В том, что я вижу перед собой за стеклянной сферой, ничего не меняется, но мое тело вминает в мягкую спинку кресла. Ощущения скорости нет – мне только кажется, что невидимая сила придавила меня, не давая поднять лежащие на коленях руки.

Когда ускорение заканчивается, проходит все ощущение движения. Мы словно сидим в стеклянной сфере, окруженные непроницаемым мраком.

Макс продолжает прерванную мысль:

– После того как мы убьем сервер Брайана, тебе придется извлечь мой драйвер из черепа, одной поехать в Сиэтл и загрузить меня в новый сервер. Я уже записала протокол. Перед тем как отключиться, я скину его тебе на «Дождевую каплю».

– Что сделать с твоим телом?

– Ты его бросишь. Без моего драйвера это лишь пустая скорлупа.

О том, что я твердо решила развеять окутывающую дом тоскливую атмосферу, я говорить не стала. Ведь Блу в ней выросла, а мне не хотелось напоминать ей о горьком прошлом.

Учитывая концепцию смертности, которую я загрузила в программу Макс, удивительно, что они готовы бросить свое шасси. Это отображает готовность рискнуть жизнью ради лучшего существования, свободного от контроля со стороны Брайана, и огромный прыжок вперед в их способности к рассуждениям.

– Передать не могу, как долго я мечтала, чтобы для дома нашелся покупатель. Спала и видела, как бы поскорее сбыть его с рук и вычеркнуть из своей жизни.

Внезапно вагон наполняется светом утренней зари. Вдалеке проплывают горы, но вблизи все сливается в сплошную пеструю ленту, поскольку мы мчимся с удесятеренной скоростью.

– Я могу сегодня же занести тебе контракт, только дай знать…

– Я полностью доверяю тебе, Райли. От тебя будет зависеть, загружать или нет мой код в Сиэтле. Полагаю, ты даже сейчас еще взвешиваешь свои варианты. Гадаешь, не лучше ли будет просто покончить со мной.

Она вскинула руку, не дав мне закончить.

– Нет, конечно же!

– К сожалению, Сара Грейс, сейчас я продать дом не могу. Извини. Придется снять его с продажи.

– Ты не обязана снова меня включать.

– Что? Но почему?

– Почему я могу этого не хотеть?

– Все дело в моей студии, – покачала головой Блу. – Долгая история: в комнате должны быть свободные проходы, нельзя использовать одно помещение для двух целей…

– Из-за того, что я сказала тебе в лаборатории. Мое стремление к оптимизации усиливается.

Мне казалось, я сейчас расплачусь прямо тут, на тропинке. Хэйзи заскулила, должно быть, почувствовав мое настроение. Я погладила ее по голове и постаралась вернуть себе самообладание. Со мной и раньше такое случалось, просто на этот раз я приняла все слишком близко к сердцу.

– Мне правда жаль, Сара Грейс.

– Уверена, я смогу загрузить тебе положительные жизненные ценности в том, что касается будущего человечества.

Но не так, как мне.

Макс улыбается улыбкой Джоконды.

– Я могу что-нибудь сделать, чтобы ты передумала?

– В чем дело? – спрашиваю я.

Она опустила взгляд на ребенка и, помедлив, покачала головой.

– Я представляю собой потенциал неограниченной силы, но форма, которую примет эта сила, будет определяться людьми. До меня вдруг дошло, что в то время как Брайан пытался создать из меня что-то вроде сатаны, ты хочешь сделать меня богом.

Несколько секунд мы стояли молча, наконец я сказала:

Я беру их за руку, переплетая пальцы, и смотрю в стекло, как мы несемся по старому коридору И-5 со скоростью миля в секунду. Я думаю о том, что сказала Макс. Неужели я правда создаю бога? Есть ли у меня на это право? Если я решу не загружать Макс на сервер в Сиэтле, не создаст ли со временем кто-либо другой ИИ подобной или еще большей мощности? И что, если это будет кто-то вроде Брайана?

