— Так за что тогда Солженицына из Союза выслали, если он всякую чепуху писал? — спросил я.

Джордж смеется.

— Вот за это и выслали, чтобы больше не писал, как русский Иван Денисович в столовой за бандеровцами суп доедает.

Рядом с нашим автомобилем прошли парни-старшеклассники. В руках сигареты, волосы до плеч, воротники модных рубах выпущены поверх пиджаков.

– Все будет в наилучшем виде, мистер Уилсон. Я поджарю стейки и принесу их вам.

— Будь моя воля, — злобно сказал водитель, — я бы всю эту волосатую кодлу наголо обрил и в колхоз бы на все лето отправил, на исправление. Чтобы в пять часов утра уже на ногах были, коровам сено задавали. А то ведь что за молодежь растет: девки одеваются, как проститутки, пацаны волосы отращивают, как бабы. Не молодежь — гнилье одно!

Из второй «Волги» к нам направился неприметного вида мужчина в пиджаке. Лысый комитетчик вернулся в подъезд.

Новый чекист сел на переднее сиденье.

В комнате пахнет затхлостью, словно в ней давно никто не жил, – так пахнет в курортных отелях после окончания сезона.

— Меня зовут товарищ Иванов, — представился он. — Называй адрес. Обыск у тебя делать будем.

— Какой адрес? — уточнил я. — Райотдела или общаги?

– Джордж, этот джентльмен – из журнала «National Geographic». Приехал сюда изучать местные условия.

— На работе ты сегодня не был, так что поедем к тебе домой.

— Так я и дома не был, вахтерша может подтвердить.

— Адрес! — жестко отрезал он.

Джордж бросает на Неферти суровый взгляд.

«Как видно, вы, ребята, не доллары собираетесь искать, — подумал я. — Да и по фигу! У меня комната стерильная, даже ножичка самодельного нет. И от фотографии я вовремя избавился».

Всю дорогу мы ехали молча. Словоохотливый молдаванин в присутствии «товарища Иванова» как воды в рот набрал.

– Уж не знаю чего их изучать, сэр. Я придерживаюсь такого мнения, что чем меньше знаешь, тем легче жить.

«Волгу» мы оставили метров за сто до хлебокомбината. Я пошел в общежитие первым, чекисты сзади.

— Рассказал про Солженицына? — вполголоса спросил Иванов.

– Помнишь, Джордж, того испанского профессора, большого специалиста… тоже члена Клуба?

— Все рассказал, как договаривались, — так же вполголоса ответил молдаванин.

— Посмотрим, стуканет, падла, или нет.

«Вот так контора! — подумал я. — Это ведь они своего водителя так проверяют. А я-то думал, какие общительные ребята в КГБ работают! С первым встречным прочитанным делятся».

– Да, разумеется. Иностранец, сэр? Он к нам уже давно не заглядывал, но у нас имеется его адрес.

Обыск у меня длился не больше часа. С профессиональной точки зрения мне было любопытно посмотреть, как ведут себя в реальной обстановке офицеры госбезопасности. Работали ребята слаженно. Пока один из них просматривал одежду в шкафу, прощупывал швы на кителе и шинели, другой бесцеремонно отодрал клеенку со стола, вытряхнул на пол мусор из корзины, проверил содержимое прикроватной тумбочки. Ни одной минуты они не потратили зря, ни одного предмета не оставили не осмотренным. Но ничего предосудительного не нашли, так как ничего не было!

Единственный предмет, который привлек внимание чекистов, были джинсы «Монтана».

– Отлично, положи его утром рядом с ботинками мистера Неферти. Скажи, Джордж, а Университет по-прежнему открыт?

— Смотри, — обратился Иванов к молдаванину, — самая что ни на есть фирмовая «Монтана». А все говорят, что менты плохо живут, последний хрен без соли доедают. А вот как копнешь поглубже, и уже не последний, и вовсе не хрен!

— Ты за сколько ее брал? — по-свойски спросил молдаванин.

– Не уверен, сэр. Если вы спросите мое мнение, то я считаю, что с него все и началось… со студенческих бунтов, сэр.

— По блату, за две сотки, — нехотя ответил я.

— Серега своему сыну тоже за двести где-то надыбал, — любуясь тройной строкой, сказал Иванов.

– По-моему, Джордж, причины все же несколько глубже.

— А что, не мог по госцене купить? — удивился я.

— Нет на «Монтану» госцены, так как фирмы такой — «Монтана» — нет в природе. Нашим внешнеторговым организациям не с кем договор о поставках заключать. Это своего рода феномен американской экономики: джинсы есть, а фирмы, которая их выпускает, — нет! Оттого на них цена такая — заоблачная.

— На все есть госцена, — недоверчиво сказал я.

– Да, сэр. Так часто бывает, сэр. Вам больше ничего не нужно, сэр? Спокойной ночи, сэр.

— Найди на своих штанах, на этикетке, страну, где их произвели. Нету? То-то и оно!

— На «Адидасе» вроде бы тоже не написано, где его производят, — упорствовал я.

На следующее утро, после хорошего английского завтрака, мы выходим в город. Сначала небольшая прогулка. Единственное такси в Зоне реквизировано в полное распоряжение Делегаций. Мы в зоне развалин, свободных участков и постепенно разрушающихся недостроенных зданий. Некоторые из них, предназначавшиеся под жилье, теперь таращатся десятью этажами железобетонных плит и ржавой железной арматуры. Некоторые этажи заселили арабские семьи вместе со своими козами и курами.

— Нашел с чем сравнивать! «Адидас» — это известнейшая западногерманская фирма, всю нашу олимпийскую сборную одевает. — Иванов посмотрел на часы, знаком велел молдаванину заканчивать. — Я пойду на вахту, позвоню, узнаю, что нам дальше делать.

— Погодите, товарищ Иванов, — остановил я его. — А вы что же, обыск оформлять никак не будете?

– А это правда, что здесь водятся гигантские сколопендры?

— Какой обыск? — улыбнулся чекист. — Мы никакого обыска не делали. Дружеская проверка, только и всего.

– Правда. Видел их собственными глазами… тошнотворное зрелище. Вонь такая, что с ног сбивает.

— Понятно. — Я стал складывать обратно в шкаф выброшенные вещи.

– А правда, что им приносят в жертву людей?

— Едем в контору! — сказал вернувшийся с проходной Иванов.

– Ну, честно говоря, не без этого.

На выходе из общежития нам попалась Инга с ребенком на руках. С первого взгляда она поняла, что я задержан.

— Как заедешь, зазвони! — сказала она, подкрепив свои слова характерным жестом.

Ряд низких, не выше трех этажей, домов, частью глинобитных, частью бетонных, в причудливых сочетаниях, иногда стоящих прямо поперек дороги, так что пришлось построить над ними эстакаду или проложить под ними тоннель. Все это в целом походит на гигантский улей, построенный какими-то насекомыми, чувство симметрии у которых было нарушено, после того как им скормили дозу изменяющего сознание наркотика.

— Чего-чего? Что она сказала? — спросил молдаванин, когда мы отошли на некоторое расстояние. — Зазвони? Это что такое?

– Улицы тут нужно выбирать тщательно. Некоторые кончаются тупиком. И одному Господу известно, сколько мертвецов гниет в этих норах.

Иванов снисходительно, одними краешками губ, улыбнулся.

– Что здесь произошло?

— Перевожу тебе с уголовного жаргона на человеческий язык. Она сказала Лаптеву: «Когда тебе предъявят обвинение и посадят в тюрьму, когда ты точно будешь знать номер своей камеры, дай весточку на волю, сообщи, в чем тебя обвиняют и где сидишь. Пока будешь под арестом, за комнату не беспокойся — мы присмотрим». Все так?

– Рухнул рынок акций, – говорит Уилсон, показывая на заполонившую улицу толпу. Ему каким-то образом удается находить в ней проход и идти вперед с такой легкостью, как если бы на улице не было ни единой души, кроме него самого и Неферти.

