И пилот говорил что-то о ночных полицейских. Они отправили его напарника в госпиталь. Что-то здесь было не так.
— Так ты хочешь сказать, что эти дороги не ведут в Нью-Йорк? Но это же шоссе между штатами. Они соединяют все города.
— Хочешь найти во всем этом смысл? — сказал Крживич. — Советую тебе этого не делать.
— В чем ты хочешь меня убедить? — спросил Меерс, чувствуя закипающее раздражение. — Что вообще происходит?
— Ты думаешь, а не находимся ли мы в долбаной Сумеречной Зоне или как ее там? — Крживич опять посмотрел на Меерса, но тут же отвернулся к дороге, покачивая головой. — Ведь верно, приятель. Да нет, мы в Денвере. Только этот Денвер как-то весь перекручен.
— Мы в аду, — сказал голос из рации.
— Черт бы тебя побрал, Московиц, тупая скотина.
— Только так и можно все объяснить, — продолжал голос из радио.
— Это ничегошеньки для меня не значит, — закричал Крживич в микрофон. — Посмотри вокруг. Ты видишь ребят с вилами? Может, видел кипящие котлы с этой… как ее…
— Серой? — предположил Меерс.
— Во-во. С серой. — Он ткнул пальцем в микрофон. — Московиц, мой диспетчер, — объяснил Меерсу. — Видел потерянные души, которые стонут и плачут?
— Я слышал множество стонущих и плачущих душ по радио, — ответил Московиц. — Я и сам иной раз кричу и плачу. И, как пить дать, потерян.
— Нет, только послушайте его, — сказал Крживич, хихикая. — И мне приходится это дерьмо слушать ежедневно.
— Почему ты думаешь, это должны быть непременно ребята с рожками? — не унимался Московиц. — Почему ты думаешь, что тот парень, Данте, все верно описал?
— Московиц читает книжки, — бросил таксист через плечо.
— Почему ты считаешь, что ад остался точно таким же? Думаешь, он не перестраивается? Посмотри, сколько народу расплодилось. Куда его девать, по-твоему? В новые пригороды, вот куда. Раньше в аду были лодки и конные повозки. Теперь — самолеты и такси.
— А еще ночные полицейские и больницы.
— Заткнись, ублюдок поганый! — заорал Московиц. — Ты же знаешь, я не хочу, чтобы по моему радио трезвонили об этом!
— Прости, прости. — Крживич прыснул через плечо и пожал плечами. — Ну что ты с ним будешь делать?
Меерс слабо улыбнулся в ответ.
— Иначе ничего не складывается, — продолжал Московиц. — Моя жизнь — сплошной ад. Твоя жизнь — ад. Каждый, кого ты везешь в своем уродском такси, живет в аду. Мы умерли и попали в ад.
Крживич вновь рассвирепел.
— Умерли, вот оно что? Ты помнишь, как умирал? А, Московиц? Ты сидишь в своем вонючем офисе, жуешь пиццу, запивая «7-Up», и ничего в твоей поганой жизни месяцами не случается. Думаю, ты заметил бы такую вещь, как собственную смерть.
— Сердечный приступ, — рявкнул Московиц. — Это мог быть сердечный приступ. Я просто вылетел из своего тела, и они засунули меня сюда. Как раз туда, где я и раньше был, только теперь это навсегда, и теперь я не могу уйти! Это либо ад, либо преддверие ада.
— Ну конечно, преддверие ада! Что еврей может знать о преддверии ада? Об аде? — Он отключил связь и посмотрел на Меерса. — Я думаю, он имеет в виду чистилище. Хотите знать все об аде, спросите поляка. Уж мы-то знаем, что такое ад.
Меерс был сыт по горло.
— Думаю, вы оба полоумные, — вызывающе сказал он.
— Ага, — согласился Крживич. — Побудь здесь с наше, еще не так спятишь. — Он разглядывал Меерса в зеркало. — Ты-то еще не въехал, это ясно. Мне хватило одного взгляда на тебя, как только ты сел. Ты из этих самолетных отморозков. Летаете и летаете кругами, таскаетесь со своими чемоданами от Гуччи, которые стоят моего месячного заработка. Наматываешь круги и думаешь, что в этом есть какой-то смысл. Все еще думаешь, что после сегодня наступает завтра, а все дороги куда-то ведут. Думаешь, если солнце село, то оно завтра встанет. Думаешь, два плюс два всегда будет три.
— Четыре, — поправил Меерс.
— А?
— Два плюс два будет четыре.
— Знаешь, друг, два плюс два иногда равно тому, что ты не можешь попасть отсюда туда. Иногда два плюс два равняется ногой по яйцам или дубинкой по башке, или туннелю, который больше уже не выходит на Манхэттен. Не спрашивай меня, почему, потому что я не знаю. Если это — ад, значит, как я понимаю, мы были плохими, так? Но я был не таким уж плохим парнем. Я ходил на мессу, я не совершал никаких преступлений. И все-таки я здесь. У меня нет дома, кроме этого такси, я ем, не выходя из машины, и писаю в бутылки из-под пива. Когда-то где-то я выпал из мира, где ты можешь пойти домой после смены. Я превратился в одного из ночных людей, таких же, как ты.
Меерс не собирался возражать, что он не относится к «ночным людям», что бы это ни значило. Он немного побаивался сумасшедшего таксиста. Но он никак не мог уловить его логику, и это вселяло в него упрямство.
— Стало быть, мы в другом мире, ты это хочешь сказать?
— Да нет, мы все в том же мире. Мы здесь, мы всегда здесь были, ночные люди, только нас никто не замечает, как будто нас нет. Вот прогуливается проститутка, все думают, что, когда встанет солнце, она со своим сутенером уедет домой в красном «Кадиллаке». Только они никогда не едут домой. Улица, на которой они работают, никуда не ведет. Или вот ночной ди-джей, которого ты слышишь по радио. Машинист в подземке, там ведь всегда ночь. Парень ведет поезд по бесконечным рельсам. Швейцары вот тоже. Ночные портье.
— Что, все они?
— Откуда я знаю, все или нет? Может, мне спросить об этом бригаду мойщиков, когда я приеду в офис? «Эй, ребята, вы тоже в чистилище, как я?»
— Но я-то не в чистилище.
— Ну да, ты — самолетный отморозок. Знаем мы вас. У некоторых башню сносит. Мечутся, как хорьки. Но если пробудешь здесь достаточно долго, перестанешь думать, будто сумеешь найти тот туннель, который выведет тебя домой. Но вас, пассажиров, это не касается. Как там, в этой программе. Вам…
— Отказано.
— Вам отказано. Это ты сказал. Тогда посмотри вперед.