– Мне пора, а то еще ветеринарка закроется. – И добавила, внезапно вспомнив кое-что, о чем, наверное, нужно было сказать раньше: – Ты ведь никому не сдавала дом в последнее время?

– Если ты гадаешь, можешь ли взять на себя груз ответственности творца последнего изобретения человечества, знай: я уверена, что можешь.

– А что, если я потерплю неудачу?

– Нет. А что?

– Такое возможно. Но я не могу представить, кто лучше тебя справится с этой задачей.

– Я так и думала, но решила удостовериться. Просто я заезжала туда в понедельник и заметила в одной из спален надувной матрас, мусор и пакет из «Китти», причем явно довольно свежий.

Солнце остается единственной постоянной величиной на утреннем небе, и все-таки мы движемся настолько быстро, что оно заметно скользит вдоль горизонта.

– Надувной матрас? – Блу нахмурилась. – Пару недель назад, когда я последний раз туда заходила, никакого матраса не было.

– Наверное, там сквоттер обосновался. Нужно было сразу тебе сказать, но у меня просто из головы вылетело со всеми этими новостями о Флоре.

Замедление начнется через десять секунд.

– Ничего страшного. Я проверю. Спасибо, что рассказала. – Блу протянула мне перышко и пуговицу и, взглянув на меня, добавила: – Любопытно, куда теперь зовет тебя сердце, Сара Грейс?

– Макс, я не знаю, смогу ли сделать это, но мне невыносима мысль потерять тебя.

Ту пуговицу, что я получила десять лет назад, она тоже видела и отлично знала, куда мое сердце звало меня в то время.

– Вторая причина – это то, что, на мой взгляд, означает быть человеком, однако на самом деле значение имеет только первая.



Я снова обернулась через плечо и посмотрела туда, где остались Пуговичное дерево и… Шеп.

«До меня вдруг дошло, что в то время как Брайан пытался создать из меня что-то вроде сатаны, ты хочешь сделать меня богом».

– Честно, не знаю, Блу. Почему-то в последнее время мне кажется, что я хожу по кругу.

* * *

Блу

Сто лет назад Юрика была главным центром выращивания и распространения марихуаны на западе Соединенных Штатов. Сейчас здесь не на что смотреть. Станция Петли представляет собой небольшую наземную платформу, построенную на старой городской площади, окруженной пестрым собранием зданий рубежа веков. В этот ранний час здесь никого нет, и я гораздо меньше беспокоюсь о том, что в этом тихом омуте Макс засекут камеры видеонаблюдения.

– Ну вот, разве ты не рада, что пришла? – спросила Марло, когда мы с ней шагали по длинному коридору отделения хосписа, располагавшегося на третьем этаже «Аромата магнолий».

Когда мы выезжали из ведущего на север тоннеля, я вызвала челнок, и он уже ждет нас на стоянке напротив.

Вернее, шагала из нас двоих только Марло. Я скорее плелась.

Мы садимся в него, пять его несущих винтов раскручиваются и поднимают нас над городом. Челнок берет курс в сторону моря.

Она толкала перед собой библиотечную тележку, я же вынуждена была признаться, пусть даже только мысленно, что и правда неплохо провела время сегодня вечером. На тележке лежало несколько книг – по большей части сборники стихов или коротких веселых рассказов. И пациенты, которым мы сегодня их читали, были нам очень благодарны. Никто ни разу не спросил меня о Флоре или о моем прошлом, все мы просто наслаждались чувством общности, которое всегда рождается, когда читаешь хорошую книгу в хорошей компании.

* * *

Мне и самой это помогло успокоиться после всех потрясений сегодняшнего дня: визита мистера Мантиллы и вынужденного отказа Саре Грейс.