Я с уважением поднял большой палец. Браво, Иванов! Приятно иметь дело с профессионалом. Даже если он твой враг.

Постараюсь объяснять по-простому, по-понятному. Допустим, страна обанкротилась. В сейфах не осталось золота, правительство печатает бумажные деньги, которые ничем не обеспечены. От этого ситуация только ухудшается, так что вскоре эти бумажки уже не годятся даже на то, чтобы подтирать ими задницу. То же самое и здесь. Было выпущено очень большое количество подложных человеческих акций. Они не обеспечены ничем. Вместо золота обеспечением в данном случае служит Сек, измеряемая в Энергетических Единицах. А у них больше нет Секем. А началось все с того, что они начали урезать потихоньку норму Секем каждому на несколько единиц – в расчете на то, что никто ничего не заметит.

И еще об «Иванове». 6 ноября 1981 года, актовый зал Омской высшей школы МВД СССР. Весь личный состав школы собран на инструктивное совещание по мерам безопасности во время проведения ноябрьской демонстрации трудящихся. Ведущий совещание полковник объявляет:

– И как много здесь гигантских сколопендр?

— Слово предоставляется представителю КГБ.

– Ну, в начале существовал единственный экземпляр. Но он быстро приспособился к обстановке. Теперь их тут штук тридцать.

К трибуне подходит плешивый мужичок в форме подполковника госбезопасности.

– Влияет ли на них дефицит Сек?

— Перед вами выступает представитель КГБ, — сказал он.

В зале засмеялись. Вот это секретность: ни имени у человека, ни фамилии!

– С чего бы? Они от этого только растут как на дрожжах. Как и большинство насекомых и некоторые растения. Секем необходима только млекопитающим. Вы обратили внимание на то, что здесь нет животных? Ни кошек тебе, ни белок…

Поняв, что сморозил ерунду, контрразведчик поправился:

– Я думал, что их просто съели.

— Подполковник госбезопасности Иванов…

– Нет, ни в коем случае. Они ушли сами – пришел Крысолов с дудочкой и увел их.

От хохота зал слег вповалку. «Иванов!» Ну конечно, Иванов! Кого же еще могут послать на совещание, не Петрова же, не Сидорова, не Забодайкобылу! Только Иванова.

Уилсон снова устремляет взгляд на бредущую мимо толпу:

Областное управление КГБ располагалось на площади Ленина. Поговаривали, что во внутреннем дворе управления есть своя небольшая тюрьма для особо важных преступников.

– Самое очевидное решение: вырыть глубокую яму и загнать туда их всех, пока у этих человеческих акций еще наличествуют реакции.

Мы подъехали к главному входу, по невысокому крыльцу поднялись к массивным входным дверям высотой в полтора человеческих роста. За дверьми простирался большой вестибюль, заканчивающийся широким лестничным маршем на верхние этажи. Ступеньки парадной лестницы были покрыты красной ковровой дорожкой. У самой лестницы пост. Проверкой документов занимался немолодой прапорщик в военной форме с темно-синими петлицами.

С этими словами он тыкает прохожего острым концом своей электрической трости. Прохожий издает нечеловеческий вопль и отпрыгивает на шесть футов.

Влево и вправо от входа в глубь здания шли коридоры с высокими арочными потолками. Между коридорами и входом в здание — две небольшие комнаты для приема граждан. Меня поместили в левую комнату.

– Видите, что я имел в виду? А затем дело только за бульдозерами. Вы, по-моему, хотели полюбоваться на сколопендр? Натяните-ка вот эту маску.

Интерьер помещения для приема граждан отличался простотой и аскетизмом: посреди комнаты — стол, по краям его — два стула, на стене — плакат с цитатой из Конституции. На окне решетка. Пепельницы на столе нет, значит, курить здесь запрещено. Я проверил мебель. Стол оказался вмонтированным в пол, стулья можно было двигать.

Впереди нас – стоящая стеной толпа изможденных людей, многие из них полностью обнажены и выставляют напоказ чудовищно деформированные гениталии.

Зайдя в вестибюль, сопровождающие меня лица разделились: Иванов пошел на второй этаж, молдаванин проводил меня в комнату с цитатой, велел подождать и исчез. На смену ему пришел мужчина, одетый в серый костюм с однотонным галстуком. Он записал мои показания относительно Солодова и ушел, велев немного подождать.

– Похоже, нам сейчас понадобятся наши хлопушки.

Ждать пришлось минут десять. Новый чекист был невыразительной внешности. Он расспрашивал меня исключительно о жизни в райотделе. Никаких пометок по ходу беседы он не делал, из чего я сделал вывод, что комната прослушивается, а все разговоры в ней записываются на магнитофон.

Это пистолеты калибра .10 с цилиндрами, содержащими пули 0.33. Пули эти имеют заостренный конец из твердого металла, основание из того же материала и корпус из мягкого металла, который расплющивается при попадании, образуя диск размером в половину серебряного доллара.

– Эта пуля расплющивается о человеческую плоть и не проникает внутрь. Зато она прекрасно входит в ту жижу, что у насекомых под панцирем. Ну что же, пожалуй, пора начинать.

— Ничего предосудительного о своих коллегах сказать не могу. У нас сплоченный коллектив единомышленников, беззаветно преданных делу партии и советского правительства. Руководство РОВД процентоманией не страдает. Замполит райотдела — очень душевный человек, к каждому сотруднику найдет свой ключик. О Вьюгине ничего сказать не могу, не мой уровень общения… Ах да, комнату в общежитии я получил по его протекции… Жена Вьюгина? Это та женщина, что была с ним на похоронах? Я видел ее в первый раз… О чем говорят сотрудники между собой? Например, все обсуждают, куда делся наш министр внутренних дел Щелоков. Столько лет он был примером для подражания — и вот слетел со всех постов и обвинен то ли в контрабанде, то ли в коррупции. Вы не в курсе, где сейчас Щелоков? Тоже не знаете? Жаль. О чем еще у нас говорят? О женщинах, о раскрываемости преступлений, о дежурствах, о видах на урожай на мичуринских участках, о дефиците мяса и сгущенки, о футболе и хоккее.

Револьверы стреляют практически бесшумно и хлопки их звучат не громче, чем хлопок, когда вынимаешь пробку из бутылки наполовину выдохшегося шампанского, но последствия весьма эффектны. Тела разлетаются ошметками во все стороны, словно гнилые арбузы.

— У вас хорошо поставлена речь, — резюмировал итоги нашей беседы чекист. — Чувствуется эрудиция и профессиональная грамотность. Но вам как комсомольцу и перспективному работнику не стоит закрывать глаза на вопиющие нарушения соцзаконности и дисциплины. Что, у вас в отделе не процветают пьянство и кумовство? Ваш коллега, инспектор Андреев, пьет как запойный алкоголик. Это что, новость для вас? А Матвеев, который «забыл» о задержанном Селивановском? А садистские игры в «электрика»? Это ведь ваши коллеги, Андрей Николаевич, ради признательных показаний применяют к задержанным преступникам незаконные методы физического воздействия. А секретарь вашей комсомольской организации, который лично вам, товарищ Лаптев, не мог дать достойный отпор в диспуте о запрещенных в СССР исполнителях? Что это за комсомольский деятель, если теряется, услышав слово «ретроград»?

– Накинь-ка этот одноразовый дождевик, герой.

В первое мгновение я был ошеломлен. Чекист оказался осведомлен о жизни в РОВД не хуже, чем я. Потом, пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что ничего особенно тайного он мне не сообщил. Все факты, изложенные им, как говорится, лежали на поверхности. Хотя откуда он знал о моем диспуте с комсомольским вожаком, я объяснить не могу.

Набросив на плечи длинные пластиковые плащи.

— Слушать «Бони М», — сказал он мне напоследок, — не самый большой грех для комсомольца. Утверждать, что, кроме «Бони М», в СССР слушать больше нечего, — вот это недопустимо.

