Джорджа, — холодно отозвался Питт. — И всегда считал его в высшей степени здравомыслящим, уравновешенным человеком. Что же касается леди Камминг-Гульд, то она — одна из самых разумных женщин, с которыми мне приходилось иметь дело.

Рябоватое лицо Юстаса еще больше побагровело.

— Не исключено! — рявкнул он. — Но мы с вами вращаемся в совершенно разных общественных кругах, мистер Питт. И то, что считается нормальным и даже разумным в вашем кругу, в моем принимается отнюдь не столь благосклонно.

Томас почувствовал, как у него внутри начинает вскипать гнев, совершенно противопоказанный в его профессии, которому он не имел права давать воли. Инспектор привык к грубости и не придавал ей большого значения. Однако в данном случае его чувства были задеты прежде всего потому, что жертвой преступления стал Джордж. Но именно поэтому он, инспектор Питт, должен вести себя особенно безупречно, чтобы не дать Юстасу Марчу повода отстранить его от ведения дела. И в особенности он не должен позволить собственным эмоциям затуманить ему разум до такой степени, чтобы не суметь дойти до истины без причинения ущерба невинным людям. В ходе расследования — любого расследования, — как правило, открывается гораздо больше всего, нежели просто суть основного преступления: множество других более мелких грехов, довольно болезненных секретов, глупых и постыдных вещей, которые, выходя на поверхность, способны погубить любовь и разрушить доверие между людьми — те самые любовь и доверие, что в прежние времена сумели пережить на первый взгляд гораздо более серьезные испытания.

Хозяин дома не сводил глаз с Питта, ожидая его реакции. На физиономии Марча отобразилось предельное нетерпение.

Томас тяжело вздохнул.

— Не могли бы вы объяснить мне, сэр, что способно было вызвать такое отчаяние у лорда Эшворда, что, проснувшись утром, он сразу же без лишних размышлений покончил с собой? И, кстати, каким способом он это осуществил?

— О, господи, неужели этот идиот Тревес не сказал вам?

— Я его еще не видел, сэр.

— Ах, да, конечно, не видели. Дигиталис — лекарство, которое использует моя мать. И он говорил еще какую-то ерунду о наперстянке из сада. Я даже не знаю, цветет ли она сейчас. Думаю, что он и сам не знает. Он поразительно несведущ в своем ремесле!

— Дигиталис получают из листьев наперстянки, — заметил Питт. — Его часто прописывают при хронической сердечной недостаточности и нарушениях сердечного ритма.

— Э-э-э… да. — Марч внезапно опустился в одно из кожаных кресел. — Да сядьте вы, ради бога! — раздраженно воскликнул он. — Ужасное дело. Крайне печальное. Я надеюсь, что хотя бы ради дам вы будете соблюдать все полагающиеся приличия. Моя мать и леди Камминг-Гульд — обе довольно пожилые женщины и, следовательно, весьма хрупкого здоровья. Леди Эшворд буквально обезумела от горя. Мы все так любили нашего Джорджа…

Питт пристально смотрел на него, не зная, как пробиться сквозь нагромождения притворства и лжи. Ему много раз приходилось сталкиваться с чем-то подобным — в огромном большинстве люди не желают признать факт убийства, — но этот случай был особенный: замешанные в нем люди были близки ему самому. Где-то там наверху сидит Эмили, раздавленная тяжестью свалившегося на нее горя.

— Итак, что же до такой степени мучило лорда Эшворда, что он решился свести счеты с жизнью? — повторил Томас свой вопрос, внимательно всматриваясь в физиономию Юстаса Марча.

Тот некоторое время не отвечал и продолжал молча сидеть в кресле. Свет и тени сменяли друг друга у него на лице, и было видно, что в его душе идет ожесточенная борьба. Питт терпеливо ждал. Что бы сейчас ни сказал его собеседник — правду или ложь, — будет лучше позволить ей созреть, даже если в конечном итоге он выдаст ему какой-нибудь один из собственных страхов.

— Мне очень неприятно это говорить, но я вынужден, — произнес, наконец, Юстас. — Боюсь, что виной тому стало поведение Эмили и… то, что Джордж страстно — и я полагаю, совершенно безнадежно — влюбился в другую женщину.

С этими словами он мрачно покачал головой, как бы осуждая подобное нравственное падение со стороны покойного родственника.