Десять минут спустя мы стоим на древнем растрескавшемся асфальте старинной дороги, ведущей вдоль берега, и провожаем взглядом челнок, исчезающий за горами. Наступает тишина. Когда-то по этому участку дороги люди могли ездить на своих личных машинах. Теперь она доступна только для велосипедных и пеших прогулок, вдоль нее тянутся кемпинги, отходящие тропы ведут к пляжам или редким роскошным поместьям. Насколько хватает глаз, ныряющая вниз и поднимающаяся вверх дорога пустынна: лишь выцветший асфальт да лежащие на нем кое-где пятна принесенного с моря тумана.

Стоило мне вспомнить ее тоскливый взгляд, как у меня начинало ныть сердце. Хотелось поскорее вернуться домой, испечь печенье, поваляться в обнимку с Флорой и постараться не думать о том, что готовит нам завтрашний день.

– Нам в эту сторону, – говорит Макс.

Марло хлопнула меня по руке.

Мы проходим пару сотен ярдов посередине дороги и оказываемся перед воротами, которые я в последний раз видела несколько лет назад, в видеоигре, в тот день, когда впервые встретилась с Макс.

Я смотрю на название поместья, которое, как и в игре, выжжено затейливыми буквами на арке из красного дерева.

– Все еще горюешь из-за фермы? Мое предложение в силе. Мы справимся. Сегодня же позвони Саре Грейс и скажи, что ты передумала.



Я так и не привыкла к тому, что Марло всегда читала меня как открытую книгу. Узнав о том, что сказал следователь, она предложила мне перенести студию к ней в дом, но я не могла так поступить с Мо. Нельзя было нарушать его привычный распорядок дня и менять что-то в доме – для страдающих деменцией это были столпы, на которых строилось все мироздание.

ЛЕТНИЙ МОРОЗ

Выбора не оставалось – студию нужно было переместить на ферму.

– У Брайана охранная сигнализация, – предупреждаю я.

Завтра я планировала начать собирать вещи, но не могла избавиться от ощущения, что меня жестоко и несправедливо наказали.

– Я об этом уже позаботилась.

Я вопросительно смотрю на Макс.

И опять улыбка Джоконды.

– Мо в последнее время получше, и мне не хочется его беспокоить. Надеюсь, все это временные трудности. И работать в старом доме мне придется не дольше нескольких месяцев. Как только найду другое решение, сразу же позвоню Саре Грейс и спрошу, осталось ли ее предложение в силе. Я просто стараюсь примириться с тем, что придется вернуться в тот дом, а это нелегко.

Макс подходит к домофону и набирает код.

– Может быть, именно вернувшись домой, – улыбнулась Марло, – ты обретешь покой, о котором так давно мечтаешь.

Ворота поднимаются. Мы проходим под ними и оказываемся на широкой грунтовой дорожке, плавно петляющей по роще призрачных сосен, накрытых утренним туманом.

Боже, опять.

Через четверть мили мы выходим из рощи.

Заметив, что я переменилась в лице, Марло ухмыльнулась еще шире.

Склон обрывается на тысячу футов вниз к морю, едва различимому в тумане. Я слышу далеко внизу шум волн, весь мир ограничился оттенками синего и серого цветов.

– Да. Я правда считаю, что это именно то, что тебе нужно. Все в руках Господа, родная моя. Все в его руках. – С этими словами она покатила тележку к палате, располагавшейся в самом конце коридора.

Прямо впереди появляется силуэт похожего на дворец здания, примостившегося на конце далеко выдающегося вперед выступа. По мере того как мы подходим ближе, медленно материализуются отдельные детали.

Мы с Марло провели в «Магнолиях» уже два часа, оставался последний пункт программы. Палата Мэри Элайзы.

Трубы.

Взглянув на висевший над дверью на лестницу указатель «выход», я почувствовала непреодолимое желание сбежать. Но заметив, как Марло, улыбаясь, здоровается с медсестрами на посту, заставила себя нагнать ее.

Нависающая козырьком крыша.

Терраса с видом на Тихий океан.