они проходят в брешь, проложенную пулями; под ногами у них все еще корчатся и дергаются оторванные когти и мандибулы ларв. Затем они осторожно, чтобы не запачкаться, выбрасывают плащи в мусорный бак.

Следующий сотрудник КГБ говорил со мной о хлебозаводе.

В воздухе слышится жужжание сколопендр, принадлежащих к крылатой разновидности: они откладывают яйца в несчастных.

— Я мало общаюсь с работниками хлебокомбината. О чем они говорят между собой? Мужики, понятное дело, о выпивке, о женщинах, об алиментах, о начальстве, о том, где перехватить денег до получки. О чем говорят женщины, я не знаю. Я с ними не общаюсь… Моя невеста?! Ну и что, что она работает на заводе. Она мещанка. У нее все разговоры о тряпках да о еде.

– Как они вылупляются… это еще то зрелище… вон там, гляди!

Воспользовавшись паузой, я спросил:

Нагой человек разрывает пальцами свою плоть, крича от боли, в то время как голова сколопендры пробивается сквозь его кожу в брызгах крови и гноя. Молчаливая толпа проходит мимо, лица ничего не выражающие, оцепеневшие. Обреченная жертва бьется в конвульсиях на земле, в то время как голова еще одной сколопендры пробивается наружу через головку его пениса. Еще одна сколопендра, проев насквозь глазное яблоко, появляется из глазницы. Уилсон добивает несчастного метким выстрелом из своего Н&К .Р-7.

— Время уже девятый час. Скажите, я нахожусь здесь в каком статусе?



Чекист с невозмутимым лицом ответил:

— Мы пригласили вас на беседу. Сейчас я закончу с вами, и подойдет ответственный товарищ, который проводит вас на выход. А что это вы вдруг обеспокоились своим процессуальным положением?

Зона узких проходов между рядами проволочных клеток – шесть футов в длину, четыре в глубину, пять в высоту, – составленных в четыре ряда. В верхних рядах половина клеток пустует, потому что немногие могут вскарабкаться туда по веревочным лестницам и бревнам, на которых сделаны топором засечки. Нижние клетки битком набиты мертвецами и умирающими людьми, у которых сил не хватает даже на то, чтобы выплеснуть ведро с отходами на глиняные дорожки, проложенные внутри этого человеческого крольчатника, переходящего постепенно в голые склоны холмов и развалины жилых кварталов.

— Я с самого утра ничего не ел и не пил. Мне, честно говоря, охота в туалет. Мне можно закурить?

Они попадают в небольшой амфитеатр с высеченными из известняка трибунами, окружающими небольшую круглую сцену не более двадцати футов в диаметре, вымощенную каменными плитами. В середине круга находится каменная стела, покрытая мелкими надписями, выложенными из волос, когтей, глаз и ножек сколопендр; иероглифы шевелятся и спазматически дергаются, от чего время от времени наползают друг на друга, перепутываются или превращаются в каракули. Камень живет своей собственной отвратительной жизнью. Под стелой на топчане лежит обнаженный мужчина, привязанный к ложу кожаными ремнями. Топчан изготовлен из твердых пород древесины, а ноги мужчины просунуты в отверстия на мраморном полу – судя по виду, очень древнего происхождения.

— Потерпите немного. Давайте поговорим об общежитии.

Зрители тоже полностью обнажены, если не считать изящных ожерелий в виде сколопендр и браслетов из золотых сегментов с опаловыми глазками; рты зрителей приоткрыты, воздух наполнен их зловонным дыханием, мышцы и кожа на черепах находятся в постоянном движении, корча различные рожи, расширенные зрачки похожи на сверкающие черные зеркала, в которых отражается гнусный идиотский голод.

— Что именно вас интересует, кто с кем спит? — не удержавшись от резкости, выпалил я.

– Мы едим вместе с пендрами.

Контрразведчик усмехнулся.

Судя по всему, это lajeunesse doree40 Пендравиля.

— Что же, давайте поговорим на эту тему. Вы, Андрей Николаевич, с кем из женщин общежития состоите в интимных отношениях? Совсем недавно Комарова Галина к вам в комнату в непотребном виде заходила.

Неферти и Уилсон пробиваются в первый ряд. Робкие «пендры», как именуют местных жителей, уступают им путь.

— Это была шутка.

Слышится звук текущей воды. Когда резервуар наполняется, механизм поднимает бронзовую решетку, установленную с одной из сторон театра. Оттуда показывается голова огромной сколопендры, от которой исходит вонь, словно от дерьма стервятника, нажравшегося дохлых земляных крабов. Человек, привязанный к топчану, начинает кричать, завидев сколопендру. Та поднимает голову повыше и оглядывается, явно реагируя на звук.

— Ваш знакомый Солодов пытался нам антисоветские стишки как шутку преподнести. Так мы поговорим о деле или будем колкостями обмениваться?

Неферти стоит в изголовье топчана, небрежно положив одну руку на стелу, и вытягивая вторую в направлении гигантской сколопендры, которая тем временем приближается с жуткой скоростью. Пальцы Неферти превращаются в шевелящиеся в воздухе лапки сколопендры, они прикасаются к стеле и одним незаметным движением стирают древние надписи, которые осыпаются пылью на землю.

— В последнее время в нашем общежитии обсуждают постоянные перебои с горячим водоснабжением, исчезнувших из продажи кур, выбитое стекло в туалете, венерические болезни и романтическую любовь. Разговоры антисоветской направленности не ведутся.

Сколопендра на глазах сморщивается и наконец рассыпается облаком красной пыли, которое поднимается в воздух и медленно оседает на зрительные ряды. Связанный человек вырывается из кожаных пут, которые тут же превращаются в черный порошок.

В половине одиннадцатого я остался один. Судя по звукам, здание опустело. В туалет хотелось все больше и больше. Набравшись храбрости, я вышел в вестибюль.

Миссия выполнена.

— Далеко собрался? — панибратски спросил меня прапорщик.

— Мне надо в туалет.

— Потерпи немного. Скоро за тобой придут.

— Я не могу терпеть.

5

— А я ничем не могу тебе помочь. Все туалеты в здании служебные. Здесь, поблизости, туалета нет, а чтобы мне отвести тебя внутрь здания, надо выписать пропуск. Бюро пропусков закрыто, так что потерпи малость.

— Должен же быть у вас туалет для посетителей!

Неферти пробирается по узким улочкам населенных сельской беднотой трущоб на окраине Мемфиса. Взгляды, давно потухшие от нищеты, болезней и голода, буравят ему спину. Встречные мужчины отворачиваются, а женщины прикрывают лица, ибо он принадлежит к ненавистной и страшной касте Писцов, к элите, в руках которой – власть.

— У нас не бывает посетителей.

— Тогда отведи меня в туалет для задержанных. Задержанные-то у вас есть?

— Ты — не задержанный. Ты — приглашенный на беседу, так что терпи!

Неферти родился на побережье в семье рыбака. Его родители были бедны, но не так, как эти жители долины. Есть такие ракообразные – их еще зовут морскими скорпионами, – которые в большой цене у богачей, а Неферти знал, где они ловятся, точно так же, как ему всегда было известно, живет ли в определенном доме скорпион или сороконожка. Он чует их примерно так же, как чует приближение опасности. От морских скорпионов исходит та же самая эманация – в более слабой концентрации, но он ее ощущает.

Я зарычал, как белка, у которой отобрали любимый орешек, и вернулся на место. Силы терпеть еще были.

– Сушить весла! Морские скорпионы тут.

Когда он доставлял лакомый продукт богачам, ему часто делались различные предложения. Но он давно уже пришел к выводу, что предложения бывают разные – не все из них следует принимать. И вот не так давно он наконец получил стоящее: стать Писцом, пойти в ученики к старому педерасту Сезострису.