— Поведение Эмили было, мягко говоря, не совсем правильным. Но не будем судить ее слишком строго, когда она лишилась самого дорогого человека, — добавил Юстас, внезапно осознав, что его милосердие должно распространяться также и на нее.

Томас не мог представить себе, что Джордж был способен покончить с собой из-за любовного романа. Это было просто не в его характере. Он не был склонен к каким-либо слишком сильным эмоциональным переживаниям. Питт хорошо помнил ухаживание Джорджа за Эмили, светлое и романтическое. Между ними не бывало ссор, обычных между влюбленными неприятных недоразумений — и никакой надуманной или навязчивой ревности.

— Что же случилось прошлым вечером, что же так усугубило его отчаяние? — продолжил Питт свои расспросы, пытаясь не выдать интонацией недоверия и презрения, которое начал испытывать к Марчу. Однако тот был готов к его вопросу. Он как-то неуверенно кивнул и поджал губы.

— Я опасался, что вы зададите мне этот вопрос, и предпочел бы не отвечать на него в подробностях. Будет достаточно, если я скажу, что она слишком вызывающе продемонстрировала свою благосклонность — что заметило все семейство, — по отношению к одному молодому джентльмену, гостю моей младшей дочери.

Томас с удивлением взглянул на собеседника.

— Если Эмили проделала нечто подобное на глазах у всего семейства, значит, в этом явно не было ничего серьезного.

Физиономия Марча напряглась, ноздри начали раздуваться от плохо скрываемого гнева. Он едва сдерживался.

— Я с большим сожалением должен уточнить для вашего сведения, что свидетелями случившегося были моя мать и сам бедняга Джордж. И вы должны поверить мне на слово, мистер… э-э-э… Питт, что в приличном обществе замужние женщины не уединяются в оранжерее с джентльменами сомнительной репутации и не возвращаются оттуда спустя довольно значительное время, демонстрируя явный беспорядок в одежде, и с вызывающей ухмылкой на лице.

Всего на мгновение у Питта возникло желание заметить своему собеседнику, что именно так и поступают замужние женщины в приличном обществе. Но гнев, вызванный обидой за Эмили, практически тут же вытеснил подобные тривиальные мысли.

— Мистер Марч, если бы мужчинам благородного происхождения приходило в голову сводить счеты с жизнью всякий раз, когда их женам вздумается немного пофлиртовать с привлекательным молодым человеком, то Лондон был бы усеян трупами, а все английское дворянство вымерло бы несколько столетий назад. Оно бы даже до эпохи Крестовых походов не дожило.

— Полагаю, что в вашем кругу, и особенно в вашей профессии, неизбежно возникают довольно вульгарные представления о супружеских обязательствах, — холодно ответил Юстас. — Но я просил бы вас воздержаться от выражения их в моем доме, особенно во время траура. Кроме того, мне представляется, что вам больше нечего здесь делать. Ведь вы удостоверились, что на беднягу Джорджа никто не нападал. И это понятно любому идиоту. Он принял слишком большую дозу лекарства моей матери со своим утренним кофе. Не исключаю, что Джордж собирался только вызвать обморок и тем самым всех нас напугать и несколько отрезвить бедную Эмили…

Юстас осекся, почувствовав молчаливое презрительное недоверие со стороны Питта и безуспешно пытаясь отыскать какие-нибудь более убедительные доводы в свою пользу. Он уже забыл, что упомянул о присутствии в доме Джека Рэдли и что тот прибыл сюда из-за Тэсси, но при этом впал в непростительное противоречие, охарактеризовав его как джентльмена сомнительной репутации. Впрочем, возможно, здесь считается вполне достойным женить такого человека на вашей дочери только ради того, чтобы закрыть ему доступ к вашей жене. Нравственные парадоксы «приличного общества» все еще составляли загадку для Томаса. В другое время и при других обстоятельствах он, может быть, даже пожалел бы Марча. Интеллектуальная акробатика Юстаса была жалка и абсурдна, но сколько раз Питту приходилось с ней сталкиваться! Однако на сей раз его терпение иссякло. Он встал.

— Благодарю вас, мистер Марч. Сейчас я поговорю с врачом, после чего поднимусь наверх и осмотрю бедного Джорджа. Затем, если вы не возражаете, я хотел бы побеседовать с остальными членами семейства.