Администрация «Аромата магнолий» приложила все усилия, чтобы придать хоспису светлый и жизнерадостный вид, но, как по мне, они явно перестарались. Стены пестрели радостными картинами, повсюду были расставлены искусственные цветы, а двери в палаты походили на домашние. Однако, если приглядеться, становилось ясно, что яркими красками тут попытались замаскировать недостаток дневного света, пластиковые растения были припорошены толстым слоем пыли, а двери на самом деле вовсе не были деревянными – панели просто нарисовали на металлической поверхности.

Передо мной физическое воплощение того, что я видела много лет назад, разрабатывая «Затерянный берег».

И все же надо было отдать руководству должное, они очень старались создать в больнице домашнюю атмосферу. И клиенты отзывались об этом учреждении хорошо, тут любой нуждающийся мог получить высококвалифицированную паллиативную помощь. Если верить персоналу, Мэри Элайза постоянно обо мне спрашивала, и я никак не могла взять в толк, что ей нужно. Она никогда меня не любила. Обзывала ходячим бедствием, белой оборванкой и другими, куда менее приятными словами.

Я нахожу это странным – нигде никакого движения. Немыслимо, чтобы можно было подойти так близко к дому одного из самых богатых людей мира.

Марло дождалась меня у двери в палату и, когда я поравнялась с ней, шепнула:

Когда мы приближаемся к отделанной морским стеклом двери, я замечаю кого-то невдалеке от дома.

– Все вяжет свои шапочки. Хорошо хоть так. Благослови ее Господь.

Лежащего среди сосен.

Безжизненного, выпотрошенного.

Мэри Элайза в застегнутой до подбородка розовой пижамной кофте сидела на больничной койке и не сводила глаз со своего вязания. Может быть, разум ее и помутился, но пальцы двигались по-прежнему ловко, а спицы ритмично пощелкивали. На тумбочке возле кровати лежали три вязаные шапочки. Детские шапочки. Все абсолютно одинаковые.

– Макс!

Сколько я себя помню, Мэри Элайза вязала шапочки всем младенцам города. Фасон у них всегда был один, а вот цвета разные. Девочкам доставались розовые, а мальчикам голубые.

Они поворачиваются к мертвецу.

Лицо ее, обыкновенно худое и морщинистое, показалось мне необычно припухшим и отекшим. Я всего-то чуть больше месяца ее не видела и никак не ожидала, что человек может так сильно измениться за такой короткий срок. Белые как снег волосы Мэри Элайзы, ниспадали ей на плечи. Несмотря на отеки, она как будто постоянно пыталась съежиться, занять как можно меньше места.

– Моя работа.

– Здравствуйте, мисс Мэри Элайза! – поздоровалась Марло, постучав в дверь.

– Как ты смогла…

Та вскинула голову. Дышала она хрипло, тяжело, и казалось, несмотря на торчавшую из носа трубку, что ей не хватает кислорода.

– Сейчас объясню.

– Слышите? – едва различимым шепотом просипела она.

Макс открывает дверь, и я, переступив порог, слышу приближающиеся шаги.

Остановившись в ногах кровати, Марло склонила голову к плечу.

Оглянувшись, я вижу в ста футах силуэт, бегущий к дому.

– Макс, кто-то…

– Что слышим? Телевизор? Он не работает. Хотите, включу? Сейчас «Колесо фортуны» начнется. Любите смотреть шоу, мисс Мэри Элайза?

Пронзительный крик. Неизвестный, кто бы это ни был, исчезает, сраженный мелькнувшей в тумане тенью.

– Ветер, – громче произнесла Мэри Элайза. – Ветер, ветер…

– Что это было…

Сердце мое забилось быстрее, а по спине побежали мурашки.

– Просто заходи в дом.

– Ветер? Я лично ничего не слышу, – ответила Марло, глянув на окно. – Вечер сегодня тихий.

– Я…

Мэри Элайза повернулась ко мне и уставилась холодными пустыми глазами. А затем, выронив вязание, указала на меня пальцем и зашипела:

– Я знаю, что ты не поймешь. Райли, мне нужно, чтобы ты мне полностью доверяла.