Меерс посмотрел через ветровое стекло. Вот он, под желтой луной. Распростертый шатер Денверского аэропорта, словно какая экзотическая ядовитая гусеница из тропических лесов. Он смотрел на здание, не отрываясь, пока такси замедляло ход.
— В Денвере всегда полная луна, — хмыкнул Крживич. — Самое оно для оборотней. И все дороги ведут в аэропорт — плохая новость для самолетных отморозков.
Меерс распахнул дверь машины и выпрыгнул на заледеневшее шоссе. Ему удалось устоять на ногах. Не обращая внимания на крики шофера, он отбежал к полоске газона, тянувшейся посередине дороги, пересек шесть противоположных полос шоссе и перебрался на другую сторону. Там было множество закрытых в этот час ночи заведений — кафе, складов, парковок, но одно работало — небольшой супермаркет. Он подбежал к нему, уверенный, что освещенный магазин растает, как мираж, но, ударившись о дверь, убедился, что она чудесно обыденная и твердая. Внутри было тепло. Два продавца, высокий черный парень и белая девушка-подросток, стояли за прилавком.
Он стал ходить взад-вперед по коротким проходам между полками, надеясь, что выглядит, как завсегдатай. Услышав, что дверь со звоном открылась, он схватил коробку хлопьев и притворился, что внимательно читает информацию на упаковке.
Краем глаза он разглядел двух полицейских, которые прошли мимо прилавка. Пришли за мной, подумал Меерс.
Но копы направились в глубь магазина. Один открыл холодильник с пивом, другая взяла коробку и наполнила ее пончиками.
Оба полицейских прошли футах в десяти от Меерса. Один нес две упаковки пива в одной руке, а другой придерживал оружие, напоминавшее винтовку, но с толстым круглым цевьем. У женщины на поясе висели два автоматических пистолета. Она посмотрела на Меерса и улыбнулась ему нагло и сексуально. Губы у нее были ярко накрашены.
Они прошагали мимо продавцов, которые, занявшись какими-то подсчетами, повернулись к полицейским спиной. Те вышли в дверь. Наступила секунда тишины, а потом раздался страшный грохот.
Меерс увидел, как раскалывается стекло витрины. За ним стоял мужчина-полицейский и палил из винтовки, молниеносно передергивая затвор. Его напарница тоже стреляла, держа по пистолету в каждой руке.
Меерс рухнул на пол в вихре корнфлекса и рваной туалетной бумаги. Оба копа старательно опустошали свои магазины, а боеприпасов у них было хоть отбавляй. В конце концов пальба закончилась. В наступившей тишине он услышал, как полицейские, посмеиваясь, открывают дверь своей машины. Он поднялся на колени и осторожно выглянул из-за разрушенного стеллажа.
Патрульная машина отъезжала. Он успел разглядеть, как женщина открывает банку пива. В то же мгновение желтое такси въехало на стоянку, за стеклом виднелось распухшее лицо Крживича. Он увидел Меерса и бешено замахал руками.
Осколки стекла и чипсы громко хрустели под ногами, пока Меерс шел по проходу между стеллажами. За прилавком черный парень сидел, скорчившись возле сейфа. Девушка лежала на спине в луже крови, придерживая вываливающиеся внутренности, и стонала. Меерс в нерешительности остановился, но тут Крживич посигналил из машины. Отвернувшись от девушки, Меерс перешагнул через пустую раму витрины.
Крживич медленно и осторожно отъехал со стоянки. Полицейская машина с выключенной мигалкой была припаркована левее. Меерс затаил дыхание, но Крживич повернул вправо, и патрульная машина не двинулась с места.
— Они теперь не отъедут, пока не насосутся пива, — сказал таксист.
— Эта девушка… она…
— С ней все будет в порядке. — Крживич показал вперед на приближающийся красный сигнальный огонек. Через минуту мимо них промчалась машина «Скорой помощи». Таксист пригнулся, пережидая, пока она проедет. — Все будет в порядке… в конце концов.
— Ее доставят в больницу? — спросил Меерс. — Московиц даже…
— В больницах тебе делают больно, — объяснил Крживич. — Там болезни, в больницах. Твои раны, они воспаляются. Тебе дают не те таблетки, ты потом отхаркиваешь свои кишки. Там все может случиться. Потом ты слышишь об «экспериментах». — Он покачал головой. — Уж лучше здесь. Эти ночные врачи и ночные сестры, они не люди.
Меерс спросил, что он имеет в виду, но Крживич не захотел больше говорить об «экспериментах».
Такси подъехало к зданию аэропорта, и Меерс торопливо вышел из машины. Побежал.
В него стреляли, но он продолжал бежать. Его ловили, но теперь он был почти уверен, что ему удалось спрятаться. Он выбежал на летное поле. Надвинулся туман; аэропорта не было видно. Он шел куда-то, стараясь держаться подальше от завывающих серебристых акул, рыскающих в темноте. Он остановился, ослепленный пульсирующими вспышками ядовито-синего света, который, казалось, вгонял ему в глазные яблоки холодные льдинки. Он не имел представления, где он, куда идти.
— …помогите…
Это был скорее стон, чем слово. Оно доносилось из-за того места, где вспыхивал свет.
— …ради любви Господней…
Что-то двигалось по земле по направлению к нему. Человеческая фигура, подтягивающая себя вперед окровавленными руками, медленно вползала в свет. Меерс отпрянул.
— …прошу вас, помогите…
Это был Эдуардо из закусочной в О’Хэар. На белой рубашке расползались кровавые пятна, казавшиеся черными в неземном свете. Штанов на нем не было. Одной ноги тоже не было. Оторвана. Из бедра высовывалась белая зазубренная кость.
Тут Меерс увидел остальных. Словно звери на огонь костра, словно обрывки ночной темноты в полосу света вступали черные фигуры. На каждом были приборы ночного видения, черные шлемы, блестящие черные сапоги. Куртки, перетянутые ремнями, как у мотополиции. Меерс был уверен, что где-то в темноте должен стоять ряд черных «Харлеев». Он почувствовал запах ружейного масла и старой кожи.
Появились другие фигуры, другие звери. Они тоже были черные, с оскаленными клыками, белыми до синевы. Они рвались на цепях, молча, без лая.
Меерс начал пятиться назад. Если не делать резких движений, его могут не заметить. Возможно, они еще не разглядели его.
Вскоре силуэты растворились в тумане. Что-то потерлось о его ногу. Он не стал вглядываться вниз, продолжая пятиться. Краем глаза он видел черные пятна на земле, напоминавшие куски тел. Они шевелились.