Глава 12

Неферти запоминает иероглифы с потрясающей скоростью. У Сезостриса еще никогда не было такого ученика. Неферти знает, что отклонения от нормы в любую сторону (а особенно в положительную) вызывают подозрения. Но у него мало времени.

В застенках КГБ

Неферти расписывает заранее все встречи на каждый день и свое поведение в ходе этих встреч. Разумеется, ему приходится все этим заниматься в тайне от Сезостриса. Прогуливаясь, он мыслит иероглифами, составляет их из увиденного им по дороге: рогатой совы, ног, глаз, рта, раскинувшейся перед ним пустынной улицы. И сам он, на каждом шагу своем, выписывает некий иероглиф: «выступать вперед» – ноги и глаза (ожидание дороги), сноп пшеницы в поле (его эрегированный член под набедренной повязкой). «Выступать вперед, ожидая тебя, из тех, кто был прежде»: ноги, глаза, рот, дорога, указующий перст, эрегированный член, сноп пшеницы.

Чем занимался разведчик Штирлиц в застенках гестапо, пока папаша Мюллер рыскал по Берлину в поисках радистки Кэт? Штирлиц выкладывал на столе ежика из спичек и размышлял: «Моя позиция в деле Рунге неоспорима». Я фигурки выкладывать не буду. Я и так знаю, что моя позиция в деле Солодова безупречна. Можно, конечно, усмотреть в моих действиях какой-нибудь должностной проступок, но я об этом даже думать не желаю. В застенках надо размышлять на отвлеченные темы.

Каждый отдельный иероглиф можно написать многими способами. Затем иероглифы складываются в картинку, а картинка обладает способностью двигаться. Целые панели покрыты иероглифами, которые можно по всякому переставлять. Неферти изобретает собственные иероглифы, обозначающие отдельные панели и последовательность их соединения в целое. Если соединение произведено правильно, рогатая сова загорается ярким светом.

Например, о Конституции. Прямо передо мной висит плакат с цитатой из Конституции о порядке приема заявлений у граждан. Забавно, но я, имея диплом юриста, Конституцию от начала до конца никогда не читал. На экзаменах из всей Конституции требовалось знать пару-тройку статей. Например, статью шестую: «КПСС является руководящей и направляющей силой советского общества, ядром политической системы СССР». Все остальные статьи в советской Конституции — это набор лозунгов: все плохое запрещается, все хорошее разрешено.



А еще Конституция — это имя жены доцента Моисеенко. Конституция Карловна старше мужа на десять лет. За год общения я никогда не видел на ее лице улыбки. Конституция Моисеенко преподает в Омском университете курс «Марксистско-ленинская этика и эстетика». Студентам ее я не завидую. Конституция Карловна строга без меры, малейшее отклонение от марксистских догм считает преступлением, накрашенные губы у вчерашней школьницы — вызовом обществу.

Официальная должность Аббаты – Надсмотрщик над Писцами, и хотя Писцов так много, что работы на них на всех не хватает, он сохраняет свою власть над ними, выполняя обязанности, в чем-то похожие на обязанности современного художественного критика.

Муж ее, Владимир Павлович, в быту весельчак, любящий выпить и поговорить на отвлеченные темы. Одно из его увлечений — современная научно-фантастическая литература.

Писцы разделяются на множество школ традиционалисты, натуралисты, функционалисты, ситуационисты, пунктуалисты, хаотисты, головоломщики. Аббата неизменно поручает работы самым зашоренным, консервативным и банальным писцам, поэтому рынок постоянно завален их безжизненными и лишенными всякой художественной ценности произведениями. Но его положение становится шатким: торговцы начинают советоваться со своим собственным Надсмотрщиком. Даже самые безвкусные и вульгарные парвеню из среды нарождающегося купеческого класса начинают жаловаться, что от фресок веет скукой, что все они нарисованы в одной перспективе и при одинаковом освещении.

– Нам нужны работы головоломщиков!

— Андрей, — как-то сказал он мне, — а ты никогда не замечал, что действие в советских фантастических рассказах происходит, как правило, за рубежом? В СССР нашим фантастам не развернуться: у нас нет ни злодеев вселенского масштаба, ни полоумных ученых, мечтающих взорвать весь мир, ни милитаристов, ни корпораций, заменяющих собой правительство. У нас в стране «все правильно», и бороться положительному герою не с чем и не с кем. А вот за границей — другое дело, там есть место для подвига. Но я не об этом. В каждом произведении, где действие разворачивается в капиталистической стране, авторы с особым смаком описывают бытовую сторону жизни героя. Вот он проснулся на шелковых простынях, сел в «Мерседес», закурил сигару, поехал в бар выпить виски. Без виски в наших произведениях ни злодеи, ни положительные герои обойтись не могут. А еще их окружают сногсшибательные красавицы в вечерних платьях, любвеобильные и раскованные. И все они, и мужчины и женщины, не садятся кушать без кетчупа. Ты знаешь, что такое «кетчуп»? Я тоже не знал, специально поинтересовался. Кетчуп — это что-то вроде нашей томатной пасты. Отчего он так популярен на западе, ума не приложу.

В работах писцов, принадлежащих к школе головоломщиков, все иероглифы образуют в совокупности большую картину: глаз, фаллос, вода, птицы, животные рассказывают целую историю. Вначале кажется, что перед тобой – просто какая-то несколько странная картинка, но затем на небе и на водной глади начинают проступать иероглифы, они выскакивают юркими ящерками, проносятся через картину прыткими зайцами минут, выползают неподвижными жабами столетий, вылезают из кучки экскрементов, брошенных злобной обезьяной, брызжут каплями из ручьев, мальчишка мастурбирует в тени совиных крыльев, флюгер-вертушка вращается на ветру.

Моисеенко закуривает «БТ», пытливо смотрит мне в глаза.

Власть Аббаты зависит от его способности заставить других Надсмотрщиков поддержать его линию. Это ему с каждым днем удается все хуже и хуже.

— Андрей, ну что, у вас с Мариной… никак не получится?

Всем становится очевидно, что его вкусы наносят ущерб состоянию дел на рынке. Остальные надсмотрщики начинают сторониться Аббаты, избегая витающего над ним запаха поражения, и, как поговаривают, Старец «заказал» его своим ассасинам.

Марина — это дочь Владимира Павловича и Конституции Карловны. Ей семнадцать лет, она учится в десятом классе. Ростом Марина на голову ниже меня, слегка полноватая, с не по-девичьи развитой грудью. У Марины округлое лицо, пухленькие щечки, карие глаза, широкий рот и слегка приплюснутый нос. В Марине явно гуляет восточноазиатская кровь. И темперамент у нее не в мамашу, холодную высокомерную немку.

Кинжал может ударить из-за любого угла, из любого дверного проема. Да, у него конечно же есть телохранители, но любой из них может оказаться агентом Аламута.

В марте месяце, когда я учился на третьем курсе, доцент Моисеенко пригласил меня к себе домой, помочь ему в работе над докторской диссертацией. Отказаться я, естественно, не мог. Моисеенко был не только очень влиятельным человеком в школе, он был еще членом государственной экзаменационной комиссии по марксистско-ленинской философии.

После разбора материалов, который занял совсем немного времени, я был приглашен к семейному столу. После обеда я и Марина пошли прогуляться по городу. Оставшись наедине, мы очень быстро пришли к единому мнению, что мы ни при каких условиях не сможем быть мужем и женой. Я не соответствовал ее представлениям о будущем супруге, а Марина никак не вписывалась в мои понятия о женской красоте. Жить с человеком, который не привлекателен для меня внешне, я не собирался и не собираюсь до сих пор. Поговорка «Стерпится — слюбится» не для меня.

Времена стояли тревожные. В небесах шла война:

— Ну что же, — сказала Марина после выяснения отношений, — пойдем, познакомимся поближе? У меня есть ключ от свободной хаты.