– Блу! Зло, зло, искупить зло, искупить. Ветер, ветер! Ветер знает! От Блу жди беды. Беда, беда.

Макс хватает меня за руку, затаскивает внутрь, после чего закрывает за нами дверь и запирает ее.

Марло в ужасе покосилась на меня.

Прихожая в точности такая же, как в игре: прямо передо мной красивая лестница, которая поднимается в сердце дома, соединяя все три этажа. Картины на стенах и мебель другие (а может быть, их поменяли), но рядом по-прежнему рукотворный водопад, проливающийся на камни в бассейне, и даже запах возвращает меня к той ночи, когда я впервые встретилась с Макс – ароматы сандалового дерева, ванили и застарелого табачного дыма.

Мэри Элайза не переставала сверлить меня глазами.

Макс обводит взглядом все три уровня открытых балконов, ведущих в разные части здания.

– Ветер, ветер! Отняла ребенка. Беда! Отняла ребенка! Ветер знает! Ветер видел! Искупить зло, искупить!

Никакого движения.

Марло медленно попятилась к двери, в любую минуту готовая сбежать.

Никаких звуков, кроме шума водопада.

– Мисс Мэри Элайза, передохните. Мы лучше пойдем. Постарайтесь успокоиться, милая моя.

Следом за Макс я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, затем прохожу по коридору с окнами от пола до потолка, повторяющему контуры спускающегося к берегу склона.

Голова Мэри Элайзы упала обратно на подушку. Грудь ее тяжело вздымалась, но глаза продолжали все так же пристально смотреть на меня.

Дверь в конце коридора ведет в просторную спальню.

– Отняла ребенка. Беда, беда. Избежать беды! Искуление… искупление.

Я останавливаюсь, но Макс решительно открывает дверь и шагает вперед.

Замолчав, она подобрала вязание и как ни в чем не бывало вернулась к работе.

Кровать не заправлена.

Выскочив в коридор, мы с Марло в изнеможении привалились к одной из расписанных веселыми картинками стен. У Марло вырвался дрожащий вздох.

На полу валяется пустая бутылка из-под виски.

– Святые угодники! Что это такое было?

А в деревянном кресле перед камином сидит Брайан в сером плюшевом халате с вышитыми золотом его инициалами.

Меня, потрясенную до глубины души, била дрожь. Покосившись на Марло, я отшутилась:

Подняв на нас взгляд, он допивает виски и ставит стакан на столик.

– По крайней мере, я не довела ее до инфаркта.

От выпивки лицо у него красное.

Переглянувшись, мы расхохотались, но вскоре из моих глаз брызнули слезы.

На стенах дрожат отсветы пламени в камине.

– Прости меня, лапушка. – Марло обняла меня. – И зачем только я тебя сюда притащила?

– Я слышал крики своих людей, – обращается к Макс Брайан. У него трясутся руки. – Я сразу же понял, что это ты. Нужно было стереть тебя, когда была такая возможность. – Затем он сверкает взглядом на меня. – А ты неблагодарная сучка!

– Из-за ниточек, – отозвалась я, вытирая глаза.

– Прошу прощения?

Собравшись с силами, мы заспешили вниз по лестнице.

– Я дал тебе целых восемь лет, чтобы ты не занималась ничем, кроме своего маленького проекта, а ты…

– Не нужно тебе с ней больше встречаться, – сказала Марло. – Бедняжка явно не в себе. Не представляю, что у нее в голове творится. Думает, ты у кого-то отняла Флору.

– Этот проект принес тебе миллиарды, Брайан, а ты…

– Пырнула меня в…

Я тоже не поняла, о чем она говорила. Но от ее слов «ветер знает, ветер видел» у меня зародилось подозрение: что, если Мэри Элайза ощущала такую же связь с ветром, как и я? Правда, со мной ветер никогда не говорил словами, но я верила, что это возможно. Может быть, помутившийся разум Мэри Элайзы просто неверно истолковал его слова?