— В этом нет абсолютно никакой необходимости! — поспешно заявил Юстас, вскочив с места. — Это лишь усугубит страдания несчастных. Неужели вы не понимаете, что Эмили только что овдовела? Моя мать — весьма пожилая женщина, и она пережила очень тяжелое для своего возраста испытание. Моей дочери всего девятнадцать, и она крайне восприимчива и ранима, как и подобает девушке ее лет. Что же касается леди Камминг-Гульд, то она на самом деле гораздо старше, чем полагает.

Питт с трудом подавил горькую улыбку. Он прекрасно понимал, что тетушка Веспасия гораздо лучше Юстаса знает, сколько ей лет, и уж, во всяком случае, намного храбрее его.

— Эмили — моя свояченица, — спокойно сказал Томас. — И мне следовало бы зайти к ней прежде всего, какими бы ни были обстоятельства смерти Джорджа. Но вначале я все-таки повидаюсь с врачом, если вы не возражаете.

Марч удалился без единого слова, считая, что его поставили в глупейшее положение. Его дом полон совершенно чужих и чуждых ему людей, и он потерял всякий контроль над ситуацией. А ситуация действительно была уникальной и ужасающей: он вынужден подчиняться приказам, которые ему отдает простой полицейский. И где? В своей собственной комнате для гостей!.. Чертова Эмили! Это она навлекла на них эти неприятности своей вульгарной ревностью.

Тревес пришел так быстро, что возникло впечатление, что он ожидал приглашения где-то поблизости. Доктор выглядел очень усталым. Томас раньше никогда его не встречал, но он ему сразу же понравился. Кроме усталости, на его лице можно было разглядеть признаки живого чувства юмора и способности к искреннему состраданию.

— Инспектор Питт? — сказал он, вопросительно приподняв бровь. — Меня зовут Тревес.

Они обменялись рукопожатием.

— Это могло быть самоубийством? — без всяких прелюдий спросил его Питт.

— Ерунда! — угрюмо ответил Тревес. — Люди типа Джорджа Эшворда не воруют яд и не принимают его вместе с кофе солнечным утром в семь часов в чужом доме. И уж ни в коем случае не из-за любовного романа. Если бы ему действительно суждено было покончить жизнь самоубийством, что представляется мне почти невероятным, он сделал бы это в приступе отчаяния из-за карточного долга, который не смог оплатить. Он скорее прострелил бы себе голову из пистолета, как поступают все джентльмены. И уж, конечно, ни при каких обстоятельствах не стал бы подсыпать яду очаровательному маленькому спаниелю.

— Спаниелю? Мистер Марч ничего не сказал о спаниеле.

— Ну, естественно. Он же все еще пытается убедить себя, что это было самоубийство.

Питт вздохнул.

— В таком случае нам следует подняться наверх и осмотреть тело. Хирург из полиции займется им позже, но вы, вероятно, сможете ответить на вопросы, которые у меня возникнут.

— Огромная доза дигиталиса, — продолжил описание своих выводов Тревес, проходя к двери. — Кофе может несколько замаскировать его. Полагаю, что ваш констебль, который сейчас находится на кухне, уже все обнаружил. Бедняга умер практически мгновенно. Если вам необходимо было бы кого-то убить, то, за исключением пули в голову, дигиталис с кофе — самый гуманный и эффективный способ отправить человека на тот свет. Я, скорее всего, не ошибусь, если скажу, что в дело пошли практически все запасы лекарства пожилой леди.

— И они были большими? — удивился Питт, следуя за доктором по коридору, затем вверх по широкой и очень удобной лестнице на второй этаж, а оттуда в гардеробную.

Попутно он с разочарованием отметил, что Джордж и Эмили спали в разных комнатах. Конечно, ему было хорошо известно, что во многих состоятельных семействах принято, чтобы у мужа и жены были отдельные спальни, но ему не нравился этот обычай. Одной из важнейших составляющих счастья в жизни для него была возможность проснуться ночью и почувствовать, что рядом с ним его любимая Шарлотта. Мысль о скором возвращении в ее объятия поддерживала Томаса среди самого крайнего уродства человеческого бытия, согревала его в самый холодный и промозглый день и служила надеждой в самых трагических обстоятельствах.