единственный Бог возжелал истребить всех прочих и завладеть абсолютной властью. Жрецы переметывались с одной стороны на другую. Революция начиналась на Юге, надвигалась с Востока и из Западных пустынь. Богатые безраздельно владели не только землей и богатствами: они безраздельно владели Западными Землями. Ведь только членам определенных семейств дозволялось мумифицировать себя и таким путем достигать бессмертия.

Пошли. Познакомились. Обоим понравилось. Стали встречаться. Раз, второй, третий, пятый.

Сам Неферти примкнул к бунтовщикам, последователям Многобожия. Жрец Единобожников недавно выпустил новый эдикт, запрещающий содомию. Она карается отныне сажанием на кол. Теперь его отношения со старым педерастом Сезострисом стали источником повышенной опасности.

Вскоре Моисеенко отвел меня в сторону и, стараясь не смотреть мне в глаза, сказал:

Покровитель Неферти – добрый, беспомощный старик, предпочтения которого меняются изо дня в день. Он никак не может решиться, какую сторону занять ему в жестоком конфликте, вспыхнувшем по вопросу о количестве богов. Неферти медленно подталкивал его к мысли, что нейтралитет в данном случае невозможен – особенно в свете последнего эдикта. Его враги только и поджидают, чтобы воспользоваться подобным случаем. Пытаясь же не заводить себе врагов, Сезострис добьется только того, что у него не останется друзей, на которых он мог бы понадеяться.

— Андрей, мы с Конституцией Карловной посоветовались и решили: хватит вам с Маринкой по знакомым уединяться, пустые квартиры искать. Захотите «встретиться» — оставайся у нас на ночь.

Неферти намеревался завладеть секретным папирусом Западных Земель. Считалось, что писцам его уровня не полагается даже знать о существовании подобного папируса. На случай ареста он постоянно носил при себе алавастр с ядом и стилет с бороздкой, наполненной ядом кобры.

Так я стал вхож в семью Моисеенко.

Ученики Писцов проживали в общих опочивальнях, где царила суровая дисциплина. Впрочем, Неферти удалось избежать этой сомнительной чести в силу своих особых отношений с Сезострисом. Особое положение Неферти в сочетании с исключительными способностями делали его легкой мишенью для ненависти и зависти окружающих, мощных как удар кулака и острых как лезвие топора.

Потом выяснилось, что весь замысел со знакомством принадлежал жене доцента.

Иероглиф плюющейся кобры обеспечивает защиту и покровительство. Он знает, когда и каким плеваться ядом, и у него имеются единомышленники. Но в настоящий момент его положение крайне шаткое. Чтобы продолжать связь с Сезострисом ему приходится все время изобретать новые и новые места свиданий: иногда это потайная комната в деревенском домике, иногда – секретные пещеры или гроты.

— Володя, — сказала она супругу, — у девочки бушуют гормоны, и мы ничего с этим не сможем поделать. Она все равно станет жить половой жизнью. Давай познакомим ее с хорошим, порядочным парнем, и пусть их отношения протекают у нас под контролем… А мужа мы ей потом подберем.

Лукавила, лукавила Конституция Карловна! Она хотела не под контроль взять половую жизнь дочери, а упорядочить ее. Марина-то еще в седьмом классе с превеликой радостью с девственностью рассталась, только папа об этом не догадывался.

Каждый Писец обязан знать назубок пантеон египетских богов: Ра, Бает, Сета, Озириса, Амона, Гора, Изиду, Нут, Хатор. Часть божеств известна только немногим посвященным – Кричащий Скорпион, например. Этот полукот, полускорпион, как говорят, родился от священного союза Бает и Богини-Скорпиона, у которой верткий хвост, напитанный смертельным ядом, цепкие кошачьи когти и насекомые мандибулы; вызвать это божество можно лишь при помощи самых кошмарных заклинаний. А еще существует Бог-Сколопендра, с членистым телом, ядовитыми клыками, выступающими из шейных желез, и прозрачной человеческой головой, в которой за красными фасетчатыми глазами мерцает раскаленный добела человеческий мозг. Укус Бога-Сколопендры ведет к ужасной агонии; жертва выглядит так, словно ее зажарили живьем. Бог-Сколопендра обитает в пещерах из красного песчаника, находящихся в огнедышащих Южных Землях.

…Из вестибюля до меня донесся голос прапорщика, разговаривающего по внутренней связи:

Неферти изготовляет маленькие бруски из глины и твердых пород дерева, на них он вырезает выпуклые изображения иероглифов, так что ему остается только намазать поверхность бруска чернилами и оттиснуть изображение на папирусе, чтобы получить надпись. Этим способом он может призывать Демонов и Помощников с целью заставить их выполнить, в зависимости от обстоятельств, конкретное задание. Они располагают особыми возможностями, оружием и способами передвижения, у них свои враги и друзья, начальники и подчиненные.

— Промашка вышла: судя по всему, про него забыли. Вот так и получилось: то он был всем нужен, то никому… Уехал он уже, и домашний телефон не отвечает… Он в туалет просится. Куда я его поведу? Если ты на себя такую ответственность берешь, сам и веди. Хорошо, полчаса еще ждем и доложим старшему по смене.

Я посмотрел на время. Первый час ночи. Я провел в одиночестве всего минут сорок, а кажется, что уже скоро утро.

У одного из Помощников характерная вмятина на головке члена: там, где Создатель оставил отпечаток своего пальца. Это был Его большой палец, но размером он не больше человеческого мизинца, только с тремя суставами вместо одного. Этот Помощник оставляет за собой мускусный запах, раскаты грома и синий аромат морского ветра. Его зовут Повелитель Ветров. Быстроногий и тонкокостный, он легко ступает по трясинам и зыбучим пескам, без усилия вскарабкивается на отвесный утес или на стену дворца. Его тонкие длинные пальцы могут свернуть шею или оторвать руку человеку. Он способен парировать самый быстрый удар шпаги и увернуться от летящей стрелы. Он – твой Помощник в опасных странствиях, он вытащит тебя из самых безысходных ситуаций. Он знает, как задушить спящего врага при помощи семенного шнурка Банг-утот, он источает ароматы доблести и опасности, хорьковых желез и пропитанных благовониями кружев, на которых остались пятна от вылазок в астральные пространства.

Шум в вестибюле отвлек меня от воспоминаний. Незаметно для себя я переключился на события недавних дней.

Его майянский аналог – А Пук, покровитель уличных мальчишек, бродяг и изгоев общества: лицо, изваянное из зеленого мрамора, пухлые выпяченные губы, глаза, рассыпающие искры, словно лезвия яшмовых ножей. Он знает каждый закоулок в трущобах Теночтитлана, все притоны и вонючие улочки Сколопендра-Сити. Его гладкий, полупрозрачный фаллос имеет зеленоватый окрас и источает аромат грибка и поганок, густых джунглей, не поддающихся дрессировке диких котов, орхидей, мха и старых камней.

«Мое первое предположение, что Лебедева шантажировала свою организацию, оказалось, судя по всему, правильным. Лена предъявила им свои условия, они откупились от нее долларами. Но что делать в СССР с долларами, если ты не имеешь выхода на валютчиков? В банке доллары на рубли не обменяешь, в «Березке» на них товары не купишь. Везде потребуют справку о происхождении валюты. Справки у нее нет. На кой черт ей доллары? Уехать по туристической путевке за границу и там остаться? В капстрану ее ни за что не выпустят. Она не член партии, не замужем, не имеет соответствующего стажа работы. Бежать в соцстрану — смысла нет, тут же выдадут назад. Стоп! О Лебедевой я еще успею поразмышлять. Пора вернуться назад, в Омск».