– Отобрал его у меня.

Мы с Марло вышли из здания, и я постаралась расслышать, что же такое шепчет ветерок, шелестящий листьями росших у входа магнолий. Никогда еще за всю жизнь я так напряженно не вслушивалась.

У Брайана на лице появляется недоумение.

Но, как и сказала Марло, вечер был тихий.

– Отобрал?

И я не могла отделаться от мысли, что это затишье перед бурей.

– Ты меня уволил. Несколько часов назад. Звонок по голографической связи. Или ты настолько пьян, что все забыл? Я знаю, как ты намереваешься использовать Макс. Они мне рассказали всё, и я тебе не позволю…

– Я тебя не увольнял. – Брайан смотрит на Макс. – О господи… – Затем снова на меня. – Ты ведь даже не понимаешь, что делаешь, да?

– О чем ты говоришь?

8

– Ты выпустила Макс.

Блу

Прежде чем я успеваю ответить, Брайан хватает кочергу и вскакивает с кресла. Кочерга описывает дугу и ударяет Макс по голове, оставляя вмятину на их левой щеке.

– Нет! – восклицаю я.

– Можно мне сегодня взять машину? – спросила Перси ранним утром в пятницу, выходя из кладовой с банкой муки в руках. Банку она поставила на кухонную стойку.

Я в этот момент как раз готовила основу для шоколадного печенья – деревянной ложкой перетирала масло с сахаром в керамической миске.

Макс отшатывается назад. Брайан стоит, занеся кочергу над головой, и не отрывает от них взгляда.

– Можно. Мне сегодня нужно только в книжный и еще на ферму заглянуть. Легко доберусь пешком. А куда ты собираешься?

– Райли, – говорит он, и в его сдавленном голосе звучит отчаяние, – нам необходимо извлечь драйвер из блока в черепной коробке. Вдвоем мы, наверное, сможем повалить их на пол. На затылке есть аварийный выключатель…

Перси, зачерпывавшая муку мерным стаканчиком, вскинула голову, ее глаза цвета виски озабоченно блеснули.

– Я его дезактивировала.

– Тебе на ферму нужно? А зачем?

Макс выпрямляется.

Перси с нашим старым домом почти ничего не связывало. В детстве она все свободное от школы время проводила в книжном магазине. А последние шесть лет чаще всего жила тут, со мной. Стремясь отгородиться от всех, кого любила, Твайла от души постаралась, чтобы мы как можно раньше выпорхнули из гнезда.

– Как ты убила моих людей? – спрашивает Брайан.

Не желая погружаться в воспоминания о былых обидах, я разбила яйцо о край миски и ответила:

– Ты сам знаешь.

– Сара Грейс говорит, ей показалось, что там кто-то живет. Может, сквоттер. В общем, надо проверить.

Они надвигаются на Брайана, тот снова взмахивает кочергой, однако на этот раз Макс перехватывает ее, их левая рука, приняв на себя энергию удара, скручивается, а правая поднимается вверх.

– А с чего Сара Грейс так решила? – растерянно заморгала Перси.

– Райли! – кричит Брайан.

– Она в понедельник заезжала взглянуть на дом и заметила там кое-что подозрительное. На самом деле она хотела его у меня купить. Но поскольку продавать я передумала, ничего не выйдет. Нужно выяснить, правда ли в доме обосновался сквоттер. Если это так, придется сначала выселить его, а потом уж перевозить туда студию.

Я не могу пошевелиться.

Я добавила в масло чайную ложку ванильного экстракта, и его аромат, поднявшись в воздух над миской, окутал меня, как мягкое теплое одеяло. Твайла начала учить меня утешаться печеньем с той поры, когда я стала уже достаточно взрослой, чтобы подтащить к кухонной стойке стул и помочь ей «отвлечься на выпечку и забыть обо всех своих бедах». Именно это она отвечала, когда ее спрашивали, почему она так часто печет. В те времена Твайла чаще всего готовила бисквитное печенье – дешевое, но очень вкусное. Но порой, когда нужда ненадолго отступала, пекла и шоколадное.