Но сейчас у него не было времени размышлять о разнице в стиле жизни и о той роли, которую она играет. Доктор Тревес стоял рядом с кроватью, на которой лежало покрытое простыней тело. Он молча поднял простыню, и Питт увидел бледное, казавшееся восковым лицо. Черты его, несомненно, принадлежали Джорджу — прямой нос, высокий лоб, — но его темные глаза были закрыты, и под ними уже залегли темные круги. Лицо покойного было таким, каким его помнил Томас, и в то же время лежавший перед ним человек чем-то очень существенным отличался от прежнего Джорджа. От него как будто исходило дыхание всепобеждающей смерти. Глядя на него, невозможно было поверить, что в этом теле когда-то пребывала душа.

— Никаких телесных повреждений, — почти шепотом произнес инспектор.

Джорджа уже не было здесь, от него осталась только одна телесная оболочка, и все же говорить громко в присутствии его мертвого тела казалось бестактным.

— Ни малейших, — подтвердил Тревес. — Никаких следов борьбы. Ничего, за исключением совершенно очевидного факта, что покойный выпил чашку кофе с достаточной дозой дигиталиса, чтобы вызвать у него смертельный сердечный приступ, и… несчастная маленькая собачонка, также получившая свою долю угощения и тоже отправившаяся на тот свет.

— Что доказывает, что это не самоубийство, — со вздохом заключил Питт. — Джордж ни при каких обстоятельствах не убил бы собаку. Ведь она ему даже не принадлежала. Страйп расспросит прислугу, выяснит, где хранился кофе и кто имел к нему доступ. Полагаю, что, кроме Джорджа, вряд ли кто-то пил кофе в такое время. Большинство пьет чай. Мне придется побеседовать с членами семьи.

— Крайне неприятная процедура, — сочувственно заметил Тревес. — Убийство члена семьи — одна из самых тягостных трагедий. Одному только Богу известно, как мы поступаем друг с другом в том месте, которое обычно именуем нашим домашним раем и которое очень часто сами превращаем в настоящее чистилище. — Доктор открыл дверь на лестничную площадку. — Старуха — себялюбивая, властная и вздорная дама. Не позволяйте ей дурачить вас историями о расстроенном здоровье. У нее нет никаких болезней, за исключением старости.

— В таком случае зачем ей дигиталис?

Тревес пожал плечами.

— По крайней мере, я ей его не прописывал. Она из тех дам, которые начинают имитировать дурноту и обмороки, как только кто-то из других членов семьи попытается им противоречить. Это, наверное, ее единственный способ держать в подчинении юную Тэсси. Без подчинения нет власти, поэтому она убедила одного из местных докторов прописать ей дигиталис. И теперь она никогда не упускает возможности намекнуть мне, что тот врач спас ей жизнь, подразумевая, что я, несомненно, не моргнув глазом, позволил бы ей отойти в мир иной.

Тревес мрачно улыбнулся. Питт вспомнил других вдов, которых он встречал в жизни, которые управляли своими семействами с помощью постоянных и безжалостных угроз скорой смерти, самого неприкрытого шантажа. Бабушка Шарлотты внушала окружающим настоящий ужас и отбрасывала мрачную тень практически на все семейные дела своими постоянными упоминаниями о жестокой неблагодарности, которую все остальные члены семьи по отношению к ней неизменно проявляют.

— Возможно, именно с ней я и повидаюсь прежде всего, — заключил инспектор и подал руку доктору. — Спасибо.

Тревес крепко пожал протянутую руку.

— Удачи, — сказал он, однако на его лице отобразилось полнейшее неверие в успех Питта.

Томас отослал записку о дигиталисе Страйпу, находившемуся в комнатах для прислуги, и попросил лакея проводить его к миссис Марч.

Она все еще находилась внизу в розовом будуаре, и, несмотря на то, что день выдался теплый, у нее в камине вовсю горел огонь, отчего в комнате было невыносимо душно в отличие от остального дома, в котором были распахнуты настежь все окна.

Миссис Марч возлежала в шезлонге, рядом с ней на столике из красного дерева стоял поднос с чаем и фигурная бутылочка из цветного стекла с нюхательной солью. Она постоянно подносил платок к щекам, как будто в любое мгновение готова была разразиться рыданиями. Комната плотно была заставлена мебелью и драпировками, и у Питта сразу же возникло ощущение жуткой тесноты и удушья. Однако глаза пожилой леди, устремленные на пухлые руки, унизанные кольцами, были холодны, как кубики льда.