Еще один Помощник – это пребывающее в подростковом возрасте Ка бога Амсу. Этому созданию, обладающему сверкающей, лучезарной красотой, известны самые тончайшие нюансы всего, что связано с сексом и флиртом. Только он способен защитить от богинь сексуального уничтожения и смертоносного оргазма, от вампирши Лилит и от Икстаб – богини веревок, капканов и любовного удушения. Его фаллос представляет собой пульсирующую трубку, наполненную розовым опалесцирующим светом. Его запах, сладкий и тяжелый, наполняет тело мурашками и щекоткой наслаждения. Его волосы – огненно-красного цвета. Даже богиня Бает трепещет перед ним, превращаясь во влюбленную шлюху.

К августу месяцу я стал в семье Моисеенко своим человеком. Появлялся я у них не очень часто, зато иногда жил по три-четыре дня подряд. Если у меня было свободное время, то я помогал Владимиру Павловичу в разборе его личного архива, в подготовке материалов для докторской диссертации.

Помощник-Целитель – это флегматичный серый дух с добрым, печальным лицом, поскольку на его долю выпало много страданий. Но, несмотря на это, он расторопный и шустрый. Боль гаснет под его пальцами и болезнь ослабляет хватку. С ним приходит «запах чистых бинтов, свежий утренний ветерок, освежающий чело больного лихорадкой, сон после бессонной ночи.

Окончив десять классов, Маринка успешно сдала вступительные экзамены в институт. На радостях ее родители умотали в Крым, оставив меня присматривать за дочкой. За неделю совместного проживания мы с Маринкой так надоели друг другу, что возвращение родителей восприняли с облегчением. И тут в театре абсурда началась новая пьеса: Маринка на десять дней уехала в дом отдыха набираться сил перед учебой, а меня Владимир Павлович попросил помочь ему с архивом. Пришлось отложить отъезд домой и часть отпуска провести в Омске.

У каждого Помощника имеется соответствующий Демон-Супостат. Многие духи подвизаются сразу в обеих ролях. Некоторые старые демоны одержимы беззубой и беспомощной ненавистью, утолить которую им удается, только вселившись в тела злобных стариков – вахтеров и швейцаров.

Теперь я ночевал в Маринкиной комнате один. Утром вместо нее выходил к завтраку, вечером Владимир Павлович и Конституция Карловна желали мне спокойной ночи.



В архиве Владимира Павловича, на мой взгляд, самыми интересными документами были материалы, касающиеся его деда, профессора медицины, известного ученого-экспериментатора. В 1927–1929 годах он по заданию Совнаркома СССР занимался выведением новой (гибридной) породы людей. Скрещивал естественным путем женщин с самцами обезьяны. Эксперименты оказались неудачными. Профессора Моисеенко судили за вредительство и расстреляли. Самым примечательным в этой истории было то, что морально-этическая сторона экспериментов Моисеенко никого не волновала. Очень уж хотелось советскому правительству заполучить «гибридного» человека, способного заменить обычных советских людей на тяжелых и опасных работах.

Фараон примкнул к лагерю Единобожников, но у него практически нет опоры среди придворных. Очевидно, рано или поздно его просто убьют. Неферти не имеет ни малейшего желания примыкать к гиблому делу, целей и задач которого он к тому же все равно не разделяет, но Фараон и его тайная полиция пока что по-прежнему следят за ним. Шпики повсюду, они подслушивают и подсматривают. Приходится из кожи вон лезть, чтобы изображать из себя невиновного.

Примерно в это же время Конституция Карловна откровенно поговорила со мной о вопросах морали.

В какой угодно час дня или ночи Фараон может призвать любого к себе во дворец.

— Ты можешь думать обо мне все, что угодно: что я двуличная мегера, которая в институте не позволяет студенткам приходить на лекции в коротких юбках, а дома закрывает глаза на разврат. Запомни, Андрей, когда у тебя будут свои дети, ты посмотришь на мои поступки с другой стороны. Свои дети — это не студенты и не коллеги по кафедре.

– Фараон ожидает тебя! Иди!

Весь четвертый курс я был у Маринки «приходящим мужем». Для души я встречался с другими девушками, она, втайне от родителей, блудила со студентами.

Нет времени даже одеться; набросил поспешно халат – и в путь.

Наступило лето 1982 года. Я окончил школу, приказом министра Щелокова Н.А. мне было присвоено звание лейтенанта милиции. Перед отъездом Маринка уговорила меня сфотографироваться на память.

Перед тем как направиться к трону, становишься в шеренгу. Дворцовые стражники, принадлежащие к касте генетически модифицированных евнухов, движутся вдоль шеренги, обыскивая всех на предмет оружия. По их команде посетитель медленно направляется к трону.

Получив фотографию, Маринка долго рассматривала ее.

– Стоять!

— Материальное доказательство бытия, — вздохнув, сказала она. — Я теперь всем буду рассказывать, что ты соблазнил меня, обещал жениться, а потом бросил и уехал в другой город. Здорово ведь, правда?

Посетитель останавливается у подножия трона для Просвечивания. Фараон, на алебастрово-бледном лице которого горят черные, как у змеи, глаза, смотрит на тебя, мимо тебя, сквозь тебя, пытаясь отыскать скрытый в твоих мыслях кинжал, прислушиваясь к шелестящим на губах неосторожным словам, принюхиваясь, не пахнет ли от тебя потом страха и вины. Стражники стоят наготове по обе стороны трона. Когда легким движением посоха Фараон дает тебе знак подойти, ты стараешься ничем не выдать своего облегчения; иначе, неровен час, он взмахнет жезлом стражникам, и те накинутся на тебя и оттащат от трона.

…В животе у меня кольнуло. Ресурс терпения организма заканчивался. Я вышел в вестибюль.

Неферти владеет искусством телепатического блокирования и обмана. Нельзя делать вид, что твое сознание совершенно свободно от мыслей – ты сразу вызовешь подозрение. Необходимо создать завесу из ложных и безопасных мыслей, которая обманет Фараона: «Неужели я сейчас стою перед лицом живого бога?» Лесть никогда не бывает слишком грубой.

У стойки проверки документов совещались знакомый прапорщик и младший лейтенант.

— Что, невмоготу? — спросил прапорщик.

Стоит ли говорить, что враги, несомненно, попытаются воспользоваться ситуацией. Существуют телепаты-чревовещатели, способные подбросить в твой мозг нелояльные мыслишки: «Как долго еще эта свинья будет править нами? Рано или поздно этому фараонишке конец… скорее рано, чем поздно…» . А еще существуют Метатели Запахов, которые могут, подобравшись к жертве в толпе, метнуть в нее запах. Люди начинают шипеть и расступаться в стороны, оставляя жертву в центре круга, образованного горящими от ненависти и отвращения глазами. Иногда Метатели Запахов пользуются моментом Просвечивания для того, чтобы дискредитировать соперника, который предстает пред ликом Фараона, разя экскрементами. Впрочем, это опасный прием, потому что знаток этого искусства может отшвырнуть запах обратно в сторону атакующего, причем интенсивность вони при этом возрастает вдвое.

— Значит, так! — Мой голос отразился от пустых стен вестибюля и растаял в коридорах огромного здания. — К смертной казни через разрыв мочевого пузыря меня никто не приговаривал. Вы или сейчас ведете меня в туалет, или я сделаю лужу в каморке.



— Минуту потерпи! — попросил офицер. — Одну минуту.

Тайная Живопись, несмотря на то что является довольно распространенным преступлением, наказывается сажанием на кол в виде раскаленного добела бронзового фаллоса. Тайные Живописцы разделяются на племена, причем Неферти принадлежит к Племени Кобры. Члены этого племени всегда имеют при себе орудия самоубийства и собираются в тайных местах, чтобы похвастаться друг перед другом своими смертоносными сокровищами. При возможности они носят с собой одновременно максимальное их количество.

Я демонстративно полез расстегивать гульфик.