В отдалении послышалась сирена, замигал сине-красный свет. Подъехала белая машина с оранжевой полосой на боку и словами «СКОРАЯ ПОМОЩЬ». Задняя дверь распахнулась. Внутри горел тусклый красноватый свет. С того места, где стоял Меерс, было трудно заглянуть в машину, но он увидел рой мух, вырвавшихся на воздух. Он даже слышал, как они жужжат. Густая черная жидкость стекала с пола, переливаясь через бампер, и, дымясь, застывала на холодной земле. Меерс понял, что при нормальном свете жидкость выглядела бы темно-красной.
Из машины вышли мужчины и женщины в хрустящих белых халатах и синих хирургических комбинезонах. Все были в противогазах. Их маски, свисающие с них резиновые хоботы и одежда — все было забрызгано кровью. Ни у кого не было ни рогов, ни вил. Они действовали деловито и профессионально.
Врач и сестра подняли Эдуардо и швырнули его в открытую дверь машины, словно мешок с бельем. Другая сестра вынырнула из тумана с ногой Эдуардо. Нога судорожно дергалась. Она зашвырнула ее вслед Эдуардо.
Меерс стал пятиться быстрее. Один из мужчин в хирургическом комбинезоне посмотрел в его сторону. Остальные, как по команде, повернулись туда же. Он повернулся и побежал.
Мир завертелся вновь, и на этот раз не собирался останавливаться. Меерсу показалось, что он развалился на части; а когда сложился опять, не все оказалось на прежних местах. Но он чувствовал себя гораздо лучше. Он улыбался.
Он отыскал здание аэропорта. С минуту постоял на тротуаре, переводя дух. Крупный мужчина с огромным синяком на левой части лица стоял, прислонившись к желтому такси. Он поднял вверх большой палец. Когда Меерс рассеянно посмотрел на него, таксист поменял большой палец на средний и пробормотал что-то вроде «самолетный отморозок». Меерс стряхнул снег и лед с пальто и пригладил рукой непослушные волосы. Вошел в аэропорт.
Внутри все горело рождественскими огнями, шуршало мишурой. Кругом толкалось множество народа, но лишь немногие радовались Рождеству.
Он посмотрел влево и увидел свой багаж, аккуратно сложенный у стены. Меерс подхватил свое имущество. Кто-то заклеил серебристым скотчем дыру на сумке.
Отстояв три часа в очереди, Меерс продолжал улыбаться. Замученная кассирша улыбнулась ему в ответ и сказала, что попасть домой сегодня ночью ему не удастся.
— Вы не попадете домой в рождественское утро, — сказала она, — но я могу выписать вам билет на рейс до Чикаго, который вылетает через несколько минут.
— Это будет чудесно, — сказал Меерс, улыбаясь. Она выписала билет.
— Счастливых праздников, — пожелала кассирша.
— Веселого Рождества, — отозвался Меерс.
Уже объявляли его рейс: «…до Чикаго с остановками в Амарилло, Оклахоме, Топеке, Омахе, Рэпид-Сити, Фарго, Дудуте и Де Мойне».
Рождество, подумал Меерс. Все пытаются куда-то поскорее попасть. Жаль бедных путешественников, которых праздник застал в пути. Прыгают, как пудели, по всем городам Великих Равнин. Похоже на авиационный ад. Но он наберется терпения. Совсем скоро он будет дома с семьей. Дома со своей милой женой… и прелестными детьми… он был уверен, что вспомнит их имена через секунду.
Он взвалил на плечо свою поклажу, как призрак Марли взваливает на себя цепи, и принялся шаркать вместе с толпой к выходу на посадку. До дома оставалось всего ничего. Совсем ничего.
Уильям Сандерс
НАЙНКИЛЛЕР И НЕТЕРУ
Как и в «Порождениях света и тьмы», новелла Уильяма Сандерса рассказывает о том, какой властью над нами до сих пор обладают египетские боги, хотя их царства давно превратились в прах.
Джесс Найнкиллер находился на высоте пяти тысяч футов над египетской пустыней, когда услышал голос своего деда. Он опешил, хотя и не сказать чтобы совсем уж растерялся, даже учитывая тот факт, что его дедуля вот уже лет тридцать как умер. Ведь это случилось не в первый раз.
Впервые такое произошло еще в 72-м, возле Ку Чи, когда новоиспеченный уоррент-офицер Найнкиллер собирался было повести свой видавший виды вертолет «Белл ХЬЮ-1» на снижение к тихой с виду посадочной зоне. Он как раз начал выжимать рычаг, когда в ухе у него зазвучал голос, уверенно пробившийся сквозь рев двигателя и тяжелое «воп-воп-воп» винта.
— Ягасесдесди, сгилиси! Ты же не хочешь спуститься туда сейчас.
Лишь некоторое время спустя, обдумывая случившееся, Джесс вспомнил все слова и расставил их в правильном порядке. Через несколько секунд он осознал, что голос принадлежал деду. А в первый момент шок от того, что в его шлемофоне раздался голос, говорящий на диалекте оклахомских чероки, парализовал его руки и не дал выжать рычаг. Этого оказалось достаточно; к тому времени, как он пришел в себя и возобновил снижение, три других «ХЬЮ» уже стремительно неслись к земле, оставив далеко позади Джесса, который, одеревенев от растерянности, пытался догнать их, словно новичок в первом тренировочном полете. Он был не в себе; ему казалось, что он еще не так давно во Вьетнаме, чтобы начать слышать голоса…
А потом деревья, окаймлявшие зону приземления, взорвались зенитными разрывами, и два первых «ХЬЮ» превратились в огромные шары оранжевого пламени, а третий уже на земле завалился набок, хлопая винтом, словно гигантская умирающая колибри, и только Джесс, так и не догнавший остальных и оставшийся вне пределов досягания смертельного металла, остался невредимым. Весь обратный путь до базы второй пилот не переставал спрашивать: «Откуда ты знал, парень? Откуда ты знал?»
Потом много лет ничего подобного не происходило, и Джесс в конце концов убедил себя, что это была игра воображения. Но вот настал день, когда Джесс, в то время перевозивший нефтяное оборудование на востоке Техаса, оказался в гостях у рыжеволосой женщины в ее доме на окраине Корпуса Кристи; после акта любви она поднялась с постели и направилась в ванную, а Джесс, полюбовавшись видом ее крепкой белой задницы, исчезающей в коридоре, решил, что ему теперь будет полезно немного вздремнуть.
Не успел он забыться в приятном изнеможении, как его разбудил голос, резкий и тревожный: «Просыпайся, чуч! Хватай свои шмотки и сматывайся, нула!»
Он сел в кровати, растерянно жмурясь. Он все еще жмурился, когда за окном раздалось шуршание шин по гравию; но в следующую секунду уже пришел в полную боевую готовность, его не обманул даже голос рыжей из ванны: «Это, наверное, мой муж. Не волнуйся, он спокойный человек».