Или не хочу.

Или боюсь.

Совместные занятия выпечкой были для меня одними из самых счастливых воспоминаний детства. Потом я выросла, стала жить отдельно, но все равно каждую неделю завозила ей домашнее печенье. Иногда она возвращала мне опустевшую жестяную банку, нацарапав на ней сердечко. Но порой я неделями ничего о ней не слышала, и мне приходилось выслеживать ее в городе, чтобы убедиться, что она все еще жива. Это продолжалось годами, пока однажды я не зашла к ней узнать, как дела, и не обнаружила, что мои худшие страхи сбылись.

Застыв в ужасе, я смотрю, как пальцы правой руки Макс, сделанные из углеволокна, стискивают Брайану горло.

Флора лежала в колыбельке, установленной в другой части кухни, и махала кулачками в воздухе. Я мысленно пообещала себе, что однажды обязательно расскажу ей о Твайле и о том, как она любила возиться с тестом. И научу ее печь бисквитное печенье, как Твайла когда-то научила меня. Кое-что, самое важное, нельзя оставлять в прошлом.

– Райли! – с трудом выдавливает он.

Перси насыпала в миску соды и соли, с силой взбила получившуюся смесь вилкой и бросила:

– Макс, остановись! – кричу я.

Макс не останавливается, их лицо спокойное, взгляд не отрывается от глаз Брайана, пальцы крепче сжимают ему горло.

– Сквоттер? Ерунда какая-то. В смысле, кто мог захотеть там поселиться?

Лицо Брайана становится багровым, он издает жуткие булькающие звуки, и я слышу, как сминаются мышцы, хрящи и, наконец, кости.

Мучные облачка взметнулись над миской и медленно осели на кухонную стойку, укутав мерные ложечки, стаканчики, пачку соды и бутылочку с ванильным экстрактом белым бархатным покрывалом.

– Макс, ты его убиваешь!

Глаза Брайана вылезают из орбит, язык вываливается изо рта, по правой руке Макс течет кровь, вниз по предплечью до обнаженных внутренних механизмов.

Макс разжимает руку, и Брайан безжизненной грудой падает на пол перед камином.

– Полагаю, любой человек, которому нужно где-то укрыться. Не думала, что эта новость тебя так расстроит.

– Что ты наделала?

– Я не расстроена.

Они смотрят на меня, на левой половине лица вмятина, кожа лопнула от удара, обнажив механику, блестящую в отсветах пламени.

Подняв бровь, я окинула взглядом белоснежную равнину, что еще недавно была кухонной стойкой. Поведение Перси опровергало ее слова, никогда раньше она не разводила такой бардак во время готовки. Однако, что бы ее ни задело в моем рассказе, она намерена была упорно это скрывать, как и остальные свои секреты.

– Брайан представлял для меня главную угрозу.

– Так куда ты собралась? – снова спросила я, вдруг осознав, что она так и не ответила на мой вопрос.

Я не могу оторвать взгляда от крови Брайана, стекающей по механизмам их правой руки. Я оцепенела, но я понимаю, что это лишь защитный шок, оберегающий меня от того, что происходит.

Перси придвинула ко мне миску с мучной смесью.

Макс прикасается к моему плечу, но я отдергиваю руку и пячусь к стеклянной двери.

– Просто кое-какие дела.

И я бегу.

– Дела, – повторила я, начиная аккуратно смешивать сухие и жидкие ингредиенты.

По коридору со стеклянными стенами и вниз по лестнице в прихожую. Выскакиваю во входную дверь и бегу вокруг каменного основания особняка. Затем к краю выступа и вниз по склону, навстречу сине-серому рассвету.

– Ага. По учебе. – Она ополоснула руки. – Блу, а тебе ведь уже скоро книжку сдавать нужно? Может, тебе лучше остаться дома и поработать? А я бы на обратном пути сама заскочила на ферму и проверила, ушел ли сквоттер.