Места их сборищ являются тайными не в том смысле, что они хорошо сокрыты от посторонних глаз. Для непосвященного они выглядят как совершенно обыкновенный жилой дом или трактир. Если незваный гость зайдет в одно из таких мест, он не увидит ничего достойного внимания – скорее, напротив, ничего кругом не будет казаться достойным интереса или способным доставить удовольствие Пища окажется не то чтобы плохой, но именно такой, какая ему совсем не нравится. Если он отважится вступить с кем-либо из присутствующих в половую связь, соитие это окажется крайне неприятным, одновременно болезненным и отвратительным. Простыни на кроватях окажутся чистыми, но будут вызывать такое ощущение, словно они грязные и дурно пахнут.

Из коридора появился еще один прапорщик с пустой молочной бутылкой.

Один из гурманов, пишущих для путеводителей, зашел в такое место и вышел оттуда, чуть не лишившись всех своих вкусовых сосочков. Он стенал и закатывал глаза, словно Бешеный Жеребец в исполнении Джимми Дуранте41, отведав в качестве закуски какую-то омерзительную дрянь, после которой ему подали консервированные сардины, которые полагалось есть прямо из банки рожком для обуви, и запивать «Грин Ривер». На второе же ему предложили мясные обрезки из лавок, закрытых санитарной инспекцией, вымоченные в заплесневелом кетчупе, в сопровождении молочного коктейля на вишневом сиропе, щедро приправленного хрустящими на зубах не до конца растворившимися гранулами дешевого синтетического солода, за которым последовал фруктовый салат из консервированного ананаса и мушмулы с «Постумом»42.

— На, держи, — сказал он. — Горлышко широкое, не промажешь.

Они никогда не возвращаются. А иногда просто не успевают вовремя оттуда убраться. Некоторые разновидности вампиров, которые могут прикидываться и мужчинами и женщинами, проникают в комнаты к молодым людям. Предлагаемое ими наслаждение неотразимо, и жертва попадает в зависимость от этих ночных визитов, конца которым не может положить ни замок, ни заклятье. Постепенно жертва теряет всякий интерес к общению с людьми. Она живет исключительно ожиданием очередного визита вампира, после каждого из которых все больше слабеет и теряет интерес к жизни. Со временем несчастный становится похож на живую мумию. – Сексуальные вампиры уменьшили в десятки раз сельское население и опустошили обширные области. Многие начинали подозревать, что эти вампиры на самом деле – призраки мумий, которые таким образом поддерживают свое бессмертие и получают энергию, необходимую для того, чтобы поддерживал существование Западных Земель.

Избавившись от лишней жидкости в организме, я почувствовал, что больше всего на свете хочу курить. Даже чувство голода не так терзало мой уставший организм, как желание затянуться сигаретой. Я снова вышел в вестибюль.

Надвигается революция: многие из крупных имений уже захвачены партизанами.

— Теперь что? — хором спросили чекисты.

Партизанский вождь Мементот пригрозил «Я уничтожу каждую долбанную мумию, которая только попадет мне в руки! Богачи поливают Западные Земли кровью феллахов, строят ее на костях феллахов, освещают ее тьму их душами».

— Послушайте. Без каких-либо законных оснований вы держите меня взаперти целый день…

В ужасе богачи вызывают наемников с юга, мерзких эфиопов, которые наслаждаются пытками пленников. Распространено так называемое «сожжение в кисее». Жертву оборачивают в полосы кисеи, пропитанной пчелиным воском, пока она не начинает походить на мумию, а затем поджигают, чтобы полюбоваться Пляской Мумии под аккомпанемент флейт, их ужасные трели заглушают вопли горящей жертвы

— Да едут уже за тобой! — перебил младший лейтенант.

– Пляши! Пляши! Пляши! – кричат зрители, покатываясь со смеху.

— Тогда я могу закурить? — Я полез за сигаретами.

Пронзительное прерывистое шипение – и партизаны атакуют, словно молчаливые голодные духи Один из них прерывает танец мумии ловким ударом меча, отделяющим голову от обуглившейся плоти Голова с губами, застывшими в жуткой гримасе, па дает посреди наемников. Безвольные, словно марионетки, нити которых выпущены из рук хозяевами, укрывшимися в неприступных цитаделях, наемники под угрозой обнаженной стали тотчас забывают о похоти, пробужденной созерцанием пытки, и пополняют ряды партизан или же, рассеявшись, возвращаются в Жаркие Земли юга.

— Потерпи. Будь мужчиной. Мы не имеем права разрешать приглашенному на беседу лицу курить. Посиди еще немного. Попробуй прочитать цитату из Конституции задом наперед. Это поможет отвлечься.

Посреди Жарких Земель – семь артезианских колодцев, и все поселения в этих краях жмутся к источникам влаги. Дома в них лишены окон, если не считать маленьких вентиляционных отверстий, затянутых тканью, пропитанной маслом, чтобы внутрь не проникли насекомые. Масло жители также наносят на кожу, выходя на улицу, а одежда состоит из нескольких слоев шелка и высоких сапог до колена. Из дома же они выходят только по ночам, когда температура опускается до пятидесяти градусов. Дома охлаждаются постоянно смачиваемым водой слоем мешковины: чем сильнее жара, тем больше влаги испаряется, создавая холод.

Действительно, не прошло и получаса, как меня позвали на выход.

Колодцы питаются от подземных рек, которые иногда изменяют свое течение. В Японии жители принимают такие горячие ванны, что в них приходится оставаться абсолютно неподвижным до тех пор, пока не остынет вода. Одно движение – и ты ошпаришься до смерти. Та же ситуация в этих краях с воздухом, только он, в отличие от воды, не остывает никогда. Одно быстрое движение – и ты тут же поджаришься. Чтобы пересечь комнату, приходится потратить целый час. От разговора могут обгореть губы, а язык так распухнет от ожога, что заполнит глотку и умрешь от удушья. Три месяца этого кошмара, а затем едва ощутимо повеет свежестью, проливая бальзам на измученное тело, и ветра Господни принесут дождь.

Стояла теплая майская ночь. На главной площади города прожектора освещали памятник Ленину и парадный фасад обкома КПСС. Яркими цепочками уходили в бесконечность центральных улиц праздничные гирлянды. Над рекой висела блеклая луна. Сквозь невидимые в небе облака проглядывали звезды.

Некоторые весьма ценные минералы встречаются только в этих краях: металл, который можно лепить как глину, но который впоследствии застывает и становится прочным, как бронза, и горючий металл, который мерцает холодным матовым огнем, проливая во все стороны невидимый дождь смерти. Контакт с ним означает смерть в течение пары недель: плоть и внутренности высыхают, а кости становятся хрупкими и переламываются как тростинки. Только при помощи металлической мази можно защититься от смертельного излучения Горючего Серебра.

Я полной грудью вдохнул свежего воздуха и «поплыл». Свобода — осязаемая, ласковая, дурманящая голову пространством улиц и возможностью пойти куда глаза глядят — обняла меня и тихонечко подтолкнула вперед: «Иди, Андрей! Ты свободен. Весь мир перед тобой».

Мне вспомнился фильм «Щит и меч». Советский разведчик Иоган Вайс, пройдя жесткую проверку в гестапо, выходит из тюрьмы, смотрит на небо и многозначительно улыбается. Мне тоже надо придать лицу соответствующее случаю выражение.

Я гордо поджал губы, прищурился, глядя на далекую мерцающую звезду.

— Забирайте вашего зассанца! — крикнул прапорщик из-за моей спины кому-то в темноту. — Надоел он нам со своим нытьем.



Вот ведь сволочь! Такой торжественный момент испортил. А некультурно-то как: «зассанец»! Услышал бы его Феликс Эдмундович, покраснел бы до корней волос.

Компания Тайных Живописцев из Племени Кобры собралась на убогом постоялом дворе-. Они пьют великолепное вино, поданное в терракотовых кружках. «Чужаку» же здесь подадут вино, похожее больше на мочу, от которого скрипят зубы и оскоминой сводит рот. Правда, не все посторонние относятся к «чужакам» и не от всех стремятся поскорее избавиться. Но некоторые категории посетителей точно относятся к числу нежелательных гостей: это доносчики, дворцовые шпионы, распространители сплетен и слухов, фанатики и набожные ублюдки.