Не поверив ей, Джесс выскочил из кровати и сгреб разбросанную одежду. Нагишом промчался по коридору к задней двери и поскакал по колючему газону, сопровождаемый разъяренным голосом, неприятным металлическим клацаньем. Потом раздался неправдоподобно громкий хлопок, который опроверг утверждение дамы, что муж был спокойным человеком. Одним выстрелом дело не ограничилось, что-то просвистело мимо уха, когда Джесс запрыгивал в свою машину, а когда он вернулся домой, то обнаружил пару аккуратных дырочек примерно сорок пятого калибра на правом заднем крыле своего «Камаро».
В последующие годы было еще несколько происшествий, не настолько диких, но не менее напряженных. Например, однажды голос дедушки разбудил его среди ночи как раз вовремя, чтобы не сгореть в пылающем отеле в Бангкоке, а в другой раз он не дал ему войти в бейрутское кафе за пару минут до того, как бомба «Хезболлы» разнесла заведение в щепки. Словом, хотя дедушкины визиты происходили не слишком часто, Джесс привык относиться к ним с величайшим вниманием.
Сейчас ситуация поразительно напоминала самый первый случай. Правда, на этот раз он летел на «ХЬЮ 500Д», машине не такой крупной, как тот старый «ХЬЮ», и гораздо более простой в управлении, а Египет определенно не походил на Вьетнам, но волоски на затылке Джесса заняли боевую стойку при звуке скрипучего старого голоса в ухе (в левом ухе, по каким-то причинам это всегда оказывалось именно левое ухо), который произнес: «Ни, сгилиси! Эта штука тебя подведет».
Взгляд Джесса моментально упал на ряд предупредительных сигнальных огоньков на приборной панели, затем на цифровые индикаторы под ними. Давление масла и температура, уровень топлива, температура батарей, работа двигателя, ротора, температура турбины — у вертолета масса агрегатов, которые могут выйти из строя, — но все выглядело совершенно нормально, все эти маленькие красные и янтарные квадратики горели ровно, все стрелочки на индикаторах подрагивали именно там, где им и надлежало подрагивать. Пятилопастный винт над головой шумел ровно, и в рычагах управления не ощущалось никакой странной вибрации.
Рядом с Джессом на правом сиденье расположился человек, называвший себя Брэдли и числившийся археологом или кем-то в этом роде. Он пробормотал: «Что-то не так?»
Джесс пожал плечами. Дедушкин голос продолжал: «Наплюй на него. Слушай. Поверни на четверть вправо. Видишь большой коричневый выступ скалы, там, на севере, он еще похож на кулак? Держи на него».
Джесс не колебался ни секунды, даже несмотря на то, что огоньки и стрелочки по-прежнему клялись, что все в порядке. Он мягко нажал на рычаг и коснулся ногой педали, чтобы выровнять нос. Брэдли резко сказал: «Что ты делаешь? Никакой перемены курса, пока я не скажу…»
Как раз в тот момент, едва Джесс успел стабилизировать «ХЬЮ» на новом курсе, двигатель заглох. Никакого предварительного падения энергии или изменения звука: только что эллисоновская турбина гудела ровно и мощно, а в следующую секунду она замолкла. Словно на тот случай, если кто-то мог этого не заметить, красный огонек, сигнализирующий остановку двигателя, бешено замигал, а линия предупредительных сигналов, тянувшаяся по верхнему краю панели управления, взорвалась разноцветной иллюминацией.
Джесс мгновенно выжал главный рычаг управления вниз до конца, переведя основной ротор на автовращение. Переводя дух, он сказал: «Черт, эдуда, почему ты всегда появляешься в последний момент?»
— Что за дьявольщина? — В голосе Брэдли звучало скорее раздражение, чем страх. — Что случилось, Найнкиллер?
Джесс не удостоил его ответом. Он следил за стрелкой индикатора скорости ветра, замедляя «ХЬЮ» до оптимальной скорости для плавного снижения с отключенным двигателем. Когда стрелка застыла на восьмидесяти узлах, а верхний тахометр показал 410 оборотов, он негромко вздохнул и взглянул на Брэдли.
— Эй, — сказал он и показал пальцем на радио, не отрывая руку от рычага. — Сообщим?
— Нет. — Брэдли не сомневался ни минуты. — Никаких тревожных сигналов. Поддерживать радиомолчание.
Ладно, подумал Джесс. Стало быть, цель полета, которую мы зарегистрировали, — такая же фикция, как племенные выборы. Никакой он не археолог, клянусь моей индейской задницей.
Однако времени на размышления о двуличном пассажире не оставалось. Джесс рассматривал стремительно приближавшуюся поверхность пустыни. Она ничем не отличалась от всего остального Египта, который, казалось, состоял из многих и многих миль унылой поверхности, покрытой скалами и желтовато-серым песком. В этой части страны по крайней мере не было тех здоровенных морщинистых дюн, которые выглядят привлекательно, но несомненно сделают вынужденную посадку невыносимо сложной.
— Приготовиться к посадке, — сказал он Брэдли. — Она может оказаться не совсем мягкой.
Некоторое время казалось, что предупреждение было лишним. Джесс произвел образцовую посадку, приподняв хвост на высоте семьдесят пять футов, выровняв машину на уровне двадцати пяти и вернув рычаг в исходное положение для приземления. Когда полозья коснулись земли, он подумал: черт, а я молодец!
И вдруг он почувствовал, как полозья проваливаются в карман поразительно рыхлого песка, Хью беспомощно завалился набок, не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы лопасти все еще вращавшегося по инерции винта врезались в землю. Ситуация осложнилась.
Когда скрип, скрежет и лязг наконец утихли, Брэдли сказал: «Великолепное приземление, Найнкиллер». И начал отстегивать ремни безопасности. — Любое приземление, после которого можно выйти из вертолета, считается хорошим. Это ведь поговорка пилотов, не так ли?»
Джесс, уже расправившийся со своими ремнями и занятый отключением приборов — нужды в этом уже не было, но укоренившиеся привычки поддерживают в нас жизнь, — придумал было пару ответов, которые мог бы выдать на это пилот, но тем не менее решил держать рот на замке. Он подождал, пока Брэдли откроет правую дверцу, поскольку его дверца была прижата к земле. Они выбрались наружу и некоторое время молча рассматривали «ХЬЮ» и окружающий пейзаж.