— Я полагаю, вы тот самый полицейский, — произнесла она с нескрываемым отвращением.

— Да, мэм.

Она не предложила Томасу сесть, а он, решив не провоцировать дополнительный конфликт, остался стоять.

— Вы, по-видимому, будете совать нос в дела, которые вас не касаются, и задавать множество бестактных вопросов, — продолжала старая дама, с презрением рассматривая его непослушные волосы и оттопыренные карманы.

Она сразу же вызвала у инспектора глубочайшую неприязнь. Кроме того, восковое лицо Джорджа было еще слишком живо у него в памяти, и Питт не смог сдержаться.

— Помимо бестактных я собираюсь задать и несколько тактичных вопросов, — с достоинством ответил он. — Так как я намерен во что бы то ни стало найти убийцу Джорджа.

Он намеренно употребил слово «убийца», с нескрываемым наслаждением произнеся его.

Старая леди прищурилась.

— Ну, что ж, вы будете идиотом, если не сможете этого сделать. Но вы и есть идиот.

Питт, не моргнув глазом, продолжал спокойно смотреть на нее.

— Насколько мне известно, ночью никто чужой не проникал в дом, мэм?

Миссис Марч фыркнула.

— Конечно, нет! — Уголки ее крошечного рта опустились, что свидетельствовало о выражении глубочайшего презрения. — Но злоумышленник вряд ли бы стал использовать яд, как мне кажется.

— Конечно, нет, мэм. И единственный вывод, который напрашивается в данном случае, тот, что виновником гибели Джорджа был кто-то из домашних, и весьма маловероятно, что это был кто-то из прислуги. Остаются члены семьи или ваши гости. Не будете ли вы так добры сообщить мне о тех людях, которые в данный момент находятся в вашем доме?

— Перечисление не займет много времени. — Она фыркнула и снова состроила презрительную гримасу. Духота в комнате становилась нестерпимой. В окна светило яркое солнце на безоблачном небе, но миссис Марч как будто не замечала его. — Здесь только члены моей семьи: лорд Эшворд, он был моим кузеном; леди Эшворд, о которой я слышала, что она является какой-то вашей родственницей. — Высказав это как нечто совершенно невероятное, она замолчала на несколько секунд. Но, так как Питт не отреагировал на ее реплику, она продолжила крайне неприязненным тоном: — Некий мистер Джек Рэдли, который сумел разочаровать, по крайней мере, моего сына. Хотя я и предупреждала мистера Марча.

Томас сразу же ухватился за приманку.

— Предупреждали о чем?

Глаза миссис Марч сверкнули от удовольствия. Питт почувствовал, что у него по спине стекает струйка пота, но снять сюртук в будуаре пожилой леди было немыслимо.

— О том, что он совершенно аморален, — без обиняков провозгласила старуха. — Абсолютно без средств к существованию и вызывающе красив. Мистер Марч полагал, что он будет подходящей парой для Анастасии. Ерунда! Ей не нужен жених благородной крови, у нее хватает своей. Хотя что я вам говорю… Вам же об этом ничего не известно.

Из-за того, что полицейский стоял немного в стороне, ей приходилось смотреть на него, напрягая мышцы шеи, но она твердо решила не предлагать ему сесть. С ее точки зрения, он представлял низы общества и не должен был забывать свое место. Нельзя позволять всяким полицейским сидеть на дорогой мебели в парадной части дома. С подобного попустительства и начался тот подрыв ценностей, из-за которого разваливается общество. Если ему так нужно сесть, пусть идет и сидит в комнатах для прислуги.

— Тем не менее, — продолжала миссис Марч, — люди, подобные Рэдли, не берут в жены таких непривлекательных девушек, как Анастасия. Эти рыжие волосы и кожу, усеянную веснушками, она унаследовала не от нашей ветви в семье. Да и худая, как доска. Она и на женщину-то не похожа. Такие господа, как он, женятся на деньгах или на том, чем можно похвастаться в обществе. Ну и для постели, конечно. Ха! Я вас смутила!

Питт оставался абсолютно невозмутимым.

— Нисколько, мэм. Я совершенно с вами согласен. На свете очень много таких мужчин и не меньше таких же женщин. Правда, следует добавить, что, кроме всего вами перечисленного, они еще очень любят титулы и всячески охотятся за ними.