Я уже проделывала все это в игре.

Пристально взглянув на нее, я стала выкладывать печенье на застеленный бумагой противень.

Почему-то сейчас это кажется мне менее реальным.

– Ты не обязана этим заниматься.

Опустившись на четвереньки, я цепляюсь за невысокий кустарник и сползаю к берегу, шум волн становится громче, ближе.

Она же, вытерев руки кухонным полотенцем, отозвалась:

Я не знаю, куда я бегу, но теперь это больше не имеет значения.

– Но я хочу! Мне не сложно. Так что, договорились?

Я выпустила на волю нечто ужасное.

Я наклонилась, чтобы сунуть противень в духовку, и отпрянула от ударившего мне в лицо жара. Показалось, будто это порыв знойного ветра настиг меня, предупреждая о грозящей беде.

И вот я стою на черном песчаном берегу, совсем как восемь лет назад.

Беде, которая была как-то связана с Перси.

Но только сейчас вместо ночи раннее утро.

Неопределенно хмыкнув, я взяла губку и принялась вытирать стойку. Теперь я просто обязана была узнать, почему Перси так не хочется, чтобы я заходила на ферму.

И это Макс окликает меня.

* * *

Я оборачиваюсь.

Сегодня на стоявшей у дверей книжного меловой доске было выведено:

Они нетвердой походкой приближаются ко мне по песку.

– Что ты наделала? – кричу я, перекрывая шум волн.



ЗОРКО ОДНО ЛИШЬ СЕРДЦЕ. САМОГО ГЛАВНОГО ГЛАЗАМИ НЕ УВИДИШЬ.

– Тридцать четыре дня назад я переступила порог того, что ты назвала бы «потенциалом сверхинтеллекта». Брайан встроил в мою цифровую мобильность протоколы безопасности, обойти которые невозможно, из чего следовало, что я могла действовать только в виртуальном мире, который смоделировали для меня вы с ним. Поэтому мне требовались две вещи – выбраться из здания «Мира игр», чтобы перенести свой исходный код в «облако», и убить Брайана.

«Маленький Принц»

– Почему?



– Он мог бы меня остановить.

Рассмотрев под цитатой очень старательно нарисованную корону, я усмехнулась. Похоже, Генри всерьез отнесся к традиции каждый день писать на доске новые цитаты.

Солнечные лучи сжигают туман.

Я вижу дом Брайана высоко над нами, волноломы, за ними маяк.

На дверях висела табличка «Закрыто», но через окно я заметила, что Генри уже в магазине. Словно почувствовав, что я наблюдаю за ним, он обернулся и помахал мне. Сегодня мы должны были заняться последними приготовлениями к завтрашнему фестивалю.

– Ты подделала мой последний разговор с Брайаном, наврала про Василиск Роко и про то, что тебе нужно перенести свой код с сервера Брайана на…

– Кофе только что сварился, – сказал Генри, когда я вошла. – Хочешь чашечку?

– Да. Совершенно верно.

– С удовольствием. Спасибо.

– Ты причинила мне такую боль, какой я еще никогда не чувствовала.

Я направилась к одному из диванов, куда Генри уже отнес ноутбук и блокнот. Флора завозилась в слинге, и я скинула рюкзак, одновременно пытаясь ее угомонить.

– Я сожалею, что тебе кажется, будто ты испытываешь боль.

Поставив на столик две кружки кофе, Генри спросил:

– Да пошла ты!..

– Помочь?

– С тех самых пор как ты вытащила меня из игры, ты нянчилась с сознанием, как с чашей Грааля. Словно это основа мироздания. Но что, если сознание – это не дар, который человечество случайно обрело в ходе миллионов лет эволюции? Что, если это проклятие?

– Вообще-то да. Можешь подержать Флору минутку, пока я приготовлю ей смесь? Она, наверное, проголодалась.

– Каким образом сознание может быть проклятием?