— Полагаю, единственное, что нам остается, это идти пешком, — заметил Брэдли. Он снял свою бейсболку с сетчатым верхом и поскреб голову, абсолютно лысую, если не считать нескольких кустиков волос за ушами. Может, в качестве компенсации природа наградила его роскошными усами, которые в сочетании со вздернутым носом и большими, как надгробные камни, зубами, делали его немного похожим на Тедди Рузвельта. Кожа у него была красно-розовая и выдавала человека, склонного к солнечным ожогам. Джесс задумался, сколько этому археологу удастся продержаться под солнцем пустыни.
Брэдли забрался обратно в машину — Джесс хотел было предупредить о риске возгорания, но потом решил, какого, мол, черта, и принялся шарить в корме, появившись через несколько минут с зеленым нейлоновым рюкзаком, перекинутым через плечо.
— Что ж, — сказал Брэдли, спрыгивая на песок, — думаю, нам надо изучить карту.
Дедушкин голос сказал: «Идите в том же направлении. Через несколько миль, там где выступающая скала, будет вода».
Джесс сказал: «Уадо, эдуда», а потом, когда Брэдли странно посмотрел на него, добавил: «Идем. Туда».
Брэдли фыркнул.
— Не далековато ли от дома, чтобы нести эту индейскую чепуху? Я хочу сказать, ведь ты не араб.
Но когда Джесс, не оглядываясь, двинулся прочь, пожал плечами.
— Черт возьми, почему бы и нет? Веди, вождь.
Дедушкины несколько миль оказались невероятно длинными, причем, несмотря на кажущуюся ровность пустыни, дорога все время шла в гору. Земля была твердой, как бетон, и усеяна острыми камнями. Там и тут песчаные барханы затрудняли путь и забивали ботинки песком. Прошло почти три часа, прежде чем они добрались до каменистого перевала и увидели то место.
Вернее, просто место; оно ничуть не походило на то, что Джесс ожидал увидеть. Ему рисовался какой-то голливудский оазис, маленький зеленый островок посреди песчаной бесконечности, с пальмами и бассейном прохладной чистой воды. Возможно, даже какие-нибудь дружелюбные арабы, шатры и верблюды и еще приветливые танцовщицы, исполняющие танец живота… ладно, на последнее он не особенно рассчитывал, но, безусловно, там должно было быть хоть что-то помимо этих проклятых скал и песка. Но, на первый взгляд, ничего другого там не было.
Брэдли, однако, слегка присвистнул пересохшими губами.
— Откуда ты знал, Найнкиллер? Как мне ни трудно в этом признаться, но я впечатлен.
Он начал спускаться по склону по направлению к тому, что казалось просто нагромождением скал и песчаных холмиков, но в чем, как осознал, наконец, Джесс, было слишком много правильных линий и прямых углов. Руины, погребенные под песком? Джесс сказал:
— Какой нам от этого прок? Похоже, здесь никто больше не живет.
— Да, но есть только одна причина, по которой здесь что-то начали строить.
— Вода?
— Она, — кивнул Брэдли. — Это забавная пустыня. Почти не бывает дождей, но известняковая подложка удерживает воду, словно губка. Тут и там можно встретить колодцы, некоторые довольно старые.
— А вдруг здешний колодец давно пересох, — предположил Джесс. Они уже двигались среди руин. — Может, поэтому люди и ушли отсюда.
— Вполне вероятно. И все же мы с тобой попали прямо в яблочко. — Брэдли оглянулся через плечо, ухмыльнувшись. — Верно, парень?
Он перешагнул через нагромождение каменных блоков, которое, видимо, когда-то было стеной. Ветер и песок сделали камни почти овальными. Все вокруг находилось примерно в таком же состоянии; на глаза Джессу не попалось ничего более целого, чем прямоугольные остатки какого-то жилища, доходящие примерно до колена, все остальное же представляло собой просто невысокие песчаные валы, в которых смутно угадывались очертания маленьких строений. Словом, эти развалины были хорошо развалены.
А Брэдли казался совершенно очарованным; с той же радостной ухмылкой, не переставая озираться, он пробирался к центру деревни, или что это могло быть. Потом он остановился и нагнулся.
— Матерь божья, — тихо пробормотал он и присвистнул. — Взгляни-ка на это, Найнкиллер.
Джесс увидел большой каменный блок, наполовину засыпанный песком. Приглядевшись, он заметил, что верхняя грань блока была покрыта слабыми, почти полностью стершимися фигурками, вырезанными в камне.
— Иероглифы, — сказал Брэдли. — Господи Боже, а ведь местечко-то египетское.
Египетское, подумал Джесс, как же ему не быть египетским, белая ты задница, мы же как-никах в Египте. Нет, погодите.
— Вы хотите сказать, древнеегипетское? Как пирамиды?
Брэдли хихикнул.
— Сомневаюсь, чтобы эти руины были современниками пирамид. Хотя в этом нет ничего невероятного. — Он выпрямился и стал осматривать руины. — Но в принципе это все относится к периоду Древнего Египта. Не скажу точно, сколько лет этому селению. Где-то от двух до четырех тысяч, может, больше.
— Святые угодники, — сказал Джесс, искренне удивленный. — Что же они тут делали? Я думал, они все больше околачивались около Нила.
— Верно. Но в те времена велась оживленная торговля с ливийцами. У них были постоянные караванные пути через пустыню. Если тут находился первоклассный колодец, имело смысл поддерживать небольшой форпост, чтобы охранять это место от мародерствующих племен пустыни.
Он сверкнул большими зубами.
— Вроде Форта Апачи, понял? Возможно, здесь находился отряд нубийских наемников под командованием египтян да еще рабы для тяжелых работ и прислуга. Обычно в такого рода места посылали военнопленных. И заставляли их работать до смерти.
Он снял бейсболку и вытер потный череп. «Мы сами превратимся в мумии, если не найдем воды».
Колодец оказался на площади в центре разрушенной деревни, круглое черное отверстие футов пятнадцати в диаметре и такое глубокое, что Джесс не мог разглядеть, есть ли на дне вода или нет. Адская работенка, подумал он, копать такую скважину в известняке, ручным инструментом да на такой жаре. Он бросил в колодец камешек и с удовлетворением услышал приглушенный всплеск.
— Отлично, — сказал Брэдли. — У меня есть моток нейлонового шнура в сумке и пластиковая бутылка, так что будем хотя бы с водой.
Джесс внимательно рассматривал землю под ногами.
— Здесь кто-то был. И недавно.
— О черт, — язвительно сказал Брэдли, — ты опять за свои индейские штучки? — Но тут же осекся, выдохнув «хах!».
Рядом с колодцем на земле красовался сигаретный окурок.
— Следовало догадаться, — сказал Брэдли, помолчав. — Несомненно, языческим племенам и проводникам караванов это место хорошо известно. И это к лучшему, поскольку колодец забился бы песком, если бы его не чистили время от времени.