Миссис Марч окинула его злобным взглядом. Ей очень хотелось наказать этого выскочку за его наглость, но он следовал предложенному ею направлению беседы, что в данный момент было для нее важнее.

— Гм… ха! Мистер Рэдли и Эмили Эшворд — великолепная пара. Идеально подходят друг к другу, как два магнита, а бедный Джордж стал жертвой. Ну, вот я и сделала всю работу за вас. А теперь идите. Я устала и чувствую себя совершенно больной. Я ведь пережила сегодня страшное потрясение. Обладай вы хоть минимальным представлением о приличиях, вы бы… — Она осеклась, не имея ни малейшего представления о том, что бы в таком случае сделал инспектор.

Томас поклонился.

— Вы прекрасно справляетесь со своим горем, мэм.

Старая леди злобно уставилась на него, чувствуя явный сарказм в его словах, но не знала, как на него ответить. Лицо Питта было почти оскорбительно невинным. Отвратительное создание!

— Хм… вы можете идти, — пробурчала она.

Впервые за все время он улыбнулся.

— Благодарю вас, мэм. Очень любезно с вашей стороны.

В большом зале его ждал лакей.

— Леди Камминг-Гульд в комнате для завтрака, сэр. Она хотела с вами побеседовать, — с каким-то напряжением в голосе произнес слуга. — Прошу вас сюда, сэр.

Кивнув головой, Питт проследовал за лакеем к двери, постучал и вошел. Комната, подобно всем предыдущим, была до предела заставлена мебелью.

Яркие солнечные лучи освещали массивный буфет и широкий стол для завтрака. Окна были распахнуты настежь, и из сада доносилось громкое чириканье птиц. Леди Камминг-Гульд сидела у стола, в том самом месте, которое занимала Оливия, когда была жива. Веспасия выглядела очень усталой, казалось, будто пережитое огромной тяжестью навалилось на нее, отчего у нее опустились плечи. Питт никогда раньше не видел ее в такой позе, даже в самые изнурительные для нее дни, когда она боролась за проведение через Парламент билля о детской нищете. Радость, вспыхнувшая у нее в глазах при виде Томаса, была настолько явной, что он ощутил острое сожаление из-за того, что, по большому счету, ни в чем существенном помочь ей не мог. Более того, он боялся, что может даже ухудшить ее положение.

Веспасия сделала над собой усилие и выпрямилась.

— Добрый день, Томас. Я рада, что вам все-таки удалось взять это… дело в свои руки.

Впервые в жизни инспектор не нашелся что ответить. Ее страдания были слишком сильны, чтобы их могли смягчить несколько слов, которые он способен был подыскать, а говорить с ней в обычном стиле полицейского дознавателя было бы чудовищно.

— Ради бога, садитесь, — тоном приказа произнесла она. — Я не хочу вывихнуть шею, глядя на вас. Уверена, вы уже встречались с Юстасом Марчем и его матерью.

— Да.

Питт послушно сел за полированный стол напротив нее.

— И что же они говорят? — спросила Веспасия без всяких предисловий. И действительно, у них не было времени на манерные хождения вокруг да около истины только потому, что та была крайне неприятной.

— Мистер Марч попытался убедить меня, что это было самоубийство из-за любви Джорджа к другой женщине…

— Чепуха! — резко прервала его Веспасия. — Он, конечно, обожал Сибиллу. Правда, поступал он совершенно по-идиотски, но, кажется, вчерашним вечером понял, что ведет себя неправильно. Эмили с этим прекрасно справилась. Она не обманула мои ожидания, у нее действительно хватает здравого смысла.

Питт на мгновение опустил глаза, а затем снова перевел взгляд на Веспасию.

— Миссис Марч говорит, что у Эмили роман с гостем их семьи, мистером Джеком Рэдли.

— Злобная старая карга! — с возмущением воскликнула Веспасия. — Муж Эмили вел себя с другой женщиной как настоящий осёл, не соблюдая ни малейших приличий. Проблема, с которой самой Лавинии пришлось так долго мириться, и которую она так и не смогла решить. Конечно, Эмили стала делать вид, что проявляет интерес к другому мужчине. Любая женщина с чувством собственного достоинства на ее месте поступила бы именно так.