От стоящего в тени здания автомобиля отделился силуэт мужчины и быстро подошел к нам. Матвеев. Я обнял его и почувствовал пьянящую гордость за принадлежность к организации, которая не бросает своих сотрудников в трудную минуту. Пока я был на «беседе» в КГБ, мои коллеги развили бурную деятельность и добились моего освобождения. Если бы не они, сидеть бы мне в комнате для посетителей до утра, читать Конституцию да выпрашивать у чекистов то глоток воды, то затяжку сигаретой.

Как обычно, собравшиеся сравнивают свои орудия убийства и самоубийства, ядовитые булавки, кольца, зажимы, серьги и зубы, капсулы с ядом, зашитые под кожу, пропитанную ядом одежду. Для самоубийства лучше всего яды кобры или мамбы, которые действуют быстро и безболезненно, даже доставляют определенное удовольствие – многие даже уже пристрастились к яду кобры как к наркотику.

— Как ты, брат? — спросил Матвеев, ведя меня к вьюгинской «Волге». — Выдержал натиск упырей? Мы в тебе не сомневались.

Яд кобры, высушенный и введенный в тщательно подобранной дозе внутримышечно, вызывает чувство эйфории, длящееся до трех часов. Частое употребление ведет к зависимости, при которой иммунитет к яду возрастает. Это – полезное свойство в том случае, если яд кобры применяется как боевое оружие.

По пустынным ночным улицам Санек, водитель Вьюгина, гнал, не соблюдая правил, на прямых отрезках развивая скорость километров под сто. Не успел я выкурить сигарету, как мы остановились у РОВД.

В настоящее время употребление яда кобры ограничено церемонией инициации, а также дозволено немногим продвинутым адептам, которые общаются между собой при помощи змеиного шипения, урчания и иногда коротких визгливых криков, которые у рептилий соответствуют состоянию истерики. Вскоре у любителей яда кобры холодеет кровь, и они перестают видеть сны. Симптомы абстиненции ужасны: холодная кровь с температурой 24°С разогревается буквально в течение нескольких часов обратно до 36,6°С. Пациентов следует всеми возможными способами удерживать от самоубийства. Промышленные дозы героина – единственное спасение в том случае, если яд кобры недоступен, и, поскольку кобры не :всегда оказываются под рукой, немногие рискуют подсесть на эту опаснейшую субстанцию. К счастью, зависимость возникает только при достаточно долгом употреблении.

В кабинете Вьюгина меня дожидались он, Игошин и Зыбин. Сергей Сергеевич, едва я переступил порог кабинета, вышел из-за стола, крепко обнял меня.

А сейчас обратимся к некоторым из наиболее печальных примеров: хммм, да, Регги Карлтон… неизвестные особенности которых в своем роде наиболее отталкивающие. На самом деле человек чувствует подкатывающий к горлу прилив тошноты… отвратительный член, выпирающий прямо под пупком, сморщенная пурпурно-черная головка. Ствол выдается вперед, плоский в утолщении, с небольшими узелками пурпурно-розовой плоти вокруг короны, выделяющими смертельный яд. Пустые мертвые глаза, омерзительный конец. Изуродованные дети молят позади него о пощаде.

— Как ты там, Андрей, все нормально? — спросил Вьюгин. — В клетку они тебя не закрывали?

Все члены деформированы, одни распухли и имеют форму луковицы, другие тонкие как карандаши, двузубые пенисы с крошечными клыками вгрызаются друг в друга, извергая яд, пронзенная толстая кишка, пенис, теперь медленно растущий из пупка.

Я, перепрыгивая с одного на другое, начал рассказывать события прошедшего дня, но все замахали руками:

— Завтра, Андрей, завтра! Сегодня уже третий час ночи, по домам пора. Завтра оклемаешься, придешь в себя и все расскажешь. А пока…

Эти демоны Босха состоят в приятельских отношениях с Габонской Гадюкой, жирной змеей с симметричными узорами коричневого, белого и черного, в толщину она как средних размеров бедро, сужающаяся к притуплённому хвосту. Голова ее выглядит как маленькая лопатка, полупрозрачные серо-розовые ядовитые железы с каждой стороны пасти, в основании морды два небольших пурпурно-розовых отростка, которые, сокращаясь, осязают жертву (точные копии членов Габонцев). Вместо того чтобы извиваться подобно благопристойной змее, Габонская Гадюка ползет прямо вперед на своих ребрах, как целеустремленная гусеница.

Начальник райотдела достал из сейфа бутылку «Пшеничной», отработанным движением сдернул пробку, собственноручно разлил водку в приготовленные Зыбиным граненые стаканчики.

Несмотря на их толщину и апатичный внешний вид, они могут двигаться с огромной скоростью, чтобы поймать в броске крысу или вцепиться в ладонь зазевавшегося человека. Яд одновременно гемо– и невротоксичен, часто приводя к жестокому поражению нервной системы. Кровь, в которую попадает яд, удерживает его в нервной системе, а это в свою очередь приводит жертву к наиболее вероятному исходу – гангрене и другим инфекциям. Если человек не умирает от огромных клыков Габонской Гадюки, сочащихся ядом, он часто остается полным инвалидом. В одном случае жертва была парализована ниже шеи, в другом медленно умирала от развившегося воспалительного процесса. Рука жертвы была уже ампутирована, инфекция проникла в мозг.

Игошин поставил на стол кружку с водой. Запивать.

В довершение всего этого, Габонская Гадюка рычит, как рычала бы собака, если бы она была хладнокровной. Этот вой возвращает нас обратно к некоторым особям, которые появились в конце Эры Копий. Размером примерно с волка, отчасти рептилия, отчасти эмерджентное млекопитающее. Вероятно, оно было хладнокровным, с шерстью и зубами рептилии. Выглядело довольно многообещающе. Другие были теплокровными, покрыты чешуей и с волчьими зубами. Что случилось? Скорее всего, неприятности с термостатом.

Мы подняли стопки, выжидающе посмотрели на начальника.



— Что я вам хочу сказать, мужики. — Вьюгин сделал паузу, собираясь с мыслями. — В апреле два наших сержанта из ППС были в отгулах и повели в будний день студенток в кино. На выходе всех зрителей проверяли сотрудники КГБ: «Почему вы не на работе в дневное время?» К нашим парням претензий не было, а вот студентки, оказалось, сбежали с лекций. Комитетчики накатали официальную бумагу в институт, девчонок отчислили с последнего курса. Но это еще не все! Сегодня я получил представление из КГБ. Они требуют наказать наших сержантов за то, что они не проверили, в свободное ли от учебы время студентки пошли с ними в кино. Вот так и живем, с каждым днем все хуже и хуже, и неизвестно, куда катимся.

Бры культивируют в своей среде настороженную, злую сонливость, которая в любой миг может превратиться в холодную истерику убийственной ярости. Члены культа поклоняются многим ядовитым змеям, живущим смертью и приносящим ее: например, мамбе, которая падает с ветвей деревьев зеленой лентой, приоткрыв рот. Это тонкая стройная хрупкая змейка шести футов в длину и не толще трости. «Очень проворный. Очень толковый», – как писал Хемингуэй о генерале Омаре Брэдли. Ядовитые зубы у нее маленькие, поэтому местного раздражения или отека не возникает. Человек может даже не знать, что его укусила мамба, пока язык его и ноги не начнут заплетаться, и он не рухнет на землю. Врач в приемном покое констатирует через час: «умер в пути», если там найдется приемный покой и врач. Безболезненная смерть.

«Даже если это он убил Ленку, я никогда не продам его. Он мне как отец родной. Даже больше, чем отец. Мой отец никогда не понимал меня, а с Вьюгиным я дышу одним воздухом, в нас течет одна кровь, мы слеплены из одного теста».