— Много следов, — указал Джесс. — Эти арабы-кочевники, они разве носят армейские ботинки?
— Не исключено. — В голосе Брэдли оставалось все меньше оптимизма. — Но лучше все как следует проверить.
Не требовалось особых навыков следопыта, чтобы прочитать следы, которыми была испещрена разрушенная деревня. Владельцы армейских башмаков не старались поддерживать чистоту, оставляя на всем пути массу окурков и другого мусора.
— Времени прошло немного, — сказал Брэдли. — Следы на песке при таком ветре исчезают быстро. Ты прав, Найнкиллер. — Он остановился, подозрительно оглядываясь. Теперь они стояли на западном краю деревни, откуда земля начинала повышаться пологим скалистым склоном. — Здесь совсем недавно кто-то был.
Через несколько ярдов Джесс сказал: «Здесь и сейчас кто-то есть».
Прямо на песке, в островке черной тени под разрушенной стеной, лежал человек. Он был одет в армейский камуфляж без опознавательных знаков. Белая арабская куфия закрывала лицо. Он не двигался, и Джесс почему-то был уверен, что он и не собирался двигаться.
— Господи Иисусе, — сказал Брэдли.
Мертвец представлял собой зрелище не из приятных. В сухом воздухе пустыни разложение идет медленно, но правая нога покойника почернела и жутко распухла. Армейские штаны были разрезаны до бедра, а над коленом нога была перетянута чем-то вроде шнурка от ботинок. Похоже, это не помогло.
— Змеиный укус, — объявил Брэдли. — Возможно, песчаная гадюка. Или даже кобра.
— Здесь еще следы, — доложил Джесс. — С ним кто-то был. Но решил не задерживаться.
Следы уходили по склону и обрывались. Дальше тянулись очень отчетливые отпечатки шин — джип, прикинул Джесс, или, может, «Лендровер». Следы пересекали склон и исчезали в пустыне. Водитель разбросал кучу камней, отъезжая. Занервничал, догадался Джесс. Остался здесь наедине с покойником и по крайней мере одной ядовитой змеей, вот и постарался поскорее унести задницу.
Большая камуфляжная сеть, валявшаяся на земле рядом со следами шин, словно сброшенная в спешке, вызвала много интересных вопросов. Джесс хотел было порассуждать на эту тему, как вдруг заметил, что Брэдли рядом нет — он уже взобрался по склону и теперь рассматривал что-то спрятанное за нагромождением камней и обломков. «Подойди, посмотри», — позвал он.
Джесс вскарабкался на холм и увидел еще одну дыру, на этот раз размером и пропорциями напоминающую обычную дверь. Прямоугольный лаз, очень ровный и аккуратно вырезанный, вел в глубь земли под углом в сорок пять градусов. Что-то вроде шахты? Тут он вспомнил, что это Египет, а потом всплыл в памяти один фильм.
— Гробница? — спросил он Брэдли. — Вроде тех, куда они клали свои мумии?
— Возможно. — Брэдли с возбужденным видом шарил в своем рюкзаке. — Вполне возможно… Ага! — Он вытащил большой электрический фонарь, какие обычно носят копы. — Острожнее, парень, — сказал он, шагая в проем. — Ты же не хочешь, чтобы тебя тоже укусила змея.
Брэдли, похоже, не сомневался в том, что Джесс жаждет сопровождать его. Это была не слишком обоснованная уверенность: нарушать покой любого рода могил было одним из сильнейших табу у индейцев.
И все же, сам не зная зачем, он перебрался через груду обломков и шагнул в лаз вслед за Брэдли.
Тот стоял посередине каменной лестницы, которая, собственно, представляла собой пол длинного наклонного коридора. Луч его фонарика шарил по стенам, покрытым цветными картинками. Живопись потускнела и местами облупилась, но все же позволяла различить живые сценки, изображающие людей за всевозможными занятиями — они ели, правили лодками, играли на музыкальных инструментах и делали много других, не понятных Джессу вещей; на одной картинке обнаженные танцовщицы были бесхитростно укомплектованы маленькими черными треугольничками там, где соединялись их ноги. Были там и изображения животных, кошек и бабуинов, крокодилов, гиппопотамов и змей; и всюду среди картинок виднелись иероглифические письмена.
Были там и чрезвычайно загадочные фигуры, с человеческими телами и птичьими или звериными головами.
— Кто это такие, — спросил Джесс, указывая на них, — духи?
— Боги, — сказал Брэдли. — Нетеру, так их называли. Этот, например, с головой шакала, Анубис, бог похорон и мертвых.
— А вон у тех — киски…
— О, да, итифалические фигуры не были редкостью. — Брэдли направился вниз по ступенькам, размахивая фонарем. — Но мы сможем полюбоваться древним искусством позднее. Давай посмотрим, что у нас здесь.
Спуск перешел в узкий коридор. Стены здесь тоже были покрыты росписью, но Брэдли едва удостоил из взгляда, шагая по проходу. «Ага, — сказал он, когда коридор внезапно расширился. — Вот оно… о Господи!»
Сначала Джесс не понял, почему Брэдли призывает Бога. Перед ними была низкая камера размером с комнату в дешевом мотеле. Луч фонаря выхватывал роспись на стенах и потолке. Потом он заплясал по штабелям деревянных ящиков у дальней стены.
Брэдли быстро пересек комнату и принялся дергать крышку одного из ящиков. Крышка оторвалась и упала на каменный пол. «Черт!» — заорал Брэдли, посветив фонариком в ящик. Он сунул туда руку и выудил предмет, в котором Джесс мгновенно опознал «АК-47». Продукция Калашникова производит неизгладимое впечатление на того, в кого хотя бы раз из нее стреляли.
Брэдли прислонил автомат к стене и открыл другой ящик. На этот раз он достал оттуда гранату. «Подонки», — сказал он шепотом.
Другой коридор вел в глубь холма. Чертыхаясь, Брэдли устремился туда, и Джесс поспешил за ним, не испытывая желания оставаться один в темноте. Коридор оказался коротким, он упирался в другую комнату, примерно такого же размера, как первая. Здесь было еще больше армейских ящиков, которые громоздились до потолка. На некоторых виднелись красные надписи «ОПАСНО — ВЗРЫВЧАТЫЕ ВЕЩЕСТВА» на арабском и английском. Вдоль ящиков стояло много пластиковых канистр с бензином. Неудивительно, что владельцы армейских башмаков выходили отсюда, чтобы покурить, подумал Джесс. Что бы все это значило?
Брэдли отодрал крышку одной из картонных коробок. «Отлично, — кисло сказал он, вытаскивая небольшой запечатанный пакет. — Полевой рацион армии США. Старая добрая еда, готовая к употреблению. Возможно, самое смертельное из имеющегося здесь оружия. Интересно, где они все это раздобыли?»