Томас не стал комментировать поведение Лавинии Марч. Та проблема, о которой говорила Веспасия, была знакома им обоим и отзывалась болью в душе. Мужчина мог развестись со своей женой по причине супружеской измены с ее стороны. Женщина таким правом не обладала. Ей приходилось искать способы жить с этим. Со смертью Джорджа страхи, вызванные подозрениями, начали расти, отравлять мысли, усугублять неприятные черты характера.

— Кто такая Сибилла? — спросил он более по обязанности, чем по необходимости.

— Невестка Юстаса, — усталым голосом ответила Веспасия. — Уильям Марч — единственный сын Юстаса и мой внук. — Она произнесла это так, словно названный факт удивлял ее саму. — У Оливии было десять дочерей, семь из которых дожили до зрелого возраста. Все они замужем, за исключением Тэсси. Юстас собирался женить ее на Джеке Рэдли. Вот почему он здесь. Явился, так сказать, на смотрины.

— Я полагаю, вы его не одобряете?

Ее тонко очерченные брови приподнялись, и в глазах появился иронический блеск, но едва заметный, совсем не похожий на улыбку.

— Как выбор для Тэсси — конечно, нет. Она его не любит. Он ее тоже. Но мистер Рэдли довольно мил, если не требовать от него слишком многого. И у него есть одна спасительная черта: я не могу представить себе, что он может быть занудой. А ведь большинство одобряемых светом молодых людей просто невыносимые зануды.

— Кто еще был в доме?

Питт боялся ответа, так как понимал, что, если бы в доме был бы кто-то еще чужой, миссис Марч обязательно сказала бы ему. Как бы неприязненно ни относилась старуха к Эмили, она никогда бы не стала считать ее главной причиной самоубийства, если бы имелся какой-то иной вариант. Ведь если было бы точно установлено, что виновницей самоубийства была Эмили, мрачная тень пала бы на все семейство.

— Никого, — тихо произнесла Веспасия. — Лавиния, Юстас и Тэсси живут здесь. Уильям и Сибилла приехали в гости. Джордж и Эмили намеревались провести в этом доме месяц, Джек Рэдли и я — три недели.

Питт молчал. Убийцей Джорджа был кто-то из перечисленных восьми человек. Он не мог поверить, что преступление могла совершить Веспасия, и молил Бога, чтобы убийцей не оказалась Эмили.

— Наверное, мне следует пойти к ним. Как там Эмили?

В первый раз за все это время Веспасия не смогла взглянуть на него. Она опустила голову и закрыла лицо руками. Сыщик знал: она плачет, и ему очень хотелось утешить ее. В прошлом они так много пережили вместе: надежды, страдания, гнев, поражение… Теперь общим для них стало горе. Но Томас был всего лишь полицейским, сыном егеря, а она — дочерью графа. Он не осмеливался прикасаться к ней. И чем больше Веспасия значила для него, тем болезненнее была бы рана, которую она нанесла бы ему, если бы он перешел некие границы и вынудил ее оттолкнуть его.

Питт неуклюже поднялся с кресла, беспомощно глядя на то, как пожилую леди терзают горе и мучительные страхи. Но что он мог сделать или даже просто сказать? Что он каким-то образом все изменит и скроет правду, если та окажется слишком страшной? Веспасия ему все равно не поверит и не захочет, чтобы он делал нечто подобное. Эта женщина не ждет от него измены собственным принципам, и сама никогда не предала бы их, будь она на его месте. Но тут чувства возобладали над разумом. Питт протянул руку и слегка коснулся ее плеча. Несмотря на весь свой высокий рост, Веспасия была удивительно худой и хрупкой. В воздухе чувствовался тонкий аромат лаванды. Томас повернулся и вышел из комнаты.

В холле он нашел девушку лет двадцати с волосами яркого мармеладного оттенка и бледным лицом, усеянным веснушками. В ней, конечно, не было и тени той красоты, которой Веспасия покорила целое поколение, но она была такой же худой, с высокими скулами и большими глазами отдаленно напоминала леди Камминг-Гульд. Она взирала на Питта одновременно с ужасом и любопытством.

— Мисс Марч? — спросил инспектор.

— Да, я Тэсси Марч, Анастасия. А вы, должно быть, тот самый полицейский, родственник Эмили.

Это не было вопросом, и в самом построении фразы было нечто крайне неприятное.

— Могу я с вами побеседовать, мисс Марч?