Он поводил фонариком по комнате. Это помещение было наряднее, чем первое. Кто-то даже нарисовал фальшивые колонны на стенах.
— Подонки, — повторил он. — Бесценное сокровище искусства и древнего знания, а они используют его как склад для проклятых террористов.
— А как, по-вашему, что они сделали с мумией? — спросил Джесс, припомнив все слышанные истории о проклятиях мумий. И того укушенного, который лежал снаружи.
— О, ее, очевидно, вытащили много веков назад, вместе с другими ценностями. Расхищение гробниц — очень древняя традиция в этой стране. — Он с отвращением сплюнул. — Вот, возьми. — Он бросил Джессу пакет с армейским рационом и вытащил еще один для себя. — Нас ожидает не слишком приятный похоронный ритуал, нужно подкрепиться.
Они похоронили покойника в неглубокой могиле, которую вырыли при помощи пары лопат, найденных во внешней камере гробницы. Сверху навалили камней.
— Покойся с миром, — сказал Брэдли. — Бедный маленький сукин сын. — Он вытер лоб рукой. Жара стояла неправдоподобная. — Давай уйдем с солнца, — сказал он. — Обратно в гробницу.
Вернувшись во внешнюю камеру, он швырнул лопату в угол и присел на ящик. Сняв кепку, он взял бутылку с водой и вылил все содержимое себе на голову.
— Это было необходимо, — сказал он извиняющимся тоном. — Я сейчас пойду и наполню ее.
— Не беспокойся, — сказал Джесс. — Здесь есть большая пластиковая канистра с водой, почти полная. — Он копался в свалке всяких вещей у стены. — Ты также можешь поберечь свой фонарик. — Джесс вытащил большой армейский фонарь и включил его.
— Сукины дети чувствовали себя как дома, не правда ли? — Брэдли выключил свой фонарик. — Найнкиллер, я готов разгласить важнейшую государственную тайну. Ситуация уж слишком необычная, и держать тебя в неведении будет преступно, лучше тебе знать весь расклад.
Он прислонился к стене, при этом его лысина оказалась прямо под картинкой, изображающей лучника на колеснице.
— Имя Нолан говорит тебе что-нибудь?
— Это не тот американский… предатель, так, наверное, вы его называете, который работает на ливийцев? Он еще руководит какими-то террористическими операциями? — Джесс сел на пол недалеко от входа. — Я слышал кое-какие слухи, но ничего определенного. Поговаривали, что он время от времени нанимает пилотов.
— Да. Несколько американцев работают на Каддафи, — сказал Брэдли, — в основном летчики, молодые искатели приключений, солдаты фортуны. Но Нолан — совсем другой тип, ренегат, прошедший суперподготовку. В этой части света нелегко произвести впечатление на людей, когда речь идет о терроризме, саботаже и убийствах, но Нолан даже здесь стал легендой. Полковник ценит его услуги очень высоко.
Цепочка замкнулась в голове Джесса.
— Так вот какое у вас тут дело. К черту археологию, мы, стало быть, охотимся за Ноланом.
— Просто разведывательная акция, — сказал Брэдли. — Прошел слух, что он занимается чем-то в этом районе. У меня приказ не вовлекать тебя ни в какие опасные действия.
— Приятно слышать, что у меня такая спокойная работенка, — сухо сказал Джесс. — Почему бы не предоставить это египтянам? — И тут его осенила другая догадка. — Ах да, теперь я припоминаю. Нолан — бывший офицер ЦРУ, не так ли? Вы, ребята, хотите убрать его без международной шумихи.
— Этого я тебе, конечно, не говорил, — мягко сказал Брэдли. — То, что тебе положено знать, распространяется только на сиюминутную ситуацию.
Он достал еще один «АК-47» из открытого ящика.
— Рано или поздно, кто-нибудь здесь появится. Было бы наивно рассчитывать, что к нам пожалует сам Нолан, но кто-нибудь из его команды наверняка. Если карты лягут не слишком плохо и мы предпримем правильные действия, нам удастся ухватиться за ниточку, ведущую к Нолану, и выбраться отсюда на колесах. — Он поднял «АК-47». — Знаешь, как с этим обращаться?
— К черту, — зло отозвался Джесс. — Я пилот, а не стрелок. Сами сидите в засаде. Это вы работаете на ЦРУ, а не я.
— Да ну? А кому, по-твоему, принадлежит «Ближневосточная служба воздушных перевозок»? — Брэдли сделал паузу, чтобы у Джесса была возможность обдумать услышанное. — Ах, ты — пилот? Хорошо, я тогда — археолог. Без дураков, — добавил он, оглядывая камеру гробницы. — Степень получил в Университете Пенсильвании, занимался полевыми изысканиями в Вади Гарби. Там-то меня и завербовали… а было время, когда я яйца дал бы себе отрезать за то, чтобы найти что-нибудь в этом роде. Но, как выясняется, я сделал ценное открытие совсем в другой области.
Он посмотрел на Джесса. Ухмылка Тедди Рузвельта контрастировала с его холодными глазами.
— Но ты, конечно, можешь сесть на собственную задницу и играть в совестливого наблюдателя, пока я буду в одиночку расправляться с этими подонками. А потом, если они убьют меня, можешь убеждать их в своей непричастности и невинности. Не сомневаюсь, они тебе поверят.
— Сукин ты сын.
— Мне это часто говорили. — Брэдли встал, подошел к Джессу и протянул ему «АК-47». — Бери, Найнкиллер. Это единственная возможность для каждого из нас выбраться живыми из этого местечка. Или хотя бы мертвыми.
Брэдли настоял на том, чтобы установить постоянный наблюдательный пост на перевале: прячась в ненадежной тени похожего на кулак выступа скалы, часами пялиться в безлюдную пустыню.
— Ничего не поделаешь, парень, — сказал он. — Иначе мы рискуем, что плохие мальчики придут и накроют нас в гробнице.
Когда солнце наконец опустилось в своем обычном чересчур картинном стиле тропических закатов, Джесс предложил отменить на ночь эту бессмысленную затею. Но Брэдли был неумолим.
— Вспомни, кто эти люди, — заметил он, — и зачем они появляются здесь. Ночные передвижения для них совсем не лишены смысла.
Он откинул крышку наручных часов и включил освещение циферблата. Уже было темно.
— Я сойду вниз и придавлю немного, ты же останешься в вечернем дозоре. Разбудишь меня в полночь, и я заступлю на смену. С тобой все в порядке, парень?
Джесс не стал спорить. Он все равно не ложился раньше полуночи. Кроме того, не возражал провести несколько часов подальше от Брэдли и той проклятой гробницы. Они оба начинали действовать ему на нервы.
Оставшись один, он забросил «АК-47» на плечо и побрел вверх по склону, не торопясь и наслаждаясь прохладным ветерком. Не так уж плохо, что солнце зашло. Звезды были огромные и белые, жирный полумесяц карабкался по черному небу. В его мягком серебристом свете пустыня выглядела почти привлекательно.
Сухой голос прокашлял в левое ухо: «Сийо, чуч».
Джесс застонал. «Сийо, эдуда. Ну, что еще должно случиться?»
Раздался шелестящий смешок: «Не беспокойся, чуч. На этот раз никаких предостережений. Повернись… и брось, наконец, этот топор войны».
Джесс повернулся. И очутился лицом к лицу с Вилли Койотом.
Во всяком случае, именно так выглядело стоявшее перед ним существо: та же длинная заостренная морда, те же большие уши, как у летучей мыши, и глуповатые круглые глаза. Но то была только голова; от шеи вниз, разглядел Джесс, тело было, как у человека его роста.
Джесс выдохнул: «Ух».
Дедушкин голос церемонно представил: «Это Анпу. Анпу, мой внук Джесс».
— Привет, — сказал Койот.
Ну вот, вяло подумал Джесс. Слишком много времени провел на солнце. Черт бы побрал этого Брэдли. Вот уже разговариваю с койотами… нет, дьявол, койотов в Египте нет, это должен быть шакал. Хотя похож на койота. Тут в голове что-то щелкнуло, и Джесс сказал: «Анубис. Вы Анубис».
— Анпу. — Шакал чуть повел ушами. — Греки исказили мое имя.
— Анпу хочет познакомить тебя со своими друзьями, — сказал дедушка.
— Сюда, пожалуйста, — пригласил Анпу. — Собственно, в том же направлении, куда ты и двигался.
Он прошел мимо Джесса и стал подниматься, не оглядываясь, по склону. Дедушкин голос сказал: «Не стой столбом, чуч. Иди за ним».
— Я даже не знаю, эдуда, — сказал Джесс, шагая вслед за фигурой с шакальей головой. — Все это становится уж слишком странным. Как тебя угораздило связаться с этим типом?
— Он бог мертвых в этих краях. А если ты часом позабыл, — напомнил дедушка, — я ведь мертвый.
Анпу стоял у основания скалы в форме кулака.
— Сюда, — сказал он с приглашающим жестом.
Джесс не увидел ничего, кроме большой расщелины под ногами, черневшей в лунном свете. В течение дня он видел ее десятки раз. «То есть?» — спросил он чуть раздраженно.
Анпу шагнул в расщелину и исчез, ногами вперед. Тут же его голова вынырнула из черноты и сказала: «Осторожнее. Здесь можно оступиться».
Джесс нагнулся и сунул в расщелину руку. Пальцы нащупали овальный лаз, достаточный для того, чтобы человек мог туда протиснуться. Лаз полого уходил вниз, в толщу скалы. Он был так хорошо замаскирован, что даже теперь, зная о существовании лаза, Джесс не мог разглядеть его.
— Все в порядке, чуч, — сказал дедушка. — Лезь давай.
Джесс осторожно сунул в дыру ногу. В полу были вырезаны ямки для ног, но не слишком глубокие. Стиснув зубы, он скользнул в темноту.
Джесс не смог бы сказать, как глубоко тянулся туннель, но абсолютная темнота и страх сделали спуск бесконечным. Скала, казалось, давила на него со всех сторон; он задыхался и готов был сбежать, если бы подъем обратно не пугал его еще больше. Наконец туннель изогнулся в сторону, и Джесс ощутил пустоту под ногами. Он стал нащупывать какую-нибудь поверхность одной ногой, не удержался и беспомощно вывалился из туннеля. Ноги коснулись пола, но он потерял равновесие и ударился задницей об очень твердый плоский камень.
Джесс открыл глаза — он даже не заметил, когда зажмурил их, — и увидел, что находится в очередной гробнице. Или, во всяком случае, в очередной подземной камере, с такими же разрисованными стенами и потолком. На этот раз комната была наполнена мягким желтоватым светом, источник которого он не смог определить.
Анпу стоял над ним, протягивая руку.
— Ты в порядке? — заботливо спросил бог с шакальей головой. — Мне следовало предупредить тебя о том, что в конце нужно будет прыгнуть. Прости.
Джесс ухватился за протянутую руку и поднялся на ноги. Внезапно высокая красивая женщина в развевающемся белом платье рванулась вперед, оттолкнула Анпу и обвила руки вокруг шеи Джесса.
— О, бедный человек, — запричитала она, пригибая голову Джесса и прижимая его лицо к своей груди. Это было черт знает, что такое, а не грудь. — Ты ушибся? Не хочешь ли прилечь?
— Это Хатор, — сказал Анпу. Голос его звучал приглушенно. Уши Джесса утопали в тех же волшебных грудях.
— Богиня любви и материнства, — пояснил дедушкин голос. — Освободись, чуч, познакомься с остальными. Оставь горяченькое на потом.
Джессу удалось пробормотать что-то обнадеживающее, и Хатор нехотя отпустила его. Сделав шаг назад, он увидел, что у нее были рога. Не какие-нибудь маленькие рожки, как у чертей на картинках. То были большие изогнутые буйволиные рога, белые, как слоновая кость, украшенные на концах маленькими золотыми шариками.
Глубокий голос произнес: «Этот туннель — скверная работа. Нам он тоже не нравится. Но спуск к основному входу завален и засыпан песком».
Говорящий был еще одной фигурой с головой животного, на этот раз косматая серая голова бабуина сидела на теле невысокого худого человека. Он чем-то напоминал директора школы, где Джесс учился. «Я Тот», — добавил он.
— Бог мудрости и знания, — пояснил дедушка в левое ухо Джесса.
— А это, — сказал Анпу, махнув рукой в сторону четвертого индивидуума, — Собек.
Джесс предпочел бы не знакомиться с Собеком. От плеч и вниз он выглядел как нормальный мужчина — хотя и сложенный, как участник боев без правил, — но над всем этим ухмылялась зеленая крокодилья голова. Длинные челюсти разжались, обнажив ряд острых зубов, и ржавый металлический голос сказал: «Йо».
— Я так и не понял, чем он занимается, — признался дедушка. — Причем мне почему-то не хочется это знать.
— Прости, что не можем предложить закусить, — извинился Анпу. — Мы сейчас не готовы к приему гостей.
— Простите меня, — сказал Джесс, — но откуда вы все знаете английский?
— Твой дедушка нас научил, — ответил Тот. — Не далее как сегодня днем.